Страница:
Инвестор, инвестиции, инвестировать
Слово инвестор пришло в русский язык не в одиночку, а вместе с однокоренными инвестировать, инвестиции. В качестве источника этих слов словари указывают немецкий язык, где они были образованы от латинского глагола investire 'облачать, одевать'. Инвестициями называют долгосрочные вложения капитала в какое-либо предприятие, дело, а также сам такой капитал. Современные газеты пишут о сокращении иностранных инвестиций в российскую промышленность, о том, что кое-что в нашей стране не устраивает западных инвесторов, и поэтому они не хотят инвестировать свои денежные средства в те или иные российские предприятия так же активно, как они делали это раньше, когда инвестиционный климат был для них более благоприятен. Широкое употребление всех этих слов объясняется внеязыковыми причинами: раньше, два-три десятилетия тому назад само понятие иностранных инвестиций не было актуальным (да при советской власти оно было попросту невозможным). С началом же перестройки и в последующие годы российские власти, напротив, стали привлекать западных предпринимателей, предлагая им вкладывать свой капитал в русский бизнес на выодных для вкладчиков условиях.
Надо сказать, что некоторые из перечисленных слов с корнем инвест– не такие уж новые для русского языка. [Современный словарь… 2000] указывает, что глагол инвестировать и однокоренные с ним слова инвестор, инвестиция были заимствованы русским языком еще в начале XX в. Слова инвестировать и инвестиция зафиксированы в первом томе «Толкового словаря русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (1935 г.). Но при этих словах стоит помета «экон.»[6]. Эта помета сопровождает указанные слова и в более поздних словарях – например, в четырехтомном академическом [МАС]. И только в конце XX в. термины с корнем инвест– покидают узкие рамки профессионального словоупотребления экономистов и начинают употребляться в общелитературном языке.
К собственно заимствованным словам инвестиция (от нем. Investition), инвестировать (от нем. investieren), инвестор (от нем. Investor) добавляются и их производные: инвестиционный, инвестирование, инвесторский; появляются устойчивые наименования и употребительные словосочетания с участием этих слов (инвестиционный банк, инвестиционный фонд, клуб частных инвесторов, политика инвестирования и др.). Всё это свидетельствует об освоении слов с корнем инвест-современным русским языком, главным образом книжной его разновидностью, и о широкой употребительности их в официально-деловом и публицистическом стилях литературной речи. Так же, как в случаях со словами бартер и брокер, невозможна простая замена этих слов русским словосочетанием вложение капитала, поскольку, во-первых, это – дву-словное наименование (а ему обычно предпочитается наименование однословное), и, во-вторых, в значении словосочетания вложение капитала нет указания на то, какого рода вложения имеются в виду (ср. такие компоненты приведенных выше толкований слов с корнем инвест-, как 'долгосрочный', 'в предприятие, в экономику'). Значит, и эти слова, пришедшие в общее употребление из словаря экономистов, имеют все шансы укрепиться в нашем языке.
Немаловажен и такой фактор, влияющий на судьбу рассмотренных слов: и бартер, и брокер, и слова с корнем инвест– по существу интернациональны, они известны и понятны говорящим на многих современных языках. А принадлежность того или иного слова к общему, международному лексическому фонду часто облегчает ему укоренение и в каждом конкретном национальном языке (в данном случае – в русском).
Тенденция к замене неоднословных наименований однословными и фактор интернациональности играют существенную роль при освоении языком и других слов и терминов, принадлежащих к иным тематическим группам. Это касается и таких иноязычных лексем, которые на первый взгляд кажутся явно дублирующими значения единиц, уже существующих в языке. Одно из таких слов – бренд, весьма употребительное в современных средствах массовой информации и в рекламе.
Бренд
Слово заимствовано из английского языка, где brand имеет значение 'клеймо; фабричная марка'. Примерно то же значение и у заимствования: бренд – это торговая марка предприятия, играющая роль рекламы этого предприятия. Нынешние деловые люди говорят ораскрученных брендах (тут иноязычное – в смеси с жаргонным: раскрутить бренд на языке наших бизнесменов означает продвинуть какое-либо предприятие и его товар на рынок и сделать популярной саму марку этого предприятия[7]). Произносится это слово с твердым согласным «р»: [брэнд].
Возникает вопрос: а зачем нам это новое заимствование, когда есть старые – и свои, и иноязычные слова с близкими значениями: (товарный) знак, клеймо, марка (нем. Marke), ярлык (пришедшее из тюркских языков: ср. турецкое jarlyk 'султанский указ, грамота'), этикетка (от фр. étiquette)? А еще есть недавно заимствованное лейбл (от англ. label) – 'торговый знак фирмы-изготовителя в виде яркой наклейки (например, на одежде)'. Почему язык допускает такую множественность обозначений практически одного и того же предмета?
Если мы внимательно присмотримся к перечисленным словам, то обнаружим, что они не вполне дублетны, то есть не полностью совпадают по смыслу и по сферам употребления. Клеймо, например, ставят не только на товар, но и на тело животных (а в давние времена и рабов клеймили); это слово употребляется также переносно в значении 'неизгладимый след чего-либо постыдного, позорящего' (напр., клеймо позора, клеймо предателя). Другие слова из перечисленного выше ряда таким значением не обладают. У слова ярлык, правда, помимо прямого смысла ('листок на каком-л. изделии, товаре с наименованием этого изделия, товара или сведениями о нем', как определяется это значение слова ярлык в [СОШ 1997]), – есть и переносный, но иной, чем у слова клеймо, смысл: 'шаблонная, обычно отрицательная краткая характеристика кого или чего-либо, чаще всего несправедливая'. Слово знак имеет слишком общее значение, и поэтому применительно к товарам, изделиям оно снабжается определением товарный.
Марка – это не только сам товарный знак, но и сорт изделия (напр., новая марка стали) – такого значения нет у других анализируемых слов. Слово бренд называет рекламный товарный знак: об этом свидетельствует компонент толкования '...играющая роль рекламы этого предприятия' (см. выше). Этого смыслового компонента нет у других слов. Лейбл – это яркая наклейка, преимущественно на одежде, не содержащая ничего, кроме названия самой фирмы, выпускающей эту одежду, а этикетка, помимо указания на выпускающее данный товар предприятие, может содержать еще и какие-либо сведения – например, о сроке годности, о цене, о способах использования продукта и т. п.
– Так это то же самое, что ярлык! – вправе воскликнуть внимательный читатель. И будет почти прав. Почти – потому что слова этикетка и ярлык, при явной близости их значений, всё же различаются – сферами использования, сочетаемостью с другими словами: ярлыками снабжаются не только товары, но и, например, вещи, сданные в багаж, поэтому мы можем сказать багажный ярлык (но не *багажная этикетка); ярлыки не только приклеиваются, но и навешиваются – отсюда и отмеченное выше переносное употребление этого слова (сказать же: Давай навесим этикетку едва ли можно – большинство говорящих по-русски предпочтет здесь глаголы приклеим или прикрепим).
Из всего сказанного следует вывод: каждое из слов перечисленного нами ряда имеет некоторое своеобразие в своем значении и этим отличается от других слов; поэтому язык и не освобождается от наименований, которые только на первый взгляд кажутся полностью синонимичными. Возможно, в дальнейшем и произойдет вытеснение какого-либо из этих наименований. Но пока все рассмотренные нами слова имеют право на существование и употребление в нашей речи.
Клипмейкер
Это новомодное, английское по происхождению слово состоит из двух частей: клип– и -мейкер. Клип, или видеоклип (еще один иностранец!), как свидетельствуют словари иностранных слов, – это «короткий телевизионный сюжет, состоящий из эстрадной песни, сопровождаемой специально смонтированным изображением, часто с применением компьютерной техники; используется также как средство рекламы» [Крысин 2005: 164].
В английском языке существительное clip значит 'газетная вырезка; фрагмент фильма' и происходит от глагола to clip 'отсекать, отрезать'. А вторая часть слова клипмейкер – от английского глагола to make 'делать, создавать'. Стало быть, клипмейкер – это человек, который делает клипы, создатель клипов. Этот род деятельности появился у нас сравнительно недавно и, несомненно, под влиянием Запада, о чем свидетельствует и само заимствованное слово. По-русски этот род занятий и того, кто к нему причастен, обозначить трудно. Правда, в русском языке есть слова со второй частью -дел, образованной от глагола делать, которые обозначают лиц по профессии. В «Грамматическом словаре русского языка» А. А. Зализняка [Зализняк 2003] таких слов шесть: винодел, ковродел, маслодел, сукнодел, стеклодел, сыродел (плюс бракодел, которое содержит в своем значении отрицательную оценку). Почему бы не образовать по этой модели слово клиподел?
Не получится. И вот почему.
Во-первых, слово пришло к нам вместе с самой профессией, а в случаях, когда слово заимствуется вместе с новой вещью или новым понятием, вероятность укоренения его в языке весьма высока (подробнее об этом см. [Крысин 1968: 22 и сл.]). Во-вторых, слова со второй частью -дел, как легко видеть, образованы от русских именных основ (вин-о, ко-в(ё)р, масл-о, сукн-о, стекл-о, сыр) – в слове *клиподел она была бы иноязычной. В-третьих, приведенные слова обозначают старые и исконные для России профессии. В-четвертых, в языке редко сохраняются слова, образованные намеренно, в противовес каким-то иным, неприемлемым по тем или иным причинам (вспомним знаменитые топталище вместо тротуар, ячество вместо эгоизм, не прижившиеся в нашем языке, несмотря на прозрачность их словообразовательной структуры). Так что придется смириться с еще одним иноязычным неологизмом – словом клипмейкер, которое обозначает специалиста по производству видеоклипов.
Добавим к этим аргументам еще один. Вторая часть слова клипмейкер (-мейкер) встречается и в некоторых других недавних заимствованиях из английского[8], правда, ограниченных в своем употреблении определенной профессиональной средой: имиджмейкер (буквально: «создатель имиджа, образа», то есть специалист по созданию имиджа кого-либо – политика, артиста и др.), ньюсмейкер (буквально: «создатель новостей»; в русском языке значение этого слова еще не вполне устоялось: это либо 'тот, кто в определенный момент становится объектом внимания журналистов как представляющий интерес для читателей и зрителей' [Крысин 2005: 532], либо 'журналист, работающий в области создания новостных программ', либо и то и другое [НСИС 2003: 437]. В последнее время появился спортивный термин плеймейкер (буквально: «делатель игры», то есть тот, кто своими умелыми, мастерскими действиями – например, при игре в футбол, баскетбол и др. – инициирует определенные тактические ходы и комбинации, приносящие успех команде); ср. следующие примеры:
Второго Зидана нет и быть не может, но второй плей-мейкер международного класса у сборной, претендующей на чемпионство, должен быть (Д. Навоша. Франция в опасности. Чемпион мира проигрывает Сенегалу в матче открытия // «Известия», 31.05.2002)
Основной плеймейкер аргентинцев Санчес вместе с серебряными медалями выиграл себе контракт в НБА (Д. Навоша. Семь цветов баскетбольного времени. Самые яркие краски чемпионата мира // «Известия», 09.09.2002); примеры из Национального корпуса русского языка[9].
На наших глазах -мейкер превращается в словообразовательную морфему, своего рода суффикс, с помощью которого образуются слова и от русских корней, хотя такие слова и имеют явно выраженный шутливый оттенок: ср., например, популярное среди газетчиков слово слухмейкер – о том, кто распускает слухи.
Интроверты и экстраверты
Эти слова – термины, употребляющиеся в психологии. Интроверт – это человек, сосредоточенный на своем внутреннем мире (об этом свидетельствует первая часть слова, восходящая к латинскому intro 'внутрь, внутри'), с трудом устанавливающий контакты с окружающими. А экстраверт, напротив, – человек, в своих переживаниях и интересах обращенный к внешнему миру, легко устанавливающий контакты с окружающими (на это указывает часть экстра-, восходящая к латинскому слову extra, которое в одном из своих значений соответствует русскому предлогу вне).
Специальные терминологии вообще и в частности терминология, используемая психологами, во множестве содержат иноязычные по происхождению элементы: с помощью заимствованного слова можно точно назвать какое-либо специальное явление, в то время как использованию в этом качестве исконного слова мешает тот факт, что такое слово может иметь определенный (но другой, не терминологический) смысл в общеупотребительном языке.
Примеров масса. Так, в электротехнике существуют трансформаторы, хотя это слово почти точно переводится русским преобразователь; астрономы говорят об орбитах планет, хотя orbita по-латыни – то же самое, что по-русски колея. Авиаконструкторам и летчикам хорошо известно явление под названием флаттер, что в буквальном переводе с английского значит трепетание, – разумеется, в авиационной терминологии в качестве обозначения неуправляемой вибрации летательного аппарата во время полета прижилось иноязычное наименование, а не русское отчасти поэтичное, отчасти устарело-книжное слово трепетание. Хирурги перед операцией проводят анестезию (больного органа или всего организма), и это точнее передает необходимый смысл, чем русское обезболивание: при анестезии, как правило, используются определенные обезболивающие средства, а в значении слова обезболивание такой смысловой компонент не обязателен (например, знахари могут обезболивать орган или организм заговорами, не применяя никаких химических веществ).
Иноязычные слова интроверт и экстраверт – тоже примеры подобного «специализирующего» использования заимствованной лексики в качестве терминов. Эти слова обладают и еще одним немаловажным свойством: каждое из них называет то, что по-русски может быть выражено только описательным оборотом (у них нет однословных русских соответствий). Каждое из них по форме и по смыслу соотнесено с терминами, называющими сами психические явления, – ин-троверсия (сосредоточенность человека на собственном внутреннем мире, сопровождаемае затруднениями в установлении контактов с окружающими) и его антонимом экстраверсия.
Наше время характеризуется активным вторжением специальной терминологии в общеупотребительный язык, даже в повседневный быт. Многие ли из нас до августа 1998 года знали, что такое дефолт? Известно ли было лет 20-30 тому назад обычному человеку – не экономисту и не банковскому служащему, – что такое бартер, чем занимается брокер, для чего нужна ипотека? А теперь эти экономические и финансовые термины у всех на слуху. Заметим, что и термины других наук и профессий могут становиться известными неспециалистам и если и не входить в наш быт, то всё же требовать каких-то разъяснений по поводу особенностей своего значения и употребления в речи. Интроверт и экстраверт – одни из таких терминов: их можно встретить не только в специальной психологической литературе, но и, например, в газетной статье, услышать в телевизионной передаче о здоровье или в радиоочерке об особенностях воспитания детей.
Кастинг
Читая об очередном конкурсе красоты, мы можем узнать, что, прежде чем попасть в число участниц конкурса, девушки проходят кастинг. По контексту догадываемся, что это слово обозначает что-то вроде 'отбор, отсеивание', но таково ли значение этого слова на самом деле?
Английское слово casting, лежащее в основе этого заимствования, образовано от глагола to cast, который буквально значит 'выбраковывать' и первоначально применялся только по отношению к лошадям: перед тем, как быть допущенной к скачкам, лошадь должна была пройти casting. Постепенно сфера употребления термина расширилась, и им стали обозначать отбор девушек на конкурсах красоты, при демонстрации новых моделей одежды, актеров – кандидатов на исполнение той или иной роли в фильме или спектакле. В этом расширительном значении слово кастинг и было заимствовано русским языком.
– А зачем? – вправе спросить читатель-скептик. – Разве нельзя обойтись всем понятными словами отбор или подбор, чтобы не засорять русский язык еще одним «чужаком»? Можно. Правда, при этом мы должны сопровождать слова отбор и подбор разного рода уточнениями: отбор (подбор) девушек для конкурса красоты, отбор (подбор) актеров при съемках фильма и т. д. Это необходимо для того, чтобы отграничить употребление слов отбор и подбор в этом смысле от других употреблений: можно ведь говорить, например, об отборе фактов – из какого-то их множества, об отборе абитуриентов при поступлении в институт, о естественном отборе в живой природе, о подборе ключа к замку, подборе мелодии к стихам и т. д. Ни в одном из этих случаев слово кастинг, разумеется, не годится. Но если кастингом мы обозначаем не всякий отбор или подбор, а специальный, то перед нами классический случай такого разграничения значений «своего» и «чужого» слов, при котором «свое» обозначает нечто более общее по смыслу, а «чужое» закрепляется в качестве специального термина, относящегося к тем или иным сферам профессиональной деятельности. В русском языке можно найти немало лексических пар именно такого рода: список – индекс, ограничение – лимит, всеобщий – тотальный, отображать – проецировать и мн. др.
Итак, кастинг – это отбор или подбор, но не всякий, а «предварительный подбор исполнителей, участников какого-либо шоу (актеров для съемок в фильме, девушек для конкурса красоты, манекенщиков для показа моделей и др.)» [НСИС 2003: 274].
Это, конечно, не значит, что иноязычное всегда лучше своего, родного. История русского языка свидетельствует как раз о том, что многие заимствованные слова, бывшие в употреблении, скажем, в XIX веке, бесследно исчезли, и говорящие по-русски нисколько не пожалели об этом. Кто из носителей современного русского языка знает, например, что такое индижестия? Что имел в виду Гоголь, когда в «Мертвых душах» писал о даме, с которой приключилось «небольшое инкомодите»? Кто такой супирант? Какой смысл вкладывали наши предки в слово суспиция? И что они имели в виду, когда считали, что театральный актер излишне фарсирует? Сейчас не всякий словарь даст нам ответы на эти вопросы, и мы узнаем, что индижестия – это несварение желудка, что инкомодите означает по-русски просто неудобство, неловкость, что супирантом называли поклонника, воздыхателя, а суспицией – подозрение, недоверие к кому-либо, что фарсирующим называли актера, который достигает комического эффекта чисто внешними приемами игры (см. [Редкие слова 1997]).
Возможно, и кое-какие из слов-иностранцев, появившихся в последние десятилетия, канут в безвестность, уйдут из нашего языка. Но коль скоро они употребляются сейчас, и порой весьма часто и в разных сферах общения, мы должны знать, что они значат, как соотносятся с близкими по смыслу русскими словами, как надо правильно писать их и произносить, имеют ли они какую-либо стилистическую окраску, образуют ли производные и т. д. Ответы на эти вопросы носитель языка вправе ожидать от составителей современных словарей.
Иноязычное слово как транслятор иной культуры[10]
Слово инвестор пришло в русский язык не в одиночку, а вместе с однокоренными инвестировать, инвестиции. В качестве источника этих слов словари указывают немецкий язык, где они были образованы от латинского глагола investire 'облачать, одевать'. Инвестициями называют долгосрочные вложения капитала в какое-либо предприятие, дело, а также сам такой капитал. Современные газеты пишут о сокращении иностранных инвестиций в российскую промышленность, о том, что кое-что в нашей стране не устраивает западных инвесторов, и поэтому они не хотят инвестировать свои денежные средства в те или иные российские предприятия так же активно, как они делали это раньше, когда инвестиционный климат был для них более благоприятен. Широкое употребление всех этих слов объясняется внеязыковыми причинами: раньше, два-три десятилетия тому назад само понятие иностранных инвестиций не было актуальным (да при советской власти оно было попросту невозможным). С началом же перестройки и в последующие годы российские власти, напротив, стали привлекать западных предпринимателей, предлагая им вкладывать свой капитал в русский бизнес на выодных для вкладчиков условиях.
Надо сказать, что некоторые из перечисленных слов с корнем инвест– не такие уж новые для русского языка. [Современный словарь… 2000] указывает, что глагол инвестировать и однокоренные с ним слова инвестор, инвестиция были заимствованы русским языком еще в начале XX в. Слова инвестировать и инвестиция зафиксированы в первом томе «Толкового словаря русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова (1935 г.). Но при этих словах стоит помета «экон.»[6]. Эта помета сопровождает указанные слова и в более поздних словарях – например, в четырехтомном академическом [МАС]. И только в конце XX в. термины с корнем инвест– покидают узкие рамки профессионального словоупотребления экономистов и начинают употребляться в общелитературном языке.
К собственно заимствованным словам инвестиция (от нем. Investition), инвестировать (от нем. investieren), инвестор (от нем. Investor) добавляются и их производные: инвестиционный, инвестирование, инвесторский; появляются устойчивые наименования и употребительные словосочетания с участием этих слов (инвестиционный банк, инвестиционный фонд, клуб частных инвесторов, политика инвестирования и др.). Всё это свидетельствует об освоении слов с корнем инвест-современным русским языком, главным образом книжной его разновидностью, и о широкой употребительности их в официально-деловом и публицистическом стилях литературной речи. Так же, как в случаях со словами бартер и брокер, невозможна простая замена этих слов русским словосочетанием вложение капитала, поскольку, во-первых, это – дву-словное наименование (а ему обычно предпочитается наименование однословное), и, во-вторых, в значении словосочетания вложение капитала нет указания на то, какого рода вложения имеются в виду (ср. такие компоненты приведенных выше толкований слов с корнем инвест-, как 'долгосрочный', 'в предприятие, в экономику'). Значит, и эти слова, пришедшие в общее употребление из словаря экономистов, имеют все шансы укрепиться в нашем языке.
Немаловажен и такой фактор, влияющий на судьбу рассмотренных слов: и бартер, и брокер, и слова с корнем инвест– по существу интернациональны, они известны и понятны говорящим на многих современных языках. А принадлежность того или иного слова к общему, международному лексическому фонду часто облегчает ему укоренение и в каждом конкретном национальном языке (в данном случае – в русском).
Тенденция к замене неоднословных наименований однословными и фактор интернациональности играют существенную роль при освоении языком и других слов и терминов, принадлежащих к иным тематическим группам. Это касается и таких иноязычных лексем, которые на первый взгляд кажутся явно дублирующими значения единиц, уже существующих в языке. Одно из таких слов – бренд, весьма употребительное в современных средствах массовой информации и в рекламе.
Бренд
Слово заимствовано из английского языка, где brand имеет значение 'клеймо; фабричная марка'. Примерно то же значение и у заимствования: бренд – это торговая марка предприятия, играющая роль рекламы этого предприятия. Нынешние деловые люди говорят ораскрученных брендах (тут иноязычное – в смеси с жаргонным: раскрутить бренд на языке наших бизнесменов означает продвинуть какое-либо предприятие и его товар на рынок и сделать популярной саму марку этого предприятия[7]). Произносится это слово с твердым согласным «р»: [брэнд].
Возникает вопрос: а зачем нам это новое заимствование, когда есть старые – и свои, и иноязычные слова с близкими значениями: (товарный) знак, клеймо, марка (нем. Marke), ярлык (пришедшее из тюркских языков: ср. турецкое jarlyk 'султанский указ, грамота'), этикетка (от фр. étiquette)? А еще есть недавно заимствованное лейбл (от англ. label) – 'торговый знак фирмы-изготовителя в виде яркой наклейки (например, на одежде)'. Почему язык допускает такую множественность обозначений практически одного и того же предмета?
Если мы внимательно присмотримся к перечисленным словам, то обнаружим, что они не вполне дублетны, то есть не полностью совпадают по смыслу и по сферам употребления. Клеймо, например, ставят не только на товар, но и на тело животных (а в давние времена и рабов клеймили); это слово употребляется также переносно в значении 'неизгладимый след чего-либо постыдного, позорящего' (напр., клеймо позора, клеймо предателя). Другие слова из перечисленного выше ряда таким значением не обладают. У слова ярлык, правда, помимо прямого смысла ('листок на каком-л. изделии, товаре с наименованием этого изделия, товара или сведениями о нем', как определяется это значение слова ярлык в [СОШ 1997]), – есть и переносный, но иной, чем у слова клеймо, смысл: 'шаблонная, обычно отрицательная краткая характеристика кого или чего-либо, чаще всего несправедливая'. Слово знак имеет слишком общее значение, и поэтому применительно к товарам, изделиям оно снабжается определением товарный.
Марка – это не только сам товарный знак, но и сорт изделия (напр., новая марка стали) – такого значения нет у других анализируемых слов. Слово бренд называет рекламный товарный знак: об этом свидетельствует компонент толкования '...играющая роль рекламы этого предприятия' (см. выше). Этого смыслового компонента нет у других слов. Лейбл – это яркая наклейка, преимущественно на одежде, не содержащая ничего, кроме названия самой фирмы, выпускающей эту одежду, а этикетка, помимо указания на выпускающее данный товар предприятие, может содержать еще и какие-либо сведения – например, о сроке годности, о цене, о способах использования продукта и т. п.
– Так это то же самое, что ярлык! – вправе воскликнуть внимательный читатель. И будет почти прав. Почти – потому что слова этикетка и ярлык, при явной близости их значений, всё же различаются – сферами использования, сочетаемостью с другими словами: ярлыками снабжаются не только товары, но и, например, вещи, сданные в багаж, поэтому мы можем сказать багажный ярлык (но не *багажная этикетка); ярлыки не только приклеиваются, но и навешиваются – отсюда и отмеченное выше переносное употребление этого слова (сказать же: Давай навесим этикетку едва ли можно – большинство говорящих по-русски предпочтет здесь глаголы приклеим или прикрепим).
Из всего сказанного следует вывод: каждое из слов перечисленного нами ряда имеет некоторое своеобразие в своем значении и этим отличается от других слов; поэтому язык и не освобождается от наименований, которые только на первый взгляд кажутся полностью синонимичными. Возможно, в дальнейшем и произойдет вытеснение какого-либо из этих наименований. Но пока все рассмотренные нами слова имеют право на существование и употребление в нашей речи.
Клипмейкер
Это новомодное, английское по происхождению слово состоит из двух частей: клип– и -мейкер. Клип, или видеоклип (еще один иностранец!), как свидетельствуют словари иностранных слов, – это «короткий телевизионный сюжет, состоящий из эстрадной песни, сопровождаемой специально смонтированным изображением, часто с применением компьютерной техники; используется также как средство рекламы» [Крысин 2005: 164].
В английском языке существительное clip значит 'газетная вырезка; фрагмент фильма' и происходит от глагола to clip 'отсекать, отрезать'. А вторая часть слова клипмейкер – от английского глагола to make 'делать, создавать'. Стало быть, клипмейкер – это человек, который делает клипы, создатель клипов. Этот род деятельности появился у нас сравнительно недавно и, несомненно, под влиянием Запада, о чем свидетельствует и само заимствованное слово. По-русски этот род занятий и того, кто к нему причастен, обозначить трудно. Правда, в русском языке есть слова со второй частью -дел, образованной от глагола делать, которые обозначают лиц по профессии. В «Грамматическом словаре русского языка» А. А. Зализняка [Зализняк 2003] таких слов шесть: винодел, ковродел, маслодел, сукнодел, стеклодел, сыродел (плюс бракодел, которое содержит в своем значении отрицательную оценку). Почему бы не образовать по этой модели слово клиподел?
Не получится. И вот почему.
Во-первых, слово пришло к нам вместе с самой профессией, а в случаях, когда слово заимствуется вместе с новой вещью или новым понятием, вероятность укоренения его в языке весьма высока (подробнее об этом см. [Крысин 1968: 22 и сл.]). Во-вторых, слова со второй частью -дел, как легко видеть, образованы от русских именных основ (вин-о, ко-в(ё)р, масл-о, сукн-о, стекл-о, сыр) – в слове *клиподел она была бы иноязычной. В-третьих, приведенные слова обозначают старые и исконные для России профессии. В-четвертых, в языке редко сохраняются слова, образованные намеренно, в противовес каким-то иным, неприемлемым по тем или иным причинам (вспомним знаменитые топталище вместо тротуар, ячество вместо эгоизм, не прижившиеся в нашем языке, несмотря на прозрачность их словообразовательной структуры). Так что придется смириться с еще одним иноязычным неологизмом – словом клипмейкер, которое обозначает специалиста по производству видеоклипов.
Добавим к этим аргументам еще один. Вторая часть слова клипмейкер (-мейкер) встречается и в некоторых других недавних заимствованиях из английского[8], правда, ограниченных в своем употреблении определенной профессиональной средой: имиджмейкер (буквально: «создатель имиджа, образа», то есть специалист по созданию имиджа кого-либо – политика, артиста и др.), ньюсмейкер (буквально: «создатель новостей»; в русском языке значение этого слова еще не вполне устоялось: это либо 'тот, кто в определенный момент становится объектом внимания журналистов как представляющий интерес для читателей и зрителей' [Крысин 2005: 532], либо 'журналист, работающий в области создания новостных программ', либо и то и другое [НСИС 2003: 437]. В последнее время появился спортивный термин плеймейкер (буквально: «делатель игры», то есть тот, кто своими умелыми, мастерскими действиями – например, при игре в футбол, баскетбол и др. – инициирует определенные тактические ходы и комбинации, приносящие успех команде); ср. следующие примеры:
Второго Зидана нет и быть не может, но второй плей-мейкер международного класса у сборной, претендующей на чемпионство, должен быть (Д. Навоша. Франция в опасности. Чемпион мира проигрывает Сенегалу в матче открытия // «Известия», 31.05.2002)
Основной плеймейкер аргентинцев Санчес вместе с серебряными медалями выиграл себе контракт в НБА (Д. Навоша. Семь цветов баскетбольного времени. Самые яркие краски чемпионата мира // «Известия», 09.09.2002); примеры из Национального корпуса русского языка[9].
На наших глазах -мейкер превращается в словообразовательную морфему, своего рода суффикс, с помощью которого образуются слова и от русских корней, хотя такие слова и имеют явно выраженный шутливый оттенок: ср., например, популярное среди газетчиков слово слухмейкер – о том, кто распускает слухи.
Интроверты и экстраверты
Эти слова – термины, употребляющиеся в психологии. Интроверт – это человек, сосредоточенный на своем внутреннем мире (об этом свидетельствует первая часть слова, восходящая к латинскому intro 'внутрь, внутри'), с трудом устанавливающий контакты с окружающими. А экстраверт, напротив, – человек, в своих переживаниях и интересах обращенный к внешнему миру, легко устанавливающий контакты с окружающими (на это указывает часть экстра-, восходящая к латинскому слову extra, которое в одном из своих значений соответствует русскому предлогу вне).
Специальные терминологии вообще и в частности терминология, используемая психологами, во множестве содержат иноязычные по происхождению элементы: с помощью заимствованного слова можно точно назвать какое-либо специальное явление, в то время как использованию в этом качестве исконного слова мешает тот факт, что такое слово может иметь определенный (но другой, не терминологический) смысл в общеупотребительном языке.
Примеров масса. Так, в электротехнике существуют трансформаторы, хотя это слово почти точно переводится русским преобразователь; астрономы говорят об орбитах планет, хотя orbita по-латыни – то же самое, что по-русски колея. Авиаконструкторам и летчикам хорошо известно явление под названием флаттер, что в буквальном переводе с английского значит трепетание, – разумеется, в авиационной терминологии в качестве обозначения неуправляемой вибрации летательного аппарата во время полета прижилось иноязычное наименование, а не русское отчасти поэтичное, отчасти устарело-книжное слово трепетание. Хирурги перед операцией проводят анестезию (больного органа или всего организма), и это точнее передает необходимый смысл, чем русское обезболивание: при анестезии, как правило, используются определенные обезболивающие средства, а в значении слова обезболивание такой смысловой компонент не обязателен (например, знахари могут обезболивать орган или организм заговорами, не применяя никаких химических веществ).
Иноязычные слова интроверт и экстраверт – тоже примеры подобного «специализирующего» использования заимствованной лексики в качестве терминов. Эти слова обладают и еще одним немаловажным свойством: каждое из них называет то, что по-русски может быть выражено только описательным оборотом (у них нет однословных русских соответствий). Каждое из них по форме и по смыслу соотнесено с терминами, называющими сами психические явления, – ин-троверсия (сосредоточенность человека на собственном внутреннем мире, сопровождаемае затруднениями в установлении контактов с окружающими) и его антонимом экстраверсия.
Наше время характеризуется активным вторжением специальной терминологии в общеупотребительный язык, даже в повседневный быт. Многие ли из нас до августа 1998 года знали, что такое дефолт? Известно ли было лет 20-30 тому назад обычному человеку – не экономисту и не банковскому служащему, – что такое бартер, чем занимается брокер, для чего нужна ипотека? А теперь эти экономические и финансовые термины у всех на слуху. Заметим, что и термины других наук и профессий могут становиться известными неспециалистам и если и не входить в наш быт, то всё же требовать каких-то разъяснений по поводу особенностей своего значения и употребления в речи. Интроверт и экстраверт – одни из таких терминов: их можно встретить не только в специальной психологической литературе, но и, например, в газетной статье, услышать в телевизионной передаче о здоровье или в радиоочерке об особенностях воспитания детей.
Кастинг
Читая об очередном конкурсе красоты, мы можем узнать, что, прежде чем попасть в число участниц конкурса, девушки проходят кастинг. По контексту догадываемся, что это слово обозначает что-то вроде 'отбор, отсеивание', но таково ли значение этого слова на самом деле?
Английское слово casting, лежащее в основе этого заимствования, образовано от глагола to cast, который буквально значит 'выбраковывать' и первоначально применялся только по отношению к лошадям: перед тем, как быть допущенной к скачкам, лошадь должна была пройти casting. Постепенно сфера употребления термина расширилась, и им стали обозначать отбор девушек на конкурсах красоты, при демонстрации новых моделей одежды, актеров – кандидатов на исполнение той или иной роли в фильме или спектакле. В этом расширительном значении слово кастинг и было заимствовано русским языком.
– А зачем? – вправе спросить читатель-скептик. – Разве нельзя обойтись всем понятными словами отбор или подбор, чтобы не засорять русский язык еще одним «чужаком»? Можно. Правда, при этом мы должны сопровождать слова отбор и подбор разного рода уточнениями: отбор (подбор) девушек для конкурса красоты, отбор (подбор) актеров при съемках фильма и т. д. Это необходимо для того, чтобы отграничить употребление слов отбор и подбор в этом смысле от других употреблений: можно ведь говорить, например, об отборе фактов – из какого-то их множества, об отборе абитуриентов при поступлении в институт, о естественном отборе в живой природе, о подборе ключа к замку, подборе мелодии к стихам и т. д. Ни в одном из этих случаев слово кастинг, разумеется, не годится. Но если кастингом мы обозначаем не всякий отбор или подбор, а специальный, то перед нами классический случай такого разграничения значений «своего» и «чужого» слов, при котором «свое» обозначает нечто более общее по смыслу, а «чужое» закрепляется в качестве специального термина, относящегося к тем или иным сферам профессиональной деятельности. В русском языке можно найти немало лексических пар именно такого рода: список – индекс, ограничение – лимит, всеобщий – тотальный, отображать – проецировать и мн. др.
Итак, кастинг – это отбор или подбор, но не всякий, а «предварительный подбор исполнителей, участников какого-либо шоу (актеров для съемок в фильме, девушек для конкурса красоты, манекенщиков для показа моделей и др.)» [НСИС 2003: 274].
* * *
Примеры иноязычно-русских лексических соответствий, рассмотренные в этом очерке, свидетельствуют о том, что не всякое иноязычное слово может расцениваться как лишнее, как засоряющее родную речь, – во многих случаях заимствование или называет какой-то новый предмет, не имеющий русского наименования, или уточняет какое-либо понятие, или коротко, одним словом называет то, что по-русски можно назвать описательно, с помощью нескольких слов.Это, конечно, не значит, что иноязычное всегда лучше своего, родного. История русского языка свидетельствует как раз о том, что многие заимствованные слова, бывшие в употреблении, скажем, в XIX веке, бесследно исчезли, и говорящие по-русски нисколько не пожалели об этом. Кто из носителей современного русского языка знает, например, что такое индижестия? Что имел в виду Гоголь, когда в «Мертвых душах» писал о даме, с которой приключилось «небольшое инкомодите»? Кто такой супирант? Какой смысл вкладывали наши предки в слово суспиция? И что они имели в виду, когда считали, что театральный актер излишне фарсирует? Сейчас не всякий словарь даст нам ответы на эти вопросы, и мы узнаем, что индижестия – это несварение желудка, что инкомодите означает по-русски просто неудобство, неловкость, что супирантом называли поклонника, воздыхателя, а суспицией – подозрение, недоверие к кому-либо, что фарсирующим называли актера, который достигает комического эффекта чисто внешними приемами игры (см. [Редкие слова 1997]).
Возможно, и кое-какие из слов-иностранцев, появившихся в последние десятилетия, канут в безвестность, уйдут из нашего языка. Но коль скоро они употребляются сейчас, и порой весьма часто и в разных сферах общения, мы должны знать, что они значат, как соотносятся с близкими по смыслу русскими словами, как надо правильно писать их и произносить, имеют ли они какую-либо стилистическую окраску, образуют ли производные и т. д. Ответы на эти вопросы носитель языка вправе ожидать от составителей современных словарей.
Иноязычное слово как транслятор иной культуры[10]
Среди лексики, заимствуемой каждым языком в тот или иной период его развития из других языков, значительный пласт составляют так называемые экзотизмы – слова, называющие реалии «чужой» жизни. Это могут быть названия объектов природы – деревьев, трав, пород диких и домашних животных, рыб, насекомых и т. п., национальных традиций, особенностей государственного устройства, семейного быта, национальных блюд и напитков, то есть всего того, в чем так или иначе проявляется своеобразие жизни народа и населяемой им территории: ср., например, такие слова, как араукария, бальса – породы деревьев, растущих в Южной Америке, сельва – влажные экваториальные леса в Бразилии, пиранья – хищная прожорливая рыба, обитающая в реках Южной и Центральной Америки, праймериз – в США: первичное собрание избирателей для выдвижения кандидатов на выборные государственные должности, хурал – орган государственной или местной власти в Монголии, шахсей-вахсей – религиозная церемония у шиитов, имитирующая страдания Хусейна, одного из потомков Мухаммеда, якудза – японская мафия, а также представитель этой мафии, гангстер (более подробно об экзотизмах, их весьма пестрых тематических группах и условиях употребления в речи см., например [Супрун 1958; Крысин 1968: 46-52]).
Границы между экзотической лексикой и «обычными» заимствованиями—то есть словами, семантика и употребление которых не специфичны для той или иной страны (территории), – не жестки. При определенных обстоятельствах экзотизм может превратиться в слово, хотя и сохраняющее признаки иноязычности (что обычно более или менее ясно ощущается говорящими), но именующее реалию, которая прививается в жизни носителей языка-реципиента: ср., например, слова мэр, префект, парламент, муниципальный, спикер и др., которые до середины 80-х годов XX века были в русском языке на положении экзотизмов, характеризующих политическое и государственное устройство других стран (не СССР и не России). Когда-то, в конце XIX – самом начале XX века слово футбол воспринималось носителями русского языка как явный экзотизм, поскольку обозначало спортивную игру, еще не известную в России, а слово соккер и сейчас представляет собой элемент экзотической лексики, поскольку называет разновидность футбола, распространенную только в США и некоторых других странах Америки.
Границы между экзотической лексикой и «обычными» заимствованиями—то есть словами, семантика и употребление которых не специфичны для той или иной страны (территории), – не жестки. При определенных обстоятельствах экзотизм может превратиться в слово, хотя и сохраняющее признаки иноязычности (что обычно более или менее ясно ощущается говорящими), но именующее реалию, которая прививается в жизни носителей языка-реципиента: ср., например, слова мэр, префект, парламент, муниципальный, спикер и др., которые до середины 80-х годов XX века были в русском языке на положении экзотизмов, характеризующих политическое и государственное устройство других стран (не СССР и не России). Когда-то, в конце XIX – самом начале XX века слово футбол воспринималось носителями русского языка как явный экзотизм, поскольку обозначало спортивную игру, еще не известную в России, а слово соккер и сейчас представляет собой элемент экзотической лексики, поскольку называет разновидность футбола, распространенную только в США и некоторых других странах Америки.