Леонов Николай Иванович. Бесплатных пирожных не бывает!

   – Боже мой, – рассуждал Лебедев, поднимаясь в квартиру. – Хоть бы что-нибудь новенькое придумали. Как засветятся, так обязательно прикинутся пьяными. Здоровые мужики, черт знает чем занимаются. И сколько машин и «пьяных» гоняются за моей скромной персоной? И это перестройка, так они учатся хозяйствовать по-новому!
   Борис Вакуров остановился у автомата, позвонил начальству, доложил.
   – А не слишком грубо? – поинтересовался Гуров.
   – Не знаю, – признался Боря. – Старался поинтеллигентней.
   – А он тебя в лицо видел?
   – Нет, Лев Иванович, – ответил оперативник. – Я проверял, когда щетки снимал, глянул на него – лица на таком расстоянии не разглядеть.
   – Прекрасно, мы завтра данный факт используем. А сейчас, коллега, дуй в таксопарк, помни, машина была радийная, пусть диспетчер ее из-под земли достанет. Если повезет, следуй по маршруту, но близко не подходи.
   – Понял, Лев Иванович!
   Иван приехал из Внуково в гостиницу, где его давно знали и любили. Впервые он поселился здесь лет двадцать назад и наезжал с тех пор регулярно по два-три раза в год, случалось и чаще. Общительного и обаятельного Ивана Николаевича Лемешева в небольшой гостинице, расположенной в самом центре столицы, знали все, от уборщицы до директора. «Инженер по холодильным установкам» Лемешев держался с обслуживающим персоналом дружески, но без панибратства, привозил недорогие подарки, чинил постоянно ломающиеся холодильники, оставлял чаевые, слыл человеком скромным, непьющим, при деньгах.
   Подойдя к барьеру администратора гостиницы, Иван протянул паспорт и уверенно сказал:
   – Здравствуйте, на меня должна быть бронь министерства.
   Администратор – давняя его знакомая – кивнула, ответив холодно, как и другим обречено ожидавшим своей участи.
   – Здравствуйте. – И зашелестела лежавшими на столе бумажками.
   «Бронь» нашлась, администратор вложила в паспорт карточку гостиницы, положила на барьер.
   – Лемешев Иван Николаевич, пожалуйста. – Она укоризненно взглянула на других соискателей номера. – Товарищи, вы словно дети, простых вещей не понимаете. Гостиница не частная лавочка, я здесь не хозяйка.
   – У меня тоже должна быть бронь! – срывающимся тенором выкрикнул гражданин, одетый не по сезону в тяжелый овчинный полушубок. – Я по вызову, летел двое суток.
   Иван вошел в лифт, так и не услышав окончания одиссеи командировочного.
   Вскоре, приняв душ, побрившись и надев свежую рубашку, Иван уже созванивался с приятелями, которые помогали ему в Москве приобретать дефицит, сувениры, необходимые для создания нормальной среды обитания. Работники гостиницы, начальство и рядовые сотрудники конторы по ремонту холодильных установок, где он расписывался за зарплату, женщина, с которой он в настоящее время жил, и множество других нужных людей требовали внимания и расходов. Он неукоснительно придерживался принципа, никто никого просто так не любит, не уважает и не боится, чувства человеческие управляемы и должны быть как следует обеспечены, иначе они захиреют.
   Иван, долгие годы, выполняя указания хозяев: припугни, выбей, убери, мечтал найти своего «золотого теленка». Лебедев – кандидатура во всех отношениях идеальная. Осколок от разбитой корпорации, имеет деньги, одинок, его, Ивана, боится. Только и делов осталось, что найти место хранения кассы, остальное – пара пустяков. Правда у старика один и очень серьезный недостаток: он находится в поле зрения милиции и прокуратуры. Насколько активно им занимаются, неизвестно, но без риска в таком деле не обойтись.
   Иван позвонил Лебедеву и, услышав его голос, положил трубку.
   Завтра, родименький, мы начнем с тобой последнюю партию этого затянувшегося матча.

Глава третья

   На следующий день в двенадцать часов Юрий Петрович ждал Ивана на Центральном телеграфе. Лебедев сидел за столом и, тыкая ржавым пером «рондо» в пересохшую фиолетовую чернильницу, мечтал лишь о том, чтобы свидание не состоялось.
   Когда утром Иван позвонил, Лебедев не рискнул предупредить его о возможном прослушивании телефона и не сказал, что придет без денег, мол за спиной топают оперативники. Он вышел из дома в десять, около часа катался в метро, делал пересадки, выходил в последний момент из вагона и тут же уезжал в обратном направлении, прекрасно понимая, что, если их разговор слышали, то все его маневры – сплошной идиотизм.
   Около двенадцати притащился на телеграф, безразлично скользнув взглядом по окружающим, опустился на стул, попытался написать телеграмму на собственный адрес. У Лебедева имелся «паркер» с золотым пером, но ему доставляло удовольствие шкарябать бланк корявым «рондо», выцарапывая печатные буквы.
   Перестройщики, думал Лебедев, комкая испорченный бланк, куда вы без нас денетесь? В столице, на Центральном телеграфе, нечем писать!
   В половине первого он вышел с телеграфа и зашагал домой. Иван не явился, матерый зверь всегда чует западню. А может, ничего и не чует, все придумываю, позвонит позже, передоговоримся, успокаивал себя Лебедев, шествуя по улице Герцена.
   Когда Юрий Петрович пришел домой, Иван на кухне пил чай и читал газеты. Больше всего Лебедева потряс не сам факт присутствия гостя, а чай, газеты и очки в массивной оправе, которые Иван поднял на лоб при появлении хозяина.
   – Иван, – пробормотал Лебедев и окончательно смешавшись, добавил: – Здравствуй.
   – Какие беззакония творят судейские, – Иван укоризненно посмотрел на Лебедева, – ведь абсолютно невинных сажают, друг дружку хватают, оторопь берет. Присядь. – Иван стал наливать чай в загодя приготовленную чашку. – Тебе покрепче?
   Лебедев не ответил, сел за стол. Иван, не обращая на него внимания, продолжал читать.
   – И чего перед человеком расшаркиваться? – Иван снял очки, отложил газету. – Если он два года только под следствием до суда сидел? В законе точно определены сроки, а товарищи, как и мы с тобой, на закон плюют. Однако мы сдельно работаем, а они оклад получают. Нет справедливости.
   – Справедливости, уважаемый, в природе не существует. Да и понятие давно устаревшее.
   – Шея не болит? – спросил неожиданно Иван.
   – Что? – Лебедев непроизвольно потер шею. – Есть немножко, отложение солей.
   – Тогда понятно, – Иван кивнул. – Гляжу, идет по улице человек и головой непрерывно крутит, решил, боится чего, оглядывается. А у него, оказывается, соли отложились. Ну, выкладывай, давно обнаружил?
   Он внимательно, не перебивая, выслушал рассказ Лебедева о вчерашних событиях, допил остывший чай, затем сказал:
   – Значит, МУРу все известно, но нет доказательств. Интересно. Меня могли засечь и на побережье, в аэропорту, и сегодня, когда я входил в дом. Ты что, старый, от жизни устал?
   Юрии Петрович к такому разговору подготовился, реагировал спокойно.
   – Не будь сопляком. Я тебя не вызывал, в дом не приглашал. А говорить по телефону остерегся. И, главное, ты меня тронуть не можешь, потому, как останешься без денег, лишишь средств семью хозяина и окажешься вне закона. Так что ты мне больше не угрожай.
   – Договорились, – легко согласился Иван, протянул руку. – Деньги, и я пошел.
   – Откуда же у меня деньги? – удивился Лебедев. – Или ты полагаешь, я кассу дома под кроватью держу? Мне надо поехать и взять. Надо выждать. Сколько они меня могут «пасти»? Ну, неделю, ну две… Месяц в конце концов. Давай для перестраховки подождем месяца три.
   – Ты прав, – Иван кивнул. – Но это невозможно. Тебя могут арестовать, ты можешь скрыться, нет смысла перечислять причины. Деньги нужны сегодня.
   – Нет! – твердо ответил Лебедев. – Я в тюрьму добровольно не пойду.
   Иван понимал, что старик прав, сейчас необходимо выждать, опера потопают да и отстанут. Засветился я или нет – вот в чем вопрос. На побережье я был чист, иначе взяли бы немедля с оружием в руках. В аэропорту засечь меня не могли. Сегодня я взял старика не от дома, а при входе на телеграф, где люди десятками шастают, и к мухомору не подходил.