Леонов Николай Иванович. Доброе лицо зла

   – Что она, крошка малолетняя? – грустно усмехнулся Виктор Алексеевич. – Которую злые дядьки шоколадкой приманили? Сейчас, кстати, и малолетки умные пошли, на шоколадку не клюнут. Не села бы, это однозначно. И в случае чего та-акой шум бы подняла на всю улицу… Я ей давно объяснил, как в подобных пиковых ситуациях нужно себя вести, да она и сама не дура, соображает, что к чему.
   Гуров одобрительно кивнул. Особенно понравилось Льву то, что все глаголы, относящиеся к дочке, Покровский употреблял в настоящем времени. Правильно, не стоит терять надежду. Сейчас Светланка жива, а мы уж постараемся, чтобы она живой и осталась. А попутно спустим шкуру с негодяев, оборзевших настолько, чтобы ментовских дочек воровать.
   – Отсюда следует, что, если ее похитили, когда она шла по улице, в подъехавшей машине был кто-то, кого Светлана знала, – сказал Лев. – Тогда девушка вполне могла согласиться на, скажем, предложение подвезти ее. А справиться с ее сопротивлением в машине, когда девушка догадается, что дело неладно, не в пример легче. Но если события развивались по этому варианту, то машина с похитителями должна была ожидать девушку там, где Светлана непременно появится – например, на подходе к дому. Причем ожидать не весь день, а в тот момент, когда девушка должна появиться, так? Что опять же приводит нас к мысли: кому-то в этой машине были хорошо известны привычки Светланы, ее обычный маршрут.
   Крячко покачал головой.
   – Не факт, что ее похитили с улицы, – возразил он. – Почему не с дискотеки какой-нибудь, не из ресторана, кафе, не из чьей-нибудь квартиры, наконец? Мало ли, что можно сделать с человеком, чтобы он стал сговорчивее? Допустим, напоить до бесчувствия. Или подмешать в кофе какую-нибудь химическую дрянь. Или оглушить. Или… Словом, хватает способов.
   – Совершенно верно! – согласился с другом Лев. – Могло быть и так, но это не принципиально. Почему? Сейчас объясню. Давайте исходить из того, что ее похитили в субботу, еще до ночи, а не, скажем, в воскресенье утром. Иначе она бы позвонила вечером отцу, да и времени на то, чтобы организовать видеозапись, у преступников почти не оставалось. Когда она ушла из дома, Виктор? Около полудня? Значит, все произошло от полудня до позднего вечера субботы. Ты знаешь, куда она пошла?
   – Откуда бы? – развел руками Покровский. – Светланка мне давно не докладывает о своих планах. Так, предположения…
   После слов Станислава о методах, которыми людей делают «сговорчивее», вид у Виктора Алексеевича стал вовсе невеселый. Но колоссальным усилием воли Покровский подавил мутную волну паники и бессильного гнева и даже удивился, услышав, как спокойно прозвучал его голос. Только посеревшие губы он сжал так, что они вовсе в ниточку обратились…
   – Дойдет дело и до предположений, – сказал Гуров. – Чуть позже. Сейчас важно вот что: могла твоя дочка пойти, допустим, в ресторан с неизвестным ей человеком и там напиться до полной отключки?
   – Нет, – решительно ответил Покровский. – Светка, конечно, не монахиня, а вполне современная девица. По мне – так даже слишком, но тут уж ничего не поделаешь, со времен нашей с вами комсомольской юности много воды утекло. Ресторан или бар? Дискотека? Да сколько угодно. Выпить в меру? Тоже не исключено! Но чтобы до отключки? Только если притравили чем-то, типа того же клофелина, но, опять же, не стала бы она с незнакомыми людьми пить! То же самое относится к вечеринке у кого-то на квартире или даче. Одна к незнакомым людям дочка бы не пошла, остереглась бы.
   – Вот-вот, – согласно кивнул Лев. – Значит, и в этом варианте – а я вовсе его не исключаю! – среди похитителей должен был быть человек, который знал Свету. И которого, в свою очередь, знала она, хотя бы на уровне шапочного знакомства. Теперь, Витя, важный вопрос, и сразу прошу тебя – не обижайся! Твоя дочка… как бы поделикатнее выразиться, группам риска ни с какого края не причастна? Понимаешь, о чем я?
   – Чего уж тут не понять? – мрачно откликнулся Виктор Алексеевич. – Кстати, зря извиняешься, я бы сам прежде всего в этом направлении мыслить стал. Нет, Лев, опять мимо цели. Совершенно нормальная двадцатилетняя девчонка. Я не потому так говорю, что она моя дочка. Просто я ведь тоже когда-то был оперативником и на… гм-м… группы риска нагляделся по самое не могу, так что глаз у меня наметанный, различил бы, стрясись со Светкой такое несчастье. Нет. Не наркоманка, это точно. Не поручусь, что она никогда не пробовала какого-нибудь легкого зелья вроде анаши. Они сейчас едва ли не поголовно пробуют. Но даже если такое случалось, то в систему не вошло и ничего «тяжелого» вроде героина или лизергатов не было, в этом я уверен. Повидал я наркоманов, знаю, какие у них глаза, какое вообще поведение. Ничего похожего! Не алкоголичка, не спит с кем попало и где попало. Бог мой, да она даже не курит и меня за здоровый образ жизни агитирует! С кришнаитами, «братьями» всех цветов радуги, сатанистами и прочими тоталитарными сектами никаких дел никогда не имела. Она подобной публикой просто брезгует, говорили мы с ней как-то раз на эту тему. Что еще? К политике, слава всевышнему, равнодушна, слишком умна для этого. Так что всякие «орлята Сталина», «молодая демократическая смена» и прочие «соколы» и «борцы» тоже отпадают. Словом, не вижу я группы риска. Вот разве что ее последнее увлечение? Но нет там ничего рискованного, и вообще – никакого вреда, одна сплошная польза.
   – Что за увлечение? – Глаза Гурова вспыхнули острым интересом. – Давай подробности, Витя! И, кстати, набросай мне психологический портрет своей дочери. Не Достоевский, говоришь? Ничего, в меру таланта. Сейчас, если ты не в курсе, появилась такая отрасль криминалистики, виктимология называется. Наука о жертвах, если дословно. Так вот, если хорошо узнать жертву преступления, ее образ жизни, привычки, ее психологию, увлечения, круг ее общения, то значительно проще выйти на преступника!
   – Шаманство! – пренебрежительно фыркнул Крячко. – Именно что достоевщина дешевая, как Петр выражается.
   – Э-э, не скажи, – возразил другу Лев. – Что-то в таком подходе есть! И зря ты на Орлова напраслину возводишь, он-то как раз к всякого рода новым методам и подходам в сыске всегда был неравнодушен. Не то что некоторые сыскари, которым дай только с пистолетом по крышам поскакать, автородео устроить да пяток вооруженных бандитов голыми руками замочить.
   Крячко снова фыркнул, на этот раз чуть обиженно:
   – Это что же, в мой огород камешек? Выражаясь твоими же словами, обидеть подчиненного – дело нехитрое…
   – Тебя обидишь! – рассмеялся Гуров. – Какие огороды, Стас? Это я так, абстрактно… Но, согласись, чтобы помочь Вите, нам нужно знать о Светлане возможно больше. Так чем же столь полезным увлеклась твоя дочка в последнее время, Виктор?
   – Ну, как в последнее… Не такое уж в последнее. Больше года уже, со второго курса. Она ведь у меня студентка, на филфаке МГУ учится. Вот там, на факультете, и познакомилась с «Детьми тумана»…

Глава 4

   – С кем? – переспросил Лев. – С чьими детьми?
   – Тумана, – повторил Покровский. – «Дети тумана», так они свою группу называют. Хоть слово «группа» тут решительно не подходит. У меня по старой ментовской привычке к этому слову так и просится прилагательное «преступная».
   – У меня тоже, – фыркнул Станислав. – Ну, пусть не группа. А что тогда?
   – Это… – Виктор Алексеевич замялся, – сразу даже не соображу, как точнее назвать. Литературно-исторический кружок? Любительская театральная студия? Спортивная секция? Все вместе. Плюс немного, самую чуточку, приправленное психушкой. Но последнее касается самых продвинутых, а Светланка к таким не относилась. Они, понимаете ли, играют. Да-да, именно играют. Но относятся к своей игре исключительно серьезно, а «продвинутые» уже просто живут в этой игре.
   Видно было, что разглагольствовать на отвлеченные темы Покровскому трудно, не тем сейчас у него мысли заняты. Но Виктор Алексеевич старался изо всех сил:
   – Вы вспомните себя мальчишками лет десяти-двенадцати. В индейцев играли? Или, что несколько ближе к теме, в трех мушкетеров? В рыцарей из «Айвенго»? Деревянные шпаги или там мечи, шлемы из кастрюль…
   – А то как же! – живо воскликнул Крячко, которому воспоминания детства явно были очень приятны. – Я, помнится, Портосом был.
   – Не похож, – скептически заметил Гуров. – Фигурой не вышел, комплекция у тебя, Стас, не Портосья. Но… Да! И мне вспоминается что-то такое. У меня вот щит рыцарский был. Крышка от бака стирального, у нее еще ручка очень удобная. Еле выпросил у матери, зато все пацаны завидовали.
   – Вот-вот, – кивнул Покровский. – И у них что-то похожее. Только, повторяю, отношение к этому серьезное, им же всем под двадцать, а кому и больше. И литературная основа другая. А когда и не литературная, а вовсе историческая.
   – Слышал я о таких ребятах, – сказал Крячко. – Кстати, только хорошее. Как их, толкинисты, что ли?
   – Точно. Это потому, что началось такое бурное увлечение подобными играми с Толкина, – пояснил Покровский. – Они его чаще Профессором называют. «Властелина колец» читать не доводилось? Понятно… А жаль, кстати! Классика двадцатого века. Меня Светланка чуть ли не насильно эту вещь начать читать заставила, а когда я вчитался, то сам бросать не захотел. Понравилось, представьте себе! На первый взгляд вроде бы сказка, но… не совсем.
   – Книгу не читал, – сказал Станислав, – а вот фильм видел. Первую серию. Австралиец фильм снимал, по-моему, Питер Джексон. Ничего не скажу – впечатляет! Так что какое-то представление имею.
   …Разговор затянулся еще почти на два часа. Затем решили расстаться до завтра: Покровскому, который провел бессонную ночь и очень устал, необходимо было хоть немного поспать, по крайней мере попытаться. А Гурову с Крячко пора было возвращаться в Управление, чтобы встретиться с генералом Орловым и поставить начальство в известность о несчастье, свалившемся на Виктора. Кроме того, нужно было спокойно подумать и наметить хотя бы приблизительный план дальнейших действий.
   Над Москвой сиял золотой июньский полдень. На чистом голубом небе – ни облачка, потоки света заливают суетливое мельтешение столичного центра. Всюду массы пестро одетого народа, блестящие лаком машины, разноцветье реклам. Гуров опустил оба боковых стекла «Пежо», и в открытые окошки врывался характерный слитный гул московской улицы, веселый и чуточку взвинченный. Станислав, задумавшись о чем-то, сосредоточенно курил, выпуская дым в открытое окошко машины.
   – Лев, – Крячко оторвался от созерцания столбика пепла, нараставшего на кончике сигареты, – почему пароль такой странный, а? Кто там на бульвар вышел? Сирены? Какие еще, к песьей матери, сирены? У меня с этим словом наша милицейская синяя мигалка ассоциируется да «уазик» патрульно-постовой службы. Вот когда пэпээсники по экстренному вызову едут и эту самую сирену включат… Спасите наши уши! Вроде как сто мартовских котов одновременно отношения выясняют.
   – Сирены, Стас, это еще такие мифические существа вроде наших отечественных русалок, – ответил Гуров, перестраиваясь в правый ряд. – Только… как бы это сказать, западного происхождения. Живут в воде, красотки, причем исключительно зловредные. Но тоже с рыбьим хвостом вместо ног, так что на бульвар им выходить будет затруднительно. Вокальные данные у сирен – Алла Борисовна от зависти удавилась бы. Голоса неземной силы, красоты и притягательности, кто услышит, тот не может противиться, идет на их зов, тут ему и… сам понимаешь, что настает. А ты про котов! Почему пароль странный, это как раз понятно: он и должен быть странным, чтобы его кто случайно не ляпнул.
   Вопрос Станислава про сирен неожиданным образом задел какую-то тоненькую струнку в мозгу Гурова, словно бы зацепился за невидимый крючочек. Но на крючочке не удержался, сорвался и канул в темные глубины подсознания. Лев не огорчился: пусть пока поплавает там.
   До поры до времени.
   – Лев! – вновь окликнул его Крячко примерно через минуту. Тон у Станислава был удивленным и настороженным. – Не знаю, как там у сирен, а вот у нас хвостик появился. Посмотри в зеркальце внимательнее, видишь – бежевая «восьмерка»? Что-то она мне активно не нравится.
   – Уверен? – Гуров пристально вгляделся в зеркальце заднего вида.
   – Давай проверим. Сворачивай на Большую Грузинскую и рули мимо зоопарка к площади Белорусского вокзала. Есть там такая хитрая транспортная развязочка… Если он от нас там не отцепится, значит, точно «хвост». Потому что развернемся мы в прямо противоположную сторону. На манер зайчика в лесу.
   – Но мы-то с тобой не зайчики! – рассерженно сказал Лев через пять минут, убедившись, что бежевая «восьмерка» после маневра на площади Белорусского вокзала так и держится на три машины сзади. – Мы с тобой, пан Станислав, звери несколько посерьезнее. Как бы нам с этим настырным типом поближе познакомиться? Нет, нельзя! Если это из-за нашего визита к Вите, то не стоит показывать, что мы обнаружили слежку. Но очень мне хочется узнать, кто бы это мог быть… У меня идея появилась: что, если мы ему свой хвостик прицепим? Потаскаем его маленько по городу, а там парни из службы внешнего наблюдения подключатся. Подожди-ка…
   Станислав достал мобильник, набрал номер оперативного дежурного по Управлению.
   – Полковник Крячко говорит. Харитонов, ты? Леша, ты машину Льва Гурова, серый «Пежо», знаешь? Отлично. Я тебе из нее и звоню, а Лев Иванович за рулем сидит. Тут за нами увязалась бежевая «восьмерка», очень похоже на «хвост». Организуй по-быстрому, минут через десять, экипаж СВН. И пусть ждут нас, скажем, на перекрестке Кутузовского проспекта и Большой Дорогомиловской. Объясни им, кого ждать. Как дождутся, пусть цепляются к «восьмерке», только очень осторожно и ювелирно. Пусть пасут ее. Хорошо бы узнать, что это за машина и кому принадлежит, но сделать это надо так, чтобы тот, кто в машине, об этом не догадался. Все понял? Действуй!
   – Скор ты распоряжаться! – улыбнулся другу Гуров.
   Но ничего из замысла Стаса Крячко не вышло. Не прошло и пяти минут после его разговора с оперативным дежурным, как бежевая «восьмерка» как-то незаметно отвалилась, точно растворилась в одном из московских переулков, выходящих на Кутузовский проспект.
   – Понял, что мы засекли слежку? – задумчиво произнес Крячко.
   Это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
   – Может, не было ничего? – засомневался Гуров. – Может, показалось нам?
   – Ага, как же, показалось! – с ехидцей отозвался Станислав. – Когда кажется, креститься нужно, а мы с тобой как-то позабыли. Нет, Лева, нас пасли. И, вероятнее всего, от дома Покровского. Давай исходить из этого.
   …Их действительно вели от дома Покровского. Человек, сидящий за рулем «восьмерки», жестко усмехнулся, небрежно припарковался и вышел из машины, не озаботившись даже тем, чтобы закрыть за собой водительскую дверцу. Машина все равно не его, а какого-то лопуха. Он давно, еще только начав наблюдение за домом Покровского, наметил себе эту машину, а вскрыть простейший замок, не потревожив примитивной сигнализации, было для него делом нескольких секунд. Так же как завести мотор без ключа, закоротив провода зажигания. Этот человек еще не такое умел…
   Но вскоре злобноватая усмешка на его лице сменилась выражением глубокой озабоченности. Гуров, опять Гуров! Недооценивать полковника ни в коем случае нельзя, себе дороже обойдется. Это ведь именно Лев Гуров требовал тогда, в давние времена, для него самого строгого суда и тюремного заключения. Чистоплюй, генеральский любимчик! И дружок гуровский, Крячко, активно подпевал. В тот раз обошлось…
   Память услужливо подсказала ему то упоительное чувство абсолютной власти над другим человеком, которое он испытал тогда, которое чуть не привело его за колючую проволоку. Как же он бил тогда проклятого мерзавца! Тот посмел возражать ему, посмел сопротивляться!
   Крюк правой в челюсть и одновременно прямой левый в солнечное сплетение. Ага, не понравилось?! Свалился, голубчик? Так это ж только начало!
   Его сапоги крушили ребра ползающей у него в ногах твари, недостойной называться человеком. А теперь по печени ему! И еще разок. И еще. Дошло, негодяй, с кем ты осмелился спорить? Пощады просишь?! Не дождешься пощады!
   Даже сейчас, спустя столько лет, вспоминать об этом было до сладкой дрожи приятно. Так, наверное, ощущает свое могущество бог, карающий строптивого грешника.
   И он продолжал избивать уже потерявшего сознание негодяя, пока изо рта у того не пошла кровавая пена. Только тогда волшебный багровый туман всевластия и полной, окончательной правоты стал ме-едленно рассеиваться перед его глазами. Что-то подобное – только сильнее! – он испытал позже, уже в Чечне.
   Ах, негодяй остался инвалидом? Бедняжка… Пусть скажет спасибо, что вообще остался живым!
   …Человек, который пять минут тому назад сидел за рулем угнанной «восьмерки», а сейчас спокойно шел по бульвару, встряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. Да, в тот раз обошлось. А в этот?
   Конечно, если бы он знал, что в дело вмешается Лев Гуров со своим неразлучным приятелем Стасом Крячко, он бы трижды подумал, стоит ли пускаться в эту авантюру. И, скорее всего, воздержался бы от нее, хоть случай представлялся исключительно удобный. Но кто ж мог предположить, что в друзьях у Виктора Покровского такие асы? Что он рискнет обратиться за помощью к ним? И ведь Покровский не нарушил поставленных ему условий. По крайней мере пока. Вряд ли Гуров настолько глуп и неосторожен, что будет заводить по похищению официальное дело. Беда в том, что, действуя неофициально, полковники Гуров и Крячко не менее опасны.
   Он вновь с досадой встряхнул головой, на этот раз ярко и в деталях вспомнив события двухмесячной давности.
   …Еще в тридцатых годах прошлого века на дальней тогда окраине Москвы, в Бибиреве, стали возникать небольшие дачные поселки. Участки под застройку там получали чиновники средней руки из Наркомата тяжелой промышленности – птенчики Орджоникидзе, партийные функционеры невысокого ранга, невысокого же полета следователи НКВД и прочие верные слуги режима, стоящие на средних ступеньках иерархической лестницы. Дворцов, подобных загородным особнякам современных «новых русских», они, понятное дело, не возводили, не то было время. Строились скромно.
   Сегодня эти уютные дачные оазисы оказались в городской черте разросшейся столицы, новая застройка там не ведется, но и отбирать участки у наследников сталинских гвардейцев московские власти не собираются.
   Один из таких участков расположился у крохотного пруда, к самому берегу которого примыкал сад. В нем росли старые яблони, были разбросаны кусты смородины, по краям он густо зарос репейником, лебедой и краснушкой. В самой глубине сада, в окружении сливовых и вишневых деревьев, высилась чуть покосившаяся, но еще крепкая двухэтажная деревянная дачка, крытая шифером.
   Стояло раннее весеннее утро. Ночная роса еще не сошла, и травы – сине-сиреневый мышиный стручок, голубые волны незабудок, малиновый дегтярник – стояли туманные. А в глубине кустов бересклета у ворот ограды, среди отстоявшихся прозрачных лужиц виднелся покрытый мелкими капельками пучок ландышей.
   От берега пруда скользнула, на мгновение повиснув над травой, иволга. Тропическое оперение птицы сверкнуло в солнечных лучах, точно струйка огня. Иволга взмыла к верхушке яблони и закачалась на тоненькой ветке. На высокой ветле, выросшей у самой воды, кукушка завела счет чьим-то годам.
   На длинной деревянной скамье у крылечка дачи сидели лицом друг к другу двое мужчин. Между ними на газете была рассыпана нехитрая закуска – черный хлеб, куски копченого сала и селедки, порезанные головки лука, соленые огурцы. Там же стояла початая литровка «Кристалла», два граненых стаканчика. Словом, скромно и без излишеств, хоть по уровню доходов могли эти двое наворачивать черную икру ложками, запивая ее коллекционным «Двином» четвертьвековой выдержки.
   Мужчины вели неспешную и невеселую беседу.
   Одним из собеседников был он, и именно тогда ему в голову пришла очень заманчивая идея. Лучше б не приходила, а теперь сделанного не воротишь, поезд ушел!
   Значит, нужно максимально обезопасить себя. С двух сторон: со стороны Гурова и со стороны гм-м… его тогдашнего собеседника. А для этого один человек должен умереть, потому что только этот человек знает его истинную роль в происходящем и догадывается – может догадываться! – о его истинных целях. Этого человека придется убить, и сделать это должен он сам, не привлекая «помощников». Даже Славика, его он прибережет на крайний случай, тем более не пойдет Славик на убийство сотрудника той самой фирмы, где сам трудится. И не простого сотрудника! Тут даже прямой приказ не сработает… Придется самому. Что ж, крови он не боится, а убивать людей ему доводилось и раньше. Он сумеет соответствующим образом обставить эту смерть. И не затягивать!
   Вот тогда, даже если дело провалится, можно будет обойтись минимальными потерями!
   Хотя почему это оно провалится? Полковник Лев Гуров – не господь бог, а стержневая задумка по-прежнему крепка! Но что-то с Гуровым надо делать, необходимо хотя бы временно вывести его из игры. Беда в том, что полковник – ему ли не знать! – отличный сыщик. Уж если взялся за дело, то доведет его до конца, все ниточки распутает.
   Из этого следует, что даже если игра выгорит, если все пойдет по плану, то можно серьезно поплатиться потом. Тем более что девчонку придется вернуть – а это какой след!