Страница:
Капитан был служивый, сообразил, кто водила, а кто хозяин, и что хозяин встревать в ссору не намерен, значит, не велика птица.
– Да ты датый здорово, документы! – распалялся капитан.
Гуров стоял в двух шагах, чувствовал амбре от капитана, который, видно, вчера выпил, сегодня потушил похмелье пивом, и старому сыщику стало тоскливо. У здания Главного управления милиции столицы, средь бела дня, нетрезвый сотрудник милиции хамит, сейчас попытается получить взятку, и ничего с этим не поделаешь. Конечно, он, полковник, способен сделать с капитаном многое Но на его месте может оказаться любой гражданин. О каком авторитете милиции мы говорим?
– Товарищ капитан, да этот «мерс» числится в угоне! – На помощь капитану подбежал старшина.
Гуров нагнулся, выдернул из замка зажигания «волги» ключи, опустил в карман, предъявил свое удостоверение.
– Я иду в научно-технический отдел, если ваше начальство торопится, пусть найдет меня. А нет, так ждите здесь. – Гуров кивнул Крячко и зашагал к подъезду.
Старшина, который, судя по всему, был абсолютно трезв, чувствовал себя увереннее, догнал Крячко, схватил за рукав.
– Удостоверение разверните, красная книжечка у каждого имеется. Я при исполнении. – И начал хвататься за кобуру.
Гуров коротко ударил старшину ребром ладони по бицепсу, рука повисла пустым рукавом; полковник вновь вынул удостоверение, развернул, поднес к самому носу.
Гуров заранее предупредил о своем приезде, всегда занятый эксперт принял полковника сразу. Винтовка, из которой был убит вице-премьер, лежала на столе. Пришел и начальник НТО, некогда знавший Гурова и Крячко, встретил сослуживцев избитой милицейской фразой:
– Такие люди и без охраны! Приветствую орлов-сыщиков! Какие вопросы к скромным труженикам науки?
– Привет, Алексей. – Крячко пожал руку начальнику, кивнул эксперту. Вопрос всегда один: где убийца?
– Станислав, – одернул друга Гуров, – в этих кабинетах люди всегда заняты, некогда ля-ля разводить.
– Для дорогих гостей несколько минут найдем.
– Спасибо. – Гуров кивнул, указал на винтовку: – Что вы можете рассказать об этой штуке? Документы я читал.
– Это карабин, СКС, находится на вооружении у спецназа, – пояснил начальник отдела.
По взгляду, которым эксперт наградил своего начальника, Гуров все понял. Если сыщики хотят выжать из орудия убийства максимум, следует от начальника любыми способами избавиться.
Распахнулась дверь, и в лабораторию ввалился полковник милиции в шинели и папахе.
– Господин полковник, вы табличку на двери видели? – вкрадчиво спросил начальник НТО.
Гуров сунул ключи от «волги» Крячко и пробормотал:
– Станислав, убери их всех отсюда.
– У меня работа, я опаздываю! – закричал полковник, но из лаборатории, на которой красовалась табличка «Вход воспрещен», вышел. – А какая-то крыса из министерства...
Крячко шагнул через порог, потянул за собой начальника отдела, прикрыл дверь и гаркнул:
– Смирно! Снимите папаху, господин полковник, или вы ее больше никогда не наденете!
Гуров подмигнул эксперту, указал на дверь, зашептал:
– Сейчас будет цирк.
Крячко владел техникой разносов в совершенстве. Главное – тон, безапелляционность и скорость слов в единицу времени. Смысл слов значения не имеет, он даже мешает, так как дает возможность для контрответа.
– В папахе в здании ГУВД могут находиться лишь три человека: начальник управления, министр и его первый заместитель. Вы слышите? И никто более! – Крячко нес полную чушь.
Шаги и голоса в коридоре удалялись. Крячко было уже едва слышно: «Ваши ключи, и молите Бога...»
– Он большой начальник? – спросил у Гурова эксперт.
– Обязательно. Простите, как ваше имя?
– Александр.
– А я Лев Иванович. – Гуров осторожно взял карабин. – Саша, как специалист, что вы можете сказать об этом оружии? В данный момент вы даете неофициальное заключение, можете высказываться предположительно. Например, из данного карабина часто стреляли?
– Не думаю.
– Хозяин ухаживал за ним, часто чистил?
– Карабин тщательно чистили непосредственно перед выстрелом. Может быть, я скажу глупость, но мне кажется, что стреляла женщина, причем женщина физически очень слабая.
– Давай-давай, – одобрительно сказал Гуров. – Чем парадоксальнее, тем мне интереснее.
– К данному выводу меня подталкивают два момента. Спусковой механизм обрабатывался напильником вручную и доведен до такого состояния, что достаточно лишь тронуть спусковой крючок, как раздастся выстрел, то есть никакого усилия не требуется. Стрелять из такого оружия крайне сложно, требует определенных навыков. Обычно в момент прицеливания указательным пальцем выбирается свободный ход, и только когда цель на мушке, курок выжимается. При этом усилии новичок дергает руку и мажет. Отстреливая данный карабин, я совершил два непроизвольных выстрела, пока не понял, в чем дело. – В момент прицеливания вообще не следует держать палец на спусковом крючке, и лишь когда прорезь, мушка и мишень совпали, положить палец на крючок, его вес достаточен, чтобы произвести выстрел. Многие оперативники подтачивают «Макарова», уж больно У него тугой спуск. Но здесь, – эксперт огладил карабин, – все выполнено до предела, словно стрелять будет ребенок или очень слабая женщина.
– Интересно, очень интересно, – одобрительно сказал Гуров. – Чувствую, Александр, у вас имеются и другие соображения.
– Скорее предположения. Лев Иванович, – неуверенно произнес эксперт. – С одной стороны, это не факт, с другой – неизвестно, имеет ли мое предположение какое-либо отношение к роковому выстрелу.
– Смелее, выкладывайте, затем решим, что к чему имеет отношение. – Гуров чувствовал неуверенность эксперта, поощрительно улыбнулся. – Вся сыскная работа основана на предположениях, чудовищных по своей несуразности.
Эксперт вновь огладил карабин, пожевал губами.
– Вот, на ложе имеется вмятина, в этом месте обычно карабин поддерживают левой рукой в момент прицеливания и стрельбы. Так вы можете не увидеть, проведите кончиками пальцев, а лучше я вам лупу дам.
Гуров осмотрел в лупу указанное место и увидел на полированном дереве небольшую вмятину.
– Вижу, ну и?.. – Гуров пожал плечами. – Могли ударить об железку.
– Это вряд ли, – сказал эксперт и с удовлетворением взглянул на расхохотавшегося Гурова. Откуда молодой парень мог знать, что произнес одну из любимых фраз полковника?
– Извини, коллега. А почему не могли ударить?
– В случае удара повредили бы лак, а здесь вмятина. Чтобы так промять жесткое дерево, нужны тиски. Обратите внимание. Лев Иванович. – Эксперт осторожно перевернул карабин. – На обратной стороне аналогичная вмятина. Мое предположение: карабин зажимали в тиски, предварительно обернув фланелевой тряпочкой. Не хотели царапать дорогую вещь. Поэтому я и полагаю, что зажимали карабин не во время стрельбы. Ведь убийца знал, что после убийства карабин выбросит, так ему все равно, будут на ложе царапины или не будут, поэтому фланельку он подкладывать не стал.
Эксперт взял одну из пробирок, стоявших в штативе, взглянул на свет, показал Гурову.
– Несколько волосков, которые я обнаружил на карабине именно в месте сжатия. Установлено: волоски от ткани типа «вельвет», у меня где-то и артикул записан.
– Молодец, очень хорошо, – сказал Гуров, проникаясь к эксперту искренней симпатией. – Возможно, из этих волосков и суп сварим. Продолжаем фантазировать. Допустим, что, готовя убийство, карабин закрепили в тисках, но ведь тиски тоже надо пришпандорить к чему-то. – Он прекрасно помнил махину подъемного крана, к которому можно было привинтить не только карабин, а и противотанковое ружье. – Значит, от тисков должен отходить металлический стержень, а на его конце тоже тиски либо другое крепление. Как ты такую железку представляешь? Нарисуй.
Остро отточенным карандашом эксперт начертил простое крепление, пояснив:
– Вот тиски, которые держат карабин; от тисков отходит металлический палец длиной сантиметров тридцать, на его конце скобы типа щипчиков для сахара и винт с ушками; поворачивая уши, можно зажать такую штуковину насмерть. – Он пририсовал и карабин, а чуть в отдалении – голову человека с рожками. – Карабин можно нацелить заранее; как чертик появится, стоит спусковой крючок тронуть, и организуется покойник. Простенько и со вкусом.
– Умница, только рожки ты не тому нарисовал. Рожки над карабином торчат, а не над пулей.
– Я вышел с ним на улицу, не поленился, хотел сказать несколько слов мордатому капитану. Того и след простыл; водителем оказался шустрый старшина. Капитан якобы не из их подразделения, просто попутчик. Ты видел, чтобы капитан просил полковника подвезти? Да еще сидел в машине, покуривая?
– Ладно, Станислав, пока ты занимался воспитательной работой, я кое-что интересное выяснил, – перебил возмущенного друга Гуров.
– Тебе хорошо! – не унимался Крячко. – А эта папаха мне четыре новеньких баллона предлагал. На цену не плюнешь, практически задаром. Взятку совал, чтобы мы лишнего не болтали. Тебе, с твоей окаменевшей улыбочкой, взятку может только душевнобольной совать. А такой харе, – он оттянул тугую щеку, каждый норовит в душу плюнуть.
– Да успокойся! Твоя внешность лишний раз подтверждает, что она не у каждого человека соответствует содержанию.
– Философ! – Крячко проехал на желтый свет и погрозил кулаком гаишнику, который стоял к ним спиной. – А ты знаешь, как мне новые колеса нужны? А сколько они для моей тачки стоят? Да мне до исподнего надо раздеться, чтобы купить.
– Не переживай, не взял взятку сегодня, возьмешь завтра.
– Не было там взятки, нет состава, принял подарок за просто так. Ладно, черствая твоя душа, рассказывай, что ты в лаборатории раскопал?
Сыщики сидели в своем кабинете напротив друг друга. Дурашливая беспечность исчезла с лица Крячко, он смотрел хмуро, даже озлобленно.
– Это как понять? Нам предлагается что-то новенькое?
– К чему нам новенькое, когда со стареньким в дерьме по уши?
– Ну, что ты по данному поводу думаешь?
– Свои мысли я знаю, интересно услышать твои соображения.
Крячко состроил кислую рожицу, пробормотал:
– Вроде давно распределено: я бегаю, ты руководишь. Надоело штаны просиживать – давай поменяемся. Я думаю, – он повертел у виска пальцем, данное убийство выполнено не киллером. Если такая железка существует, ее соорудил не стрелок. С пятидесяти метров в человека из винтовки с оптическим прицелом даже я не промахнусь.
– Хорошо, дальше, – ободрил учительским тоном Гуров.
– Этот человек стрелять не умеет, но мозги у него работают исправно. А чего ты еще хочешь?
– Чтобы ты думал, Станислав. Ты отличный сыщик, но в последнее время обленился. Ты хорошо соображаешь, когда рядом нет меня. А находясь со мной, думать ленишься, мол, чего напрягаться, Лева доработает.
– Хвастун.
– У меня есть и другие недостатки. Хорошо, подтолкну лентяя. А зачем убийца свою систему разработал? Оставил бы все как есть, какая разница?
– Чтобы сбить со следа, – быстро ответил Крячко.
– Ну, при твоей версии след короткий, по нему далеко не пробежишь. Устроил упор, кстати, ты заметил на меже участков крохотный подъемный кран, там без всяких приспособлений было обо что опереться. Но убийца пошел на дополнительный риск, раз – винтил крепления и только после выбросил карабин. Значит, для него было очень важно, а: чтобы никто не догадался, что карабин находился в креплении. Надо снова ехать на дачу.
– Верно, следов там никаких изначально не оставлено, слишком жидкое месиво под ногами, а вот найти крепление можно. Убийца систему разработал, карабин в одну сторону бросил, крепление в другую, там строительного мусора до и больше, никто и внимания не обратит.
– Тебя тряхнуть, так из тебя идеи, как из дырявого мешка, сыплются. Утром и поедем, но к крану не подойдем, железку будем искать не мы. Если убийца увидит, что менты что-то ищут, он может настрожиться, а нам это ни к чему. Попросим мы Мишку Захарченко, помнишь такого?
– Забыл! – огрызнулся Крячко. – Когда ты начинаешь из себя профессора изображать, мне тебя стукнуть хочется.
– А бывает? – Гуров подвинул телефон, начал набирать номер. – У него вид босяцкий, приблатненный, на него и внимания не обратят.
– Ты такой неродной бываешь, только Петр и я терпеть можем, остальные люди тебя терпеть не переваривают. Ты самую простую мысль можешь произнести таким тоном, что ясно, вот человек, он мыслит, а остальные – так, прохожие, на чашку чаю зашли без приглашения.
– Не топчи, ботинки изотрешь, – усмехнулся Гуров, но было видно, слова приятеля задевают, даже скребут. Он поднял палец, давая знак, что соединился, и хрипло спросил: – Мишаня, ты? Во повезло, с первого захода попал. Не узнаешь? – И уже нормальным голосом продолжал: – Здравствуй, Михаил, здоровье в норме?.. Молодец, верно подметил, давно не виделись. Друзья жить не мешают?.. Что?.. Ты трезвый?.. Может, ты не один и тебя слушают?.. Точно-точно? Сам видел?.. Ну, раз за руку здоровался, так верю. Я к тебе по другому делу, но раз так, тем более свидимся. Ты где работаешь?.. Ну, не важно... Поутру к «Варшаве» подскочить можешь?.. Мне без разницы, главное, чтобы тебе удобно... Тринадцать? Жду!
Гуров положил трубку, но руки от аппарата не отнимал, в глазах у него металась сумасшедшинка.
– Ну что? Что? Говори, мать твою! – Крячко шарахнул кулаком по столу.
– Галей... Борис... Сергеевич, – с трудом выговорил Гуров, и уже обычным тоном продолжал: – Галей Борис Сергеевич, живой и здоровый, вернулся домой, живет в собственной квартире с родным братом Александром. Плющиха гуляла неделю. Галей рассказывает, мол, пребывал в далеком далеке, так как ментовка на него чужие трупы вешала. Сейчас, мол, все выяснилось, невиновность его установлена, он в законе, открывает свое дело.
– Какое дело, господи? Прошлой осенью мы Галея автогеном вырезали из его – «шестерки».
– Ты тело видел? – Нет, конечно, мне покойники неинтересны. Ты полагаешь, что полковник контрразведки Ильин инсценировал смерть Галея и киллера такого класса оставил в живых?
Заслал его в Тьмутаракань до лучших времен, теперь расконсервировал?
– Не думаю, – ответил Гуров. – На строительство версии материала не хватает. Можно лишь гадать да прикидывать. Раз «горячий» «вальтер» в прошлом году, ранее принадлежавший Галею, сунули в руки Ионе Доронину, значит, от услуг Галея отказались. Если от киллера отказываются, его уничтожают. И по дошедшим до нас сведениям, ребята из контрразведки обнаружили тело Галея в принадлежавшей ему машине, которая врезалась в опору моста. Таковы факты. Теперь, как я уже говорил, начинаются предположения. Галея решили сохранить, подсунули труп постороннего. Я не верю, что опытный разработчик полковник Ильин мог оставить киллера в живых. Это равносильно тому, что положить во внутренний карман гранату и рассчитывать, что чеку никогда не выдернет. Киллер, сорвавшийся хоть раз, уже непредсказуем.
– Можно подумать, что ты всю жизнь работал с киллерами. – Крячо был с другом согласен, возражал из желания повздорить.
Гуров на провокацию не поддался, даже подмигнул:
– Брось, Станислав, в колоде только четыре масти, и мы работали со всеми, да сотрудничать с киллером не докатились, надеюсь, что и не докатимся.
– Не зарекайся!
– Верно, стопроцентную гарантию дают только сопляки. Контакт с киллером я не исключаю хотя бы потому, что можно работать с человеком и не знать его истинную суть. Вернемся на грешную землю. Полагаю, история с Галеем проста: его хотели использовать, но он стал опасен, и опытный Ильин разобрался в парне. Контрразведчики забрали у киллера «горячий» «вальтер», сунули его в видеокамеру, вручили Доронину; дальнейшее известно. А с Галеем решили дедовским способом: оглушили, усадили за руль собственных «Жигулей», вытянули подсос, врубили передачу и направили в мир иной. Машина разбилась, тело извлекли, дальше обыкновенное российское разгильдяйство. Галей пришел в сознание то ли в катафалке, то ли в морге, и дело замяли. Борис Сергеевич Галей человек обученный, опытный, отлежался где-то, возможно, и брат об этом знал, теперь объявился; у него наверняка и паспорт старый в порядке. А в местной милиции, где его сызмальства знают, он сказал, мол, меньше пить надо, мужики.
– Но убийство на даче не его рук дело, – сказал Крячко. – Галей теперь не скоро возьмет в руки оружие.
– Обязательно, – согласился Гуров. – Ему сейчас, после воскрешения из мертвых, надо первым делом свои отношения с контрразведкой урегулировать. Иначе они его быстренько в морг вернут. Ты представляешь, сколько он сейчас о наших незадачливых коллегах знает?
– Все это интересно, однако чужая головная боль. Чем занимаемся мы? спросил Крячко.
– Разыскиваем убийцу заместителя министра Игоря Михайловича Скопа. Завтра у кинотеатра «Варшава» я встречаюсь со своим крестником Мишей Захарченко, даем ему задание поискать на стройке, недалеко от дачи вице-премьера Барчука, интересующую нас железку, а сами прибудем на данную дачу, познакомимся с обстановкой.
– Веранда пустая.
– Вот я и хочу убедиться, что она действительно пустая. – Настроение у Гурова заметно улучшилось, он даже начал насвистывать. – Понимаешь, Станислав, ни черта людям верить нельзя. Сообщают, что человек мертв, тело автогеном из машины вырезают. А человек жив-здоров! В протоколах записано, что веранда, на которой замертво упал человек, абсолютно пуста, а мне сдается, что даже такой следователь, как Игорь Гойда, так ошалел от правительственных чиновников, что кое-что, очень даже важное, на веранде просмотрел.
– Ну, флаг тебе в руки и попутного ветра! И ты хочешь, чтобы я в твоем присутствии думал? – Крячко возмущенно развел руками. – Третью неделю грамма не разрешаешь выпить, и у меня мысль только одна.
– Вот если завтра при осмотре пустой веранды установлю, что она совсем даже не пуста, тогда вечером мы твою мысль обмоем.
Глава третья
– Да ты датый здорово, документы! – распалялся капитан.
Гуров стоял в двух шагах, чувствовал амбре от капитана, который, видно, вчера выпил, сегодня потушил похмелье пивом, и старому сыщику стало тоскливо. У здания Главного управления милиции столицы, средь бела дня, нетрезвый сотрудник милиции хамит, сейчас попытается получить взятку, и ничего с этим не поделаешь. Конечно, он, полковник, способен сделать с капитаном многое Но на его месте может оказаться любой гражданин. О каком авторитете милиции мы говорим?
– Товарищ капитан, да этот «мерс» числится в угоне! – На помощь капитану подбежал старшина.
Гуров нагнулся, выдернул из замка зажигания «волги» ключи, опустил в карман, предъявил свое удостоверение.
– Я иду в научно-технический отдел, если ваше начальство торопится, пусть найдет меня. А нет, так ждите здесь. – Гуров кивнул Крячко и зашагал к подъезду.
Старшина, который, судя по всему, был абсолютно трезв, чувствовал себя увереннее, догнал Крячко, схватил за рукав.
– Удостоверение разверните, красная книжечка у каждого имеется. Я при исполнении. – И начал хвататься за кобуру.
Гуров коротко ударил старшину ребром ладони по бицепсу, рука повисла пустым рукавом; полковник вновь вынул удостоверение, развернул, поднес к самому носу.
Гуров заранее предупредил о своем приезде, всегда занятый эксперт принял полковника сразу. Винтовка, из которой был убит вице-премьер, лежала на столе. Пришел и начальник НТО, некогда знавший Гурова и Крячко, встретил сослуживцев избитой милицейской фразой:
– Такие люди и без охраны! Приветствую орлов-сыщиков! Какие вопросы к скромным труженикам науки?
– Привет, Алексей. – Крячко пожал руку начальнику, кивнул эксперту. Вопрос всегда один: где убийца?
– Станислав, – одернул друга Гуров, – в этих кабинетах люди всегда заняты, некогда ля-ля разводить.
– Для дорогих гостей несколько минут найдем.
– Спасибо. – Гуров кивнул, указал на винтовку: – Что вы можете рассказать об этой штуке? Документы я читал.
– Это карабин, СКС, находится на вооружении у спецназа, – пояснил начальник отдела.
По взгляду, которым эксперт наградил своего начальника, Гуров все понял. Если сыщики хотят выжать из орудия убийства максимум, следует от начальника любыми способами избавиться.
Распахнулась дверь, и в лабораторию ввалился полковник милиции в шинели и папахе.
– Господин полковник, вы табличку на двери видели? – вкрадчиво спросил начальник НТО.
Гуров сунул ключи от «волги» Крячко и пробормотал:
– Станислав, убери их всех отсюда.
– У меня работа, я опаздываю! – закричал полковник, но из лаборатории, на которой красовалась табличка «Вход воспрещен», вышел. – А какая-то крыса из министерства...
Крячко шагнул через порог, потянул за собой начальника отдела, прикрыл дверь и гаркнул:
– Смирно! Снимите папаху, господин полковник, или вы ее больше никогда не наденете!
Гуров подмигнул эксперту, указал на дверь, зашептал:
– Сейчас будет цирк.
Крячко владел техникой разносов в совершенстве. Главное – тон, безапелляционность и скорость слов в единицу времени. Смысл слов значения не имеет, он даже мешает, так как дает возможность для контрответа.
– В папахе в здании ГУВД могут находиться лишь три человека: начальник управления, министр и его первый заместитель. Вы слышите? И никто более! – Крячко нес полную чушь.
Шаги и голоса в коридоре удалялись. Крячко было уже едва слышно: «Ваши ключи, и молите Бога...»
– Он большой начальник? – спросил у Гурова эксперт.
– Обязательно. Простите, как ваше имя?
– Александр.
– А я Лев Иванович. – Гуров осторожно взял карабин. – Саша, как специалист, что вы можете сказать об этом оружии? В данный момент вы даете неофициальное заключение, можете высказываться предположительно. Например, из данного карабина часто стреляли?
– Не думаю.
– Хозяин ухаживал за ним, часто чистил?
– Карабин тщательно чистили непосредственно перед выстрелом. Может быть, я скажу глупость, но мне кажется, что стреляла женщина, причем женщина физически очень слабая.
– Давай-давай, – одобрительно сказал Гуров. – Чем парадоксальнее, тем мне интереснее.
– К данному выводу меня подталкивают два момента. Спусковой механизм обрабатывался напильником вручную и доведен до такого состояния, что достаточно лишь тронуть спусковой крючок, как раздастся выстрел, то есть никакого усилия не требуется. Стрелять из такого оружия крайне сложно, требует определенных навыков. Обычно в момент прицеливания указательным пальцем выбирается свободный ход, и только когда цель на мушке, курок выжимается. При этом усилии новичок дергает руку и мажет. Отстреливая данный карабин, я совершил два непроизвольных выстрела, пока не понял, в чем дело. – В момент прицеливания вообще не следует держать палец на спусковом крючке, и лишь когда прорезь, мушка и мишень совпали, положить палец на крючок, его вес достаточен, чтобы произвести выстрел. Многие оперативники подтачивают «Макарова», уж больно У него тугой спуск. Но здесь, – эксперт огладил карабин, – все выполнено до предела, словно стрелять будет ребенок или очень слабая женщина.
– Интересно, очень интересно, – одобрительно сказал Гуров. – Чувствую, Александр, у вас имеются и другие соображения.
– Скорее предположения. Лев Иванович, – неуверенно произнес эксперт. – С одной стороны, это не факт, с другой – неизвестно, имеет ли мое предположение какое-либо отношение к роковому выстрелу.
– Смелее, выкладывайте, затем решим, что к чему имеет отношение. – Гуров чувствовал неуверенность эксперта, поощрительно улыбнулся. – Вся сыскная работа основана на предположениях, чудовищных по своей несуразности.
Эксперт вновь огладил карабин, пожевал губами.
– Вот, на ложе имеется вмятина, в этом месте обычно карабин поддерживают левой рукой в момент прицеливания и стрельбы. Так вы можете не увидеть, проведите кончиками пальцев, а лучше я вам лупу дам.
Гуров осмотрел в лупу указанное место и увидел на полированном дереве небольшую вмятину.
– Вижу, ну и?.. – Гуров пожал плечами. – Могли ударить об железку.
– Это вряд ли, – сказал эксперт и с удовлетворением взглянул на расхохотавшегося Гурова. Откуда молодой парень мог знать, что произнес одну из любимых фраз полковника?
– Извини, коллега. А почему не могли ударить?
– В случае удара повредили бы лак, а здесь вмятина. Чтобы так промять жесткое дерево, нужны тиски. Обратите внимание. Лев Иванович. – Эксперт осторожно перевернул карабин. – На обратной стороне аналогичная вмятина. Мое предположение: карабин зажимали в тиски, предварительно обернув фланелевой тряпочкой. Не хотели царапать дорогую вещь. Поэтому я и полагаю, что зажимали карабин не во время стрельбы. Ведь убийца знал, что после убийства карабин выбросит, так ему все равно, будут на ложе царапины или не будут, поэтому фланельку он подкладывать не стал.
Эксперт взял одну из пробирок, стоявших в штативе, взглянул на свет, показал Гурову.
– Несколько волосков, которые я обнаружил на карабине именно в месте сжатия. Установлено: волоски от ткани типа «вельвет», у меня где-то и артикул записан.
– Молодец, очень хорошо, – сказал Гуров, проникаясь к эксперту искренней симпатией. – Возможно, из этих волосков и суп сварим. Продолжаем фантазировать. Допустим, что, готовя убийство, карабин закрепили в тисках, но ведь тиски тоже надо пришпандорить к чему-то. – Он прекрасно помнил махину подъемного крана, к которому можно было привинтить не только карабин, а и противотанковое ружье. – Значит, от тисков должен отходить металлический стержень, а на его конце тоже тиски либо другое крепление. Как ты такую железку представляешь? Нарисуй.
Остро отточенным карандашом эксперт начертил простое крепление, пояснив:
– Вот тиски, которые держат карабин; от тисков отходит металлический палец длиной сантиметров тридцать, на его конце скобы типа щипчиков для сахара и винт с ушками; поворачивая уши, можно зажать такую штуковину насмерть. – Он пририсовал и карабин, а чуть в отдалении – голову человека с рожками. – Карабин можно нацелить заранее; как чертик появится, стоит спусковой крючок тронуть, и организуется покойник. Простенько и со вкусом.
– Умница, только рожки ты не тому нарисовал. Рожки над карабином торчат, а не над пулей.
* * *
На обратном пути; от Петровки до министерства Крячко возмущенно рассказывал, каким гнилым оказался полкаш, с чьей «волги» они забрали ключи.– Я вышел с ним на улицу, не поленился, хотел сказать несколько слов мордатому капитану. Того и след простыл; водителем оказался шустрый старшина. Капитан якобы не из их подразделения, просто попутчик. Ты видел, чтобы капитан просил полковника подвезти? Да еще сидел в машине, покуривая?
– Ладно, Станислав, пока ты занимался воспитательной работой, я кое-что интересное выяснил, – перебил возмущенного друга Гуров.
– Тебе хорошо! – не унимался Крячко. – А эта папаха мне четыре новеньких баллона предлагал. На цену не плюнешь, практически задаром. Взятку совал, чтобы мы лишнего не болтали. Тебе, с твоей окаменевшей улыбочкой, взятку может только душевнобольной совать. А такой харе, – он оттянул тугую щеку, каждый норовит в душу плюнуть.
– Да успокойся! Твоя внешность лишний раз подтверждает, что она не у каждого человека соответствует содержанию.
– Философ! – Крячко проехал на желтый свет и погрозил кулаком гаишнику, который стоял к ним спиной. – А ты знаешь, как мне новые колеса нужны? А сколько они для моей тачки стоят? Да мне до исподнего надо раздеться, чтобы купить.
– Не переживай, не взял взятку сегодня, возьмешь завтра.
– Не было там взятки, нет состава, принял подарок за просто так. Ладно, черствая твоя душа, рассказывай, что ты в лаборатории раскопал?
Сыщики сидели в своем кабинете напротив друг друга. Дурашливая беспечность исчезла с лица Крячко, он смотрел хмуро, даже озлобленно.
– Это как понять? Нам предлагается что-то новенькое?
– К чему нам новенькое, когда со стареньким в дерьме по уши?
– Ну, что ты по данному поводу думаешь?
– Свои мысли я знаю, интересно услышать твои соображения.
Крячко состроил кислую рожицу, пробормотал:
– Вроде давно распределено: я бегаю, ты руководишь. Надоело штаны просиживать – давай поменяемся. Я думаю, – он повертел у виска пальцем, данное убийство выполнено не киллером. Если такая железка существует, ее соорудил не стрелок. С пятидесяти метров в человека из винтовки с оптическим прицелом даже я не промахнусь.
– Хорошо, дальше, – ободрил учительским тоном Гуров.
– Этот человек стрелять не умеет, но мозги у него работают исправно. А чего ты еще хочешь?
– Чтобы ты думал, Станислав. Ты отличный сыщик, но в последнее время обленился. Ты хорошо соображаешь, когда рядом нет меня. А находясь со мной, думать ленишься, мол, чего напрягаться, Лева доработает.
– Хвастун.
– У меня есть и другие недостатки. Хорошо, подтолкну лентяя. А зачем убийца свою систему разработал? Оставил бы все как есть, какая разница?
– Чтобы сбить со следа, – быстро ответил Крячко.
– Ну, при твоей версии след короткий, по нему далеко не пробежишь. Устроил упор, кстати, ты заметил на меже участков крохотный подъемный кран, там без всяких приспособлений было обо что опереться. Но убийца пошел на дополнительный риск, раз – винтил крепления и только после выбросил карабин. Значит, для него было очень важно, а: чтобы никто не догадался, что карабин находился в креплении. Надо снова ехать на дачу.
– Верно, следов там никаких изначально не оставлено, слишком жидкое месиво под ногами, а вот найти крепление можно. Убийца систему разработал, карабин в одну сторону бросил, крепление в другую, там строительного мусора до и больше, никто и внимания не обратит.
– Тебя тряхнуть, так из тебя идеи, как из дырявого мешка, сыплются. Утром и поедем, но к крану не подойдем, железку будем искать не мы. Если убийца увидит, что менты что-то ищут, он может настрожиться, а нам это ни к чему. Попросим мы Мишку Захарченко, помнишь такого?
– Забыл! – огрызнулся Крячко. – Когда ты начинаешь из себя профессора изображать, мне тебя стукнуть хочется.
– А бывает? – Гуров подвинул телефон, начал набирать номер. – У него вид босяцкий, приблатненный, на него и внимания не обратят.
– Ты такой неродной бываешь, только Петр и я терпеть можем, остальные люди тебя терпеть не переваривают. Ты самую простую мысль можешь произнести таким тоном, что ясно, вот человек, он мыслит, а остальные – так, прохожие, на чашку чаю зашли без приглашения.
– Не топчи, ботинки изотрешь, – усмехнулся Гуров, но было видно, слова приятеля задевают, даже скребут. Он поднял палец, давая знак, что соединился, и хрипло спросил: – Мишаня, ты? Во повезло, с первого захода попал. Не узнаешь? – И уже нормальным голосом продолжал: – Здравствуй, Михаил, здоровье в норме?.. Молодец, верно подметил, давно не виделись. Друзья жить не мешают?.. Что?.. Ты трезвый?.. Может, ты не один и тебя слушают?.. Точно-точно? Сам видел?.. Ну, раз за руку здоровался, так верю. Я к тебе по другому делу, но раз так, тем более свидимся. Ты где работаешь?.. Ну, не важно... Поутру к «Варшаве» подскочить можешь?.. Мне без разницы, главное, чтобы тебе удобно... Тринадцать? Жду!
Гуров положил трубку, но руки от аппарата не отнимал, в глазах у него металась сумасшедшинка.
– Ну что? Что? Говори, мать твою! – Крячко шарахнул кулаком по столу.
– Галей... Борис... Сергеевич, – с трудом выговорил Гуров, и уже обычным тоном продолжал: – Галей Борис Сергеевич, живой и здоровый, вернулся домой, живет в собственной квартире с родным братом Александром. Плющиха гуляла неделю. Галей рассказывает, мол, пребывал в далеком далеке, так как ментовка на него чужие трупы вешала. Сейчас, мол, все выяснилось, невиновность его установлена, он в законе, открывает свое дело.
– Какое дело, господи? Прошлой осенью мы Галея автогеном вырезали из его – «шестерки».
– Ты тело видел? – Нет, конечно, мне покойники неинтересны. Ты полагаешь, что полковник контрразведки Ильин инсценировал смерть Галея и киллера такого класса оставил в живых?
Заслал его в Тьмутаракань до лучших времен, теперь расконсервировал?
– Не думаю, – ответил Гуров. – На строительство версии материала не хватает. Можно лишь гадать да прикидывать. Раз «горячий» «вальтер» в прошлом году, ранее принадлежавший Галею, сунули в руки Ионе Доронину, значит, от услуг Галея отказались. Если от киллера отказываются, его уничтожают. И по дошедшим до нас сведениям, ребята из контрразведки обнаружили тело Галея в принадлежавшей ему машине, которая врезалась в опору моста. Таковы факты. Теперь, как я уже говорил, начинаются предположения. Галея решили сохранить, подсунули труп постороннего. Я не верю, что опытный разработчик полковник Ильин мог оставить киллера в живых. Это равносильно тому, что положить во внутренний карман гранату и рассчитывать, что чеку никогда не выдернет. Киллер, сорвавшийся хоть раз, уже непредсказуем.
– Можно подумать, что ты всю жизнь работал с киллерами. – Крячо был с другом согласен, возражал из желания повздорить.
Гуров на провокацию не поддался, даже подмигнул:
– Брось, Станислав, в колоде только четыре масти, и мы работали со всеми, да сотрудничать с киллером не докатились, надеюсь, что и не докатимся.
– Не зарекайся!
– Верно, стопроцентную гарантию дают только сопляки. Контакт с киллером я не исключаю хотя бы потому, что можно работать с человеком и не знать его истинную суть. Вернемся на грешную землю. Полагаю, история с Галеем проста: его хотели использовать, но он стал опасен, и опытный Ильин разобрался в парне. Контрразведчики забрали у киллера «горячий» «вальтер», сунули его в видеокамеру, вручили Доронину; дальнейшее известно. А с Галеем решили дедовским способом: оглушили, усадили за руль собственных «Жигулей», вытянули подсос, врубили передачу и направили в мир иной. Машина разбилась, тело извлекли, дальше обыкновенное российское разгильдяйство. Галей пришел в сознание то ли в катафалке, то ли в морге, и дело замяли. Борис Сергеевич Галей человек обученный, опытный, отлежался где-то, возможно, и брат об этом знал, теперь объявился; у него наверняка и паспорт старый в порядке. А в местной милиции, где его сызмальства знают, он сказал, мол, меньше пить надо, мужики.
– Но убийство на даче не его рук дело, – сказал Крячко. – Галей теперь не скоро возьмет в руки оружие.
– Обязательно, – согласился Гуров. – Ему сейчас, после воскрешения из мертвых, надо первым делом свои отношения с контрразведкой урегулировать. Иначе они его быстренько в морг вернут. Ты представляешь, сколько он сейчас о наших незадачливых коллегах знает?
– Все это интересно, однако чужая головная боль. Чем занимаемся мы? спросил Крячко.
– Разыскиваем убийцу заместителя министра Игоря Михайловича Скопа. Завтра у кинотеатра «Варшава» я встречаюсь со своим крестником Мишей Захарченко, даем ему задание поискать на стройке, недалеко от дачи вице-премьера Барчука, интересующую нас железку, а сами прибудем на данную дачу, познакомимся с обстановкой.
– Веранда пустая.
– Вот я и хочу убедиться, что она действительно пустая. – Настроение у Гурова заметно улучшилось, он даже начал насвистывать. – Понимаешь, Станислав, ни черта людям верить нельзя. Сообщают, что человек мертв, тело автогеном из машины вырезают. А человек жив-здоров! В протоколах записано, что веранда, на которой замертво упал человек, абсолютно пуста, а мне сдается, что даже такой следователь, как Игорь Гойда, так ошалел от правительственных чиновников, что кое-что, очень даже важное, на веранде просмотрел.
– Ну, флаг тебе в руки и попутного ветра! И ты хочешь, чтобы я в твоем присутствии думал? – Крячко возмущенно развел руками. – Третью неделю грамма не разрешаешь выпить, и у меня мысль только одна.
– Вот если завтра при осмотре пустой веранды установлю, что она совсем даже не пуста, тогда вечером мы твою мысль обмоем.
Глава третья
На следующий день после убийства на даче вице-премьера, то есть примерно за неделю до описываемых событий, полковник Игорь Трофимович Ильин сидел за столом своего рабочего кабинета и пребывал в крайне сумеречном настроении. Убийство – уголовное преступление, и заниматься им должна прокуратура и уголовный розыск, а отнюдь не контрразведка. Однако с начальством не поспоришь, и, получив указание генерала, поручение прокуратуры, полковник собрал жалкие остатки оперативного состава отдела – основную часть забрали после убийства телеведущего, – провел инструктаж. И голос начальника, и лица подчиненных выражали полную безнадежность. В их глазах была тоска и абсолютное непонимание, чего же от них хотят? Так смотрит загнанный конь, пусть и отличных кровей, который уже давно перестал ощущать ожог хлыста. Побежать-то я побегу, но лишь дурак может ожидать, что измученное животное вернется на старт победителем.
Ильин лениво подвинул папку с неразобранной почтой. Было время, каждую газету прочитаешь от первой до последней строчки, а газеты кончались значительно раньше, Чем рабочий день. Золотые денечки, каждый иностранец имеет номер, известный маршрут, вылизанные связи. Иностранцы – люди привередливые, посещают изысканные рестораны, контрразведчик кушает неподалеку, и еще неизвестно, кого с большим вниманием обслуживает официант – помощника посла солнечной Гваделупы или великого лейтенанта Пупкина.
Да, было время, только глянул – все дышать перестали, сегодня практически с рядовыми ментами сравнялись, по одним помойкам лазаем, ни чести тебе, ни уважения.
– Игорь Трофимович, – раздался из динамика голос выписывающей пропуска девицы. – К нам тут какой-то гражданин рвется. Документов у него нет и ведет себя шибко самостоятельно. Ваше имя отчество называет.
Ильин собрался послать самостоятельного гражданина куда подальше, вздохнул тяжело и миролюбиво сказал:
– Девочка, если гражданину так приспичило, видно, невтерпеж. Скажи дежурному прапорщику, чтобы проводил ко мне.
Ильин отодвинул газеты, гадая, кто сейчас явится. Видно, кто-то из бывших стукачей освободился, паспорта нет, а справку показывать не хочется.
В дверь тихо постучали, затем приоткрыли, заглянул дежурный.
– Здравия желаю, господин полковник! Разрешите завести?
– Проси, – усмехнулся Ильин и так и остался с прилипшей к губам усмешкой.
Отстранив дежурного, в кабинет вошел Борис Галей.
Ильин хотел встать, вцепившись в подлокотники кресла, остался сидеть.
– Присутствовать? Или обождать за дверью? – спросил прапорщик.
Галей взглянул на опешившего полковника, спокойно повернулся к сопровождающему, не разжимая губ, произнес:
– Иди, сынок. Я с того света вернулся.
Видишь, Игорь Трофимович переживает – И закрыл за охранником дверь.
Галей, готовясь к предстоящей встрече с полковником, который приказал убить киллера, успокаивал себя, боялся сорваться и наделать глупостей, даже зашел в аптеку, купил валерьянки. Странно, увидев знакомое лицо с легким прищуром светлых глаз, прибитую сединой голову, непринужденно улыбнулся и неожиданно для себя сказал:
– Да не бери ты так к сердцу, Игорь Трофимович! Чего только в жизни не случается.
– Ну раз зашел, присаживайся, – взяв себя в руки, сказал Ильин. Признаюсь, не ко времени, у меня без тебя забот уйма.
– Знаю, вчера к вечеру на даче большого начальника другого холуя застрелили. Пишут, выстрел был хорош, в центр лба залепили. Я хотел попозжее, где-нибудь через недельку к тебе заглянуть. А новость прочитал, понял, следует явиться, засвидетельствовать почтение да сказать, что дело не мое. Рано или поздно, узнаешь, что Борис Галей живой, пошлешь своих пацанов обувку изнашивать. Ты знаешь, я винтовкой не пользуюсь, вообще цвет сменил. У меня после того, как я с того свет возвернулся, к покойным, эта, как ее, аллергия, во! Ты, полковник, запиши, в момент убийства этого лоха, где-то в районе девятнадцати часов, так газеты пишут, раб Божий Галей Борис Сергеевич находился в кругу друзей и двух ментов из отделения милиции, которые отмечали его, Галея, возвращение в отчий дом. Чего не пишешь?
– Запомню.
– Во-во, у меня память отличная. Хотел я тебя закопать... – Голос у Галея сорвался, оттянуло в хрип, он тяжело сглотнул, достал пачку сигарет. – Вот курить научился, даже рюмку могу выпить, ведь знаешь, раньше со мной не случалось.
Ильин почувствовал, как сердце придавило; он пошарил в ящике стола, достал бутылку коньяка, сделал крохотный глоток.
– У! Да ты совсем плохой. Сосуды! Вот блядская жизнь, полковник! Чужими жизнями распоряжаешься как дерьмом! А свою сохранить – проблема! Ты брось, береги себя, я на тебя серьезные виды имею. Опять же мне обида, коли я тебя не сам кончу, а ты от дряхлого сердчишка завалишься.
Ильин еще раз глотнул из бутылки, убрал в стол, заставил себя подняться из кресла, даже прошелся по кабинету. Оказавшись за спиной Галея, с ненавистью взглянул на его затылок. Галей угадал мысли полковника.
– Некачественно твои пацаны сработали, поленились вывести из машины, в салоне ударили, а замаха-то нет, да и удар чуть выше положенного места пришелся, потому и живой, – спокойно, несколько задумчиво произнес Галей.
– Халтурщики, простого дела не выполнили, – в тон Галею сказал полковник и вернулся на свое место. – Теперь с тобой мороки не оберешься.
– Господин полковник, давайте расставим все точки над "ё"! – Галей перешел на «ты», заговорил деловито. – Я от власти не борзею, меру знаю, мне такой умный и могущественный противник не нужен. Вам известно, я вашу школу закончил, опыт страховки имею, потому вы меня тронуть никак не можете.
– Твои дела не доказываются, мои тоже не доказываются. – Голос Ильина набрал силу.
– Верно, они в суде не доказываются. Но для служебного расследования и увольнения без выходного пособия на вас, Игорь Трофимович, вполне хватит. Я материал по разным норкам рассовал, вам все не разыскать. Да и людей у вас таких, кому бы вы могли довериться, нет и быть не может. Так что ежели я под троллейбус случайно попал, то телеги на вас в тот миг и поехали. И не вашим засранным генералам, которые, оберегая себя, вас спасать начнут, а в такие места, где на моем материале вмиг из полковника Ильина героя всея России сделают, да и за пределами прославят. Все, Игорь Трофимович! Я не угрожаю, и больше вы от меня ни одного непочтительного слова не услышите. Шантаж – дело крайне опасное, мне ведомо.
– Так что ты хочешь? – Ильину еще не терпелось хлебнуть, но он удержался.
– А ничего, живут люди, каждый сам по себе и друг друга не трогают.
– Больно ты прост. – Ильин смотрел недоверчиво.
– Ну, я не совсем прост. – Тогда говори.
Я за эти месяцы много чего передумал, а: решил со стрельбой кончать. Не хлебное дело. Я иное решил.
– Хлебное?
– Очень. Половина ваша.
– Нет! – быстро ответил Ильин.
– А вы, Игорь Трофимович, не зарекайтесь. Дальний банк – это надежно, но уж больно он дальний. А наличные – они завсегда наличные. И не мне вам, уважаемый, подсказывать, что жизнь порой так сдает, что по сравнению с ней самый классный исполнитель заезжим лохом окажется. Я один. Сашку моего можно не считать, ничего не знает и знать не будет. Я слегка обернусь, потом вы решите, падаете в долю или в стороне от денег остаетесь.
Ильин лениво подвинул папку с неразобранной почтой. Было время, каждую газету прочитаешь от первой до последней строчки, а газеты кончались значительно раньше, Чем рабочий день. Золотые денечки, каждый иностранец имеет номер, известный маршрут, вылизанные связи. Иностранцы – люди привередливые, посещают изысканные рестораны, контрразведчик кушает неподалеку, и еще неизвестно, кого с большим вниманием обслуживает официант – помощника посла солнечной Гваделупы или великого лейтенанта Пупкина.
Да, было время, только глянул – все дышать перестали, сегодня практически с рядовыми ментами сравнялись, по одним помойкам лазаем, ни чести тебе, ни уважения.
– Игорь Трофимович, – раздался из динамика голос выписывающей пропуска девицы. – К нам тут какой-то гражданин рвется. Документов у него нет и ведет себя шибко самостоятельно. Ваше имя отчество называет.
Ильин собрался послать самостоятельного гражданина куда подальше, вздохнул тяжело и миролюбиво сказал:
– Девочка, если гражданину так приспичило, видно, невтерпеж. Скажи дежурному прапорщику, чтобы проводил ко мне.
Ильин отодвинул газеты, гадая, кто сейчас явится. Видно, кто-то из бывших стукачей освободился, паспорта нет, а справку показывать не хочется.
В дверь тихо постучали, затем приоткрыли, заглянул дежурный.
– Здравия желаю, господин полковник! Разрешите завести?
– Проси, – усмехнулся Ильин и так и остался с прилипшей к губам усмешкой.
Отстранив дежурного, в кабинет вошел Борис Галей.
Ильин хотел встать, вцепившись в подлокотники кресла, остался сидеть.
– Присутствовать? Или обождать за дверью? – спросил прапорщик.
Галей взглянул на опешившего полковника, спокойно повернулся к сопровождающему, не разжимая губ, произнес:
– Иди, сынок. Я с того света вернулся.
Видишь, Игорь Трофимович переживает – И закрыл за охранником дверь.
Галей, готовясь к предстоящей встрече с полковником, который приказал убить киллера, успокаивал себя, боялся сорваться и наделать глупостей, даже зашел в аптеку, купил валерьянки. Странно, увидев знакомое лицо с легким прищуром светлых глаз, прибитую сединой голову, непринужденно улыбнулся и неожиданно для себя сказал:
– Да не бери ты так к сердцу, Игорь Трофимович! Чего только в жизни не случается.
– Ну раз зашел, присаживайся, – взяв себя в руки, сказал Ильин. Признаюсь, не ко времени, у меня без тебя забот уйма.
– Знаю, вчера к вечеру на даче большого начальника другого холуя застрелили. Пишут, выстрел был хорош, в центр лба залепили. Я хотел попозжее, где-нибудь через недельку к тебе заглянуть. А новость прочитал, понял, следует явиться, засвидетельствовать почтение да сказать, что дело не мое. Рано или поздно, узнаешь, что Борис Галей живой, пошлешь своих пацанов обувку изнашивать. Ты знаешь, я винтовкой не пользуюсь, вообще цвет сменил. У меня после того, как я с того свет возвернулся, к покойным, эта, как ее, аллергия, во! Ты, полковник, запиши, в момент убийства этого лоха, где-то в районе девятнадцати часов, так газеты пишут, раб Божий Галей Борис Сергеевич находился в кругу друзей и двух ментов из отделения милиции, которые отмечали его, Галея, возвращение в отчий дом. Чего не пишешь?
– Запомню.
– Во-во, у меня память отличная. Хотел я тебя закопать... – Голос у Галея сорвался, оттянуло в хрип, он тяжело сглотнул, достал пачку сигарет. – Вот курить научился, даже рюмку могу выпить, ведь знаешь, раньше со мной не случалось.
Ильин почувствовал, как сердце придавило; он пошарил в ящике стола, достал бутылку коньяка, сделал крохотный глоток.
– У! Да ты совсем плохой. Сосуды! Вот блядская жизнь, полковник! Чужими жизнями распоряжаешься как дерьмом! А свою сохранить – проблема! Ты брось, береги себя, я на тебя серьезные виды имею. Опять же мне обида, коли я тебя не сам кончу, а ты от дряхлого сердчишка завалишься.
Ильин еще раз глотнул из бутылки, убрал в стол, заставил себя подняться из кресла, даже прошелся по кабинету. Оказавшись за спиной Галея, с ненавистью взглянул на его затылок. Галей угадал мысли полковника.
– Некачественно твои пацаны сработали, поленились вывести из машины, в салоне ударили, а замаха-то нет, да и удар чуть выше положенного места пришелся, потому и живой, – спокойно, несколько задумчиво произнес Галей.
– Халтурщики, простого дела не выполнили, – в тон Галею сказал полковник и вернулся на свое место. – Теперь с тобой мороки не оберешься.
– Господин полковник, давайте расставим все точки над "ё"! – Галей перешел на «ты», заговорил деловито. – Я от власти не борзею, меру знаю, мне такой умный и могущественный противник не нужен. Вам известно, я вашу школу закончил, опыт страховки имею, потому вы меня тронуть никак не можете.
– Твои дела не доказываются, мои тоже не доказываются. – Голос Ильина набрал силу.
– Верно, они в суде не доказываются. Но для служебного расследования и увольнения без выходного пособия на вас, Игорь Трофимович, вполне хватит. Я материал по разным норкам рассовал, вам все не разыскать. Да и людей у вас таких, кому бы вы могли довериться, нет и быть не может. Так что ежели я под троллейбус случайно попал, то телеги на вас в тот миг и поехали. И не вашим засранным генералам, которые, оберегая себя, вас спасать начнут, а в такие места, где на моем материале вмиг из полковника Ильина героя всея России сделают, да и за пределами прославят. Все, Игорь Трофимович! Я не угрожаю, и больше вы от меня ни одного непочтительного слова не услышите. Шантаж – дело крайне опасное, мне ведомо.
– Так что ты хочешь? – Ильину еще не терпелось хлебнуть, но он удержался.
– А ничего, живут люди, каждый сам по себе и друг друга не трогают.
– Больно ты прост. – Ильин смотрел недоверчиво.
– Ну, я не совсем прост. – Тогда говори.
Я за эти месяцы много чего передумал, а: решил со стрельбой кончать. Не хлебное дело. Я иное решил.
– Хлебное?
– Очень. Половина ваша.
– Нет! – быстро ответил Ильин.
– А вы, Игорь Трофимович, не зарекайтесь. Дальний банк – это надежно, но уж больно он дальний. А наличные – они завсегда наличные. И не мне вам, уважаемый, подсказывать, что жизнь порой так сдает, что по сравнению с ней самый классный исполнитель заезжим лохом окажется. Я один. Сашку моего можно не считать, ничего не знает и знать не будет. Я слегка обернусь, потом вы решите, падаете в долю или в стороне от денег остаетесь.