Страница:
– Нет, этот был мальчонка неплохой. – Дмитрий изобразил мину безусловного одобрения. – Такой уважительный, дисциплинированный, неизбалованный… Если честно, то он вообще не был похож на миллионерского сынка. Пацаны, в принципе, его уважали и с ним считались. Но он все равно, вот не знаю почему, был среди них как белая ворона. Ну, понятное дело – американец! Вырос-то он в Штатах. У них, говорят, и миллионеры могут ходить по улице в драных джинсах. Не то, что у нас: чуть подзажирел – все остальные для него отстой и быдло. Эх, что ж это я разболтался?! Мне пора на свой пост, – кивнув на прощание, Дмитрий торопливо зашагал к проходной.
Распахнув полированную тяжелую дубовую дверь, сработанную хорошим краснодеревщиком, опера вошли в высокий, просторный холл, напоминающий какую-нибудь графскую гостиную. Под сводчатым, украшенным лепниной потолком висела большущая, чуточку аляповатая люстра, какие когда-то имели обыкновение вешать на столичных железнодорожных вокзалах. В углу темнел окруженный кованой решеткой зев камина, на второй этаж вела беломраморная лестница с перилами из дорогого дерева, украшенная резьбой и литыми фигурными бляхами из начищенной бронзы. Мрамор, мозаика, позолота, витражи, зеркала в роскошных рамах, ковры, дорогая мебель – все это выглядело несколько кричащим и даже крикливым. По холлу, протирая подоконники и карнизы, огромные вазы, установленные по углам справа и слева от входа, в форменной спецодежде ходила женщина средних лет.
– Здравствуйте. А как бы нам увидеть вашего директора? – спросил Лев, остановившись у порога.
– Здравствуйте… – женщина удивленно обернулась в их сторону. – Кабинет Эдуарда Вениаминовича на втором этаже. Идите вот по этой лестнице, там увидите.
Судя по интерьеру второго этажа, здесь на обстановку тоже не поскупились. Подойдя к двери со сверкающей табличкой «Секретарь», Гуров взялся за начищенную до блеска литую, антикварного вида ручку, но дверь неожиданно распахнулась, и он увидел перед собой молодую особу в наряде «от кого-то». Сияя приветливой улыбкой, та отступила назад, приглашая войти.
– Вы из уголовного розыска? – промурлыкала секретарша, одарив оперов загадочно-томным взглядом. – Проходите. Эдуард Вениаминович ждет вас.
– Благодарю, – сдержанно улыбнулся Гуров и пошел по дорогущему, яркому туркменскому ковру ручной работы к двери с табличкой «Директор пансионата „Гайавата“ Цирюльский Эдуард Вениаминович».
Стас, пробежав оценивающим взглядом по весьма недурным формам девушки, постарался изобразить на лице что-то дружелюбное и, сдерживая тягостный вздох, поспешил за Гуровым. В этот момент из директорского кабинета вышел моложавый, рослый брюнет в отменно сидящем дорогом костюме, который, видимо, на ходу завершая разговор с хозяином кабинета, бросил через плечо:
– Хорошо, хорошо, я сейчас же это проверю!
Затем брюнет стремительно проследовал мимо оперов и покинул приемную.
Несмотря на эту поспешность, Гуров успел заметить, с каким едким вниманием он покосился в их сторону. Брюнет явно не остался равнодушен к появлению двух незнакомцев. Впрочем, находясь у директора, он вполне мог знать, кто и зачем приехал в пансионат. Скорее всего, Цирюльского уже известили о прибытии сотрудников уголовного розыска. «Занятный малый… Он явно знает, кто мы такие, и это ему почему-то не нравится», – мысленно отметил Гуров, закрепляя в памяти всего лишь пару секунд виденные им черты лица брюнета.
Цирюльский оказался крупным, несколько даже тяжеловесным мужчиной с большой лысиной. Черный костюм на нем сидел довольно мешковато, и хозяин кабинета выглядел скорее не директором элитарного заведения, а завхозом какого-нибудь средненького дома отдыха былых времен. Увидев оперов, он встал из-за стола и вышел им навстречу.
– Чай, кофе? – радушно, но с оттенком горечи улыбнулся Цирюльский, указывая на кресла у столика, стоящего в углу подле большого, подсвеченного аквариума, в котором вальяжно плавали пышнохвостые, пучеглазые рыбехи, именуемые телескопами.
– Можно кофе, – простецки согласился Крячко, плюхнувшись в кресло и с интересом разглядывая рыбье царство.
– Ниночка, пожалуйста, три кофе, – нажав на кнопку селектора, попросил Цирюльский.
Почти тут же дверь кабинета распахнулась и, все так же сияя улыбкой, секретарша вошла в кабинет с подносом, на котором помимо трех чашек кофе стояла сахарница с белоснежными кубиками рафинада и вазочка с печеньем. Грациозно вышагивая своими красивыми ножками, Ниночка подошла к столику и не спеша расставила чашки, вновь повергнув в смятение впечатлительного Стаса. «Интересно, Цирюльский с ней спит?» – с некоторым оттенком затаенной ревности неожиданно для себя подумал он.
– Ну, что вам сказать, господа? – отпив кофе, Цирюльский горестно вздохнул. – Ситуация, думаю, вам уже известна. Вся надежда теперь только на вас. Сами понимаете: такое – и в страшном сне не приснится. Сколько существует наш пансионат, ничего подобного ранее не случалось. Коллектив, конечно, в шоке… Мы сейчас даже не знаем, что и думать. Если вас что-то интересует – спрашивайте. Отвечу на любые ваши вопросы.
– Расскажите поподробнее об обстоятельствах исчезновения мальчика и каким образом вы проводили его поиски, – тоже принимаясь за кофе, спросил Гуров.
– Обстоятельства… – Цирюльский беспомощно развел руками. – Ну, что я тут могу сказать? День был как день… Мальчики с утра занимались с преподавателем вопросами современного этикета, затем со своим основным наставником учились вязать узлы, как это делают индейцы. Работал с ними вожатый Данилов Виктор, хороший этнограф, года два он жил в Америке в одной из индейских резерваций. Он, кстати, даже был, как бы это сказать, принят в индейцы со статусом… э-э-э… ну, чего-то наподобие почетного вождя. Прекрасно знает их культуру, обычаи, в какой-то мере даже владеет языком. Мальчики его очень уважают, у меня к нему претензий нет, и я ему вполне доверяю. После обеда планировалась поездка в ангажированную нами школу бального танца. Там мальчики должны были в паре с девочками изучать премудрости этого искусства…
– Это что же, – рассмеялся Крячко, – они вот так и занимаются бальными танцами – в кожаных штанах, с перьями на голове?
– Ну что вы! – Цирюльский тоже невольно хохотнул. – Скажете такое! Конечно же, нет. Для этого есть специальные наряды, сшитые в лучших модельных домах Франции. Так вот, по словам Виктора Данилова, во время обеденного перерыва Алекс – так зовут пропавшего, куда-то незаметно отлучился. Его исчезновение Виктор заметил минут через пятнадцать, но все трое соседей Алекса по вигваму успокоили его, сказав, что их приятель никуда не денется, поскольку вроде бы мог засидеться в туалете. Но время шло, а Алекс не появлялся. Тогда Виктор, быстро проверив места, где мог бы находиться мальчик, и не найдя его там, поставил меня в известность. Я тут же объявил тревогу, и всем пансионатом мы начали поиски. Проверили абсолютно все. Но он исчез, словно испарился.
– У вас в тот момент были какие-то версии случившегося? – отпивая кофе, спросил Крячко.
– Вначале мы предположили, что Алекс мог спрятаться где-то на территории. Ну, дети есть дети, знаете… Тем более что все тут построено на игре в индейцев. Но нигде не было обнаружено абсолютно никаких следов его пребывания – ни на чердаках, ни в подсобках, ни в подвалах… К тому же все такие… э-э-э… кризисные, что ли, места, где ребенок мог бы оказаться в опасной ситуации, у нас под замком.
– А в поисках кто участвовал? – допив кофе и отставив чашку, поинтересовался Гуров.
– Все. И педагогический персонал, и охрана, и сами дети… Все за него очень переживали. – Цирюльский тягостно вздохнул.
– И вот вы целых два дня всем пансионатом непрерывно – день и ночь – ходили, ходили, ходили… Заглядывали во все закоулки и спрашивали друг друга: «Ты его не видел?» «А ты?» – с некоторой иронией в голосе то ли спросил, то ли констатировал Станислав. – Или это происходило как-то иначе?
– Что вы имеете в виду? – встревоженно спросил Цирюльский, утирая платком взмокшую лысину и шею.
– С какого момента вы поняли, что ваши поиски бесплодны? – уже абсолютно серьезно спросил Крячко.
– Ну… уже к вечеру того же дня, – обреченно признался Цирюльский.
– Так какого ж… Гм-гм… Так почему же вы в тот же вечер не обратились к нам? Что ж вы еще день тянули? Чего ждали? – Стас убийственно смотрел на переполошенного директора пансионата.
– Мы… мы надеялись, что Алекс просто заигрался в такие вот прятки и… рано или поздно обязательно вернется сам… – неохотно пояснил тот.
– И на чем же основывался такой странный оптимизм? – удивленно покачав головой, усмехнулся Гуров.
– Знаете, наш физкультурник Дергачев Алексей вечером того же дня в приватном разговоре со мной обмолвился, что вроде бы слышал от Алекса о каких-то дальних родственниках отца, проживающих здесь, в Подмосковье. Поэтому он подозревал, что мальчик где-то нашел лазейку и решил навестить близких людей. И вот мы…
– Ухватились за это предположение, как утопающий за соломинку, – продолжил его мысль Крячко, – и упустили драгоценное время. Каковы были взаимоотношения Алекса с персоналом, со сверстниками, с соседями по вигваму?
– Нормальные, даже, можно сказать, отличные, – твердо заверил Цирюльский. – Нет, нет, я и мысли не допускаю, что у него с кем-то сложились конфликтные отношения и из-за этого он мог удариться в бега. В этом происшествии вообще что-то такое неестественное, иррациональное… Ей-богу, я до сих пор воспринимаю происшедшее как невероятную, колоссальную нелепость.
– В жизни многое вначале кажется абсолютно иррациональным, а потом вдруг оказывается вполне закономерным, – философски резюмировал Станислав. – Возможно, между мальчиками шло негласное соперничество, нарастали противоречия, могла быть стычка с очень скверным финалом… Вы уверены, что в данный момент он жив, а не где-нибудь тайком похоронен?
– Помилуй и спаси! – Цирюльский испуганно отмахнулся и даже перекрестился. – Я даже думать о таком не хочу. Нет, нет, нет! Это абсолютно исключено.
– Будем надеяться. – Крячко сунул руку в карман за сигаретами, но вовремя спохватился. – Хорошо еще, что у вас игра в индейцев, а не в полинезийцев.
– Не в полинезийцев? – Цирюльский растерянно замер.
– На это мог бы ответить капитан Кук, если бы дожил до наших дней… – злодейски улыбнулся Станислав.
– У вас в пансионате одни только мальчики? – Гуров посмотрел на часы – время приближалось к половине двенадцатого.
– Да. С нынешнего года. – Цирюльский снова сокрушенно вздохнул. – До прошлого года у нас была и группа девочек, но… Прошлым летом случилась одна крайне неприятная история.
– Незапланированная любовь? – догадался Станислав.
– Что-то вроде этого. Месяца через три после того, как разъехалась последняя смена, примчались родители одной из девочек и устроили скандал. Оказалось, что их четырнадцатилетняя дочь беременна. Нам пришлось выплатить крупную неустойку.
– А она действительно… Ну, именно здесь оказалась в положении? – поинтересовался Крячко.
– Да… Ее возлюбленный, ему тоже было четырнадцать, в этом признался и даже объявил, что готов на ней жениться. Но родители девочки ответили жестким отказом. Мол, с нищетой, у которой на банковском счету всего полтора миллиона баксов, они родниться не намерены.
– Вот видите! – рассмеялся Стас. – А говорите, что никаких противоречий тут не бывает. Кстати, этот юный «Казанова» в нынешнем году здесь отдыхает?
– Нет. – Цирюльский категорично мотнул головой. – Тем, кто нарушил «клятву индейца», а в ней есть пункт о недопустимости причинения ущерба репутации «Гайаваты», дорога сюда закрыта. Вообще, надо сказать, наши мальчики свою клятву никогда не нарушают. Они очень гордятся тем, что стали индейцами. Да, да, да… Представьте себе. Ведь прежде чем стать индейцем, каждый из них проходит непростую подготовку и подвергается довольно серьезным испытаниям. Новички у нас живут в благоустроенном корпусе и первые две недели изучают обычаи и быт индейцев, проходят начальную подготовку по их различным воинским искусствам. И, кстати, «индейцем» становится далеко не каждый. Есть те, кто не смог пройти испытаний, есть и те, кто больше всего любит комфорт и поэтому отказывается сам. Таких «индейцы» зовут «бледнолицыми». Кстати, никто из ставших «индейцами» ни за что на свете не согласится перейти в состав «бледнолицых».
– А Алекс, я так понял, в «индейцах» состоял, – заметил Гуров.
– Алекс у нас с первого дня фигурой был заметной. Он у себя дома, в Филадельфии, занимался восточными единоборствами, был неплохо физически подготовлен, благодаря чему без особых усилий прошел все положенные испытания и был принят в вигвам Могикан. У нас тут все вигвамы носят названия различных индейских племен – Могикане, Сиу, Апачи, Делавары… Имя ему дали Смелый Волк. По характеру он и впрямь держался как настоящий индеец. Был такой немногословный, сдержанный, терпеливый. И это – в двенадцать лет. Тут у нас, бывает, устраивают всякие розыгрыши. Иные из таких вот шуток кое-кого доводят до слез. Алекс ни разу не вспылил, ни разу не расплакался. Я бы его назвал «мальчиком-загадкой».
– Почему? – заинтересовался Гуров.
– В этой довольно разношерстной ораве отпрысков весьма и весьма небедных родителей он смотрелся совсем не так, как прочие. Что-то его отличало от других. Что именно? Затруднюсь сказать. Но вот даже взгляд у него был какой-то не такой, как у всех остальных.
– А кто из родителей привез его сюда? – рассматривая развешанные на стенах всевозможные предметы индейского быта – томагавки, трубки, луки, головные уборы, как бы невзначай поинтересовался Крячко. – Отец или мать?
– Нет, его привез доверенный отца, – недоуменно пояснил Цирюльский. – Как же его? Э-э-э… Господин Молясин. Да, он так представился. Молясин с собой привез и все необходимые документы. В том числе уже подписанный господином Кулькоффым договор и деньги. По поводу документов претензий у меня не было.
– Понятно… – Гуров с трудом сдержал зевок. – Ну что ж, приступим к поискам. Поступим так. Сейчас Станислав Васильевич с кем-нибудь из охраны хорошенько обследует всю территорию. А я пообщаюсь с каждым из ваших сотрудников по отдельности. И особенно мне хотелось бы увидеться с Даниловым и Дергачевым.
– Разумеется! Безусловно! – с жаром воскликнул директор, словно Лев угадал его самое заветное желание. – Сейчас я вызову начальника охраны, и вы, – он повернулся к Крячко, – можете приступать. Кстати, Дергачев был у меня перед самым вашим приходом. Вы с ним разминулись буквально в дверях.
– А что он там обещал проверить? – припомнил Гуров последние слова Дергачева.
– Мы с ним обсуждали исчезновение Алекса, и он решил еще раз пройти вдоль наружной стороны ограждения. У него появилось предположение, что мальчик мог покинуть территорию пансионата, перебравшись над стеной с дерева на дерево, например, по натянутому между ними лассо. А потом, используя знание индейских узлов, лассо снять и не оставить следов своего бегства.
«Мысль неглупая. Но вот интересно: он и в самом деле пошел искать следы пропавшего мальчика или его самого очень скоро тоже придется искать?» – мысленно отметил Гуров, интуитивно почувствовав какой-то подвох.
Глава 3
Распахнув полированную тяжелую дубовую дверь, сработанную хорошим краснодеревщиком, опера вошли в высокий, просторный холл, напоминающий какую-нибудь графскую гостиную. Под сводчатым, украшенным лепниной потолком висела большущая, чуточку аляповатая люстра, какие когда-то имели обыкновение вешать на столичных железнодорожных вокзалах. В углу темнел окруженный кованой решеткой зев камина, на второй этаж вела беломраморная лестница с перилами из дорогого дерева, украшенная резьбой и литыми фигурными бляхами из начищенной бронзы. Мрамор, мозаика, позолота, витражи, зеркала в роскошных рамах, ковры, дорогая мебель – все это выглядело несколько кричащим и даже крикливым. По холлу, протирая подоконники и карнизы, огромные вазы, установленные по углам справа и слева от входа, в форменной спецодежде ходила женщина средних лет.
– Здравствуйте. А как бы нам увидеть вашего директора? – спросил Лев, остановившись у порога.
– Здравствуйте… – женщина удивленно обернулась в их сторону. – Кабинет Эдуарда Вениаминовича на втором этаже. Идите вот по этой лестнице, там увидите.
Судя по интерьеру второго этажа, здесь на обстановку тоже не поскупились. Подойдя к двери со сверкающей табличкой «Секретарь», Гуров взялся за начищенную до блеска литую, антикварного вида ручку, но дверь неожиданно распахнулась, и он увидел перед собой молодую особу в наряде «от кого-то». Сияя приветливой улыбкой, та отступила назад, приглашая войти.
– Вы из уголовного розыска? – промурлыкала секретарша, одарив оперов загадочно-томным взглядом. – Проходите. Эдуард Вениаминович ждет вас.
– Благодарю, – сдержанно улыбнулся Гуров и пошел по дорогущему, яркому туркменскому ковру ручной работы к двери с табличкой «Директор пансионата „Гайавата“ Цирюльский Эдуард Вениаминович».
Стас, пробежав оценивающим взглядом по весьма недурным формам девушки, постарался изобразить на лице что-то дружелюбное и, сдерживая тягостный вздох, поспешил за Гуровым. В этот момент из директорского кабинета вышел моложавый, рослый брюнет в отменно сидящем дорогом костюме, который, видимо, на ходу завершая разговор с хозяином кабинета, бросил через плечо:
– Хорошо, хорошо, я сейчас же это проверю!
Затем брюнет стремительно проследовал мимо оперов и покинул приемную.
Несмотря на эту поспешность, Гуров успел заметить, с каким едким вниманием он покосился в их сторону. Брюнет явно не остался равнодушен к появлению двух незнакомцев. Впрочем, находясь у директора, он вполне мог знать, кто и зачем приехал в пансионат. Скорее всего, Цирюльского уже известили о прибытии сотрудников уголовного розыска. «Занятный малый… Он явно знает, кто мы такие, и это ему почему-то не нравится», – мысленно отметил Гуров, закрепляя в памяти всего лишь пару секунд виденные им черты лица брюнета.
Цирюльский оказался крупным, несколько даже тяжеловесным мужчиной с большой лысиной. Черный костюм на нем сидел довольно мешковато, и хозяин кабинета выглядел скорее не директором элитарного заведения, а завхозом какого-нибудь средненького дома отдыха былых времен. Увидев оперов, он встал из-за стола и вышел им навстречу.
– Чай, кофе? – радушно, но с оттенком горечи улыбнулся Цирюльский, указывая на кресла у столика, стоящего в углу подле большого, подсвеченного аквариума, в котором вальяжно плавали пышнохвостые, пучеглазые рыбехи, именуемые телескопами.
– Можно кофе, – простецки согласился Крячко, плюхнувшись в кресло и с интересом разглядывая рыбье царство.
– Ниночка, пожалуйста, три кофе, – нажав на кнопку селектора, попросил Цирюльский.
Почти тут же дверь кабинета распахнулась и, все так же сияя улыбкой, секретарша вошла в кабинет с подносом, на котором помимо трех чашек кофе стояла сахарница с белоснежными кубиками рафинада и вазочка с печеньем. Грациозно вышагивая своими красивыми ножками, Ниночка подошла к столику и не спеша расставила чашки, вновь повергнув в смятение впечатлительного Стаса. «Интересно, Цирюльский с ней спит?» – с некоторым оттенком затаенной ревности неожиданно для себя подумал он.
– Ну, что вам сказать, господа? – отпив кофе, Цирюльский горестно вздохнул. – Ситуация, думаю, вам уже известна. Вся надежда теперь только на вас. Сами понимаете: такое – и в страшном сне не приснится. Сколько существует наш пансионат, ничего подобного ранее не случалось. Коллектив, конечно, в шоке… Мы сейчас даже не знаем, что и думать. Если вас что-то интересует – спрашивайте. Отвечу на любые ваши вопросы.
– Расскажите поподробнее об обстоятельствах исчезновения мальчика и каким образом вы проводили его поиски, – тоже принимаясь за кофе, спросил Гуров.
– Обстоятельства… – Цирюльский беспомощно развел руками. – Ну, что я тут могу сказать? День был как день… Мальчики с утра занимались с преподавателем вопросами современного этикета, затем со своим основным наставником учились вязать узлы, как это делают индейцы. Работал с ними вожатый Данилов Виктор, хороший этнограф, года два он жил в Америке в одной из индейских резерваций. Он, кстати, даже был, как бы это сказать, принят в индейцы со статусом… э-э-э… ну, чего-то наподобие почетного вождя. Прекрасно знает их культуру, обычаи, в какой-то мере даже владеет языком. Мальчики его очень уважают, у меня к нему претензий нет, и я ему вполне доверяю. После обеда планировалась поездка в ангажированную нами школу бального танца. Там мальчики должны были в паре с девочками изучать премудрости этого искусства…
– Это что же, – рассмеялся Крячко, – они вот так и занимаются бальными танцами – в кожаных штанах, с перьями на голове?
– Ну что вы! – Цирюльский тоже невольно хохотнул. – Скажете такое! Конечно же, нет. Для этого есть специальные наряды, сшитые в лучших модельных домах Франции. Так вот, по словам Виктора Данилова, во время обеденного перерыва Алекс – так зовут пропавшего, куда-то незаметно отлучился. Его исчезновение Виктор заметил минут через пятнадцать, но все трое соседей Алекса по вигваму успокоили его, сказав, что их приятель никуда не денется, поскольку вроде бы мог засидеться в туалете. Но время шло, а Алекс не появлялся. Тогда Виктор, быстро проверив места, где мог бы находиться мальчик, и не найдя его там, поставил меня в известность. Я тут же объявил тревогу, и всем пансионатом мы начали поиски. Проверили абсолютно все. Но он исчез, словно испарился.
– У вас в тот момент были какие-то версии случившегося? – отпивая кофе, спросил Крячко.
– Вначале мы предположили, что Алекс мог спрятаться где-то на территории. Ну, дети есть дети, знаете… Тем более что все тут построено на игре в индейцев. Но нигде не было обнаружено абсолютно никаких следов его пребывания – ни на чердаках, ни в подсобках, ни в подвалах… К тому же все такие… э-э-э… кризисные, что ли, места, где ребенок мог бы оказаться в опасной ситуации, у нас под замком.
– А в поисках кто участвовал? – допив кофе и отставив чашку, поинтересовался Гуров.
– Все. И педагогический персонал, и охрана, и сами дети… Все за него очень переживали. – Цирюльский тягостно вздохнул.
– И вот вы целых два дня всем пансионатом непрерывно – день и ночь – ходили, ходили, ходили… Заглядывали во все закоулки и спрашивали друг друга: «Ты его не видел?» «А ты?» – с некоторой иронией в голосе то ли спросил, то ли констатировал Станислав. – Или это происходило как-то иначе?
– Что вы имеете в виду? – встревоженно спросил Цирюльский, утирая платком взмокшую лысину и шею.
– С какого момента вы поняли, что ваши поиски бесплодны? – уже абсолютно серьезно спросил Крячко.
– Ну… уже к вечеру того же дня, – обреченно признался Цирюльский.
– Так какого ж… Гм-гм… Так почему же вы в тот же вечер не обратились к нам? Что ж вы еще день тянули? Чего ждали? – Стас убийственно смотрел на переполошенного директора пансионата.
– Мы… мы надеялись, что Алекс просто заигрался в такие вот прятки и… рано или поздно обязательно вернется сам… – неохотно пояснил тот.
– И на чем же основывался такой странный оптимизм? – удивленно покачав головой, усмехнулся Гуров.
– Знаете, наш физкультурник Дергачев Алексей вечером того же дня в приватном разговоре со мной обмолвился, что вроде бы слышал от Алекса о каких-то дальних родственниках отца, проживающих здесь, в Подмосковье. Поэтому он подозревал, что мальчик где-то нашел лазейку и решил навестить близких людей. И вот мы…
– Ухватились за это предположение, как утопающий за соломинку, – продолжил его мысль Крячко, – и упустили драгоценное время. Каковы были взаимоотношения Алекса с персоналом, со сверстниками, с соседями по вигваму?
– Нормальные, даже, можно сказать, отличные, – твердо заверил Цирюльский. – Нет, нет, я и мысли не допускаю, что у него с кем-то сложились конфликтные отношения и из-за этого он мог удариться в бега. В этом происшествии вообще что-то такое неестественное, иррациональное… Ей-богу, я до сих пор воспринимаю происшедшее как невероятную, колоссальную нелепость.
– В жизни многое вначале кажется абсолютно иррациональным, а потом вдруг оказывается вполне закономерным, – философски резюмировал Станислав. – Возможно, между мальчиками шло негласное соперничество, нарастали противоречия, могла быть стычка с очень скверным финалом… Вы уверены, что в данный момент он жив, а не где-нибудь тайком похоронен?
– Помилуй и спаси! – Цирюльский испуганно отмахнулся и даже перекрестился. – Я даже думать о таком не хочу. Нет, нет, нет! Это абсолютно исключено.
– Будем надеяться. – Крячко сунул руку в карман за сигаретами, но вовремя спохватился. – Хорошо еще, что у вас игра в индейцев, а не в полинезийцев.
– Не в полинезийцев? – Цирюльский растерянно замер.
– На это мог бы ответить капитан Кук, если бы дожил до наших дней… – злодейски улыбнулся Станислав.
– У вас в пансионате одни только мальчики? – Гуров посмотрел на часы – время приближалось к половине двенадцатого.
– Да. С нынешнего года. – Цирюльский снова сокрушенно вздохнул. – До прошлого года у нас была и группа девочек, но… Прошлым летом случилась одна крайне неприятная история.
– Незапланированная любовь? – догадался Станислав.
– Что-то вроде этого. Месяца через три после того, как разъехалась последняя смена, примчались родители одной из девочек и устроили скандал. Оказалось, что их четырнадцатилетняя дочь беременна. Нам пришлось выплатить крупную неустойку.
– А она действительно… Ну, именно здесь оказалась в положении? – поинтересовался Крячко.
– Да… Ее возлюбленный, ему тоже было четырнадцать, в этом признался и даже объявил, что готов на ней жениться. Но родители девочки ответили жестким отказом. Мол, с нищетой, у которой на банковском счету всего полтора миллиона баксов, они родниться не намерены.
– Вот видите! – рассмеялся Стас. – А говорите, что никаких противоречий тут не бывает. Кстати, этот юный «Казанова» в нынешнем году здесь отдыхает?
– Нет. – Цирюльский категорично мотнул головой. – Тем, кто нарушил «клятву индейца», а в ней есть пункт о недопустимости причинения ущерба репутации «Гайаваты», дорога сюда закрыта. Вообще, надо сказать, наши мальчики свою клятву никогда не нарушают. Они очень гордятся тем, что стали индейцами. Да, да, да… Представьте себе. Ведь прежде чем стать индейцем, каждый из них проходит непростую подготовку и подвергается довольно серьезным испытаниям. Новички у нас живут в благоустроенном корпусе и первые две недели изучают обычаи и быт индейцев, проходят начальную подготовку по их различным воинским искусствам. И, кстати, «индейцем» становится далеко не каждый. Есть те, кто не смог пройти испытаний, есть и те, кто больше всего любит комфорт и поэтому отказывается сам. Таких «индейцы» зовут «бледнолицыми». Кстати, никто из ставших «индейцами» ни за что на свете не согласится перейти в состав «бледнолицых».
– А Алекс, я так понял, в «индейцах» состоял, – заметил Гуров.
– Алекс у нас с первого дня фигурой был заметной. Он у себя дома, в Филадельфии, занимался восточными единоборствами, был неплохо физически подготовлен, благодаря чему без особых усилий прошел все положенные испытания и был принят в вигвам Могикан. У нас тут все вигвамы носят названия различных индейских племен – Могикане, Сиу, Апачи, Делавары… Имя ему дали Смелый Волк. По характеру он и впрямь держался как настоящий индеец. Был такой немногословный, сдержанный, терпеливый. И это – в двенадцать лет. Тут у нас, бывает, устраивают всякие розыгрыши. Иные из таких вот шуток кое-кого доводят до слез. Алекс ни разу не вспылил, ни разу не расплакался. Я бы его назвал «мальчиком-загадкой».
– Почему? – заинтересовался Гуров.
– В этой довольно разношерстной ораве отпрысков весьма и весьма небедных родителей он смотрелся совсем не так, как прочие. Что-то его отличало от других. Что именно? Затруднюсь сказать. Но вот даже взгляд у него был какой-то не такой, как у всех остальных.
– А кто из родителей привез его сюда? – рассматривая развешанные на стенах всевозможные предметы индейского быта – томагавки, трубки, луки, головные уборы, как бы невзначай поинтересовался Крячко. – Отец или мать?
– Нет, его привез доверенный отца, – недоуменно пояснил Цирюльский. – Как же его? Э-э-э… Господин Молясин. Да, он так представился. Молясин с собой привез и все необходимые документы. В том числе уже подписанный господином Кулькоффым договор и деньги. По поводу документов претензий у меня не было.
– Понятно… – Гуров с трудом сдержал зевок. – Ну что ж, приступим к поискам. Поступим так. Сейчас Станислав Васильевич с кем-нибудь из охраны хорошенько обследует всю территорию. А я пообщаюсь с каждым из ваших сотрудников по отдельности. И особенно мне хотелось бы увидеться с Даниловым и Дергачевым.
– Разумеется! Безусловно! – с жаром воскликнул директор, словно Лев угадал его самое заветное желание. – Сейчас я вызову начальника охраны, и вы, – он повернулся к Крячко, – можете приступать. Кстати, Дергачев был у меня перед самым вашим приходом. Вы с ним разминулись буквально в дверях.
– А что он там обещал проверить? – припомнил Гуров последние слова Дергачева.
– Мы с ним обсуждали исчезновение Алекса, и он решил еще раз пройти вдоль наружной стороны ограждения. У него появилось предположение, что мальчик мог покинуть территорию пансионата, перебравшись над стеной с дерева на дерево, например, по натянутому между ними лассо. А потом, используя знание индейских узлов, лассо снять и не оставить следов своего бегства.
«Мысль неглупая. Но вот интересно: он и в самом деле пошел искать следы пропавшего мальчика или его самого очень скоро тоже придется искать?» – мысленно отметил Гуров, интуитивно почувствовав какой-то подвох.
Глава 3
По распоряжению Цирюльского секретарша вызвала в кабинет директора начальника охраны пансионата. Им оказался типичный отставник, с изучающим, едким взглядом профессионального секьюрити.
– Э-э-э… Борис Борисович Тимкин, – объявил директор, почему-то без конца «экая» в присутствии своего сотрудника. – Э-э-э… Станислав Васильевич… э-э-э… Крячко, сотрудник уголовного розыска. Борис Борисович, пройдите со Станиславом Васильевичем по территории, он должен осмотреть все наши… э-э-э… потенциально опасные объекты.
Коротко кивнув в ответ, Тимкин с готовностью последовал за Крячко. Щеголяя отменной выправкой и классно подогнанной униформой, он вышел на крыльцо и сдержанно поинтересовался предполагаемым маршрутом поиска.
– А у вас план территории пансионата имеется? – с удовольствием закуривая, деловито спросил Станислав.
– Да, конечно. Я сейчас принесу.
Тимкин вновь вернулся в здание и менее чем через минуту принес большой лист ватмана, сложенный вчетверо.
– Так, надеюсь, тут есть подробное изображение всех коммуникаций – канализации, водопровода, теплотрасс… – развертывая план, задумчиво пробормотал Крячко.
Изучая вытянутый восьмиугольник территории, он высматривал, где начинаются и где кончаются трубопроводы.
– Откуда начнем? – проявив служебное рвение, спросил Борис Борисович.
Он напоминал породистую лошадь, которая знала о своей породистости и была этим несказанно горда.
– Посмотрим, что тут за канализация. Откуда начинается, где кончается… – деловито пробормотал Крячко.
Около получаса они ходили по территории, заглядывая в люки канализации, водопровода, телефонной связи… Но нигде ничего такого, что заинтересовало бы Стаса, обнаружено не было. Вернувшись к зданию, он снова развернул план.
– Как я понял, котельная, отапливающая помещения в зимнее время, расположена за пределами территории… – вновь и вновь всматриваясь в схему коммуникаций, отметил Станислав. – Так… Ага! А вот здесь за углом должен быть смотровой колодец теплотрассы.
– Мы там уже проверяли… – со значением в голосе известил Борис Борисович. – Оттуда куда-либо уйти невозможно.
– Ну, ничего страшного, посмотрим еще раз, – безмятежно улыбнулся Крячко. – Вы посмотрели, а теперь и мы посмотрим…
Пройдя к колодцу, они общими усилиями откинули тяжелую крышку люка, из-под которой пахнуло сырой затхлостью. Заглянув вниз, Стас внимательно осмотрел выложенную кирпичом стенку колодца, с вмурованными в нее железными скобами.
– Вниз кто-нибудь спускался? – спросил он Тимкина, не отрывая взгляда от сумрачного зева шахты.
Где-то у самого дна, в полутьме, виднелись колена толстых труб и «бублики» задвижек, с торчащими из их середки резьбовыми штоками. Услышав вопрос, Борис Борисович воззрился на Крячко как на ненормального, который ни с того ни с сего, вдруг попросил у него взаймы пригоршню бриллиантов.
– Нет. А зачем?!! Ведь и отсюда видно, что там никого нет. Кстати, раза три сюда заглядывали.
– Зря… Оч-чень даже зря, – многозначительно констатировал Стас.
Этот щеголь его уже начал раздражать, и он не мог не удержаться, чтобы не подначить спесивого начальника охраны. Крячко быстро сходил к машине и, достав из кейса Гурова фонарик, вернулся обратно.
– А ну-ка, что тут у нас? – деловито сказал он и снова заглянул в шахту, направив в ее недра луч фонарика. – Ага, есть кое-что интересное. Видите? Скобы поблескивают. Как будто кто-то за них брался руками. Значит, совсем недавно кто-то там был. Но кто и зачем мог туда залезать?
– Возможно, слесарь… – не совсем уверенно предположил Тимкин. – Сейчас он готовит котельную к новому отопительному сезону…
Его недавний лоск постепенно начал тускнеть и сходить на нет. Похоже, он понял ход мысли своего неугомонного спутника. Стас, стараясь не изгваздать в грязи джинсы и ветровку, аккуратно спустился по скобам вниз. При свете фонарика у одной из задвижек он увидел в мягкой глине отпечаток подошвы чьей-то обуви. Судя по размеру, взрослому она принадлежать не могла. Присмотревшись повнимательнее, Крячко пришел к выводу, что след оставлен подошвой мокасина одного из здешних «индейцев».
– Что-нибудь обнаружили? – вежливо спросил Борис Борисович, аккуратно склоняясь над люком колодца.
– Да, есть кое-что, – выбираясь наружу, известил его Станислав. – Там в одном месте обнаружился след мокасина, как я понял, оставленный ребенком лет двенадцати.
– Не понимаю: для чего он мог туда забраться? – Тимкин пребывал в крайнем недоумении.
– Ну, во-первых, надо еще уточнить – а точно ли это след беглеца, – авторитетно заметил Станислав. – Если же считать, что сюда залезал именно он, то причина более чем понятна – искал путь, чтобы выбраться за пределы территории.
Крячко сорвал лист лопуха, росшего рядом с люком, и вытер им руки.
– А куда теперь идем? – Окончательно утратив лоск, Борис Борисович походил на школяра, который, придя на экзамен, забыл дома заготовленные шпаргалки.
– Учитывая, что мальчик забирался в этот колодец, нам следует проверить и все остальные из имеющихся. – Крячко снова развернул план территории.
– Так… колодец-то теплотрассы на территории всего один. – Тимкин ткнул пальцем в план. – Вот, смотрите, следующий смотровой колодец уже за ее пределами.
– Ничего, ничего, мы поищем, – утешающе усмехнулся Станислав. – Ага… Котельная – вон она. Значит, трасса идет в том направлении. На всякий случай пройдем по ее ходу.
Он направился в сторону луга, уставленного вигвамами. Борис Борисович, недоуменно пожимая плечами, уныло поплелся следом. Начальник охраны не видел и грана логики в методе поиска столичного опера. По мнению Тимкина, тот просто-напросто выпендривался, корча из себя великого сыщика. Их появление на лугу не осталось незамеченным. «Индейцы», сосредоточенно вязавшие под руководством преподавателя, тоже одетого по самой крутой индейской моде, какие-то замысловатые узлы, немедленно приостановили свое занятие и теперь с интересом глядели в их сторону. Особенно пристально «индейцы» присматривались к Станиславу.
Он тоже внешне безразличным, скользящим взором окинул притихших мальчишек, но на самом деле за считаные секунды увидел для себя кое-что очень важное. Если большинство глазело на него с выжидающим, хитроватым или простодушным любопытством, то один из мальчиков постарше смотрел на него со взрослой настороженностью, как будто ожидал от незнакомца каких-то неприятных сюрпризов. В последний миг, уже почти пройдя мимо вигвамов, Крячко боковым зрением успел заметить, как этот же паренек, не отрывая от него встревоженного взгляда, что-то быстро прошептал своему соседу.
«А ведь ты что-то знаешь, „Чингачгук с Рублевки“! – мысленно отметил Станислав, постаравшись запомнить наиболее характерные приметы „индейца“. – Надо бы с тобой побеседовать по душам…» Правда, он тут же усомнился – а позволят ли ему это? Кто знает, вдруг малец нажалуется своим богатеньким «предкам»? Тогда и директора попрут с работы, и их самих могут подвести под служебное расследование: как же! – злые менты морально травмировали впечатлительного ребенка. «Нет, тут надо как-то похитрее подойти», – определился он. Войдя в сосняк, росший вдоль стены, Станислав коротко оглянулся. Хотя они ушли от вигвамов почти на сотню метров, он вполне различил чье-то обращенное в его сторону лицо. Теперь он был почти уверен: замеченный им мальчишка каким-то образом причастен к исчезновению своего товарища по пансионату.
Дойдя до гладкой, кирпичной стены ограждения, Крячко внимательно оглядел землю, усыпанную хвоей, стволы деревьев, потом пошел по кругу, вглядываясь под ноги и не обращая внимания на скептические междометия Бориса Борисовича. Тот стоял в несколько нелепой позе, явно не зная, что же ему делать – то ли идти следом за «прибабахнутым», как мысленно определил он, опером, то ли стоять на месте, дожидаясь конца его бессмысленной беготни.
А тот, уйдя кругами метров на двадцать в сторону, неожиданно остановился у небольшой, не очень приметной кучи сухой травы и валежника меж кустов боярышника и стал разгребать ее ногой. Нижние ветви колючего кустарника нависали прямо над этим холмиком, поэтому в глаза он не бросался. Тимкин торопливо приблизился и с досадой увидел темный, ржавый «блин» крышки люка.
– Вы считаете, это именно то, что мы ищем? – Стараясь вложить в голос максимум безразличия и даже пренебрежения, Борис Борисович натужно хмыкнул.
– Пока говорить об этом рано, – осторожно сдвигая в сторону и сминая ногой колючие ветви, в тон ему ответил Крячко. – Но не исключено. Стоп! Не наступите – вот, пожалуйста: тоже след мокасина. А вот – сломанная ветка. Судя по тому, как увяли листья, она была сломана всего лишь пару дней назад. И зазор между крышкой и краем люка пуст – в нем нет мусора. Значит, не так давно кто-то ее поднимал.
– Ну… Это еще надо посмотреть как следует… – Сраженный находками опера и его уверенной логикой, Тимкин из последних сил старался казаться непоколебимо-скептичным. – Возможно, сюда он тоже всего лишь заглянул. Кстати, я что-то никак не пойму – откуда тут мог взяться колодец, если его нет на плане? Черт знает что!
– Эт-то точно!.. – в манере незабвенного красноармейца Сухова согласился Станислав.
Он вдруг нагнулся, пошарил рукой в траве и поднял острый железный штырь.
– Это металлоизделие тоже имеет отношение к нашим поискам? – с сарказмом поинтересовался Тимкин.
– Да, имеет. – Игнорируя его тон, Крячко невозмутимо кивнул. – Думаю, именно этим штырем он поддел крышку люка, чтобы сдвинуть ее.
Он сунул острие штыря под крышку и, откинув ее в сторону, посветил внутрь колодца. В глаза сразу же бросились чернеющие в стене у самого дна квадраты туннелей. Из них в колодец выходили обрезанные концы труб, судя по всему, старой, заброшенной теплотрассы, которые были обмотаны уже ветхой мешковиной, из-под которой торчали космы почерневшей пакли. Здесь на стенках скоб не было, и Стасу вниз пришлось спрыгнуть, придерживаясь руками за край люка.
– Э-э-э… Борис Борисович Тимкин, – объявил директор, почему-то без конца «экая» в присутствии своего сотрудника. – Э-э-э… Станислав Васильевич… э-э-э… Крячко, сотрудник уголовного розыска. Борис Борисович, пройдите со Станиславом Васильевичем по территории, он должен осмотреть все наши… э-э-э… потенциально опасные объекты.
Коротко кивнув в ответ, Тимкин с готовностью последовал за Крячко. Щеголяя отменной выправкой и классно подогнанной униформой, он вышел на крыльцо и сдержанно поинтересовался предполагаемым маршрутом поиска.
– А у вас план территории пансионата имеется? – с удовольствием закуривая, деловито спросил Станислав.
– Да, конечно. Я сейчас принесу.
Тимкин вновь вернулся в здание и менее чем через минуту принес большой лист ватмана, сложенный вчетверо.
– Так, надеюсь, тут есть подробное изображение всех коммуникаций – канализации, водопровода, теплотрасс… – развертывая план, задумчиво пробормотал Крячко.
Изучая вытянутый восьмиугольник территории, он высматривал, где начинаются и где кончаются трубопроводы.
– Откуда начнем? – проявив служебное рвение, спросил Борис Борисович.
Он напоминал породистую лошадь, которая знала о своей породистости и была этим несказанно горда.
– Посмотрим, что тут за канализация. Откуда начинается, где кончается… – деловито пробормотал Крячко.
Около получаса они ходили по территории, заглядывая в люки канализации, водопровода, телефонной связи… Но нигде ничего такого, что заинтересовало бы Стаса, обнаружено не было. Вернувшись к зданию, он снова развернул план.
– Как я понял, котельная, отапливающая помещения в зимнее время, расположена за пределами территории… – вновь и вновь всматриваясь в схему коммуникаций, отметил Станислав. – Так… Ага! А вот здесь за углом должен быть смотровой колодец теплотрассы.
– Мы там уже проверяли… – со значением в голосе известил Борис Борисович. – Оттуда куда-либо уйти невозможно.
– Ну, ничего страшного, посмотрим еще раз, – безмятежно улыбнулся Крячко. – Вы посмотрели, а теперь и мы посмотрим…
Пройдя к колодцу, они общими усилиями откинули тяжелую крышку люка, из-под которой пахнуло сырой затхлостью. Заглянув вниз, Стас внимательно осмотрел выложенную кирпичом стенку колодца, с вмурованными в нее железными скобами.
– Вниз кто-нибудь спускался? – спросил он Тимкина, не отрывая взгляда от сумрачного зева шахты.
Где-то у самого дна, в полутьме, виднелись колена толстых труб и «бублики» задвижек, с торчащими из их середки резьбовыми штоками. Услышав вопрос, Борис Борисович воззрился на Крячко как на ненормального, который ни с того ни с сего, вдруг попросил у него взаймы пригоршню бриллиантов.
– Нет. А зачем?!! Ведь и отсюда видно, что там никого нет. Кстати, раза три сюда заглядывали.
– Зря… Оч-чень даже зря, – многозначительно констатировал Стас.
Этот щеголь его уже начал раздражать, и он не мог не удержаться, чтобы не подначить спесивого начальника охраны. Крячко быстро сходил к машине и, достав из кейса Гурова фонарик, вернулся обратно.
– А ну-ка, что тут у нас? – деловито сказал он и снова заглянул в шахту, направив в ее недра луч фонарика. – Ага, есть кое-что интересное. Видите? Скобы поблескивают. Как будто кто-то за них брался руками. Значит, совсем недавно кто-то там был. Но кто и зачем мог туда залезать?
– Возможно, слесарь… – не совсем уверенно предположил Тимкин. – Сейчас он готовит котельную к новому отопительному сезону…
Его недавний лоск постепенно начал тускнеть и сходить на нет. Похоже, он понял ход мысли своего неугомонного спутника. Стас, стараясь не изгваздать в грязи джинсы и ветровку, аккуратно спустился по скобам вниз. При свете фонарика у одной из задвижек он увидел в мягкой глине отпечаток подошвы чьей-то обуви. Судя по размеру, взрослому она принадлежать не могла. Присмотревшись повнимательнее, Крячко пришел к выводу, что след оставлен подошвой мокасина одного из здешних «индейцев».
– Что-нибудь обнаружили? – вежливо спросил Борис Борисович, аккуратно склоняясь над люком колодца.
– Да, есть кое-что, – выбираясь наружу, известил его Станислав. – Там в одном месте обнаружился след мокасина, как я понял, оставленный ребенком лет двенадцати.
– Не понимаю: для чего он мог туда забраться? – Тимкин пребывал в крайнем недоумении.
– Ну, во-первых, надо еще уточнить – а точно ли это след беглеца, – авторитетно заметил Станислав. – Если же считать, что сюда залезал именно он, то причина более чем понятна – искал путь, чтобы выбраться за пределы территории.
Крячко сорвал лист лопуха, росшего рядом с люком, и вытер им руки.
– А куда теперь идем? – Окончательно утратив лоск, Борис Борисович походил на школяра, который, придя на экзамен, забыл дома заготовленные шпаргалки.
– Учитывая, что мальчик забирался в этот колодец, нам следует проверить и все остальные из имеющихся. – Крячко снова развернул план территории.
– Так… колодец-то теплотрассы на территории всего один. – Тимкин ткнул пальцем в план. – Вот, смотрите, следующий смотровой колодец уже за ее пределами.
– Ничего, ничего, мы поищем, – утешающе усмехнулся Станислав. – Ага… Котельная – вон она. Значит, трасса идет в том направлении. На всякий случай пройдем по ее ходу.
Он направился в сторону луга, уставленного вигвамами. Борис Борисович, недоуменно пожимая плечами, уныло поплелся следом. Начальник охраны не видел и грана логики в методе поиска столичного опера. По мнению Тимкина, тот просто-напросто выпендривался, корча из себя великого сыщика. Их появление на лугу не осталось незамеченным. «Индейцы», сосредоточенно вязавшие под руководством преподавателя, тоже одетого по самой крутой индейской моде, какие-то замысловатые узлы, немедленно приостановили свое занятие и теперь с интересом глядели в их сторону. Особенно пристально «индейцы» присматривались к Станиславу.
Он тоже внешне безразличным, скользящим взором окинул притихших мальчишек, но на самом деле за считаные секунды увидел для себя кое-что очень важное. Если большинство глазело на него с выжидающим, хитроватым или простодушным любопытством, то один из мальчиков постарше смотрел на него со взрослой настороженностью, как будто ожидал от незнакомца каких-то неприятных сюрпризов. В последний миг, уже почти пройдя мимо вигвамов, Крячко боковым зрением успел заметить, как этот же паренек, не отрывая от него встревоженного взгляда, что-то быстро прошептал своему соседу.
«А ведь ты что-то знаешь, „Чингачгук с Рублевки“! – мысленно отметил Станислав, постаравшись запомнить наиболее характерные приметы „индейца“. – Надо бы с тобой побеседовать по душам…» Правда, он тут же усомнился – а позволят ли ему это? Кто знает, вдруг малец нажалуется своим богатеньким «предкам»? Тогда и директора попрут с работы, и их самих могут подвести под служебное расследование: как же! – злые менты морально травмировали впечатлительного ребенка. «Нет, тут надо как-то похитрее подойти», – определился он. Войдя в сосняк, росший вдоль стены, Станислав коротко оглянулся. Хотя они ушли от вигвамов почти на сотню метров, он вполне различил чье-то обращенное в его сторону лицо. Теперь он был почти уверен: замеченный им мальчишка каким-то образом причастен к исчезновению своего товарища по пансионату.
Дойдя до гладкой, кирпичной стены ограждения, Крячко внимательно оглядел землю, усыпанную хвоей, стволы деревьев, потом пошел по кругу, вглядываясь под ноги и не обращая внимания на скептические междометия Бориса Борисовича. Тот стоял в несколько нелепой позе, явно не зная, что же ему делать – то ли идти следом за «прибабахнутым», как мысленно определил он, опером, то ли стоять на месте, дожидаясь конца его бессмысленной беготни.
А тот, уйдя кругами метров на двадцать в сторону, неожиданно остановился у небольшой, не очень приметной кучи сухой травы и валежника меж кустов боярышника и стал разгребать ее ногой. Нижние ветви колючего кустарника нависали прямо над этим холмиком, поэтому в глаза он не бросался. Тимкин торопливо приблизился и с досадой увидел темный, ржавый «блин» крышки люка.
– Вы считаете, это именно то, что мы ищем? – Стараясь вложить в голос максимум безразличия и даже пренебрежения, Борис Борисович натужно хмыкнул.
– Пока говорить об этом рано, – осторожно сдвигая в сторону и сминая ногой колючие ветви, в тон ему ответил Крячко. – Но не исключено. Стоп! Не наступите – вот, пожалуйста: тоже след мокасина. А вот – сломанная ветка. Судя по тому, как увяли листья, она была сломана всего лишь пару дней назад. И зазор между крышкой и краем люка пуст – в нем нет мусора. Значит, не так давно кто-то ее поднимал.
– Ну… Это еще надо посмотреть как следует… – Сраженный находками опера и его уверенной логикой, Тимкин из последних сил старался казаться непоколебимо-скептичным. – Возможно, сюда он тоже всего лишь заглянул. Кстати, я что-то никак не пойму – откуда тут мог взяться колодец, если его нет на плане? Черт знает что!
– Эт-то точно!.. – в манере незабвенного красноармейца Сухова согласился Станислав.
Он вдруг нагнулся, пошарил рукой в траве и поднял острый железный штырь.
– Это металлоизделие тоже имеет отношение к нашим поискам? – с сарказмом поинтересовался Тимкин.
– Да, имеет. – Игнорируя его тон, Крячко невозмутимо кивнул. – Думаю, именно этим штырем он поддел крышку люка, чтобы сдвинуть ее.
Он сунул острие штыря под крышку и, откинув ее в сторону, посветил внутрь колодца. В глаза сразу же бросились чернеющие в стене у самого дна квадраты туннелей. Из них в колодец выходили обрезанные концы труб, судя по всему, старой, заброшенной теплотрассы, которые были обмотаны уже ветхой мешковиной, из-под которой торчали космы почерневшей пакли. Здесь на стенках скоб не было, и Стасу вниз пришлось спрыгнуть, придерживаясь руками за край люка.