Страница:
Гости салона Загорскиных пытаются объявить Владимира Арбенина сумасшедшим задолго до того, как он под влиянием жестоких разочарований и ударов впадает в безумие. Изменившая Владимиру Арбенину Наташа Загорскина готова поддержать эту клевету: «как хотеть, чтоб сумасшедший поступал как рассудительный человек», — заявляет она (сцена XII).
О связях драмы «Странный человек» с комедией «Горе от ума» Грибоедова см. книги: Н. Л. Бродский. М. Ю. Лермонтов. Биография, т. 1. Гослитиздат, М., 1945, стр. 289; В. А. Мануйлов. Михаил Юрьевич Лермонтов. Серия «Русские драматурги», «Искусство», М.—Л., 1950, стр. 96; Ираклий Андроников. Лермонтов. Изд. «Сов. писатель», М., 1951, стр. 51–53.
«А бывало, помню (ему еще было 3 года), бывало, барыня… начнет играть на фортепьянах что-нибудь жалкое. Глядь: а у дитяти слезы по щекам так и катятся!..». Лермонтов воспроизводит здесь действительный факт своей жизни. В раннем детстве его волновала и до слез трогала музыка. В тетради VI в 1830 году Лермонтов записал: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать»
Сцена IV. В этой сцене отразились университетские впечатления М. Ю. Лермонтова. Характеризуя Москву, В. Г. Белинский впоследствии специально останавливался на огромном значении Московского университета в жизни Москвы и всей России (Белинский, т. 9, стр. 229). Лермонтов учился в Московском университете в одно время с Белинским, Станкевичем, Герценом, Огаревым, Сатиным, Сазоновым, С. Строевым, Гончаровым и другими в пору, когда в широко распространенных студенческих кружках горячо обсуждались философские, социальные, политические и литературные проблемы.
Один из таких кружков изображен Лермонтовым в сцене IV «Странного человека». Писатель воспроизвел здесь особенности своего студенческого окружения, группы молодежи, которая в высшем обществе Москвы получила прозвание «la bande joyeuse» [веселая ватага — Франц. ] (см.: Н. Л. Бродский. Лермонтов-студент и его товарищи. Сб. «Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова». Гослитиздат, М., 1941, стр. 40–76; Н. Л. Бродский. М. Ю. Лермонтов. Биография, т. 1. Гослитиздат, М., 1945, стр. 278–296). Вполне вероятно, что в лице студента Заруцкого Лермонтов изобразил своего товарища А. Д. Закревского, весельчака, остроумного собеседника, страстного любителя поэзии Лермонтова. Закревский живо интересовался историей и свои общественные идеалы выразил с наибольшей полнотой в статье «Взгляд на русскую историю» («Телескоп», 1834, ч. 17, стр. 489–504, подпись «А. З.»). В этой статье он защищал идею национальной самобытности России и ее высокой исторической миссии. Особенное значение он придавал Отечественной войне 1812 года в русской истории: «1812 год есть начало самобытной, национальной жизни России», — писал он («Телескоп», 1834, ч. 17, стр. 490). Ср. заключительный монолог Заруцкого в сцене IV.
«Общипанных разбойников Шиллера». Речь идет о «Разбойниках» Шиллера, в переделке Н. Сандунова, которые шли в то время на сцене московского театра (см.: Л. И. Поливанов. Михаил Юрьевич Лермонтов в 1831–1832 гг. «Русская старина», 1889, № 1, стр. 163). Пьесы Шиллера постоянно подвергались цензурному запрету. «Разбойники» были допущены на сцену лишь в искаженном виде, а в 40-х годах и вовсе запрещены, так же как «Коварство и любовь» и «Дон Карлос».
Лермонтов иронизирует над попытками «переделать» Шиллера, приспособить его драму к требованиям театральной администрации.
Свое отрицательное отношение к переделкам творений великих драматургов, искажающим смысл и художественные особенности классических произведений, Лермонтов высказал и в письме 1831 года к М. А. Шан-Гирей.
«Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе». Замечательный русский трагический актер П. С. Мочалов, который умел пронизать духом протеста против реакции и застоя все исполнявшиеся им роли, был кумиром студенческой молодежи (см.: Н. Д. Студенческие воспоминания о Московском университете. «Отеч. записки», 1859, т. 122, отд. V, стр. 10).
Игра Мочалова произвела большое впечатление на юношу Лермонтова. В 1829 году он писал М. А. Шан-Гирей: «…вы говорили, что наши актеры (московские) хуже петербургских. Как жалко, что вы не видели здесь „Игрока“, трагедию „Разбойники“. Вы бы иначе думали. Многие из петербургских господ соглашаются, что эти пьесы лучше идут, нежели там, и что Мочалов в многих местах превосходит Каратыгина».
Мастерство Мочалова высоко ценили Белинский и Герцен. На примере исполнения Мочаловым роли Карла Моора Белинский, подобно Лермонтову, доказывал преимущество игры Мочалова перед манерой петербургского трагика В. А. Каратыгина (см.: Белинский, т. 2, стр. 105–107). Вместе с тем, как и Лермонтов, Белинский и впоследствии Герцен отмечали в качестве существенного недостатка Мочалова «неровность» его игры, неумение всегда в полной мере владеть собой и добиваться одинаково высокого уровня исполнения. «Он знал, что его иногда посещает какой-то дух, превращавший его в Гамлета, Лира или Карла Моора, и поджидал его», — писал о Мочалове Герцен (А. И. Герцен. Былое и думы. Гослитиздат, Л., 1946, стр. 774).
«Моя душа, я помню, с детских лет…». Здесь Лермонтов вводит в качестве стихотворения Арбенина строфы из своего стихотворения «1831-го июня 11 дня», написанного независимо от драмы «Странный человек». В драме трем строфам этого большого стихотворения придан вид законченного произведения. Отдельные строки отрывка, помещенного в «Странном человеке», несколько отличаются от текста стихотворения «1831-го июня 11 дня».
«К чему волшебною улыбкой» — стихотворение, очевидно, специально написано для драмы «Странный человек».
«Я видел юношу: он был верхом…». Здесь с некоторыми изменениями приводится стихотворение Лермонтова «Видение». По первоначальному замыслу (текст тетради XI) стихотворение должно было войти в драму не целиком. Композиция его мыслилась здесь, очевидно, следующим образом: 1) стихи «Я видел комнату: в окно светил ~ Не получить ответа на моленья» должны были составить начало, 2) стихи «К чему мне приписать виденье это? ~ Влияние на сердце и судьбу…» — концовку (см. «Варианты»).
Сцена V. Антикрепостническая направленность драмы «Странный человек» с особенной силой выразилась в сцене V. Факты издевательства помещиков над крестьянами, беззаконий и произвола вызывают у свободолюбивого юноши Владимира Арбенина горькие мысли о положении отечества, чувство негодования против крепостного права и социальной несправедливости вообще.
В сцене V начинается разоблачение Дмитрия Васильевича Белинского, окончательный приговор над которым произнесен в сцене XII устами Арбенина, заявившего о Наташе и ее женихе: «пускай закладывают деревни и покупают другие… вот их занятия!».
В изображении ужасов крепостного права отразились личные впечатления и воспоминания поэта о жестокостях пензенских помещиков, соседей его бабушки (см.: В. С. Нечаева. В. Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. Изд. АН СССР, 1949, стр. 307–326; А. Храбровицкий. Дело помещицы Давыдовой. «Литературное наследство», 1951, № 57, стр. 243–247).
Единством реальной основы изображенных в «Странном человеке» событий и антикрепостнической направленностью объясняется явная близость драмы Лермонтова к трагедии В. Г. Белинского «Дмитрий Калинин», написанной незадолго до «Странного человека», в конце 1830 года. Лермонтов мог знать драму Белинского, которая в рукописи ходила среди студентов Московского университета, однако факт знакомства Лермонтова с этим произведением не установлен. Как и Лермонтов, Белинский стремился изобразить действительное положение крестьян, опираясь на факты, известные ему из наблюдений над жизнью крестьян Чембарского уезда Пензенской губернии, где он провел свое детство.
Сообщая отцу о возможности скорого опубликования своего драматического произведения, Белинский писал: «Вы в нем увидите многие лица довольно вам известные».
На «полное тождество идей у обоих студентов и начинающих писателей» — авторов «Дмитрия Калинина» и «Странного человека» — обратил внимание уже П. А. Висковатый (см.: Соч. под ред. Висковатова, т. 6, 1891, стр. 123–125). Сопоставление драм было также сделано С. А. Венгеровым (Белинский, т. 1, стр. 133–136).
«Славная музыканьша будет на арфе играть… Она из Парижа». Речь идет о концертах французской артистки Спади Бертран, которая дала свой первый концерт 24 января 1831 года в зале Большого театра. Гастроли ее в Москве продолжались до конца марта 1831 года (см.: «Московские ведомости», 1831, №№ 7, 21).
«Когда одни воспоминанья…». Первоначально в тексте драмы (тетрадь X) вместо этого стихотворения было помещено стихотворение «Романс к И…», которое подвергалось значительной переделке в беловом автографе драмы «Странный человек» (тетрадь XVIII) (см. «Варианты»).
Впоследствии это стихотворение подвергалось новой переработке, в результате чего возникло стихотворение «Оправдание» (1841 год).
Строка «вы желали бы во мне найти Вертера!.. Прелестная мысль… кто б мог ожидать?..». Герой романа Гёте «Страдания юного Вертера» (1774) — «мученик мятежный», по определению Пушкина, ненавидящий пошлость бюргерского общества, не мог вместе с тем осудить свою возлюбленную, верную морали этого общества, и порвать с нею. Владимир Арбенин считает для себя неприемлемой такую непоследовательность.
Вместо «Дмитрий Василич Белинский» в рукописи Лермонтова ошибочно: «Павел Василич Белинский».
«Вы, конечно, не ученик Лафатера?». Речь идет о писателе И. К. Лафатере (1741–1801), который в своей «Физиономике» («Physiognomische Fragmente zur Bef?rderung der Menschenkenntnis und Menschenliebe») развивал теорию прямой зависимости черт и выражения лица человека от его характера и способностей.
Маскарад
О связях драмы «Странный человек» с комедией «Горе от ума» Грибоедова см. книги: Н. Л. Бродский. М. Ю. Лермонтов. Биография, т. 1. Гослитиздат, М., 1945, стр. 289; В. А. Мануйлов. Михаил Юрьевич Лермонтов. Серия «Русские драматурги», «Искусство», М.—Л., 1950, стр. 96; Ираклий Андроников. Лермонтов. Изд. «Сов. писатель», М., 1951, стр. 51–53.
«А бывало, помню (ему еще было 3 года), бывало, барыня… начнет играть на фортепьянах что-нибудь жалкое. Глядь: а у дитяти слезы по щекам так и катятся!..». Лермонтов воспроизводит здесь действительный факт своей жизни. В раннем детстве его волновала и до слез трогала музыка. В тетради VI в 1830 году Лермонтов записал: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать»
Сцена IV. В этой сцене отразились университетские впечатления М. Ю. Лермонтова. Характеризуя Москву, В. Г. Белинский впоследствии специально останавливался на огромном значении Московского университета в жизни Москвы и всей России (Белинский, т. 9, стр. 229). Лермонтов учился в Московском университете в одно время с Белинским, Станкевичем, Герценом, Огаревым, Сатиным, Сазоновым, С. Строевым, Гончаровым и другими в пору, когда в широко распространенных студенческих кружках горячо обсуждались философские, социальные, политические и литературные проблемы.
Один из таких кружков изображен Лермонтовым в сцене IV «Странного человека». Писатель воспроизвел здесь особенности своего студенческого окружения, группы молодежи, которая в высшем обществе Москвы получила прозвание «la bande joyeuse» [веселая ватага — Франц. ] (см.: Н. Л. Бродский. Лермонтов-студент и его товарищи. Сб. «Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова». Гослитиздат, М., 1941, стр. 40–76; Н. Л. Бродский. М. Ю. Лермонтов. Биография, т. 1. Гослитиздат, М., 1945, стр. 278–296). Вполне вероятно, что в лице студента Заруцкого Лермонтов изобразил своего товарища А. Д. Закревского, весельчака, остроумного собеседника, страстного любителя поэзии Лермонтова. Закревский живо интересовался историей и свои общественные идеалы выразил с наибольшей полнотой в статье «Взгляд на русскую историю» («Телескоп», 1834, ч. 17, стр. 489–504, подпись «А. З.»). В этой статье он защищал идею национальной самобытности России и ее высокой исторической миссии. Особенное значение он придавал Отечественной войне 1812 года в русской истории: «1812 год есть начало самобытной, национальной жизни России», — писал он («Телескоп», 1834, ч. 17, стр. 490). Ср. заключительный монолог Заруцкого в сцене IV.
«Общипанных разбойников Шиллера». Речь идет о «Разбойниках» Шиллера, в переделке Н. Сандунова, которые шли в то время на сцене московского театра (см.: Л. И. Поливанов. Михаил Юрьевич Лермонтов в 1831–1832 гг. «Русская старина», 1889, № 1, стр. 163). Пьесы Шиллера постоянно подвергались цензурному запрету. «Разбойники» были допущены на сцену лишь в искаженном виде, а в 40-х годах и вовсе запрещены, так же как «Коварство и любовь» и «Дон Карлос».
Лермонтов иронизирует над попытками «переделать» Шиллера, приспособить его драму к требованиям театральной администрации.
Свое отрицательное отношение к переделкам творений великих драматургов, искажающим смысл и художественные особенности классических произведений, Лермонтов высказал и в письме 1831 года к М. А. Шан-Гирей.
«Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе». Замечательный русский трагический актер П. С. Мочалов, который умел пронизать духом протеста против реакции и застоя все исполнявшиеся им роли, был кумиром студенческой молодежи (см.: Н. Д. Студенческие воспоминания о Московском университете. «Отеч. записки», 1859, т. 122, отд. V, стр. 10).
Игра Мочалова произвела большое впечатление на юношу Лермонтова. В 1829 году он писал М. А. Шан-Гирей: «…вы говорили, что наши актеры (московские) хуже петербургских. Как жалко, что вы не видели здесь „Игрока“, трагедию „Разбойники“. Вы бы иначе думали. Многие из петербургских господ соглашаются, что эти пьесы лучше идут, нежели там, и что Мочалов в многих местах превосходит Каратыгина».
Мастерство Мочалова высоко ценили Белинский и Герцен. На примере исполнения Мочаловым роли Карла Моора Белинский, подобно Лермонтову, доказывал преимущество игры Мочалова перед манерой петербургского трагика В. А. Каратыгина (см.: Белинский, т. 2, стр. 105–107). Вместе с тем, как и Лермонтов, Белинский и впоследствии Герцен отмечали в качестве существенного недостатка Мочалова «неровность» его игры, неумение всегда в полной мере владеть собой и добиваться одинаково высокого уровня исполнения. «Он знал, что его иногда посещает какой-то дух, превращавший его в Гамлета, Лира или Карла Моора, и поджидал его», — писал о Мочалове Герцен (А. И. Герцен. Былое и думы. Гослитиздат, Л., 1946, стр. 774).
«Моя душа, я помню, с детских лет…». Здесь Лермонтов вводит в качестве стихотворения Арбенина строфы из своего стихотворения «1831-го июня 11 дня», написанного независимо от драмы «Странный человек». В драме трем строфам этого большого стихотворения придан вид законченного произведения. Отдельные строки отрывка, помещенного в «Странном человеке», несколько отличаются от текста стихотворения «1831-го июня 11 дня».
«К чему волшебною улыбкой» — стихотворение, очевидно, специально написано для драмы «Странный человек».
«Я видел юношу: он был верхом…». Здесь с некоторыми изменениями приводится стихотворение Лермонтова «Видение». По первоначальному замыслу (текст тетради XI) стихотворение должно было войти в драму не целиком. Композиция его мыслилась здесь, очевидно, следующим образом: 1) стихи «Я видел комнату: в окно светил ~ Не получить ответа на моленья» должны были составить начало, 2) стихи «К чему мне приписать виденье это? ~ Влияние на сердце и судьбу…» — концовку (см. «Варианты»).
Сцена V. Антикрепостническая направленность драмы «Странный человек» с особенной силой выразилась в сцене V. Факты издевательства помещиков над крестьянами, беззаконий и произвола вызывают у свободолюбивого юноши Владимира Арбенина горькие мысли о положении отечества, чувство негодования против крепостного права и социальной несправедливости вообще.
В сцене V начинается разоблачение Дмитрия Васильевича Белинского, окончательный приговор над которым произнесен в сцене XII устами Арбенина, заявившего о Наташе и ее женихе: «пускай закладывают деревни и покупают другие… вот их занятия!».
В изображении ужасов крепостного права отразились личные впечатления и воспоминания поэта о жестокостях пензенских помещиков, соседей его бабушки (см.: В. С. Нечаева. В. Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. Изд. АН СССР, 1949, стр. 307–326; А. Храбровицкий. Дело помещицы Давыдовой. «Литературное наследство», 1951, № 57, стр. 243–247).
Единством реальной основы изображенных в «Странном человеке» событий и антикрепостнической направленностью объясняется явная близость драмы Лермонтова к трагедии В. Г. Белинского «Дмитрий Калинин», написанной незадолго до «Странного человека», в конце 1830 года. Лермонтов мог знать драму Белинского, которая в рукописи ходила среди студентов Московского университета, однако факт знакомства Лермонтова с этим произведением не установлен. Как и Лермонтов, Белинский стремился изобразить действительное положение крестьян, опираясь на факты, известные ему из наблюдений над жизнью крестьян Чембарского уезда Пензенской губернии, где он провел свое детство.
Сообщая отцу о возможности скорого опубликования своего драматического произведения, Белинский писал: «Вы в нем увидите многие лица довольно вам известные».
На «полное тождество идей у обоих студентов и начинающих писателей» — авторов «Дмитрия Калинина» и «Странного человека» — обратил внимание уже П. А. Висковатый (см.: Соч. под ред. Висковатова, т. 6, 1891, стр. 123–125). Сопоставление драм было также сделано С. А. Венгеровым (Белинский, т. 1, стр. 133–136).
«Славная музыканьша будет на арфе играть… Она из Парижа». Речь идет о концертах французской артистки Спади Бертран, которая дала свой первый концерт 24 января 1831 года в зале Большого театра. Гастроли ее в Москве продолжались до конца марта 1831 года (см.: «Московские ведомости», 1831, №№ 7, 21).
«Когда одни воспоминанья…». Первоначально в тексте драмы (тетрадь X) вместо этого стихотворения было помещено стихотворение «Романс к И…», которое подвергалось значительной переделке в беловом автографе драмы «Странный человек» (тетрадь XVIII) (см. «Варианты»).
Впоследствии это стихотворение подвергалось новой переработке, в результате чего возникло стихотворение «Оправдание» (1841 год).
Строка «вы желали бы во мне найти Вертера!.. Прелестная мысль… кто б мог ожидать?..». Герой романа Гёте «Страдания юного Вертера» (1774) — «мученик мятежный», по определению Пушкина, ненавидящий пошлость бюргерского общества, не мог вместе с тем осудить свою возлюбленную, верную морали этого общества, и порвать с нею. Владимир Арбенин считает для себя неприемлемой такую непоследовательность.
Вместо «Дмитрий Василич Белинский» в рукописи Лермонтова ошибочно: «Павел Василич Белинский».
«Вы, конечно, не ученик Лафатера?». Речь идет о писателе И. К. Лафатере (1741–1801), который в своей «Физиономике» («Physiognomische Fragmente zur Bef?rderung der Menschenkenntnis und Menschenliebe») развивал теорию прямой зависимости черт и выражения лица человека от его характера и способностей.
Маскарад
Драма «Маскарад» печатается по писарской копии 1835 года — ИРЛИ, ф. 524, оп. 2, № 76; стихи «А этот маленький каков? … И крест на шею получил» (отсутствующие в копии) — по «Библиографическим запискам», 1859, № 12, стр. 383.
Автограф не известен.
Напечатано впервые (с купюрами) в издании «Стихотворения М. Лермонтова», СПб., тип. Ильи Глазунова, 1842, ч. III.
В копии драма названа «Маскерад». Это заглавие не сохранено, так как традиционно с 1842 года драма печатается под заголовком «Маскарад». Внутри самого текста оставлена форма «маскерад».
Имеющиеся в копии ошибки в настоящем издании исправлены. Исправления приведены в скобках:
Выход третий (Выход пятый)
Выход четвертый (Выход шестой)
Выход пятый (Выход седьмой)
За ним тысячи (Занял тысяч)
Выход шестой (Выход осьмой)
лакей (слуга)
Лакей (Слуга)
Сцена третья (Сцена четвертая)
И любопытно вам (А любопытно вам)
Авось, исправим (Авось, исправишь)
А не знаешь, что такое значит (А ты не знаешь, что такое значит [Исправлено по ранней
редакции. ])
Да что вам наскучить (Да это вам наскучит)
Самолюбивых душ (Самолюбивых дум [Исправлено по авторизованной копии драмы «Арбенин».])
Первая дошедшая до нас редакция «Маскарада» (четерехактная) отражена в авторизованной копии, находящейся в архиве Якушкиных — ЦГИА, ф. 279, оп. 1, № 1014, лл. 1—38. Извлечения из нее впервые напечатаны в Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 522–551; полностью в Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 3, стр. 349–419.
Замысел драмы возник, видимо, в начале 1835 года.
В начале октября этого года Лермонтов представил в драматическую цензуру при III отделении императорской канцелярии вторую редакцию «Маскарада», пытаясь получить разрешение на постановку драмы в Петербургском театре. В ней теперь было только три акта: исключена сцена с вызовом доктора, с самим доктором, совершенно переработана сцена мести Арбенина Звездичу и заключительная сцена.
Источник, по которому мы можем восстановить содержание трехактной редакции «Маскарада», — это доклад цензора Е. Ольдекопа. В этом докладе Ольдекоп писал:
Маскарад [Подлинный французский текст впервые напечатан в статье В. К. Богомолец в «Ученых записках ЛГПИ им. А. И. Герцена», кафедра русской литературы, 1955, т. 107, стр. 356–358. Русский перевод с некоторыми неточностями был опубликован впервые в «Ежегоднике императорских театров», 1911, вып. V, стр. 55–57. В настоящем издании дается новый перевод документа. ]
Драма в трех действиях, в стихах
Сочинение М. Лермантова
(Для императорского Санктпетербургского театра)
Le jeune prince Звездич, se trouvant dans une maison de jeu, vient de perdre toute sa fortune. Arbenine entre. Arbenine, ci-devant joueur de profession, vient d'?pouser une femme jeune et aimable, une femme qu'il aime. C'est pour elle qu'il a commenc? une nouvelle vie, vie r?gl?e, vie d'honn?te homme. Voyant le d?sespoir du prince Arbenine se place ? la table de jeu, regagne tout l'argent que le prince a perdu et le lui rend. De l? tous les deux vont ? la mascarade, maison Engelhardt. Arbenine invite le prince de chercher une intrigue. L'occasion se pr?sente bient?t. Une femme masqu?e intrigue le prince et lui fait des avances un peu plus que frivoles. Le prince et la dame masqu?e se perdent dans la m?l?e. En retournant il faut juger que le prince vient de passer un bien doux quart d'heure. Il poursuit la dame masqu?e, et veut voir son visage; la dame s'y oppose. Pour se d?faire du prince, elle lui pr?sente un bracelet, qu'une dame a perdu dans la salle. Le prince raconte son aventure ? Arbenine et se retire. Arbenine revenant ? la maison remarque que sa femme ne porte qu'un bracelet; elle lui avoue qu'elle vient de perdre I'autre. Arbenine la croit infid?le et jure de se venger.
La dame masqu?e qui a intrigu?e le prince, est la baronne de Strahl. D?sirant de ne pas ?tre reconnue, elle sait faire une nouvelle intrigue par un certain Sprieh, qui dit au prince, que pour ?tre heureux dans 1'amour il faut savoir garder le myst?re. Le prince ?crit dans ce sens une lettre ? madame Arbenine, qui tombe entre les mains de son mari. Arbenine se rend chez le prince pour le tuer pendant qu'il dort. Il n'en a pas la force et 1'invite d'assister ? une soir?e chez un ami. Le prince s'y rend. En pontant Arbenine raconte une anecdote, accuse tout ? coup le prince qu'il a jou? faux, lui jette les cartes au visage et l'appelle: шуллер и подлец. Le prince furieux l'appelle en duel; Arbenine refuse en lui disant да вам не испугать и труса.
Le prince va au Caucase, apr?s avoir dit ? Madame Arbenine d'?tre sur ses gardes. La baronne, qui avait senti des remords, n'a pas eu le courage de tout avouer ? Arbenine. Celui-ci empoisonne sa femme.
Je ne sais pas si la pi?ce pourra passer, m?me avec des changements; du moins la sc?ne o? Arbenine jette les cartes au visage du prince, doit ?tre chang?e enti?rement.
Peut-?tre que toute la pi?ce se base sur un ?v?nement, pass? dans cette r?sidence.
Je ne comprends pas comment l'auteur a pu lancer la diatribe suivante (pag. 47) contre les bals masqu?s dans la maison Engelhardt…
Перевод.
Молодой князь Звездич, находясь в игорном доме, только что проиграл всё свое состояние. Входит Арбенин. Арбенин в прошлом профессиональный игрок — только что женился на женщине молодой и прелестной, женщине, которую он любит. Ради нее он начал новую жизнь, жизнь правильную, жизнь порядочного человека. Видя отчаяние князя, Арбенин садится за игорный стол, отыгрывает все деньги, которые князь проиграл, и возвращает их ему. Оттуда оба едут в маскарад в доме Энгельгардта. Арбенин предлагает князю завести интригу. Случай скоро представляется. Одна замаскированная дама интригует князя и оказывает ему благосклонность, более чем легкомысленную. Князь и замаскированная дама теряются в толпе. Князь возвращается, и можно подумать, что он только что очень приятно провел четверть часа. Он преследует замаскированную даму и хочет видеть ее лицо, дама этому противится. Чтобы отделаться от князя, она дарит ему браслет, потерянный какой-то дамой в зале. Князь рассказывает свое приключение Арбенину и удаляется. Арбенин, возвратившись домой, замечает, что у его жены только один браслет; она признается ему, что она только что потеряла другой. Арбенин подозревает ее в неверности и клянется отомстить за себя.
Замаскированная дама, которая интриговала князя, — это баронесса Штраль. Желая остаться неузнанной, она предпринимает новую интригу с помощью некоего Шприха, который говорит князю, что для того, чтобы быть счастливым в любви, нужно уметь хранить тайну. Князь пишет в этом духе письмо к Арбениной, которое попадает в руки ее мужа. Арбенин отправляется к князю, чтобы убить его во время его сна, но у него не хватает на это сил, и он приглашает его на вечер к одному приятелю. Князь отправляется туда. Арбенин, понтируя, рассказывает анекдот, внезапно обвиняет князя в нечестной игре, бросает ему карты в лицо и называет его «шуллер и подлец».
Взбешенный князь вызывает его на дуэль. Арбенин отказал, говоря ему: «да вам не испугать и труса».
Посоветовав жене Арбенина быть настороже, князь уезжает на Кавказ. Баронесса, которая почувствовала угрызения совести, не имела решимости признаться во всем Арбенину. Он отравляет свою жену.
Я не знаю, сможет ли пьеса пойти даже с изменениями; по крайней мере сцена, где Арбенин бросает карты в лицо князю, должна быть совершенно изменена.
Возможно, что вся пьеса основывается на событии, случившемся в нашей столице.
Я не понимаю, как автор мог допустить такой резкий выпад (стр. 47) против костюмированных балов в доме Энгельгардтов…
Пьесу запретили за ее резко обличительное содержание: за «непристойные нападки на костюмированные балы в доме Энгельгардта», за «дерзости против дам высшей знати» и т. д. Бенкендорф усмотрел в ней прославление порока в образе Арбенина и потребовал изменения пьесы автором таким образом, чтобы «она кончилась примирением между господином и госпожой Арбениными», фактически изменения всего идейного смысла драмы. Видимо об этом же свидетельствует и хорошо осведомленный в делах III-го отделения А. Н. Муравьев, когда в своих воспоминаниях пишет: «Пришло ему <Лермонтову> на мысль написать комедию, вроде „Горе от ума“, резкую критику на современные нравы, хотя и далеко не в уровень с бессмертным творением Грибоедова. Лермонтову хотелось видеть ее на сцене, но строгая цензура Третьего отделения не могла ее пропустить. Автор с негодованием прибежал ко мне и просил убедить начальника сего отделения, моего двоюродного брата <А. Н.> Мордвинова быть снисходительным к его творению; но Мордвинов остался неумолим; даже цензура получила неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом» (А. Н. Муравьев. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, стр. 22; в последних строках Муравьев, очевидно, намекает на ссылку Лермонтова в феврале 1837 года за стихотворение на смерть Пушкина).
К концу 1835 года была создана третья редакция пьесы и в декабре того же года представлена через С. А. Раевского на рассмотрение в драматическую цензуру. Пьеса состоит вновь из четырех актов. Работа над четвертым актом, который был весь написан заново, шла в ноябре и первой половине декабря 1835 года. (20 декабря Лермонтов получил отпуск «по домашним обстоятельствам» и вскоре выехал в Тарханы.)
В этой четырехактной редакции впервые появляется образ Неизвестного, что обусловило и ряд сюжетно-композиционных изменений. В дошедшей до нас писарской копии этой редакции основной текст, часть поправок и дописок сделаны переписчиком, некоторые из них — после подскабливания текста. Так, после стиха «Читайте же скорей — мне дороги мгновенья…» к монологу Неизвестного: «Казнит злодея провиденье…» в ремарке «подняв глаза к небу» стерта последняя скобка и чернилами дописано: «лицемерно», после чего скобка закрыта. После стиха «Я задушу вас, палачи!» в ремарке к словам князя «Раскаянье вам не поможет» к слову «толкая» после стертой скобки приписано слово «грубо» и скобка закрыта. И, наконец, после стиха «Не уступил, но я тебе прощаю!» в ремарке «отталкивая его» также по стертому приписано слово «грубо».
В писарскую копию рукой С. Раевского внесены некоторые добавления в первых трех действиях драмы. Так, в стихах «Быть может, гордая графиня иль княжна, Диана в обществе… Венера в маскераде» Раевским в оставленных переписчиком местах вписаны слова: «Графиня иль княжна», «Диана» и «Венера в». В стихе «Я все вам расскажу» к словам князя Звездича «Да вы всё шутите, помочь нельзя ли горю? я всё вам расскажу» приписана ремарка «несколько слов на ухо». После стиха «Зато уж как мы гнемся добродушно» дана большая ремарка, оканчивающаяся словами: «Арбенин и Нина остаются вдвоем». Скобка, закрывающая ремарку, стерта и дописано: «Неизвестный показывается в глубине театра». Особенно значительные изменения внесены в первую сцену третьего действия (стихи «Поедем, но скажи мне, милый мой…А действовать потом настанет мой черед». Они читаются так:
Нина
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! ты мною недоволен?
Арбенин
Нет, нынче я доволен был тобой.
(уходят.)
Неизвестный(оставшись один)
Я чуть не сжалился, — и было тут мгновенье,
Когда хотел я броситься вперед…
(Задумывается.)
Нет, пусть свершается судьбы определенье,
А действовать потом настанет мой черед.
(удходит.)
В ремарке «уходят» буква «я» переделана из буквы «и» (первоначально было «уходит»). Перед ремаркой тщательно выскоблено слово, обозначавшее уходившего. По оставшимся следам и по размеру выскобленного места можно заключить, что стояло слово: «Нина». Следовательно, уходила одна Нина, и ремарка «Уходит» относилась только к ней. Следующее затем слово «Неизвестный» написано рукой С. Раевского тоже по тщательно выскобленному другому слову, которое, по всем признакам, читалось как «Арбенин». Таким образом, можно предположить, что первоначально было:
Нина
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! ты мною недоволен?
Арбенин
Нет, нынче я доволен был тобой.
(Нина уходит.)
Арбенин(оставшись один)
Я чуть не сжалился, — и было тут мгновенье,
Когда хотел я броситься вперед…
(Задумывается.)
Нет, пусть свершается судьбы определенье,
А действовать потом настанет мой черед.
(уходит.)
Добавления и ремарки, внесенные в текст копии рукой С. Раевского, существенны по содержанию. Ремарка «Неизвестный показывается в глубине театра» вводит в действие образ Неизвестного, который становится свидетелем преступления Арбенина. С б?льшим основанием по смыслу звучат в устах Неизвестного и реплики в конце первой сцены третьего действия, по-видимому принадлежавшие в предыдущей редакции Арбенину.
Благодаря внесенным ремаркам четко выявляется вся сюжетная линия Неизвестный—Арбенин: 1) Неизвестный-Маска, появляющийся в первом действии, пророчит Арбенину: «Несчастье с вами будет в эту ночь»; 2) Неизвестный появляется на балу, где находится Арбенин, потому что он давно и неустанно следит за каждым шагом Арбенина; 3) на балу же он видит, как Арбенин всыпает яд в мороженое Нины и не удерживает ни Нину, ни Арбенина, ибо смерть Нины для Неизвестного — лучший способ мести. Таким образом, всё, что делает и говорит Неизвестный, оказывается глубоко мотивированным, и его слова: «А действовать потом настанет мой черед» — приобретают четкий смысл. Образ Неизвестного приобретает самостоятельное значение в качестве одного из представителей того бездушного и порочного света, разоблачению которого посвятил свою драму Лермонтов.
Из имеющихся в нашем распоряжении данных ясно, что Раевский принимал горячее участие в судьбе драмы. В описи бумаг Лермонтова, сделанной при обыске у него в 1837 году, значится «письмо известного Раевского к Лермонтову, в котором первый поздравляет его с счастливым успехом написанной пьесы и приглашает его к Кирееву, который предполагает представить Лермонтова г. Гедеонову».
О непосредственном участии Раевского говорится в письме Лермонтова к директору императорских театров А. М. Гедеонову: «Возвращенную цензурою мою пьесу „Маскерад“ я пополнил четвертым актом, с которым, надеюсь, будет одобрена цензором, а как она еще прежде представления вам подарена мною г-ну Раевскому, то и новый акт передан ему же для представления цензуре». Письмо датировано декабрем 1835 года.
Из письма следует, что Лермонтов подарил Раевскому возвращенную из цензуры пьесу (трехактный «Маскарад») и отдал рукопись вновь написанного четвертого акта. Есть основания предполагать, что, работая над четвертым актом пьесы, Лермонтов внес все вышеуказанные изменения и ремарки, возложив заботу о дальнейшей судьбе рукописи (изготовление копии и представление пьесы в драматическую цензуру) на С. А. Раевского.
Подготавливая беловую копию, переписчик, видимо, не всегда разбирал трудно читаемый почерк Лермонтова, и Раевский, прежде чем представить пьесу в цензуру, выверил список и внес в него необходимые поправки.
Возможно допустить и другое: написав четвертый акт и торопясь уехать в Тарханы, Лермонтов не внес нужных поправок, а попросил Раевского внимательно прочитать рукопись и устранить возможные неточности. Выполняя волю друга, Раевский сделал это в копии с большим тактом, а подаренный автограф оставил у себя. Что именно на С. Раевского были возложены и хлопоты в цензуре, свидетельствует письмо Лермонтова от 16 января 1836 года из Тархан Раевскому: «Я опасаюсь, что моего „Арбенина“ снова не пропустили, и этой мысли подало повод твое молчание».
Автограф не известен.
Напечатано впервые (с купюрами) в издании «Стихотворения М. Лермонтова», СПб., тип. Ильи Глазунова, 1842, ч. III.
В копии драма названа «Маскерад». Это заглавие не сохранено, так как традиционно с 1842 года драма печатается под заголовком «Маскарад». Внутри самого текста оставлена форма «маскерад».
Имеющиеся в копии ошибки в настоящем издании исправлены. Исправления приведены в скобках:
Выход третий (Выход пятый)
Выход четвертый (Выход шестой)
Выход пятый (Выход седьмой)
За ним тысячи (Занял тысяч)
Выход шестой (Выход осьмой)
лакей (слуга)
Лакей (Слуга)
Сцена третья (Сцена четвертая)
И любопытно вам (А любопытно вам)
Авось, исправим (Авось, исправишь)
А не знаешь, что такое значит (А ты не знаешь, что такое значит [Исправлено по ранней
редакции. ])
Да что вам наскучить (Да это вам наскучит)
Самолюбивых душ (Самолюбивых дум [Исправлено по авторизованной копии драмы «Арбенин».])
Первая дошедшая до нас редакция «Маскарада» (четерехактная) отражена в авторизованной копии, находящейся в архиве Якушкиных — ЦГИА, ф. 279, оп. 1, № 1014, лл. 1—38. Извлечения из нее впервые напечатаны в Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 522–551; полностью в Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 3, стр. 349–419.
Замысел драмы возник, видимо, в начале 1835 года.
В начале октября этого года Лермонтов представил в драматическую цензуру при III отделении императорской канцелярии вторую редакцию «Маскарада», пытаясь получить разрешение на постановку драмы в Петербургском театре. В ней теперь было только три акта: исключена сцена с вызовом доктора, с самим доктором, совершенно переработана сцена мести Арбенина Звездичу и заключительная сцена.
Источник, по которому мы можем восстановить содержание трехактной редакции «Маскарада», — это доклад цензора Е. Ольдекопа. В этом докладе Ольдекоп писал:
Маскарад [Подлинный французский текст впервые напечатан в статье В. К. Богомолец в «Ученых записках ЛГПИ им. А. И. Герцена», кафедра русской литературы, 1955, т. 107, стр. 356–358. Русский перевод с некоторыми неточностями был опубликован впервые в «Ежегоднике императорских театров», 1911, вып. V, стр. 55–57. В настоящем издании дается новый перевод документа. ]
Драма в трех действиях, в стихах
Сочинение М. Лермантова
(Для императорского Санктпетербургского театра)
Le jeune prince Звездич, se trouvant dans une maison de jeu, vient de perdre toute sa fortune. Arbenine entre. Arbenine, ci-devant joueur de profession, vient d'?pouser une femme jeune et aimable, une femme qu'il aime. C'est pour elle qu'il a commenc? une nouvelle vie, vie r?gl?e, vie d'honn?te homme. Voyant le d?sespoir du prince Arbenine se place ? la table de jeu, regagne tout l'argent que le prince a perdu et le lui rend. De l? tous les deux vont ? la mascarade, maison Engelhardt. Arbenine invite le prince de chercher une intrigue. L'occasion se pr?sente bient?t. Une femme masqu?e intrigue le prince et lui fait des avances un peu plus que frivoles. Le prince et la dame masqu?e se perdent dans la m?l?e. En retournant il faut juger que le prince vient de passer un bien doux quart d'heure. Il poursuit la dame masqu?e, et veut voir son visage; la dame s'y oppose. Pour se d?faire du prince, elle lui pr?sente un bracelet, qu'une dame a perdu dans la salle. Le prince raconte son aventure ? Arbenine et se retire. Arbenine revenant ? la maison remarque que sa femme ne porte qu'un bracelet; elle lui avoue qu'elle vient de perdre I'autre. Arbenine la croit infid?le et jure de se venger.
La dame masqu?e qui a intrigu?e le prince, est la baronne de Strahl. D?sirant de ne pas ?tre reconnue, elle sait faire une nouvelle intrigue par un certain Sprieh, qui dit au prince, que pour ?tre heureux dans 1'amour il faut savoir garder le myst?re. Le prince ?crit dans ce sens une lettre ? madame Arbenine, qui tombe entre les mains de son mari. Arbenine se rend chez le prince pour le tuer pendant qu'il dort. Il n'en a pas la force et 1'invite d'assister ? une soir?e chez un ami. Le prince s'y rend. En pontant Arbenine raconte une anecdote, accuse tout ? coup le prince qu'il a jou? faux, lui jette les cartes au visage et l'appelle: шуллер и подлец. Le prince furieux l'appelle en duel; Arbenine refuse en lui disant да вам не испугать и труса.
Le prince va au Caucase, apr?s avoir dit ? Madame Arbenine d'?tre sur ses gardes. La baronne, qui avait senti des remords, n'a pas eu le courage de tout avouer ? Arbenine. Celui-ci empoisonne sa femme.
Je ne sais pas si la pi?ce pourra passer, m?me avec des changements; du moins la sc?ne o? Arbenine jette les cartes au visage du prince, doit ?tre chang?e enti?rement.
Peut-?tre que toute la pi?ce se base sur un ?v?nement, pass? dans cette r?sidence.
Je ne comprends pas comment l'auteur a pu lancer la diatribe suivante (pag. 47) contre les bals masqu?s dans la maison Engelhardt…
(ЦГИАЛ, III отд. с. е. и. в. канц., ф. № 780, оп. 26, № 11: «Рапорты о пьесах, рассмотренных на разных языках в 1835», лл. 208–209).
Я объявить вам, князь, должна,
Что эта клевета ни мало не смешна.
Как женщине порядочной решиться
Отправиться туда, где всякий сброд,
Где всякий ветренник обидит, осмеет:
Рискнуть быть узнанной: вам надобно стыдиться,
Отречься от подобных слов.
Auguste Oldecop.
Перевод.
Молодой князь Звездич, находясь в игорном доме, только что проиграл всё свое состояние. Входит Арбенин. Арбенин в прошлом профессиональный игрок — только что женился на женщине молодой и прелестной, женщине, которую он любит. Ради нее он начал новую жизнь, жизнь правильную, жизнь порядочного человека. Видя отчаяние князя, Арбенин садится за игорный стол, отыгрывает все деньги, которые князь проиграл, и возвращает их ему. Оттуда оба едут в маскарад в доме Энгельгардта. Арбенин предлагает князю завести интригу. Случай скоро представляется. Одна замаскированная дама интригует князя и оказывает ему благосклонность, более чем легкомысленную. Князь и замаскированная дама теряются в толпе. Князь возвращается, и можно подумать, что он только что очень приятно провел четверть часа. Он преследует замаскированную даму и хочет видеть ее лицо, дама этому противится. Чтобы отделаться от князя, она дарит ему браслет, потерянный какой-то дамой в зале. Князь рассказывает свое приключение Арбенину и удаляется. Арбенин, возвратившись домой, замечает, что у его жены только один браслет; она признается ему, что она только что потеряла другой. Арбенин подозревает ее в неверности и клянется отомстить за себя.
Замаскированная дама, которая интриговала князя, — это баронесса Штраль. Желая остаться неузнанной, она предпринимает новую интригу с помощью некоего Шприха, который говорит князю, что для того, чтобы быть счастливым в любви, нужно уметь хранить тайну. Князь пишет в этом духе письмо к Арбениной, которое попадает в руки ее мужа. Арбенин отправляется к князю, чтобы убить его во время его сна, но у него не хватает на это сил, и он приглашает его на вечер к одному приятелю. Князь отправляется туда. Арбенин, понтируя, рассказывает анекдот, внезапно обвиняет князя в нечестной игре, бросает ему карты в лицо и называет его «шуллер и подлец».
Взбешенный князь вызывает его на дуэль. Арбенин отказал, говоря ему: «да вам не испугать и труса».
Посоветовав жене Арбенина быть настороже, князь уезжает на Кавказ. Баронесса, которая почувствовала угрызения совести, не имела решимости признаться во всем Арбенину. Он отравляет свою жену.
Я не знаю, сможет ли пьеса пойти даже с изменениями; по крайней мере сцена, где Арбенин бросает карты в лицо князю, должна быть совершенно изменена.
Возможно, что вся пьеса основывается на событии, случившемся в нашей столице.
Я не понимаю, как автор мог допустить такой резкий выпад (стр. 47) против костюмированных балов в доме Энгельгардтов…
Эта редакция «Маскарада» была запрещена, о чем говорит имеющаяся на докладе цензора Е. Ольдекопа помета: «Возвращена для нужных перемен. 8 ноября 1835».
Я объявить вам, князь, должна,
Что эта клевета ни мало не смешна.
Как женщине порядочной решиться
Отправиться туда, где всякий сброд,
Где всякий ветренник обидит, осмеет:
Рискнуть быть узнанной: вам надобно стыдиться,
Отречься от подобных слов.
Пьесу запретили за ее резко обличительное содержание: за «непристойные нападки на костюмированные балы в доме Энгельгардта», за «дерзости против дам высшей знати» и т. д. Бенкендорф усмотрел в ней прославление порока в образе Арбенина и потребовал изменения пьесы автором таким образом, чтобы «она кончилась примирением между господином и госпожой Арбениными», фактически изменения всего идейного смысла драмы. Видимо об этом же свидетельствует и хорошо осведомленный в делах III-го отделения А. Н. Муравьев, когда в своих воспоминаниях пишет: «Пришло ему <Лермонтову> на мысль написать комедию, вроде „Горе от ума“, резкую критику на современные нравы, хотя и далеко не в уровень с бессмертным творением Грибоедова. Лермонтову хотелось видеть ее на сцене, но строгая цензура Третьего отделения не могла ее пропустить. Автор с негодованием прибежал ко мне и просил убедить начальника сего отделения, моего двоюродного брата <А. Н.> Мордвинова быть снисходительным к его творению; но Мордвинов остался неумолим; даже цензура получила неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом» (А. Н. Муравьев. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, стр. 22; в последних строках Муравьев, очевидно, намекает на ссылку Лермонтова в феврале 1837 года за стихотворение на смерть Пушкина).
К концу 1835 года была создана третья редакция пьесы и в декабре того же года представлена через С. А. Раевского на рассмотрение в драматическую цензуру. Пьеса состоит вновь из четырех актов. Работа над четвертым актом, который был весь написан заново, шла в ноябре и первой половине декабря 1835 года. (20 декабря Лермонтов получил отпуск «по домашним обстоятельствам» и вскоре выехал в Тарханы.)
В этой четырехактной редакции впервые появляется образ Неизвестного, что обусловило и ряд сюжетно-композиционных изменений. В дошедшей до нас писарской копии этой редакции основной текст, часть поправок и дописок сделаны переписчиком, некоторые из них — после подскабливания текста. Так, после стиха «Читайте же скорей — мне дороги мгновенья…» к монологу Неизвестного: «Казнит злодея провиденье…» в ремарке «подняв глаза к небу» стерта последняя скобка и чернилами дописано: «лицемерно», после чего скобка закрыта. После стиха «Я задушу вас, палачи!» в ремарке к словам князя «Раскаянье вам не поможет» к слову «толкая» после стертой скобки приписано слово «грубо» и скобка закрыта. И, наконец, после стиха «Не уступил, но я тебе прощаю!» в ремарке «отталкивая его» также по стертому приписано слово «грубо».
В писарскую копию рукой С. Раевского внесены некоторые добавления в первых трех действиях драмы. Так, в стихах «Быть может, гордая графиня иль княжна, Диана в обществе… Венера в маскераде» Раевским в оставленных переписчиком местах вписаны слова: «Графиня иль княжна», «Диана» и «Венера в». В стихе «Я все вам расскажу» к словам князя Звездича «Да вы всё шутите, помочь нельзя ли горю? я всё вам расскажу» приписана ремарка «несколько слов на ухо». После стиха «Зато уж как мы гнемся добродушно» дана большая ремарка, оканчивающаяся словами: «Арбенин и Нина остаются вдвоем». Скобка, закрывающая ремарку, стерта и дописано: «Неизвестный показывается в глубине театра». Особенно значительные изменения внесены в первую сцену третьего действия (стихи «Поедем, но скажи мне, милый мой…А действовать потом настанет мой черед». Они читаются так:
Нина
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! ты мною недоволен?
Арбенин
Нет, нынче я доволен был тобой.
(уходят.)
Неизвестный(оставшись один)
Я чуть не сжалился, — и было тут мгновенье,
Когда хотел я броситься вперед…
(Задумывается.)
Нет, пусть свершается судьбы определенье,
А действовать потом настанет мой черед.
(удходит.)
В ремарке «уходят» буква «я» переделана из буквы «и» (первоначально было «уходит»). Перед ремаркой тщательно выскоблено слово, обозначавшее уходившего. По оставшимся следам и по размеру выскобленного места можно заключить, что стояло слово: «Нина». Следовательно, уходила одна Нина, и ремарка «Уходит» относилась только к ней. Следующее затем слово «Неизвестный» написано рукой С. Раевского тоже по тщательно выскобленному другому слову, которое, по всем признакам, читалось как «Арбенин». Таким образом, можно предположить, что первоначально было:
Нина
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! ты мною недоволен?
Арбенин
Нет, нынче я доволен был тобой.
(Нина уходит.)
Арбенин(оставшись один)
Я чуть не сжалился, — и было тут мгновенье,
Когда хотел я броситься вперед…
(Задумывается.)
Нет, пусть свершается судьбы определенье,
А действовать потом настанет мой черед.
(уходит.)
Добавления и ремарки, внесенные в текст копии рукой С. Раевского, существенны по содержанию. Ремарка «Неизвестный показывается в глубине театра» вводит в действие образ Неизвестного, который становится свидетелем преступления Арбенина. С б?льшим основанием по смыслу звучат в устах Неизвестного и реплики в конце первой сцены третьего действия, по-видимому принадлежавшие в предыдущей редакции Арбенину.
Благодаря внесенным ремаркам четко выявляется вся сюжетная линия Неизвестный—Арбенин: 1) Неизвестный-Маска, появляющийся в первом действии, пророчит Арбенину: «Несчастье с вами будет в эту ночь»; 2) Неизвестный появляется на балу, где находится Арбенин, потому что он давно и неустанно следит за каждым шагом Арбенина; 3) на балу же он видит, как Арбенин всыпает яд в мороженое Нины и не удерживает ни Нину, ни Арбенина, ибо смерть Нины для Неизвестного — лучший способ мести. Таким образом, всё, что делает и говорит Неизвестный, оказывается глубоко мотивированным, и его слова: «А действовать потом настанет мой черед» — приобретают четкий смысл. Образ Неизвестного приобретает самостоятельное значение в качестве одного из представителей того бездушного и порочного света, разоблачению которого посвятил свою драму Лермонтов.
Из имеющихся в нашем распоряжении данных ясно, что Раевский принимал горячее участие в судьбе драмы. В описи бумаг Лермонтова, сделанной при обыске у него в 1837 году, значится «письмо известного Раевского к Лермонтову, в котором первый поздравляет его с счастливым успехом написанной пьесы и приглашает его к Кирееву, который предполагает представить Лермонтова г. Гедеонову».
О непосредственном участии Раевского говорится в письме Лермонтова к директору императорских театров А. М. Гедеонову: «Возвращенную цензурою мою пьесу „Маскерад“ я пополнил четвертым актом, с которым, надеюсь, будет одобрена цензором, а как она еще прежде представления вам подарена мною г-ну Раевскому, то и новый акт передан ему же для представления цензуре». Письмо датировано декабрем 1835 года.
Из письма следует, что Лермонтов подарил Раевскому возвращенную из цензуры пьесу (трехактный «Маскарад») и отдал рукопись вновь написанного четвертого акта. Есть основания предполагать, что, работая над четвертым актом пьесы, Лермонтов внес все вышеуказанные изменения и ремарки, возложив заботу о дальнейшей судьбе рукописи (изготовление копии и представление пьесы в драматическую цензуру) на С. А. Раевского.
Подготавливая беловую копию, переписчик, видимо, не всегда разбирал трудно читаемый почерк Лермонтова, и Раевский, прежде чем представить пьесу в цензуру, выверил список и внес в него необходимые поправки.
Возможно допустить и другое: написав четвертый акт и торопясь уехать в Тарханы, Лермонтов не внес нужных поправок, а попросил Раевского внимательно прочитать рукопись и устранить возможные неточности. Выполняя волю друга, Раевский сделал это в копии с большим тактом, а подаренный автограф оставил у себя. Что именно на С. Раевского были возложены и хлопоты в цензуре, свидетельствует письмо Лермонтова от 16 января 1836 года из Тархан Раевскому: «Я опасаюсь, что моего „Арбенина“ снова не пропустили, и этой мысли подало повод твое молчание».