Лесли Марианна. Неоконченный портрет

   – Так я подожду в своей кабине, мисс?
   Эшли оставила без внимания эту уловку и воспользовалась его уходом, чтобы натянуть брюки и привести себя в порядок. Она забралась в машину, захлопнула дверцу, немного успокоилась и тронулась с места. В зеркале заднего вида показался старый пикап. Он двигался вслед за ней, рулоны сена покачивались над кабиной.
   Эшли ужасно разозлилась, но все же могла не воздать должное его настойчивости. Все мысли, от которых она укрылась было у ручья, нахлынули снова. Она вспомнила, как часто доводилось ей разочаровываться в мужчинах за последний десяток лет. Одним из них был, увы, ее отец; она даже ушла из дому, не выдержав его распутства. Самцы. Самые настоящие. Пока их инстинкты удовлетворены, пока они довольны – все хорошо. Вот почему Эшли так быстро пленилась Робертом Олстоном. Во всяком случае он не только видел в ней красивую женщину, но и ценил ее ум, талант, профессиональную увлеченность, понимал, что она стремится к вершинам как в творчестве, так и в личной жизни.
   Однако, пока ее разум кипел ненавистью к девяти десятым мужского пола, воображение, подкрепленное профессиональной наблюдательностью, подсовывало облик прекрасно сложенного мужчины: шапку красивых черных волос, прямой породистый нос с чувственными ноздрями и особенно глаза – глаза такого необычного цвета. Она даже увидела в них природный ум, незаурядный для работника фермы, который и сено сгребает, и скотину кормит.
   Неожиданно показалась развилка. Эшли затормозила. Ну и куда дальше? Словно в ответ на ее сомнения, послышался короткий гудок. В зеркале заднего вида отражался тот же грузовичок. Мужчина указывал направо. Поверить? Он не первый, кто хотел обмануть ее в своих интересах. Впрочем, если он действительно собирался повалить ее в сено, то не стал бы терять времени на всякие уловки.
   Она повернула направо и с некоторым облегчением увидела, как пикап прогрохотал в противоположном направлении и скрылся за небольшой сосновой рощицей.

2

   Дом несколько удивил Эшли, хотя она и не смогла бы сказать почему. Как правило, ее клиенты имели дорогие стандартные особняки. Этот дом тоже был явно дорогим, но выстроен необычно. Он словно бы пробился и разросся ярус за ярусом под высокими, стройными соснами на горном склоне. Строение было, очевидно, больше, чем казалось снаружи. Она разглядела наверху два отдельных балкона, будто парящих в вышине.
   Эшли с любопытством осматривалась по сторонам. Ей всегда хотелось до тонкостей узнать те места, где она бывала. Но часто приходилось переезжать, так и не впитав всю их прелесть. Где только она не побывала! И в Европе, и в Штатах, и в Латинской Америке и даже в Северной Африке, но нигде они долго не задерживались.
   Веранда с фасада одним торцом почти зависала в воздухе, другой выходил в живописный сад. Эшли позвонила и стала ждать. Голова снова болела и кружилась. Дверь почти тотчас открыла женщина, будто только ее и ждала.
   – А, вы – художник, – уверенно сказала она.
   – Совершенно верно. Эшли Мортимер. – Эшли поздоровалась. Кто она, эта пухленькая миловидная женщина? Миссис О’Мэлли? Пожалуй, нет.
   – Меня зовут Зила Брайен, я экономка. Мы вас ждали в эти выходные, но не знали, когда вы точно приедете. – По ее немолодому, но еще довольно привлекательному лицу пробежала тень смущения. Она повела Эшли по широкой застекленной веранде, заставленной всевозможными растениями в горшках и кадках. – Думаю, вам хотелось бы поскорее устроиться. Сейчас я разыщу мужа, он перенесет ваши вещи.
   Она направилась вперед, и ее шаги то гулко отдавались от темного полированного пола, то шуршали по всевозможным коврикам явно ручной работы. У этого дизайнера смелая фантазия, с уважительным восторгом подумала Эшли.
   – Дело в том, – на ходу говорила экономка, – что мы ожидали мужчину. Мистер О’Мэлли сказал, что портреты мальчиков будет писать почтенный джентльмен из Лондона по фамилии Мортимер, но… – Она замялась, потом продолжила: – Потом он вдруг позвонил и сказал: я, мол, ошибся, к нам приедет леди. Мы и подумать не могли… – пробормотала она, открывая дверь.
   Спальня оказалась просторной. Зила прошла к окну и подняла тонкие шелковые шторы, открывая вид на зеленую долину.
   – Мы думали устроить вас в комнате мистера Лоренса с его ванной, но я посчитала, что вам лучше поселиться в комнате мисс Кларк, хотя бы на первое время.
   – Да, но…
   – Позже мы все обсудим, не волнуйтесь, – по-хозяйски значительно ответила женщина. Она указала на большой стенной шкаф и роскошную ванную, выложенную плиткой из сланца и керамики цвета лазури.
   Эшли подошла к застекленной стене и увидела, что она открывается на один из балконов, которые она заметила прежде; он был довольно высоко и словно бы свободно парил в воздухе. Эшли рискнула глянуть вниз, и у нее перехватило дыхание.
   – Боже, ни за что на свете не подойду к перилам! – рассмеялась она.
   – Боитесь высоты?
   – Немного, но ничего, привыкну. Наверное, это из-за того, что у меня сегодня целый день болит голова. Дорога и все такое…
   Зила Брайан понимающе кивнула, и Эшли почувствовала, что ей уже нравится эта милая женщина. Если и О’Мэлли таковы, то у нее вообще все пойдет как нельзя лучше.
   – А хозяева дома?
   – Где-то поблизости, а мальчики наверняка резвятся или лазают по скалам. Примчатся как всегда с волчьим аппетитом, так что пора что-нибудь приготовить. Если хотите чаю, пойдемте со мной на кухню. Мы тут живем по-простому, мисс Мортимер. А аспирин найдете в аптечке в ванной.
   – Пожалуйста, зовите меня Эшли. Я с удовольствием выпью чаю, только умоюсь и приму лекарство.
   Эшли понемногу освоилась и за чашкой чая подумала, что неплохо бы потихоньку расспросить о красивом работнике. Было бы здорово написать его портрет, подчеркнуть контраст потного мускулистого тела и прохладных умных глаз. Он тогда совсем загордится, лениво усмехнулась она. Хотя куда уж больше. Совершенно очевидно, что он прекрасно знает свои достоинства. Самое ужасное, это когда красавцы открывают рот. Почти каждое предложение начинается со слова «я». А этот субъект наверняка мечтал бы покорить полмира, даром что носит сапоги и дурацкую шляпу. Шляпу она заметила в кабине пикапа – широкополая, соломенная, с загнутыми полями. Зато сразу видно, что уж он-то знает, где у коровы хвост, а где морда.
   Но тут ей вспомнились его глаза – чересчур умные. Возможно, зря она обращалась с ним так пренебрежительно. Просто по работе ей слишком часто приходилось видеть похвальбу и тщеславие, но, если уж по справедливости, конюху О’Мэлли есть чем похвалиться.
   Пока Эшли отдыхала и попивала чай в компании любезной экономки, ее вещи перенесли в дом, а машину поставили на заднем дворе.
   Поинтересовавшись, прошла ли у нее голова, Зила сказала:
   – Мистер Лоренс объяснит вам все, что касается заказа. Он приедет не раньше вечера, кажется собирался заглянуть в Таллоу.
   Зила говорила вполголоса, и вскоре Эшли поняла, что это ее обычная манера.
   – Не знаю, приедет ли он обедать, поэтому не буду готовить что-то особенное – все равно перестоит, пока он мотается. – Последние слова прозвучали каким-то непонятным намеком.
   Эшли подумала, что этот явно подкаблучный Лоренс окажется самим О’Мэлли, а глава семьи скорее всего его жена. По великолепно обставленному и украшенному дому видно, что благоустройством здесь занимался человек с характером.
   Эшли сполоснула чашку и поставила на сушилку для посуды.
   – К обеду нужно одеваться? – Она всегда была готова приспособиться к образу жизни тех, с кем приходилось работать, если это, конечно, не ущемляло ее достоинства.
   – Ваш костюм прекрасно подойдет, – ответила Зила, бегло взглянув на бирюзовые брюки и атласную блузку. – Мы одеваемся, только когда здесь бывает мисс Кларк, а мистера Лоренса и мальчиков это не волнует. Хорошо еще, если они явятся в рубашках.
   Становится все любопытнее, размышляла Эшли, стоя под душем. Горячие струи смывали напряжение и уст
   Она услышала, как мальчики протопали на кухню и как экономка строгим голосом отправила их мыть руки. Похоже, нелегко ей придется с их портретами, ведь это вам не ангелочки с белыми крылышками.
   И она снова подумала о миссис О’Мэлли. Наверняка здоровьем ее бог не обидел. Ведь во всем доме чувствуется твердая рука. Может статься, она так же мало времени проводит с мужем, как и Марджи Олстон. Возможно, у них вообще много общего. Тогда понятно, почему этот мистер Лоренс под каблуком у экономки. Если он не способен удержать жену, то и для экономки не закон. Быть может, такое положение его даже устраивает, как, впрочем, и Робби Олстона, запоздало подумалось ей.
   Полуодетая, она вышла на балкон, плавными движениями расчесывая волосы. Здесь ее никто не увидит, ведь вокруг простираются лишь пастбищные луга. Нужно привыкнуть к высоте. Вообще-то раньше она не боялась высоты, а тут что-то голова начала кружиться. Не слишком приятно. Может, у нее начинается мигрень? Прежде она такого не замечала. Наверное, все же сказалось утомление дорогой и вчерашние излишества.
   Кто же эта мисс Кларк и что она здесь делает? Эшли всегда несколько дней осваивалась на новом месте, потом вся уходила в работу, стараясь никому не мешать. К сожалению, случалось, что она, находя общий язык с детьми, презирала родителей – бывало, портрет заказывали лишь затем, чтобы прихвастнуть перед друзьями и деловыми знакомыми.
   Но она, черт возьми, столько лет упорно трудилась не ради того, чтобы рисовать на потребу родительскому тщеславию! Ей иногда казалось, что родители заказывают портрет, чтобы не позабыть лица собственных детей, которых отсылали то в лагерь, то в школу-интернат. Кое-кто явно предпочитал видеть, но не слышать свое дитя. Но вроде у О’Мэлли не так, судя по веселому детскому шуму.
   Обедать еще было, по-видимому, рано. Хорошо бы сейчас стаканчик хереса, чтобы снять напряжение. Все-таки первый день в новой обстановке. Она надела один из своих традиционных костюмов: юбку цвета слоновой кости с расшитым бисером поясом, за который на ярмарке заплатила бешеные деньги, снова вышла на балкон и устремила взгляд вдаль, на линию горизонта.
   Место чудесное. Она станет с упоением изучать ландшафт, сделает несколько акварелей для начала и, если позволит время, небольшие пейзажи маслом. У Робби ее миниатюрные пейзажи шли нарасхват и за хорошую цену. А ведь они, собственно, поначалу делались как эскизы к ее пейзажным портретам, это очень удобно. Эшли лелеяла надежду скопить денег, чтобы навестить отца; теперь он почти постоянно жил на острове Мартиника. Конечно, если удастся притерпеться к его разнесчастному распутству.
   Не успев овдоветь, он стал менять женщин как перчатки. О как безжалостен он был в своих отношениях с ними! Эшли ужасно страдала из-за поведения отца, пока не уехала учиться…
   Она заставила себя снова любоваться склонами гор. Длинные лучи заката освещали пастбище, усеянное ковром желтых и голубых цветов. Слева угадывались очертания старых ветвистых яблонь. В них ощущалась какая-то неистребимая воля к жизни, словно они навечно вцепились в горный склон своими корнями. Она невольно вздохнула и отвернулась.
   Вновь послышались звонкие детские голоса. Эшли закрутила и заколола волосы на затылке заколкой и отправилась знакомиться. Многое зависит от первой встречи с родителями. Само место замечательное, и мальчики, похоже, здоровые и послушные. Родители – вот кто определит ее планы на лето.
   Ей попадались такие, что стояли у нее за спиной и не доверяли ни одному мазку; некоторые беспрестанно заставляли бедного ребенка сидеть прямо, улыбаться и не смотреть букой. Один старый кретин все зудел нервному тринадцатилетнему мальчику, чтобы он ни на дюйм не поворачивал головы, иначе выйдет нос картошкой. Таким он у него и был, и мальчик прекрасно об этом знал, поэтому в глазах Эшли поведение отца было непростительным.
   Эшли вошла в большую комнату, обшитую деревянными панелями. Ни хозяин, ни хозяйка еще не появились. Она пожала плечами и осмотрелась с живым интересом; ей очень понравился огромный камин в виде скалы и мебель причудливо смешанных стилей. Здесь было все, от замши до китайского шелка, от продолговатых пластиковых столов до бюро времен королевы Анны. И все вместе, как ни странно, составляло изящный ансамбль.
   На мгновение Эшли смутилась, что пришла без приглашения, не познакомившись с хозяевами, но тут же гордо вздернула подбородок: это им не хватает светских манер. Все-таки она гостья, пусть даже на деловых условиях.
   Она обернулась на шум за спиной, приготовив непринужденную улыбку, но улыбка застыла у нее на губах при виде человека, вошедшего в комнату, а рот изумленно открылся.
   – Что вы здесь… Кто вы, в конце концов?!
   Но она уже знала ответ. Вспыхнув от негодования, Эшли поджала губы.
   – Я Лоренс О’Мэлли, мисс Мортимер. Надеюсь, вам все пришлось по вкусу? Извините, что заставил вас ждать, но, как вы помните, прежде чем присоединиться к трапезе, мне нужно было разгрузить пикап с сеном. Я ведь вам предлагал поехать вместе, – напомнил он и сардонически повел темной бровью, оглядывая ее юбку и тонкие щиколотки, охваченные золотистыми ремешками босоножек.
   Глаза ее гневно сузились. Ей плевать на его насмешки, за ней тоже не заржавеет. Но одно дело бросить ему пару уничижительных фраз – он их заслужил, – и совсем другое – сознавать, что он одержал верх.
   От гнева щеки ее залились краской, и в глазах заплясало изумрудное пламя. Она лихорадочно подыскивала подходящие слова.
   – Добрый день, мистер О’Мэлли. Спасибо, меня все вполне устраивает. – Ледяной тон, надменный вид. Если он захочет найти другого портретиста, чтобы запечатлеть своих буйных отпрысков для грядущих поколений, она переживет такую потерю. Хотя пока нет смысла осложнять положение, сложностей и так хоть отбавляй, взять хотя бы Робби.
   – Позвольте предложить вам… коктейль? Херес? – Он с мужественной грацией подошел к массивному буфету.
   Эшли ответила холодно и строго.
   – Пожалуйста, херес. Сухой, если есть.
   – Конечно. Простите, я тогда не догадался предложить вам крем для загара.
   Она сделала вид, что не заметила ответного выпада, спровоцированного ее тоном. Чего еще мог он ожидать после своих приставаний у ручья, угроз и гнусных предложений? Она не девочка, чтобы вспыхнуть и смутиться, когда на нее обращает внимание эффектный мужчина. Эшли с детских лет видела вызывающее распутство отца, который не мог оценить натурщицу, не переспав с ней. И у нее не было ни малейшего желания следовать примеру таких натурщиц; ей хватит ума не осложнять себе жизнь связью с женатым мужчиной. Во всяком случае, до последнего времени хватало. Не обращая внимания на лукавые искорки в глазах своего заказчика, Эшли отвернулась и принялась рассматривать одну из картин на стене. Господи, ну почему все так запутывается?!
   Эшли неторопливо потягивала херес, наслаждаясь замечательным вкусовым букетом. Украдкой она наблюдала, как Лоренс О’Мэлли выбрал диск с полочки в шкафу и вставил его в проигрыватель. Комнату наполнили изысканные звуки оперы Пуччини «Чио-чио-сан».
   Хоть бы поскорее пришла миссис О’Мэлли, в отчаянии подумала Эшли. И где дети? Трое шумных мальчуганов разрядили бы напряженную атмосферу. Она быстро сделала последний глоток и едва не поперхнулась.
   А может, у нее чересчур разыгралось воображение? Порой его просто не уймешь, это из-за ее профессии, что ли? Она снова покосилась на О’Мэлли, постаралась подольше задержать на нем взгляд. Профессиональным глазом отметила, как живописно темная рубашка оттеняет золотистый загар кожи. Красиво зачесанные волосы имели чуть заметный синеватый, холодный отлив. Только сейчас она заметила в них легкую седину. При первой встрече он если и был причесан, то разве что вилами, да и ей и некогда было обращать внимание на такие пустяки – унести бы ноги живой и невредимой.
   Терпение ее наконец лопнуло. Она решительно поставила пустой бокал на журнальный столик и пошла в атаку:
   – Зачем вы притворялись наемным работником?
   – Дорогая мисс Мортимер, так вот что вас смутило!
   От его неслыханного нахальства она еще больше вскипела. Чтобы не вспылить, подошла к окну… и засмотрелась на живописный закат.
   – Все-то вы прекрасно понимаете, – ответила она, немного успокаиваясь. – Вы заставили меня поверить, что направляетесь… э-э… на скотный двор.
   – Так оно и было.
   Наглец! Он, видимо, находит извращенное удовольствие в том, что поставил ее в такое неловкое положение. Развалился в своем огромном замшевом кресле и самодовольно ухмыляется, потягивая виски. Она готова была его придушить. Проклятье, почему она позволяет ему так играть собой?! Обычно ее трудно вывести из равновесия.
   – К слову об обманах, мисс Мортимер. Не могли бы вы объяснить, почему на месте заказанного нами портретиста оказались вы?
   Эшли потеряла дар речи и, потрясенная, уставилась на него. Но не успела она произнести и слова в ответ, как в комнату ворвались трое мальчиков – все чистенькие, наспех одетые и удивительно похожие друг на друга.
   – Мисс Мортимер, позвольте познакомить вас с моими племянниками – Питер, Патрик и Денни. Вон тот, с синяком, Денни, а из близнецов тот, у кого неправильно застегнута рубашка, Патрик.
   За полчаса Эшли узнала, что родители уехали на все лето в Канаду, а мальчики остались на каникулы с любимым дядей. И явно одичали за это время. Манеры у них отличные, но ясно, что они не привыкли находиться в обществе старших. Беседа захлебывалась в водовороте тем – от любимой кобылы и связанных с нею планов по улучшению породы до влияния луны на их местность, а еще о том, разрешат ли им этим летом взобраться на Бутыль-гору.
   Из близнецов более непосредственным оказался Патрик. Он чуть не вывел Эшли из равновесия шквалом бесхитростных вопросов. А правда, что художники рисуют людей голыми? Почему? А сам художник надевает что-нибудь, когда рисует? Ребенок был убежден, что если человек голый, то, значит, это художник. Ведь тогда он не измажет краской одежду.
   Лоренс О’Мэлли на все вопросы отвечал в высшей степени серьезно, а Эшли волновалась и тщетно пыталась выглядеть спокойной. А что ей оставалось делать? Слава богу, когда пришла ее очередь отвечать, над ее неловкими объяснениями никто не посмеивался. Она попыталась объяснить, что художникам, пишущим человеческое тело, нужно знать его строение, чтобы изображать грамотно, и когда художник что-то пишет – будь то гумно, берег моря, ваза с фруктами или обнаженная модель, – то смотрит на все это аналитически, как на объективную реальность, то есть превращает все в ряд перспектив, ракурсов, линий, объемов… И, нет, художник не раздевается, когда работает, потому что краски отмываются лишь такими составами, от которых на коже остаются ожоги.
   Лоренсу пришлось объяснять, что такое аналитический объективизм, что он и сделал. При этом он поглядел на Эшли с некоторой озадаченностью, лишь едва прикрытой светской любезностью.
   Поскольку мальчики договорились с дядей на следующий день встать до зари и отправиться на рыбалку, то ушли рано, оставив Эшли и Лоренса в гостиной. Он предложил ей бренди к кофе, но она вежливо отказалась. Потом он поставил другой диск, с какой-то медленной, спокойной музыкой.
   Они заговорили о комнате, отведенной ей под студию, и он пригласил Эшли осмотреть ее. Она уже немного расслабилась, и ей не хотелось покидать эту просторную гостиную, не хотелось выходить из-за большого стола, разделявшего их. Лоренс О’Мэлли был безумно привлекателен, и по опыту она уже знала, что может поддаться мужским чарам. А сейчас тем более ей трудно будет устоять. После истории с Робби она ощущает в себе какую-то неутоленность, в таком состоянии можно натворить глупостей.
   Эшли отклонила его предложение, промямлив что-то об освещении с северной стороны. Потом искусно обошла прямой вопрос о своей личной жизни. Вряд ли стоит об этом распространяться с заказчиками – особенно такими, как Лоренс О’Мэлли.
   Уловив подходящую минуту, Эшли пожелала хозяину спокойной ночи и ушла, сославшись на усталость и головную боль.
   А ведь Лоренс не объяснил, почему они ждали мужчину, внезапно мелькнуло в голове, когда она уже собиралась лечь и намазалась кремом. Возможно, это отец, но при чем здесь он?
   Уснуть ей не удалось. Она лежала на роскошной кровати уже битых два часа, смотрела на плывущий по царственному небу месяц и пыталась суммировать все впечатления прошедшего вечера.
   Она вспоминала, как за столом все пятеро с удовольствием ели аппетитную жареную рыбу, молодую картошку и зелень. Усталость и напряжение как-то незаметно прошли. Она успела кое о чем расспросить, но в основном, откинувшись на спинку стула, слушала беседу четырех О’Мэлли на абсолютно незнакомые ей темы.
   Интересные люди, сонно подумала она. За окном на все лады заливался соловей. Она заслушалась и незаметно уснула.
   Как ни странно, спала она отлично. Проснувшись, Эшли ощутила давно позабытую бодрость. Мальчиков, конечно, надо писать на лоне природы. И пусть каждый поможет ей найти подходящее место для своего портрета. Как правило, родители настаивают на том или ином фоне, исходя их своих личных соображений, но Эшли надеялась, что Лоренс разрешит всем троим сделать так, как им нравится.
   Прежде чем приступить к наброскам, понадобится несколько дней, чтобы прочувствовать здешнюю природу. Сколько здесь бесподобных видов! Раньше-то она ездила все больше по городам.
   На завтрак подали домашнюю ветчину и яблочную шарлотку. Эшли такого изобилия хватило бы чуть ли не на целый день. Но все было так вкусно, что она моментально уплела весь завтрак.
   – Не раскормите меня, Зила, – шутливо пригрозила она экономке.
   – Учтите, я привыкла кормить мужчин. Эти мальчишки лопают как лошади.
   Эшли со свойственной ей прямотой попросила рассказать ей о семье О’Мэлли. Есть ли у Лоренса жена, она не поинтересовалась. Какое ей, в конце концов, до этого дело! Дети и пейзажи – вот единственное, что займет на это лето все ее мысли. К тому же выглядит он так независимо, что наверняка не женат.
   – А родители мальчиков появятся здесь хоть раз за лето? Наверное, заказ делала миссис О’Мэлли? По правде говоря, я до сих пор не знаю, на кого буду работать.
   – Заказ сделали вместе мать и отец, Глория и Джералд О’Мэлли. Мистер Лоренс – брат мистера Джералда. Мистер и миссис О’Мэлли ездят куда-нибудь каждое лето, а этих чертенят оставляют на нас с мистером Лоренсом. Он-то приезжает на месяц-полтора отдохнуть, но сорванцами не тяготится. Он бы не стал возиться с ними, если бы не хотел. Не такой уж он покладистый, как кажется на первый взгляд.
   Покладистый? Может, они говорят о разных людях?
   – Вы упоминали некую мисс Кларк. – Может, теперь все прояснится и станет на свои места.
   – Это сестра миссис Глории, мисс Кэтрин. – Зила бросила лепешку теста на посыпанную мукой доску и откинула со лба прядь седых волос. – Она появится здесь со дня на день. Когда мистер Лоренс приезжает сюда, она даром времени не теряет.
   Эшли озадаченно сдвинула брови. Дело принимает сложный оборот. Она готова держать пари, что Кэтрин интересуется дядей племянников куда больше, чем ими самими. Почти тотчас же ей пришла в голову и другая мысль: как отнесется Кэтрин к ней, все-таки она, Эшли, пробудет здесь все лето. Похоже, тут ее ждет много занятного. На весь сезон хватит: от ознакомления с обстановкой и предварительных набросков до эскизов гуашью и окончательной работы маслом.
   Она отщипнула кусочек теста и задумчиво прожевала.
   – Вы не знаете, какую комнату мне отведут под студию?
   Конечно, в основном она будет писать на природе, но и в студии предстоит поработать немало.
   – Пойдете вот так, направо, – указала Зила испачканным в муке пальцем, – это будет последняя дверь. Коннор убрал оттуда кровать, переставил ее в подсобку, поскольку мы планировали устроить вас рядом с комнатой мистера Лоренса. Но ее можно предоставить мисс Кларк, когда она пожалует. – Серые глаза Зилы лукаво заблестели, и Эшли поняла, что она не такая уж недалекая и простодушная, как кажется на первый взгляд. – Ничего страшного, обоснуетесь в ее комнате. Поверьте, она не станет возражать.
   – Кстати, мой отец Чарлз Мортимер тоже портретист. Вы, наверное, ожидали его вместо меня. Но он живет далеко отсюда. Нас то и дело путают из-за фамилии, но по манере мы совершенно разные. Чарлз пишет в основном боссов типа председателя правления или президента банка, почти всегда в парадных мантиях с бриллиантами. А моя специализация – детские портреты.
   – Да мне-то все равно. Это миссис Глория каждое лето придумывает что-нибудь эдакое. В прошлом году, например, ей пришло в голову научить мальчиков выживанию в трудных условиях. Но, слава богу, мистер Лоренс положил этому конец. Сказал, что сам обучит их всем этим выживаниям и незачем им плавать по реке в пластиковых пакетах.
   Где-то хлопнула дверь.
   – А вот он и сам. Сказал, что покажет вам окрестности.
   Вошел Лоренс О’Мэлли. Сегодня на нем были брюки защитного цвета и другая хлопковая рубашка, тоже выгоревшая; широкие плечи, казалось, вот-вот разорвут ворот. Он задорно ухмыльнулся, плюхнулся на стул рядом с Эшли, налил себе чашку и подлил ей.
   – Ну что, осмотрите студию? Давайте выясним, подходит ли вам ее расположение для освещения с севера. Если что не так, стоит вам только намекнуть – и мы мигом подыщем что-нибудь получше.