Однако:
Но почему меркиты, совершая нападение на монголов, были так хорошо осведомлены о делах монголов? Очень странно. Украдена была, кроме Борте, жены Чингисхана, также и его мачеха Сочихэл. Она не вернулась к монголам, ушла вместе с бегущими меркитами, а ее сын Бельгутей остался при своем сводном брате Тэмуджине. Так будущий Чингисхан освободился от доносчицы в своем доме – мачехи, как до этого от Бектера. Долгая это была история.
Как только монголы избавились от мамаши Бектера, дело у Тэмуджина пошло на лад. Оказалось, что этот «человек длинной воли» обладает железной волей, справедливостью, умением обходиться с людьми. К Тэмуджину стали стекаться другие «люди длинной воли». К нему присоединились не племена, а богатыри.
Зато от него отделился его побратим – анда, по-монгольски, – Джамуха. Он оказался в лагере родовичей, среди которых тоже было немало пассионарно заряженных людей. Вообще, начали скрепляться социальные узы, основанные на разных стереотипах поведения. Сторонники Тэмуджина или, может быть, он сам предложили взять за основу договор войска с ханом. Так родилась монгольская Яса. Согласно этой Ясе, войско было обязано соблюдать дисциплину, а хан, то есть выбранный предводитель, – справедливо распределять добычу среди своих сторонников и повышать их за заслуги, а не по праву рождения, как это было раньше. Короче говоря, Тэмуджин противопоставил принцип военной демократии традиции рода и племенного союза.
Мы видим, как постепенно набухала пассионарность в той системе, которую через несколько десятилетий будут называть «монголы». Собрались богатыри, отделились от них тихие, куренные системы, которые не хотели идти к этим «людям длинной воли», к мятежникам, беспокойным сорвиголовам. Порядочные, спокойные обыватели – с одной стороны, отчаянные – с другой. Столкновение между ними было неизбежно, и произошло так же из-за пустяка, как и многое в истории.
Дело в том, что у разных народов воровство рассматривается с разных точек зрения. У кого-то нельзя брать деньги, у других – можно. Так вот, у монголов считалось, что вещи и деньги брать нельзя, а лошадей можно. И поэтому удалец Тайгар, брат Джамухи-Сэцена, решил отогнать табун лошадей у Тэмуджина. Табунщик погнался за ним и прострелил его из лука насмерть.
Джамуха, точнее, его сторонники воспользовались этим случаем и напали на Тэмуджина. Так произошла первая междуусобная война в 1184 г. В результате этой войны Тэмуджин потерпел поражение, ибо врагов было втрое больше. Но почему-то Джамуха отвел войска и не воспользовался победой.
Дальше – темный период в биографии Тэмуджина, когда источник пропускает вдруг целых пятнадцать лет – период наиболее напряженных и важных событий. Это купюра, которая в дальнейшем не была заполнена, потому что официальная история монголов содержит ту же самую купюру. Но, к счастью, был один китайский военачальник, по имени Чжао Хун, который ненавидел чжурчжэней и без предвзятости относился к монголам. Он написал, что чжурчжэни поймали Тэмуджина и продержали его 14 лет в яме, в тюрьме. Затем Тэмуджин каким-то образом спасся. Подробности этого побега неизвестны.
Видимо, китайский военачальник написал правду. И про то, что происходило за эти 14 лет, нам никогда не узнать.
Когда Тэмуджин появился среди соплеменников в Монголии, то вся страна кипела пассионарностью. С одной стороны, появились претенденты на власть, их было шесть человек, имена их в данный момент не нужны. С другой стороны, обыватели говорили: «Надо подчиняться своим законным ханам, а не авантюристам», «Пора кончать с этими безобразиями». Но задержать процесс этногенеза так же невозможно, как невозможно остановить лавину в горах. Война развернулась по всем направлениям и превратилась в межэтническую. А коль скоро так, то и нам надлежит сменить уровень нашего наблюдения над фактами – вернуться если не к «телескопу», то к «подзорной трубе».
Нет, мы не увлекаемся описанием политических коллизий Центральной Азии в конце XII – начале XIII в. Нам необходимо уяснить фон, на котором они возникали и проявлялись. А что такое фон? Это общественная настроенность, которая может быть либо позитивной, то есть жизнеутверждающей; либо негативной – требующей изменения, более или менее радикального, всего окружения; либо нулевой, формулирующейся фразой: «Оставьте нас в покое». Причем под «покоем» понимается предоставление возможности расправы над соседом или братом без досадных помех.
Мы говорили о том, что каждая большая суперэтническая система XII в. имела не только позитивную, но и негативную сторону, которую в Европе представляли, например, катары, в странах Леванта – карматы, в Китае – некоторые течения тантрического буддизма.
В степях Монголии эта позиция не прослеживается. Бедой монголов, чуть было не приведшей весь народ к гибели, была самоутверждающаяся обывательщина, пошлость, под которой в старину русские понимали отсутствие творческих порывов. Было у монголов и творчество, был героизм. Но не было негативного начала. Отрицания жизни во имя грядущего, уничтожения ради умственных постулатов монголы не знали. И незнание зла спасло народ.
Как понять столь парадоксальный тезис? Монголы убивали, грабили, отгоняли скот, умыкали невест и делали много таких поступков, которые осуждены в любой хрестоматии для детей младшего возраста. Вместе с тем монголы не оставили руин, архитектурных кладбищ, что дало повод недальновидным исследователям считать их дикарями. Монголы жили жизнью, которая выглядит верхним замыкающим звеном биоценоза. При расширении ареала монголы наталкивались на соперников. Война с ними была также естественным соперничеством. Отгон скота – это спорт, связанный для конокрада с риском для жизни. Умыкание невест – борьба за потомство, ибо с украденными женами обходились столь же деликатно, как и со сватанными по согласию обеих семей.
Да, пусть это приносило много крови и горя, но, в отличие от прочих цивилизованных регионов, в Великой степи не было лжи и обмана доверившегося. Хотя позволялась хитрость против соперников и врагов. Когда же предательство возникало, то всегда за счет влияний извне.
Не было городов и замков, люди жили в войлочных юртах – герах. Но ведь это экономия даров природы, от которой брали только необходимое. Зверей убивали столько, сколько нужно было для удовлетворения голода… и поэтому не оставалось мусорных куч. Одежда, дома, седла и конские сбруи делались из нестойких материалов, возвращающихся обратно в породившую их ландшафтную оболочку Земли, или, если угодно, в Природу, вместе с телами монголов. Культура кристаллизовалась не в вещах, а в слове, в информации о предках, похищенных смертью, но спасенных от всепожирающего Хроноса памятью потомков, чтивших души умерших прародителей – онгоны, и передававших память об их подвигах из поколения в поколение, из уст в уста.
При таком способе передачи информации сомнению места нет, ибо проверить предание невозможно. Следовательно, как передающие, так и принимающие информацию обязаны были говорить правду или то, что они считали правдой, ибо, «раз солгав – кто вам поверит?».
Эта система культурных навыков была равно чужда западноевропейцу, мусульманину и китайцу, но именно это показывает, насколько самобытна и оригинальна была культура Великой степи. Подумать только… монголы жили в сфере земного греха, но вне сферы потустороннего зла! А прочие народы тонули и в том, и в другом.
Однако, как мы уже видели, нулевая система поведения этноса не способна охранить его от соседей. Для организации обороны необходима незаурядная доля пассионарности. И как только она возросла до оптимума, монгольские женщины перестали пополнять гаремы чжурчжэньских вельмож и китайских богатеев, а монгольские мальчики – гнуть спины на рисовых плантациях Шаньдуна и Хэнани. Появилась позитивная сила, спасшая этнос монголов от гибели. Но возможная гибель была не следствие внутренней болезни, а угрозы извне. Сам же этнос был здоровым, хотя и не был способен на великие дела.
И вдруг все изменилось. Уже в 1130-х годах у монголов появились и богатыри, и руководители куреней. Сначала активных людей было мало, но число их росло. К концу века, когда будущий Чингисхан возвратился из долгого чжурчжэньского плена, вся Монголия уже превратилась в котел, кипящий страстями. Это начинался новый зигзаг истории.
«Как все это произошло?»
Сила вещей и ее срывы. Накануне роковых мгновений
Продвинемся на запад
Внезапным нападением они разгромили кочевье меркитов. Была ранняя зима. Меркиты бежали. Монголы отнеслись к ним довольно гуманно, потому что можно было перебить и разогнать по лесу всех, а тот, кто убегает в Сибири в лес зимой без огня и теплой одежды, – обречен. Монголы же прекратили преследование. Они только вернули Борте-Учжин, которая при лунном свете, во время ночного нападения, узнала коня своего мужа, бросилась к нему и схватилась за стремя.
«Насколько сильнее природы короткое слово „иди“!
Легки переходы и броды, и страшен лишь хан позади!
Но в белом тумане без края тропинки распутывать нить.
Да волчьи распугивать стаи, да мертвому месяцу выть —
Не лучше ли сна и покоя?» – думали монголы…
Но почему меркиты, совершая нападение на монголов, были так хорошо осведомлены о делах монголов? Очень странно. Украдена была, кроме Борте, жены Чингисхана, также и его мачеха Сочихэл. Она не вернулась к монголам, ушла вместе с бегущими меркитами, а ее сын Бельгутей остался при своем сводном брате Тэмуджине. Так будущий Чингисхан освободился от доносчицы в своем доме – мачехи, как до этого от Бектера. Долгая это была история.
Как только монголы избавились от мамаши Бектера, дело у Тэмуджина пошло на лад. Оказалось, что этот «человек длинной воли» обладает железной волей, справедливостью, умением обходиться с людьми. К Тэмуджину стали стекаться другие «люди длинной воли». К нему присоединились не племена, а богатыри.
Зато от него отделился его побратим – анда, по-монгольски, – Джамуха. Он оказался в лагере родовичей, среди которых тоже было немало пассионарно заряженных людей. Вообще, начали скрепляться социальные узы, основанные на разных стереотипах поведения. Сторонники Тэмуджина или, может быть, он сам предложили взять за основу договор войска с ханом. Так родилась монгольская Яса. Согласно этой Ясе, войско было обязано соблюдать дисциплину, а хан, то есть выбранный предводитель, – справедливо распределять добычу среди своих сторонников и повышать их за заслуги, а не по праву рождения, как это было раньше. Короче говоря, Тэмуджин противопоставил принцип военной демократии традиции рода и племенного союза.
Мы видим, как постепенно набухала пассионарность в той системе, которую через несколько десятилетий будут называть «монголы». Собрались богатыри, отделились от них тихие, куренные системы, которые не хотели идти к этим «людям длинной воли», к мятежникам, беспокойным сорвиголовам. Порядочные, спокойные обыватели – с одной стороны, отчаянные – с другой. Столкновение между ними было неизбежно, и произошло так же из-за пустяка, как и многое в истории.
Дело в том, что у разных народов воровство рассматривается с разных точек зрения. У кого-то нельзя брать деньги, у других – можно. Так вот, у монголов считалось, что вещи и деньги брать нельзя, а лошадей можно. И поэтому удалец Тайгар, брат Джамухи-Сэцена, решил отогнать табун лошадей у Тэмуджина. Табунщик погнался за ним и прострелил его из лука насмерть.
Джамуха, точнее, его сторонники воспользовались этим случаем и напали на Тэмуджина. Так произошла первая междуусобная война в 1184 г. В результате этой войны Тэмуджин потерпел поражение, ибо врагов было втрое больше. Но почему-то Джамуха отвел войска и не воспользовался победой.
Дальше – темный период в биографии Тэмуджина, когда источник пропускает вдруг целых пятнадцать лет – период наиболее напряженных и важных событий. Это купюра, которая в дальнейшем не была заполнена, потому что официальная история монголов содержит ту же самую купюру. Но, к счастью, был один китайский военачальник, по имени Чжао Хун, который ненавидел чжурчжэней и без предвзятости относился к монголам. Он написал, что чжурчжэни поймали Тэмуджина и продержали его 14 лет в яме, в тюрьме. Затем Тэмуджин каким-то образом спасся. Подробности этого побега неизвестны.
Видимо, китайский военачальник написал правду. И про то, что происходило за эти 14 лет, нам никогда не узнать.
Когда Тэмуджин появился среди соплеменников в Монголии, то вся страна кипела пассионарностью. С одной стороны, появились претенденты на власть, их было шесть человек, имена их в данный момент не нужны. С другой стороны, обыватели говорили: «Надо подчиняться своим законным ханам, а не авантюристам», «Пора кончать с этими безобразиями». Но задержать процесс этногенеза так же невозможно, как невозможно остановить лавину в горах. Война развернулась по всем направлениям и превратилась в межэтническую. А коль скоро так, то и нам надлежит сменить уровень нашего наблюдения над фактами – вернуться если не к «телескопу», то к «подзорной трубе».
Нет, мы не увлекаемся описанием политических коллизий Центральной Азии в конце XII – начале XIII в. Нам необходимо уяснить фон, на котором они возникали и проявлялись. А что такое фон? Это общественная настроенность, которая может быть либо позитивной, то есть жизнеутверждающей; либо негативной – требующей изменения, более или менее радикального, всего окружения; либо нулевой, формулирующейся фразой: «Оставьте нас в покое». Причем под «покоем» понимается предоставление возможности расправы над соседом или братом без досадных помех.
Мы говорили о том, что каждая большая суперэтническая система XII в. имела не только позитивную, но и негативную сторону, которую в Европе представляли, например, катары, в странах Леванта – карматы, в Китае – некоторые течения тантрического буддизма.
В степях Монголии эта позиция не прослеживается. Бедой монголов, чуть было не приведшей весь народ к гибели, была самоутверждающаяся обывательщина, пошлость, под которой в старину русские понимали отсутствие творческих порывов. Было у монголов и творчество, был героизм. Но не было негативного начала. Отрицания жизни во имя грядущего, уничтожения ради умственных постулатов монголы не знали. И незнание зла спасло народ.
Как понять столь парадоксальный тезис? Монголы убивали, грабили, отгоняли скот, умыкали невест и делали много таких поступков, которые осуждены в любой хрестоматии для детей младшего возраста. Вместе с тем монголы не оставили руин, архитектурных кладбищ, что дало повод недальновидным исследователям считать их дикарями. Монголы жили жизнью, которая выглядит верхним замыкающим звеном биоценоза. При расширении ареала монголы наталкивались на соперников. Война с ними была также естественным соперничеством. Отгон скота – это спорт, связанный для конокрада с риском для жизни. Умыкание невест – борьба за потомство, ибо с украденными женами обходились столь же деликатно, как и со сватанными по согласию обеих семей.
Да, пусть это приносило много крови и горя, но, в отличие от прочих цивилизованных регионов, в Великой степи не было лжи и обмана доверившегося. Хотя позволялась хитрость против соперников и врагов. Когда же предательство возникало, то всегда за счет влияний извне.
Не было городов и замков, люди жили в войлочных юртах – герах. Но ведь это экономия даров природы, от которой брали только необходимое. Зверей убивали столько, сколько нужно было для удовлетворения голода… и поэтому не оставалось мусорных куч. Одежда, дома, седла и конские сбруи делались из нестойких материалов, возвращающихся обратно в породившую их ландшафтную оболочку Земли, или, если угодно, в Природу, вместе с телами монголов. Культура кристаллизовалась не в вещах, а в слове, в информации о предках, похищенных смертью, но спасенных от всепожирающего Хроноса памятью потомков, чтивших души умерших прародителей – онгоны, и передававших память об их подвигах из поколения в поколение, из уст в уста.
При таком способе передачи информации сомнению места нет, ибо проверить предание невозможно. Следовательно, как передающие, так и принимающие информацию обязаны были говорить правду или то, что они считали правдой, ибо, «раз солгав – кто вам поверит?».
Эта система культурных навыков была равно чужда западноевропейцу, мусульманину и китайцу, но именно это показывает, насколько самобытна и оригинальна была культура Великой степи. Подумать только… монголы жили в сфере земного греха, но вне сферы потустороннего зла! А прочие народы тонули и в том, и в другом.
Однако, как мы уже видели, нулевая система поведения этноса не способна охранить его от соседей. Для организации обороны необходима незаурядная доля пассионарности. И как только она возросла до оптимума, монгольские женщины перестали пополнять гаремы чжурчжэньских вельмож и китайских богатеев, а монгольские мальчики – гнуть спины на рисовых плантациях Шаньдуна и Хэнани. Появилась позитивная сила, спасшая этнос монголов от гибели. Но возможная гибель была не следствие внутренней болезни, а угрозы извне. Сам же этнос был здоровым, хотя и не был способен на великие дела.
И вдруг все изменилось. Уже в 1130-х годах у монголов появились и богатыри, и руководители куреней. Сначала активных людей было мало, но число их росло. К концу века, когда будущий Чингисхан возвратился из долгого чжурчжэньского плена, вся Монголия уже превратилась в котел, кипящий страстями. Это начинался новый зигзаг истории.
«Как все это произошло?»
Это слова покойного академика В. Я. Владимирцова, произнесенные в частной беседе и с тех пор передаваемые востоковедами из уст в уста. И действительно, за счет чего Монголия победила на всех военных фронтах? Ведь поражает даже не соотношение ресурсов, а просто людских сил. В начале XIII в. на территории всей Монголии жили люди, не только разделенные на разные племена и державы, но, более того, находящиеся на разных уровнях культуры. Даже религии у них были разные: тибетский бон, шаманизм, несторианство, манихейство, буддизм.
Языков у них было несколько: монгольский, тюркский, тунгусский, самодийский – на севере от Гоби, а на южной окраине каменистой пустыни были в употреблении еще китайский и тангутский языки. Так откуда же и за счет чего «вдруг» возникло единство в 1206 г., когда скопища кочевников были названы официально «монголами»?
Объединение страны произошло быстро, хотя и кроваво. За то время, которое Тэмуджин просидел в чжурчжэньской темнице, его сторонники рассеялись и нашли других вождей. Это были Сэчэбики из племени кият-юркин, предок Мамая; Джамуха-Сэцэн, побратим Тэмуджина; Хасар, родной брат Тэмуджина, что, кстати, говорит об отсутствии среди монголов единомыслия; Улак-Удур, вождь меркитов, и Алха-сенгун, сын кераитского хана Тогрула, покровителя Тэмуджина.
Силы Тэмуджина за время вынужденного отсутствия сократились очень значительно – с 13 тысяч всадников до 2600 человек, ибо «люди длинной воли» обладали храбростью, но не верностью одному человеку. Покровительство кераитского хана было столь же полезным, сколь и обременительным, ибо Тогрул – кераиты и монголы звали его Ван-хан, – искренний друг Тэмуджина, обязанный ему спасением жизни и власти, был крайне непопулярен в собственной ставке.
Какие идиотские имена удерживаются иногда в истории. Слово «хан» всем понятно, слово «ван» по-китайски означает то же самое. Китайцы дали ему титул «ван», то есть царь, царек, эквивалентно «хану». Монголы не понимали слова «ван» и стали его называть привычнее Ван-хан. А европейцы стали называть его Иван, отсюда получила свое хождение легенда о «царстве пресвитера Иоанна» где-то далеко в Центральной Азии. Все было основано на ошибке, которую мы назовем филологической.
Кроме перечисленных врагов и соперников Тэмуджина, в войне принимали участие иноплеменники – найманы, то есть кара-кидани, отделившиеся от главного ханства в Семиречье и обосновавшиеся на склонах Южного Алтая. Найманы были соперниками кераитов и, следовательно, поддерживали всех врагов Тэмуджина, что укрепляло его союз с кераитским Ван-ханом.
Ван-хан был человек недалекий, но добрый и искренне любил Тэмуджина. С его помощью он отбивался от недругов и хотел, по слухам, передать Тэмуджину свой престол.
Но сын хана, естественно, невзлюбил Тэмуджина и решил его убить. Тут снова у кераитов нашлись двое конюхов, которые предупредили Тэмуджина, что его собираются убить, и он сумел откочевать.
Время, тяжелое и неспокойное, темное, продолжалось. К Тэмуджину примкнули не только «люди длинной воли», но и два племени, то есть начала создаваться полноценная этническая система. «Людей длинной воли» можно уподобить кислороду, но ведь одним кислородом дышать невозможно, нужен и азот. Два племени – урут и мангут – примкнувшие к Тэмуджину, были очень крепкие старые аристократические монгольские племена. С их помощью и с помощью богатырей Тэмуджин отбился от кераитов, целым рядом удачных маневров утомил их войско и в 1203 г. разгромил кераитов, а захваченных в плен взял в свое войско рядовыми.
В следующем году то же самое произошло с найманами. А вот с племенем меркитов было сложнее. Меркиты отступили далеко на запад. Дело в том, что меркиты были кровниками Тэмуджина, потому что, во-первых, отец Тэмуджина украл у меркитов жену, во-вторых, они украли у самого Тэмуджина Борте, а она вернулась из плена беременная и родила сына. Правда, Тэмуджин сказал, что ее и взяли у него беременной, но люди как-то плохо верили в это и считали первенца Тэмуджина, Джучи-хана – отца Батыя, – неполноценным ханом. Возможно, что так и обстояло дело. У Джучи-хана характер был какой-то особенный, он любил щадить побежденных.
Меркиты в дальнейшем принимали участие во всех коалициях против Тэмуджина, их было много, и потому меркиты не сдавались. Они отступили далеко на запад – за Алтайские проходы, пока не наткнулись на народ, который называл себя куманами. Восточные тюрки называли этот народ кыпчаками, мы же, русские, называем его половцами.
Меркиты с куманами договорились, и те их приняли как своих гостей. В кочевом мире гостеприимство – это святой залог безопасности. Раз это гость – его надо принять, а если уж приняли – его нужно защищать. И когда монголы, ушедшие преследовать меркитов, перешли через Черный Иртыш и мимо озера Зайсан пошли по течению Иртыша, то попали в районы, заселенные половцами. Это было на Иргизе, недалеко от Аральского моря. Монголы обнаружили в половцах своих противников, ибо они были друзьями меркитов.
Принявши меркитов, куманы стали воевать с монголами. А начав воевать с монголами, они стали их кровными врагами. И до тех пор пока монголы не победили половцев, они успокоиться не могли.
Дело в том, что в Азии отношение к войне совершенно иное, чем в Европе или Америке. Там считается, что война – это дело благородное, рыцарское, мужественное. Наполеон III, к примеру, освобождал Ломбардию для савойского короля Виктора Эммануила – и все было обставлено с пышной декларацией. Немцы в 1870 г. тоже ходили на Эльзас-Лотарингию с пышными декларациями. Французы повоевали, заключили мир, уступили часть своей территории, ну что в этом особенного?
А в Азии считается, что война – это когда убивают, причем смерть сама по себе вещь не страшная. Но когда убивают моего близкого, то мне жалко, и поэтому надо жить в мире и не убивать, а уж если кого-то из наших близких убили, то надо воевать до последнего, чтобы не осталось вообще никого из противников. Это этнопсихологическая разность двух больших суперэтносов: одни из войны сделали игрушку, другие превратили даже межплеменные распри в сверхсерьезные дела.
Половцы это знали, поэтому они монголам не сдавались, хотя те наступали на них чрезвычайно сильно. К 1250 г. монголы победили половцев и столкнулись с Русью, которая была, как ни странно, союзником половцев, а не противником их, несмотря на то что в учебниках написано совершенно обратное. Русских никто не трогал, связываться с ними монголы не собирались. Какие интересы могли быть у монголов на Руси? Делить-то было совершенно нечего. Но русские вступились за половцев, так же как половцы вступились за меркитов. Так возник поход Батыя – как рейд, имевший целью зайти половцам в тыл и вынудить оставшихся бежать далеко на запад.
Дальнейшее изложение всех этих перипетий завело бы нас слишком далеко, поэтому вернемся к Монголии, к тому периоду, когда она превратилась в сильную державу. Лучше всего характеризовал монголов человек, который их прекрасно знал, – Марко Поло. Когда он сидел в генуэзской тюрьме и диктовал свои воспоминания соседу по камере, тот его спросил, почему у великого хана так много людей и сил. На это Марко Поло ответил: «Потому что во всех государствах, христианских и мусульманских, существует жуткий произвол и беспорядок, не гарантирована жизнь, имущество, честь и вообще очень тяжело жить. А у великого хана строгий закон и порядок, и поэтому если ты не совершаешь преступлений, то можешь жить совершенно спокойно».
Как мог быть достигнут этот правопорядок, о котором говорит Марко Поло? «Люди длинной воли», которые своими саблями, своими копьями подняли престол Чингисхана, в 1206 г. избрали его ханом с этим титулом Чингис… Вот сейчас наши орфографы заставляют писать «Чингисхан» вместе, в одно слово. Но это все равно что писать «академик Иванов» в одно слово вместе с именем и отчеством: например, Ивановиванпетрович. Ведь это же легко понять: Чингис – титул, а хан – это должность.
Должность «хан» у монголов – выборная. Выбирает хана войско и после этого беспрекословно подчиняется ему. Все законы, которые соблюдались неукоснительно, были записаны по-монгольски, и, к счастью, сохранился их персидский перевод. Законы сводились, разумеется, не только к тому, что нужно соблюдать дисциплину, твердую, жесткую, подчиняться начальникам. Но и к тому, что нужно не выдавать товарища в беде, оказывать помощь соратникам и соотечественникам. За неоказание помощи полагалось такое же наказание, как за нарушение дисциплины или государственную измену, – смертная казнь или высылка в глухую Сибирь. Где еще есть закон, карающий за неоказание помощи? Монголы сделали дисциплинированную армию с чувством взаимовыручки.
В бою монгол должен был чувствовать локоть своего товарища, и знать, что он не предаст ни в коем случае, а для этого и другой товарищ обязан был не предавать его ни под каким видом. Поэтому у монголов предательство считалось худшим из грехов и пороков, и основной бог их назывался Мезир – это монгольское произношение слова «Митра». А Митра – небесное божество, добрый бог, наказывающий обманщиков доверившегося. На войне для победы можешь идти на хитрость, обманывать, но нельзя обмануть доверившегося.
На принципе превращения всего народа в войско, имеющего жен и отпуска для того, чтобы побыть с ними дома, и была построена новая монгольская система, которая сломала и разгромила чжурчжэньскую империю. Война с этой империей началась в 1211 г., а закончилась в 1235 г. Это долго. Весь Хорезмийский султанат, включавший в свою территорию Среднюю Азию, Иран и Афганистан, был разгромлен за четыре года. Бегло, не заметив противника, прошла монгольская 30-тысячная рать через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой.
Это был, по существу, один экспедиционный корпус, в котором шли люди, горевшие желанием совершать подвиги так, как они это понимали. Но главное, монголы не стремились к завоеваниям, а всеми силами старались заполучить надежную границу, откуда бы никто их не ударил в спину. А в ту эпоху, когда предательство и вероломство были лейтмотивом государственной политики, заключить мир, основанный на доверии, было очень трудно.
А теперь ответим на вопрос В. Я. Владимирцова. Очевидно, здесь имеет место закономерный процесс этнической истории – взрыв этногенеза, протекающий в общем единообразно во всех странах. За первую половину XIII в. погибло много людей, но искать виновных антинаучно. Это шла реакция внутри этногенного процесса, и не идти она не могла.
Языков у них было несколько: монгольский, тюркский, тунгусский, самодийский – на севере от Гоби, а на южной окраине каменистой пустыни были в употреблении еще китайский и тангутский языки. Так откуда же и за счет чего «вдруг» возникло единство в 1206 г., когда скопища кочевников были названы официально «монголами»?
Объединение страны произошло быстро, хотя и кроваво. За то время, которое Тэмуджин просидел в чжурчжэньской темнице, его сторонники рассеялись и нашли других вождей. Это были Сэчэбики из племени кият-юркин, предок Мамая; Джамуха-Сэцэн, побратим Тэмуджина; Хасар, родной брат Тэмуджина, что, кстати, говорит об отсутствии среди монголов единомыслия; Улак-Удур, вождь меркитов, и Алха-сенгун, сын кераитского хана Тогрула, покровителя Тэмуджина.
Силы Тэмуджина за время вынужденного отсутствия сократились очень значительно – с 13 тысяч всадников до 2600 человек, ибо «люди длинной воли» обладали храбростью, но не верностью одному человеку. Покровительство кераитского хана было столь же полезным, сколь и обременительным, ибо Тогрул – кераиты и монголы звали его Ван-хан, – искренний друг Тэмуджина, обязанный ему спасением жизни и власти, был крайне непопулярен в собственной ставке.
Какие идиотские имена удерживаются иногда в истории. Слово «хан» всем понятно, слово «ван» по-китайски означает то же самое. Китайцы дали ему титул «ван», то есть царь, царек, эквивалентно «хану». Монголы не понимали слова «ван» и стали его называть привычнее Ван-хан. А европейцы стали называть его Иван, отсюда получила свое хождение легенда о «царстве пресвитера Иоанна» где-то далеко в Центральной Азии. Все было основано на ошибке, которую мы назовем филологической.
Кроме перечисленных врагов и соперников Тэмуджина, в войне принимали участие иноплеменники – найманы, то есть кара-кидани, отделившиеся от главного ханства в Семиречье и обосновавшиеся на склонах Южного Алтая. Найманы были соперниками кераитов и, следовательно, поддерживали всех врагов Тэмуджина, что укрепляло его союз с кераитским Ван-ханом.
Ван-хан был человек недалекий, но добрый и искренне любил Тэмуджина. С его помощью он отбивался от недругов и хотел, по слухам, передать Тэмуджину свой престол.
Но сын хана, естественно, невзлюбил Тэмуджина и решил его убить. Тут снова у кераитов нашлись двое конюхов, которые предупредили Тэмуджина, что его собираются убить, и он сумел откочевать.
Время, тяжелое и неспокойное, темное, продолжалось. К Тэмуджину примкнули не только «люди длинной воли», но и два племени, то есть начала создаваться полноценная этническая система. «Людей длинной воли» можно уподобить кислороду, но ведь одним кислородом дышать невозможно, нужен и азот. Два племени – урут и мангут – примкнувшие к Тэмуджину, были очень крепкие старые аристократические монгольские племена. С их помощью и с помощью богатырей Тэмуджин отбился от кераитов, целым рядом удачных маневров утомил их войско и в 1203 г. разгромил кераитов, а захваченных в плен взял в свое войско рядовыми.
В следующем году то же самое произошло с найманами. А вот с племенем меркитов было сложнее. Меркиты отступили далеко на запад. Дело в том, что меркиты были кровниками Тэмуджина, потому что, во-первых, отец Тэмуджина украл у меркитов жену, во-вторых, они украли у самого Тэмуджина Борте, а она вернулась из плена беременная и родила сына. Правда, Тэмуджин сказал, что ее и взяли у него беременной, но люди как-то плохо верили в это и считали первенца Тэмуджина, Джучи-хана – отца Батыя, – неполноценным ханом. Возможно, что так и обстояло дело. У Джучи-хана характер был какой-то особенный, он любил щадить побежденных.
Меркиты в дальнейшем принимали участие во всех коалициях против Тэмуджина, их было много, и потому меркиты не сдавались. Они отступили далеко на запад – за Алтайские проходы, пока не наткнулись на народ, который называл себя куманами. Восточные тюрки называли этот народ кыпчаками, мы же, русские, называем его половцами.
Меркиты с куманами договорились, и те их приняли как своих гостей. В кочевом мире гостеприимство – это святой залог безопасности. Раз это гость – его надо принять, а если уж приняли – его нужно защищать. И когда монголы, ушедшие преследовать меркитов, перешли через Черный Иртыш и мимо озера Зайсан пошли по течению Иртыша, то попали в районы, заселенные половцами. Это было на Иргизе, недалеко от Аральского моря. Монголы обнаружили в половцах своих противников, ибо они были друзьями меркитов.
Принявши меркитов, куманы стали воевать с монголами. А начав воевать с монголами, они стали их кровными врагами. И до тех пор пока монголы не победили половцев, они успокоиться не могли.
Дело в том, что в Азии отношение к войне совершенно иное, чем в Европе или Америке. Там считается, что война – это дело благородное, рыцарское, мужественное. Наполеон III, к примеру, освобождал Ломбардию для савойского короля Виктора Эммануила – и все было обставлено с пышной декларацией. Немцы в 1870 г. тоже ходили на Эльзас-Лотарингию с пышными декларациями. Французы повоевали, заключили мир, уступили часть своей территории, ну что в этом особенного?
А в Азии считается, что война – это когда убивают, причем смерть сама по себе вещь не страшная. Но когда убивают моего близкого, то мне жалко, и поэтому надо жить в мире и не убивать, а уж если кого-то из наших близких убили, то надо воевать до последнего, чтобы не осталось вообще никого из противников. Это этнопсихологическая разность двух больших суперэтносов: одни из войны сделали игрушку, другие превратили даже межплеменные распри в сверхсерьезные дела.
Половцы это знали, поэтому они монголам не сдавались, хотя те наступали на них чрезвычайно сильно. К 1250 г. монголы победили половцев и столкнулись с Русью, которая была, как ни странно, союзником половцев, а не противником их, несмотря на то что в учебниках написано совершенно обратное. Русских никто не трогал, связываться с ними монголы не собирались. Какие интересы могли быть у монголов на Руси? Делить-то было совершенно нечего. Но русские вступились за половцев, так же как половцы вступились за меркитов. Так возник поход Батыя – как рейд, имевший целью зайти половцам в тыл и вынудить оставшихся бежать далеко на запад.
Дальнейшее изложение всех этих перипетий завело бы нас слишком далеко, поэтому вернемся к Монголии, к тому периоду, когда она превратилась в сильную державу. Лучше всего характеризовал монголов человек, который их прекрасно знал, – Марко Поло. Когда он сидел в генуэзской тюрьме и диктовал свои воспоминания соседу по камере, тот его спросил, почему у великого хана так много людей и сил. На это Марко Поло ответил: «Потому что во всех государствах, христианских и мусульманских, существует жуткий произвол и беспорядок, не гарантирована жизнь, имущество, честь и вообще очень тяжело жить. А у великого хана строгий закон и порядок, и поэтому если ты не совершаешь преступлений, то можешь жить совершенно спокойно».
Как мог быть достигнут этот правопорядок, о котором говорит Марко Поло? «Люди длинной воли», которые своими саблями, своими копьями подняли престол Чингисхана, в 1206 г. избрали его ханом с этим титулом Чингис… Вот сейчас наши орфографы заставляют писать «Чингисхан» вместе, в одно слово. Но это все равно что писать «академик Иванов» в одно слово вместе с именем и отчеством: например, Ивановиванпетрович. Ведь это же легко понять: Чингис – титул, а хан – это должность.
Должность «хан» у монголов – выборная. Выбирает хана войско и после этого беспрекословно подчиняется ему. Все законы, которые соблюдались неукоснительно, были записаны по-монгольски, и, к счастью, сохранился их персидский перевод. Законы сводились, разумеется, не только к тому, что нужно соблюдать дисциплину, твердую, жесткую, подчиняться начальникам. Но и к тому, что нужно не выдавать товарища в беде, оказывать помощь соратникам и соотечественникам. За неоказание помощи полагалось такое же наказание, как за нарушение дисциплины или государственную измену, – смертная казнь или высылка в глухую Сибирь. Где еще есть закон, карающий за неоказание помощи? Монголы сделали дисциплинированную армию с чувством взаимовыручки.
В бою монгол должен был чувствовать локоть своего товарища, и знать, что он не предаст ни в коем случае, а для этого и другой товарищ обязан был не предавать его ни под каким видом. Поэтому у монголов предательство считалось худшим из грехов и пороков, и основной бог их назывался Мезир – это монгольское произношение слова «Митра». А Митра – небесное божество, добрый бог, наказывающий обманщиков доверившегося. На войне для победы можешь идти на хитрость, обманывать, но нельзя обмануть доверившегося.
На принципе превращения всего народа в войско, имеющего жен и отпуска для того, чтобы побыть с ними дома, и была построена новая монгольская система, которая сломала и разгромила чжурчжэньскую империю. Война с этой империей началась в 1211 г., а закончилась в 1235 г. Это долго. Весь Хорезмийский султанат, включавший в свою территорию Среднюю Азию, Иран и Афганистан, был разгромлен за четыре года. Бегло, не заметив противника, прошла монгольская 30-тысячная рать через нашу Русскую землю, преследуя уходящих половцев, а затем через Польшу, Венгрию, Болгарию и вернулась домой.
Это был, по существу, один экспедиционный корпус, в котором шли люди, горевшие желанием совершать подвиги так, как они это понимали. Но главное, монголы не стремились к завоеваниям, а всеми силами старались заполучить надежную границу, откуда бы никто их не ударил в спину. А в ту эпоху, когда предательство и вероломство были лейтмотивом государственной политики, заключить мир, основанный на доверии, было очень трудно.
А теперь ответим на вопрос В. Я. Владимирцова. Очевидно, здесь имеет место закономерный процесс этнической истории – взрыв этногенеза, протекающий в общем единообразно во всех странах. За первую половину XIII в. погибло много людей, но искать виновных антинаучно. Это шла реакция внутри этногенного процесса, и не идти она не могла.
Сила вещей и ее срывы. Накануне роковых мгновений
На Монгольский улус давила «сила вещей». Так называли Пушкин и его современники логику событий, когда предшествующие события определяют последующие. Это, конечно, исторический детерминизм, но решающим фактором он является только на высоких популяционных уровнях, выше не только персонального, но даже субэтнического. Зато на уровне этноса, а еще больше – суперэтноса причинные связи из случайных становятся закономерными.
Монголам, в особенности их хану Чингису, часто приписывается стремление покорить Вселенную. Однако при проверке хода исторических событий без предвзятости обнаруживается другое: невозможность заключить прочный мир ни на одной из своих границ, ибо этому мешала «сила вещей». Война с чжурчжэнями, начавшаяся в 1130 г., прервалась после взятия монголами Пекина в 1215 г. перемирием, по условиям которого монголам был уступлен Северный Китай, фактически ими уже занятый.
Однако уступленные по мирному договору земли отнюдь не были чжурчжэньскими. Император Цзинь и хан монголов равно хотели мира, но неукротимые полководцы Вахьян Хада и Ира-буха навербовали в Китае головорезов, возобновили войну, которая затянулась до 1235 г. и кончилась истреблением чжурчжэньских войск. Население же Маньчжурии, не принявшее участия в авантюре полководцев, и было принято в состав монгольского войска, образовав отдельный тумен – корпус.
Спросим себя: имели ли монгольские военачальники моральное право уйти домой, утратив плоды победы, дать сильному и жестокому противнику перестроиться, перенести войну обратно в степь и отдать на убой своих жен и детей? А именно так и случилось сто лет спустя, когда восставшие китайцы в 1368 г. выгнали монгольские войска из Китая, восстановили национальную династию и стали вторгаться в Великую степь, не оставляя в живых застигнутых в их домах монголов.
Именно тогда, в 1405 г., китайцы захватили тангутский город Эцзинай… и тангутов больше нет! Восточных монголов спас ойратский вождь Эсень, разгромивший в 1449 г. китайскую армию и взявший в плен самого императора. После этого был заключен мир.
Но давайте разберемся. Признаем, что в данном вопросе важны и история, и география. Все войны, которые вел Чингисхан, а их было четыре, были спровоцированы его противниками, а все его территориальные приобретения лежали в ареале окраин Великой степи.
Проверим. Война с найманами началась в 1204 г. по инициативе найманского царевича Кучлука и закончилась с его гибелью в 1218 г., когда он был покинут своими подданными, перешедшими к Чингису.
О войне с чжурчжэнями уже говорилось.
Войну с Хорезмом развязал султан Мухаммед, напавший на монгольский отряд у реки Иргиз в 1216 г. и затем казнивший монгольских послов в 1219 г. Чингис, разгромив войска Мухаммеда и его сына Джелял ад-Дина, оттянул свои силы за Амударью и оставил за собой только те земли, которые принадлежали кара-киданям, подчинившимся ему добровольно. Ведь Самарканд и Бухара были незадолго перед этим захвачены султаном Мухаммедом (в 1210 г.) и восставали против жестокого гнета султанского режима, но были усмирены.
Четвертая война – покорение Тангута в 1227 г. – была ответом на невыполнение союзного договора, что Чингис расценивал как предательство. А поскольку земли Тангутского государства лежали в пределах Великой степи, то присоединение их к Монгольскому улусу нельзя считать внешним завоеванием.
И наконец, у Чингисхана есть алиби. Все грандиозные завоевания монголов были совершены не при грозном Тэмуджине, а при его мягком, бесхарактерном сыне – пьянице Угэдэе, правившем в 1229–1241 гг., и при его преемнике Мунке-хане в 1251–1259 гг. А доброту, великодушие и терпимость Мунке особо отметил посланный из Европы Рубрук.
Разумеется, не личные качества ханов вызвали страшные и опустошительные войны XIII в. и не стремление монгольских пастухов к грабежу и убийству, что по меньшей мере является клеветой на народ. Историю толкала та самая «сила вещей», которая существует в истории помимо нашей воли и из которой складывается закономерный исторический процесс.
Монголам, в особенности их хану Чингису, часто приписывается стремление покорить Вселенную. Однако при проверке хода исторических событий без предвзятости обнаруживается другое: невозможность заключить прочный мир ни на одной из своих границ, ибо этому мешала «сила вещей». Война с чжурчжэнями, начавшаяся в 1130 г., прервалась после взятия монголами Пекина в 1215 г. перемирием, по условиям которого монголам был уступлен Северный Китай, фактически ими уже занятый.
Однако уступленные по мирному договору земли отнюдь не были чжурчжэньскими. Император Цзинь и хан монголов равно хотели мира, но неукротимые полководцы Вахьян Хада и Ира-буха навербовали в Китае головорезов, возобновили войну, которая затянулась до 1235 г. и кончилась истреблением чжурчжэньских войск. Население же Маньчжурии, не принявшее участия в авантюре полководцев, и было принято в состав монгольского войска, образовав отдельный тумен – корпус.
Спросим себя: имели ли монгольские военачальники моральное право уйти домой, утратив плоды победы, дать сильному и жестокому противнику перестроиться, перенести войну обратно в степь и отдать на убой своих жен и детей? А именно так и случилось сто лет спустя, когда восставшие китайцы в 1368 г. выгнали монгольские войска из Китая, восстановили национальную династию и стали вторгаться в Великую степь, не оставляя в живых застигнутых в их домах монголов.
Именно тогда, в 1405 г., китайцы захватили тангутский город Эцзинай… и тангутов больше нет! Восточных монголов спас ойратский вождь Эсень, разгромивший в 1449 г. китайскую армию и взявший в плен самого императора. После этого был заключен мир.
Но давайте разберемся. Признаем, что в данном вопросе важны и история, и география. Все войны, которые вел Чингисхан, а их было четыре, были спровоцированы его противниками, а все его территориальные приобретения лежали в ареале окраин Великой степи.
Проверим. Война с найманами началась в 1204 г. по инициативе найманского царевича Кучлука и закончилась с его гибелью в 1218 г., когда он был покинут своими подданными, перешедшими к Чингису.
О войне с чжурчжэнями уже говорилось.
Войну с Хорезмом развязал султан Мухаммед, напавший на монгольский отряд у реки Иргиз в 1216 г. и затем казнивший монгольских послов в 1219 г. Чингис, разгромив войска Мухаммеда и его сына Джелял ад-Дина, оттянул свои силы за Амударью и оставил за собой только те земли, которые принадлежали кара-киданям, подчинившимся ему добровольно. Ведь Самарканд и Бухара были незадолго перед этим захвачены султаном Мухаммедом (в 1210 г.) и восставали против жестокого гнета султанского режима, но были усмирены.
Четвертая война – покорение Тангута в 1227 г. – была ответом на невыполнение союзного договора, что Чингис расценивал как предательство. А поскольку земли Тангутского государства лежали в пределах Великой степи, то присоединение их к Монгольскому улусу нельзя считать внешним завоеванием.
И наконец, у Чингисхана есть алиби. Все грандиозные завоевания монголов были совершены не при грозном Тэмуджине, а при его мягком, бесхарактерном сыне – пьянице Угэдэе, правившем в 1229–1241 гг., и при его преемнике Мунке-хане в 1251–1259 гг. А доброту, великодушие и терпимость Мунке особо отметил посланный из Европы Рубрук.
Разумеется, не личные качества ханов вызвали страшные и опустошительные войны XIII в. и не стремление монгольских пастухов к грабежу и убийству, что по меньшей мере является клеветой на народ. Историю толкала та самая «сила вещей», которая существует в истории помимо нашей воли и из которой складывается закономерный исторический процесс.
Продвинемся на запад
Разгромив султана Мухаммеда и взяв его «волчий город» Гургандж (по-персидский»гург» – волк), Чингис попытался закрепиться на рубеже реки Амударьи. Самарканд и Бухара открыли ему свои ворота, а они лежат до реки, в пределах тех земель, которые потом будут зваться Туркестан.
Граница по Аму могла быть вполне сносной, уравновешивающей силы монголов с его противниками.
Однако в Иране сын погибшего Мухаммеда, Джелял ад-Дин, продолжал войну до 1231 г. Он сделал попытку объединить вокруг своих хорезмийских «ветеранов» сельджукских и аюбских эмиров Ирана и Сирии, то есть тех же туркмен и тюрок. Этим Джелял ад-Дин втянул их в войну с монголами, хотя они и отказали воинственному сыну султана в помощи. Преследуя разбитых хорезмийцев (части неугомонного Джелял ад-Дина), монголы вошли в соприкосновение с народами и государствами Ближнего Востока. А там ситуация была крайне сложной.
Большая часть населения стран Ближнего Востока была христианской. Антагонизм между мусульманами и христианами рос, ибо если арабы только «выжимали» из христиан долги, то туркмены-сельджуки стали их угнетать и обижать, а хорезмийцы – грабить и убивать. Джелял ад-Дин, потерпев поражение в Индии, куда он отступил, к 1225 г. пробрался в Иран и, собрав большое войско, напал на страны с христианским населением.
Граница по Аму могла быть вполне сносной, уравновешивающей силы монголов с его противниками.
Однако в Иране сын погибшего Мухаммеда, Джелял ад-Дин, продолжал войну до 1231 г. Он сделал попытку объединить вокруг своих хорезмийских «ветеранов» сельджукских и аюбских эмиров Ирана и Сирии, то есть тех же туркмен и тюрок. Этим Джелял ад-Дин втянул их в войну с монголами, хотя они и отказали воинственному сыну султана в помощи. Преследуя разбитых хорезмийцев (части неугомонного Джелял ад-Дина), монголы вошли в соприкосновение с народами и государствами Ближнего Востока. А там ситуация была крайне сложной.
Большая часть населения стран Ближнего Востока была христианской. Антагонизм между мусульманами и христианами рос, ибо если арабы только «выжимали» из христиан долги, то туркмены-сельджуки стали их угнетать и обижать, а хорезмийцы – грабить и убивать. Джелял ад-Дин, потерпев поражение в Индии, куда он отступил, к 1225 г. пробрался в Иран и, собрав большое войско, напал на страны с христианским населением.