Эк помянул. Про старые дрожжи не поминать двожды, то дело прошло…
Прошло? Не, брат, это не прошло. Грех, значит, за грех цепляет, за собою тянет, и завяз ты, Микишка, в грехе. Завяз ты, смотрю, в грехе. Завяз ты, погруз ты, значит.
Садись чай пить, вот и разговор весь.
Не могу я, значит, тае, чай пить. Потому от скверны от твоей, значит, тае, гнусно мне, дюже гнусно. Не могу я, тае, с тобой чай пить.
И, канителит. Иди к столу-то.
Ты в богатстве, тае, как в сетях. В сетях ты, значит. Ах, Микишка, душа надобна!
Какую ты имеешь полную праву в моем доме меня упрекать? Да что ж ты в самом деле пристал? Что я тебе мальчик дался, за виски драть! Нынче уж это оставили.
Это точно, слыхал я нынче, что и тае, что и отцов за бороды трясут, значит, да на погибель это, на погибель, значит.
Живем, у тебя не просим, а ты ж к нам пришел с нуждой.
Деньги? Деньги твои вон они. Побираться, значит, пойду, а не тае, не возьму, значит.
Да буде. И что серчаешь, кампанию расстраиваешь.
Пусти, не останусь. Лучше под забором переночую, чем в пакости в твоей. Тьфу, прости Господи!
Опамятуйся, Микита. Душа надобна.
Гармошка-то? Ишь, хватился. Да ты ее чинить отдал. Я налила, пей.
Не хочу я. Тушите свет… Ох, скучно мне, как скучно!
ЛИЦА ЧЕТВЕРТОГО ДЕЙСТВИЯ.
Никита.
Матрена.
Анисья.
Анютка.
Митрич.
Соседка.
Кума.
Сват – угрюмый мужик.
Осень. Вечер. Месяц светит. Внутренность двора. В середине сенцы, направо теплая изба и ворота, налево холодная изба и погреб. В избе слышны говор и пьяные крики. Соседка выходит из сеней, манит к себе Анисьину куму.
ЯВЛЕНИЕ I.
Кума и соседка.
Соседка.
Чего ж Акулина-то не вышла?
Кума.
Чего не вышла? И рада бы вышла, да недосуг, слышь. Приехали сваты невесту смотреть, а она, матушка моя, в холодной лежит и глаз не кажет, сердечная.
Соседка.
Да что ж так?
Кума.
С глазу, говорит, живот схватило.
Соседка.
Да неужто?!
Кума.
А то что ж. (Шепчет на ухо.)
Соседка.
Ну? Вот грех-то. А ведь дознаются сваты.
Кума.
Где ж им дознаться. Пьяные все. Да больше за приданым гонятся. Легко ли, дают за девкой-то две шубы, матушка моя, расстегаев шесть, шаль французскую, холстов тоже много что-то да денег, сказывали, две сотни.
Соседка.
Ну, уж это и деньгам не рад будешь. Срамота такая.
Кума.
Шш… Сват никак.
(Замолкают и входят в сени.)
ЯВЛЕНИЕ II.
Сват (один выходит из сеней, икает).
Сват.
Упарился. Жарко страсть. Простудиться маленько. (Стоит, отдувается.) И Бог е знает как… что-то не того, не радует… Ну, да как старуха…
ЯВЛЕНИЕ III.
Сват и Матрена.
Матрена (выходит из сеней же).
А я смотрю: где сват, где сват? А ты, родной, во где… Ну, что ж, родимый, слава те Господи, всё честь честью. Сватать не хвастать. А я хвастать и не училась. А как пришли вы за добрым делом, так, даст Бог, и век благодарить будете. А невеста-то, ведашь, на редкость. Такой девки в округе поискать.
Сват.
Оно так, да на счет денег не сморгать бы.
Матрена.
А насчет денег не толкуй. Что ей от родителей награждение было, всё при ней. По нонешнему времени, легко ли, три полста.
Сват.
Мы и не обижаемся, а свое детище. Всё как получше хочется.
Матрена.
Я тебе, сват, истинно говорю: кабы не я, в жисть бы тебе не найти. У них от Кормилиных тоже засылка была, уж я застояла. А насчет денег – верно сказываю: как покойник, царство небесное, помирал, так и приказывал, чтоб в дом вдова Микиту приняла, потому мне через сына всё известно, а денежки, значит, Акулине. Ведь другой бы покорыствовался, а Микита всё дочиста отдает. Легко ли, деньжищи какие.
Сват.
Народ болтает, денег больше за ней приказано. Малый-то тоже провор.
Матрена.
И, голубчики белые. В чужих руках ломоть велик; что было, то и дают. Я тебе сказываю, ты все четки брось. Закрепляй тверже. Девка-то какая; как бобочек хорошая.
Сват.
Оно так. Мы одно с бабой мекаем насчет девки-то. Что ж не вышла? Думаем, что ж как хворая?
Матрена.
И, и… Она-то хворая? Да против ней в округе нет. Девка как литая – не ущипнешь. Да ведь ты намедни видел. А работать страсть. С глушинкой она, это точно. Ну, да червоточинка красному яблочку не покор. А что не вышла-то, это, ведашь, с глазу. Сделано над ней. И знаю, чья сука смастерила. Знали, ведашь, что сговор, ну, и напущено. Да я отговор знаю. Завтра встанет девка. Ты насчет девки не сумлевайся.
Сват.
Да что ж, дело полажено.
Матрена.
То-то, ты уж того, и не пяться. Да меня не забудь. Хлопотала я тоже. Уж ты не оставь…
Голос Бабы из сеней.
Ехать, так ехать, иди, что ли, Иван.
Сват.
Сейчас. (Уходит.)
(Толпятся в сенях, уезжают.)
ЯВЛЕНИЕ IV.
Анисья и Анютка.
Анютка (выбегает из сеней и манит к себе Анисью).
Матушка!
Анисья (оттуда).
Чего?
Анютка.
Мамушка, подь сюда, а то услышат. (Отходит с ней под сарай.)
Анисья.
Ну чего? Где Акулина-то?
Анютка.
Она в амбар ушла. Что она там делает, страсть! Однова дыхнуть, нет, говорит, мочи терпеть. Закричу, говорит, на весь голос. Однова дыхнуть.
Анисья.
Авось подождет. Дай гостей проводим.
Анютка.
Ох мамушка! Тяжко ей как. Да и серчает. Напрасно, говорит, они меня пропивают. Я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру. Мамушка, как бы она не померла! Страсть, я боюсь!
Анисья.
Небось, не помрет; а ты не ходи к ней. Иди.
(Анисья и Анютка уходят.)
ЯВЛЕНИЕ V.
Митрич (один; идет от ворот и принимается подбирать натрушенное сено).
О, Господи, Микола милослевый! Винища-то что выдули. Да и духу же напустили. Аж во дворе воняет. Да нет, не хочу, ну его! Вишь, нашвыряли сено-то! Есть не едят – только копают. Глядишь, вязанка. Дух-то! Ровно под носом. Ну его! (Зевает.) Спать время. Да неохота в избу итти. Так вокруг носу и вьется. Духовита ж, проклятая. (Слышно – уезжают.) Ну, уехали. О, Господи, Микола милослевый! Тоже хомутаются, друг дружку околпачивают. А пустое всё.
ЯВЛЕНИЕ VI.
Митрич и Никита.
Никита (входит).
Митрич! иди, что ли, на печку, я подберу.
Митрич.
Ну что ж; ты овцам кинь. Что ж, проводили?
Никита.
Проводили, да неладно все. Уж и не знаю, как быть.
Митрич.
Эка дерьма! Чего ж тут. На то спитательный. Там кто хошь его вырони, он всё подберет. Давай сколько хошь, не спрашивают. Да еще деньги дают. Только поди в кормилицы. Нынче это просто.
Никита.
Ты, Митрич, мотри, если что, лишнего не болтай.
Митрич.
А мне что. Заметай след, как знаешь. Эка винищем от тебя разит как. Пойти в избу. (Уходит зевая.) О, Господи!
ЯВЛЕНИЕ VII.
Никита (долго молчит; садится на сани).
Никита.
Ну, дела!
ЯВЛЕНИЕ VIII.
Никита и Анисья.
Анисья (выходит).
Ты где ж тут?
Никита.
Здеся.
Анисья.
Чего сидишь? Ждать неколи. Сейчас выносить надо.
Никита.
Что ж делать будем?
Анисья.
Я тебе сказывала что. То и делай.
Никита.
Да вы бы в воспитательный, коли что.
Анисья.
Возьми да и неси, коли тебе охота. На пакости-то лаком. А на разделку-то слаб, вижу.
Никита.
Что делать-то?
Анисья.
Говорю, поди в погреб, яму вырой.
Никита.
Да вы бы так как-нибудь.
Анисья (передразнивая его).
Так как-нибудь. Нельзя, видно, так-то. А ты бы загодя думал. Иди куда посылают.
Никита.
Ах, дела, дела!
ЯВЛЕНИЕ IX.
Те же и Анютка.
Анютка.
Мамушка! Бабка зовет. Должно, у няньки робеночек, однова дыхнуть, закричал.
Анисья.
Что брешешь, пралик тебя расшиби. Котята там пищат. Иди в избу да спи. А то я тебя.
Анютка.
Мамушка, милая, пра, ей-Богу…
Анисья (замахивается на нее).
Я тебя! Чтоб духу твоего не слыхала!
(Анютка убегает.)
Анисья (Никите).
Поди, делай, что говорят. А то смотри! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ X.
Никита (один, долго молчит).
Никита.
Ну, дела! Ох, эти бабы. Беда! Ты, говорит, загодя думал бы. Когда загодя думать-то? Когда думать-то? Что ж, летось пристала эта Анисья. Ну, что ж? Разве я монах? Помер хозяин, что ж, я и грех прикрыл, как должно. Тут моей причины нет. Разве мало бывает так-то? А тут порошки эти. Разве я на это склонял ее? Да кабы я знал, я бы ее, суку, убил тогда! Право, убил бы! Участником в этих пакостях сделала, паскудница! И опостылела ж она мне с этого раза. Как мне мать сказала тогда, опостылела, опостылела она мне, не смотрели б на нее глаза. Ну, как с ней жить? И пошло это у нас!.. Стала эта девка вешаться. Что ж мне? Не я, так другой. А оно вон что! Опять-таки моей причины нет никакой. Ох, дела!.. (Сидит задумавшись.) Смелы ж эти бабы, – что придумали. Да не пойду я на это.
ЯВЛЕНИЕ XI.
Никита и Матрена (с фонарем и скребкой впопыхах выходит).
Матрена.
Ты что ж сидишь, как курица на насесте? Тебе что баба велела? Готовь дело-то.
Никита.
Да вы что ж делать-то будете?
Матрена.
Да мы знаем, что делать. Ты-то свое дело справляй.
Никита.
Запутляете вы меня.
Матрена.
Ты что ж? Али пятиться думаешь? До чего дошло, ты и пятиться.
Никита.
Ведь это какое дело! Живая душа тоже.
Матрена.
Э, живая душа! Чего там, чуть душа держится. А куда его деть-то? Поди, понеси в воспитательный, – всё одно помрет, а помолвка пойдет, сейчас расславят, и сядет у нас девка на руках.
Никита.
А как узнают?
Матрена.
В своем дому да не сделать дела? Так сделаем, что и не попахнет. Только делай, что велю. А то наше дело бабье, тоже без мужика никак нельзя. На-ка скребочку-то, да слезь, да и справь там. А я посвечу.
Никита.
Что справлять-то?
Матрена (шопотом).
Ямку выкопай. А тогда вынесем и живо приберем там. Вон она опять кличет. Иди, что ль! А я пойду.
Никита.
А что ж, помер он?
Матрена.
Известно, помер. Только живей надо. А то народ не полегся. Услышат, увидят, – им всё, подлым, надо. А урядник вечор проходил. А ты вот что. (Подает скребку.) Слезь в погреб-то. Там в уголку выкопай ямку, землица мягкая, тогда опять заровняешь. Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет. Иди же. Иди, родной.
Никита.
Запутляете вы меня. Ну вас совсем. Право, уйду. Делайте одни, как знаете.
ЯВЛЕНИЕ XII.
Те же и Анисья.
Анисья (из двери).
Что ж, выкопал он, что ли?
Матрена.
Ты что ж ушла? Куда дела-то его?
Анисья.
Веретьем прикрыла. Не слыхать будет. Что ж, он выкопал?
Матрена.
Не хочет!
Анисья (выскакивает в бешенстве).
Не хочет! А в остроге вшей кормить хочет?! Сейчас пойду, все уряднику скажу. Пропадать за одно. Сейчас всё скажу.
Никита (оторопевши).
Что скажешь-то?
Анисья.
Что? Всё скажу! Деньги кто взял? Ты! (Никита молчит.) А яду кто давал! Я давала! Да ты знал, знал, знал! С тобой в согласьи была!
Матрена.
Да будет. Ты, Микишка, что костричишься? Ну, что ж делать? Потрудиться надо. Иди, ягодка.
Анисья.
Ишь ты, чистяк какой! Не хочет! Надругался ты надо мной, да будет. Поездил ты на мне, да и мой черед пришел. Иди, говорю, а то я то сделаю!.. На скребку-то, на! Иди!
Никита.
Да ну же; что пристала? (Берет скребку, но жмется.) Не захочу – не пойду.
Анисья.
Не пойдешь? (Начинает кричать.) Народ! Э-э!
Матрена (закрывает ей рот).
Что ты! Очумела! Он пойдет… Иди, сынок, иди, роженый.
Анисья.
Сейчас караул закричу.
Никита.
Да будет! Эх, народ этот. Да вы живей, что ли. Уж заодно. (Идет к погребу.)
Матрена.
Да, уж дело такое, ягодка: умел гулять, умей и концы хоронить.
Анисья (всё в волнении).
Измывался он надо мной с висюгой своей! Да будет! Пусть не я одна. Пусть-ка и он душегубец будет. Узнает каково.
Матрена.
Ну, ну, распалилась. А ты, деушка, не серчай, а потихоньку да помаленьку, как получше. Иди к девке-то. Он потрудится. (Идет за ним с фонарем. Никита влезает в погреб.)
Анисья.
Ему и задушить велю отродье свое поганое. (Всё в волнении.) Измучалась я одна, Петровы кости-то дергаючи. Пускай и он узнает. Не пожалею себя; сказала, не пожалею!
Никита (из погреба).
Посвети-ка, что ль!
Матрена (светит; к Анисье).
Копает. Иди, неси.
Анисья.
Постой над ним. А то он, подлый, уйдет. А я пойду вынесу.
Матрена.
Мотри, окрестить не забудь. А то я потружусь. Крестик-то есть?
Анисья.
Найду, я знаю как. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ XIII.
Матрена (одна) и Никита (в погребе).
Матрена.
Тоже острабучилась, как баба. Да и то сказать, обидно. Ну, да слава Богу, дай это дело прикроем, и концы в воду. Спихнем девку без греха. Останется сынок жить покойно. Дом, слава Богу, полная чаша. Тоже и меня не забудет. Без Матрены что б они были? Ничего б им не обдумать. (В погреб.) Готово, что ли, сынок?
Никита (вылезает, голова видна).
Чего ж там? Несите, что ль! Что валандаетесь? Делать, так делать.
ЯВЛЕНИЕ XIV.
Те же и Анисья. (Матрена идет к сеням и встречает Анисью. Анисья выходит с ребенком, завернутым в тряпье).
Матрена.
Что ж, окрестила?
Анисья.
A то как же? Насилу отняла, – не дает. (Подходит и подает Никите.)
Никита (не берет).
Да ты сама снеси.
Анисья.
На, бери, говорю. (Кидает ему ребенка.)
Никита (подхватывает).
Живой! Матушка родимая, шевелится! Живой! Что ж я с ним буду…
Анисья (выхватывает ребенка у него из рук и кидает в погреб).
Задуши скорей, не будет живой. (Сталкивает Никиту вниз). Твое дело, ты и прикончи.
Матрена (садится на приступку).
Жалостлив он. Трудно ему, сердечному. Ну, да что ж! Его грех тоже. (Анисья стоит над погребом. Матрена садится на приступок крыльца, поглядывает на нее и рассуждает.) И-и-и как испужался! Ну, да что ж? хоть и трудно, помимо-то нельзя. Куда денешься-то? Тоже, подумаешь, как другой раз просят детей! Ан, глядь, Бог не дает, всё мертвеньких рожают. Вон хоть бы попадья. А тут не надо его, тут и живой. (Глядит к погребу.) Должно, покончил. (К Анисье.) Ну что?
Анисья (глядя в погреб).
Доской прикрыл, на доску сел. Кончил, должно.
Матрена.
О-ох! И рад бы не грешить, а что сделаешь?
Никита (вылезает, трясется весь).
Жив всё! Не могу! Жив!
Анисья.
А жив, так куда ж ты? (Хочет остановить его.)
Никита (бросается на нее).
Уйди ты! Убью я тебя! (Схватывает ее за руку, она вырывается, он бежит за ней с скребкой. Матрена бросается к нему навстречу, останавливает его. Анисья убегает на крыльцо. Матрена хочет отнять скребку. Никита на мать.) Убью, и тебя убью, уйди! (Матрена убегает к Анисье на крыльцо. Никита останавливается.) Убью. Всех убью!
Матрена.
С испугу это. Ничего, сойдет это с него.
Никита.
Что ж это они сделали? Что они со мной сделали? Пищал как. Как захрустит подо мной. Что они со мной сделали! И жив, всё, право, жив! (Молчит и прислушивается.) Пищит… Во пищит. (Бежит к погребу.)
Матрена (к Анисье).
Идет, видно зарыть хочет. Микита, тебе бы фонарь.
Никита (не отвечая, слушает у погреба).
Не слыхать. Приметилось. (Идет прочь и останавливается.) И как захрустят подо мной косточки. Кр.... кр.... Что они со мной сделали? (Опять прислушивается.) Опять пищит, право, пищит. Что ж это? Матушка, a матушка! (Подходит к ней.)
Матрена.
Что, сынок?
Никита.
Матушка родимая, не могу я больше. Ничего не могу. Матушка родимая, пожалей ты меня!
Матрена.
Ох, напугался же ты, сердечный. Поди, поди. Винца, что ль, выпей для смелости.
Никита.
Матушка родимая, дошло, видно, до меня. Что вы со мной сделали? Как захрустят эти косточки, да как запищит!.. Матушка родимая, что вы со мной сделали! (Отходит и садится на сани.)
Матрена.
Поди, родной, выпей. Оно, точно, ночным делом жутость берет. А дай срок, ободняет да, ведашь, денек-другой пройдет, и думать забудешь. Дай срок, девку отдадим и думать забудем. А ты выпей, выпей поди. Я уж сама приберу в погребе-то.
Никита (встряхивается).
Вино осталось там? Не запью ли?! (Уходит. Анисья, стоявшая всё время у сеней, молча сторонится.)
ЯВЛЕНИЕ XV.
Матрена и Анисья.
Матрена.
Иди, иди, ягодка, а уж я потружусь, полезу сама, закопаю. Скребку-то куда он тут бросил? (Находит скребку, спускается в погреб до половины.) Анисья, подь-ка сюда, посвети, что ль?
Анисья.
А он-то что ж?
Матрена.
Да напугался больно. Напорно уж больно ты налегла на него. Не замай, опамятуется. Бог с ним, уж я сама потружусь. Фонарь-то поставь тут. Я увижу. (Матрена скрывается в погребе.)
Анисья (на дверь, куда ушел Никита).
Что, догулялся? Широк ты был, теперь погоди, сам узнаешь каково. Пыху-то сбавишь.
ЯВЛЕНИЕ XVI.
Те же и Никита (выскакивает из сеней к погребу).
Никита.
Матушка, а матушка?
Матрена (высовывается из погреба).
Чего, сынок?
Никита (прислушивается).
Не зарывай, живой он. Разве не слышишь? Живой! Во… пищит. Во, внятно…
Матрена.
Да где ж пищать-то? Ведь ты его в блин расплющил. Всю головку раздребезжил.
Никита.
Что ж это? (Затыкает уши.) Всё пищит! Решился я своей жизни. Решился! Что они со мной сделали?! Куда уйду я?! (Садится на приступки.)
Занавес.
–
ВАРИАНТ.
Вместо явлений XII—XIV, XV и XVI, действия четвертого можно читать следующий вариант.
СЦЕНА 2-я.
Изба 1-го действия.
ЯВЛЕНИЕ I.
Анютка раздетая лежит на коннике под кафтаном, Митрич сидит на хорах и курит.
Митрич.
Ишь, духу-то напустили, в рот им ситного пирога с горохом. Мимо лили добро-то. И табаком не заглушишь. Так в носу и вертит. О, Господи! Спать, видно. (Подходит к лампочке, хочет завернуть.)
Анютка (вскакивает, садится).
Дедушка, не туши, голубчик!
Митрич.
Чего не тушить?
Анютка.
А на дворе-то гомонили как. (Прислушивается.) Слышишь, опять в амбар пошли?
Митрич.
Тебе-то чего? Авось тебя не спрашивают. Ложись, да и спи. А я вот заверну свет. (Завертывает.)
Анютка.
Дедушка, золотой! не гаси совсем. Хоть в мышиный глазок оставь, а то жуть.
Митрич (смеется).
Ну, ладно, ладно. (Присаживается подле нее.) Чего жутко-то?
Анютка.
Как не жутко, дедушка! Нянька как билась. Об рундук головой билась. (Шопотом.) Я ведь знаю… у ней робеночек родиться хочет… Родился уж никак…
Митрич.
Эка егоза, залягай тебя лягушки. Всё тебе знать надо. Ложись, да и спи. (Анютка ложится.) Вот так-то. (Закрывает ее.) Вот так-то. А то много знать будешь, скоро состаришься.
Анютка.
А ты на печку пойдешь?
Митрич.
А то куды ж? То-то глупая, посмотрю я. Всё ей знать надо. (Закрывает ее еще и поднимается итти.) Вот так-то лежи, да и спи. (Идет к печи.)
Анютка.
Разочек крикнул, а теперь не слыхать.
Митрич.
О, Господи, Микола милослевый!.. Чего не слыхать-то?
Анютка.
Робеночка.
Митрич.
А нет его, так и не слыхать.
Анютка.
А я слышала, однова дыхнуть, слышала. Тоооненько так.
Митрич.
Много ты слышала. А слышала так, как вот такую-то девчонку, как ты, детосека в мешок посадил, да и ну ее.
Анютка.
Какой такой детосека?
Митрич.
А вот такой самый. (Лезет на печь.) И хороша ж печка нынче, тепла. Любо! О Господи, Микола милослевый!
Анютка.
Дедушка! Ты заснешь?
Митрич.
А то что ж ты думала – песни играть буду? (Молчание.)
Анютка.
Дедушка, а дедушка! Копают! Ей-Богу, копают, в погребе копают, слышь! Однова дыхнуть, копают!
Митрич.
Чего не вздумает. Ночью копают. Кто копает? Корова чешется, а ты – копают! Спи, говорю, а то сейчас свет потушу.
Анютка.
Голубчик, дедушка, не туши. Не буду. Ей-Богу, не буду, однова дыхнуть, не буду. Страшно мне.
Митрич.
Страшно? Ты не бойся ничего, вот и не будет страшно. А то сама боится и страшно, говорит. Как же не страшно, как ты боишься? Эка девчонка глупая какая. (Молчание. Сверчок.)
Анютка (шопотом).
Дедушка! А дедушка! Ты заснул?
Митрич.
Ну, чего еще?
Анютка.
Кака же така детосека?
Митрич.
А вот така. Вот как попадется такая же, как ты, – не спит, он придет с мешком, да девчонку шварк в мешок, да сам туда же с головой, подымет ей рубашонку, да и ну хлестать.
Анютка.
Да чем же он хлестает?
Митрич.
А веник возьмет.
Анютка.
Да он там не увидит, в мешке-то.
Митрич.
Небось увидит.
Анютка.
А я его укушу.
Митрич.
Нет, брат, его не укусишь.
Анютка.
Дедушка, идет кто-то! Кто это? Ай, матушки родимые! Кто это?
Митрич.
Идет, так идет. Чего ж ты? Мать, я чай, идет.
ЯВЛЕНИЕ II.
Те же и Анисья (входит).
Анисья.
Анютка! (Анютка притворяется, что спит.) Митрич!
Митрич.
Чего?
Анисья.
Что свет-то жжете? Мы в холодной ляжем.
Митрич.
Да вот только убрался. Я потушу.
Анисья (ищет в сундуке и ворчит).
Как надо, его никак и не найдешь.
Митрич.
Да ты чего ищешь-то?
Анисья.
Крест ищу. Окрестить надо. Помилуй Бог, помрет! Некрещеный-то! Грех, ведь!
Митрич.
А то как же, известно, порядок надо… Что, нашла?
Анисья.
Нашла. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ III.
Митрич и Анютка.
Митрич.
То-то, а то бы я свой дал. О, Господи!
Анютка (вскакивает и дрожит).
О-о, дедушка! Не засыпай ты, Христа ради. Страшно как!
Митрич.
Да чего страшно-то?
Анютка.
Помрет, должно, робеночек-то? У тетки Арины так же бабка окрестила, – он и помер.
Митрич.
Помрет – похоронят.
Анютка.
Да, может, он бы и не помер, да бабка Матрена тут. Ведь я слышала, что бабка-то говорила, однова дыхнуть, слышала.
Митрич.
Чего слышала? Спи, говорю. Закройся с головой, да и всё.
Анютка.
А кабы жив был, я б его няньчила.
Митрич (рычит).
О, Господи!
Анютка.
Куды ж они его денут?
Митрич.
Туда и денут, куда надо. Не твоя печаль. Спи, говорю. Вот мать придет – она тебя! (Молчание.)
Анютка.
Дедушка! А ту девчонку, ты сказывал, ведь не убили же?
Митрич.
Про ту-то? О, та девчонка в дело вышла.
Анютка.
Как ты, дедушка, сказывал, нашли-то ее?
Митрич.
Да так и нашли.
Анютка.
Да где ж нашли? Ты скажи.
Митрич.
В ихнем доме и нашли. Пришли в деревню, стали солдаты шарить по домам, глядь – эта самая девчонка на пузе лежит. Хотели ее пришибить. Да так мне скучно стало, взял я ее на руки. Так ведь не дается. Отяжелела, как пять пудов в ней сделалось; а руками цапается за что попало, не отдерешь никак. Ну, взял я ее, да по головке, по головке. А шаршавая, как еж. Гладить, гладить – затихла. Помочил сухарика, дал ей. Поняла-таки. Погрызла. Что с ней делать? Взяли ее. Взяли, стали кормить да кормить, да так привыкла, с собой в поход взяли, так с нами и шла. Хороша девчонка была.
Анютка.
Что ж, а некрещеная?
Митрич.
А кто е знает. Сказывали, что не вполне. Потому народ ненашенский.
Анютка.
Из немцов?
Митрич.
Эка ты: из немцов. Не из немцов, а азиаты. Они всё равно как жиды, а не жиды тоже. Из поляков, а азиаты. Крудлы, круглы прозвище им. Да уж забыл я. Девчонку-то мы Сашкой прозвали. Сашка, а хороша была. Ведь вот всё забыл, а на девчонку, в рот ей ситного пирога с горохом, как сейчас гляжу. Только и помню из службы из всей. Как пороли, помню, да вот девчонка в памяти. Повиснет, бывало, на шее, и несешь ее. Такая девчонка была, что надо лучше, да некуда. Отдали потом. Ротного жена в дочери взяла. И в дело вышла. Жалели как солдаты!
Анютка.
А вот, дедушка, тоже батя, я помню, как помирал. Ты еще не жил у нас. Так он позвал Микиту, да и говорит: прости меня, говорит, Микита… а сам заплакал. (Вздыхает.) Тоже как жалостно.
Митрич.
А вот то-то и оно-то…
Анютка.
Дедушка, а дедушка. Вот опять шумят чтой-то в погребе. Ай, матушки, сестрицы-голубушки! Ох, дедушка, сделают они что над ним. Загубят они его. Махонький ведь он… О-о! (Закрывается с головой и плачет.)
Митрич (прислушивается).
И впрямь что-то пакостят, дуй их горой. А пакостницы же бабы эти! Мужиков похвалить нельзя, а уж бабы… Эти как звери лесные. Ничего не боятся.
Анютка (поднимается).
Дедушка, а дедушка!
Митрич.
Ну, чего еще?
Анютка.
Намедни прохожий ночевал, сказывал, что младенец помрет, – его душка прямо на небу пойдет. Правда это?
Митрич.
Кто е знает, должно так. А что?
Анютка.
Да хоть бы и я померла. (Хнычет.)
Митрич.
Помрешь, из счета вон.
Анютка.
До 10 годов всё младенец, душа к Богу, може, еще пойдет, а то ведь изгадишься.
Митрич.
Еще как изгадишься-то! Вашей сестре как не изгадиться? Кто вас учит? Чего ты увидишь? Чего услышишь? Только гнусность одну. Я хоть немного учен, а кое-что да знаю. Не твердо, а всё не как деревенска баба. Деревенска баба что? Слякоть одна. Вашей сестры в России большие миллионы, а все как кроты слепые, – ничего не знаете. Как коровью смерть опахивать, привороты всякие, да как под насест ребят носить к курам – это знают.
