Страница:
Вик торжественно отомкнул замок.
Осветив фонариком помещение, я приуныл и убедился в правильности своей догадки.
Это никто не стал бы воровать, ну может быть, кроме совсем желторотых сталкеров. Грешно все-таки красть у убогих…
Только блаженный пойдет с такой снарягой глубоко в Зону.
Лучше уж с секирой и аркебузой на мутантов переть!
Два АМТ Хардболлер – клоны Кольта 1911 хренового качества. Зато блестящие. Сразу видно, девушка покупала. Два дробовика Мэвирик – этакий дешевый вариант Моссберга (прямо скажем, тоже не очень дорого), клинит через раз. Пара коробок патронов. Советские походные рюкзаки. И автомобильная аптечка.
– Это кто же вам так… удружил? – спросил прямой, как дорога времен Римской империи, Пригоршня.
– Ну, мы сами все-таки кое-что смыслим! – гордо улыбнулся Вик, но, заметив наши вытянувшиеся лица, уточнил: – А что не так?
– Все, грустно сказал Шнобель. – Все не так. Вы хоть стрелять умеете?
– Между прочим, да. – Видно было, что Вика эта фраза задела за живое. – В органах научили.
– А что ж не ПМ тогда? И не «калаш»? – не унимался наш приятель.
– Так ведь это лучше… Дороже…
– Это – хуже! – отрезал я. – Пригоршня может объяснить, почему. Ладно, кое-что из снаряги у нас есть, вооружим вас двоих. Нас шестеро, правильно? Вы, мы с Никитой, Шнобель и Патриот?
Больше всего происходящее задело Энджи. Она старалась не подавать виду, что сердится, но ее выдавали румянец и недобрый блеск глаз.
Пригоршня насторожился, прижал палец к губам. Это я чувствую только Зону, у Никиты нюх на неприятности – не знаю уж, врожденный, приобретенный в армии или в Зоне. Все послушно заткнулись. Этому, значит, успели научиться.
Сместившись ближе к двери, Никита напряженно вслушивался.
Я тоже прислушался. Вроде, кто-то крадется. Может, Патриот? Он же тоже в команде, вот, решил поучаствовать… Но шаги были слишком осторожными. Вик потянулся за дробовиком, я качнул головой: не стоит спешить.
– Так вот, – как ни в чем не бывало, заговорил Пригоршня, сохраняя напряженный вид, – фигня это. Зря деньги потратили.
Правильно, враг, если это он, не должен знать, что обнаружен.
Пригоршня прищурился, и взгляд у него стал злым. Друг потянулся к поясной кобуре, и я тут же повторил его жест.
Кажется, нас окружили.
Честно говоря, я занервничал: из сарая вела единственная дверь, и у предполагаемого противника было преимущество, мы не могли выйти незамеченными. Пригоршня сменил сосредоточенное выражение на расслабленное – что-то придумал.
– Ну, – громко сказал он, – не при дамах. Я – отлить.
Распахнул дверь и вышел в сумерки.
Энджи скользнула к стене и приготовилась отстреливаться.
Снаружи насвистывал Никита. Зажурчало. М-да. Надо все-таки выбрать момент и объяснить другу, как не стоит пытаться произвести впечатление на девушку. Однако происходящее Энджи не волновало, она собралась и подтянулась, готовая встретить неприятности.
Жестами я объяснил команде, что стоит приготовиться к бою.
Свист оборвался. И тут же раздался выстрел.
Вик сработал грамотно: сшиб Энджи с ног и залег на полу. Шнобель, пригнувшись, скользнул к двери, держа пистолет двумя руками, стволом вниз. Я выключил фонарик.
На улице повисла тяжелая тишина. Я выглянул из двери – аккуратно, шаг по диагонали вперед – тут же назад, снова – шаг вперед, уже под другим углом, и в прикрытие, и снова. Темно – хоть глаз выколи. Можно, конечно, «блямкнуть» светом – фонарь у меня на дофигища люмен, тактический, ослепит кого угодно. Правда, себя выдам.
У Пригоршни был такой же фонарь, и напарник врубил страбоскоп. Мазнул мигающим светом по кустам, кто-то сдавленно вскрикнул. Я выстрелил на голос. Возглас не повторился – промазал. Шнобель, хищно ощерившись и перехватив пистолет правой, левой рукой шарил по карманам. Что-то нашел. Улыбнулся. Встал в дверях гаража и швырнул в кусты лимонку.
Я проворно упал и накрыл голову руками, Шнобель – тоже, Вик и Энджи оставались на полу.
Грохнуло знатно. И вот теперь противник заорал.
И началась стрельба.
Ночной бой – развлечение крайне интересное, если, конечно, против тебя люди, а не видящие в темноте мутанты. Замелькали лучи фонарей, донеслись крики, Пригоршня переместился и теперь вел точечный огонь из-за колоды дров, Шнобель отрывался во всю: вопил и стрелял наугад, я пытался что-то рассмотреть и выбрать правильный момент для атаки…
Внезапно все смолкло.
Не веря своим ушам, мы затаились. Отдаляющиеся шаги. Кто-то сдавленно матерится. И – голос Патриота:
– Други, вы там живы?
– Живы, – откликнулся Пригоршня из-за колоды. – Ты их видел?
– Умотали… Кажется, вы одного продырявили.
Выждав еще немного и убедившись в том, что опасность миновала, осмотрели место происшествия: следы крови (кого-то ранило), примятая трава, стреляные гильзы – и ничего больше.
Враг удалился, едва мы проявили агрессию. Никто так и не понял, чего хотел неприятель, чего добивался – была ли это просто слежка или же сорвалось нападение.
– Обмыть бы надо спасение! – изрек Патриот.
Мы с Пригоршней переглянулись и незаметно кивнули друг другу, я сказал:
– Но прежде надо… Идемте в номер, там поговорим.
– Это из-за карты? – спросила Энджи, пытаясь пригладить растрепанные волосы.
– А ты думала! – самодовольно изрек Пригоршня, шагнул к ней, остановился и вытащил из волос листок, который прицепился, когда она упала.
Девушка сделала вид, что не заметила знака внимания и зашагала дальше.
Затрещали кусты, Пригоршня прицелился туда, хорошо, не пальнул, потому что это был Шнобель, прочесывающий окрестности.
– Смылись, – пожаловался он. – Как в воду канули.
– Жаль, – пророкотал до того молчавший Вик, – с удовольствием с кем-нибудь из них побеседовал бы тет-а-тет.
Мороз продрал по спине от его тона. Я был уверен: разбалтывать допрашиваемых он умел.
– Два года в прокуратуре работал, – признался он и вздохнул. – Но то все в прошлом.
– Да ладно! – воскликнул Пригоршня и подошел к Вику, они были примерно одного роста, только Вик у́же в плечах чуть не в два раза. – Тогда чего столько туфты набрали? Это ж не оружие, а цирк!
Вик поморщился:
– Потому что я – теоретик. Да-да, такое тоже бывает.
Теперь в мою голову закрались сомнения: теоретик – юрист по образованию. Не знаю никого, кто закончил юрфак и страдал от безденежья. Или Вик временно не при делах? Надо будет разведать при удобном случае.
– Ну так что, – подал голос Патриот. – Идем пить или нет?
– Вы идите, а мне с Энджи и Виком переговорить надо. – Поймав недоуменный взгляд Пригоршни, я уточнил: – Да-да, только мне. Вы – в бар, мы – в эээ… номер.
Подождав, пока напарники удалятся, я сказал:
– Сейчас мы пойдем к вам, вы заберете самое необходимое, и я провожу вас в безопасное место, где вы тихо просидите до утра. В семь выдвигаемся.
– Ясно, – кивнула Энджи. – Спасибо.
– То, что вы еще живы, поверь, чудо.
Как более опытный боец, я пошел первым, Энджи с Виком остались у края бара. Фонари слепили, и разглядеть, скрывается ли кто-то в зарослях травы или кустах сирени, было невозможно. Надеюсь, меня тоже плохо видно.
У порога я прижался к стенке, постучал в дверь. Естественно, ответила тишина. Толкнул дверь ногой, держа оружие наготове – она распахнулась и ударилась о стенку. Черт, а ведь мы ее закрывали!
Теперь ясно, почему снайперы не перестреляли нас по одному, когда могли: часть команды обыскивала комнату, когда вторая часть нас отвлекала, они не нашли карту. Поскольку неизвестно, с нами она или в тайнике, убивать нас рановато. А то можно попасть впросак, как с Бельмастым. Интересно, действует одна и та же сила, или появились новые заинтересованные лица? Натовцы устроили бы на нас доз-атаку и количеством задавили бы. Так что с уверенностью сказать, кто наш враг, нельзя. Скорее всего, он не один.
Теперь вопрос: что такого важного на карте? Не поверю, что натовцев интересует поле артефактов, разве что один из них, особо ценный. Или так, или девчонка ооочень недоговаривает. В любом случае, мы уже ввязались в это дело, а раз картой интересуются натовцы, значит, в конце пути нас ждет что-то ценное.
Выждав минуту, я метнулся в комнату и прижался к стене. Никто не открыл огонь. Рука скользнула к выключателю, и взору предстал дикий хаос: перевернутые кровати, выпотрошенные матрасы, развороченная печь, разбитые ящики шкафов, перевернутая тумбочка, разбросанное повсюду нижнее белье. Н-да. Примерно так же выглядит квартира после набега домушников.
– Чисто! – крикнул я, выключил свет и выглянул из укрытия, все еще ожидая нападения. Когда Энджи переступила порог, добавил: – Только не пугайтесь, у вас были гости.
– Вот суки, – выругалась Энджи, подняла вывернутый наизнанку рюкзак и принялась собирать вещи, которые ей пригодятся в Зоне. Вик замер, потирая подбородок, но вскоре и он занялся сборами.
Ушло у них на это минут пятнадцать. Странная все-таки парочка. Следует за ними понаблюдать, и Пригоршне сказать, чтоб не сильно откровенничал.
Энджи несла в основном вещи, и рюкзак у нее был объемным, но легким, а вот еду, снарягу и прочее тащил Вик, его рюкзак, такой же по объему, весил в два раза больше.
Недалеко от нашего с Пригоршней схрона была железная трансформаторная будка, где мы летом иногда ночевали. Туда я и отвел Энджи, включил фонарик и осветил помещение.
Спартанскую обстановку она восприняла спокойно, уселась на перины, сваленные одна на другую, похлопала по ним и принялась причесываться, снова собирая волосы в хвост.
– Надеюсь, клопов тут нет? Что комары заедят, молчу.
– Лучше комары, чем враги, – проговорил Вик и пригнулся, переступив порог. В будку он не помещался и потому сразу сел.
– Спокойной ночи, – я выключил фонарь. – Закрывайтесь на замок. Если вдруг что, под периной – потайной ход, так что я за вас не беспокоюсь.
– Спасибо, – проговорила Энджи с теплом. – Спокойной ночи, Андрей.
Закрыв дверь, я услышал щелчок засова и зашагал прочь, стараясь по возможности меньше шуметь. Бар, освещенный двумя фонарями, словно парил посреди черноты. Доносились голоса, звон посуды и стрекотание ветряка.
Глава 2
Осветив фонариком помещение, я приуныл и убедился в правильности своей догадки.
Это никто не стал бы воровать, ну может быть, кроме совсем желторотых сталкеров. Грешно все-таки красть у убогих…
Только блаженный пойдет с такой снарягой глубоко в Зону.
Лучше уж с секирой и аркебузой на мутантов переть!
Два АМТ Хардболлер – клоны Кольта 1911 хренового качества. Зато блестящие. Сразу видно, девушка покупала. Два дробовика Мэвирик – этакий дешевый вариант Моссберга (прямо скажем, тоже не очень дорого), клинит через раз. Пара коробок патронов. Советские походные рюкзаки. И автомобильная аптечка.
– Это кто же вам так… удружил? – спросил прямой, как дорога времен Римской империи, Пригоршня.
– Ну, мы сами все-таки кое-что смыслим! – гордо улыбнулся Вик, но, заметив наши вытянувшиеся лица, уточнил: – А что не так?
– Все, грустно сказал Шнобель. – Все не так. Вы хоть стрелять умеете?
– Между прочим, да. – Видно было, что Вика эта фраза задела за живое. – В органах научили.
– А что ж не ПМ тогда? И не «калаш»? – не унимался наш приятель.
– Так ведь это лучше… Дороже…
– Это – хуже! – отрезал я. – Пригоршня может объяснить, почему. Ладно, кое-что из снаряги у нас есть, вооружим вас двоих. Нас шестеро, правильно? Вы, мы с Никитой, Шнобель и Патриот?
Больше всего происходящее задело Энджи. Она старалась не подавать виду, что сердится, но ее выдавали румянец и недобрый блеск глаз.
Пригоршня насторожился, прижал палец к губам. Это я чувствую только Зону, у Никиты нюх на неприятности – не знаю уж, врожденный, приобретенный в армии или в Зоне. Все послушно заткнулись. Этому, значит, успели научиться.
Сместившись ближе к двери, Никита напряженно вслушивался.
Я тоже прислушался. Вроде, кто-то крадется. Может, Патриот? Он же тоже в команде, вот, решил поучаствовать… Но шаги были слишком осторожными. Вик потянулся за дробовиком, я качнул головой: не стоит спешить.
– Так вот, – как ни в чем не бывало, заговорил Пригоршня, сохраняя напряженный вид, – фигня это. Зря деньги потратили.
Правильно, враг, если это он, не должен знать, что обнаружен.
Пригоршня прищурился, и взгляд у него стал злым. Друг потянулся к поясной кобуре, и я тут же повторил его жест.
Кажется, нас окружили.
Честно говоря, я занервничал: из сарая вела единственная дверь, и у предполагаемого противника было преимущество, мы не могли выйти незамеченными. Пригоршня сменил сосредоточенное выражение на расслабленное – что-то придумал.
– Ну, – громко сказал он, – не при дамах. Я – отлить.
Распахнул дверь и вышел в сумерки.
Энджи скользнула к стене и приготовилась отстреливаться.
Снаружи насвистывал Никита. Зажурчало. М-да. Надо все-таки выбрать момент и объяснить другу, как не стоит пытаться произвести впечатление на девушку. Однако происходящее Энджи не волновало, она собралась и подтянулась, готовая встретить неприятности.
Жестами я объяснил команде, что стоит приготовиться к бою.
Свист оборвался. И тут же раздался выстрел.
Вик сработал грамотно: сшиб Энджи с ног и залег на полу. Шнобель, пригнувшись, скользнул к двери, держа пистолет двумя руками, стволом вниз. Я выключил фонарик.
На улице повисла тяжелая тишина. Я выглянул из двери – аккуратно, шаг по диагонали вперед – тут же назад, снова – шаг вперед, уже под другим углом, и в прикрытие, и снова. Темно – хоть глаз выколи. Можно, конечно, «блямкнуть» светом – фонарь у меня на дофигища люмен, тактический, ослепит кого угодно. Правда, себя выдам.
У Пригоршни был такой же фонарь, и напарник врубил страбоскоп. Мазнул мигающим светом по кустам, кто-то сдавленно вскрикнул. Я выстрелил на голос. Возглас не повторился – промазал. Шнобель, хищно ощерившись и перехватив пистолет правой, левой рукой шарил по карманам. Что-то нашел. Улыбнулся. Встал в дверях гаража и швырнул в кусты лимонку.
Я проворно упал и накрыл голову руками, Шнобель – тоже, Вик и Энджи оставались на полу.
Грохнуло знатно. И вот теперь противник заорал.
И началась стрельба.
Ночной бой – развлечение крайне интересное, если, конечно, против тебя люди, а не видящие в темноте мутанты. Замелькали лучи фонарей, донеслись крики, Пригоршня переместился и теперь вел точечный огонь из-за колоды дров, Шнобель отрывался во всю: вопил и стрелял наугад, я пытался что-то рассмотреть и выбрать правильный момент для атаки…
Внезапно все смолкло.
Не веря своим ушам, мы затаились. Отдаляющиеся шаги. Кто-то сдавленно матерится. И – голос Патриота:
– Други, вы там живы?
– Живы, – откликнулся Пригоршня из-за колоды. – Ты их видел?
– Умотали… Кажется, вы одного продырявили.
Выждав еще немного и убедившись в том, что опасность миновала, осмотрели место происшествия: следы крови (кого-то ранило), примятая трава, стреляные гильзы – и ничего больше.
Враг удалился, едва мы проявили агрессию. Никто так и не понял, чего хотел неприятель, чего добивался – была ли это просто слежка или же сорвалось нападение.
– Обмыть бы надо спасение! – изрек Патриот.
Мы с Пригоршней переглянулись и незаметно кивнули друг другу, я сказал:
– Но прежде надо… Идемте в номер, там поговорим.
– Это из-за карты? – спросила Энджи, пытаясь пригладить растрепанные волосы.
– А ты думала! – самодовольно изрек Пригоршня, шагнул к ней, остановился и вытащил из волос листок, который прицепился, когда она упала.
Девушка сделала вид, что не заметила знака внимания и зашагала дальше.
Затрещали кусты, Пригоршня прицелился туда, хорошо, не пальнул, потому что это был Шнобель, прочесывающий окрестности.
– Смылись, – пожаловался он. – Как в воду канули.
– Жаль, – пророкотал до того молчавший Вик, – с удовольствием с кем-нибудь из них побеседовал бы тет-а-тет.
Мороз продрал по спине от его тона. Я был уверен: разбалтывать допрашиваемых он умел.
– Два года в прокуратуре работал, – признался он и вздохнул. – Но то все в прошлом.
– Да ладно! – воскликнул Пригоршня и подошел к Вику, они были примерно одного роста, только Вик у́же в плечах чуть не в два раза. – Тогда чего столько туфты набрали? Это ж не оружие, а цирк!
Вик поморщился:
– Потому что я – теоретик. Да-да, такое тоже бывает.
Теперь в мою голову закрались сомнения: теоретик – юрист по образованию. Не знаю никого, кто закончил юрфак и страдал от безденежья. Или Вик временно не при делах? Надо будет разведать при удобном случае.
– Ну так что, – подал голос Патриот. – Идем пить или нет?
– Вы идите, а мне с Энджи и Виком переговорить надо. – Поймав недоуменный взгляд Пригоршни, я уточнил: – Да-да, только мне. Вы – в бар, мы – в эээ… номер.
Подождав, пока напарники удалятся, я сказал:
– Сейчас мы пойдем к вам, вы заберете самое необходимое, и я провожу вас в безопасное место, где вы тихо просидите до утра. В семь выдвигаемся.
– Ясно, – кивнула Энджи. – Спасибо.
– То, что вы еще живы, поверь, чудо.
Как более опытный боец, я пошел первым, Энджи с Виком остались у края бара. Фонари слепили, и разглядеть, скрывается ли кто-то в зарослях травы или кустах сирени, было невозможно. Надеюсь, меня тоже плохо видно.
У порога я прижался к стенке, постучал в дверь. Естественно, ответила тишина. Толкнул дверь ногой, держа оружие наготове – она распахнулась и ударилась о стенку. Черт, а ведь мы ее закрывали!
Теперь ясно, почему снайперы не перестреляли нас по одному, когда могли: часть команды обыскивала комнату, когда вторая часть нас отвлекала, они не нашли карту. Поскольку неизвестно, с нами она или в тайнике, убивать нас рановато. А то можно попасть впросак, как с Бельмастым. Интересно, действует одна и та же сила, или появились новые заинтересованные лица? Натовцы устроили бы на нас доз-атаку и количеством задавили бы. Так что с уверенностью сказать, кто наш враг, нельзя. Скорее всего, он не один.
Теперь вопрос: что такого важного на карте? Не поверю, что натовцев интересует поле артефактов, разве что один из них, особо ценный. Или так, или девчонка ооочень недоговаривает. В любом случае, мы уже ввязались в это дело, а раз картой интересуются натовцы, значит, в конце пути нас ждет что-то ценное.
Выждав минуту, я метнулся в комнату и прижался к стене. Никто не открыл огонь. Рука скользнула к выключателю, и взору предстал дикий хаос: перевернутые кровати, выпотрошенные матрасы, развороченная печь, разбитые ящики шкафов, перевернутая тумбочка, разбросанное повсюду нижнее белье. Н-да. Примерно так же выглядит квартира после набега домушников.
– Чисто! – крикнул я, выключил свет и выглянул из укрытия, все еще ожидая нападения. Когда Энджи переступила порог, добавил: – Только не пугайтесь, у вас были гости.
– Вот суки, – выругалась Энджи, подняла вывернутый наизнанку рюкзак и принялась собирать вещи, которые ей пригодятся в Зоне. Вик замер, потирая подбородок, но вскоре и он занялся сборами.
Ушло у них на это минут пятнадцать. Странная все-таки парочка. Следует за ними понаблюдать, и Пригоршне сказать, чтоб не сильно откровенничал.
Энджи несла в основном вещи, и рюкзак у нее был объемным, но легким, а вот еду, снарягу и прочее тащил Вик, его рюкзак, такой же по объему, весил в два раза больше.
Недалеко от нашего с Пригоршней схрона была железная трансформаторная будка, где мы летом иногда ночевали. Туда я и отвел Энджи, включил фонарик и осветил помещение.
Спартанскую обстановку она восприняла спокойно, уселась на перины, сваленные одна на другую, похлопала по ним и принялась причесываться, снова собирая волосы в хвост.
– Надеюсь, клопов тут нет? Что комары заедят, молчу.
– Лучше комары, чем враги, – проговорил Вик и пригнулся, переступив порог. В будку он не помещался и потому сразу сел.
– Спокойной ночи, – я выключил фонарь. – Закрывайтесь на замок. Если вдруг что, под периной – потайной ход, так что я за вас не беспокоюсь.
– Спасибо, – проговорила Энджи с теплом. – Спокойной ночи, Андрей.
Закрыв дверь, я услышал щелчок засова и зашагал прочь, стараясь по возможности меньше шуметь. Бар, освещенный двумя фонарями, словно парил посреди черноты. Доносились голоса, звон посуды и стрекотание ветряка.
Глава 2
За столиком, где мы встречались с клиентом, Патриот положил руку на плечо Пригоршни и, недоверчиво обводя бар глазами, что-то шептал ему на ухо. Гитару в чехле он прислонил к стенке. Никита сосредоточенно кивал, потягивая пенное пиво из запотевшего бокала.
А ведь действительно враги могут быть среди посетителей бара. Взгляд остановился на четверке охранников, которые выдворили нас утром. Никто из них не был ранен, они самозабвенно рубились в нарды и не обращали на нас внимания.
Бармен расставлял бутылки, повернувшись задом. Возле стойки грустил Бурун вместе с малознакомым блондином. Компания из трех человек гудела в другом конце зала, там дискутировали о том, как долго продлится кризис. Молчаливая парочка Курок и Длинный – и все посетители. Похоже, нападавших среди них нет, либо же они здорово маскируются.
Усевшись напротив Пригоршни и Патриота, я проговорил:
– А мне пивка не взял? Друг называется.
Пригоршня ответил обиженно, надвигая шляпу на лоб:
– Ты, значит, с красоткой был, а мы тут… – он махнул рукой. – Э-эх!
– Да успокойся ты, – пришел на выручку Шнобель, сидевший в темном углу у стены. – Все равно не для нас та красотка. Другого полета птица.
Пригоршня тяжело вздохнул. Я специально развернулся в сторону зала, чтобы боковым зрением отслеживать, интересуется ли кто-то из посетителей нашим столиком. Похоже, никому не было до нас дела.
Посидев немного, я прошествовал к стойке, сделал заказ и, пока бармен наливал пиво, смотрел на зал через засиженное мухами зеркало, что висело, где обычно цепляли телевизор. И опять никакого внимания посторонних. Значит, нападающие убрались, но надолго ли?
Совсем нетрудно проследить за нами. Черт, какое отвратительное дежа вю! Это уже с нами было, причем не так давно, когда Шнобель ввязал нас в переделку, а потом сдал наемникам. Неужели и на этот раз? Я покосился на него. Слегка охмелев, он казался довольным и благостным.
Нет, вряд ли, уж очень парень изменился. Тут Энджи сама виновата. Все равно, что размахивать перед грабителями пачкой денег.
Что бы ни было на второй части карты, даже половинка, которую показали мне, очень ценна. Стоит она примерно тридцати жизней сталкеров, которые погибли бы, пока прокладывали новые маршруты. Получил карту – и ходи себе спокойно, пока выброс не случится и не перетасует аномалии.
Я сел напротив Шнобеля и с удовольствием отхлебнул из бокала. Да, пиво тут, действительно, на десять баллов. Но мне не дали насладиться вкусом, Патриот завел любимую песню:
– Знаете, что я думаю? За нами натовцы охотятся. Если бы это были сталкеры, – он щелкнул пальцами. – Понимаете, мы все лазейки знаем: где подкараулить, кому взятку дать. А они вообще не умеют так работать, потому что тупые, у них все «по-честному». Потому и носятся толпой и, чуть что, сразу сваливают: их же прикончат, если поймают. Спрашивается, кто пустил иностранцев в Зону? – он припечатал ладонь к столу. – Вот, что я думаю: янки гоу хоум!
– Так мы почти все тут иностранцы, – пожал плечами я. – Я бы не был так уверен. Номер Энджи обыскали, те люди не собирались убивать, их задача – при необходимости задержать нас.
Видимо, намек, что мы все иностранцы, задел чувствительную струну в душе Патриота, и он залился рассказом об ариях, единстве славянских народов, о том, как уничтожали исконно славянскую веру. Славяне едины, просто русские не забыли корней, в отличие от всех остальных.
Его рассказ изобиловал множеством непонятных слов, и Пригоршня заскучал, мне же было интересно – столько слышал об этом персонаже, и вот он во всей красе. Раньше думал, что он типа городского сумасшедшего, теперь свое мнение изменил: человек проделал огромную работу, собирая эти сведения. Он именно копал – допрашивал историков, поднимал архивы. Правда, обращал внимание на детали, которые ему выгодны, прочие попросту не замечал. Но упорство его достойно уважения.
Минут через пятнадцать, когда Патриот начал меня знакомить с историей германского нацизма, я тоже заскучал, а через полчаса готов был лечь лицом в салат. Патриота утомленность собеседников не волновала – он с удвоенными силами творил добро, то есть нес истину в массы.
Пиво начало подходить к концу – в обоих смыслах, я растолкал задремавшего Пригоршню:
– Просыпайся, историк. Нам пора по домам, завтра вставать ни свет ни заря, а еще подготовиться надо.
С полминуты лицо Пригоршни было благостным, будто ему снились гурии. Или не гурии – Энджи пришла в его сон.
Вздохнув, он поднялся, громыхнул стулом, кивнул Патриоту, прощаясь, и потопал к выходу. Я поспешил за ним. Патриот проводил нас взглядом, подперев голову рукой.
– Ну, что, приятель, вооружаться? – прошептал я.
– А то! – воскликнул Пригоршня.
А уж клиенты, тем более, непроверенные – обязательно гадость сделают, стоит повернуться спиной.
Поэтому мы вежливо и сердечно (особенно – немного перебравший пива Пригоршня) распрощались и, изображая достаточную степень опьянения и благодушия, поковыляли чуть ли не обнимаясь: два другана, только что нашедшие заказчика и по этому поводу принявшие на грудь.
У двери старого, заброшенного магазина вмиг протрезвевший Пригоршня огляделся.
– Чисто.
Мы нырнули внутрь, спустились по лестнице в свое убежище, запалили керосинку и провалились в тяжелый сон – что ни говори, а намучились с «ластиком» знатно…
Я проснулся от того, что Пригоршня тряс за плечо:
– Вставай, нам собираться еще.
Знакомая обстановка бывшего бомбоубежища действовала успокаивающе, как родной дом. В каком-то смысле это и был мой дом, по крайней мере, в других столь гостеприимных местах давно не доводилось ночевать. Деревянные лежаки вдоль стен, сдвинутые столы посреди комнаты, прохлада и запах сырой известки. Никита уже сообразил завтрак – разогрел на газовой горелке по банке тушенки, заварил кофе.
– Который час?
– Шесть утра.
Ох… Я дополз до умывальника, налил себе чаю, без аппетита поковырял тушенку. Пригоршня наворачивал, и глаза его подозрительно сверкали.
– Да, Никита, смотрю, поразила тебя стрела Амура…
– Че?!
– Энджи эта, говорю, тебе понравилась.
– Да не… Ну, ничего так. Дело интересное. Ты, Химик, умный. Вот скажи, откуда у девчонки карта новой Зоны? Ты в эту историю с Бельмастым веришь?
– Ну, с одной стороны, нет причин не верить. С другой – кто же нам всю правду расскажет, сам подумай? И, с третьей, даже если Энджи наврала с три короба – какая нам разница? Ничего такого, чтобы заманить нас в ловушку и убить, мы не знаем, не умеем, и имущества – кот наплакал.
Логика, как всегда, подействовала на Никиту: простые доводы напарник уважал.
– Кстати, об имуществе. – Пригоршня отодвинул опустевшую банку. – Нам нужна снаряга на шестерых.
– На четверых, – поправил я. – Патриоту и Шнобелю жирно будет, пусть со своим прутся. Тем более, ты же знаешь, Патриот у нас слегка сдвинутый. У него даже обувь отечественного производства! И ничего, кроме Калаша и Макарова, его взять не заставишь.
Пригоршня пренебрежительно хмыкнул. Да, чудачества Патриота были известны всем сталкерам Любеча, а может быть, и Зоны. Деньги у парня, вроде, водились, но ходил он в армейском камуфле, кирзовых сапогах (и портянки наматывал!), с допотопным вещмешком, а современным пистолетам предпочитал классический, но не дальнобойный и уж точно, не прицельный, ПМ. Поговаривали, что курит Патриот «Приму» без фильтра, пьет исключительно водку и закусывает только российскими продуктами. В общем, у каждого – свои тараканы, у Патриота они были относительно безопасными, чудными просто.
Шнобель же – малый запасливый. Он нам, конечно, боевой товарищ, но не друг. И уж точно мы не подписывались его содержать.
Остаются Энджи с дядюшкой Виком.
Пригоршня подхватил керосинку, и мы перешли в необитаемую часть убежища, служившую складом.
За те пару лет, что мы с Никитой работаем в паре, скопили достаточно. Случись «разводу» – замучаемся делить. Шкафы и полки были плотно заставлены контейнерами с артефактами (недостаточно дорогими, чтобы быть проданными в голодные времена и недостаточно уникальными, чтобы тут же, по нахождению, быть использованными – рядовыми, но необходимыми), на специальных стойках – оружие (прямо скажем, далеко нам до американских боевиков или магазина, но не бедствуем). Грудами на полу – шмот и снаряга, более-менее разобранные по категориями.
Патроны находчивый Пригоршня всегда покупал про запас, «шоб було» и хранил в сундуке.
Я не собирался ни на что менять М-4, разве что планка Пикаттини позволяла присобачить подствольный гранатомет, о чем стоило подумать, а вот Никита, осмотрев оружие и почесав шрам на лбу, заявил:
– Возьму-ка я АА-12.
Эту машинку мы еще не использовали, Пригоршня купил в припадке мотовства. Автоматическое ружье двенадцатого калибра с барабанным магазином на тридцать два патрона. Дробь, понятно, или картечь. Мутанта не просто остановит – разнесет в клочья, единственный минус – прицельная дальность всего сорок метров, меньше, чем у Макарова.
– Винтовку тоже возьму, – заверил меня Никита.
Пригоршня – он такой. Он лишние семь с половиной кило упрет и не поморщится.
Короткоствол у нас был одинаковый – глок-17, замечательная, как по мне, машинка.
И, естественно, рюкзаки с системой молле, разгрузы, очки солнцезащитные (актуально для весны), перчатки, обувь. Аптечки, еда, фляги; дезинфектор для воды; запас батареек; всякая мелочь типа сменных носков (мелочь-то мелочь, а стертые в кровь ноги во время похода – приговор). Патроны – в магазинах и россыпью. Это в боевиках герои просто отбрасывают пустые магазины, им сценарист новые подгонит. В нашем случае так не выйдет. Истратил – набей.
Оружейное масло, набор для ухода за стволом – обязательно. Оружие – товарищ и брат в бою, подведет – даже некого обвинить будет, сам виноват.
Я примерил кепку.
Пригоршня остался в ковбойской шляпе, еще на шею, пижон, платок нацепил.
Взглянув на платок, я сунул в рюкзак шесть респираторов – это Зона, а не Бродвей, вполне могут пригодиться.
Светошумовые гранаты, обычные «лимонки», веревки – да хотя бы в случае с «ластиком» что бы мы без них делали? Фонари – тактические, налобные, «динамо» – в Зоне есть места, где батарейки дохнут. Спички во влагонепроницаемой упаковке. Котелки, кружки, миски, ложки. Нож у каждого свой.
Спальники. Две палатки.
Оглядев рюкзак и прикинув его вес, я попрощался с позвоночником.
Ну, с нами понятно, шахиду одеться – только подпоясаться, мы быстро собираемся.
А вот «с нуля» и из имеющихся запасов нубье экипировать, тем более – хрупкую девицу… Энджи ведь на себе тридцать кило не утащит, ежу ясно.
Чем обычно вооружаются нубосталкеры? Пригоршня мог бы, если бы умел связанно излагать, лекцию прочитать на эту тему. Правда, мне пришлось бы сидеть в будке суфлера и старательно «запикивать» то, что он думает о покупателях и торговцах…
– Как думаешь, что ей подойдет? – спросил Никита, будто прочитав мои мысли.
– Розовенькую винтовку подари, – на автомате отбрил я. – Или сразу – кольцо с брюликом.
– Ей бы глок сорок второй, – мечтательно закатил глаза Пригоршня.
– Дружище! – воззвал я. – Очнись! Ты не предложение делаешь, а на мутантов идешь! И ты не в магазине, выбирай из того, что есть.
Арсенал, и правда, не был рассчитан на хрупких дев. Временно отложив проблему вооружения Энджи, мы собрали неплохой комплект Вику: все, как у себя, только не М-4, а М-16, подержанная, но крепкая.
На девушку взяли самый маленький броник (все равно – утонет) и самый небольшой рюкзак, куда воспылавший нежными чувствами Никита от щедроты душевной упаковал банок десять тушенки.
– Ты бы еще вязанку дров положил… – посоветовал я. – Ей же это ни с одним артефактом не утащить! Тебе девушка нужна – чемпион по пауэр-лифтингу, ты бы ей песни под гитару пел.
Услышав последнее, Пригоршня дернулся и приуныл:
– Ты про гитару… Не надо вслух.
– А что такое? – искренне не понял я. – Тяжелое детство, музыкальная школа, суровая преподша по сольфеджио? Рояль хоть с собой не носишь?
– Тю! Ты что? Ты песни Патриота слышал?
– Нет, – признался я.
– Услышишь. – Со зловещей улыбкой пообещал Никита. – Эти, тампоны в уши не забудь. Или стрелковые наушники. Он хорошо поет, громко.
Вспомнив, за что Патриот получил прозвище, я сразу захотел, чтобы он забыл гитару…
Патриот. Арийцы. Бельгия. Не знаю, почему в моей голове родился такой ассоциативный ряд. Но бельгийцы в конце двадцатого века изобрели замечательный пистолет-пулемет FN P90, того же калибра – 5,7 – что и более известный Файф-Севен, годится и под патрон 9 мм Парабеллум, магазин – на пятьдесят патронов, вес – курам на смех, три с мелочью кило, а прицельная дальность более, чем приличная – 200 метров.
– FN P90, – напомнил я Пригоршне.
– А разве у нас? А-а, точно!
Пригоршня рванул к стойке, покопался и вынул удивительно короткий – двадцать пять с половиной сантиметров, почти квадратный, невороненый ствол. Он напоминал игрушку в стиле стим-панк и наводил одновременно на мысли о фашистских захватчиках: яйко, млеки, ахтунг, хенде-хох!
История появления у нас бельгийского пистолета-пулемета была, мягко говоря, необычна.
Началось все с кабана. Кабана-мутанта, подстреленного кем-то в Зоне, недалеко от Любеча. Открылся у нас тогда бар «Пьяный сталкер» – с типа клубной системой, заоблачными ценами и обязательным мордобоем в конце дня.
Держал «Пьяного сталкера» Шурик по прозвищу Добряк – сто тридцать кило улыбки и добродушия. И пудовые кулаки… Добряк считал себя поваром от бога, и в кабана вцепился сразу, денег отвалил по цене парной говяжьей вырезки за кило, пообещал необычайное пиршество, созвал по этому поводу бывалых сталкеров и жадное до новых впечатлений нубье. И зажарил мутанта целиком на вертеле. Я есть отказался и Никите не дал – свинина с кровью вообще не безопасна, а уж у нас… Собственно, все бывалые отказались, и новички, глядя на нас – тоже.
Добряк обиделся, даже оскорбился.
Отхватил с окорока исходящий ароматами и соком ломоть, повязал салфетку, налил себе пива и сел ужинать. Мы тянули свои порции и наслаждались цирком. Как он ел! После недельного перехода я неспособен есть так! Чавкая, причмокивая, облизывая пальцы, Добряк наслаждался свининой.
Никита захотел присоединиться, я прочитал ему короткую лекцию из школьного курса биологии: что водится в кабане и почему нельзя налегать на непрожаренное мясо. Слово «финны» Пригоршню особенно порадовало.
Добряк поперхнулся, схватился за горло.
Тут же пришли на помощь, попробовали вытащить застрявший кусок – тщетно. Добряк кашлял, давился, а потом завыл, схватившись за живот. И из него полезло.
А ведь действительно враги могут быть среди посетителей бара. Взгляд остановился на четверке охранников, которые выдворили нас утром. Никто из них не был ранен, они самозабвенно рубились в нарды и не обращали на нас внимания.
Бармен расставлял бутылки, повернувшись задом. Возле стойки грустил Бурун вместе с малознакомым блондином. Компания из трех человек гудела в другом конце зала, там дискутировали о том, как долго продлится кризис. Молчаливая парочка Курок и Длинный – и все посетители. Похоже, нападавших среди них нет, либо же они здорово маскируются.
Усевшись напротив Пригоршни и Патриота, я проговорил:
– А мне пивка не взял? Друг называется.
Пригоршня ответил обиженно, надвигая шляпу на лоб:
– Ты, значит, с красоткой был, а мы тут… – он махнул рукой. – Э-эх!
– Да успокойся ты, – пришел на выручку Шнобель, сидевший в темном углу у стены. – Все равно не для нас та красотка. Другого полета птица.
Пригоршня тяжело вздохнул. Я специально развернулся в сторону зала, чтобы боковым зрением отслеживать, интересуется ли кто-то из посетителей нашим столиком. Похоже, никому не было до нас дела.
Посидев немного, я прошествовал к стойке, сделал заказ и, пока бармен наливал пиво, смотрел на зал через засиженное мухами зеркало, что висело, где обычно цепляли телевизор. И опять никакого внимания посторонних. Значит, нападающие убрались, но надолго ли?
Совсем нетрудно проследить за нами. Черт, какое отвратительное дежа вю! Это уже с нами было, причем не так давно, когда Шнобель ввязал нас в переделку, а потом сдал наемникам. Неужели и на этот раз? Я покосился на него. Слегка охмелев, он казался довольным и благостным.
Нет, вряд ли, уж очень парень изменился. Тут Энджи сама виновата. Все равно, что размахивать перед грабителями пачкой денег.
Что бы ни было на второй части карты, даже половинка, которую показали мне, очень ценна. Стоит она примерно тридцати жизней сталкеров, которые погибли бы, пока прокладывали новые маршруты. Получил карту – и ходи себе спокойно, пока выброс не случится и не перетасует аномалии.
Я сел напротив Шнобеля и с удовольствием отхлебнул из бокала. Да, пиво тут, действительно, на десять баллов. Но мне не дали насладиться вкусом, Патриот завел любимую песню:
– Знаете, что я думаю? За нами натовцы охотятся. Если бы это были сталкеры, – он щелкнул пальцами. – Понимаете, мы все лазейки знаем: где подкараулить, кому взятку дать. А они вообще не умеют так работать, потому что тупые, у них все «по-честному». Потому и носятся толпой и, чуть что, сразу сваливают: их же прикончат, если поймают. Спрашивается, кто пустил иностранцев в Зону? – он припечатал ладонь к столу. – Вот, что я думаю: янки гоу хоум!
– Так мы почти все тут иностранцы, – пожал плечами я. – Я бы не был так уверен. Номер Энджи обыскали, те люди не собирались убивать, их задача – при необходимости задержать нас.
Видимо, намек, что мы все иностранцы, задел чувствительную струну в душе Патриота, и он залился рассказом об ариях, единстве славянских народов, о том, как уничтожали исконно славянскую веру. Славяне едины, просто русские не забыли корней, в отличие от всех остальных.
Его рассказ изобиловал множеством непонятных слов, и Пригоршня заскучал, мне же было интересно – столько слышал об этом персонаже, и вот он во всей красе. Раньше думал, что он типа городского сумасшедшего, теперь свое мнение изменил: человек проделал огромную работу, собирая эти сведения. Он именно копал – допрашивал историков, поднимал архивы. Правда, обращал внимание на детали, которые ему выгодны, прочие попросту не замечал. Но упорство его достойно уважения.
Минут через пятнадцать, когда Патриот начал меня знакомить с историей германского нацизма, я тоже заскучал, а через полчаса готов был лечь лицом в салат. Патриота утомленность собеседников не волновала – он с удвоенными силами творил добро, то есть нес истину в массы.
Пиво начало подходить к концу – в обоих смыслах, я растолкал задремавшего Пригоршню:
– Просыпайся, историк. Нам пора по домам, завтра вставать ни свет ни заря, а еще подготовиться надо.
С полминуты лицо Пригоршни было благостным, будто ему снились гурии. Или не гурии – Энджи пришла в его сон.
Вздохнув, он поднялся, громыхнул стулом, кивнул Патриоту, прощаясь, и потопал к выходу. Я поспешил за ним. Патриот проводил нас взглядом, подперев голову рукой.
– Ну, что, приятель, вооружаться? – прошептал я.
– А то! – воскликнул Пригоршня.
* * *
Прежде чем идти к тайнику, мы убедились, что никто не следит. Даже если нет предполагаемых натовцев, доверять ближним не стоит. Братство сталкеров – миф, в него перестаешь верить почти сразу. Из аномалии тебя, может, и вытащат, накормят (если встречные «братья» не из враждебной группировки), но схрон обчистят при первой возможности. И потом, глядя честными глазами, будут сочувственно хлопать по плечу: как же так, вот не повезло…А уж клиенты, тем более, непроверенные – обязательно гадость сделают, стоит повернуться спиной.
Поэтому мы вежливо и сердечно (особенно – немного перебравший пива Пригоршня) распрощались и, изображая достаточную степень опьянения и благодушия, поковыляли чуть ли не обнимаясь: два другана, только что нашедшие заказчика и по этому поводу принявшие на грудь.
У двери старого, заброшенного магазина вмиг протрезвевший Пригоршня огляделся.
– Чисто.
Мы нырнули внутрь, спустились по лестнице в свое убежище, запалили керосинку и провалились в тяжелый сон – что ни говори, а намучились с «ластиком» знатно…
Я проснулся от того, что Пригоршня тряс за плечо:
– Вставай, нам собираться еще.
Знакомая обстановка бывшего бомбоубежища действовала успокаивающе, как родной дом. В каком-то смысле это и был мой дом, по крайней мере, в других столь гостеприимных местах давно не доводилось ночевать. Деревянные лежаки вдоль стен, сдвинутые столы посреди комнаты, прохлада и запах сырой известки. Никита уже сообразил завтрак – разогрел на газовой горелке по банке тушенки, заварил кофе.
– Который час?
– Шесть утра.
Ох… Я дополз до умывальника, налил себе чаю, без аппетита поковырял тушенку. Пригоршня наворачивал, и глаза его подозрительно сверкали.
– Да, Никита, смотрю, поразила тебя стрела Амура…
– Че?!
– Энджи эта, говорю, тебе понравилась.
– Да не… Ну, ничего так. Дело интересное. Ты, Химик, умный. Вот скажи, откуда у девчонки карта новой Зоны? Ты в эту историю с Бельмастым веришь?
– Ну, с одной стороны, нет причин не верить. С другой – кто же нам всю правду расскажет, сам подумай? И, с третьей, даже если Энджи наврала с три короба – какая нам разница? Ничего такого, чтобы заманить нас в ловушку и убить, мы не знаем, не умеем, и имущества – кот наплакал.
Логика, как всегда, подействовала на Никиту: простые доводы напарник уважал.
– Кстати, об имуществе. – Пригоршня отодвинул опустевшую банку. – Нам нужна снаряга на шестерых.
– На четверых, – поправил я. – Патриоту и Шнобелю жирно будет, пусть со своим прутся. Тем более, ты же знаешь, Патриот у нас слегка сдвинутый. У него даже обувь отечественного производства! И ничего, кроме Калаша и Макарова, его взять не заставишь.
Пригоршня пренебрежительно хмыкнул. Да, чудачества Патриота были известны всем сталкерам Любеча, а может быть, и Зоны. Деньги у парня, вроде, водились, но ходил он в армейском камуфле, кирзовых сапогах (и портянки наматывал!), с допотопным вещмешком, а современным пистолетам предпочитал классический, но не дальнобойный и уж точно, не прицельный, ПМ. Поговаривали, что курит Патриот «Приму» без фильтра, пьет исключительно водку и закусывает только российскими продуктами. В общем, у каждого – свои тараканы, у Патриота они были относительно безопасными, чудными просто.
Шнобель же – малый запасливый. Он нам, конечно, боевой товарищ, но не друг. И уж точно мы не подписывались его содержать.
Остаются Энджи с дядюшкой Виком.
Пригоршня подхватил керосинку, и мы перешли в необитаемую часть убежища, служившую складом.
За те пару лет, что мы с Никитой работаем в паре, скопили достаточно. Случись «разводу» – замучаемся делить. Шкафы и полки были плотно заставлены контейнерами с артефактами (недостаточно дорогими, чтобы быть проданными в голодные времена и недостаточно уникальными, чтобы тут же, по нахождению, быть использованными – рядовыми, но необходимыми), на специальных стойках – оружие (прямо скажем, далеко нам до американских боевиков или магазина, но не бедствуем). Грудами на полу – шмот и снаряга, более-менее разобранные по категориями.
Патроны находчивый Пригоршня всегда покупал про запас, «шоб було» и хранил в сундуке.
Я не собирался ни на что менять М-4, разве что планка Пикаттини позволяла присобачить подствольный гранатомет, о чем стоило подумать, а вот Никита, осмотрев оружие и почесав шрам на лбу, заявил:
– Возьму-ка я АА-12.
Эту машинку мы еще не использовали, Пригоршня купил в припадке мотовства. Автоматическое ружье двенадцатого калибра с барабанным магазином на тридцать два патрона. Дробь, понятно, или картечь. Мутанта не просто остановит – разнесет в клочья, единственный минус – прицельная дальность всего сорок метров, меньше, чем у Макарова.
– Винтовку тоже возьму, – заверил меня Никита.
Пригоршня – он такой. Он лишние семь с половиной кило упрет и не поморщится.
Короткоствол у нас был одинаковый – глок-17, замечательная, как по мне, машинка.
И, естественно, рюкзаки с системой молле, разгрузы, очки солнцезащитные (актуально для весны), перчатки, обувь. Аптечки, еда, фляги; дезинфектор для воды; запас батареек; всякая мелочь типа сменных носков (мелочь-то мелочь, а стертые в кровь ноги во время похода – приговор). Патроны – в магазинах и россыпью. Это в боевиках герои просто отбрасывают пустые магазины, им сценарист новые подгонит. В нашем случае так не выйдет. Истратил – набей.
Оружейное масло, набор для ухода за стволом – обязательно. Оружие – товарищ и брат в бою, подведет – даже некого обвинить будет, сам виноват.
Я примерил кепку.
Пригоршня остался в ковбойской шляпе, еще на шею, пижон, платок нацепил.
Взглянув на платок, я сунул в рюкзак шесть респираторов – это Зона, а не Бродвей, вполне могут пригодиться.
Светошумовые гранаты, обычные «лимонки», веревки – да хотя бы в случае с «ластиком» что бы мы без них делали? Фонари – тактические, налобные, «динамо» – в Зоне есть места, где батарейки дохнут. Спички во влагонепроницаемой упаковке. Котелки, кружки, миски, ложки. Нож у каждого свой.
Спальники. Две палатки.
Оглядев рюкзак и прикинув его вес, я попрощался с позвоночником.
Ну, с нами понятно, шахиду одеться – только подпоясаться, мы быстро собираемся.
А вот «с нуля» и из имеющихся запасов нубье экипировать, тем более – хрупкую девицу… Энджи ведь на себе тридцать кило не утащит, ежу ясно.
Чем обычно вооружаются нубосталкеры? Пригоршня мог бы, если бы умел связанно излагать, лекцию прочитать на эту тему. Правда, мне пришлось бы сидеть в будке суфлера и старательно «запикивать» то, что он думает о покупателях и торговцах…
– Как думаешь, что ей подойдет? – спросил Никита, будто прочитав мои мысли.
– Розовенькую винтовку подари, – на автомате отбрил я. – Или сразу – кольцо с брюликом.
– Ей бы глок сорок второй, – мечтательно закатил глаза Пригоршня.
– Дружище! – воззвал я. – Очнись! Ты не предложение делаешь, а на мутантов идешь! И ты не в магазине, выбирай из того, что есть.
Арсенал, и правда, не был рассчитан на хрупких дев. Временно отложив проблему вооружения Энджи, мы собрали неплохой комплект Вику: все, как у себя, только не М-4, а М-16, подержанная, но крепкая.
На девушку взяли самый маленький броник (все равно – утонет) и самый небольшой рюкзак, куда воспылавший нежными чувствами Никита от щедроты душевной упаковал банок десять тушенки.
– Ты бы еще вязанку дров положил… – посоветовал я. – Ей же это ни с одним артефактом не утащить! Тебе девушка нужна – чемпион по пауэр-лифтингу, ты бы ей песни под гитару пел.
Услышав последнее, Пригоршня дернулся и приуныл:
– Ты про гитару… Не надо вслух.
– А что такое? – искренне не понял я. – Тяжелое детство, музыкальная школа, суровая преподша по сольфеджио? Рояль хоть с собой не носишь?
– Тю! Ты что? Ты песни Патриота слышал?
– Нет, – признался я.
– Услышишь. – Со зловещей улыбкой пообещал Никита. – Эти, тампоны в уши не забудь. Или стрелковые наушники. Он хорошо поет, громко.
Вспомнив, за что Патриот получил прозвище, я сразу захотел, чтобы он забыл гитару…
Патриот. Арийцы. Бельгия. Не знаю, почему в моей голове родился такой ассоциативный ряд. Но бельгийцы в конце двадцатого века изобрели замечательный пистолет-пулемет FN P90, того же калибра – 5,7 – что и более известный Файф-Севен, годится и под патрон 9 мм Парабеллум, магазин – на пятьдесят патронов, вес – курам на смех, три с мелочью кило, а прицельная дальность более, чем приличная – 200 метров.
– FN P90, – напомнил я Пригоршне.
– А разве у нас? А-а, точно!
Пригоршня рванул к стойке, покопался и вынул удивительно короткий – двадцать пять с половиной сантиметров, почти квадратный, невороненый ствол. Он напоминал игрушку в стиле стим-панк и наводил одновременно на мысли о фашистских захватчиках: яйко, млеки, ахтунг, хенде-хох!
История появления у нас бельгийского пистолета-пулемета была, мягко говоря, необычна.
Началось все с кабана. Кабана-мутанта, подстреленного кем-то в Зоне, недалеко от Любеча. Открылся у нас тогда бар «Пьяный сталкер» – с типа клубной системой, заоблачными ценами и обязательным мордобоем в конце дня.
Держал «Пьяного сталкера» Шурик по прозвищу Добряк – сто тридцать кило улыбки и добродушия. И пудовые кулаки… Добряк считал себя поваром от бога, и в кабана вцепился сразу, денег отвалил по цене парной говяжьей вырезки за кило, пообещал необычайное пиршество, созвал по этому поводу бывалых сталкеров и жадное до новых впечатлений нубье. И зажарил мутанта целиком на вертеле. Я есть отказался и Никите не дал – свинина с кровью вообще не безопасна, а уж у нас… Собственно, все бывалые отказались, и новички, глядя на нас – тоже.
Добряк обиделся, даже оскорбился.
Отхватил с окорока исходящий ароматами и соком ломоть, повязал салфетку, налил себе пива и сел ужинать. Мы тянули свои порции и наслаждались цирком. Как он ел! После недельного перехода я неспособен есть так! Чавкая, причмокивая, облизывая пальцы, Добряк наслаждался свининой.
Никита захотел присоединиться, я прочитал ему короткую лекцию из школьного курса биологии: что водится в кабане и почему нельзя налегать на непрожаренное мясо. Слово «финны» Пригоршню особенно порадовало.
Добряк поперхнулся, схватился за горло.
Тут же пришли на помощь, попробовали вытащить застрявший кусок – тщетно. Добряк кашлял, давился, а потом завыл, схватившись за живот. И из него полезло.