Страница:
Макс попыталась еще несколько раз и хмурясь передала инструмент Турану. Он повернул черный стержень так, чтобы конец, где была закреплена серебристая колба, глядел в пропасть. Прикрыв глаза, стал вспоминать, как Макс упала во время бегства и что она тогда могла прижать. Руки заскользили по шершавой поверхности, поглаживая ее, нащупывая едва ощутимые выпуклости и впадины, узелки, похожие на мышцы уплотнения, слегка перекатывающиеся под шкурой.
Макс вскрикнула, ахнул Белорус, и Туран раскрыл глаза. Каменюка, в которую он нацелил раструб, висела в воздухе без всякой опоры. Черная штуковина едва заметно вибрировала в ладонях, от раструба протянулся конический луч, внутри которого бежали дрожащие световые круги.
Серебристое вещество в колбе под решетчатым кожухом кипело. Тонкий вибрирующий звон растекся вокруг. Туран повел раструбом в сторону, светящиеся круги побежали быстрее, конус излучения с замершей на конце каменной глыбой качнулся. Валун завис над бездной, где оседали серо-рыжие облака, и когда Туран ослабил хватку – обрушился вниз.
– Вот это дело! – вскричал Белорус. – Ай да инструмент! Ну, теперь полетим!
Ставро кивнул с некоторым облегчением – все же, хотя они не успели толком обследовать энергион, добыча обладает заметной ценностью. Макс хмурилась и терла лоб, вряд ли она ожидала такого результата. А может, задумалась о делах, которые призывают в Херсон-Град? Турану же хотелось одного – скорей испробовать инструмент и свое неожиданно обнаружившееся умение обращаться с ним на термоплане. Хватит ли сил у черного стержня, чтобы поднять «Крафт»?
Ставро быстро осмотрел свою машину, наскоро привел в порядок швартовочный трос с лебедкой. В гондолу перенесли Крючка, который тяжело дышал и звал Геду, но в сознание по-прежнему не приходил. Все суетились, мешали друг другу, больше других волновался Ставридес.
Наконец приготовления были завершены, хозяин «Крафта» занял место за штурвалом и врубил двигатель, который затрещал, погнал подогретый газ по трубам… Озабоченное бородатое лицо показалось в иллюминаторе, Ставро кивнул. Макс сказала:
– Начинай, Тур.
Туран давно уже присмотрел подходящее место, теперь он занял позицию и поднял черный стержень.
Пальцы сами нашли нужные выпуклости. По черной шкуре прошла дрожь, передалась стиснутым ладоням, внутри скрытой под сетчатым кожухом колбы мягко засветилось серебристое вещество. Конус искажения уперся в поперечный брус между емкостями, побежали световые кольца, все гуще и ярче… Раздался громкий скрип, «Крафт» качнулся, зашевелился в каменных тисках, посыпались обломки. Туран осторожно повел раструбом вверх… и термоплан приподнялся! От волнения ладони дрогнули, «Крафт» снова покачнулся, Ставро что-то прокричал, его раскрасневшееся лицо снова показалось в иллюминаторе, но дело было сделано, и Белорус замахал сорванной с головы банданой, перепачканной в крови. Термоплан, мягко покачиваясь, пошел вверх. Туран боялся разжать руки – вдруг свалится? Он сосредоточился на том, чтобы луч смещался очень плавно, упираясь в поперечную балку между баллонами. Ему казалось, что черный стержень в руках стал немного тяжелее, словно вес термоплана частично передался на инструмент.
Опомнился Туран, когда Белорус дернул его за рукав и прокричал:
– Давай на борт! Хватит!
Знаток уже карабкалась в гондолу, и Тим побежал помочь ей. Туран, отключив инструмент, заметил, что сзади – там, куда глядела его тыльная сторона – в камне появились глубокие борозды. Вообще-то, он старался направлять раструб так, чтобы позади ничего не оказалось, но, видимо, увлекся, а может, дернулся, когда Белорус схватил его за рукав.
Осторожно прижимая к себе стержень, Туран поспешил за остальными.
Они торопливо загрузились в гондолу, и Ставро повернул штурвал, направляя термоплан через огромный разлом, на дне которого исчез энергион.
Часть вторая
Глава 4
Макс вскрикнула, ахнул Белорус, и Туран раскрыл глаза. Каменюка, в которую он нацелил раструб, висела в воздухе без всякой опоры. Черная штуковина едва заметно вибрировала в ладонях, от раструба протянулся конический луч, внутри которого бежали дрожащие световые круги.
Серебристое вещество в колбе под решетчатым кожухом кипело. Тонкий вибрирующий звон растекся вокруг. Туран повел раструбом в сторону, светящиеся круги побежали быстрее, конус излучения с замершей на конце каменной глыбой качнулся. Валун завис над бездной, где оседали серо-рыжие облака, и когда Туран ослабил хватку – обрушился вниз.
– Вот это дело! – вскричал Белорус. – Ай да инструмент! Ну, теперь полетим!
Ставро кивнул с некоторым облегчением – все же, хотя они не успели толком обследовать энергион, добыча обладает заметной ценностью. Макс хмурилась и терла лоб, вряд ли она ожидала такого результата. А может, задумалась о делах, которые призывают в Херсон-Град? Турану же хотелось одного – скорей испробовать инструмент и свое неожиданно обнаружившееся умение обращаться с ним на термоплане. Хватит ли сил у черного стержня, чтобы поднять «Крафт»?
Ставро быстро осмотрел свою машину, наскоро привел в порядок швартовочный трос с лебедкой. В гондолу перенесли Крючка, который тяжело дышал и звал Геду, но в сознание по-прежнему не приходил. Все суетились, мешали друг другу, больше других волновался Ставридес.
Наконец приготовления были завершены, хозяин «Крафта» занял место за штурвалом и врубил двигатель, который затрещал, погнал подогретый газ по трубам… Озабоченное бородатое лицо показалось в иллюминаторе, Ставро кивнул. Макс сказала:
– Начинай, Тур.
Туран давно уже присмотрел подходящее место, теперь он занял позицию и поднял черный стержень.
Пальцы сами нашли нужные выпуклости. По черной шкуре прошла дрожь, передалась стиснутым ладоням, внутри скрытой под сетчатым кожухом колбы мягко засветилось серебристое вещество. Конус искажения уперся в поперечный брус между емкостями, побежали световые кольца, все гуще и ярче… Раздался громкий скрип, «Крафт» качнулся, зашевелился в каменных тисках, посыпались обломки. Туран осторожно повел раструбом вверх… и термоплан приподнялся! От волнения ладони дрогнули, «Крафт» снова покачнулся, Ставро что-то прокричал, его раскрасневшееся лицо снова показалось в иллюминаторе, но дело было сделано, и Белорус замахал сорванной с головы банданой, перепачканной в крови. Термоплан, мягко покачиваясь, пошел вверх. Туран боялся разжать руки – вдруг свалится? Он сосредоточился на том, чтобы луч смещался очень плавно, упираясь в поперечную балку между баллонами. Ему казалось, что черный стержень в руках стал немного тяжелее, словно вес термоплана частично передался на инструмент.
Опомнился Туран, когда Белорус дернул его за рукав и прокричал:
– Давай на борт! Хватит!
Знаток уже карабкалась в гондолу, и Тим побежал помочь ей. Туран, отключив инструмент, заметил, что сзади – там, куда глядела его тыльная сторона – в камне появились глубокие борозды. Вообще-то, он старался направлять раструб так, чтобы позади ничего не оказалось, но, видимо, увлекся, а может, дернулся, когда Белорус схватил его за рукав.
Осторожно прижимая к себе стержень, Туран поспешил за остальными.
Они торопливо загрузились в гондолу, и Ставро повернул штурвал, направляя термоплан через огромный разлом, на дне которого исчез энергион.
Часть вторая
Возвращение
Глава 4
И только поднявшись на обрыв, только увидев «Панч», Макота вспомнил, когда в последний раз чувствовал себя так же. Он был совсем мальчишкой, когда убил отца. Старый забулдыга, вселяющий ужас в жену и сына, работал сторожем на шахте, у которой приютился забытый всеми городок. Грязные пески восточной Пустоши со всех сторон наползали на покосившиеся домишки, на кривые улочки, поросшие бурьяном огороды, на загоны со свиньями и жалкую лужу, лишь по недоразумению именуемую прудом. Отец приходил домой под утро, всегда пьяный и злой, он вытаскивал жену с сыном из кроватей, орал на них, размахивал кулаками и часто принимался бить, и ссадины потом не сходили декадами, и мальчишки на улицах дразнились: «Мак-Синяк!»… Макота был щуплым, хилым из-за постоянного недоедания, с бледным землистым лицом и кругами под глазами – мокрица, личинка ползуна, а не ребенок. И вот как-то, после того, как отец выбил ему зуб, в груди юного Макоты словно что-то порвалось. Там стало как-то очень пусто и холодно, и Макота, не думая вообще ни о чем, ведомый будто чужой волей, взял со стола ржавый нож, занес над головой двумя руками и с размаху всадил в рыхлую от дешевого пойла печень папаши.
Сквозь закрытое мутной пленкой окошко лился серенький предутренний свет. Мать забилась в угол и тихо подвывала, безумными глазами наблюдая за сыном, который стоял над телом, распластавшимся посреди темной комнаты. А он вытащил нож, вытер о драное покрывало, огляделся… и понял, что сделал.
А еще понял: отца больше нет. Конец побоям. Конец дикому, животному ужасу, когда ты забился под кровать, а сверху ревет пьяная скотина и визжит мать.
Конец старой жизни.
Он сунулся в кособокий кухонный шкаф, где лежали остатки ужина: пара сухарей да ломоть соленой собачатины. Завернул их в грязное полотенце и повернулся, услыхав скрип гнилых досок.
Мать подбиралась к нему, вытянув перед собой тощие руки, растопырив пальцы с грязными ногтями.
– Назад! – показав ей нож, Макота по-волчьи оскалился.
Она отпрянула, споткнулась о тело и повалилась на пол. Поднявшись на четвереньки, обхватила труп и завыла: «Петрооо… Петрооо…» Глаза ее стали совсем безумными.
– Подойдешь – зарежу, – предупредил Макота и стал собираться.
Времени на это ушло немного – кроме обносков, которые были на нем, мальчику принадлежала только засаленная драная куртка с отцовского плеча да ремень с красивой металлической пряжкой, который Макота украл на городском базаре в начале сезона ветров.
– Ты убил его! Убил! Убил! – выла мать. – Ты отца родного… батю свово…
– Дура, – перебил Макота презрительно. – Если б не я его, он бы нас обоих кончил.
– Уби-ил! – не слушала мать.
Макота подпоясался ремнем, сунул за него нож, накинул куртку, спрятал в карман сверток с едой, в другой – бутылку с остатками пойла, которую со службы принес отец, взял еще флягу с водой. Подумав, шагнул к трупу. Мать выла и раскачивалась на четвереньках. Макота стащил с головы отца соломенную шляпу, расправил поля, надел – и вышел из хибары, где родился и вырос, бросив напоследок:
– Наружу не суйся, тоже пику получишь.
Он знал: мать напугана так, что вряд ли станет звать на помощь раньше, чем окончательно рассветет, а к тому времени Макота уйдет далеко. Да и не будет никому до него дела в этом поселке на задворках Пустоши с его почти выработанной шахтой, двумя десятками жалких хибар, покосившейся кнайпой и свиньями, роющимися в грязи вместе с детьми. У матери нет денег, чтобы назначить награду за поимку сына – ни денег, ни патронов, ни выпивки, ничего, что могло бы заинтересовать местных, – а раз так, то и погони не будет.
А потом был покосившийся плетень, обозначающий границу поселка, пустырь со свалкой, грязные барханы и дорога, уходящая к горизонту, и далекий вой панцирников, и первый в жизни Макоты рассвет в Пустоши. Он шел, сам не зная куда, ощущая приятную тяжесть ножа за ремнем и свертка с едой в кармане… не шел – летел, как на крыльях. Он понимал, что больше никогда не вернется в поселок, никогда не увидит опостылевших рож местных обитателей, как и залитого чахоточным румянцем лица матери. Он шел, а вокруг лежала Пустошь, и солнце поднималось над горизонтом, и маленький Макота знал: впереди его ждет много чего. Много интересного и хорошего.
И еще он понял тогда, раз и навсегда понял: легче всего решить проблему, убив того, кто ее создает. Именно так он и стал поступать впоследствии. Вскоре, чтобы разжиться едой и парой медяков, ему предстояло убить одинокого бродягу, а после мальчик едва не прирезал старика-фермера, но это было уже после, а тогда заскорузлая, маленькая, грязная душа Макоты пела – и рвалась навстречу встававшему над горизонтом бледному солнцу.
Пела она и сейчас, когда атаман поднялся на каменную насыпь, отделяющую провал от расселины, в которой прятался «Панч». На Макоте была броня, пальцы крепко сжимали ребристую рукоять световой пилы, на ремне висел нож, на плече – омеговский автомат… Атаман был непобедим. Могуществен. Вечен!
И Пустошь, как и тогда, лежала перед ним – далеко, за границей Донной пустыни, но все же совсем близко… Лежала, томно раскинувшись, и ждала, пока Большой Макота придет и возьмет ее. Подчинит. Сделает своей. Всю ее, от горизонта до горизонта.
– Земля до горизонта, – произнес он хрипло. – Моя.
– Что, хозяин? – донеслось сбоку озабоченное, и Макота поморщился. – Что ты сказал? Вона Захар, вижу его, а танкер уже потух, а? Так, может, пошныряем в нем, глядишь, найдем чего – вдруг там автомат еще один…
– Не мельтеши, – бросил Макота. – Иди, проверь танкер.
– Слушаюсь!
Дерюжка положил длинный серебристый сверток на камни и бросился по насыпи, но атаман ухватил его сзади за воротник, дернул к себе и добавил:
– Что найдешь – мне сначала покажешь, понял? Не вздумай утаить чего. И быстро давай, чтоб раз-два – и здесь уже был!
– Как можно, хозяин! – всплеснул руками молодой, вывернулся из-под руки и заспешил прочь.
Из-под ноги его полетел камушек, и Захар, копающийся в капоте «Панча», поднял голову.
Полулежащий у костра Стопор схватился за обрез, но потом бандиты узнали атамана и расслабились.
– Ну что, хлопцы? – крикнул Макота, и оба снова напряглись, заслышав в голосе хозяина горячечные нотки. – Повоюем теперь?!
Подхватив сверток, он на заду сполз по камням и пошел вокруг «Панча».
– Гляжу, вытащили его.
– Вытащили, – ответил Захар, слазя с подножки. – Лебедку чуть не сломали. Что с тобой, Макота?
Он встал перед хозяином, с подозрением заглядывая в глаза, посверкивающие шальным свирепым огнем.
– Со мной-то? Да ниче. А что такое?
– Да ты вроде… ну, вроде выпил. Дерюгу вижу, а где Малик?
Стопор подошел к ним, положив обрез на плечо. Второе стягивала повязка.
– Малик… – атаман махнул рукой за спину. – Внизу остался. Насовсем.
– Что-то там грохотало недавно, – припомнил механик. – Земля тряслась.
– Грохотало, потому что эта… Большое это, которое там висело, обвалилось. А Дерюга щас вернется, в танкер пошел глянуть, мож чего осталось.
– Я уже г-глянул, – возразил Стопор. – В-все забрал. О, л-летит!
– Че? Где? – Макота развернулся.
Стопор стоял возле пролома, оставленного в камнях кабиной самохода.
– Д-дирижаба летит.
– Уже?! – Макота бросился к нему, оттолкнув, выглянул. На другой стороне разлома летающая машина медленно поднималась наискось от склона.
– А-а! – взревел Макота, бросаясь обратно. – Отсюда не добьем… Захар, машина на ходу?!
– На ходу-то – на ходу, но… – начал тот.
– В кабину – быстро! Заводи! Упустить шакаленка мы не должны!
– Да работы еще полно, ремонта… – Захар не договорил, Макота вцепился ему в шиворот, развернул грузную тушу к самоходу и дал пинка под зад.
– Да ты совсем ошалел, Макота?! – возмутился механик.
– Заводи, сказал! Стопор – собирай вещи!
Стопор, сунув обрез за ремень, поспешил к костру, возле которого лежала скатка, стояли чайник и чугунок с остатками похлебки.
– Стопор, ящщык со струментом не забудь! – сипло крикнул Захар и, дохнув от натуги перегаром на всю расселину, полез на подножку.
Макота, запрыгнув в кабину с другой стороны, уселся, положил сверток у ног и рванул рукоять на конце свисающего сверху тросика. Хрипло, угрожающе взревел гудок. Заскрипели ржавые пружины сидушки под объемистым задом механика, зарокотал двигатель, что-то задребезжало под ногами.
– Ремонт ему потребен! – просипел Захар и вытащил из-под сиденья бутыль, наполовину полную чем-то мутным.
– И где ты выпивку всегда берешь? – изумился Макота, пододвигаясь, чтобы впустить в кабину сопящего Стопора, который, помимо скатки и чугунка с чайником, волочил еще большой железный ящик с инструментами. – Некроз тебе в печень – ехай уже! Вон они летят, отсюда вижу!
– Так ведь Дерюжка…
– Гони, сказал! Поворачивай!
– Тут не повернуть, задом надо!
– Ну так задом гони!
Над вершиной каменной насыпи показался «Крафт», вылетающий из разлома. Макота снова дал гудок. «Панч» тронулся назад; Захар, сунув вставшему за сиденьями Стопору бутыль, распахнул дверцу и высунулся, вцепившись в руль одной рукой, оглядываясь. Он плавно поворачивал баранку, чтобы «Панч» не цеплял бортами камни. Самоход пятился, взревывая двигателем, на горку, прочь от остова танкера с черной дырой на месте башни. Оттуда показался Дерюжка, увидел, что происходит, выскочил и с воплями, которые едва доносились сквозь шум мотора, устремился следом.
– Х-хозяин, а как ты собираешься п-по дирижабе ракетами? – спросил Стопор. – Она р-разве железная?
Макота уже и сам раздумывал – засечет елетроника дирижабу или нет? Атаман не помнил, как оно было прошлой ночью, когда они подъехали к разлому, слишком тогда все круто завернулось с этими танкерами, слишком быстро происходило. Должно ведь там что-то железное быть на борту, а? Но, с другой стороны, если оно небольшое совсем, так тарелка на крыше «Панча» может его и не засечь.
– Захар! – окликнул он. – Слыхал вопрос?
– Не знаю я! – крикнул в ответ механик. – Не мешайте!
«Панч» поехал быстрее, и Макота нажал на кнопку под монитором перед собой. Впереди Дерюжка споткнулся, упал, вскочил и помчался дальше, размахивая руками. «Панч» преодолел большую часть расселины – вот-вот выберется наверх.
Монитор озарился зеленым, загорелась прицельная сетка с двумя кругами, и точками, обозначающими взорванные танкеры. В той стороне, где летела дирижаба, на экране ничего не было. Может, потому что самоход еще слишком низко, а если выехать из расселины…
Макота распахнул дверцу, край ее заскреб по каменной насыпи.
Дерюжка, добежав до «Панча», поднырнул под дверцу и взлетел на подножку.
– Макота, что же вы без меня?! – с детской обидой завопил он, вваливаясь в кабину. – Куда ж вы без меня?! Как это – без меня?!!
– Усохни, молодой, – отмахнулся атаман, напряженно вглядываясь в экран. – Хотели бы без тебя – я б не сигналил. Сядь и не маячь!
Тяжело дыша, Дерюжка протиснулся мимо Стопора и плюхнулся между атаманом и механиком, который закрыл дверцу со своей стороны и уселся обратно на сиденье.
– Ничего я не нашел в том танкере… – начал Дерюжка.
Макота перебил:
– Знаю! Заткнись!
– Все-то ты знаешь, – удивился молодой. – А вот…
Макота, не глядя, двинул его локтем под дых, и бандит задохнулся, широко разевая рот.
Расселина закончилась, Захар сильно вывернул руль. «Панч» развернулся, механик затормозил, передвинул рычаг – самоход покатил прочь от провала.
– Вон они! – заорал Дерюжка, тыча пальцем в широкую щель между листами брони, сверху и снизу закрывающими лобовое стекло. Макота подался вперед, выглядывая – под краем верхнего листа показался «Крафт». Он, как и самоход, двигался от провала, но только намного выше.
Атаман вперил взгляд в монитор – нет, не видит елетроника врагов! Да и к тому же слишком высоко дирижаба успела забраться, если садануть по ней сейчас ракетой – взорвется, обломки на землю сверзятся, и конец шакаленку вместе с его дружками. Разобьются. Их-то не жалко, а вот шакаленок Макоте нужен живым: во-первых, чтоб узнать, ради чего Гильдия его разыскивает и награду за него назначила, причем – за живого, не мертвого, а во-вторых, чтобы убить его своими руками, чтоб видеть, как подыхает мразь фермерская… Хотя, ведь ежели убить его, так награды небоходской не видать! – сообразил атаман вдруг. И тут же решил: да и мутант с ей! Макота до сих пор помнил, каким уверенным выглядел Туран Джай прошлым утром на южном склоне разлома, как он протянул к атаману руку и будто бы сломал ему шею. Много о себе возомнил мальчишка, слишком много! И теперь Макоте очень хотелось увидеть смертельный испуг в глазах шакаленка – который, судя по всему, перестал уже быть шакаленком, но вырос не в шакала, вырос в волка – испуг, а после – видеть, как затухает в этих глазах жизнь и как они становятся стеклянными. Мертвыми.
А раз так – обойдусь без пятисот монет, решил Макота. Надо из фермера всю душу вытряхнуть, всю подноготную узнать, разведать, почему Гильдия его разыскивает, а после убить.
Или, может, покалечить чуть не до смерти – и полуживого продать небоходам?
Громкий стук о днище вылетевшего из-под колеса камня вернул атамана к действительности. «Панч» катил мимо остова подбитого прошлой ночью танкера, приближаясь к окутавшему землю дымному облаку. Выше летел «Крафт», он медленно опережал самоход. А впереди…
– Медуза! – завопил Дерюжка, хватая хозяина за плечо.
Из дымной стены выпячивался большой, немного выгнутый кверху блин густой слизи, украшенный по периметру липкой сиреневой бахромой, в которой запутались человеческие и звериные черепа, кости, какие-то железяки и диски от колес.
– Это та самая! – вопил Дерюжка. – Та, что самоход объела с людями! Помните, где шкелеты!
– А может, и другая, – перебил Захар. Подавшись вправо, он глянул на монитор перед Макотой. – Не видит елетроника… Нет, видит железячки в щупалах ее, но они маленькие совсем, потому плохо видит.
На мониторе возникла россыпь едва заметных световых крапинок – больше десятка, вытянувшиеся узким овалом, они мерцали, исчезая и возникая вновь, и светлели по мере того, как медуза приближалась.
– П-пальнет елетроника в это? – спросил Стопор из-за сидений.
Захар облизнулся, рявкнул: «Дай бутылку!», обернувшись, вырвал ее из рук бандита и приложился к горлышку. В несколько глотков опустошив, швырнул под ноги, снова обеими руками вцепился в руль и крикнул:
– Не пальнет! Малые цели слишком и много их, как ей разобраться, куды палить? Хотя…
Медуза полетела быстрее, бахрома ее закачалась. Объезжая подорванный танкер, «Панч» немного повернул и теперь ехал не прямиком к дымному облаку – и чудище тоже было не прямо по курсу, а немного левее.
– Э, а что если она и нас сейчас, как те шкелеты… – забеспокоился Дерюжка. – Макота, что если облапит нас… Эта… облепит, говорю, машину, да как начнет разъедать кислотой своей? Тикать надо!
Мимо хозяина он сунулся к дверце, попытался раскрыть, но получил мозолистой ладонью по лбу и упал обратно на сиденье.
– Я те тикну! Сидеть на месте и без паники, молодой! – приказал атаман. – Захар, ежели сигналы слабые и все в кучке такой мигают, так куда ракеты полетят?
– В кучку эту, – ответил механик.
– Ну так рули на нее!
– Ты топи на полную, Захарик! – добавил молодой. – Он ж рядом совсем!
Исполинская медуза, способная своим слизистым туловом накрыть весь «Панч», и впрямь была уже совсем близко. Механик крутанул руль, направляя самоход прямиком к чудовищу.
– Взлетает, тварюка, – пробормотал он.
– Это нам и надо. – Макота ударил указательным пальцем по одному из тумблеров под зеленым монитором.
Медуза поднималась, радужные пятна и завихрения переливались в мягком влажном теле, истекающем зеленоватыми кислотными струйками. Колыхалась бахрома с костями и всякой рухлядью.
Самоход дернулся, когда вверху взвыла ракета. Она врезалась в бахрому, пробила ее и ударилась во что-то железное, запутавшееся в сиреневых отростках.
Взрыв полыхнул так ярко, что даже сквозь смеженные веки ослепил Макоту. И громыхнул так громко, что оглушил сквозь прижатые к ушам ладони. Стопор с Захаром тоже успели закрыть глаза и уши, а вот Дерюжка не успел.
Макота раскрыл глаза и сквозь плавающие перед ними радужные пятна разглядел, как слизистый блин проливается на землю кипящим ядовито-зеленым дождем, как падают запутавшиеся в бахроме кости и железки. В мгновение ока от чудовища просто ничего не осталось – все оно превратилось в жидкость, которая шипела и пузырилась, впитываясь в ил.
– К-капот горит? – спросил Стопор.
– Не горит, – возразил Захар, тормозя. – Дымится только.
Железная поверхность исходила сизым маревом – часть кислоты попала на нее, начисто смыв грязь вместе с ржавчиной.
– Мы вроде под кислотный дождь угодили, – заметил Макота. – Дерюга, а ну проверь, шины целы? Дерюга!
Все посмотрели на молодого – тот раскачивался, широко разинув рот, одной рукой тер левое ухо, а другой – правый глаз.
– Дерюжка! – Захар пихнул его в бок.
Дерюжка просипел:
– Оглушило… Оглушило меня, хозяин! Макота, где ты? И ослепило – не вижу ничего! Беда, ослеп я! Хозяин, не вижу тебя! Ослеп и оглох, как же я теперь?!
– Так, я сам гляну, – решил атаман и, распахнув дверцу, встал на подножке.
Дирижаба летела прочь. На земле впереди появилось зеленоватое болотце, из пузырящейся жижи выступали черепа, торчали кости и ярко поблескивающее, будто начищенное железо. Колесо справа оказалось цело, Макота приказал: «Не высовываться пока», спрыгнул и обошел болото. Из кабины доносились причитания Дерюжки, Захар покрикивал на него.
Второе колесо тоже было цело, и атаман вернулся обратно, но прежде чем залезть в машину, забрался на подножку, уперев руки в бока, поглядел вслед дирижабе. Она уже стала смутным силуэтом в дымной мгле. Нет, сейчас не догнать шакаленка. Макота плюнул и полез в кабину.
– Хозяин, я тебя вижу! – вскричал Дерюжка, протягивая навстречу руки. – Вижу тебя!
– Ладно уже, отвали. – Макота отпихнул его.
– И слышу! – восхитился бандит. – Вот сейчас ты сказал: «отвали», а еще, кажись…
– Все, заткнулся! – распорядился атаман. – Захар, как машина, на ходу еще?
– Я ж тебе говорил: ремонт нужон.
– Ремонт… – протянул Макота. – Так… Стало быть…
Стопор, перегнувшись через плечо Дерюжки, спросил, тыча пальцем на сверток под его ногами:
– Эт-то что?
– Стопорик! – обрадовался Дерюжка и обхватил Стопора за голову. – И тебя вижу, родной!
Бандит вырвался из его объятий, и молодой принялся тереть глаза кулаками.
– Значит так, хлопцы, – решил Макота. – Счас пока рулим дальше. Неохота мне возле дырищи этой торчать. Рулим до того самохода, ну, автобуса со шкелетами, помните? Как раз ночью уже возле него будем, там привал. Захар – чинишь, че там еще починить надо. Стопор – помогаешь ему. Не возле костра отлеживаешься, а помогаешь! А мы с молодым пока машину вот этой штукой, – он топнул по свертку, – обматываем. Да-да, и не лупайте на меня глазенками. Это – броня.
– Вот это гибкое – броня? – не поверил Захар.
– Во-во. Ее пули не берут, ясно тебе?
– Мы проверяли! – гордо добавил Дерюжка. – Ты что, самому Макоте не веришь?!
– Как же тогда на машине ее закрепить? – возразил механик. – Если пули не берут, так и отверстий в ней не пробить, чтоб, к примеру, винтами прихватить.
– Ниче, решим как-нибудь.
– А потом куда, Макота? – спросил Дерюжка, преданно заглядывая в лицо хозяина красными распухшими глазами.
– Потом к Кораблю, а куда ж еще? Там наши хлопцы остались, надо забрать.
– А потом?
– Потом… – протянул атаман, в голове которого только-только начал складываться план. – Знаю я одно местечко, куда мы потом поедем. Хорошее местечко.
– А с этими что? – Захар показал вслед дирижабе, окончательно пропавшей из виду, и все посмотрели вперед.
Макота не ответил. Про себя он уже решил: на время о шакаленке, ставшем волком, придется забыть. Не до него сейчас Большому Макоте. Пора становиться хозяином Пустоши.
Поначалу, когда удалось взлететь, Ставро приободрился. Он постукивал костяшками пальцев по штурвалу и бормотал, как станет ремонтировать «Крафт» – только бы дотянуть, вырваться из пустыни. Потом бородатое лицо стало сосредоточенным: Ставридес задумался о трудностях, с которыми придется столкнуться на пути к Херсон-Граду.
Кроме хозяина «Крафта» никто пока не понял, что опасное приключение завершилось и начинается тяжелая скучная работа. Макс думала о своем, Тим Белорус болтал о том, как он дрался с бандитами и для чего, по его мнению, были предназначены те или иные приспособления в энергионе.
Теперь, когда на полу рубки уложили Крючка, там сделалось тесно, и Ставро велел:
– Вы двое, отнесите его на корму. Только пристегните ремнями, чтобы не свалился с койки.
Коридор насквозь продувался потоками воздуха – изза падения растрескались и сместились ребра каркаса, в плетеных стенках появились прорехи.
Сквозь закрытое мутной пленкой окошко лился серенький предутренний свет. Мать забилась в угол и тихо подвывала, безумными глазами наблюдая за сыном, который стоял над телом, распластавшимся посреди темной комнаты. А он вытащил нож, вытер о драное покрывало, огляделся… и понял, что сделал.
А еще понял: отца больше нет. Конец побоям. Конец дикому, животному ужасу, когда ты забился под кровать, а сверху ревет пьяная скотина и визжит мать.
Конец старой жизни.
Он сунулся в кособокий кухонный шкаф, где лежали остатки ужина: пара сухарей да ломоть соленой собачатины. Завернул их в грязное полотенце и повернулся, услыхав скрип гнилых досок.
Мать подбиралась к нему, вытянув перед собой тощие руки, растопырив пальцы с грязными ногтями.
– Назад! – показав ей нож, Макота по-волчьи оскалился.
Она отпрянула, споткнулась о тело и повалилась на пол. Поднявшись на четвереньки, обхватила труп и завыла: «Петрооо… Петрооо…» Глаза ее стали совсем безумными.
– Подойдешь – зарежу, – предупредил Макота и стал собираться.
Времени на это ушло немного – кроме обносков, которые были на нем, мальчику принадлежала только засаленная драная куртка с отцовского плеча да ремень с красивой металлической пряжкой, который Макота украл на городском базаре в начале сезона ветров.
– Ты убил его! Убил! Убил! – выла мать. – Ты отца родного… батю свово…
– Дура, – перебил Макота презрительно. – Если б не я его, он бы нас обоих кончил.
– Уби-ил! – не слушала мать.
Макота подпоясался ремнем, сунул за него нож, накинул куртку, спрятал в карман сверток с едой, в другой – бутылку с остатками пойла, которую со службы принес отец, взял еще флягу с водой. Подумав, шагнул к трупу. Мать выла и раскачивалась на четвереньках. Макота стащил с головы отца соломенную шляпу, расправил поля, надел – и вышел из хибары, где родился и вырос, бросив напоследок:
– Наружу не суйся, тоже пику получишь.
Он знал: мать напугана так, что вряд ли станет звать на помощь раньше, чем окончательно рассветет, а к тому времени Макота уйдет далеко. Да и не будет никому до него дела в этом поселке на задворках Пустоши с его почти выработанной шахтой, двумя десятками жалких хибар, покосившейся кнайпой и свиньями, роющимися в грязи вместе с детьми. У матери нет денег, чтобы назначить награду за поимку сына – ни денег, ни патронов, ни выпивки, ничего, что могло бы заинтересовать местных, – а раз так, то и погони не будет.
А потом был покосившийся плетень, обозначающий границу поселка, пустырь со свалкой, грязные барханы и дорога, уходящая к горизонту, и далекий вой панцирников, и первый в жизни Макоты рассвет в Пустоши. Он шел, сам не зная куда, ощущая приятную тяжесть ножа за ремнем и свертка с едой в кармане… не шел – летел, как на крыльях. Он понимал, что больше никогда не вернется в поселок, никогда не увидит опостылевших рож местных обитателей, как и залитого чахоточным румянцем лица матери. Он шел, а вокруг лежала Пустошь, и солнце поднималось над горизонтом, и маленький Макота знал: впереди его ждет много чего. Много интересного и хорошего.
И еще он понял тогда, раз и навсегда понял: легче всего решить проблему, убив того, кто ее создает. Именно так он и стал поступать впоследствии. Вскоре, чтобы разжиться едой и парой медяков, ему предстояло убить одинокого бродягу, а после мальчик едва не прирезал старика-фермера, но это было уже после, а тогда заскорузлая, маленькая, грязная душа Макоты пела – и рвалась навстречу встававшему над горизонтом бледному солнцу.
Пела она и сейчас, когда атаман поднялся на каменную насыпь, отделяющую провал от расселины, в которой прятался «Панч». На Макоте была броня, пальцы крепко сжимали ребристую рукоять световой пилы, на ремне висел нож, на плече – омеговский автомат… Атаман был непобедим. Могуществен. Вечен!
И Пустошь, как и тогда, лежала перед ним – далеко, за границей Донной пустыни, но все же совсем близко… Лежала, томно раскинувшись, и ждала, пока Большой Макота придет и возьмет ее. Подчинит. Сделает своей. Всю ее, от горизонта до горизонта.
– Земля до горизонта, – произнес он хрипло. – Моя.
– Что, хозяин? – донеслось сбоку озабоченное, и Макота поморщился. – Что ты сказал? Вона Захар, вижу его, а танкер уже потух, а? Так, может, пошныряем в нем, глядишь, найдем чего – вдруг там автомат еще один…
– Не мельтеши, – бросил Макота. – Иди, проверь танкер.
– Слушаюсь!
Дерюжка положил длинный серебристый сверток на камни и бросился по насыпи, но атаман ухватил его сзади за воротник, дернул к себе и добавил:
– Что найдешь – мне сначала покажешь, понял? Не вздумай утаить чего. И быстро давай, чтоб раз-два – и здесь уже был!
– Как можно, хозяин! – всплеснул руками молодой, вывернулся из-под руки и заспешил прочь.
Из-под ноги его полетел камушек, и Захар, копающийся в капоте «Панча», поднял голову.
Полулежащий у костра Стопор схватился за обрез, но потом бандиты узнали атамана и расслабились.
– Ну что, хлопцы? – крикнул Макота, и оба снова напряглись, заслышав в голосе хозяина горячечные нотки. – Повоюем теперь?!
Подхватив сверток, он на заду сполз по камням и пошел вокруг «Панча».
– Гляжу, вытащили его.
– Вытащили, – ответил Захар, слазя с подножки. – Лебедку чуть не сломали. Что с тобой, Макота?
Он встал перед хозяином, с подозрением заглядывая в глаза, посверкивающие шальным свирепым огнем.
– Со мной-то? Да ниче. А что такое?
– Да ты вроде… ну, вроде выпил. Дерюгу вижу, а где Малик?
Стопор подошел к ним, положив обрез на плечо. Второе стягивала повязка.
– Малик… – атаман махнул рукой за спину. – Внизу остался. Насовсем.
– Что-то там грохотало недавно, – припомнил механик. – Земля тряслась.
– Грохотало, потому что эта… Большое это, которое там висело, обвалилось. А Дерюга щас вернется, в танкер пошел глянуть, мож чего осталось.
– Я уже г-глянул, – возразил Стопор. – В-все забрал. О, л-летит!
– Че? Где? – Макота развернулся.
Стопор стоял возле пролома, оставленного в камнях кабиной самохода.
– Д-дирижаба летит.
– Уже?! – Макота бросился к нему, оттолкнув, выглянул. На другой стороне разлома летающая машина медленно поднималась наискось от склона.
– А-а! – взревел Макота, бросаясь обратно. – Отсюда не добьем… Захар, машина на ходу?!
– На ходу-то – на ходу, но… – начал тот.
– В кабину – быстро! Заводи! Упустить шакаленка мы не должны!
– Да работы еще полно, ремонта… – Захар не договорил, Макота вцепился ему в шиворот, развернул грузную тушу к самоходу и дал пинка под зад.
– Да ты совсем ошалел, Макота?! – возмутился механик.
– Заводи, сказал! Стопор – собирай вещи!
Стопор, сунув обрез за ремень, поспешил к костру, возле которого лежала скатка, стояли чайник и чугунок с остатками похлебки.
– Стопор, ящщык со струментом не забудь! – сипло крикнул Захар и, дохнув от натуги перегаром на всю расселину, полез на подножку.
Макота, запрыгнув в кабину с другой стороны, уселся, положил сверток у ног и рванул рукоять на конце свисающего сверху тросика. Хрипло, угрожающе взревел гудок. Заскрипели ржавые пружины сидушки под объемистым задом механика, зарокотал двигатель, что-то задребезжало под ногами.
– Ремонт ему потребен! – просипел Захар и вытащил из-под сиденья бутыль, наполовину полную чем-то мутным.
– И где ты выпивку всегда берешь? – изумился Макота, пододвигаясь, чтобы впустить в кабину сопящего Стопора, который, помимо скатки и чугунка с чайником, волочил еще большой железный ящик с инструментами. – Некроз тебе в печень – ехай уже! Вон они летят, отсюда вижу!
– Так ведь Дерюжка…
– Гони, сказал! Поворачивай!
– Тут не повернуть, задом надо!
– Ну так задом гони!
Над вершиной каменной насыпи показался «Крафт», вылетающий из разлома. Макота снова дал гудок. «Панч» тронулся назад; Захар, сунув вставшему за сиденьями Стопору бутыль, распахнул дверцу и высунулся, вцепившись в руль одной рукой, оглядываясь. Он плавно поворачивал баранку, чтобы «Панч» не цеплял бортами камни. Самоход пятился, взревывая двигателем, на горку, прочь от остова танкера с черной дырой на месте башни. Оттуда показался Дерюжка, увидел, что происходит, выскочил и с воплями, которые едва доносились сквозь шум мотора, устремился следом.
– Х-хозяин, а как ты собираешься п-по дирижабе ракетами? – спросил Стопор. – Она р-разве железная?
Макота уже и сам раздумывал – засечет елетроника дирижабу или нет? Атаман не помнил, как оно было прошлой ночью, когда они подъехали к разлому, слишком тогда все круто завернулось с этими танкерами, слишком быстро происходило. Должно ведь там что-то железное быть на борту, а? Но, с другой стороны, если оно небольшое совсем, так тарелка на крыше «Панча» может его и не засечь.
– Захар! – окликнул он. – Слыхал вопрос?
– Не знаю я! – крикнул в ответ механик. – Не мешайте!
«Панч» поехал быстрее, и Макота нажал на кнопку под монитором перед собой. Впереди Дерюжка споткнулся, упал, вскочил и помчался дальше, размахивая руками. «Панч» преодолел большую часть расселины – вот-вот выберется наверх.
Монитор озарился зеленым, загорелась прицельная сетка с двумя кругами, и точками, обозначающими взорванные танкеры. В той стороне, где летела дирижаба, на экране ничего не было. Может, потому что самоход еще слишком низко, а если выехать из расселины…
Макота распахнул дверцу, край ее заскреб по каменной насыпи.
Дерюжка, добежав до «Панча», поднырнул под дверцу и взлетел на подножку.
– Макота, что же вы без меня?! – с детской обидой завопил он, вваливаясь в кабину. – Куда ж вы без меня?! Как это – без меня?!!
– Усохни, молодой, – отмахнулся атаман, напряженно вглядываясь в экран. – Хотели бы без тебя – я б не сигналил. Сядь и не маячь!
Тяжело дыша, Дерюжка протиснулся мимо Стопора и плюхнулся между атаманом и механиком, который закрыл дверцу со своей стороны и уселся обратно на сиденье.
– Ничего я не нашел в том танкере… – начал Дерюжка.
Макота перебил:
– Знаю! Заткнись!
– Все-то ты знаешь, – удивился молодой. – А вот…
Макота, не глядя, двинул его локтем под дых, и бандит задохнулся, широко разевая рот.
Расселина закончилась, Захар сильно вывернул руль. «Панч» развернулся, механик затормозил, передвинул рычаг – самоход покатил прочь от провала.
– Вон они! – заорал Дерюжка, тыча пальцем в широкую щель между листами брони, сверху и снизу закрывающими лобовое стекло. Макота подался вперед, выглядывая – под краем верхнего листа показался «Крафт». Он, как и самоход, двигался от провала, но только намного выше.
Атаман вперил взгляд в монитор – нет, не видит елетроника врагов! Да и к тому же слишком высоко дирижаба успела забраться, если садануть по ней сейчас ракетой – взорвется, обломки на землю сверзятся, и конец шакаленку вместе с его дружками. Разобьются. Их-то не жалко, а вот шакаленок Макоте нужен живым: во-первых, чтоб узнать, ради чего Гильдия его разыскивает и награду за него назначила, причем – за живого, не мертвого, а во-вторых, чтобы убить его своими руками, чтоб видеть, как подыхает мразь фермерская… Хотя, ведь ежели убить его, так награды небоходской не видать! – сообразил атаман вдруг. И тут же решил: да и мутант с ей! Макота до сих пор помнил, каким уверенным выглядел Туран Джай прошлым утром на южном склоне разлома, как он протянул к атаману руку и будто бы сломал ему шею. Много о себе возомнил мальчишка, слишком много! И теперь Макоте очень хотелось увидеть смертельный испуг в глазах шакаленка – который, судя по всему, перестал уже быть шакаленком, но вырос не в шакала, вырос в волка – испуг, а после – видеть, как затухает в этих глазах жизнь и как они становятся стеклянными. Мертвыми.
А раз так – обойдусь без пятисот монет, решил Макота. Надо из фермера всю душу вытряхнуть, всю подноготную узнать, разведать, почему Гильдия его разыскивает, а после убить.
Или, может, покалечить чуть не до смерти – и полуживого продать небоходам?
Громкий стук о днище вылетевшего из-под колеса камня вернул атамана к действительности. «Панч» катил мимо остова подбитого прошлой ночью танкера, приближаясь к окутавшему землю дымному облаку. Выше летел «Крафт», он медленно опережал самоход. А впереди…
– Медуза! – завопил Дерюжка, хватая хозяина за плечо.
Из дымной стены выпячивался большой, немного выгнутый кверху блин густой слизи, украшенный по периметру липкой сиреневой бахромой, в которой запутались человеческие и звериные черепа, кости, какие-то железяки и диски от колес.
– Это та самая! – вопил Дерюжка. – Та, что самоход объела с людями! Помните, где шкелеты!
– А может, и другая, – перебил Захар. Подавшись вправо, он глянул на монитор перед Макотой. – Не видит елетроника… Нет, видит железячки в щупалах ее, но они маленькие совсем, потому плохо видит.
На мониторе возникла россыпь едва заметных световых крапинок – больше десятка, вытянувшиеся узким овалом, они мерцали, исчезая и возникая вновь, и светлели по мере того, как медуза приближалась.
– П-пальнет елетроника в это? – спросил Стопор из-за сидений.
Захар облизнулся, рявкнул: «Дай бутылку!», обернувшись, вырвал ее из рук бандита и приложился к горлышку. В несколько глотков опустошив, швырнул под ноги, снова обеими руками вцепился в руль и крикнул:
– Не пальнет! Малые цели слишком и много их, как ей разобраться, куды палить? Хотя…
Медуза полетела быстрее, бахрома ее закачалась. Объезжая подорванный танкер, «Панч» немного повернул и теперь ехал не прямиком к дымному облаку – и чудище тоже было не прямо по курсу, а немного левее.
– Э, а что если она и нас сейчас, как те шкелеты… – забеспокоился Дерюжка. – Макота, что если облапит нас… Эта… облепит, говорю, машину, да как начнет разъедать кислотой своей? Тикать надо!
Мимо хозяина он сунулся к дверце, попытался раскрыть, но получил мозолистой ладонью по лбу и упал обратно на сиденье.
– Я те тикну! Сидеть на месте и без паники, молодой! – приказал атаман. – Захар, ежели сигналы слабые и все в кучке такой мигают, так куда ракеты полетят?
– В кучку эту, – ответил механик.
– Ну так рули на нее!
– Ты топи на полную, Захарик! – добавил молодой. – Он ж рядом совсем!
Исполинская медуза, способная своим слизистым туловом накрыть весь «Панч», и впрямь была уже совсем близко. Механик крутанул руль, направляя самоход прямиком к чудовищу.
– Взлетает, тварюка, – пробормотал он.
– Это нам и надо. – Макота ударил указательным пальцем по одному из тумблеров под зеленым монитором.
Медуза поднималась, радужные пятна и завихрения переливались в мягком влажном теле, истекающем зеленоватыми кислотными струйками. Колыхалась бахрома с костями и всякой рухлядью.
Самоход дернулся, когда вверху взвыла ракета. Она врезалась в бахрому, пробила ее и ударилась во что-то железное, запутавшееся в сиреневых отростках.
Взрыв полыхнул так ярко, что даже сквозь смеженные веки ослепил Макоту. И громыхнул так громко, что оглушил сквозь прижатые к ушам ладони. Стопор с Захаром тоже успели закрыть глаза и уши, а вот Дерюжка не успел.
Макота раскрыл глаза и сквозь плавающие перед ними радужные пятна разглядел, как слизистый блин проливается на землю кипящим ядовито-зеленым дождем, как падают запутавшиеся в бахроме кости и железки. В мгновение ока от чудовища просто ничего не осталось – все оно превратилось в жидкость, которая шипела и пузырилась, впитываясь в ил.
– К-капот горит? – спросил Стопор.
– Не горит, – возразил Захар, тормозя. – Дымится только.
Железная поверхность исходила сизым маревом – часть кислоты попала на нее, начисто смыв грязь вместе с ржавчиной.
– Мы вроде под кислотный дождь угодили, – заметил Макота. – Дерюга, а ну проверь, шины целы? Дерюга!
Все посмотрели на молодого – тот раскачивался, широко разинув рот, одной рукой тер левое ухо, а другой – правый глаз.
– Дерюжка! – Захар пихнул его в бок.
Дерюжка просипел:
– Оглушило… Оглушило меня, хозяин! Макота, где ты? И ослепило – не вижу ничего! Беда, ослеп я! Хозяин, не вижу тебя! Ослеп и оглох, как же я теперь?!
– Так, я сам гляну, – решил атаман и, распахнув дверцу, встал на подножке.
Дирижаба летела прочь. На земле впереди появилось зеленоватое болотце, из пузырящейся жижи выступали черепа, торчали кости и ярко поблескивающее, будто начищенное железо. Колесо справа оказалось цело, Макота приказал: «Не высовываться пока», спрыгнул и обошел болото. Из кабины доносились причитания Дерюжки, Захар покрикивал на него.
Второе колесо тоже было цело, и атаман вернулся обратно, но прежде чем залезть в машину, забрался на подножку, уперев руки в бока, поглядел вслед дирижабе. Она уже стала смутным силуэтом в дымной мгле. Нет, сейчас не догнать шакаленка. Макота плюнул и полез в кабину.
– Хозяин, я тебя вижу! – вскричал Дерюжка, протягивая навстречу руки. – Вижу тебя!
– Ладно уже, отвали. – Макота отпихнул его.
– И слышу! – восхитился бандит. – Вот сейчас ты сказал: «отвали», а еще, кажись…
– Все, заткнулся! – распорядился атаман. – Захар, как машина, на ходу еще?
– Я ж тебе говорил: ремонт нужон.
– Ремонт… – протянул Макота. – Так… Стало быть…
Стопор, перегнувшись через плечо Дерюжки, спросил, тыча пальцем на сверток под его ногами:
– Эт-то что?
– Стопорик! – обрадовался Дерюжка и обхватил Стопора за голову. – И тебя вижу, родной!
Бандит вырвался из его объятий, и молодой принялся тереть глаза кулаками.
– Значит так, хлопцы, – решил Макота. – Счас пока рулим дальше. Неохота мне возле дырищи этой торчать. Рулим до того самохода, ну, автобуса со шкелетами, помните? Как раз ночью уже возле него будем, там привал. Захар – чинишь, че там еще починить надо. Стопор – помогаешь ему. Не возле костра отлеживаешься, а помогаешь! А мы с молодым пока машину вот этой штукой, – он топнул по свертку, – обматываем. Да-да, и не лупайте на меня глазенками. Это – броня.
– Вот это гибкое – броня? – не поверил Захар.
– Во-во. Ее пули не берут, ясно тебе?
– Мы проверяли! – гордо добавил Дерюжка. – Ты что, самому Макоте не веришь?!
– Как же тогда на машине ее закрепить? – возразил механик. – Если пули не берут, так и отверстий в ней не пробить, чтоб, к примеру, винтами прихватить.
– Ниче, решим как-нибудь.
– А потом куда, Макота? – спросил Дерюжка, преданно заглядывая в лицо хозяина красными распухшими глазами.
– Потом к Кораблю, а куда ж еще? Там наши хлопцы остались, надо забрать.
– А потом?
– Потом… – протянул атаман, в голове которого только-только начал складываться план. – Знаю я одно местечко, куда мы потом поедем. Хорошее местечко.
– А с этими что? – Захар показал вслед дирижабе, окончательно пропавшей из виду, и все посмотрели вперед.
Макота не ответил. Про себя он уже решил: на время о шакаленке, ставшем волком, придется забыть. Не до него сейчас Большому Макоте. Пора становиться хозяином Пустоши.
* * *
По другую сторону гряды лежала равнина, покрытая иловой коркой. Солнце, перевалив зенит, заливало Донную пустыню жаркими лучами – все живое укрылось от него, и до самого края земли, насколько хватало глаз, не было видно движения.Поначалу, когда удалось взлететь, Ставро приободрился. Он постукивал костяшками пальцев по штурвалу и бормотал, как станет ремонтировать «Крафт» – только бы дотянуть, вырваться из пустыни. Потом бородатое лицо стало сосредоточенным: Ставридес задумался о трудностях, с которыми придется столкнуться на пути к Херсон-Граду.
Кроме хозяина «Крафта» никто пока не понял, что опасное приключение завершилось и начинается тяжелая скучная работа. Макс думала о своем, Тим Белорус болтал о том, как он дрался с бандитами и для чего, по его мнению, были предназначены те или иные приспособления в энергионе.
Теперь, когда на полу рубки уложили Крючка, там сделалось тесно, и Ставро велел:
– Вы двое, отнесите его на корму. Только пристегните ремнями, чтобы не свалился с койки.
Коридор насквозь продувался потоками воздуха – изза падения растрескались и сместились ребра каркаса, в плетеных стенках появились прорехи.