Страница:
Таким образом, Цезарь предвосхитил нынешних противников смертной казни. Забегая вперед, заметим, что он и далее будет беречь жизни римских граждан, которые по его же вине станут вести братоубийственные войны. Цезарю не была чужда высокая мораль и человеческие чувства, но избранный путь заставлял его невольно пренебрегать многими условностями, законами человеческими и божьими.
Предложение Цезаря показалось сенаторам настолько человеколюбивым, что многие отказались от своего мнения. И все же, большинством голосов сенат принял решение о казни заговорщиков, а «человеколюбие» Цезаря едва не стоило ему жизни.
Цицерон обличает Катилину (Картина Чезаре Маккари. XIX век)
Плутарх сообщает:
Толпы народа, видя, что заседание затягивается, длится дольше обычного, обступили здание сената и криками требовали отпустить Цезаря. Сенат был очень напуган проявлением народной любви к Цезарю, ему даже пришлось предпринять дорогостоящие шаги, чтобы хоть как-то исправить ситуацию и вернуть утраченное уважение граждан к высшему государственному органу. По свидетельству Плутарха, сенаторы пошли путем того, против кого и боролись.
Жена Цезаря вне подозрений
Лучше журавль в небе
Ловкий политик
Предложение Цезаря показалось сенаторам настолько человеколюбивым, что многие отказались от своего мнения. И все же, большинством голосов сенат принял решение о казни заговорщиков, а «человеколюбие» Цезаря едва не стоило ему жизни.
Цицерон обличает Катилину (Картина Чезаре Маккари. XIX век)
Плутарх сообщает:
Когда Цезарь выходил из здания сената, то на него набросилось с обнаженными мечами много сбежавшихся юношей из числа охранявших тогда Цицерона. Но, как сообщают, Курион, прикрыв Цезаря своей тогой, благополучно вывел его, да и сам Цицерон, когда юноши оглянулись, знаком удержал их, либо испугавшись народа, либо вообще считая такое убийство несправедливым и противозаконным… Позже его обвиняли в том, что он не воспользовался представившейся тогда прекрасной возможностью избавиться от Цезаря, а испугался народа, необычайно привязанного к Цезарю.Противостояние Цезаря и «отцов народа» усилилось. Прошло несколько дней, и Цезаря вызвали в сенат для защиты против выдвинутых подозрений. Плутарх не говорит, в чем обвиняли Гая Юлия, но Светоний утверждает, что «он был объявлен сообщником Катилины».
Толпы народа, видя, что заседание затягивается, длится дольше обычного, обступили здание сената и криками требовали отпустить Цезаря. Сенат был очень напуган проявлением народной любви к Цезарю, ему даже пришлось предпринять дорогостоящие шаги, чтобы хоть как-то исправить ситуацию и вернуть утраченное уважение граждан к высшему государственному органу. По свидетельству Плутарха, сенаторы пошли путем того, против кого и боролись.
Поэтому и Катон, сильно опасаясь восстания неимущих, которые, возлагая надежды на Цезаря, воспламеняли и весь народ, убедил сенат учредить ежемесячные хлебные раздачи для бедняков. Это прибавило к остальным расходам государства новый – в сумме 7 миллионов 500 тысяч драхм ежегодно, но зато отвратило непосредственно угрожавшую великую опасность, так как лишило Цезаря большей части его влияния как раз в то время, когда он собирался занять должность претора и вследствие этого должен был стать еще опаснее.Заговор, едва не уничтоживший Рим, был раскрыт, Катилина погиб в отчаянной битве с консульским войском, но Цезарь стал еще сильнее после неудачной попытки захватить власть. В 63 году его избрали претором.
Жена Цезаря вне подозрений
По словам Плутарха, год претуры Цезаря прошел спокойно. На первый взгляд удивительно, что этот деятельный человек никак не проявил себя на государственной должности. Однако поведение его кажется вполне разумным: он до того разозлил сенаторов своими выходками, что малейшая вольность могла стоить ему жизни. С другой стороны, популярности у народа Цезарь достиг, а должность претора воспринимал как обязательную ступеньку на пути к консулату.
И еще: Цезарь неплохо умел загребать жар чужими руками. Конечно, приходилось заниматься делами не слишком чистыми, когда речь идет о власти. Одним из таких помощников был Публий Клодий – как его характеризует Веллей Патеркул, «человек знатный, красноречивый, дерзкий, ни в делах, ни в речах не знавший меры, той, какую он сам себе определил, энергичный исполнитель дурных замыслов, обесчещенный развратом с сестрой, обвиненный в прелюбодеянии среди вызывающих благоговение святынь римского народа».
Публий Клодий оказал много важных услуг Цезарю, но в силу своего испорченного нрава доставил ему и неприятность. Случай, о котором долго судачил весь Рим, произошел в конце претуры Цезаря.
Сумасбродный распутник влюбился в жену Цезаря – Помпею, и даже пользовался ее взаимностью. (Видимо, у Гая Юлия не хватало времени на жену, а женщины любят дерзких, отчаянных мужчин.) Несмотря на обоюдное желание, у любовников возникли препятствия. «Женские комнаты строго охранялись, – рассказывает Плутарх, – а Аврелия, мать Цезаря, почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делала свидания влюбленных трудными и опасными». Чем труднее дело, тем интереснее добиться результата, а по части изобретательности с Клодием мог сравниться только разве что Цезарь.
Ежегодно в Риме справлялся праздник Доброй богини – по преданию, одной из матерей Диониса. Это был исключительно женский праздник; ни одному мужчине не дозволялось присутствовать на церемонии и даже находиться в доме, где шло торжество. Обряд был весьма важным для Рима, и проводить его полагалось в доме высших должностных особ – консула или претора. Главной распорядительницей была жена высокого лица. Основная часть празднеств совершалась ночью, сопровождаясь маскарадом, играми и музыкой.
И вот такой чести удостоилось жилище Гая Юлия Цезаря. Происходившее описывает Плутарх.
Цицерон с сожалением пишет своему другу Аттику:
Я, настроенный вначале как Ликург, с каждым днем становлюсь все мягче. Что еще сказать? Боюсь, как бы все это, не будучи доведено до конца честными гражданами и найдя защиту злонамеренных, не причинило государству великих несчастий.
Ситуация весьма показательна: сенат после смерти Суллы опустился до того, что не смел наказать наглеца и преступника. Не менее интересна и позиция Цезаря в этом процессе. (Дело все же довели до суда, и Клодий предстал перед судьями, трясущимися от страха перед гневом черни.)
Вернемся теперь к Плутарху.
И еще: Цезарь неплохо умел загребать жар чужими руками. Конечно, приходилось заниматься делами не слишком чистыми, когда речь идет о власти. Одним из таких помощников был Публий Клодий – как его характеризует Веллей Патеркул, «человек знатный, красноречивый, дерзкий, ни в делах, ни в речах не знавший меры, той, какую он сам себе определил, энергичный исполнитель дурных замыслов, обесчещенный развратом с сестрой, обвиненный в прелюбодеянии среди вызывающих благоговение святынь римского народа».
Публий Клодий оказал много важных услуг Цезарю, но в силу своего испорченного нрава доставил ему и неприятность. Случай, о котором долго судачил весь Рим, произошел в конце претуры Цезаря.
Сумасбродный распутник влюбился в жену Цезаря – Помпею, и даже пользовался ее взаимностью. (Видимо, у Гая Юлия не хватало времени на жену, а женщины любят дерзких, отчаянных мужчин.) Несмотря на обоюдное желание, у любовников возникли препятствия. «Женские комнаты строго охранялись, – рассказывает Плутарх, – а Аврелия, мать Цезаря, почтенная женщина, своим постоянным наблюдением за невесткой делала свидания влюбленных трудными и опасными». Чем труднее дело, тем интереснее добиться результата, а по части изобретательности с Клодием мог сравниться только разве что Цезарь.
Ежегодно в Риме справлялся праздник Доброй богини – по преданию, одной из матерей Диониса. Это был исключительно женский праздник; ни одному мужчине не дозволялось присутствовать на церемонии и даже находиться в доме, где шло торжество. Обряд был весьма важным для Рима, и проводить его полагалось в доме высших должностных особ – консула или претора. Главной распорядительницей была жена высокого лица. Основная часть празднеств совершалась ночью, сопровождаясь маскарадом, играми и музыкой.
И вот такой чести удостоилось жилище Гая Юлия Цезаря. Происходившее описывает Плутарх.
В том году праздник справляла Помпея, и Клодий, не имевший еще бороды и поэтому рассчитывавший остаться незамеченным, явился туда, переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от молодой женщины. Он нашел двери отпертыми и был благополучно проведен в дом одною из служанок, посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы известить Помпею.Согласно постановлению сената, дело Клодия было передано на рассмотрение весталкам и понтификам, а те определили, что имело место кощунство. Однако народ принял героя-любовника под свою защиту.
Так как она долго не возвращалась, Клодий не вытерпел ожидания на одном месте, где он был оставлен, и стал пробираться вперед по большому дому, избегая ярко освященных мест. Но с ним столкнулась служанка Аврелии и, полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным, спрашивая, кто он и откуда. Когда Клодий ответил, что он ожидает Абру (так звали ту служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на свет, к толпе, и стала кричать, что она обнаружила мужчину.
Все женщины были перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни, приказала запереть двери и начала обходить со светильниками весь дом в поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся в комнате служанки, которая помогла ему войти в дом, и женщины, обнаружившие его, выгнали его вон. Женщины, разойдясь по домам, еще ночью рассказали своим мужьям о случившемся. На следующий день по всему Риму распространился слух, что Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им, но и перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия в нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой, женой Лукулла.
Цицерон с сожалением пишет своему другу Аттику:
Честные граждане, уступая просьбам Клодия, отстраняются от дела; вербуются шайки сторонников. <…> Писон, из дружбы к Публию Клодию, прилагает старание к тому, чтобы предложение, которое он сам вносит, и вносит на основании постановления сената, и притом по делу об оскорблении религии, было отвергнуто.Как видим, нашлись защитники и среди сенаторов. Тут уже и сам Цицерон, который являлся на то время консулом, признается другу в полном бессилии:
Я, настроенный вначале как Ликург, с каждым днем становлюсь все мягче. Что еще сказать? Боюсь, как бы все это, не будучи доведено до конца честными гражданами и найдя защиту злонамеренных, не причинило государству великих несчастий.
Ситуация весьма показательна: сенат после смерти Суллы опустился до того, что не смел наказать наглеца и преступника. Не менее интересна и позиция Цезаря в этом процессе. (Дело все же довели до суда, и Клодий предстал перед судьями, трясущимися от страха перед гневом черни.)
Вернемся теперь к Плутарху.
Цезарь тотчас же развелся с Помпеей. Однако, будучи призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего не известно относительно того, в чем обвиняют Клодия. Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его:Клодий впоследствии окажет много услуг Цезарю, а жена. Жену Цезарь найдет еще одну, и ценить ее будет не больше, чем Помпею.
– Но почему же тогда ты развелся со своей женой?
– Потому, – ответил Цезарь, – что на мою жену не должна падать даже тень подозрения.
Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал, другие же – что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти Клодия. Клодий был оправдан, так как большинство судей подало при голосовании таблички с неразборчивой подписью, чтобы осуждением не навлечь на себя гнев черни, а оправданием – бесславие среди знатных.
Лучше журавль в небе
После претуры Цезарь получил в управление Испанию. (То была обычная практика: по истечении полномочий претор или консул получал наместничество в какой-либо провинции.)
Вместо Испании Цезарь едва не оказался в долговой тюрьме. Будущий наместник задолжал астрономическую сумму, в несколько раз превышавшую стоимость его имущества, – по свидетельству Аппиана, «ему нужно было 25 миллионов сестерциев, чтобы расплатиться со всеми долгами». Многочисленные кредиторы окружили дом Гая Юлия и с криками противодействовали его отъезду. Их можно было понять: должник отправляется в неспокойную провинцию, и неизвестно, вернется ли живым.
Плутарх пишет, что Цезарь «обратился за помощью к Крассу, самому богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря для борьбы против Помпея; поэтому он удовлетворил наиболее настойчивых и неумолимых кредиторов Цезаря и, дав поручительство на сумму 830 талантов, предоставил Цезарю возможность отправиться в провинцию».
Марк Красс по наивности полагал, что Цезарь может быть ему полезен, но Цезарь хотел вести лишь свою игру; он привык пользоваться людьми самого разного положения, извлекать пользу из собственных несчастий и даже действия врагов обращал себе во благо. Впрочем, возможностей самого богатого человека Рима оказалось мало, чтобы удовлетворить всех кредиторов Цезаря. Новый наместник отправлялся в провинцию словно беглец, не дождавшись распоряжений и средств, по замечанию Светония, вопреки законам и обычаям.
Весьма ярко раскрывает сущность Цезаря его разговор с друзьями на пути в Испанию, переданный Плутархом.
Памятуя о своих проблемах с кредиторами, Гай Юлий решил установить мир между испанскими заимодавцами и должниками. Фактически, Цезарь провел небольшой эксперимент в рамках вверенной ему территории. «А именно: он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен».
Проблемы с кредиторами заставляли Цезаря позаботиться и о собственном сундуке. По словам Плутарха, в Испании «он и сам разбогател, и дал возможность обогатиться во время походов своим воинам, которые провозгласили его императором». (Император – это был первоначально почетный воинский титул, которым солдаты по собственной инициативе награждали военачальника после удачной победы.)
Цезарь не брезговал никакими способами, чтобы поправить свои финансы.
Светоний сообщает:
В конце 60 года до н. э. Цезарь остановился в предместьях Рима и занялся подготовкой пышного триумфа. Эта процедура считалась высшей наградой для римлянина, шествие в триумфальной колеснице по улицам родного города было пределом мечтаний любого гражданина.
Однако в городе начались выборы консулов на следующий год, и Цезарь непременно хотел в них участвовать. Препятствием служила как раз высокая честь, оказанная ему сенатом. Дело в том, что военачальник, награжденный триумфом, не имел права входить в Рим, пока не получит разрешение на празднование; лица же, домогавшиеся консульства, обязаны были находиться в черте города.
Аппиан рассказывает:
Таким образом, Гаю Юлию пришлось делать нелегкий выбор. Думал он недолго: синице в руке бывший испанский наместник предпочел журавля в небе. Единственный из римлян, отказавшийся от триумфа по своей воле, Цезарь вступил в борьбу за призрачное консульство.
Вместо Испании Цезарь едва не оказался в долговой тюрьме. Будущий наместник задолжал астрономическую сумму, в несколько раз превышавшую стоимость его имущества, – по свидетельству Аппиана, «ему нужно было 25 миллионов сестерциев, чтобы расплатиться со всеми долгами». Многочисленные кредиторы окружили дом Гая Юлия и с криками противодействовали его отъезду. Их можно было понять: должник отправляется в неспокойную провинцию, и неизвестно, вернется ли живым.
Плутарх пишет, что Цезарь «обратился за помощью к Крассу, самому богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря для борьбы против Помпея; поэтому он удовлетворил наиболее настойчивых и неумолимых кредиторов Цезаря и, дав поручительство на сумму 830 талантов, предоставил Цезарю возможность отправиться в провинцию».
Марк Красс по наивности полагал, что Цезарь может быть ему полезен, но Цезарь хотел вести лишь свою игру; он привык пользоваться людьми самого разного положения, извлекать пользу из собственных несчастий и даже действия врагов обращал себе во благо. Впрочем, возможностей самого богатого человека Рима оказалось мало, чтобы удовлетворить всех кредиторов Цезаря. Новый наместник отправлялся в провинцию словно беглец, не дождавшись распоряжений и средств, по замечанию Светония, вопреки законам и обычаям.
Весьма ярко раскрывает сущность Цезаря его разговор с друзьями на пути в Испанию, переданный Плутархом.
Рассказывают, что когда Цезарь перевалил через Альпы и проезжал мимо бедного городка с крайне немногочисленным варварским населением, его приятели спросили со смехом:В Испании Цезарь в полной мере проявил свои недюжинные способности и энергию. Он покорил несколько племен, неподвластных Риму, и раздвинул границы провинции до Атлантического океана.
– Неужели и здесь есть соревнование из-за должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?
– Что касается меня, – ответил им Цезарь с полной серьезностью, – то я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме.
Памятуя о своих проблемах с кредиторами, Гай Юлий решил установить мир между испанскими заимодавцами и должниками. Фактически, Цезарь провел небольшой эксперимент в рамках вверенной ему территории. «А именно: он предписал, чтобы из ежегодных доходов должника одна треть оставалась ему, остальное же шло заимодавцам, пока таким образом долг не будет выплачен».
Проблемы с кредиторами заставляли Цезаря позаботиться и о собственном сундуке. По словам Плутарха, в Испании «он и сам разбогател, и дал возможность обогатиться во время походов своим воинам, которые провозгласили его императором». (Император – это был первоначально почетный воинский титул, которым солдаты по собственной инициативе награждали военачальника после удачной победы.)
Цезарь не брезговал никакими способами, чтобы поправить свои финансы.
Светоний сообщает:
Проконсулом в Испании, по воспоминаниям некоторых современников, он, как нищий, выпрашивал у союзников деньги на уплату своих долгов, а у лузитанов разорил, как на войне, несколько городов, хотя они соглашались на его требования и открывали перед ним ворота.Чтобы испанские победы и для Рима не были пустым звуком, Цезарь, по свидетельству Аппиана, «послал в римское государственное казначейство много денег. За это сенат разрешил ему отпраздновать триумф».
В конце 60 года до н. э. Цезарь остановился в предместьях Рима и занялся подготовкой пышного триумфа. Эта процедура считалась высшей наградой для римлянина, шествие в триумфальной колеснице по улицам родного города было пределом мечтаний любого гражданина.
Однако в городе начались выборы консулов на следующий год, и Цезарь непременно хотел в них участвовать. Препятствием служила как раз высокая честь, оказанная ему сенатом. Дело в том, что военачальник, награжденный триумфом, не имел права входить в Рим, пока не получит разрешение на празднование; лица же, домогавшиеся консульства, обязаны были находиться в черте города.
Аппиан рассказывает:
Цезарь, жадно стремясь к власти и не имея возможности заранее подготовить триумф, обратился с просьбой к сенату разрешить ему принять участие в домогательстве консульского звания заочно, через друзей. Цезарь знал, что это незаконно, однако так поступали и другие.Гай Юлий успел расположить к себе много сенаторов, видимо, поделившись испанской добычей. Однако против Цезаря выступил Марк Порций Катон – неподкупный защитник старой доброй республики и ее законов; в будущем он доставит Цезарю немало неприятностей и явится самым последовательным врагом этого непомерного властолюбца. Катон, видя, что значительная часть сената склонилась на сторону Цезаря, совершил деяние, достойное книги рекордов. Далеко не лучший оратор, он «произнес речь, которая продолжалась целый день». Утомленные собратья Катона сдались, и Цезарю было отказано в просьбе.
Таким образом, Гаю Юлию пришлось делать нелегкий выбор. Думал он недолго: синице в руке бывший испанский наместник предпочел журавля в небе. Единственный из римлян, отказавшийся от триумфа по своей воле, Цезарь вступил в борьбу за призрачное консульство.
Ловкий политик
До появления Цезаря в Риме кандидатов было двое: Марк Бибул – ставленник сената и Луций Лукцей – менее влиятельный, никого не представлявший, но очень богатый. Цезарь тотчас объединился с Лукцеем.
Видимо, Цезарь раздал некоторые долги и потратился на то, чтобы стать кандидатом в консулы, потому что финансировал выборы его союзник. Они договорились, по словам Светония, что Лукцей будет обещать избирателям «собственные деньги от имени обоих. Оптиматы, узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания, и многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что совершается подкуп в интересах государства». Цезарь и Бибул получили консульство, а Лукцей остался и без денег, и без высшей должности.
В 59 году до н. э. почти все институты римской республики быстро прекратили исполнение своих функций, а история консульства Гая Юлия Цезаря – это, по меньшей мере, практическое руководство для начинающих диктаторов. Цезарь настолько гениально использовал должность и ситуацию, что фактически стал хозяином Рима. Посильную помощь ему оказали даже опаснейшие враги – именно они бросили самого влиятельного человека, самого уважаемого среди граждан в объятия Цезаря. Речь идет о Гнее Помпее; он одержал блестящие победы в Азии, разбил злейшего врага Рима – Митридата, уничтожил киликийских пиратов и в разгар борьбы за консульство явился в Рим за достойными и заслуженными наградами. Военачальник получил право на триумф, зрелищем которого был потрясен Рим.
Послушаем Плутарха.
Гней Помпей Великий (Мрамор. Национальный археологический музей. Венеция)
Самым обидным для триумфатора был отказ в земельных наделах для ветеранов азиатской кампании. Каждый военачальник считал своим долгом и обязанностью позаботиться об отслуживших срок легионерах: им предоставлялся клочок земли в Италии. Сенат же заявил, что свободных территорий нет. Помпей, засыпавший золотом римскую казну, не мог исполнить долг перед собственными воинами.
Увы! Помпей никогда не умел пользоваться плодами своих побед, но в Риме был Цезарь, который с ловкостью фокусника извлекал пользу из чужих побед и неудач.
Сначала Гай Юлий подсунул расстроенному триумфатору своего скандального друга – Клодия. Риму представилось отталкивающее зрелище с участием знаменитого полководца.
Плутарх разъясняет:
Вот как Плутарх характеризует гениальнейший ход Цезаря:
Цезарь весьма простым способом решил вопрос о наделении ветеранов землей. Он не стал досаждать просьбами сенату, а обратился к народному собранию. Кроме легионеров Помпея, Цезарь предложил наделить землей граждан, у которых было по трое и более детей. Естественно, столь благородное начинание было поддержано народом.
Кампанское поле, в том числе и Стеллатский участок, объявленный предками неприкосновенным, вскоре будут разделены между ветеранами Помпея и многодетными гражданами. Это были последние общественные земли в Италии, приносившие казне немалый доход от сдачи в аренду. Но какое дело Цезарю до государственных денег, коль он и свои никогда не считал. Ловким маневром Цезарь оказал Помпею услугу, которая ему не стоила и медного асса; теперь ветераны и десятки тысяч граждан почитали консула как своего благодетеля. Недовольных Гай Юлий заставил молчать с помощью того же Помпея, который, получается, и нес ответственность за творимое беззаконие. Очередной ловкий ход Цезаря описан Плутархом.
После этого случая Бибул удалился в свой дом и сидел взаперти в течение восьми месяцев. Лишь очень немногие из сенаторов являлись на заседания. Однажды Цезарь попытался выяснить, почему пустуют скамьи в сенаторском зале.
Видимо, Цезарь раздал некоторые долги и потратился на то, чтобы стать кандидатом в консулы, потому что финансировал выборы его союзник. Они договорились, по словам Светония, что Лукцей будет обещать избирателям «собственные деньги от имени обоих. Оптиматы, узнав об этом, испугались, что Цезарь не остановится ни перед чем, если будет иметь товарищем по высшей должности своего союзника и единомышленника: они дали Бибулу полномочия на столь же щедрые обещания, и многие даже снабдили его деньгами. Сам Катон не отрицал, что совершается подкуп в интересах государства». Цезарь и Бибул получили консульство, а Лукцей остался и без денег, и без высшей должности.
В 59 году до н. э. почти все институты римской республики быстро прекратили исполнение своих функций, а история консульства Гая Юлия Цезаря – это, по меньшей мере, практическое руководство для начинающих диктаторов. Цезарь настолько гениально использовал должность и ситуацию, что фактически стал хозяином Рима. Посильную помощь ему оказали даже опаснейшие враги – именно они бросили самого влиятельного человека, самого уважаемого среди граждан в объятия Цезаря. Речь идет о Гнее Помпее; он одержал блестящие победы в Азии, разбил злейшего врага Рима – Митридата, уничтожил киликийских пиратов и в разгар борьбы за консульство явился в Рим за достойными и заслуженными наградами. Военачальник получил право на триумф, зрелищем которого был потрясен Рим.
Послушаем Плутарха.
Триумф Помпея был так велик, что, хотя и был распределен на два дня, времени не хватило, и многие приготовления, которые послужили бы украшением любого другого великолепного триумфа, выпали из программы зрелища. На таблицах, которые несли впереди, были обозначены страны и народы, над которыми справлялся триумф: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Колхида, иберы, альбаны, Сирия, Киликия, Месопотамия, племена Финикии и Палестины, Иудея, Аравия, а также пираты, окончательно уничтоженные на суше и на море. В этих странах было взято не менее тысячи крепостей и почти 900 городов, у пиратов было захвачено 800 кораблей. Помпей внес в государственную казну чеканной монеты и серебряных и золотых сосудов на 20 тысяч талантов, не считая того, что он раздал воинам.Триумф – это было все, что получил Помпей за свои победы. Из зависти к его успехам сенаторы изобретали все новые и новые способы, чтобы навредить военачальнику. Помпею отказали в консульстве, ссылаясь на один из законов Суллы. Распоряжения и назначения Помпея на Востоке не только не были утверждены, но и отменялись – больше назло Помпею, чем для пользы дела.
Но что больше всего принесло славу Помпею, еще не выпадавшую на долю ни одному римлянину, – это то, что свой третий триумф он праздновал за победу над третьей частью света. До него и другие трижды справляли триумф, но Помпей получил первый триумф за победу над Африкой, второй – над Европой, а этот последний – над Азией, так что после трех его триумфов создавалось впечатление, будто он некоторым образом покорил весь обитаемый мир.
Гней Помпей Великий (Мрамор. Национальный археологический музей. Венеция)
Самым обидным для триумфатора был отказ в земельных наделах для ветеранов азиатской кампании. Каждый военачальник считал своим долгом и обязанностью позаботиться об отслуживших срок легионерах: им предоставлялся клочок земли в Италии. Сенат же заявил, что свободных территорий нет. Помпей, засыпавший золотом римскую казну, не мог исполнить долг перед собственными воинами.
Увы! Помпей никогда не умел пользоваться плодами своих побед, но в Риме был Цезарь, который с ловкостью фокусника извлекал пользу из чужих побед и неудач.
Сначала Гай Юлий подсунул расстроенному триумфатору своего скандального друга – Клодия. Риму представилось отталкивающее зрелище с участием знаменитого полководца.
Плутарх разъясняет:
Помпей был вынужден прибегнуть к помощи народных трибунов и связаться с мальчишками. Самый отвратительный и наглый из них, Клодий, охотно пойдя навстречу Помпею, поставил его в полную зависимость от народа. Клодий заставлял Помпея, вопреки его достоинству, бегать за собой по форуму и пользовался его поддержкой, чтобы придать вес законопроектам, которые он предлагал, и речам, которые он произносил, желая лестью снискать расположение толпы.Цезарь не спешил оказывать знаки внимания Помпею, ибо опасался нажить могущественного врага в лице своего главного кредитора. Помпей и Красс были давними соперниками в борьбе за почести, власть, провинции. Цезарь блестяще решил и эту головоломку; причем он стяжал горячую любовь сограждан, ибо последние боялись, как бы соперничество двух титанов не превратилось в очередную междоусобную войну. Под рукоплескание толпы Цезарь создал триумвират (союз трех государственных мужей) – явление для римлян необычное, и потому неоцененное вовремя. Граждане незаметно оказались в руках трех политиков, а кто будет играть первую скрипку в этом необычном трио – догадаться нетрудно.
Вот как Плутарх характеризует гениальнейший ход Цезаря:
Несогласия между Помпеем и Крассом, если бы Цезарь присоединился к одному из них, сразу делали его врагом другого. Имея это в виду, Цезарь попытался примирить обоих государственных деятелей – дело само по себе прекрасное, мудрое и отвечающее интересам государства, но затеянное с дурным намерением и проведенное с тонким коварством. До сих пор разделенное на две части могущество, как груз на корабле, выравнивало крен и поддерживало равновесие в государстве. Теперь же могущество сосредоточилось в одном пункте и сделалось настолько неодолимым, что опрокинуло и разрушило весь существующий порядок вещей. Поэтому Катон в ответ на утверждение, что республику ниспровергла возникшая впоследствии вражда между Цезарем и Помпеем, заявил: ошибаются те, кто считает причиной гибели республики это последнее обстоятельство. Действительно, не раздоры, не вражда этих государственных деятелей, а их объединение и дружба принесли республике первейшее и величайшее несчастье.Так и осталось тайной, каким образом Цезарь заставил связанных многолетним соперничеством Красса и Помпея протянуть друг другу руки; несомненно другое: непревзойденный мастер интриги, он сумел бы примирить даже волка с ягненком.
Цезарь весьма простым способом решил вопрос о наделении ветеранов землей. Он не стал досаждать просьбами сенату, а обратился к народному собранию. Кроме легионеров Помпея, Цезарь предложил наделить землей граждан, у которых было по трое и более детей. Естественно, столь благородное начинание было поддержано народом.
Кампанское поле, в том числе и Стеллатский участок, объявленный предками неприкосновенным, вскоре будут разделены между ветеранами Помпея и многодетными гражданами. Это были последние общественные земли в Италии, приносившие казне немалый доход от сдачи в аренду. Но какое дело Цезарю до государственных денег, коль он и свои никогда не считал. Ловким маневром Цезарь оказал Помпею услугу, которая ему не стоила и медного асса; теперь ветераны и десятки тысяч граждан почитали консула как своего благодетеля. Недовольных Гай Юлий заставил молчать с помощью того же Помпея, который, получается, и нес ответственность за творимое беззаконие. Очередной ловкий ход Цезаря описан Плутархом.
Когда товарищ Цезаря по должности, Бибул, воспротивился его намерениям, а Катон старался всемерно помочь Бибулу, Цезарь просто выпустил на ораторское возвышение Помпея и, обратившись к нему, спросил, одобряет ли тот внесенные им законопроекты. Когда последовал утвердительный ответ, Цезарь продолжал:И это были не все дивиденды, что получил Цезарь от помощи новому «другу». Попытавшись отменить земельный закон, товарищ Цезаря по консульству не получил ничего, кроме неприятностей на свою голову – в прямом смысле слова. Воины Помпея «внезапно напали на Бибула, когда тот спускался на форум вместе с Лукуллом и Катоном, и переломали прутья его ликторов (ликторы сопровождали по обязанности высшее должностное лицо и шли перед ним, и каждый нес фасцию, пучок прутьев, скрепленный ремнем); кто-то из них высыпал на голову Бибула корзину с навозом; два народных трибуна, шедшие с Бибулом, были ранены».
– Итак, если кто-нибудь вздумает насилием помешать законопроекту, придешь ли ты на помощь народу?
– Конечно, – ответил Помпей, – против тех, кто угрожает мечом, я выступлю с мечом и щитом.
Ничего более грубого Помпей, кажется, до этого дня еще не говорил и не совершал. Поэтому в оправдание Помпея говорили, что эти слова сорвались у него с языка сгоряча. Однако последующие события ясно показали, что Помпей совершенно подчинился Цезарю.
После этого случая Бибул удалился в свой дом и сидел взаперти в течение восьми месяцев. Лишь очень немногие из сенаторов являлись на заседания. Однажды Цезарь попытался выяснить, почему пустуют скамьи в сенаторском зале.
Когда Консидий, один из самых престарелых, сказал однажды, что они не приходят из страха перед оружием и воинами, Цезарь спросил его:Впрочем, Аппиан Александрийский рассказывает о попытках консула Бибула и сенаторов, оставшихся не у дел, противостоять Цезарю:
– Так почему же ты не боишься и не остаешься дома? Консидий отвечал:
– Меня освобождает от страха моя старость, ибо краткий срок жизни, оставшийся мне, не требует большой осторожности.
Сенат собирался в доме Бибула, так как никто его не созывал, и нельзя было это сделать только одному из консулов. Сенаторы не могли противопоставить ничего равного силе и подготовленности Цезаря, однако они придумали, чтобы Бибул противодействовал законопроектам Цезаря: таким путем он испытает поражение, но никто не сможет обвинить его в нерадении.
Убежденный сенаторами, Бибул бросился на форум, в то время как Цезарь еще произносил речь перед народом. Начались споры и беспорядок, завязалась уже свалка. Люди, вооруженные кинжалами, ломали фасции и знаки консульского достоинства Бибула, некоторые из окружающих его трибунов были ранены. Бибул, не смущаясь этим, обнажил шею и призывал друзей Цезаря скорее приняться за дело.
– Если я не могу убедить Цезаря поступать законно, – кричал он, – то своей смертью я навлеку на него тяжкий грех и преступление.
Друзья отвели его насильно в расположенный поблизости храм Юпитера Статора. Посланный на помощь Катон, как юноша, кинулся в середину толпы и стал держать речь к народу. Но сторонники Цезаря подняли его на руки и вынесли с форума. Тогда Катон тайно вернулся другой дорогой, снова взбежал на трибуну и, так как говорить было бесполезно – его никто уже не слушал, – грубо кричал на Цезаря, пока его снова не подняли на руки и не выбросили с форума. Тогда Цезарь провел свои законопроекты.