Кровас заметил его.
- Эй, Ночной Мастер! - окликнул он. Мужчина остановился, неторопливо повернулся и прихрамывая вошел в комнату. Кровас ткнул пальцем сперва в Мышелова, а затем в Фафхрда.
- Ты их знаешь, Флим?
Ночной Мастер Нищих внимательно оглядел приятелей и помотал увенчанной золотистым тюрбаном головой.
- Никогда не встречал. Кто они такие? Ряженые воры?
- Флим и не может нас знать, - вмешался Мышелов, чувствуя, как захлопывается за ними с Фафхрдом дверца западни. - Мы общались только с Бэннатом.
- Бэннат вот уже десять лет, как не встает с постели, куда уложила его болотная лихорадка, - тихо проговорил Флим. - Поэтому мне приходится пока работать и ночью и днем.
В этот миг из-за спины Флима вынырнули Слевьяс и Фиссиф. На подбородке высокого вора лиловела громадная шишка, голова толстяка была обмотана бинтом. Едва увидев Фафхрда с Мышеловом, Фиссиф закричал:
- Это те двое, что напали на нас, перебили нашу охрану и утащили камни Дженгао!
Мышелов оттопырил локоть, и зеленый флакон, упав на мраморный пол, разлетелся на мелкие кусочки. Комнату заполнил сладкий аромат гардении. А Мышелов тем временем, вырвавшись из рук изумленных стражников и размахивая клюкой, прыгнул к Кровасу.
С неожиданным проворством Флим подставил ему под ноги свою золоченую палку. Мышелов споткнулся и полетел вверх тормашками, но не растерялся и постарался приземлиться поудачнее.
Фафхрд отпихнул стражника слева от себя и рукоятью забинтованного Серого Жезла нанес мощный удар в челюсть тому, что стоял справа. Могучим усилием всех мышц удержавшись на ногах, он отскочил к стене, которую украшали награбленные диковины.
Слевьяс подбежал к стене с воровским инструментом и, напрягшись так, что на лбу вздулись жилы, выломал из гнезда огромную фомку.
Мышелов, который ухитрился-таки сохранить равновесие, обнаружил, что стул Кроваса пуст, а предводитель воров спрятался за его спинкой, сжимая в руке кинжал с золотой рукояткой и пожирая взглядом противника. Развернувшись, Мышелов увидел, что один из стражников, охранявших Фафхрда, без чувств валяется на полу, а второй силится подняться. Сам же великан-северянин, прижавшись спиной к стене, обнажил извлеченный из-под плаща кинжал, ухватив другой рукой как дубинку Серый Жезл.
Вытащив из ножен Кошачий Коготь, Мышелов громогласно воскликнул:
- Прочь, вы все! Он обезумел! Пустите меня, я отрублю ему вторую ногу!
И миновав стражников, которые никак не могли оправиться от изумления, бросился к Фафхрду, моля богов, чтобы опьяненный битвой, вином и ядовитым запахом северянин узнал его и разгадал его намерения.
Серый Жезл просвистел высоко над головой Мышелова. Судя по всему, Фафхрд понял что к чему и теперь подыгрывал другу. Мышелов опустился на колени и под защитой Серого Жезла и длинного кинжала перерезал веревки на левой ноге Фафхрда. Покончив с этим, он рванулся в коридор, кинув на бегу:
- Уходим!
Хрисомило, стоя в отдалении, сосредоточенно наблюдал за происходящим. Фиссиф испуганно отшатнулся. Из-за стула доносились крики Кроваса:
- Задержите их! Остановите их!
Трое стражников, наконец-то опомнившись, преградили было путь Мышелову, но он замахнулся кинжалом - и проскочил между ними, отбив попутно забинтованным Скальпелем золоченую палку, которую вновь попытался подсунуть ему под ноги Флим.
Слевьяс, как следует прицелившись, замахнулся в Мышелова огромной фомкой. Однако в последний момент над плечом Мышелова возникла длинная рука с не менее длинной дубинкой и ударила высокого вора в грудь. Слевьяс покатился по полу, а фомка упала, не пролетев и нескольких шагов.
Мышелов очутился в коридоре. Фафхрд следовал за ним по пятам - как ни странно, по-прежнему на одной ноге. Мышелов указал на лестницу. Фафхрд кивнул, затем подпрыгнул, сорвал со стены тяжелую драпировку и бросил ее поперек коридора, чтобы хоть немного задержать погоню.
С Мышеловом впереди они устремились вверх по лестнице. Сзади раздавались громкие крики.
- Кончай валять дурака, Фафхрд! - буркнул Мышелов. - У тебя теперь две ноги.
- Да, но одна из них ничего не чувствует, - пожаловался северянин. - Уф! Скорее бы она отходила.
Брошенный снизу нож, просвистев между ними, врезался лезвием в стену, выбив из нее каменную крошку. Завернув за угол, беглецы оказались в относительной безопасности.
Еще два пустынных коридора, еще два лестничных пролета - и они добрались до площадки, с которой уводила на крышу сквозь квадратное черное отверстие в потолке крепкая лесенка. Вор, волосы которого перехвачены были цветастым платком - очевидно, отличительным знаком охранников дверей, - подступил было к Мышелову с обнаженным мечом, но, увидев за спиной коротышки Фафхрда и рассмотрев сверкающее острие кинжалов и странного вида дубинки, испуганно попятился.
Мышелов первым быстро вскарабкался по лесенке и выбрался через люк под усыпанное звездами небо.
Он обнаружил, что стоит едва ли не на краю покрытой шифером крыши, уклон которой представлял собой серьезную опасность для новичка в этом деле, но ничем не грозил ветерану.
Послышался хруст дерева. Фафхрд выволок наверх лестницу. Когда он уже выпрямлялся, из люка вылетел нож, стукнулся о шифер и соскользнул по скату крыши вниз. Мышелов, не тратя времени даром, кинулся прочь от люка. На полпути к южному краю крыши его настиг тихий звон - нож ударился о булыжник Аляви Убийц.
Фафхрд немного поотстал - отчасти из-за того, что был менее привычен к лазанию по крышам, отчасти из-за онемевшей левой ноги. И потом, он ведь нес на плече тяжелую лесенку.
- Она нам ни к чему! - крикнул Мышелов.
Фафхрд с радостью избавился от ненужного груза. Лесенка загрохотала по камням мостовой, а Мышелов перескочил на соседнюю крышу, уже не такую крутую. Фафхрд мигом очутился рядом с приятелем.
Ведомые Мышеловом, переходя порой на бег, они пустились в обратный путь и выбрались из мрачного леса дымовых труб, отдушин, водяных баков, крышек люков, голубятен и птичьих силков в том месте, где нависал над улицей Лудильщиков крытый мостик, удивительно схожий с тем, что соединял дома Роккермаса и Слаарга.
Пригибаясь как можно ниже, беглецы перебрались по нему на другую сторону улицы. Над головами их что-то просвистело. Едва они спрыгнули с мостика на крышу, вновь раздался тот же трижды повторенный свистящий звук. Один из неизвестных предметов, стукнувшись о трубу, упал прямо к ногам Мышелова. Тот поднял его, оглядел, взвесил на ладони и подивился тяжести метательного снарядика.
- Они там, - сказал он, тыкая пальцем себе за плечо, - видно, здорово разозлились, коли вывели на крыши пращников. Горячие, однако, ребята.
От улицы Лудильщиков путь их лежал на юго-восток, к тому месту на улице Коробейников, где дома стоят так близко, что перепрыгнуть с одного здания на другое не составляет труда. По пути они угодили в плотное облако ночного смога. Кашляя и чихая, Мышелов, за плечо которого держался Фафхрд, вынужден был сбавить шаг и добрых шестьдесят ударов сердца беспомощно шарил руками вокруг. Лишь на подходе к улице Коробейников сумели они выбраться из смога. В небесах вновь засияли звезды.
- Что за чертовщина? - справился Фафхрд, глядя вслед плывущему к северу облаку. Мышелов передернул плечами.
Случись в этот час пролетать над Ланхмаром ястребу, он увидел бы, как расползается по переулкам черная завеса, недавно еще клубившаяся над “Серебряным Угрем”.
Достигнув Чумного Двора, приятели спустились на землю.
Посмотрев друг на друга, на свои забинтованные клинки, на вымазанные краской лица и испачканную грязью и сажей одежду, они расхохотались. Они хохотали и хохотали и никак не могли успокоиться; задыхаясь от смеха, Фафхрд принялся массировать левую ногу у колена. Добродушно подтрунивая над собой, они размотали бинты на мечах - Мышелов широко раскрыл глаза, словно и понятия не имел, что там внутри, - и пристегнули ножны к поясам. Свежий ветерок унес прочь зловоние жидкости из зеленого флакона, а прогулка по крышам без следа развеяла пьяный туман в головах. Ни Фафхрд, ни Мышелов не испытывали сейчас желания выпить; им хотелось лишь поскорее вернуться домой, как следует подзаправиться и поведать милым подружкам о своих безумных похождениях.
Бок о бок они зашагали дальше.
Исчезновение смога будто оживило кривые и грязные переулки. Даже Аллея Костей выглядела менее мрачно и угнетающе.
Взобравшись легкой поступью по длинной, скрипучей, зияющей проломами лестнице, они встали плечом к плечу на площадке, и Мышелов с силой толкнул дверь, чтобы та распахнулась.
Но дверь не поддалась.
- Заперта, - заключил Мышелов и только тут заметил, что сквозь щели в двери наружу почти не пробивается свет, если не считать слабого оранжево-красного свечения. Усмехнувшись, он проворчал с мнимым раздражением, за которым пряталась легкая тревога:
- Они, видишь ли, спят, а мы изволь торчать под дверью!
Трижды громко постучав, он сложил трубочкой ладони и крикнул в дверную щель:
- Эгей, Ивриан! Вот он я, живой и здоровый! Эгей, Влана! Можешь гордиться своим кавалером; он в одиночку расправился с кучей воров, даром что скакал на одной ноге!
Изнутри не донеслось ни звука, разве что шорох, такой тихий, что мог попросту померещиться.
Фафхрд потянул носом.
- Нехороший запах, - проговорил он.
Мышелов забарабанил по двери кулаком. Безрезультатно.
Фафхрд отстранил друга и подошел к двери, намереваясь высадить ее плечом.
Мышелов покачал головой, стукнул по стене, сделал неуловимое движение - и к ногам его вывалился кирпич, который мгновение назад казался чуть ли не приросшим к месту. Мышелов просунул в открывшееся отверстие руку. Послышался скрежет отодвигаемых засовов. Выпрямившись, Мышелов легонько толкнул дверь, и та отворилась.
Однако ни Фафхрд, ни Мышелов не бросились сломя голову в комнату. Их остановило некое предчувствие опасности. Из раскрытой двери пахнуло звериным запахом, к которому примешивался сладковатый аромат духов, какими вряд ли захочет воспользоваться здравомыслящая женщина.
Оранжевое свечение исходило из распахнутой дверцы маленькой черной печки. Правда, дверца как-то неестественно наклонилась - по всей видимости, кому-то понадобилось приподымать печку.
Этот неестественный наклон как нельзя лучше говорил о том, какому разорению подверглась комната.
В оранжевом полумраке виднелись собранные в гармошку ковры с черными пятнами на них; под полками, вперемешку с кувшинами и эмалевыми шкатулками, валялись связки свечей. У очага и рядом с оттоманкой чернели две продолговатые и бесформенные груды.
И с каждой из них на Фафхрда с Мышеловом глядели бесчисленные, довольно широко расставленные, пылающие злобой глазки.
С другой стороны очага, на ковре, серебрилась клетка, в которой не было и намека на птиц.
Послышался лязг металла. Это Фафхрд попробовал, легко ли вынимается из ножен Серый Жезл.
И, словно оба они восприняли этот звук как сигнал к действию, воины обнажили клинки и плечом к плечу вошли в комнату, настороженно вслушиваясь в скрип пола.
Глазки на кучах беспокойно замигали. Мужчины подходили все ближе, и среди глазок возникла паника. Черные зверьки с безволосыми хвостами бросились к черным пятнам на коврах, исчезая в них друг за другом.
Черные пятна были ничем иным, как дырами в крысиные норы, а красноглазые твари - крысами.
Фафхрд с Мышеловом, охваченные приступом безудержной ярости, с бранью ринулись вперед. Но зарубили они немногих. Крысы удирали без оглядки, скрываясь как в новых, так и в старых норах - у стен и в очаге. Кроме того, первый удар Фафхрда пришелся в пол, а на третьем шаге гнилые доски не выдержали, и он провалился по самое бедро. Мышелов, впрочем, не обращал внимания на зловещий треск.
Фафхрд высвободил ногу, не чувствуя боли от заноз и, как и Мышелов, не слыша неумолчного скрипа деревянного пола. Крысы разбежались. Северянин шагнул к товарищу, который кинул в топку печки несколько палок.
И тут их охватил ужас. Крысы исчезли, но оставили после себя две продолговатые груды. Их теперь было отчетливо видно в желтом отсвете пламени из топки; они утратили свою черноту и обернулись множеством красок - от темно-коричневой, болезненно-лиловой, сиреневой и снежно-белой до алей, - красными нитями чулок и рдяными пятнами крови.
Крысы обглодали до костей руки и ноги и вдоволь полакомились внутренностями, однако почему-то пощадили лица, на которые, впрочем, лучше было не смотреть: искаженные предсмертной гримасой, багрово-синие от удушья, с вывалившимися языками и выпученными глазами… Прежними были лишь темно-русые и черные волосы да белые-белые зубы.
Несмотря на переполнявшие их ужас, горе и гнев, мужчины не в силах были отвести взгляды от любимых и заметили вдруг, как соскользнули с девичьих шей и, постепенно растворяясь в воздухе, потянулись к раскрытой двери две узеньких черных полоски - две струйки ночного смога.
Громко затрещав, пол посреди комнаты просел еще на три пяди.
Уголки оглушенного несчастьем сознания машинально отмечали, что кинжал Вланы пригвоздил к полу крысу, которой, видно, невтерпеж было дожидаться, пока расправится со своими жертвами смог; что пояс девушки бесследно пропал вместе с висевшей на нем сумкой; что та же участь постигла инкрустированную серебром шкатулку, в которую Ивриан переложила самоцветы, переданные ей Мышеловом.
Мужчины переглянулись; им хватило мгновения, чтобы прочесть в глазах друг друга подтверждение собственным мыслям. Поэтому Фафхрду не пришлось объяснять, зачем он снимает плащ, с капюшоном и зачем, брезгливым движением стряхнув крысу, засовывает за пояс кинжал Вланы. Поэтому Мышелову не пришлось отвечать на недоуменные вопросы, когда он изучал перед огнем содержимое пузырьков с мазью. Разбив три из них, он призадумался, сунул в мешок другие три пузырька, ссыпал туда же факелы и подобрал горшок с угольями.
Потом, по-прежнему не разжимая губ, Мышелов просунул руку в очаг и опрокинул печку на пол, дверцей топки прямо на пропитанные маслом циновки. Ярко вспыхнуло желтое пламя.
Мужчины бегом бросились к двери. Отчаянно заскрипев, пол проломился. Друзья выскочили на площадку за дверью в тот самый миг, когда охваченные пламенем циновки, печка, дрова, свечи, оттоманка, столики со шкатулками и пузырьками и обезображенные трупы их возлюбленных провалились в пыльную, затянутую паутиной комнату этажом ниже. Загудел, разгораясь все сильнее, погребальный костер.
Друзья скатились по лестнице, которая, едва они очутились на земле, отделилась от стены и рухнула в темноту. Им пришлось раскидывать ее обломки, чтобы выбраться на Аллею Костей.
Огонь разбушевался; языки пламени вырывались наружу сквозь ставни верхнего этажа и сквозь забитые досками оконные проемы внизу. Когда Мышелов с Фафхрдом достигли Чумного Двора, в “Серебряном Угре” громко зазвонил пожарный колокол.
Не снижая темпа, приятели добежали до развилки, откуда начиналась Аллея Смерти. Там Мышелов схватил Фафхрда за руку и заставил остановиться. Северянин вырвал руку, грязно выругался; во взгляде его сквозило безумие. Мышелов задыхаясь крикнул:
- Надо приготовиться!
Ухватив свой мешок за горловину, он с размаху обрушил его на мостовую - так, чтобы раскололись не только пузырьки, но и горшок с угольями. Вскоре запахло паленой мешковиной.
Мышелов обнажил Скальпель, а Фафхрд - Серый Жезл, и они устремились вперед. Мышелов размахивал над головой мешком, чтобы раздуть пламя. К тому времени, когда они пересекли улицу Коробейников и ворвались в Обитель Воров, мешок стал огромным огненным шаром. Подпрыгнув, Мышелов зашвырнул его в глубокую нишу над входом.
Раздались вопли охранников.
Привлеченные криками и топотом ног, в коридор высыпали воры-подмастерья - и тут же боязливо попятились обратно при виде двух воинов с яростной решимостью на лицах, которые сжимали в руках длинные и острые клинки.
Один ученик, которому вряд ли было больше десяти лет, немного замешкался. Серый Жезл вонзился ему в грудь, и он умер с мольбой о пощаде на губах.
В глубине послышался тихий звон, от которого почему-то становились дыбом волосы. Двери вдоль по коридору начали захлопываться одна за другой. Фафхрд с Мышеловом жаждали кровавой схватки, но воры, видно, вовсе не стремились скрестить с ними мечи. В коридоре, несмотря на горящие факелы, сгущался мрак.
Добежав до лестницы, воины поняли, откуда он взялся. Над ступеньками клубилось черное облако смога.
Струйки его, материализуясь прямо из воздуха, на глазах удлинялись и принимали омерзительные формы. Они перегородили гигантской паутиной коридор второго этажа - от стены к стене и от пола до потолка, так что Фафхрду и Мышелову пришлось прорубать себе дорогу; по крайней мере именно это померещилось их воспаленным рассудкам. Из седьмой по счету двери впереди снова донесся колдовской звон, который перешел вдруг в насмешливое кудахтанье, не уступавшее в безумии возбуждению друзей. Черная пелена смога сделалась гуще.
На втором этаже Обители Воров тоже не видно было ни одной раскрытой двери. У Мышелова мелькнула мысль, что воры боятся не их с Фафхрдом, а Хрисомило с его колдовскими штучками, пускай он даже защищает Обитель от незваных гостей.
Вход в комнату с картой, из которой вероятнее всего было ожидать нападения, оказалось, преграждала огромная дубовая дверь, обитая сверху донизу железом.
Продвижение воинов замедлилось; струйки смога не пускали их, так и норовили обвиться вокруг ног. Внезапно на полпути между комнатой с картой и логовом колдуна из воздуха возник черный паук ростом с волка.
Мышелов разрубил черную паутину, которая отделяла его от твари, отступил немного назад и прыгнул на паука. Скальпель воткнулся тому промеж восьми только-только проявившихся глаз. Чудище сморщилось, точно проколотый мочевой пузырь, и издохло. В ноздри Мышелову ударила отвратительная вонь.
В следующий миг они с Фафхрдом уже заглядывали в комнату колдуна. Обстановка ее почти не изменилась, разве что кое-чего прибавилось.
На длинном столе яростно фырчали два перегонных куба; их насадки выплевывали змеящиеся струи дыма - не в резервуары, а прямо в комнату. Быстрее болотной кобры, что завидела добычу, эти струи сплетали преграду между воинами и Хрисомило, который опять склонился над волшебным манускриптом; правда, теперь, бормоча, заклинание, он не сводил глаз с Мышелова и Фафхрда, лишь изредка заглядывая в текст.
На другом конце стола, где дыма не было и в помине, устроился Сливикин, рядом с которым восседала громадная крыса. Они походили друг на друга как близнецы, только голова у крысы была поменьше.
В норах у пола сверкали глазки других крыс.
Зарычав, Фафхрд обрушил Серый Жезл на дымный барьер. Но как он ни бушевал, ему не удалось пробиться сквозь паутину смога; мало того, разрубленные им нити потянулись к нему, угрожая запеленать северянина в кокон.
Фафхрд перекинул меч в левую руку, а правой извлек из ножен свой длинный кинжал и кинул его в колдуна. Кинжал пронзил три струи дыма; четвертая и пятая замедлили его полет, в шестой он словно завяз, а седьмая подхватила его, и он бессильно повис в воздухе.
Хрисомило усмехнулся, обнажив крупные резцы; Сливикин заверещал и запрыгал от восторга.
Мышелов швырнул в чернокнижника Кошачий Коготь. Его попытка закончилась еще более плачевно, ибо, отвлекшись, он не заметил подбирающихся к нему струек смога, и те обвились вокруг его боевой руки и шеи. Крысы в норах зашевелились и полезли наружу.
Фафхрду тоже приходилось несладко. Дымные струйки оплели его колени и левую руку и едва не повалили на пол. Пытаясь устоять на ногах, он выхватил из-за пояса кинжал Вланы и поднял его над плечом. В свете факелов призрачно засеребрилась рукоять оружия, тускло замерцало покрытое засохшей крысиной кровью острие.
Усмешка сползла с лица Хрисомило. Он вскрикнул, отшатнулся и заслонил глаза руками-культяшками.
Кинжал Вланы пронзил черную паутину, которая как будто расступилась перед ним, проник между рук колдуна и вошел по рукоять в его правый глаз.
Хрисомило взвизгнул и вцепился в рукоятку оружия.
Черная паутина вздрогнула.
Перегонные кубы нежданно-негаданно разлетелись вдребезги, а их содержимое пролилось на стол. Массивная столешница задымилась. Горящая голубым пламенем жидкость потекла на мраморный пол.
Испустив сдавленный хрип, Хрисомило рухнул навзничь, крепко стиснув пальцами серебряную ручку кинжала.
Паутина сделалась прозрачной, будто политое водой свежее чернильное пятно.
Мышелов рванулся вперед и одним ударом рассек надвое Слевикина и крысу, прежде чем они успели осознать грозящую им опасность. Остальные крысы опрометью кинулись в норы.
Исчезли последние следы колдовского смога, и Мышелов с Фафхрдом остались в компании трех трупов. В Обители Воров царила мертвая тишина. Пролившаяся на пол жидкость застыла; древесина стола так и не вспыхнула.
Приступ безумия и ярости миновал, жажда крови и мщения исчерпала себя. Воинам уже не нужен был ни Кровас, ни кто другой из воров. Фафхрд с содроганием припомнил лицо мальчишки, которого он поразил в припадке бешенства.
Но горе их не уменьшилось и боль не притупилась, а стала, пожалуй, еще острее; вдобавок их переполняло растущее отвращение ко всему, что их окружало: к трупам у ног, к разгромленной комнате колдуна, к Обители Воров как таковой и к городу Ланхмару со всеми его улицами, площадями и закоулками.
С гримасой отвращения Мышелов вытер Скальпель о какую-то тряпицу и вложил меч в ножны. Фафхрд последовал его примеру. Потом они подобрали свои кинжалы, которые упали на пол, как только исчезла черная паутина, но ни один из них не потрудился вытащить из глазницы колдуна кинжал Вланы. На столе Хрисомило лежали черная с серебром бархатная сумка Вланы, ее пояс и голубая эмалевая шкатулка Ивриан. Эти предметы они прихватили с собой.Как и в уничтоженном огнем обиталище Мышелова, им не требовалось слов, чтобы понять друг друга, чтобы ощутить родство душ и единство целей. Сгорбившись, медленным шагом покинули они логово колдуна, миновали запертые комнаты и спустились по гулкой лестнице; шаг их постепенно убыстрялся. Они прошли пустынным коридором первого этажа, под сводами которого гуляло эхо их шагов, проскользнули под выгоревшей сторожевой нишей, оставили за спиной Обитель Воров и повернули сначала налево, на север, чтобы сократить путь по улице Богов, а потом - направо, на восток. Единственным, кто попался им по дороге, был хилый и сутулый мальчуган, который с несчастным видом возил шваброй по мостовой перед дверью винной лавки в первых лучах восходящего солнца; остальные горожане мирно храпели в своих постелях. Да, они свернули направо, на восток, вниз по улице Богов, ибо она выводила к Болотным Воротам, за которыми начиналась гать через Великое Соленое Болото. Ворота эти были ближайшим выходом из веселого города Ланхмара, который сделался друзьям отвратителен, стал для них городом утраченной любви, пребывание в котором сулило отныне Фафхрду и Серому Мышелову отчаянье и тоску.
- Эй, Ночной Мастер! - окликнул он. Мужчина остановился, неторопливо повернулся и прихрамывая вошел в комнату. Кровас ткнул пальцем сперва в Мышелова, а затем в Фафхрда.
- Ты их знаешь, Флим?
Ночной Мастер Нищих внимательно оглядел приятелей и помотал увенчанной золотистым тюрбаном головой.
- Никогда не встречал. Кто они такие? Ряженые воры?
- Флим и не может нас знать, - вмешался Мышелов, чувствуя, как захлопывается за ними с Фафхрдом дверца западни. - Мы общались только с Бэннатом.
- Бэннат вот уже десять лет, как не встает с постели, куда уложила его болотная лихорадка, - тихо проговорил Флим. - Поэтому мне приходится пока работать и ночью и днем.
В этот миг из-за спины Флима вынырнули Слевьяс и Фиссиф. На подбородке высокого вора лиловела громадная шишка, голова толстяка была обмотана бинтом. Едва увидев Фафхрда с Мышеловом, Фиссиф закричал:
- Это те двое, что напали на нас, перебили нашу охрану и утащили камни Дженгао!
Мышелов оттопырил локоть, и зеленый флакон, упав на мраморный пол, разлетелся на мелкие кусочки. Комнату заполнил сладкий аромат гардении. А Мышелов тем временем, вырвавшись из рук изумленных стражников и размахивая клюкой, прыгнул к Кровасу.
С неожиданным проворством Флим подставил ему под ноги свою золоченую палку. Мышелов споткнулся и полетел вверх тормашками, но не растерялся и постарался приземлиться поудачнее.
Фафхрд отпихнул стражника слева от себя и рукоятью забинтованного Серого Жезла нанес мощный удар в челюсть тому, что стоял справа. Могучим усилием всех мышц удержавшись на ногах, он отскочил к стене, которую украшали награбленные диковины.
Слевьяс подбежал к стене с воровским инструментом и, напрягшись так, что на лбу вздулись жилы, выломал из гнезда огромную фомку.
Мышелов, который ухитрился-таки сохранить равновесие, обнаружил, что стул Кроваса пуст, а предводитель воров спрятался за его спинкой, сжимая в руке кинжал с золотой рукояткой и пожирая взглядом противника. Развернувшись, Мышелов увидел, что один из стражников, охранявших Фафхрда, без чувств валяется на полу, а второй силится подняться. Сам же великан-северянин, прижавшись спиной к стене, обнажил извлеченный из-под плаща кинжал, ухватив другой рукой как дубинку Серый Жезл.
Вытащив из ножен Кошачий Коготь, Мышелов громогласно воскликнул:
- Прочь, вы все! Он обезумел! Пустите меня, я отрублю ему вторую ногу!
И миновав стражников, которые никак не могли оправиться от изумления, бросился к Фафхрду, моля богов, чтобы опьяненный битвой, вином и ядовитым запахом северянин узнал его и разгадал его намерения.
Серый Жезл просвистел высоко над головой Мышелова. Судя по всему, Фафхрд понял что к чему и теперь подыгрывал другу. Мышелов опустился на колени и под защитой Серого Жезла и длинного кинжала перерезал веревки на левой ноге Фафхрда. Покончив с этим, он рванулся в коридор, кинув на бегу:
- Уходим!
Хрисомило, стоя в отдалении, сосредоточенно наблюдал за происходящим. Фиссиф испуганно отшатнулся. Из-за стула доносились крики Кроваса:
- Задержите их! Остановите их!
Трое стражников, наконец-то опомнившись, преградили было путь Мышелову, но он замахнулся кинжалом - и проскочил между ними, отбив попутно забинтованным Скальпелем золоченую палку, которую вновь попытался подсунуть ему под ноги Флим.
Слевьяс, как следует прицелившись, замахнулся в Мышелова огромной фомкой. Однако в последний момент над плечом Мышелова возникла длинная рука с не менее длинной дубинкой и ударила высокого вора в грудь. Слевьяс покатился по полу, а фомка упала, не пролетев и нескольких шагов.
Мышелов очутился в коридоре. Фафхрд следовал за ним по пятам - как ни странно, по-прежнему на одной ноге. Мышелов указал на лестницу. Фафхрд кивнул, затем подпрыгнул, сорвал со стены тяжелую драпировку и бросил ее поперек коридора, чтобы хоть немного задержать погоню.
С Мышеловом впереди они устремились вверх по лестнице. Сзади раздавались громкие крики.
- Кончай валять дурака, Фафхрд! - буркнул Мышелов. - У тебя теперь две ноги.
- Да, но одна из них ничего не чувствует, - пожаловался северянин. - Уф! Скорее бы она отходила.
Брошенный снизу нож, просвистев между ними, врезался лезвием в стену, выбив из нее каменную крошку. Завернув за угол, беглецы оказались в относительной безопасности.
Еще два пустынных коридора, еще два лестничных пролета - и они добрались до площадки, с которой уводила на крышу сквозь квадратное черное отверстие в потолке крепкая лесенка. Вор, волосы которого перехвачены были цветастым платком - очевидно, отличительным знаком охранников дверей, - подступил было к Мышелову с обнаженным мечом, но, увидев за спиной коротышки Фафхрда и рассмотрев сверкающее острие кинжалов и странного вида дубинки, испуганно попятился.
Мышелов первым быстро вскарабкался по лесенке и выбрался через люк под усыпанное звездами небо.
Он обнаружил, что стоит едва ли не на краю покрытой шифером крыши, уклон которой представлял собой серьезную опасность для новичка в этом деле, но ничем не грозил ветерану.
Послышался хруст дерева. Фафхрд выволок наверх лестницу. Когда он уже выпрямлялся, из люка вылетел нож, стукнулся о шифер и соскользнул по скату крыши вниз. Мышелов, не тратя времени даром, кинулся прочь от люка. На полпути к южному краю крыши его настиг тихий звон - нож ударился о булыжник Аляви Убийц.
Фафхрд немного поотстал - отчасти из-за того, что был менее привычен к лазанию по крышам, отчасти из-за онемевшей левой ноги. И потом, он ведь нес на плече тяжелую лесенку.
- Она нам ни к чему! - крикнул Мышелов.
Фафхрд с радостью избавился от ненужного груза. Лесенка загрохотала по камням мостовой, а Мышелов перескочил на соседнюю крышу, уже не такую крутую. Фафхрд мигом очутился рядом с приятелем.
Ведомые Мышеловом, переходя порой на бег, они пустились в обратный путь и выбрались из мрачного леса дымовых труб, отдушин, водяных баков, крышек люков, голубятен и птичьих силков в том месте, где нависал над улицей Лудильщиков крытый мостик, удивительно схожий с тем, что соединял дома Роккермаса и Слаарга.
Пригибаясь как можно ниже, беглецы перебрались по нему на другую сторону улицы. Над головами их что-то просвистело. Едва они спрыгнули с мостика на крышу, вновь раздался тот же трижды повторенный свистящий звук. Один из неизвестных предметов, стукнувшись о трубу, упал прямо к ногам Мышелова. Тот поднял его, оглядел, взвесил на ладони и подивился тяжести метательного снарядика.
- Они там, - сказал он, тыкая пальцем себе за плечо, - видно, здорово разозлились, коли вывели на крыши пращников. Горячие, однако, ребята.
От улицы Лудильщиков путь их лежал на юго-восток, к тому месту на улице Коробейников, где дома стоят так близко, что перепрыгнуть с одного здания на другое не составляет труда. По пути они угодили в плотное облако ночного смога. Кашляя и чихая, Мышелов, за плечо которого держался Фафхрд, вынужден был сбавить шаг и добрых шестьдесят ударов сердца беспомощно шарил руками вокруг. Лишь на подходе к улице Коробейников сумели они выбраться из смога. В небесах вновь засияли звезды.
- Что за чертовщина? - справился Фафхрд, глядя вслед плывущему к северу облаку. Мышелов передернул плечами.
Случись в этот час пролетать над Ланхмаром ястребу, он увидел бы, как расползается по переулкам черная завеса, недавно еще клубившаяся над “Серебряным Угрем”.
Достигнув Чумного Двора, приятели спустились на землю.
Посмотрев друг на друга, на свои забинтованные клинки, на вымазанные краской лица и испачканную грязью и сажей одежду, они расхохотались. Они хохотали и хохотали и никак не могли успокоиться; задыхаясь от смеха, Фафхрд принялся массировать левую ногу у колена. Добродушно подтрунивая над собой, они размотали бинты на мечах - Мышелов широко раскрыл глаза, словно и понятия не имел, что там внутри, - и пристегнули ножны к поясам. Свежий ветерок унес прочь зловоние жидкости из зеленого флакона, а прогулка по крышам без следа развеяла пьяный туман в головах. Ни Фафхрд, ни Мышелов не испытывали сейчас желания выпить; им хотелось лишь поскорее вернуться домой, как следует подзаправиться и поведать милым подружкам о своих безумных похождениях.
Бок о бок они зашагали дальше.
Исчезновение смога будто оживило кривые и грязные переулки. Даже Аллея Костей выглядела менее мрачно и угнетающе.
Взобравшись легкой поступью по длинной, скрипучей, зияющей проломами лестнице, они встали плечом к плечу на площадке, и Мышелов с силой толкнул дверь, чтобы та распахнулась.
Но дверь не поддалась.
- Заперта, - заключил Мышелов и только тут заметил, что сквозь щели в двери наружу почти не пробивается свет, если не считать слабого оранжево-красного свечения. Усмехнувшись, он проворчал с мнимым раздражением, за которым пряталась легкая тревога:
- Они, видишь ли, спят, а мы изволь торчать под дверью!
Трижды громко постучав, он сложил трубочкой ладони и крикнул в дверную щель:
- Эгей, Ивриан! Вот он я, живой и здоровый! Эгей, Влана! Можешь гордиться своим кавалером; он в одиночку расправился с кучей воров, даром что скакал на одной ноге!
Изнутри не донеслось ни звука, разве что шорох, такой тихий, что мог попросту померещиться.
Фафхрд потянул носом.
- Нехороший запах, - проговорил он.
Мышелов забарабанил по двери кулаком. Безрезультатно.
Фафхрд отстранил друга и подошел к двери, намереваясь высадить ее плечом.
Мышелов покачал головой, стукнул по стене, сделал неуловимое движение - и к ногам его вывалился кирпич, который мгновение назад казался чуть ли не приросшим к месту. Мышелов просунул в открывшееся отверстие руку. Послышался скрежет отодвигаемых засовов. Выпрямившись, Мышелов легонько толкнул дверь, и та отворилась.
Однако ни Фафхрд, ни Мышелов не бросились сломя голову в комнату. Их остановило некое предчувствие опасности. Из раскрытой двери пахнуло звериным запахом, к которому примешивался сладковатый аромат духов, какими вряд ли захочет воспользоваться здравомыслящая женщина.
Оранжевое свечение исходило из распахнутой дверцы маленькой черной печки. Правда, дверца как-то неестественно наклонилась - по всей видимости, кому-то понадобилось приподымать печку.
Этот неестественный наклон как нельзя лучше говорил о том, какому разорению подверглась комната.
В оранжевом полумраке виднелись собранные в гармошку ковры с черными пятнами на них; под полками, вперемешку с кувшинами и эмалевыми шкатулками, валялись связки свечей. У очага и рядом с оттоманкой чернели две продолговатые и бесформенные груды.
И с каждой из них на Фафхрда с Мышеловом глядели бесчисленные, довольно широко расставленные, пылающие злобой глазки.
С другой стороны очага, на ковре, серебрилась клетка, в которой не было и намека на птиц.
Послышался лязг металла. Это Фафхрд попробовал, легко ли вынимается из ножен Серый Жезл.
И, словно оба они восприняли этот звук как сигнал к действию, воины обнажили клинки и плечом к плечу вошли в комнату, настороженно вслушиваясь в скрип пола.
Глазки на кучах беспокойно замигали. Мужчины подходили все ближе, и среди глазок возникла паника. Черные зверьки с безволосыми хвостами бросились к черным пятнам на коврах, исчезая в них друг за другом.
Черные пятна были ничем иным, как дырами в крысиные норы, а красноглазые твари - крысами.
Фафхрд с Мышеловом, охваченные приступом безудержной ярости, с бранью ринулись вперед. Но зарубили они немногих. Крысы удирали без оглядки, скрываясь как в новых, так и в старых норах - у стен и в очаге. Кроме того, первый удар Фафхрда пришелся в пол, а на третьем шаге гнилые доски не выдержали, и он провалился по самое бедро. Мышелов, впрочем, не обращал внимания на зловещий треск.
Фафхрд высвободил ногу, не чувствуя боли от заноз и, как и Мышелов, не слыша неумолчного скрипа деревянного пола. Крысы разбежались. Северянин шагнул к товарищу, который кинул в топку печки несколько палок.
И тут их охватил ужас. Крысы исчезли, но оставили после себя две продолговатые груды. Их теперь было отчетливо видно в желтом отсвете пламени из топки; они утратили свою черноту и обернулись множеством красок - от темно-коричневой, болезненно-лиловой, сиреневой и снежно-белой до алей, - красными нитями чулок и рдяными пятнами крови.
Крысы обглодали до костей руки и ноги и вдоволь полакомились внутренностями, однако почему-то пощадили лица, на которые, впрочем, лучше было не смотреть: искаженные предсмертной гримасой, багрово-синие от удушья, с вывалившимися языками и выпученными глазами… Прежними были лишь темно-русые и черные волосы да белые-белые зубы.
Несмотря на переполнявшие их ужас, горе и гнев, мужчины не в силах были отвести взгляды от любимых и заметили вдруг, как соскользнули с девичьих шей и, постепенно растворяясь в воздухе, потянулись к раскрытой двери две узеньких черных полоски - две струйки ночного смога.
Громко затрещав, пол посреди комнаты просел еще на три пяди.
Уголки оглушенного несчастьем сознания машинально отмечали, что кинжал Вланы пригвоздил к полу крысу, которой, видно, невтерпеж было дожидаться, пока расправится со своими жертвами смог; что пояс девушки бесследно пропал вместе с висевшей на нем сумкой; что та же участь постигла инкрустированную серебром шкатулку, в которую Ивриан переложила самоцветы, переданные ей Мышеловом.
Мужчины переглянулись; им хватило мгновения, чтобы прочесть в глазах друг друга подтверждение собственным мыслям. Поэтому Фафхрду не пришлось объяснять, зачем он снимает плащ, с капюшоном и зачем, брезгливым движением стряхнув крысу, засовывает за пояс кинжал Вланы. Поэтому Мышелову не пришлось отвечать на недоуменные вопросы, когда он изучал перед огнем содержимое пузырьков с мазью. Разбив три из них, он призадумался, сунул в мешок другие три пузырька, ссыпал туда же факелы и подобрал горшок с угольями.
Потом, по-прежнему не разжимая губ, Мышелов просунул руку в очаг и опрокинул печку на пол, дверцей топки прямо на пропитанные маслом циновки. Ярко вспыхнуло желтое пламя.
Мужчины бегом бросились к двери. Отчаянно заскрипев, пол проломился. Друзья выскочили на площадку за дверью в тот самый миг, когда охваченные пламенем циновки, печка, дрова, свечи, оттоманка, столики со шкатулками и пузырьками и обезображенные трупы их возлюбленных провалились в пыльную, затянутую паутиной комнату этажом ниже. Загудел, разгораясь все сильнее, погребальный костер.
Друзья скатились по лестнице, которая, едва они очутились на земле, отделилась от стены и рухнула в темноту. Им пришлось раскидывать ее обломки, чтобы выбраться на Аллею Костей.
Огонь разбушевался; языки пламени вырывались наружу сквозь ставни верхнего этажа и сквозь забитые досками оконные проемы внизу. Когда Мышелов с Фафхрдом достигли Чумного Двора, в “Серебряном Угре” громко зазвонил пожарный колокол.
Не снижая темпа, приятели добежали до развилки, откуда начиналась Аллея Смерти. Там Мышелов схватил Фафхрда за руку и заставил остановиться. Северянин вырвал руку, грязно выругался; во взгляде его сквозило безумие. Мышелов задыхаясь крикнул:
- Надо приготовиться!
Ухватив свой мешок за горловину, он с размаху обрушил его на мостовую - так, чтобы раскололись не только пузырьки, но и горшок с угольями. Вскоре запахло паленой мешковиной.
Мышелов обнажил Скальпель, а Фафхрд - Серый Жезл, и они устремились вперед. Мышелов размахивал над головой мешком, чтобы раздуть пламя. К тому времени, когда они пересекли улицу Коробейников и ворвались в Обитель Воров, мешок стал огромным огненным шаром. Подпрыгнув, Мышелов зашвырнул его в глубокую нишу над входом.
Раздались вопли охранников.
Привлеченные криками и топотом ног, в коридор высыпали воры-подмастерья - и тут же боязливо попятились обратно при виде двух воинов с яростной решимостью на лицах, которые сжимали в руках длинные и острые клинки.
Один ученик, которому вряд ли было больше десяти лет, немного замешкался. Серый Жезл вонзился ему в грудь, и он умер с мольбой о пощаде на губах.
В глубине послышался тихий звон, от которого почему-то становились дыбом волосы. Двери вдоль по коридору начали захлопываться одна за другой. Фафхрд с Мышеловом жаждали кровавой схватки, но воры, видно, вовсе не стремились скрестить с ними мечи. В коридоре, несмотря на горящие факелы, сгущался мрак.
Добежав до лестницы, воины поняли, откуда он взялся. Над ступеньками клубилось черное облако смога.
Струйки его, материализуясь прямо из воздуха, на глазах удлинялись и принимали омерзительные формы. Они перегородили гигантской паутиной коридор второго этажа - от стены к стене и от пола до потолка, так что Фафхрду и Мышелову пришлось прорубать себе дорогу; по крайней мере именно это померещилось их воспаленным рассудкам. Из седьмой по счету двери впереди снова донесся колдовской звон, который перешел вдруг в насмешливое кудахтанье, не уступавшее в безумии возбуждению друзей. Черная пелена смога сделалась гуще.
На втором этаже Обители Воров тоже не видно было ни одной раскрытой двери. У Мышелова мелькнула мысль, что воры боятся не их с Фафхрдом, а Хрисомило с его колдовскими штучками, пускай он даже защищает Обитель от незваных гостей.
Вход в комнату с картой, из которой вероятнее всего было ожидать нападения, оказалось, преграждала огромная дубовая дверь, обитая сверху донизу железом.
Продвижение воинов замедлилось; струйки смога не пускали их, так и норовили обвиться вокруг ног. Внезапно на полпути между комнатой с картой и логовом колдуна из воздуха возник черный паук ростом с волка.
Мышелов разрубил черную паутину, которая отделяла его от твари, отступил немного назад и прыгнул на паука. Скальпель воткнулся тому промеж восьми только-только проявившихся глаз. Чудище сморщилось, точно проколотый мочевой пузырь, и издохло. В ноздри Мышелову ударила отвратительная вонь.
В следующий миг они с Фафхрдом уже заглядывали в комнату колдуна. Обстановка ее почти не изменилась, разве что кое-чего прибавилось.
На длинном столе яростно фырчали два перегонных куба; их насадки выплевывали змеящиеся струи дыма - не в резервуары, а прямо в комнату. Быстрее болотной кобры, что завидела добычу, эти струи сплетали преграду между воинами и Хрисомило, который опять склонился над волшебным манускриптом; правда, теперь, бормоча, заклинание, он не сводил глаз с Мышелова и Фафхрда, лишь изредка заглядывая в текст.
На другом конце стола, где дыма не было и в помине, устроился Сливикин, рядом с которым восседала громадная крыса. Они походили друг на друга как близнецы, только голова у крысы была поменьше.
В норах у пола сверкали глазки других крыс.
Зарычав, Фафхрд обрушил Серый Жезл на дымный барьер. Но как он ни бушевал, ему не удалось пробиться сквозь паутину смога; мало того, разрубленные им нити потянулись к нему, угрожая запеленать северянина в кокон.
Фафхрд перекинул меч в левую руку, а правой извлек из ножен свой длинный кинжал и кинул его в колдуна. Кинжал пронзил три струи дыма; четвертая и пятая замедлили его полет, в шестой он словно завяз, а седьмая подхватила его, и он бессильно повис в воздухе.
Хрисомило усмехнулся, обнажив крупные резцы; Сливикин заверещал и запрыгал от восторга.
Мышелов швырнул в чернокнижника Кошачий Коготь. Его попытка закончилась еще более плачевно, ибо, отвлекшись, он не заметил подбирающихся к нему струек смога, и те обвились вокруг его боевой руки и шеи. Крысы в норах зашевелились и полезли наружу.
Фафхрду тоже приходилось несладко. Дымные струйки оплели его колени и левую руку и едва не повалили на пол. Пытаясь устоять на ногах, он выхватил из-за пояса кинжал Вланы и поднял его над плечом. В свете факелов призрачно засеребрилась рукоять оружия, тускло замерцало покрытое засохшей крысиной кровью острие.
Усмешка сползла с лица Хрисомило. Он вскрикнул, отшатнулся и заслонил глаза руками-культяшками.
Кинжал Вланы пронзил черную паутину, которая как будто расступилась перед ним, проник между рук колдуна и вошел по рукоять в его правый глаз.
Хрисомило взвизгнул и вцепился в рукоятку оружия.
Черная паутина вздрогнула.
Перегонные кубы нежданно-негаданно разлетелись вдребезги, а их содержимое пролилось на стол. Массивная столешница задымилась. Горящая голубым пламенем жидкость потекла на мраморный пол.
Испустив сдавленный хрип, Хрисомило рухнул навзничь, крепко стиснув пальцами серебряную ручку кинжала.
Паутина сделалась прозрачной, будто политое водой свежее чернильное пятно.
Мышелов рванулся вперед и одним ударом рассек надвое Слевикина и крысу, прежде чем они успели осознать грозящую им опасность. Остальные крысы опрометью кинулись в норы.
Исчезли последние следы колдовского смога, и Мышелов с Фафхрдом остались в компании трех трупов. В Обители Воров царила мертвая тишина. Пролившаяся на пол жидкость застыла; древесина стола так и не вспыхнула.
Приступ безумия и ярости миновал, жажда крови и мщения исчерпала себя. Воинам уже не нужен был ни Кровас, ни кто другой из воров. Фафхрд с содроганием припомнил лицо мальчишки, которого он поразил в припадке бешенства.
Но горе их не уменьшилось и боль не притупилась, а стала, пожалуй, еще острее; вдобавок их переполняло растущее отвращение ко всему, что их окружало: к трупам у ног, к разгромленной комнате колдуна, к Обители Воров как таковой и к городу Ланхмару со всеми его улицами, площадями и закоулками.
С гримасой отвращения Мышелов вытер Скальпель о какую-то тряпицу и вложил меч в ножны. Фафхрд последовал его примеру. Потом они подобрали свои кинжалы, которые упали на пол, как только исчезла черная паутина, но ни один из них не потрудился вытащить из глазницы колдуна кинжал Вланы. На столе Хрисомило лежали черная с серебром бархатная сумка Вланы, ее пояс и голубая эмалевая шкатулка Ивриан. Эти предметы они прихватили с собой.Как и в уничтоженном огнем обиталище Мышелова, им не требовалось слов, чтобы понять друг друга, чтобы ощутить родство душ и единство целей. Сгорбившись, медленным шагом покинули они логово колдуна, миновали запертые комнаты и спустились по гулкой лестнице; шаг их постепенно убыстрялся. Они прошли пустынным коридором первого этажа, под сводами которого гуляло эхо их шагов, проскользнули под выгоревшей сторожевой нишей, оставили за спиной Обитель Воров и повернули сначала налево, на север, чтобы сократить путь по улице Богов, а потом - направо, на восток. Единственным, кто попался им по дороге, был хилый и сутулый мальчуган, который с несчастным видом возил шваброй по мостовой перед дверью винной лавки в первых лучах восходящего солнца; остальные горожане мирно храпели в своих постелях. Да, они свернули направо, на восток, вниз по улице Богов, ибо она выводила к Болотным Воротам, за которыми начиналась гать через Великое Соленое Болото. Ворота эти были ближайшим выходом из веселого города Ланхмара, который сделался друзьям отвратителен, стал для них городом утраченной любви, пребывание в котором сулило отныне Фафхрду и Серому Мышелову отчаянье и тоску.
[1]Браво - наемный убийца (итал.).
[2]Кварта - четвертая позиция в фехтовании.
[3]Позиции в фехтовании: секунда - вторая позиция, прима - первая.
[4]Гарда - металлический вогнутый щиток на рукояти оружия для защиты руки в бою.