– Какого плана? – Первый похлопал в ответ на овации, которыми сограждане встретили обещание и впредь заботиться о неуклонном повышении их благосостояния.
– Сброшена с пьедестала статуя вашего предшественника во дворе гимназии номер два. Взорван водопровод в рабочем квартале. Убит активист молодежного движения…
– И это все? – счастливая улыбка, адресованная народу, озарила смуглое лицо кормчего.
Он вообще выглядел помолодевшим и отдохнувшим. Никто бы не дал этому человеку его восьмидесяти двух лет. Недавняя косметическая операция была сделана на славу.
– Так точно.
– Ладно, пусть ДБ разбирается. Поручи эти дела какому-нибудь расторопному, но не шибко увлекающемуся следователю. Чтоб не копал слишком глубоко.
– Уже.
– Я его знаю?
– А кто ж его не знает? – Генерал отдал честь проходившей мимо Усыпальницы колонне военных. – Гроза всех, чья совесть нечиста, комиссар Антти Лэйхо.
– О! – расслышал знакомое имя Четвертый, ведающий вопросами государственной идеологии. – А любопытную статейку недавно о нем Тати Доннен состряпала. Я буквально ухохатывался над каждым словом. Кстати, Первый, хорошо бы писаке дать какую-нибудь премию или орден. Народ Тати любит и воспримет этот наш шаг с одобрением.
– Подумай, проработай и доложи на ближайшем заседании, – согласился глава государства. – Но не увлекайся, а то с тебя станется выдвинуть ее на получение «Ордена Свободы» или «Премии имени первого Первого».
– А мне? – робко вмешался Шестой, известный любовью к разного рода государственным наградам. – Мне можно такую премию? Такой меня еще не…
– А ты что, наконец-то закончил свои мемуары о третьей Хонтийской? – перебив соратника, скептически осведомился Первый.
– Мирка Лаксонен обещал, что через месяц допишет, – простодушно ответил старенький фельдмаршал, курировавший оборону.
– Тогда и поговорим, – отрезал кормчий и вернулся к беседе с Третьим – самым молодым среди Радетелей, на которого возлагал большие надежды, видя в нем чуть ли не своего преемника.
– Что нового?
Генерал огляделся по сторонам. Хоть его люди и трижды проверили высокую трибуну на предмет обнаружения подслушивающих устройств, однако говорить о подобных вещах на людях, пусть и самых близких, рискованно.
– Хотел доложить как раз после этого цирка, – понизив голос, произнес он, помахивая рукой исходящей восторгом толпе, – но раз уж вы спросили… Есть данные, что Страна Отцов готовится к новой кампании против Хонти.
– Да ну?.. – весело спросил Кормчий. – Опять?
Хонти была давней головной болью Пандеи. Никак не удавалось окончательно и бесповоротно решить вопрос с бывшим генерал-губернаторством распавшейся тридцать лет назад Империи.
– Они не могли не заметить, что мы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. Теперь предсказуемо боятся нашего усиления в этом регионе. Дескать, мы, вмешавшись во внутренние дела соседей, поставим там своего человека, а уж потом, объединенным фронтом…
– Ну да, конечно! – иронично поднял бровь Первый. – Тебе ли не знать, что Отцы – совсем не чета нашему Шестому и ему подобным… Они не хуже нас понимают простую истину: кто Хонти тронет, тот и проиграл.
– Ага. Вы почти дословно повторили сказанное их Деверем, – уважительно кивнул Третий. – Как будто читали донесение моего информатора.
– Надеюсь, он сообщает еще что-нибудь кроме банальностей? – фыркнул глава государства, едва не пропустив момент, когда ему полагалось положить руку на сердце во время исполнения государственного гимна.
– Конечно. Например, Шурин предложил ввести в действие тяжелые системы, но не получил поддержку большинства…
– Вот-вот! – расслышал знакомое название Шестой. – Тяжелые системы – это то, что нам надо. Они нас спасут! Правда, дорого, зараза, но расходы быстро окупятся.
Первый скосил глаза на переминающегося с ноги на ногу фельдмаршала, верно угадав проблему, которая на самом деле беспокоила сейчас вояку. Вздохнув, он пододвинул ногой к соратнику ведро, специально поставленное охраной на трибуне для подобных нужд престарелых руководителей державы.
Тонкая струя задребезжала о металлическую стенку. Радетели снисходительно заулыбались, прощая сподвижнику слабость. Попробуй выстой здесь на ветру и холоде несколько часов подряд. Они же на самом-то деле не такие железные, какими их представляет народное воображение.
– Скажи, пожалуйста! Можно подумать, ты завербовал по меньшей мере кого-то из Неизвестных Отцов?..
Безопасник хотел скромно потупиться, но это было не к месту и не ко времени. На площадь выехала колонна тяжелой бронетехники, и следовало приветствовать ее отданием воинской чести.
– Ну, не среди самих Отцов… – начал он, но Первый едва заметно покачал головой:
– Не здесь! Ты прав, поговорим после цирка… Да здравствует нерушимое единство Радетелей и народа!
Ликование толпы на площади достигло апогея. И никому из тысяч граждан Пангеи, собравшихся на площади, было невдомек, что из всей праздничной речи Кормчего «в живую» он произнес только последнюю фразу…
Глава 5
– Сброшена с пьедестала статуя вашего предшественника во дворе гимназии номер два. Взорван водопровод в рабочем квартале. Убит активист молодежного движения…
– И это все? – счастливая улыбка, адресованная народу, озарила смуглое лицо кормчего.
Он вообще выглядел помолодевшим и отдохнувшим. Никто бы не дал этому человеку его восьмидесяти двух лет. Недавняя косметическая операция была сделана на славу.
– Так точно.
– Ладно, пусть ДБ разбирается. Поручи эти дела какому-нибудь расторопному, но не шибко увлекающемуся следователю. Чтоб не копал слишком глубоко.
– Уже.
– Я его знаю?
– А кто ж его не знает? – Генерал отдал честь проходившей мимо Усыпальницы колонне военных. – Гроза всех, чья совесть нечиста, комиссар Антти Лэйхо.
– О! – расслышал знакомое имя Четвертый, ведающий вопросами государственной идеологии. – А любопытную статейку недавно о нем Тати Доннен состряпала. Я буквально ухохатывался над каждым словом. Кстати, Первый, хорошо бы писаке дать какую-нибудь премию или орден. Народ Тати любит и воспримет этот наш шаг с одобрением.
– Подумай, проработай и доложи на ближайшем заседании, – согласился глава государства. – Но не увлекайся, а то с тебя станется выдвинуть ее на получение «Ордена Свободы» или «Премии имени первого Первого».
– А мне? – робко вмешался Шестой, известный любовью к разного рода государственным наградам. – Мне можно такую премию? Такой меня еще не…
– А ты что, наконец-то закончил свои мемуары о третьей Хонтийской? – перебив соратника, скептически осведомился Первый.
– Мирка Лаксонен обещал, что через месяц допишет, – простодушно ответил старенький фельдмаршал, курировавший оборону.
– Тогда и поговорим, – отрезал кормчий и вернулся к беседе с Третьим – самым молодым среди Радетелей, на которого возлагал большие надежды, видя в нем чуть ли не своего преемника.
– Что нового?
Генерал огляделся по сторонам. Хоть его люди и трижды проверили высокую трибуну на предмет обнаружения подслушивающих устройств, однако говорить о подобных вещах на людях, пусть и самых близких, рискованно.
– Хотел доложить как раз после этого цирка, – понизив голос, произнес он, помахивая рукой исходящей восторгом толпе, – но раз уж вы спросили… Есть данные, что Страна Отцов готовится к новой кампании против Хонти.
– Да ну?.. – весело спросил Кормчий. – Опять?
Хонти была давней головной болью Пандеи. Никак не удавалось окончательно и бесповоротно решить вопрос с бывшим генерал-губернаторством распавшейся тридцать лет назад Империи.
– Они не могли не заметить, что мы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. Теперь предсказуемо боятся нашего усиления в этом регионе. Дескать, мы, вмешавшись во внутренние дела соседей, поставим там своего человека, а уж потом, объединенным фронтом…
– Ну да, конечно! – иронично поднял бровь Первый. – Тебе ли не знать, что Отцы – совсем не чета нашему Шестому и ему подобным… Они не хуже нас понимают простую истину: кто Хонти тронет, тот и проиграл.
– Ага. Вы почти дословно повторили сказанное их Деверем, – уважительно кивнул Третий. – Как будто читали донесение моего информатора.
– Надеюсь, он сообщает еще что-нибудь кроме банальностей? – фыркнул глава государства, едва не пропустив момент, когда ему полагалось положить руку на сердце во время исполнения государственного гимна.
– Конечно. Например, Шурин предложил ввести в действие тяжелые системы, но не получил поддержку большинства…
– Вот-вот! – расслышал знакомое название Шестой. – Тяжелые системы – это то, что нам надо. Они нас спасут! Правда, дорого, зараза, но расходы быстро окупятся.
Первый скосил глаза на переминающегося с ноги на ногу фельдмаршала, верно угадав проблему, которая на самом деле беспокоила сейчас вояку. Вздохнув, он пододвинул ногой к соратнику ведро, специально поставленное охраной на трибуне для подобных нужд престарелых руководителей державы.
Тонкая струя задребезжала о металлическую стенку. Радетели снисходительно заулыбались, прощая сподвижнику слабость. Попробуй выстой здесь на ветру и холоде несколько часов подряд. Они же на самом-то деле не такие железные, какими их представляет народное воображение.
– Скажи, пожалуйста! Можно подумать, ты завербовал по меньшей мере кого-то из Неизвестных Отцов?..
Безопасник хотел скромно потупиться, но это было не к месту и не ко времени. На площадь выехала колонна тяжелой бронетехники, и следовало приветствовать ее отданием воинской чести.
– Ну, не среди самих Отцов… – начал он, но Первый едва заметно покачал головой:
– Не здесь! Ты прав, поговорим после цирка… Да здравствует нерушимое единство Радетелей и народа!
Ликование толпы на площади достигло апогея. И никому из тысяч граждан Пангеи, собравшихся на площади, было невдомек, что из всей праздничной речи Кормчего «в живую» он произнес только последнюю фразу…
Глава 5
Откровение
А на следующий день был еще один выходной. Блаженное время! Несмотря на то, что Лаури накануне выпил всего ничего, он крепко спал до самого позднего утра. Встав с убогой деревянной койки, Нурминен подошел к единственному окну маленькой комнатушки и, повернув старый, насквозь проржавевший рычаг, открыл пуленепробиваемые ставни.
Внизу уже вовсю бурлил мегаполис. Даже с высоты десятого этажа картина открывалась крайне удручающая. По грязным серым улицам носились, надсадно чадя, оранжевые муниципальные такси. Кособоко ползли, словно неповоротливые полудохлые жуки, зеленые военные грузовики, мигали фиолетовыми сиренами дорожные патрули. И все это в синеватой дымке вечного, как и весь этот насквозь прогнивший город, смога.
Безнадега.
Вот уже третий год он жил в этом дешевом, провонявшем жареной капустой общежитии, где обитали исключительно отверженные – люди, пожизненно лишенные гражданства Пандеи. Таких насильно клеймили, присваивая каждому особый идентификационный номер, выжигаемый электрическим разрядом прямо на лбу. Операция была болезненной и делалась она детям, когда те достигали двухлетнего возраста.
Отверженные были особой прослойкой пандейского общества, его, так сказать, «низшей ступенью». Гражданства лишали за малейший проступок, именуемый, как правило, «злодеянием против народа»: от банального проявления трусости на поле боя до анекдота про Радетелей, опрометчиво рассказанного в общественном месте. Все последующие поколения однажды провинившихся тоже становились изгоями. Детей клеймили за проступки отцов.
Жили отверженные в особых районах, куда обычные граждане старались не заходить. Причина была не только в разгуле местного криминала, но и в укоренившемся с годами отвращении к клейменым, которых и за людей-то особо не считали. Отверженных воспринимали как своего рода мутантов – внешне неотличимых от людей, но крайне опасных. Конечно, их можно было попросту уничтожать, но они составляли экономический костяк государства, занимаясь самой черной работой. И потом, там, где совершивший проступок гражданин еще мог рассчитывать на снисхождение, с «клейменым» не церемонились.
То, что Лаури Нурминен – полноправный гражданин Пандеи, знал один лишь управляющий, за небольшую взятку подделавший документ вселения, где жилец Нурминен значился отверженным под номером 889977, профессия – разнорабочий. Длинные черные волосы не позволяли окружающим рассмотреть его «чистый» лоб. В таком положении вещей были свои плюсы, потому что его никто не беспокоил. Ни «Союз Пандейских Ветеранов» со своими еженедельными собраниями, ни Департамент Правопорядка, ни многочисленные общественные организации, поскольку для них он практически не существовал. Лаури Нурминена можно было обнаружить только по месту основной работы, где он бывал не так уж и часто, а вот по месту жительства… Никто даже подумать не мог, что он, почетный гражданин Пандеи, кавалер «Ордена неукротимого мужества» третьей степени, обитает среди клейменых. Ни одной, даже самой хитроумной службе не придет в голову искать его в грязной общаге для второсортных людей. А даже если его и накроет одна из проверок, подобное нарушение каралось довольно мягко: всего-то пожизненным запретом на проживание в столице.
Умывшись в маленькой, облупленной, вечно текущей раковине и сжевав безвкусный брикет бесплатного питательного рациона, Нурминен неожиданно вспомнил весь вчерашний день в самых мельчайших подробностях.
Лаури машинально коснулся нагрудного кармана куртки, где лежал заветный блокнот с телефонным номером Кайсы. Тот был на месте, а значит, теперь дело осталось за малым – позвонить. От этой мысли ему сделалось несколько не по себе. Странная неуверенность, раньше он за собой подобного никогда не замечал. Чего он боится? Быть может, «Белых сестер»? Ерунда! Тогда что же его останавливает? Чувство было необычным, словно ветеран стоял на распутье. То, что впереди, скрывает густой туман и, самое главное, ты хорошо понимаешь: стоит тебе сделать один короткий шаг – и пути назад уже не будет НИКОГДА! Что бы ни ждало тебя впереди, повернуть с полпути будет невозможно. Замкнется невидимая цепь, и разматывающаяся лента пока незримых мелочей вовлечет тебя в неумолимый круговорот неотвратимости.
Нурминен равнодушно размышлял, с отвращением поглядывая сверху на задыхающийся в сизом смоге обреченный город. Люди, снующие внизу, даже не осознавали, что живут в огромной страшной тюрьме, в недрах гигантской мясорубки, способной перемолоть миллиарды хрупких человеческих костей. Что они не вечны в отличие от жутких, мерно проворачивающихся стальных ножей. Мясорубка будет вращаться даже тогда, когда перемелет в пыль последнего из живых, и именно это по-настоящему пугало. Нет, не смерть, а то, что система сможет благополучно существовать после тебя, и, что бы ты ни делал, результат всегда окажется тот же – ты проиграешь. Потому что ты даже не винтик, а так, мелкая стружка, сыплющаяся из исполинского станка…
Мрачные мысли были прерваны неприятным посторонним звуком. В соседней ячейке раздался визгливый женский крик, затем что-то с грохотом упало. Лаури поморщился, поскольку хорошо знал, что последует вслед за этим. Так и случилось.
Обитая фанерой от старых посылок дверь с давно сломанным замком резко отворилась, и в комнату заскочил высокий всклокоченный блондин с длинным номером на лбу. С ходу плюхнувшись на единственный колченогий стул, он мрачно уставился на Лаури.
– Ну, чего тебе, Фишту? – недовольно спросил Нурминен. – Между прочим, я уже собрался уходить…
– Твои дела подождут! – напряженно ответил Фишту Кетри и тут же с чувством добавил: – Проклятая шлюха! Она снова с кем-то крутит шашни за моей спиной…
Жена Кетри была легализованной проституткой. Торговать своим телом могли только отверженные. Граждане Пандеи охотно пользовались их услугами, хотя официально это, конечно, не поощрялось.
– Но ведь проституция – это ее основное занятие! – вполне резонно возразил Лаури, отвернувшись к окну. – Кажется, она даже состоит в профсоюзе…
Фишту нервно мотнул головой:
– В рабочее время все нормально, здесь у меня претензий к ней нет, но она встречается с кем-то и на выходных…
– Откуда ты знаешь?
– У меня есть один хороший знакомый из местной уличной банды… Я заплатил ему, чтобы он проследил за этой шлюхой…
– Что?!! Но ведь это незаконно!!!
– Зато у меня оказались неопровержимые доказательства ее измены…
– Какие еще доказательства?
– Давай лучше не будем! – ревнивец с хрустом сжал кулаки. – Я когда-нибудь убью эту развратную суку…
– Но ведь она и должна быть такой!
– А мне наплевать! Убью, и точка!
– В таком случае тебя отправят в газовую камеру. Ты ведь лучше меня знаешь, что за это бывает…
– Да знаю, знаю я…
Видя искренние страдания горемычного соседа, Нурминен немного смягчился:
– Послушай, приятель, мне действительно нужно уходить. Если хочешь, оставайся у меня, сколько тебе заблагорассудится, я не вернусь до самого вечера.
– Правда?
– Ага. Вон, можешь на город сверху поглазеть. В твоей ячейке окна, кажется, нет?
– Конечно же, нет… – зло прошипел Кетри. – Мы не можем позволить себе платить еще и за проклятое окно. Этот паршивый управляющий, этот гнилой ублюдок, – настоящий садист, он меня ненавидит… И каждый раз похотливо пялится на мою жену.
– Да ну, полно тебе…
– Ага, только и ждет случая настучать на меня в Департамент Благополучия. А после подкатить на всех порах к молодой красивой вдовушке!
– В общем, располагайся, как дома… – И с этими словами Лаури проворно выскользнул в коридор.
Там он тут же был пойман за грудки крупной длинноногой красоткой в ярко-красном, плотно облегающем стройную фигуру комбинезоне.
– Ты что там ему наговорил? – острые соски жрицы любви ощущались даже сквозь одежду.
Совершенно обалдев, Нурминен скосил глаза чуть вниз, и ему почему-то пришли на ум две совершенные самонаводящиеся ядерные боеголовки.
– Отвечай мне немедленно, что ты ему сказал?
– Да собственно… ничего… – Лаури безуспешно пытался вырваться из крепких объятий проститутки. – Чокнутая, ты же меня сейчас придушишь!
– А я ведь знаю, что ты незаконно здесь проживаешь… – прошипела разгневанная красавица. – Я знаю, что ты гражданин! Почему ты это скрываешь?
– Да откуда тебе известно? – не на шутку перепугался Нурминен.
– Управляющий рассказал! – И девица грубо схватила Лаури за волосы, обнажая его девственно чистый лоб.
– Ну, что я говорила? Клейма нет!
– Вот сволочь!
– Я?!
– Управляющий! Я ведь ему плачу за то, чтобы молчал, а не трепался на каждом углу…
– Эй-эй, полегче! Ничего не на каждом! Просто я кое-что для него сделала. Ну то, что умею лучше всего… Обычно после этого мужчин тянет на всевозможные откровения, вот он и сболтнул…
– Думала, он снизит тебе и твоему дураку мужу плату за жилье?
– А он и так снизил… – усмехнулась девица, разжав, наконец, стальную хватку. – Я-то обслуживаю его совершенно бесплатно…
– По воскресеньям?
– Как ты угадал?
– Я провидец!
– Что-что?
– Так вот, значит, к кому тебя приревновал твой полоумный муженек?
– Нет, не к нему! – лениво ответила проститутка, облизнув губы. – У меня довольно обширная… подработка по выходным. Хочешь, и тебя обслужу. Можно прямо здесь или, если желаешь, зайдем ко мне. Возьму недорого, полцены. Сделаю скидку как гражданину. Ты какую любовь предпочитаешь?
Внизу уже вовсю бурлил мегаполис. Даже с высоты десятого этажа картина открывалась крайне удручающая. По грязным серым улицам носились, надсадно чадя, оранжевые муниципальные такси. Кособоко ползли, словно неповоротливые полудохлые жуки, зеленые военные грузовики, мигали фиолетовыми сиренами дорожные патрули. И все это в синеватой дымке вечного, как и весь этот насквозь прогнивший город, смога.
Безнадега.
Вот уже третий год он жил в этом дешевом, провонявшем жареной капустой общежитии, где обитали исключительно отверженные – люди, пожизненно лишенные гражданства Пандеи. Таких насильно клеймили, присваивая каждому особый идентификационный номер, выжигаемый электрическим разрядом прямо на лбу. Операция была болезненной и делалась она детям, когда те достигали двухлетнего возраста.
Отверженные были особой прослойкой пандейского общества, его, так сказать, «низшей ступенью». Гражданства лишали за малейший проступок, именуемый, как правило, «злодеянием против народа»: от банального проявления трусости на поле боя до анекдота про Радетелей, опрометчиво рассказанного в общественном месте. Все последующие поколения однажды провинившихся тоже становились изгоями. Детей клеймили за проступки отцов.
Жили отверженные в особых районах, куда обычные граждане старались не заходить. Причина была не только в разгуле местного криминала, но и в укоренившемся с годами отвращении к клейменым, которых и за людей-то особо не считали. Отверженных воспринимали как своего рода мутантов – внешне неотличимых от людей, но крайне опасных. Конечно, их можно было попросту уничтожать, но они составляли экономический костяк государства, занимаясь самой черной работой. И потом, там, где совершивший проступок гражданин еще мог рассчитывать на снисхождение, с «клейменым» не церемонились.
То, что Лаури Нурминен – полноправный гражданин Пандеи, знал один лишь управляющий, за небольшую взятку подделавший документ вселения, где жилец Нурминен значился отверженным под номером 889977, профессия – разнорабочий. Длинные черные волосы не позволяли окружающим рассмотреть его «чистый» лоб. В таком положении вещей были свои плюсы, потому что его никто не беспокоил. Ни «Союз Пандейских Ветеранов» со своими еженедельными собраниями, ни Департамент Правопорядка, ни многочисленные общественные организации, поскольку для них он практически не существовал. Лаури Нурминена можно было обнаружить только по месту основной работы, где он бывал не так уж и часто, а вот по месту жительства… Никто даже подумать не мог, что он, почетный гражданин Пандеи, кавалер «Ордена неукротимого мужества» третьей степени, обитает среди клейменых. Ни одной, даже самой хитроумной службе не придет в голову искать его в грязной общаге для второсортных людей. А даже если его и накроет одна из проверок, подобное нарушение каралось довольно мягко: всего-то пожизненным запретом на проживание в столице.
Умывшись в маленькой, облупленной, вечно текущей раковине и сжевав безвкусный брикет бесплатного питательного рациона, Нурминен неожиданно вспомнил весь вчерашний день в самых мельчайших подробностях.
Лаури машинально коснулся нагрудного кармана куртки, где лежал заветный блокнот с телефонным номером Кайсы. Тот был на месте, а значит, теперь дело осталось за малым – позвонить. От этой мысли ему сделалось несколько не по себе. Странная неуверенность, раньше он за собой подобного никогда не замечал. Чего он боится? Быть может, «Белых сестер»? Ерунда! Тогда что же его останавливает? Чувство было необычным, словно ветеран стоял на распутье. То, что впереди, скрывает густой туман и, самое главное, ты хорошо понимаешь: стоит тебе сделать один короткий шаг – и пути назад уже не будет НИКОГДА! Что бы ни ждало тебя впереди, повернуть с полпути будет невозможно. Замкнется невидимая цепь, и разматывающаяся лента пока незримых мелочей вовлечет тебя в неумолимый круговорот неотвратимости.
Нурминен равнодушно размышлял, с отвращением поглядывая сверху на задыхающийся в сизом смоге обреченный город. Люди, снующие внизу, даже не осознавали, что живут в огромной страшной тюрьме, в недрах гигантской мясорубки, способной перемолоть миллиарды хрупких человеческих костей. Что они не вечны в отличие от жутких, мерно проворачивающихся стальных ножей. Мясорубка будет вращаться даже тогда, когда перемелет в пыль последнего из живых, и именно это по-настоящему пугало. Нет, не смерть, а то, что система сможет благополучно существовать после тебя, и, что бы ты ни делал, результат всегда окажется тот же – ты проиграешь. Потому что ты даже не винтик, а так, мелкая стружка, сыплющаяся из исполинского станка…
Мрачные мысли были прерваны неприятным посторонним звуком. В соседней ячейке раздался визгливый женский крик, затем что-то с грохотом упало. Лаури поморщился, поскольку хорошо знал, что последует вслед за этим. Так и случилось.
Обитая фанерой от старых посылок дверь с давно сломанным замком резко отворилась, и в комнату заскочил высокий всклокоченный блондин с длинным номером на лбу. С ходу плюхнувшись на единственный колченогий стул, он мрачно уставился на Лаури.
– Ну, чего тебе, Фишту? – недовольно спросил Нурминен. – Между прочим, я уже собрался уходить…
– Твои дела подождут! – напряженно ответил Фишту Кетри и тут же с чувством добавил: – Проклятая шлюха! Она снова с кем-то крутит шашни за моей спиной…
Жена Кетри была легализованной проституткой. Торговать своим телом могли только отверженные. Граждане Пандеи охотно пользовались их услугами, хотя официально это, конечно, не поощрялось.
– Но ведь проституция – это ее основное занятие! – вполне резонно возразил Лаури, отвернувшись к окну. – Кажется, она даже состоит в профсоюзе…
Фишту нервно мотнул головой:
– В рабочее время все нормально, здесь у меня претензий к ней нет, но она встречается с кем-то и на выходных…
– Откуда ты знаешь?
– У меня есть один хороший знакомый из местной уличной банды… Я заплатил ему, чтобы он проследил за этой шлюхой…
– Что?!! Но ведь это незаконно!!!
– Зато у меня оказались неопровержимые доказательства ее измены…
– Какие еще доказательства?
– Давай лучше не будем! – ревнивец с хрустом сжал кулаки. – Я когда-нибудь убью эту развратную суку…
– Но ведь она и должна быть такой!
– А мне наплевать! Убью, и точка!
– В таком случае тебя отправят в газовую камеру. Ты ведь лучше меня знаешь, что за это бывает…
– Да знаю, знаю я…
Видя искренние страдания горемычного соседа, Нурминен немного смягчился:
– Послушай, приятель, мне действительно нужно уходить. Если хочешь, оставайся у меня, сколько тебе заблагорассудится, я не вернусь до самого вечера.
– Правда?
– Ага. Вон, можешь на город сверху поглазеть. В твоей ячейке окна, кажется, нет?
– Конечно же, нет… – зло прошипел Кетри. – Мы не можем позволить себе платить еще и за проклятое окно. Этот паршивый управляющий, этот гнилой ублюдок, – настоящий садист, он меня ненавидит… И каждый раз похотливо пялится на мою жену.
– Да ну, полно тебе…
– Ага, только и ждет случая настучать на меня в Департамент Благополучия. А после подкатить на всех порах к молодой красивой вдовушке!
– В общем, располагайся, как дома… – И с этими словами Лаури проворно выскользнул в коридор.
Там он тут же был пойман за грудки крупной длинноногой красоткой в ярко-красном, плотно облегающем стройную фигуру комбинезоне.
– Ты что там ему наговорил? – острые соски жрицы любви ощущались даже сквозь одежду.
Совершенно обалдев, Нурминен скосил глаза чуть вниз, и ему почему-то пришли на ум две совершенные самонаводящиеся ядерные боеголовки.
– Отвечай мне немедленно, что ты ему сказал?
– Да собственно… ничего… – Лаури безуспешно пытался вырваться из крепких объятий проститутки. – Чокнутая, ты же меня сейчас придушишь!
– А я ведь знаю, что ты незаконно здесь проживаешь… – прошипела разгневанная красавица. – Я знаю, что ты гражданин! Почему ты это скрываешь?
– Да откуда тебе известно? – не на шутку перепугался Нурминен.
– Управляющий рассказал! – И девица грубо схватила Лаури за волосы, обнажая его девственно чистый лоб.
– Ну, что я говорила? Клейма нет!
– Вот сволочь!
– Я?!
– Управляющий! Я ведь ему плачу за то, чтобы молчал, а не трепался на каждом углу…
– Эй-эй, полегче! Ничего не на каждом! Просто я кое-что для него сделала. Ну то, что умею лучше всего… Обычно после этого мужчин тянет на всевозможные откровения, вот он и сболтнул…
– Думала, он снизит тебе и твоему дураку мужу плату за жилье?
– А он и так снизил… – усмехнулась девица, разжав, наконец, стальную хватку. – Я-то обслуживаю его совершенно бесплатно…
– По воскресеньям?
– Как ты угадал?
– Я провидец!
– Что-что?
– Так вот, значит, к кому тебя приревновал твой полоумный муженек?
– Нет, не к нему! – лениво ответила проститутка, облизнув губы. – У меня довольно обширная… подработка по выходным. Хочешь, и тебя обслужу. Можно прямо здесь или, если желаешь, зайдем ко мне. Возьму недорого, полцены. Сделаю скидку как гражданину. Ты какую любовь предпочитаешь?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента