— Вы с Десмондом хорошо поладили, — сказал он ей на ухо.
— Я его давно знаю.
Я так и понял. Он вроде очень увлечен вами. — В его голосе прозвучала издевка. — Почему вы не выйдете за него замуж?
— А почему вы не женитесь на всех женщинах, которые сходят по вас с ума?
— Тогда я буду стократным многоженцем! И одним из самых тщеславных…
Она посмотрела ему в глаза и не смогла не улыбнуться.
— Право, Пол, нам надо заключить пакт о том, чтобы не ссориться в нерабочее время.
— Не думаю, чтобы это сработало. Прежде чем она успела ответить, музыка кончилась, и он подвел ее к столику. Больше он не приглашал ее танцевать, и в половине третьего они с Десмондом ушли из клуба. Усаживаясь поудобнее в такси, она устало вздохнула и сняла туфли.
— Это был чудесный вечер, Десмонд.
— Благодари не меня, благодари Лори. Это была его идея. — В тесноте такси он повернулся к ней. — Хотя, если подумать, можешь поблагодарить меня тоже. Энн, дорогая, иди сюда.
— Нет, Десмонд! Я не могу… — Остальная фраза была прервана его губами. Какое-то мгновение она сопротивлялась, а потом со вздохом расслабилась в его объятьях. Она закрыла глаза и постаралась представить себе, что это Пол. Десмонд отодвинулся:
— В чем дело?
— Ни в чем. — Она подняла отяжелевшие веки и снова опустила. — Поцелуй меня, Десмонд.
— Нет! — Он оттолкнул ее от себя. — Не тогда, когда ты так меня просишь.
Его слова пробудили ее сознание, и дрожащими руками она стала приглаживать волосы.
— Прости. Я не хотела тебя задеть.
— Не вини меня, что я не хочу целовать девушку, которая старается вообразить, что ее целует другой мужчина.
— Это было так очевидно?
— Для меня, да. Это Пол, не так ли?
— Да.
— Он знает об этом?
— Конечно, нет.
Такси замедлило движение у светофора, остановилось, потом снова рванулось вперед.
— Что ты собираешься делать? Ты никогда не выбросишь его из головы, если будешь продолжать работать у него.
— Мне не хочется говорить об этом, — она смягчила свои слова улыбкой. — Все дают мне советы, которые я не хочу принимать!
— Не знаю, кого ты имеешь в виду, говоря “все”, — неуступчиво заметил Десмонд. — Но я отношусь к тебе по-особому. И не хочу, Энн, чтобы тебе причинили боль.
— Знаю. Но все равно, я должна сама разобраться со всем этим.
Такси остановилось около ее дома, она торопливо открыла дверцу и выскочила.
— Спокойной ночи, Десмонд. Не беспокойся обо мне. Я уже взрослая!
Когда на следующий день Энн прибыла в Хэмпстед Мьюз, она удивилась, увидев, что холл украшен гирляндами из ветвей, а уйма рабочих сооружают во дворе беседку-шатер. Она поспешила на кухню спросить Смизи, что происходит.
— Вечеринка для труппы. Мистер Моллинсон делает это при постановке каждой своей пьесы.
— Почему он не сказал мне об этом?
— Он только вчера решил. Не знаю, как ему удается все так быстро организовать, но как только он принимает решение, его ничто не может остановить.
Заинтригованная Энн отправилась разыскивать Пола. В легких шерстяных брюках и спортивной рубашке он громоздился на верхушке лестницы, прикрепляя к одной из стоек шатра лиственную гирлянду.
Остановившись у подножия лестницы, она подняла голову к нему.
— Что-то уж очень неожиданно.
— Самый лучший способ устраивать вечеринки. На репетициях слишком много напряжения, добрая старая попойка все это снимет.
"Или взорвет”, — подумала она про себя, передавая ему несколько гвоздей, и поинтересовалась:
— Кто придет?
— Все, кто связан с пьесой, включая вашего доброго друга Десмонда Барклая.
— Ревнуете? — спросила она и сразу же пожалела об этом, увидев выражение его лица.
— Почему я должен вас ревновать? По-моему, Барклай хороший парень.
Она проигнорировала его слова.
— Пол, я хочу поговорить с вами.., где-нибудь наедине. Это очень важно.
— У меня нет времени сейчас. Если хотите мне что-нибудь сказать, говорите здесь. И пока говорите, передавайте мне еще гвозди.
Она взяла горсть гвоздей и подала ему, он положил их около себя на ступеньку лестницы и стал по одному приколачивать.
— Продолжайте, я слушаю.
— Я не могу говорить в этом грохоте, — крикнула она. — Не могли бы вы по крайней мере спуститься вниз?
— Только когда все кончу.
— Тогда мне придется подождать. Она почти вышла из шатра, когда он окликнул ее:
— Вы мне так и не сказали, что вы думаете о вчерашней репетиции.
Энн повернулась и посмотрела на него. Ответ на его вопрос был настолько очевиден, что казалось непонятным, что ему надо об этом спрашивать.
— Ну, чего вы ждете? — Он положил молоток и перегнулся через верх лестницы. — Судя по выражению вашего лица, вы, как я понимаю, согласны с Эдмундом?
— Я не вижу, как кто бы то ни был может с ним не согласиться. Совершенно же ясно, что в пьесе что-то не так.
— И полагаю, вам известно, что именно?
— Да, известно. — Глаза ее смотрели на него прямо и бескомпромиссно. — Я много раз говорила вам об этом раньше. Вы слегка переделали пьесу, но не нашли в себе мужества изменить ее в достаточной степени.
— Только не надо снова об этом! — закричал он. — Не повторяйте мне этого снова!
— Прошу прощения, но вы сами меня спросили. Мэри-Джейн и Фрэнк не должны в конце последней сцены расставаться. Они должны бежать навстречу друг другу, когда занавес начнет падать.
— Полагаю, вы хотите сказать, надо “простить и забыть”? — Пол потер лоб рукой, его лицо было таким бледным, что, казалось, приобрело зеленоватый оттенок от листьев, украшавших шатер. — Я не собираюсь это переделывать. Единственно закономерный финал — грустный.
— Грусть не закономерна, Пол. Разве вы это не понимаете?
На его лице появилось выражение загадочной замкнутости.
— Вам бы быть проповедником, Энн, и обращать в свою веру безбожников! Боюсь, на меня ваше красноречие не действует.
— Только потому, что вы не хотите ничего понимать.
Он повернулся к ней спиной.
— Жду вас сегодня на моей вечеринке.
— Я лучше не приду.
— Боюсь, придется прийти. Считайте это своей сверхурочной работой.
У нее перехватило дыхание, но она не успела ответить ему, потому что вошли несколько рабочих и стали сколачивать столы для буфета. Полотняные стены так усилили грохот, что она закрыла уши руками.
— Пол, мне так хочется, чтобы вы спустились вниз, хоть на минутку, — с отчаянием проговорила она. — Мне необходимо поговорить с вами.
— Придется подождать до завтра. Там у меня на столе список людей, которых я прошу вас обзвонить. Скажите им, что я сегодня устраиваю вечер и приглашаю их прийти после восьми в любое время.
— Вы им немного даете времени на сборы.
— Ко мне они придут, — самодовольно ответил он.
— А если нет? — Она повернулась на каблуках и вышла.
Глава 8
— Я его давно знаю.
Я так и понял. Он вроде очень увлечен вами. — В его голосе прозвучала издевка. — Почему вы не выйдете за него замуж?
— А почему вы не женитесь на всех женщинах, которые сходят по вас с ума?
— Тогда я буду стократным многоженцем! И одним из самых тщеславных…
Она посмотрела ему в глаза и не смогла не улыбнуться.
— Право, Пол, нам надо заключить пакт о том, чтобы не ссориться в нерабочее время.
— Не думаю, чтобы это сработало. Прежде чем она успела ответить, музыка кончилась, и он подвел ее к столику. Больше он не приглашал ее танцевать, и в половине третьего они с Десмондом ушли из клуба. Усаживаясь поудобнее в такси, она устало вздохнула и сняла туфли.
— Это был чудесный вечер, Десмонд.
— Благодари не меня, благодари Лори. Это была его идея. — В тесноте такси он повернулся к ней. — Хотя, если подумать, можешь поблагодарить меня тоже. Энн, дорогая, иди сюда.
— Нет, Десмонд! Я не могу… — Остальная фраза была прервана его губами. Какое-то мгновение она сопротивлялась, а потом со вздохом расслабилась в его объятьях. Она закрыла глаза и постаралась представить себе, что это Пол. Десмонд отодвинулся:
— В чем дело?
— Ни в чем. — Она подняла отяжелевшие веки и снова опустила. — Поцелуй меня, Десмонд.
— Нет! — Он оттолкнул ее от себя. — Не тогда, когда ты так меня просишь.
Его слова пробудили ее сознание, и дрожащими руками она стала приглаживать волосы.
— Прости. Я не хотела тебя задеть.
— Не вини меня, что я не хочу целовать девушку, которая старается вообразить, что ее целует другой мужчина.
— Это было так очевидно?
— Для меня, да. Это Пол, не так ли?
— Да.
— Он знает об этом?
— Конечно, нет.
Такси замедлило движение у светофора, остановилось, потом снова рванулось вперед.
— Что ты собираешься делать? Ты никогда не выбросишь его из головы, если будешь продолжать работать у него.
— Мне не хочется говорить об этом, — она смягчила свои слова улыбкой. — Все дают мне советы, которые я не хочу принимать!
— Не знаю, кого ты имеешь в виду, говоря “все”, — неуступчиво заметил Десмонд. — Но я отношусь к тебе по-особому. И не хочу, Энн, чтобы тебе причинили боль.
— Знаю. Но все равно, я должна сама разобраться со всем этим.
Такси остановилось около ее дома, она торопливо открыла дверцу и выскочила.
— Спокойной ночи, Десмонд. Не беспокойся обо мне. Я уже взрослая!
Когда на следующий день Энн прибыла в Хэмпстед Мьюз, она удивилась, увидев, что холл украшен гирляндами из ветвей, а уйма рабочих сооружают во дворе беседку-шатер. Она поспешила на кухню спросить Смизи, что происходит.
— Вечеринка для труппы. Мистер Моллинсон делает это при постановке каждой своей пьесы.
— Почему он не сказал мне об этом?
— Он только вчера решил. Не знаю, как ему удается все так быстро организовать, но как только он принимает решение, его ничто не может остановить.
Заинтригованная Энн отправилась разыскивать Пола. В легких шерстяных брюках и спортивной рубашке он громоздился на верхушке лестницы, прикрепляя к одной из стоек шатра лиственную гирлянду.
Остановившись у подножия лестницы, она подняла голову к нему.
— Что-то уж очень неожиданно.
— Самый лучший способ устраивать вечеринки. На репетициях слишком много напряжения, добрая старая попойка все это снимет.
"Или взорвет”, — подумала она про себя, передавая ему несколько гвоздей, и поинтересовалась:
— Кто придет?
— Все, кто связан с пьесой, включая вашего доброго друга Десмонда Барклая.
— Ревнуете? — спросила она и сразу же пожалела об этом, увидев выражение его лица.
— Почему я должен вас ревновать? По-моему, Барклай хороший парень.
Она проигнорировала его слова.
— Пол, я хочу поговорить с вами.., где-нибудь наедине. Это очень важно.
— У меня нет времени сейчас. Если хотите мне что-нибудь сказать, говорите здесь. И пока говорите, передавайте мне еще гвозди.
Она взяла горсть гвоздей и подала ему, он положил их около себя на ступеньку лестницы и стал по одному приколачивать.
— Продолжайте, я слушаю.
— Я не могу говорить в этом грохоте, — крикнула она. — Не могли бы вы по крайней мере спуститься вниз?
— Только когда все кончу.
— Тогда мне придется подождать. Она почти вышла из шатра, когда он окликнул ее:
— Вы мне так и не сказали, что вы думаете о вчерашней репетиции.
Энн повернулась и посмотрела на него. Ответ на его вопрос был настолько очевиден, что казалось непонятным, что ему надо об этом спрашивать.
— Ну, чего вы ждете? — Он положил молоток и перегнулся через верх лестницы. — Судя по выражению вашего лица, вы, как я понимаю, согласны с Эдмундом?
— Я не вижу, как кто бы то ни был может с ним не согласиться. Совершенно же ясно, что в пьесе что-то не так.
— И полагаю, вам известно, что именно?
— Да, известно. — Глаза ее смотрели на него прямо и бескомпромиссно. — Я много раз говорила вам об этом раньше. Вы слегка переделали пьесу, но не нашли в себе мужества изменить ее в достаточной степени.
— Только не надо снова об этом! — закричал он. — Не повторяйте мне этого снова!
— Прошу прощения, но вы сами меня спросили. Мэри-Джейн и Фрэнк не должны в конце последней сцены расставаться. Они должны бежать навстречу друг другу, когда занавес начнет падать.
— Полагаю, вы хотите сказать, надо “простить и забыть”? — Пол потер лоб рукой, его лицо было таким бледным, что, казалось, приобрело зеленоватый оттенок от листьев, украшавших шатер. — Я не собираюсь это переделывать. Единственно закономерный финал — грустный.
— Грусть не закономерна, Пол. Разве вы это не понимаете?
На его лице появилось выражение загадочной замкнутости.
— Вам бы быть проповедником, Энн, и обращать в свою веру безбожников! Боюсь, на меня ваше красноречие не действует.
— Только потому, что вы не хотите ничего понимать.
Он повернулся к ней спиной.
— Жду вас сегодня на моей вечеринке.
— Я лучше не приду.
— Боюсь, придется прийти. Считайте это своей сверхурочной работой.
У нее перехватило дыхание, но она не успела ответить ему, потому что вошли несколько рабочих и стали сколачивать столы для буфета. Полотняные стены так усилили грохот, что она закрыла уши руками.
— Пол, мне так хочется, чтобы вы спустились вниз, хоть на минутку, — с отчаянием проговорила она. — Мне необходимо поговорить с вами.
— Придется подождать до завтра. Там у меня на столе список людей, которых я прошу вас обзвонить. Скажите им, что я сегодня устраиваю вечер и приглашаю их прийти после восьми в любое время.
— Вы им немного даете времени на сборы.
— Ко мне они придут, — самодовольно ответил он.
— А если нет? — Она повернулась на каблуках и вышла.
Глава 8
Анжела Лэнгем вошла в спальню дочери и ошеломленно замерла на пороге. На постели, на стульях, на полу грудами разноцветного шелка, атласа и тюля лежали вечерние платья.
Энн подняла одно из них и приложила к себе:
— Мама, что ты скажешь об этом? Или мне надо надеть что-то менее изысканное?
С решительным видом Анжела очистила себе место на постели и села.
— Мне все равно, что ты наденешь, лишь бы ты покончила с этим глупым обманом. Или ты скажешь Полу всю правду, или ее скажу я.
Энн опустилась на стул около туалетного столика. Последние несколько недель она чувствовала, что матери все больше и больше не нравится сложившаяся ситуация и что еще немного, и родительское терпение иссякнет — ее заставят объясниться. Ужасно было то, что мгновение это наступит в вечер приема у Пола.
— Мама, ты не должна ему говорить! Предоставь это мне!
— Ты говоришь это чуть ли не каждый день в течение всего последнего месяца. Как я понимаю, ты все равно еще надеешься на честную открытую борьбу между тобой и Сириной.
— Больше не надеюсь, — тихо сказала Энн. — Нельзя бороться с неизбежностью. Я пыталась объяснить все Полу сегодня утром, но он не захотел меня выслушать. Если сегодня вечером мне представится возможность…
Анжела без слов посмотрела на свою дочь и увидела, как большие зеленые глаза наполнились слезами. Она вздохнула и пошла к двери.
— Хорошо. Я предоставляю тебе самой рассказать ему все… Но делай это побыстрее. Иначе тебе будет только хуже и больнее.
Облегченно вздохнув оттого, что смогла успокоить мать, Энн, напевая себе под нос, начала одеваться и только, когда была совсем готова, решила поехать туда не с родителями, а в одиночку. Предвидя, что если она скажет об этом, то начнется долгий спор, она просто оставила для них записку на столе в передней и сбежала по лестнице на улицу и села в такси.
Все комнаты в Хэмпстед Мьюз были залиты светом. В нижних повсюду была масса букетов бронзоволистых и золотистых хризантем, на их фоне пылали разноцветные георгины. Шатер на лужайке за домом был преобразован в райский сад: полотняные стены размещались так, что внутри шатра оказалась большая яблоня. Оркестр уже был на месте. Одетые в свободные зеленые плащи, оркестранты сливались с окружающей обстановкой, создававшей иллюзию живой природы.
Никого из гостей еще не было, и Энн перебегала от стола к столу, поправляя столовые приборы и ставя вазы со сладостями. В белом струящемся платье с распущенными по плечам белокурыми волосами, она скользила среди лиственных гирлянд и зелени, как лесная нимфа, больше похожая на мифическое созданье, чем на реальность. Склонив голову набок, она оглядела шатер: нужно было добавить цветов на середину стола. Возможно, стоило небрежно бросить на серебристо-зеленую скатерть несколько роз? Раздвинув полотнища входа, она вышла в сад и там отобрала несколько роз. С цветами в руке она повернулась, чтобы идти назад, но тут заметила куст с алыми бутонами. Она стремительно протянула к ним руку и тут же с восклицанием ее отдернула, уколовшись острым шипом.
— Поделом вам. Вы этого добивались.
Оглянувшись, она увидела Пола. В строгом черном смокинге с белой манишкой, он выглядел еще более неприступным, чем когда небритый, в халате отрешенно шагал по комнате, диктуя свою пьесу.
— Мне показалось, что нужно еще немного цветов, — объяснила она. — Посмотрите на эту розу, какая она прекрасная.
— Прекрасная, — не отрывая глаз от Энн, Пол наклонился и сорвал белую розу. — Приколите эту к платью, Энн. Она похожа на вас!
Она, покраснев, взяла цветок и поместила его в легкие складки шифона на груди. Медленно подняла она голову, и он невольно сделал шаг вперед, протягивая руку к розе.
Из дома донесся какой-то крик, и они разом вздрогнули. Он тут же отшатнулся, на губах его застыла явно искусственная улыбка.
— Лучше вам прикрепить розу куда-нибудь еще. Это будет безопаснее.
— Я не хочу безопасности!
С этими словами она кинулась со всех ног в дом, ощущая спиной его пристальный взгляд.
Гости съезжались почти одновременно: большие американские машины, приземистые английские и превосходящий их всей своей старомодной элегантностью “ролле” 1930 года. К девяти часам вечер был в полном разгаре, буфетные столы быстро пустели, а положенный поверх лужайки паркет барабанно гудел под ногами танцующих.
Энн наблюдала за всем происходящим со стороны. Она любовалась матерью и отцом, засмотрелась на Сирину в окружении толпы молодых поклонников. Через эту толпу пробирался Пол, и Энн вжалась в тень, мучительно стараясь подавить вспышку ревности, когда он обнял актрису и повел ее танцевать. Энн сердито отвернулась и чуть не столкнулась с Десмондом.
Энн, я везде искал тебя. Пойдем, потанцуем. Она беспокойно дернулась и как-то сжалась, когда он притянул ее к себе.
— Не надо, Десмонд. Я не в настроении.
— Вчера ты не возражала. Она лишь вздохнула в ответ и нехотя уступила ему. Какое-то время они танцевали молча.
— Ну и толпа здесь сегодня, — проговорил Десмонд. — Это, наверное, влетело Полу в копеечку.
— Он может это себе позволить.
— Не уверен. Последние годы у него были засушливыми. — Он усмехнулся. — Но, наверное, что-то осталось, раз Сирина от него не отходит.
— Ей тоже есть что предложить, — едко ответила Энн. — А большинству мужчин большего и не надо.
— Только не мне! — Десмонд прижался щекой к ее волосам. — Ты девушка моей мечты… И так решит большинство присутствующих здесь мужчин.
— Пол думает иначе.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но Энн, чувствуя, что больше не может говорить о Поле, сменила тему разговора:
— Ты не рассказал мне, как получил роль в этой пьесе. Когда я видела тебя в последний раз, ты вел переговоры с Арнольдом Вектором.
— А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.
— Скромник Десмонд!
— А ты как думала?! — он ухмыльнулся. — Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, — это Фрэнк, и то потому что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.
— Если Сирина оказалась лучшей, — вздохнула Энн, — могу себе представить, каковы были другие.
— Этого никому узнать не довелось, — продолжил Десмонд. — Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.
Энн споткнулась и пропустила такт.
— Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.
— Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.
Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.
— Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.
— Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…
Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народа, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал ее Сирине из-за.., из-за чего?
"Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги”, — горько подумала она и закрыла лицо руками.
Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.
— Тебе тоже не нравится шум? — мягко спросила она. — Бедненький. Бедненький маленький пленник!
В холле послышались шаги, она затаила дыханье, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лица, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.
— Болит голова? На вас это не похоже.
— Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.
— Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.
Она передернулась и сжала кулаки.
— Слава Богу, мисс Финк скоро вернется! Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.
— Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. — Он нахмурился. — Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.
— Удивляюсь, почему? — прошептала она.
— Сам не знаю толком. — Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. — Простите меня. Хотите сигарету?
— Нет.., да, пожалуй.
Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.
— Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, — неожиданно начал он. — Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.
— Я лучше не буду слушать. И потом мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.
— Потом. — Он коснулся ее руки. — Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.
В темноте подошла она к камину и села около него, глядя, как Пол ходит туда-сюда по комнате. Наконец остановился около стола, облокотившись на него. Даже в темноте она различила его сведенные брови и мрачное лицо.
— Как вы знаете, я был единственным ребенком. Я родился, когда родители были уже старыми, и они относились ко мне так, как будто я сделан из фарфора. Меня баловали и портили, и я вырос, считая, что этот мир создан для меня и принадлежит мне. К несчастью для меня, долгое время так и было: слава пришла ко мне без провалов, без тяжкой работы. Моя первая пьеса пользовалась сумасшедшим успехом, и в течение пяти лет каждая пьеса, которую я писал, была лучше и ярче, чем предыдущая. Потом комедии мне надоели. Я решил, что знаю, как сделать мир лучше, и захотел рассказать об этом.
— Разве не поступаем так все мы — раньше или позже?
— Возможно, — вздохнул он. — Но я имел возможность сделать это. И я сделал. Не знаю, видели ли вы пьесу “В тисках”?
— Да. Я специально приезжала для этого в Лондон.
Сейчас появилась возможность рассказать ему о том, что Лори ее отец, но ей не хотелось прерывать течение его мыслей.
Он хотел что-то рассказать ей и, пока он не сделает этого, она подождет со своим секретом.
— Что же случилось потом? — поторопила она его. — Вы мне никогда не рассказывали. Он облизал губы и нервно потер висок.
— Я влюбился в Сирину, а она сбежала с моим лучшим другом.
— Это случилось со многими людьми. Почему вы делаете из этого трагедию?
— Потому что для меня это было трагедией. Я был любимцем Фортуны — все и всегда складывалось для меня так, как я хотел, пока я не встретил Сирину. Я хотел ее больше всего на свете. Когда она оставила меня, мой мир разбился вдребезги, Мне пришлось собирать его из осколков, как китайскую головоломку. — Он отвернулся. — Но в собранной фигуре все время не хватало одного кусочка.., имевшего форму Сирины.
Энн заморгала, и, как будто заметив блеск слез в ее глазах, он снова обернулся к ней.
— После этого я перестал считаться с людьми. Я снова стал писать комедии и обнаружил, что утратил способность смеяться. Остальную историю вы знаете: три провала, один за другим. Все говорят, Энн, что меня заговорили, что вундеркинд прогорел, растерял свой дар. Эта новая пьеса — моя последняя карта. Надеюсь, я нашел в ней ответ, который ждет публика.
Энн наклонилась вперед, стараясь сдержаться и не задать ему неизбежный вопрос, при этом зная, что обязательно задаст его.
— Вы верите, что нашли этот ответ?
Даже в полумраке она увидела, как он нахмурился. Отойдя от стола, он подошел к ней вплотную и оперся рукой на каминную полку.
— Я верю в это, — медленно проговорил он, — и думаю, что вы и Сирина помогли мне найти этот ответ. Да, и вы, — повторил он, как бы не сознавая, что говорит, как будто эти мысли выговаривались сами собой, помимо его воли. — Вы больше, чем кто-либо другой, заставили меня осознать многое, чего раньше я не понимал.
— Как я хотела услышать это, — прошептала она.
Он отбросил сигарету и, прежде чем она поняла, что происходит, притянул ее к себе, его губы скользнули по щеке, в поисках ее рта. В этом поцелуе не было притворства. Он был страстным и глубоким, и Энн сжала в руках его темноволосую голову, согреваясь его близостью, вздрагивая от его касаний.
— Энн, дорогая, ты такая милая, — почти не слышно шептали его губы у самых ее губ. — Я слишком циничен для тебя, дорогая моя, ты все еще ищешь идеального рыцаря.
Его дыханье шевелило мягкие волосы у нее на шее. Она вздрогнула, и он притянул ее ближе.
— Мне надо кое-что сказать тебе, Пол.
— Не теперь, — смех звучал в его тихом голосе. — Ты выбираешь удивительные моменты для дискуссий.
— Но я хотела…
Вспыхнул свет, и они растерянно отшатнулись друг от друга. На пороге стояли Сирина и Анжела Лэнгем.
— Так, так, — протянула Сирина. — Прости, что помешала, дорогой, но я думала, ты ищешь что-нибудь выпить.
Пол вытер платком рот.
— Я хотел поговорить с Энн.
— Поговорить? — Сирина резко и хрипло рассмеялась. — Хорошая отговорка! Попробуй придумать что-нибудь еще!
Анжела посмотрела на лицо дочери и стала потихоньку отступать из комнаты.
— Почему бы вам не продолжить это обсуждение позже? Лори и Десмонд ждут нас ужинать.
— Вы идите одна, — холодно возразила Сирина. — А у меня неоконченное дело с мисс Лестер.
— Мне нечего вам сказать, — ответила Энн.
— Зато мне многое хочется сказать вам!
— Не здесь, — встал между ними Пол. — Ты слишком много выпила, Сирина.
— Ничего, я еще соображаю, что говорю! — Сирина повернулась к Энн. — Наверное, считаете себя очень умной, да? С первого момента, как вы здесь появились, вы пытаетесь рассорить меня с Полом. Если вам так хочется завести роман со своим нанимателем, почему бы вам не отправиться поработать у кого-нибудь другого?
— Я не собираюсь слушать ваши оскорбления, — вспыхнула Энн. — Если у Пола нет ко мне претензий, то вас мое поведение не касается.
— Ни один мужчина не жалуется, если что-то предлагается ему на тарелочке!
— Не смейте так говорить со мной!
— Я буду говорить с тобой, как захочу, ты, маленькая пролаза!
— Замолчите обе! — Анжела Лэнгем протиснулась вперед и сверкнула глазами на Сирину. — С меня хватит. Я не позволю вам так обращаться с Энн.
— Попробуйте помешать мне! — разъяренная Сирина рванулась вперед. Прежде чем она достала Энн, Анжела схватила ее за талию и оттащила назад. Содрогаясь от злости, Сирина обернулась и замахнулась на Анжелу. Пол сделал шаг к Сирине, но Энн оказалась быстрее. Ее гнев вспыхнул так быстро и сильно, что она почти не сознавала, что говорит.
— Не смейте трогать мою мать! — задохнулась она. — Уберите свои руки прочь от нее!
Какое-то мгновение Сирина продолжала бороться, потом до нее дошло значение сказанных слов, и она, опустив руки, отступила назад.
— Что, что? Чья мать? — недоверчиво переспросила она.
Энн колебалась только одно мгновение.
— Моя мать! — ясно повторила она. В напряженной тишине Анжела встала рядом с дочерью, благодарно на нее посмотрев.
— Это правда, — громко произнесла она. — Энн — моя дочь, — громко подтвердила она. — Моя и Лори.
Энн посмотрела на Пола страдальческим взглядом. Он сразу как-то постарел, кожа на лице натянулась, остро выступили скулы.
— Миссис Лэнгем, — поинтересовался он ледяным голосом, — вы хотите мне сказать, что участвовали в этом обмане?
— Боюсь, что да, но очень неохотно. — Анжела была так же бледна, как и человек, стоящий лицом к лицу с ней. — Энн уже несколько дней пыталась рассказать вам правду, но ей все не предоставлялось возможным.
— Тогда я хочу представить ей эту возможность сейчас, если вы с Сириной оставите нас одних.
Не говоря ни слова, обе женщины вышли из комнаты, и Энн нервно уставилась в окно, но видела в темном стекле только отражение Пола, когда он закрыл дверь и прислонился к ней.
— Ну, — произнес он резко. — Я жду. Теперь, когда у нее появилась возможность поговорить с ним, ей было трудно подобрать слова, они не шли с языка. Если бы только он узнал правду не так неожиданно, если бы только мать и Сирина не подошли в самый неподходящий момент.
— Я жду, — повторил он таким холодным голосом, что его едва можно было узнать.
— Сначала это было шуткой, — прошептала она.
— И что? Я должен смеяться?
— Я предпочитаю, чтобы меня сначала выслушали. Это не очень приятное признанье. Будьте по крайней мере так добры…
— Добр? Не вам говорить о доброте. Каким дураком вы меня выставили? Дочь Лори Лэнгема работает моим секретарем, а я об этом ничего не знаю! Да, будь все проклято! Это как будто за тобой шпионят!
— Я пришла сюда, думая, что мой отец погиб. Глаза его сверкнули.
— Хорошую историю ты мне наплела.., всю эту чушь о мачехе и бегстве из дома.
— Частью это было правдой. Я не убегала из дома, но убежала из театральной школы в Боксфордскую труппу.
— Господи Боже, так ты актриса! Теперь я все понимаю. — Гнев вспыхнул в нем с новой силой, он схватил ее за плечи и стал трясти. — Так вот зачем ты сюда явилась! Чтобы тайком пробраться в мою жизнь и получить роль в моей пьесе?
— Нет, нет! Я никогда не думала об этом вовсе! — Она еле вырвалась от него и стала растирать на руках красные следы от его пальцев. — Я сию минуту объясню, почему я здесь, но поверь, это не имеет ничего общего с твоей пьесой.
Энн подняла одно из них и приложила к себе:
— Мама, что ты скажешь об этом? Или мне надо надеть что-то менее изысканное?
С решительным видом Анжела очистила себе место на постели и села.
— Мне все равно, что ты наденешь, лишь бы ты покончила с этим глупым обманом. Или ты скажешь Полу всю правду, или ее скажу я.
Энн опустилась на стул около туалетного столика. Последние несколько недель она чувствовала, что матери все больше и больше не нравится сложившаяся ситуация и что еще немного, и родительское терпение иссякнет — ее заставят объясниться. Ужасно было то, что мгновение это наступит в вечер приема у Пола.
— Мама, ты не должна ему говорить! Предоставь это мне!
— Ты говоришь это чуть ли не каждый день в течение всего последнего месяца. Как я понимаю, ты все равно еще надеешься на честную открытую борьбу между тобой и Сириной.
— Больше не надеюсь, — тихо сказала Энн. — Нельзя бороться с неизбежностью. Я пыталась объяснить все Полу сегодня утром, но он не захотел меня выслушать. Если сегодня вечером мне представится возможность…
Анжела без слов посмотрела на свою дочь и увидела, как большие зеленые глаза наполнились слезами. Она вздохнула и пошла к двери.
— Хорошо. Я предоставляю тебе самой рассказать ему все… Но делай это побыстрее. Иначе тебе будет только хуже и больнее.
Облегченно вздохнув оттого, что смогла успокоить мать, Энн, напевая себе под нос, начала одеваться и только, когда была совсем готова, решила поехать туда не с родителями, а в одиночку. Предвидя, что если она скажет об этом, то начнется долгий спор, она просто оставила для них записку на столе в передней и сбежала по лестнице на улицу и села в такси.
Все комнаты в Хэмпстед Мьюз были залиты светом. В нижних повсюду была масса букетов бронзоволистых и золотистых хризантем, на их фоне пылали разноцветные георгины. Шатер на лужайке за домом был преобразован в райский сад: полотняные стены размещались так, что внутри шатра оказалась большая яблоня. Оркестр уже был на месте. Одетые в свободные зеленые плащи, оркестранты сливались с окружающей обстановкой, создававшей иллюзию живой природы.
Никого из гостей еще не было, и Энн перебегала от стола к столу, поправляя столовые приборы и ставя вазы со сладостями. В белом струящемся платье с распущенными по плечам белокурыми волосами, она скользила среди лиственных гирлянд и зелени, как лесная нимфа, больше похожая на мифическое созданье, чем на реальность. Склонив голову набок, она оглядела шатер: нужно было добавить цветов на середину стола. Возможно, стоило небрежно бросить на серебристо-зеленую скатерть несколько роз? Раздвинув полотнища входа, она вышла в сад и там отобрала несколько роз. С цветами в руке она повернулась, чтобы идти назад, но тут заметила куст с алыми бутонами. Она стремительно протянула к ним руку и тут же с восклицанием ее отдернула, уколовшись острым шипом.
— Поделом вам. Вы этого добивались.
Оглянувшись, она увидела Пола. В строгом черном смокинге с белой манишкой, он выглядел еще более неприступным, чем когда небритый, в халате отрешенно шагал по комнате, диктуя свою пьесу.
— Мне показалось, что нужно еще немного цветов, — объяснила она. — Посмотрите на эту розу, какая она прекрасная.
— Прекрасная, — не отрывая глаз от Энн, Пол наклонился и сорвал белую розу. — Приколите эту к платью, Энн. Она похожа на вас!
Она, покраснев, взяла цветок и поместила его в легкие складки шифона на груди. Медленно подняла она голову, и он невольно сделал шаг вперед, протягивая руку к розе.
Из дома донесся какой-то крик, и они разом вздрогнули. Он тут же отшатнулся, на губах его застыла явно искусственная улыбка.
— Лучше вам прикрепить розу куда-нибудь еще. Это будет безопаснее.
— Я не хочу безопасности!
С этими словами она кинулась со всех ног в дом, ощущая спиной его пристальный взгляд.
Гости съезжались почти одновременно: большие американские машины, приземистые английские и превосходящий их всей своей старомодной элегантностью “ролле” 1930 года. К девяти часам вечер был в полном разгаре, буфетные столы быстро пустели, а положенный поверх лужайки паркет барабанно гудел под ногами танцующих.
Энн наблюдала за всем происходящим со стороны. Она любовалась матерью и отцом, засмотрелась на Сирину в окружении толпы молодых поклонников. Через эту толпу пробирался Пол, и Энн вжалась в тень, мучительно стараясь подавить вспышку ревности, когда он обнял актрису и повел ее танцевать. Энн сердито отвернулась и чуть не столкнулась с Десмондом.
Энн, я везде искал тебя. Пойдем, потанцуем. Она беспокойно дернулась и как-то сжалась, когда он притянул ее к себе.
— Не надо, Десмонд. Я не в настроении.
— Вчера ты не возражала. Она лишь вздохнула в ответ и нехотя уступила ему. Какое-то время они танцевали молча.
— Ну и толпа здесь сегодня, — проговорил Десмонд. — Это, наверное, влетело Полу в копеечку.
— Он может это себе позволить.
— Не уверен. Последние годы у него были засушливыми. — Он усмехнулся. — Но, наверное, что-то осталось, раз Сирина от него не отходит.
— Ей тоже есть что предложить, — едко ответила Энн. — А большинству мужчин большего и не надо.
— Только не мне! — Десмонд прижался щекой к ее волосам. — Ты девушка моей мечты… И так решит большинство присутствующих здесь мужчин.
— Пол думает иначе.
Он открыл было рот, чтобы ответить, но Энн, чувствуя, что больше не может говорить о Поле, сменила тему разговора:
— Ты не рассказал мне, как получил роль в этой пьесе. Когда я видела тебя в последний раз, ты вел переговоры с Арнольдом Вектором.
— А вместо этого получил возможность прослушаться для этой пьесы. Кроме меня пробивались на эту роль еще шесть парней, но мне повезло.
— Скромник Десмонд!
— А ты как думала?! — он ухмыльнулся. — Хотя у Пола было несколько провалов, попасть в его пьесу все равно престижно. Единственная роль, на которую не было конкурса, — это Фрэнк, и то потому что сразу было ясно, что она создана для Лэнгема. А на Мэри-Джейн было много претендентов.
— Если Сирина оказалась лучшей, — вздохнула Энн, — могу себе представить, каковы были другие.
— Этого никому узнать не довелось, — продолжил Десмонд. — Эдмунд хотел устроить прослушивание, но ворвался Пол и потребовал, чтобы роль отдали Сирине.
Энн споткнулась и пропустила такт.
— Не могу поверить, что он позволил личным чувствам возобладать над делом.
— Тем не менее именно так и случилось. Все в труппе терпеть ее не могут. Поверь мне, только любовь может сделать человека настолько слепым к ее полной неспособности справиться с ролью.
Энн остановилась посередине танцевальной площадки. Ноги у нее не шли дальше. Вечер потерял для нее всякий интерес, музыка стала казаться чересчур громкой и резкой.
— Прости меня, Десмонд… Я должна кое-что сделать.
— Но я думал, мы вместе поужинаем. Энн, подожди минутку…
Не обращая на него внимания, она выбежала из шатра в дом. В библиотеке и гостиной было полно народа, и она остановилась на мгновение в холле, а потом открыла дверь в маленькую столовую. Та была пуста, и со вздохом облегчения Энн вошла в нее и закрыла за собой дверь. Не зажигая света, она опустилась в легкое кресло и закрыла глаза. Значит, весь актерский состав знал, что Пол даже не пытался выбрать актрису на ведущую роль, а просто отдал ее Сирине из-за.., из-за чего?
"Уж точно не из-за актерского таланта, скорее в качестве платы за интимные услуги”, — горько подумала она и закрыла лицо руками.
Постепенно мучительный приступ сердечной боли прошел, и она смогла открыть глаза. Уличный фонарь светил прямо в комнату, резко очерчивая стол и накрытую тканью птичью клетку около окна. Из-под ткани доносился легкий шорох. Она подошла к клетке и, приподняв накидку, посмотрела на маленького зеленого попугайчика. Задрав клювик, он уставился на нее бусинками глаз.
— Тебе тоже не нравится шум? — мягко спросила она. — Бедненький. Бедненький маленький пленник!
В холле послышались шаги, она затаила дыханье, ожидая, что они пройдут мимо. Но вместо этого, к ее досаде, дверь отворилась. Она осталась стоять неподвижно, но человек, возникший на пороге, увидев ее, вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Хотя она не могла разглядеть его лица, но узнала по фигуре Пола, и сердце ее забилось.
— Что вы здесь делаете? — спросил он.
— У меня разболелась голова, а это единственная тихая комната в доме.
— Болит голова? На вас это не похоже.
— Я с самого начала чувствовала, что это произойдет. Я же вам говорила, что не хотела приходить.
— Вы мой секретарь, ваша обязанность быть здесь.
Она передернулась и сжала кулаки.
— Слава Богу, мисс Финк скоро вернется! Тоска в ее голосе прозвучала так явно, что он шагнул к ней и заглянул в лицо, пытаясь в полумраке разглядеть выражение глаз.
— Простите меня, Энн. Я не должен был так говорить. Но я же предупреждал, когда вы начинали у меня работать, что со мной будет трудно. — Он нахмурился. — Правда, с вами я вел себя хуже, чем обычно.
— Удивляюсь, почему? — прошептала она.
— Сам не знаю толком. — Он вытащил сигарету и постучал ею по пальцу. — Простите меня. Хотите сигарету?
— Нет.., да, пожалуй.
Он раскурил сигарету и передал ей, а сам взял себе другую.
— Мне хотелось бы рассказать вам о нас с Сириной, — неожиданно начал он. — Я не знаю, какие сплетни вы слышали, но уверен, что они искажают правду.
— Я лучше не буду слушать. И потом мне самой надо сначала вам рассказать кое-что.
— Потом. — Он коснулся ее руки. — Сядьте, Энн, я не хочу зажигать свет, чтобы не привлекать внимания.
В темноте подошла она к камину и села около него, глядя, как Пол ходит туда-сюда по комнате. Наконец остановился около стола, облокотившись на него. Даже в темноте она различила его сведенные брови и мрачное лицо.
— Как вы знаете, я был единственным ребенком. Я родился, когда родители были уже старыми, и они относились ко мне так, как будто я сделан из фарфора. Меня баловали и портили, и я вырос, считая, что этот мир создан для меня и принадлежит мне. К несчастью для меня, долгое время так и было: слава пришла ко мне без провалов, без тяжкой работы. Моя первая пьеса пользовалась сумасшедшим успехом, и в течение пяти лет каждая пьеса, которую я писал, была лучше и ярче, чем предыдущая. Потом комедии мне надоели. Я решил, что знаю, как сделать мир лучше, и захотел рассказать об этом.
— Разве не поступаем так все мы — раньше или позже?
— Возможно, — вздохнул он. — Но я имел возможность сделать это. И я сделал. Не знаю, видели ли вы пьесу “В тисках”?
— Да. Я специально приезжала для этого в Лондон.
Сейчас появилась возможность рассказать ему о том, что Лори ее отец, но ей не хотелось прерывать течение его мыслей.
Он хотел что-то рассказать ей и, пока он не сделает этого, она подождет со своим секретом.
— Что же случилось потом? — поторопила она его. — Вы мне никогда не рассказывали. Он облизал губы и нервно потер висок.
— Я влюбился в Сирину, а она сбежала с моим лучшим другом.
— Это случилось со многими людьми. Почему вы делаете из этого трагедию?
— Потому что для меня это было трагедией. Я был любимцем Фортуны — все и всегда складывалось для меня так, как я хотел, пока я не встретил Сирину. Я хотел ее больше всего на свете. Когда она оставила меня, мой мир разбился вдребезги, Мне пришлось собирать его из осколков, как китайскую головоломку. — Он отвернулся. — Но в собранной фигуре все время не хватало одного кусочка.., имевшего форму Сирины.
Энн заморгала, и, как будто заметив блеск слез в ее глазах, он снова обернулся к ней.
— После этого я перестал считаться с людьми. Я снова стал писать комедии и обнаружил, что утратил способность смеяться. Остальную историю вы знаете: три провала, один за другим. Все говорят, Энн, что меня заговорили, что вундеркинд прогорел, растерял свой дар. Эта новая пьеса — моя последняя карта. Надеюсь, я нашел в ней ответ, который ждет публика.
Энн наклонилась вперед, стараясь сдержаться и не задать ему неизбежный вопрос, при этом зная, что обязательно задаст его.
— Вы верите, что нашли этот ответ?
Даже в полумраке она увидела, как он нахмурился. Отойдя от стола, он подошел к ней вплотную и оперся рукой на каминную полку.
— Я верю в это, — медленно проговорил он, — и думаю, что вы и Сирина помогли мне найти этот ответ. Да, и вы, — повторил он, как бы не сознавая, что говорит, как будто эти мысли выговаривались сами собой, помимо его воли. — Вы больше, чем кто-либо другой, заставили меня осознать многое, чего раньше я не понимал.
— Как я хотела услышать это, — прошептала она.
Он отбросил сигарету и, прежде чем она поняла, что происходит, притянул ее к себе, его губы скользнули по щеке, в поисках ее рта. В этом поцелуе не было притворства. Он был страстным и глубоким, и Энн сжала в руках его темноволосую голову, согреваясь его близостью, вздрагивая от его касаний.
— Энн, дорогая, ты такая милая, — почти не слышно шептали его губы у самых ее губ. — Я слишком циничен для тебя, дорогая моя, ты все еще ищешь идеального рыцаря.
Его дыханье шевелило мягкие волосы у нее на шее. Она вздрогнула, и он притянул ее ближе.
— Мне надо кое-что сказать тебе, Пол.
— Не теперь, — смех звучал в его тихом голосе. — Ты выбираешь удивительные моменты для дискуссий.
— Но я хотела…
Вспыхнул свет, и они растерянно отшатнулись друг от друга. На пороге стояли Сирина и Анжела Лэнгем.
— Так, так, — протянула Сирина. — Прости, что помешала, дорогой, но я думала, ты ищешь что-нибудь выпить.
Пол вытер платком рот.
— Я хотел поговорить с Энн.
— Поговорить? — Сирина резко и хрипло рассмеялась. — Хорошая отговорка! Попробуй придумать что-нибудь еще!
Анжела посмотрела на лицо дочери и стала потихоньку отступать из комнаты.
— Почему бы вам не продолжить это обсуждение позже? Лори и Десмонд ждут нас ужинать.
— Вы идите одна, — холодно возразила Сирина. — А у меня неоконченное дело с мисс Лестер.
— Мне нечего вам сказать, — ответила Энн.
— Зато мне многое хочется сказать вам!
— Не здесь, — встал между ними Пол. — Ты слишком много выпила, Сирина.
— Ничего, я еще соображаю, что говорю! — Сирина повернулась к Энн. — Наверное, считаете себя очень умной, да? С первого момента, как вы здесь появились, вы пытаетесь рассорить меня с Полом. Если вам так хочется завести роман со своим нанимателем, почему бы вам не отправиться поработать у кого-нибудь другого?
— Я не собираюсь слушать ваши оскорбления, — вспыхнула Энн. — Если у Пола нет ко мне претензий, то вас мое поведение не касается.
— Ни один мужчина не жалуется, если что-то предлагается ему на тарелочке!
— Не смейте так говорить со мной!
— Я буду говорить с тобой, как захочу, ты, маленькая пролаза!
— Замолчите обе! — Анжела Лэнгем протиснулась вперед и сверкнула глазами на Сирину. — С меня хватит. Я не позволю вам так обращаться с Энн.
— Попробуйте помешать мне! — разъяренная Сирина рванулась вперед. Прежде чем она достала Энн, Анжела схватила ее за талию и оттащила назад. Содрогаясь от злости, Сирина обернулась и замахнулась на Анжелу. Пол сделал шаг к Сирине, но Энн оказалась быстрее. Ее гнев вспыхнул так быстро и сильно, что она почти не сознавала, что говорит.
— Не смейте трогать мою мать! — задохнулась она. — Уберите свои руки прочь от нее!
Какое-то мгновение Сирина продолжала бороться, потом до нее дошло значение сказанных слов, и она, опустив руки, отступила назад.
— Что, что? Чья мать? — недоверчиво переспросила она.
Энн колебалась только одно мгновение.
— Моя мать! — ясно повторила она. В напряженной тишине Анжела встала рядом с дочерью, благодарно на нее посмотрев.
— Это правда, — громко произнесла она. — Энн — моя дочь, — громко подтвердила она. — Моя и Лори.
Энн посмотрела на Пола страдальческим взглядом. Он сразу как-то постарел, кожа на лице натянулась, остро выступили скулы.
— Миссис Лэнгем, — поинтересовался он ледяным голосом, — вы хотите мне сказать, что участвовали в этом обмане?
— Боюсь, что да, но очень неохотно. — Анжела была так же бледна, как и человек, стоящий лицом к лицу с ней. — Энн уже несколько дней пыталась рассказать вам правду, но ей все не предоставлялось возможным.
— Тогда я хочу представить ей эту возможность сейчас, если вы с Сириной оставите нас одних.
Не говоря ни слова, обе женщины вышли из комнаты, и Энн нервно уставилась в окно, но видела в темном стекле только отражение Пола, когда он закрыл дверь и прислонился к ней.
— Ну, — произнес он резко. — Я жду. Теперь, когда у нее появилась возможность поговорить с ним, ей было трудно подобрать слова, они не шли с языка. Если бы только он узнал правду не так неожиданно, если бы только мать и Сирина не подошли в самый неподходящий момент.
— Я жду, — повторил он таким холодным голосом, что его едва можно было узнать.
— Сначала это было шуткой, — прошептала она.
— И что? Я должен смеяться?
— Я предпочитаю, чтобы меня сначала выслушали. Это не очень приятное признанье. Будьте по крайней мере так добры…
— Добр? Не вам говорить о доброте. Каким дураком вы меня выставили? Дочь Лори Лэнгема работает моим секретарем, а я об этом ничего не знаю! Да, будь все проклято! Это как будто за тобой шпионят!
— Я пришла сюда, думая, что мой отец погиб. Глаза его сверкнули.
— Хорошую историю ты мне наплела.., всю эту чушь о мачехе и бегстве из дома.
— Частью это было правдой. Я не убегала из дома, но убежала из театральной школы в Боксфордскую труппу.
— Господи Боже, так ты актриса! Теперь я все понимаю. — Гнев вспыхнул в нем с новой силой, он схватил ее за плечи и стал трясти. — Так вот зачем ты сюда явилась! Чтобы тайком пробраться в мою жизнь и получить роль в моей пьесе?
— Нет, нет! Я никогда не думала об этом вовсе! — Она еле вырвалась от него и стала растирать на руках красные следы от его пальцев. — Я сию минуту объясню, почему я здесь, но поверь, это не имеет ничего общего с твоей пьесой.