Ли Танит. Попутчики

   Он видел на дороге темный экипаж и черных лошадей с белыми гривами. Рядом ждали две неясные фигуры, а дверца экипажа была широко открыта. Карета явно принадлежала незнакомке, но ожидавшие не помогли ей войти туда…
   Неожиданно они схватили Качиля и крепко держа, потащили к открытому экипажу, он беззвучно сопротивлялся, но все было бесполезно. Его последний взгляд поймал улыбающуюся женщину с развевающимся веером волос. Затем он рухнул в экипаж.
   Почему внутри было так темно и душно.., а звуки доносились так приглушенно? И почему дверь открывалась сверху, а не сбоку, как в нормальных экипажах? И так тесно было…
   Неожиданно Качиль понял ответ, в тот же момент дверь над ним с шумом захлопнулась.
   Качиль катался и извивался. Он был заперт в гробу, вместе с жарой и удушливым чадом. Он не получал ни глотка воздуха… Качиль почувствовал, как что-то мягко скользнуло вдоль его горла и шеи. Качиль заскулил от ужаса. Это ощущалось.., как волосы… Одна прядь, мягко щекоча, легла на его губы, затем вторая. Затем волосы заструились в темноте. Он бил руками, задыхался. Он хотел наполнить свои трескавшиеся легкие, и чернота взорвалась в груди и мозгу.
   У Хейвора создалось впечатление, что не было разделительной черты между бодрствованием и сном. Теплая постель неожиданно исчезла, и он уже мчал по пустынной дороге.
   Только ветер следовал за ним во сне, холодный, тоскливый, по-волчьи завывающий ветер.
   Других звуков не было.
   Белый свет плыл высоко в небе. Хейвор поднял глаза, рассчитывая увидеть луну, но вместо нее ему улыбался мерцающий перламутром череп: из пустых глазниц которого сочились облачные черви.
   Он бросил взгляд через плечо. За ним по чуть белеющей дороге двигалась похоронная процессия. Черное знамя, позолоченный катафалк с покрытием из чернильно-черного бархата; темной масти кони с белыми гривами, из-под копыт которых разлетались искры,
   Страх охватил Хейвора, страх, который он не мог определить. Он стал понукать свою лошадь, но та не могла или не хотела бежать, а двигалась торжественно, как и другие; грива ее становилась все светлее, пока не приобрела цвет соли.
   Ветер выл.
   Вой разбудил его, и Хейвор понял, что это был голос человека, кричавшего от ужаса где-то в доме.
   — Качиль, — сказал он громко.
   Воспоминание о сне висело в комнате как клейкая, рваная паутина.
   Хейвор вскочил с кровати. Спальня казалась затхлой и холодной. Лихорадка у Качиля явно усугубилась, если он так кричал. Хейвору были знакомы подобные припадки, и он знал, что они могли привести к смерти, если за больным не следить. Хейвор был не в восторге от ночной вахты, но он обладал чувством ответственности по отношению к другим людям.
   Вытащив огниво, он зажег свечной огарок, и, закутавшись в плащ, вышел. Качиль, кажется, успокоился, и во всем доме снова царила давящая тишина.
   За порогом висела темнота, которую не могла одолеть маленькая мерцающая свеча Комната Качиля находилась за изгибом коридора, сразу напротив узкого оконного отверстия в стене. Серое стекло светилось в блеске луны, но, как и свеча, этот свет казался неспособным проникнуть в черноту.
   Хейвор был почти у окна, когда из тени выступила фигура и выделилась на фоне оконного прямоугольника, несомненно стройный девичий силуэт, словно скроенный из черного материала на фоне лунного света. Видимо дочь хозяина, та белокурая, боязливая немая девица, проснувшаяся, как и он, от крика Качиля. Хейвор тихо сказал:
   — Не бойся.., я погляжу за ним.
   Контур, казалось, расплылся по краям, как это часто происходит на ярком световом фоне. Затем фигура скользнула в сторону и снова исчезла в темноте. Когда Хейвор прошел мимо окна, там никого не было. Странно, он должен был встретить ее, когда сворачивал за угол. Его охватила жуть. Он встряхнулся, словно сбрасывая клочья сна, и открыл дверь Качиля.
   Слабый свет падал на скрюченную фигуру в постели. Рука лежала вытянутой на подушке, и, когда Хейвор поднес свечу ближе, его взгляд упал на нечто длинное, блестевшее у рукава. Он дернул за это, отчего пламя, казалось, взвилось выше. Одинокий золотистый волос.
   Когда он отпустил его, волос медленно опустился на одеяло. Хейвор наклонился и осмотрел покрывало внимательнее. Ему вспомнилась собака одного торговца лошадьми с востока” которая каждую ночь спала в ногах хозяина и утром как знак своего присутствия оставляла на штанинах старого мошенника большое количество грубой шерсти. Хейвору показалось, что поперек постели Качиля спал огромный пес. Пес с волосами, такими тонкими, длинными и золотистыми как у девушки.
   Пламя свечи затанцевало на лице Качиля. Его глаза и рот были широко раскрыты, но тело было холодным и безжизненным, как ночь.

ДОРОГА

   Утро подсветило тьму до матовой костяной белизны, а солнце всходило как дешевая стекляшка без какого бы то ни было огня. В трактире ничто не шевелилось. Даже Фелуче, казалось, еще крепко спал несмотря на свои слова накануне вечером. В гостиной большой огонь в очаге превратился в кучу пепла. Холодный утренний свет лился через широкое окно и делал комнату большой, пустой, неестественно необитаемой и бесцветной.
   — Хозяин! — позвал Хейвор. Собственный голос показался ему тонким и тихим, но через некоторое время мужик вступил в помещение, с той же каменной миной, как и вечером.
   — Чем могу служить, сударь?
   — Один из моих попутчиков сегодня ночью умер, — Сказал Хейвор. Странным образом он не ждал от хозяина удивления или какого-либо другого проявления чувств. Мужик, и правда, скрестил руки на груди так хладнокровно, словно Хейвор говорил о погоде или о состоянии пути.
   — В Аксе есть священник?
   — Да.
   Хейвор ждал некоторое время, но мужик молчал и пришлось спросить снова:
   — Где я могу его найти?
   — Не здесь. Вам придется ехать миль двадцать к Осилю. Сейчас священник выполняет там свои церковные службы. Мы ждем его возвращения только к ближайшему празднику. Здесь, в Аксе, вам не видать похорон со священником.
   — Значит, нам самим придется выкопать могилу. Хозяин спокойно возразил:
   — Здесь вам не предоставят ни заступа, ни клочка земли.
   — Чтобы мы верно друг друга поняли… — сказал Хейвор, — человек, о котором я говорю, не тот, который вчера вечером удручал вас. Я говорю о рыжеволосом, который сидел у камина. Он умер от лихорадки.
   — Вы это точно знаете?
   Ветер, завывавший вокруг дома, казалось, прошелся холодом между лопаток Хейвора.
   — Да, хозяин, я это знаю точно. Ты полагаешь что-то иное?
   — Я полагаю, что в Аксе вздохнут с облегчением, если вы уедете с вашим другом.., живым или мертвым!
   — Твоя дочь, — заговорил Хейвор снова. — Что ей надо было ночью в коридоре? Она хотела покопаться ,в наших вещах?
   — Моя дочь? Она не покидала своей комнаты.
   — Тогда какая-то служанка. Я видел возле спальни больного белокурую девушку.
   Впервые что-то дрогнуло в лице хозяина. Он улыбнулся холодной, кривой улыбкой.
   — Не удивительно.
   Хейвор посмотрел на него и промолчал.
   Вместо этого он пошел наверх, чтобы разбудить Фелуче, а затем в город, чтобы найти лопату и выкопать, для Качиля могилу.
   Небо было покрыто исхлестанной массой белых облаков, в которые вгрызалась буря. Ворона в латунной клетке над дверью трактира съежилась в растрепанный клубок перьев. На улицах не было ни души.
   — Хейвор некоторое время бродил по ним. То здесь, то там он замечал наблюдавшее из высоких окон лицо, которое живо скрывалось, едва он поднимал голову. Один раз он встретил ребенка, одиноко игравшего на дороге гальками, но тот вскочил и помчался прочь, когда заметил Хейвора. Новости в Аксе распространялись быстро. Жители избегали его. Подобным образом относились к заразным или больным, если свирепствовала чума. Он почувствовал мурашки на коже. Ветер бил ему в лицо.
   Наконец Хейвор услышал глухие, но далеко отдающиеся удары молота. Он пошел на звук по узенькому проулку и вышел к кузнице. Ворота стояли открытыми, и за ними багряный жар смешивался с пульсирующими тенями. Хейвор разглядел могучую, темную фигуру человека, который в ровном ритме бил по наковальне — оглушительное эхо в тихом, ломком воздухе.
   Хейвор остался стоять у широкой пасти входа, и, немного погодя, человек перестал ковать, потому что почувствовал присутствие незнакомца. Не оглядываясь, кузнец выпрямился, огни горна ярко-красными ручейками бежали по его голым рукам, крепким и напряженным как сам металл. В тишине гудело воспоминание об ударах молота.
   — Что ты хочешь?
   — Город кажется необычно пустым, — ответил Хейвор. Кузнец снова повернулся к нему спиной и промолчал.
   — Почему ты не затаился в доме, как другие?
   — Если я затаюсь в доме, работу никто не сделает и я останусь без денег.
   — Мне нужен инструмент, чтобы выкопать могилу, — сказал Хейвор.
   — Могилу для друга?
   — Для человека, который мне повстречался.
   — Значит, ты не печалишься по-настоящему о нем? Ть — не обязан его хоронить. Волки были бы тебе благодарны/
   — Ты продашь мне лопату? — спросил Хейвор тихо.
   — Вон в углу стоит одна, — ответил кузнец. Сам он даже не оглянулся, когда Хейвор прошел через мастерскую и взял железный заступ.
   — Сколько я за нее должен?
   — Я не возьму ничего, — объявил кузнец.
   — Боюсь, мне придется похоронить мертвого за пре-делами Аксы. Тогда ты лопату больше не получишь.
   — Я бы и так ее не взял, после того, как ты ее коснулся, — серьезно сказал кузнец.
   Хейвор обошел наковальню, глянул на кузнеца и обнаружил железное самообладание в широком, покрытом потом лице.
   — Кубок, — сказал Хейвор ясно и отчетливо. — Из золота.
   Кузнец взял молот и с убийственным взмахом грохнул им по наковальне между собой и чужаком. Зашипели и брызнули фиолетовые искры. Но глаза кузнеца были как у слепого. — Хейвор взял заступ и побрел через покинутые улицы назад к трактиру.
   — Какие идиоты! — торжествовал Фелуче. — Какие идиоты!
   Они снова ехали по древней дороге. Акса осталась позади.
   Качиль лежал поперек своего коня, завернутый в попону. Хейвор привязал кобылу за повод к своему седлу. Фелуче, смеясь, ехал немного впереди. Ветер облизывал его волосы подобно невидимому кошачьему языку.
   Хозяин не принял от них денег. Ужин, хорошие отдельные комнаты и теплые постели — все это оказалось бесплатным. Они везли кубок Черного Господина из Авиллиды. Теперь ни один человек во всей Аксе не мог коснуться даже их монетки. Но жители отказались укрыть их на следующую ночь и не позволили, чтобы они погребли мертвого в городе.
   Примерно в трех или четырех милях от Аксы между деревьями показались первые прогалины. Хейвор слез, привязал лошадь и начал копать.
   Фелуче сел рядом, посмотрел на него и сказал:
   — Мы ведь понимаем друг друга, Хейвор! Я не собираюсь выступать в роли могильщика. Если тебя это дело не оставляет в покое, то тебе придется улаживать его одному.
   Хейвор промолчал. Заступ вгрызался во влажную черную почву.
   — Чем глубже ты выкопаешь дырку, тем лучше. Ты же не хочешь, чтобы волки в ней порылись.
   Затем Фелуче замолчал и начал обкусывать ногти. Слышен был только скрежет заступа.
   Хейвор не думал ни о чем, пока копал могилу. Как только углубление было готово, он подхватил Качиля и уложил его в темный овал. Когда Хейвор выбрался наверх, перед его глазами возникла картина: деревья и пышные цветы, росшие из этой земли. Одновременно его захлестнула волна сострадания и жалости. Хотя он едва знал этого Качиля, вора с лисьим лицом, Хейвор со всей остротой видел убогость и низость его жизни, все упущенные возможности и, наконец, последнее поражение. Словно по принуждению он забормотал слова полузабытой молитвы.
   Фелуче не мог не сыронизировать;
   — Язычник молится за проклятого!
   Они двинулись дальше, оставив Качиля под свеженасыпанным холмиком. Хейвор по-прежнему вел третью лошадь за повод, так как в Аксе никто не захотел ее купить. Заступ остался возле могилы, прислоненный к дереву.
   Дневной свет мерцал разгораясь. Облака тянулись теперь медленнее, обрамленные дымно-желтым блеском. Дорога, казалось, повторяла окраску неба, словно она была сделана из застывшей воды или гладкого, плохо отражающего стекла.
   В полдень путники поели черного хлеба, и выпили выдохшегося пива — солдатский обед, который приняли на ходу. Они миновали одну деревню, но она была пуста и покинута. Венка лежала еще в нескольких днях пути. Венка с ее широкими улицами, с домами богатых торговцев и ювелирными лавками.
   — Он еще у тебя? — спросил Фелуче внезапно.
   — Конечно.., ты же знаешь!
   — Я хочу его видеть! Дай бросить взгляд на золото! Хейвор развязал мешок и дал Фелуче посмотреть на золотой край.
   Фелуче нежно погладил кубок пальцем.
   — Теперь нас только двое, — сказал он. — Каждый получает половину. — Он вскинул глаза и любезно спросил:
   — Ты убил Качиля, Хейвор? Он умер, а обнаружил его ты. Или это было иначе?
   В облаках над ними что-то изменилось. Они, казалось, сразу стали тяжелее и мрачнее.
   — Скоро пойдет снег, — сказал Хейвор. — Поторопимся! Фелуче задумчиво улыбался.
   — Хотел бы я знать, как она выглядела, эта-Госпожа Авиллиды, дочь мага.., с золотыми волосами…
   — Ты никогда этого не узнаешь.
   — В известном смысле я это и так знаю. В последнюю ночь она мне снилась. Длинные, развевающиеся белокурые волосы и черное одеяние с голубым отли-вом, — он усмехнулся. — Если бы я верил в такую чепуху, тут же пошел бы к заклинателю и попросил вызвать ее, чтобы поглядеть еще разик.
   Бледные хлопья стали приглаживать их кожу, таяли на гривах лошадей.
   Хейвор бросил взгляд через плечо. С того момента, как они удалились от могилы Качиля, он больше не оборачивался. Сквозь белый снежный рой он видел какое-то движение.
   — Наши попутчики все еще тут, — констатировал Фелуче легкомысленно. — Странно, что они не пришли в Аксу, когда мы там были. Возможно, они поедут с нами, если мы остановимся и подождем их.
   — Мы же договорились, что будем по дороге избегать чужого-общества, — возразил Хейвор.
   Фелуче только усмехнулся. Хейвор заметил тонкий волос, подобно змее обвившийся вокруг рукава. Фелуче, и еще один на его вороте, две золотые шелковые нити, которые не подходили к его белокурой шевелюре.
   Через полмили они добрались до развалившейся башни, которая проглядывала сквозь снег подобно закутанному в темные клочья призраку, так как ползучие растения покрывали ее снизу доверху. Это была сторожевая башня былых времен, возможно, построенная каким-то королем, покорившим страну и оставившим гарнизон.
   Руины не могли дать укрытия. Они проехали, было, мимо, но нечто выползло оттуда и стало на дороге.
   Было тяжело разобрать что-то сквозь вихри снега. Конь Фелуче отпрянул и забил по снегу передними копытами. Фелуче с руганью рванул поводья. Хейвор разглядел женскую фигуру. Женщину, закутанную в темные лохмотья. Его сердце послало по телу глухой удар паники. Но это была только старуха, древняя и сгорбленная, насколько он разобрал, с бегающими безумными глазами на морщинистом лице.
   — С дорога, старая карга! — прикрикнул на нее Фелуче.
   Но женщина не тронулась с места. — — Что ты хочешь? — спросил Хейвор и немного склонился. Возможно, она была нищенкой, изголодавшейся на колоде… Рука его нашаривала кошелек под рубахой, но тут старуха завопила тонким голосом гнездящейся в лесах черной птицы:
   — Я не возьму ничего, что принадлежит тебе!
   — Что ты тогда ждешь? — спросил он.
   — Сокол… — забормотала она. — Сокол и Кот… Лис ушел. Лис мертв. Сначала Лис, потом Кот, потом Сокол! Фелуче улыбнулся:
   — Что за обворожительная дама! Тебе надо бы поберечь язык, старая!
   Хейвор удивился, что она знает о Качиле. Он закопал его в нескольких милях позади. Она не могла увидеть, а потом добрести сюда по холоду, пешком, в такую даль.
   — Я много, что знаю, — сказала старуха, словно могла читать его мысли. — Полет птиц, падение листьев, форма облаков. У всего есть свой смысл.
   — Может ты и мертвых вызываешь? — спросил Фелуче, глаза которого блеснули, а в щеки бросилась краска, словно его охватили тайная радость и возбуждение.
   Старуха рассматривала Фелуче, немного скосив голову. Теперь она напоминала хищную птицу.
   — Не нужно, — прокаркала она, — Совсем не нужно. Только потерпи!
   — До ближайшего местечка далеко? — резко спросил Хейвор.
   Когда она отвернулась от Фелуче и глянула на него, то, казалось, претерпела обратное превращение и опять выглядела как старая мужичка.
   — До Арноса? К наступлению темноты туда не доберетесь, если доберетесь вообще.
   Фелуче склонился и положил ей руку на плечо:
   — А как насчет того, чтобы расположиться у тебя, красавица?
   — Это слишком далеко. И у меня в хижине тесно. Но ты сегодня найдешь убежище на дороге. И, возможно, общество.
   Они оба напряженно рассмеялись, словно впряженные в жуткий, спонтанный разговор, — красивый молодой человек, скользкий и элегантный, чья злобность обнаруживалась только в дрожи уголков рта и остром языке, и костлявая старуха с дырами вместо зубов и глубоко запавшими в складки глазами. Хейвор почувствовал мурашки на затылке. Он стряхнул неприятное чувство, выудил из кошелька, который носил на шее, монету и бросил ее карге.
   Она отпрыгнула с резким вскриком, как будто в нее швырнули пылающий уголь.
   Медная монета покатилась по дороге. Голова старухи
   Натянулась, как у гадюки, и она плюнула между собой и медяшкой. Затем заковыляла прочь, в сторону леса и исчезла за снежным занавесом.
   Фелуче запел. Его голос звучал мелодично и самоуверенно. Он дал шпоры коню, и они поскакали быстрее по уже смутно различаемой дороге.
   Снег залеплял Хейвору глаза, ему приходилось постоянно моргать. Однажды он видел жениха, который ехал на свою свадьбу, подобно Фелуче, радостный молодой парень, работавший полгода и копивший деньги, чтобы заключить в объятия девушку своей мечты.
   И, возможно, общество.
   Ночь начинала менять окраску окружающего. Лавандовые и сумерки и хлопья снега, которые напоминали бледно-голубые перья птицы. Фелуче все еще галопировал впереди.
   Посреди размытой голубизны возник темный твердый контур. Все казалось призрачным, а новообразование — в особенности. Неужели они в конце концов добрались до Арноса? Или это был город-мираж, вызванный колдовством старой ведьмы?
   Когда подъехали ближе, Хейвор различил форму и величину. Не город, а старый замок… Покинутые руины у края дороги.
   Когда-то в строении бушевал пожар. Оно было выедено пламенем, как устричная раковина, изжевано, как мозговая кость жадной собакой. Было безжалостно голо. Оставалась только маска.

НОЧЬ

   Чернота ночи накрыла небо и землю, но мерцающий снежный узор бледно выделялся на фоне темной почвы. За краем светового круга, который образовывал костер, поднимались обглоданные руины. За ними лежала чужая, тихая местность, серо-белая лента дороги, на которой ничто не двигалось, не шевелилось, кроме слабого снежного ветерка, веявшего над пустотой.
   Они накормили лошадей и поели сами. Фелуче казался возбужденным, нетерпеливым и вздрагивающим, как костер или же как человек в лихорадке. Как Качиль. Он травил анекдоты, рассказывал о своей семье на юге, об отце, тучном торговце полотном, о заботливой матери или о своих проделках в войске. Говорил быстро и непрерывно.
   Хейвор слушал, но сам не произнес ни слова. Он наблюдал за Фелуче. Прежде он никогда не видел своего спутника в таком настроении, и в закоулках его мыслей постоянно гнездился настойчивый, могильный страх.
   Один раз Хейвору показалось, что он услышал тягучий вой волка. Он напряг слух, но звук не повторился. Это было странно, следовало бы услышать множество волков. Теперь, когда выпал первый снег, стаи наверняка выходят из чащобы.
   Фелуче лежал, опираясь на локоть, и с улыбкой смотрел на кожаный мешок с кубком, словно он и это сокровище разделяли какую-то тайну. Через некоторое время он завернулся в свое одеяло и зевнул.
   — Ночь безлунная, — сказал Хейвор — Нам лучше посменно сторожить. Первые часы мои, а потом я тебя разбужу…
   — Залезай под одеяло! Я посплю и без твоей защиты, но, надеюсь, со сладкими снами, — Фелуче тихо засмеялся.
   Пока Хейвор за ним наблюдал, он, улыбаясь, закрыл глаза, и, казалось, тут же погрузился в сон. Огонь бросал бронзово-красные блики на его лицо. Через некоторое время Фелуче повернулся спиной к Хёйвору.
   Хейвор время от времени бросал ветки в костер, но свинцовая усталость овладела им. Он внимательно огляделся и лег, как это сделал Фелуче.
   — Мне нечего бояться, — подумал он и тут же поправился. — Пока нечего бояться.
   Неожиданно над ним появилась огромная луна. Надутая, темно-желтая луна, вырезанная из янтаря или изготовленная из золота, гигантское водяное колесо в небе. И на фоне желтого шара вырисовывались три дымных пятна, которые, сжимаясь, образовывали три силуэта. Двое мужчин с жесткими, ясными очертаниями, а между ними девушка с длинными развевающимися волосами. Гиганты в воздухе.
   Вот, где поджидал страх, во сие, как он и подозревал.
   Хейвор боролся, чтобы остаться бодрствующим, но фигуры уже побледнели, и сама луна съежилась как
   Свечной огарок. Эта ночь не была предназначена для него. На него опускалась глубокая, темная сфера сна. Он погружался, словно отягощенный свинцом, в складки плаща, и его страх тонул вместе с ним.
   Фелуче проснулся у ворот замка. Проснулся, полный Ожидания, и не обманулся. Все кардинально переменилось.
   Замок был цел и так светел, словно сиял изнутри. На колоннах больших решетчатых ворот горели два факела в пестрых стеклянных трубках, они отбрасывали зеленые и рубиновые пятна света на широко раскрытые железные створки и вымощенный въезд. Фелуче пересек проход и шагнул на ступени.
   Он прошел резной деревянный портал и каменные хищные птицы с глазами из отшлифованного кварца с хрустом вытягивали шеи, чтобы глянуть, когда он проходил мимо них. Он засмеялся, в восторге от их причуд.
   Полы замка были выложены маленькими квадратными плитками черного, багряного и белого цвета. Он дошел до распахнутой створчатой двери, на этот раз обитой золотом, и обнаружил банкетный зал.
   Светильники в зале были из голубого, фиолетового и темно-красного стекла, поэтому хаотичные, необыкновенные расцветки пульсировали в помещении. Занавески и гобелены украшали стены, каждый гобелен стоил целое состояние, как Фелуче, будучи сыном торговца полотном, догадался сразу, бросив украдкой взгляд. На длинном столе в золотых канделябрах горели высокие свечи. Столешница сгибалась под испускающими пар блюдами с мясом, изящными печеностями и изысканными фруктами, а между ними стояли сосуды с вином, как будто все только что было доставлено с кухни. Где-то играла тихая музыка, но музыканты оставались невидимыми.
   Четыре золотых стула были придвинуты к столу. На верхнем и нижнем конце стола сидели двое мужчин в черных одеяниях — его хозяева. Напротив Фелуче сидела прекрасная женщина, взглянуть на которую он мечтал уже несколько дней. Когда он посмотрел на нее, она встала и, обойдя вокруг стола, вышла ему навстречу. Она была всем, о чем он грезил, и даже больше.
   Ее кожа казалась светлой и гладкой как тонкий пергамент, волосы сейчас не падали свободно, а были заправлены в искусную прическу, с локонами и косами, пронизанными перламутровыми шнурами; Ее брови и густые длинные ресницы имели тот же золотой оттенок, как кайма накидки священника, но глаза мерцали черным, как глаза каменных птиц в портале. Она носила одежду из темно-голубого шелка, которая зимой напоминала о лете, и скреплялась поясом в виде глотающих друг друга золотых гадюк. Из змеиных пастей выглядывали сапфиры.
   Она улыбнулась, взяла Фелуче под руку и подвела к стулу. Он должен был сидеть напротив нее, между двумя одетыми в черное мужчинами. Он почти не замечал их, так приковывала его взгляд женщина. Не предрекала ли его тщеславная мать, что ее красавчик сын в один прекрасный день сделает блестящую партию и, благодаря женитьбе, поднимется над своим сословием?
   Мужчина слева налил Фелуче пива, а другой отрезал ему мяса. Фелуче ел и пил с волчьим аппетитом. Еще никогда он не пробовал таких вкусных блюд и тонких напитков. Хозяева замка ничего не ели, но это не удивляло Фелуче. И то, что они не произнесли ни слова, не беспокоило его.
   Конечно, он следил, чтобы не есть с жадностью. Он чувствовал благородную атмосферу сдержанности. И это чувство не обмануло, так как через некоторое время блондинка поднялась, протянула ему руку, и Фелуче каким-то образом догадался, что должен пригласить ее к танцу.
   Это был торжественный танец, Фелуче не знал его, но ему удалось так элегантно делать свои шаги, что этот прокол не бросался в глаза. После танца партнерша повела его в небольшие покои, где светильники мерцали зеленым и небесно-голубым, а бассейн в середине пола был наполнен. Комната была так прекрасна, что Фелуче не мог себе такое представить даже в самых смелых мечтах.
   Из ноздрей причудливых каменных тварей бил в бассейн фонтан, заставляя пузыриться гладкое зеркало посередине. Маленький пруд был зеленым, и роскошные пестрые рыбки шныряли в нем тут и там.