«Clash»превратились в такую же странствующую театральную группу, как и «Kiss». Даже откровенно тяготевший к культур-фашизму Билли Идол приручен и оформлен в образ свежего атлета. Кажется, вот сейчас он предложит публике покупать только зубную пасту «Сигнал», вынув тюбик из кармана. «Pretenders»
[170]— название одной из групп может служить символической характеристикой punk-групп сегодня. Порой кажется, что Нина Риччи или Елена Рубинштейн производят post-punk группы вместе с одеколонами.
Новейшие, 80-х годов, звезды и суперзвезды поп-музыки близки к Микки Маусу, Батману, Доналду Даку, Супермену и персонажам Визарда оф Оза. Дедушками, первой моделью этой серии являются, несомненно, знаменитые «Kiss»,«Свирепые, огнедышащие, блюющие кровью… безумцы» (цитата из фанзина) на семиинчевых платформах достигающих колен сапог, они были названы «Gallup Poll» как предпочитаемая группа американских тинэйджеров в 1979 году. Дженни Симмонс, прославившийся ненормально длинным языком, им он умело манипулирует во время концертов, похож в гриме одновременно на Дракулу и прибежавшего из комиксов ящера-бронтозавра. Интересно, что Фрэнк Синатра в свое время был кумиром девочек того же тинэйдж-возраста. Налицо явная инфантилизация вкусов подростков.
Мужчина совершенно разгромлен в новом издании рок-звезды. Только примеров Майкла Джексона и Принца достаточно, чтобы иллюстрировать процесс иммаскуляции. Не мужчина, не женщина, но смесь — травести, смахивающее на инопланетное существо, прыгает по сцене. Существо вызывает вначале неприязнь и недоумение, позже — стыд за него и в конце концов жалость к уродцу-обезьянке. Неопределим не только пол уродца, но и раса. Дабы покупатели пластинок и видео сумели преодолеть подсознательный расизм в целях безграничного расширения рынка, кожу Джексона подбелили, выпрямили и выкрасили негритянский колючий кустарник волос, искромсали нос и губы. Любопытно, что писклявое существо воинственно антисексуально. Широко разрекламированная virginity [171]Майкла Джексона, его принадлежность к секте свидетелей Иеговы, сладкая любовь к ламам и черепахам, может быть, и есть его индивидуальные странности, но уж очень набор их соответствует агрессивно антисексуальному стилю 80-х годов. Похоже, что некто ловко и профессионально собрал Майкла Джексона из частей в имидж star 80-х годов, дабы сделать большие деньги. Если коротконогий и жопастый Род Стюарт, похожий на обрюзгшую хозяйку борделя на пенсии, сочится жирным сексом 70-х, «Я — эпохи», то хрупкий ЕТ-травести Майкл Джексон и вульгарный до тошноты latin-antilover [172]маленький Принц (машущие конечностями в сопровождении ансамбля балетных пэдэ в костюмах балетных хулиганов) есть барышни-старушки нового времени — эпохи пресной информативной революции бухгалтеров. Английский стиль изгнания мужественности, вполне в традиции ветхой англосаксонской эксцентричности выживших из ума джентльменов, коллекционирующих женское интимное белье,— это Бой Джордж.
Женщины отделались куда легче. Тина Тернер в реинкарнированном виде хотя и смахивает на лесбиянку и садистку одновременно и на блатную, только что освободившуюся из сибирского лагеря, и намекает на испорченные радости, которые могут внести в жизнь «бондаж и дисциплина», все же остается очевидной женщиной. Хотя и немногие мужчины представляют свой идеал в виде Тины Тернер.
Несмотря на его культурную легковесность, феномен поп-музыки следует зачислить в важнейшие феномены нашего времени. Содержание сообщения, несомого пластинкой или видеоклипом, в лучшем случае второстепенно (так же, как и секс, «поп» не имеет знака. «Рок-н-ролл за мир» — нонсенс), важен сам факт присутствия поп-музыки в жизни вот уже нескольких поколений санаторной молодежи. И теперь уже молодежи всего мира. И не только молодела!. Media же, разумеется, возвела исполнителей «поп» в ранг героев нашей цивилизации и спешно присоединила их к Пантеону человечества.
Все это не так безобидно, как кажется. Непомерное изобилие музыки угрожает мышлению. Социальная мода необыкновенно могущественна, и индивидуумам невозможно противостоять массовому психозу, потеснившему, а для некоторых возрастных групп (в случае подростков) диктаторски убравшему беседу, обмен мнениями из мест человеческих сборищ и заменившему речь музыкальным шумом. Сама — эмоции, стимулируя эмоции, поп-музыка противоположна мышлению. Враждебна мышлению.
Неужели никто не манипулирует увлечениями человечества, и новый консерватизм и СПИД являются на сцену именно в момент, когда из других кулис (сами, без тычка в спину?) выпрыгивают Майкл Джексон, Принц, Бой Джордж и вся банда? Невозможно доказать, разумеется, что верховное главнокомандование санаторной цивилизации, его старейшины единожды собрались, скажем, в Женеве и решили поощрять распространение поп-музыки и управлять ею. И выбрали комитет, надзирающий за деятельностью музыкозаписывающего бизнеса, и назначили хотя бы по одному представителю в каждую музыкальную и видеокомпанию. Вероятнее всего, такого комитета не существует. Однако не следует забывать, что санаторная цивилизация обладает достаточной гибкостью, чувствительностью и способностью к присвоению-обезвреживанию новых культурных явлений. (Невозможно было представить, что «Clash», кричавшие в 1977 году: «Бунт! Бунт! Я хочу бунт! Я хочу мой собственный бунт!» — уже через несколько лет станут приличной, кастрированной группой.)
Санаторной цивилизации выгодно сегодня приковать свою молодежь к «walk-man», к радио, к стерео и теле, выгодно кормить молодежь музыкальным шумом, выгодно популизировать поп-легенды в ущерб легендам о Мужчине-воине, выгодно, чтобы в видеосценках молодые мужчины, одетые, как дети в детском саду, высмеивали свою собственную мужественность. Подросток на пороге половой зрелости, старая блядь, кастрат и гермафродит — вот герои поп-сцены сегодня. Но мужчина? Где же мужчина?
Мужественность изгоняется потому, что она представляет собой ненужные и враждебные санаторию и его укладу жизни качества: воинственность, самостоятельную волю человека, его достоинство. Именно они опасны для санаторного общества. Задача санаторной цивилизации — отвлечь молодежь и провести ее без крупных волнений в спокойный период, в тихие воды, лежащие где-то за тридцатилетием. Если искусственно, путем трюков, продержать поколение в подростковой стадии как можно дольше, не давая совершиться превращению подростка в молодого мужчину, возможно таким образом выпустить пар из раскаленного котла и избежать взрыва. Даже администраторы куда менее поворотливой разновидности санаторной цивилизации, ее восточной, российской модели, и те поняли наконец усмиряющее, миротворческое влияние поп-музыки на молодежь и приобщили ее к арсеналу средств оглупления.
Переоцененная активность: секс
Новейшие, 80-х годов, звезды и суперзвезды поп-музыки близки к Микки Маусу, Батману, Доналду Даку, Супермену и персонажам Визарда оф Оза. Дедушками, первой моделью этой серии являются, несомненно, знаменитые «Kiss»,«Свирепые, огнедышащие, блюющие кровью… безумцы» (цитата из фанзина) на семиинчевых платформах достигающих колен сапог, они были названы «Gallup Poll» как предпочитаемая группа американских тинэйджеров в 1979 году. Дженни Симмонс, прославившийся ненормально длинным языком, им он умело манипулирует во время концертов, похож в гриме одновременно на Дракулу и прибежавшего из комиксов ящера-бронтозавра. Интересно, что Фрэнк Синатра в свое время был кумиром девочек того же тинэйдж-возраста. Налицо явная инфантилизация вкусов подростков.
Мужчина совершенно разгромлен в новом издании рок-звезды. Только примеров Майкла Джексона и Принца достаточно, чтобы иллюстрировать процесс иммаскуляции. Не мужчина, не женщина, но смесь — травести, смахивающее на инопланетное существо, прыгает по сцене. Существо вызывает вначале неприязнь и недоумение, позже — стыд за него и в конце концов жалость к уродцу-обезьянке. Неопределим не только пол уродца, но и раса. Дабы покупатели пластинок и видео сумели преодолеть подсознательный расизм в целях безграничного расширения рынка, кожу Джексона подбелили, выпрямили и выкрасили негритянский колючий кустарник волос, искромсали нос и губы. Любопытно, что писклявое существо воинственно антисексуально. Широко разрекламированная virginity [171]Майкла Джексона, его принадлежность к секте свидетелей Иеговы, сладкая любовь к ламам и черепахам, может быть, и есть его индивидуальные странности, но уж очень набор их соответствует агрессивно антисексуальному стилю 80-х годов. Похоже, что некто ловко и профессионально собрал Майкла Джексона из частей в имидж star 80-х годов, дабы сделать большие деньги. Если коротконогий и жопастый Род Стюарт, похожий на обрюзгшую хозяйку борделя на пенсии, сочится жирным сексом 70-х, «Я — эпохи», то хрупкий ЕТ-травести Майкл Джексон и вульгарный до тошноты latin-antilover [172]маленький Принц (машущие конечностями в сопровождении ансамбля балетных пэдэ в костюмах балетных хулиганов) есть барышни-старушки нового времени — эпохи пресной информативной революции бухгалтеров. Английский стиль изгнания мужественности, вполне в традиции ветхой англосаксонской эксцентричности выживших из ума джентльменов, коллекционирующих женское интимное белье,— это Бой Джордж.
Женщины отделались куда легче. Тина Тернер в реинкарнированном виде хотя и смахивает на лесбиянку и садистку одновременно и на блатную, только что освободившуюся из сибирского лагеря, и намекает на испорченные радости, которые могут внести в жизнь «бондаж и дисциплина», все же остается очевидной женщиной. Хотя и немногие мужчины представляют свой идеал в виде Тины Тернер.
Несмотря на его культурную легковесность, феномен поп-музыки следует зачислить в важнейшие феномены нашего времени. Содержание сообщения, несомого пластинкой или видеоклипом, в лучшем случае второстепенно (так же, как и секс, «поп» не имеет знака. «Рок-н-ролл за мир» — нонсенс), важен сам факт присутствия поп-музыки в жизни вот уже нескольких поколений санаторной молодежи. И теперь уже молодежи всего мира. И не только молодела!. Media же, разумеется, возвела исполнителей «поп» в ранг героев нашей цивилизации и спешно присоединила их к Пантеону человечества.
Все это не так безобидно, как кажется. Непомерное изобилие музыки угрожает мышлению. Социальная мода необыкновенно могущественна, и индивидуумам невозможно противостоять массовому психозу, потеснившему, а для некоторых возрастных групп (в случае подростков) диктаторски убравшему беседу, обмен мнениями из мест человеческих сборищ и заменившему речь музыкальным шумом. Сама — эмоции, стимулируя эмоции, поп-музыка противоположна мышлению. Враждебна мышлению.
Неужели никто не манипулирует увлечениями человечества, и новый консерватизм и СПИД являются на сцену именно в момент, когда из других кулис (сами, без тычка в спину?) выпрыгивают Майкл Джексон, Принц, Бой Джордж и вся банда? Невозможно доказать, разумеется, что верховное главнокомандование санаторной цивилизации, его старейшины единожды собрались, скажем, в Женеве и решили поощрять распространение поп-музыки и управлять ею. И выбрали комитет, надзирающий за деятельностью музыкозаписывающего бизнеса, и назначили хотя бы по одному представителю в каждую музыкальную и видеокомпанию. Вероятнее всего, такого комитета не существует. Однако не следует забывать, что санаторная цивилизация обладает достаточной гибкостью, чувствительностью и способностью к присвоению-обезвреживанию новых культурных явлений. (Невозможно было представить, что «Clash», кричавшие в 1977 году: «Бунт! Бунт! Я хочу бунт! Я хочу мой собственный бунт!» — уже через несколько лет станут приличной, кастрированной группой.)
Санаторной цивилизации выгодно сегодня приковать свою молодежь к «walk-man», к радио, к стерео и теле, выгодно кормить молодежь музыкальным шумом, выгодно популизировать поп-легенды в ущерб легендам о Мужчине-воине, выгодно, чтобы в видеосценках молодые мужчины, одетые, как дети в детском саду, высмеивали свою собственную мужественность. Подросток на пороге половой зрелости, старая блядь, кастрат и гермафродит — вот герои поп-сцены сегодня. Но мужчина? Где же мужчина?
Мужественность изгоняется потому, что она представляет собой ненужные и враждебные санаторию и его укладу жизни качества: воинственность, самостоятельную волю человека, его достоинство. Именно они опасны для санаторного общества. Задача санаторной цивилизации — отвлечь молодежь и провести ее без крупных волнений в спокойный период, в тихие воды, лежащие где-то за тридцатилетием. Если искусственно, путем трюков, продержать поколение в подростковой стадии как можно дольше, не давая совершиться превращению подростка в молодого мужчину, возможно таким образом выпустить пар из раскаленного котла и избежать взрыва. Даже администраторы куда менее поворотливой разновидности санаторной цивилизации, ее восточной, российской модели, и те поняли наконец усмиряющее, миротворческое влияние поп-музыки на молодежь и приобщили ее к арсеналу средств оглупления.
Переоцененная активность: секс
Прославившие Оруэлла строки, авторский комментарий к сексуальному акту Джулии и Винстона Смифа: «Это был удар, направленный против Партии. Это был политический акт»,— есть лишь напыщенная красивость. Все партии с удовольствием отправляют гражданина в постель. (Общность жен в Утопиях будущего осталась лишь мечтой сексуально не удовлетворенных утопистов прошлого.) Разумеется, администрация возражает против того, чтобы гражданин задерживался в постели надолго, дабы не страдала основная активность, к которой он предназначен в санатории,— трудозанятость (employment). Однако «Travail, Famille, Patrie»
[173]было предпочитаемым кредо пред-санаторных обществ Европы и зародилось за тысячелетия до того, как было сформулировано. И в санаторном обществе «Работа, Семья, Родина» не потеряло смысла (через полстолетия после Петена его повторили Раймон Барр и Рональд Рейган), ибо, чтобы содержать семью, необходимо трудиться, и именно этого же хочет от гражданина Родина. Лозунг будет звучать более разумно, если подчеркнуть его смысл простейшей вставкой частиц: «Travail pour Famille et Patrie» — работай для поддержания маленького коллектива (сексуальный союз с последствиями) и большого коллектива (духовно-экономическое содружество миллионов семей в Родину).
Существует гипотеза, что оседлое земледелие вовсе не являлось в свое время самым передовым и выгодным методом производства и добычи питания и переход к оседлости был совершен насильственно. Оседлость была вызвана к жизни необходимостью политической — она облегчала администрирование. Оседлое население куда легче контролировать, потому кочевника одомашнили. Именно для этой же цели в 50-е годы в СССР пытались создавать цыганские колхозы. (Чингисхановские завоевания в XIII в. имели в основе своей восстание кочевников против оседлых цивилизаций Азии. Куда более осмысленное, нежели антимашинизм луддитов в Англии XIX в.)
По тем же причинам секскочевничество не приветствуется администрациями, и феодалы средневековой Европы предпочитали, чтобы крестьяне жили семьями, а администрация СССР охотнее отпускала за границу семейного функционера.
Famille есть узаконенная, ответственная, оседлая форма секса с желательными администрацией последствиями: дети, новые граждане. (Она же есть и самая нездоровая форма насильственного секса: продолженного в постсексуальное общежитие.) Мирно сосуществуя в течение тысячелетий со второй сексуальной реальностью, контркультурой секса — конкубинажем [174]и проституцией, традиционная семья подверглась в XX веке двум крупным атакам. Первая, теоретическая, была ведома Фрейдом. Секс, область, где обыкновенно человек мог укрыться от общества и его социальных законов, был завоеван Фрейдом для общества и присоединен к домену социального. Ошибочно и карикатурно подчинив секс зависимости от отношений между родителями партнеров, смоделировав отношения, свойственные семье восточной, еврейской, представив их как универсальные, Фрейд лишил человека свободы секса. Фрейд подложил тушу общества в постель между секспартнерами.
Вторая атака произошла в 60-е годы. Именно тогда под давлением молодежи санаторные общества осмелились наконец модернизировать ежедневную жизнь. Вынуждены были освоить (резким скачком) уже имевшиеся в наличии технологические достижения и продукты prosperity: пластинки, теле, новый стиль траты свободного времени, открывшиеся возможности передвижения — авто и мото. (В не пострадавшей от войн и потому забежавшей вперед Северной Америке это произошло чуть раньше.) Закономерным образом модернизация жизни повлекла за собой изменения в области нравов, привела к новым моделям поведения и к новой сексуальной морали. Отношения между полами сделались более свободными, promiscuity восторжествовало, по крайней мере, среди городской молодежи санаториев. Главным же толчком к сексуальной революции (так тогда называли отступление от старой модели сексуальности: семья — конкубинаж — проституция) послужило изобретение противозачаточной пилюли.
Сексреволюция бушевала, утихая, примерно два десятилетия, вплоть до появления таинственного вируса СПИД. Все 80-е годы наблюдается процесс, обратный сексреволюции,— возрастает супружеская (или конкубинажная) верность, уменьшается количество секспартнеров… Разумеется, эти явления в первую очередь есть результат страха СПИДа, поощряемого администрациями, а не результат коллективного вдруг возврата к консерватизму. Но уже в самом конце 70-х годов, еще до появления фатального вируса, сексреволюция стала затихать. Очевидно, каким бы сильным импульсом секс ни являлся, он не основной и не самый сильный в человеческом существе, и Фрейд создал лишь (как и Маркс) увлекательную гипотезу. Испытав promiscuity, немногие остались его адептами, и каждый устроился согласно своим потребностям.
Откуда бы ни появился вирус (точнее, вирусы) СПИДа, из лесов Африки, из пробирок ЦРУ, несомненно, что появился он к удовольствию администраций санаториев. Пройдя сквозь опыт 60-х годов, администраторы поняли, что «революционность» свободного секса — нонсенс, однако внесемейный секс лишал их граждан. Серьезное снижение рождаемости в санаториях озаботило головы футурологов-администраторов нешуточными видениями расплодившихся афро-азиатских масс, наступающих на испуганные несколько миллионов бледно-белого населения санаториев. За 1.500 лет Европа не забыла судьбу Рима, поглоченного, залитого морем варваров (среди них и «наши предки» галлы). Залитие Европы афро-азиатами — реальная перспектива. Варвары же они или, напротив, воспитаны в восхищении санаторной цивилизацией, имеет значение подчиненное. Рим был захвачен не сразу, но в результате многих перипетий истории, смешений крови. Вначале варвары были допущены на военную службу… Многие варвары обожали Рим, как сейчас они обожают Париж… Санаторные страны, с Европой-метрополией во главе, стабилизировали свою рождаемость, следуя машинной, сознательной логике распределения доходов в семье, эмоциональные же «неразвитые» населения чудовищно разбухли. Грозные человеческие массы колышутся в нескольких областях планеты, грозя вылиться и растечься в чужие пределы в поисках пищи, подобно стадам саранчи. Разумный в году «0» от рождества Христова, на слабо заселенной Земле, лозунг церкви «Плодитесь, размножайтесь!» сегодня — преступен. В свое время, в XVIII—XIX веках, индустриальная революция способствовала демографическому взрыву (куда более скромному) в Европе. Но тогда было куда выселяться. Была Америка. Принеся в жертву прогрессу американских индейцев, европейцы затопили континент.
Сегодня выселяться некуда. А прогресс медицины выразился в катастрофической перенаселенности неразвитых стран. Наладить медицинское благополучие человеческих коллективов много легче, чем накормить их. Именно неравномерность различных видов прогресса привела к волнам голода, прокатывающимся каждый год в Африке и Азии. Эмоциональная озабоченность европеян (Фронт насьеналь) ростом населения стран южных берегов Средиземноморья обоснованна. Когда дело касается хлеба и жизненного пространства, нежности, присущие словарю либерального времени, упраздняются мгновенно. То, что сегодня с неприязнью называется расизмом, завтра благородно станет «идеологией» и будет означать ПАТРИОТИЗМ и защиту от нашествия варваров, со всеми на то основаниями. Пример Средиземноморья можно расширить примером Китая, безуспешно сражающегося со своей рождаемостью. Алчным глазом глядит Китай на слабо заселенную российскую Сибирь. Расстояние от четырех миллиардов до пяти (численность населения планеты) человечество преодолело с такой впечатляющей скоростью, что рассуждения о будущем все более похожи на чтение вслух Апокалипсиса.
Свободные сексуальные нравы, да, расшатывают мораль и, очевидно, волю населений, но так как не армия, а орудия extermination охраняют сегодня санаторий, то расшатавшиеся сексуальные нравы не причиняют его безопасности (стабильности) большого вреда. Санаторий может себе позволить декадентство в очень большой дозе, ибо охраняется он не солдатами — гражданами. Более того, декадентство в определенной степени поощряется и предпочитается воинско-солдатскому мировоззрению. Сегодня администрации санаториев включают семью в лозунг фундаментальных ценностей не по причинам охранения моральности населений, но дабы не прекращалось производство будущих граждан. Это единственная функция семьи в санаторном обществе. Функция воспитания детей переместилась в значительной степени от родителей к телеящику и к школьному коллективу.
Секс же (и семейный тоже) употребляется в санаторном обществе в качестве substitute. [175]Он отлично отвлекает внимание и энергию от куда более мощного биологического импульса — инстинкта к доминированию. (Для разных особей в различной степени и на разного размера территориях, в прямой зависимости от генетических возможностей.) Не сексуальные функции являются первичной характеристикой человеческого самца (как нас пытается заставить поверить культурпропаганда санаториев, вооруженная бездоказательным фрейдизмом), но способность подчинить себе других самцов, сила, агрессивность, способность создать и охранять (управлять) семью, клан, племя. Отдавая сексу не принадлежащее ему первенство, литература, кино, теле, радио санатория толкают массы молодежи в секс, отвлекая их от ЕДИНСТВЕННО РЕАЛЬНОЙ проблемы — отъема власти у старых самцов. («Совокупляйтесь, а мы будем иметь власть!» — очевидно, так могли бы сформулировать ситуацию администраторы, размышляй они о подобных вещах.) Только в искусственном санаторном климате утверждено первенство сексуальности над инстинктом доминирования. В несанаторных обществах секс находится на отведенном ему месте среди других активностей. И как доказывает опыт, санаторные больные, оказавшись в чрезвычайных условиях катастрофы: в джунглях, в пустыне или на необитаемом острове,— мгновенно излечиваются от цивилизации. Биология тотчас, и без труда, одерживает победу, и знаменитый (справедливый) закон джунглей торжествует. Женщина достается сильнейшему (во всех смыслах, не только физически) вместе с единственным карабином, рыболовной сетью и увеличительным стеклом для зажигания огня.
Новые разрешения и новаторства в области индустрии секса, от «революционного» в 50-е годы журнала «Плейбой», прогрессируя в «Пентхауз», к куда более непристойному «Хастлеру», через фильмы «Эммануэль» и «Калигула» к сексобъявлениям в прессе (кульминация процесса: сексобъявления на экранах минителей и порнофильмы на КаналПлюс теле), производятся с молчаливого разрешения администраций. «Неспособные на наш собственный бунт (цитируя опять «Белый бунт» группы «CLASH»), мы бродим по улицам слишком цыплята даже попытаться» (отнять власть). Свой секс можно иметь в санатории, но не свой бунт. Возможно иметь почти любой мыслимый секс, ибо желание отвлечь молодых мужчин от «своего бунта» заставляет администрации разрешать ранее запрещенные виды секса. Из когда-то длиннейшего списка извращений исчезли мало-помалу гомосексуализм, лесбийство, анальный секс, умеренный садомазохизм, и только педофилия и инцест являются никем не отмененными табу.
Певец мужественности Хемингуэй заметил:
Секс стал насильственным блюдом. Мифология секса, таинственность секса (обыкновенно таким он кажется подростку в возрасте полового созревания), его чары распространены (пульверизируются) на все население санатория. Бесчисленные «I love you, baby!», вырывающиеся из глоток прославленных и поющих в метро за несколько монет исполнителей, фильмы-анекдоты о любви, во всех ее видах (дорогая любовь в шато, с модными извращениями, и дешевая, романтическая love на фоне большого города, гомосексуальная love…), журналы, телешоу, романы — все наполнено сексом. (Сексиклип — новейшая форма телестриптиза.) Не умершие в синематиках секссимволы прошлого соперничают с секссимволами сегодняшнего дня. Актрисы Валерия Каприсски и Марушка Дитмэрс с Мэрлен Дитрих и Джин Харлоу. В независимости от качества фильмов и таланта секссимволов можно констатировать, что sex и love занимают в развлекательной индустрии санаториев диспропорциональное место. Впечатление такое, что они есть единственная, помимо work, активность населения. (Вполне логично заменить в святой троице санатория famille на sex-love.)
Интересно, что зрелые писатели первого санаторного поколения, «звезды» Роб-Грийе, Соллерс, Матцнеф,— все так или иначе оказались к концу 80-х годов настойчивыми (и порой вульгарными) воспевателями sex-love в его наиболее провокационных видах, от садо-мазохистского донжуанства до педофилии и инцеста. Почему от нового и нового-нового романа, от гошизма и формализма обратились они к сексу? Потому, что иных неколебимых ценностей, на которых возможно построить популярное творчество, не существует? Потому ли, что санаторное общество и его климат не способствуют этуализации [178](появлению на телеэкранах) писателей — социальных критиков типа Золя и Селина; поощряются Р-Г, С, М.— как безопасныеписатели? Потому, что мужественность в ее цельном виде обязательно ассоциируется с фашизмом? Потому ли, что только кафкианская жертва и искатель сексуального thrill могут быть близки больным санатория?
Sex-love, несомненно, служит в санаторном обществе заменителем, эрзацем thrill мужественности. В порнографии (каковая есть в ее современном виде всего лишь безобидная область эротики для бедных) решительно господствует лишь комический показ секса. Присутствующий всегда в сексуальных актах реальных мужчин и женщин элемент насилия, агрессивности удален из порнофильма, как кофеин из бескофеинного кофе, ибо пропаганда насилия запрещена в санаториях. Упоминание насилия запретить невозможно, но возможно его истолковать безобиднее. В Соединенных Штатах очень hard порнофильмы циркулируют на черном рынке, запрещённые законом. «Взрослый» секс черного порнофильма никогда не проникнет на широкий экран. Премьера в Нью-Йорке фильма «Ночной портье» вызвала и протесты еврейской общественности (ввиду неординарной трактовки любовной истории между экс-эсэсовцем и его экс-жертвой), и протесты и бойкот кинотеатра религиозными и даже профсоюзными организациями города. В то же время комические порнофильмы показываются в порнотеатрах Нью-Йорка ежевечерне уже четверть века, не вызывая особого возмущения.
Существует гипотеза, что оседлое земледелие вовсе не являлось в свое время самым передовым и выгодным методом производства и добычи питания и переход к оседлости был совершен насильственно. Оседлость была вызвана к жизни необходимостью политической — она облегчала администрирование. Оседлое население куда легче контролировать, потому кочевника одомашнили. Именно для этой же цели в 50-е годы в СССР пытались создавать цыганские колхозы. (Чингисхановские завоевания в XIII в. имели в основе своей восстание кочевников против оседлых цивилизаций Азии. Куда более осмысленное, нежели антимашинизм луддитов в Англии XIX в.)
По тем же причинам секскочевничество не приветствуется администрациями, и феодалы средневековой Европы предпочитали, чтобы крестьяне жили семьями, а администрация СССР охотнее отпускала за границу семейного функционера.
Famille есть узаконенная, ответственная, оседлая форма секса с желательными администрацией последствиями: дети, новые граждане. (Она же есть и самая нездоровая форма насильственного секса: продолженного в постсексуальное общежитие.) Мирно сосуществуя в течение тысячелетий со второй сексуальной реальностью, контркультурой секса — конкубинажем [174]и проституцией, традиционная семья подверглась в XX веке двум крупным атакам. Первая, теоретическая, была ведома Фрейдом. Секс, область, где обыкновенно человек мог укрыться от общества и его социальных законов, был завоеван Фрейдом для общества и присоединен к домену социального. Ошибочно и карикатурно подчинив секс зависимости от отношений между родителями партнеров, смоделировав отношения, свойственные семье восточной, еврейской, представив их как универсальные, Фрейд лишил человека свободы секса. Фрейд подложил тушу общества в постель между секспартнерами.
Вторая атака произошла в 60-е годы. Именно тогда под давлением молодежи санаторные общества осмелились наконец модернизировать ежедневную жизнь. Вынуждены были освоить (резким скачком) уже имевшиеся в наличии технологические достижения и продукты prosperity: пластинки, теле, новый стиль траты свободного времени, открывшиеся возможности передвижения — авто и мото. (В не пострадавшей от войн и потому забежавшей вперед Северной Америке это произошло чуть раньше.) Закономерным образом модернизация жизни повлекла за собой изменения в области нравов, привела к новым моделям поведения и к новой сексуальной морали. Отношения между полами сделались более свободными, promiscuity восторжествовало, по крайней мере, среди городской молодежи санаториев. Главным же толчком к сексуальной революции (так тогда называли отступление от старой модели сексуальности: семья — конкубинаж — проституция) послужило изобретение противозачаточной пилюли.
Сексреволюция бушевала, утихая, примерно два десятилетия, вплоть до появления таинственного вируса СПИД. Все 80-е годы наблюдается процесс, обратный сексреволюции,— возрастает супружеская (или конкубинажная) верность, уменьшается количество секспартнеров… Разумеется, эти явления в первую очередь есть результат страха СПИДа, поощряемого администрациями, а не результат коллективного вдруг возврата к консерватизму. Но уже в самом конце 70-х годов, еще до появления фатального вируса, сексреволюция стала затихать. Очевидно, каким бы сильным импульсом секс ни являлся, он не основной и не самый сильный в человеческом существе, и Фрейд создал лишь (как и Маркс) увлекательную гипотезу. Испытав promiscuity, немногие остались его адептами, и каждый устроился согласно своим потребностям.
Откуда бы ни появился вирус (точнее, вирусы) СПИДа, из лесов Африки, из пробирок ЦРУ, несомненно, что появился он к удовольствию администраций санаториев. Пройдя сквозь опыт 60-х годов, администраторы поняли, что «революционность» свободного секса — нонсенс, однако внесемейный секс лишал их граждан. Серьезное снижение рождаемости в санаториях озаботило головы футурологов-администраторов нешуточными видениями расплодившихся афро-азиатских масс, наступающих на испуганные несколько миллионов бледно-белого населения санаториев. За 1.500 лет Европа не забыла судьбу Рима, поглоченного, залитого морем варваров (среди них и «наши предки» галлы). Залитие Европы афро-азиатами — реальная перспектива. Варвары же они или, напротив, воспитаны в восхищении санаторной цивилизацией, имеет значение подчиненное. Рим был захвачен не сразу, но в результате многих перипетий истории, смешений крови. Вначале варвары были допущены на военную службу… Многие варвары обожали Рим, как сейчас они обожают Париж… Санаторные страны, с Европой-метрополией во главе, стабилизировали свою рождаемость, следуя машинной, сознательной логике распределения доходов в семье, эмоциональные же «неразвитые» населения чудовищно разбухли. Грозные человеческие массы колышутся в нескольких областях планеты, грозя вылиться и растечься в чужие пределы в поисках пищи, подобно стадам саранчи. Разумный в году «0» от рождества Христова, на слабо заселенной Земле, лозунг церкви «Плодитесь, размножайтесь!» сегодня — преступен. В свое время, в XVIII—XIX веках, индустриальная революция способствовала демографическому взрыву (куда более скромному) в Европе. Но тогда было куда выселяться. Была Америка. Принеся в жертву прогрессу американских индейцев, европейцы затопили континент.
Сегодня выселяться некуда. А прогресс медицины выразился в катастрофической перенаселенности неразвитых стран. Наладить медицинское благополучие человеческих коллективов много легче, чем накормить их. Именно неравномерность различных видов прогресса привела к волнам голода, прокатывающимся каждый год в Африке и Азии. Эмоциональная озабоченность европеян (Фронт насьеналь) ростом населения стран южных берегов Средиземноморья обоснованна. Когда дело касается хлеба и жизненного пространства, нежности, присущие словарю либерального времени, упраздняются мгновенно. То, что сегодня с неприязнью называется расизмом, завтра благородно станет «идеологией» и будет означать ПАТРИОТИЗМ и защиту от нашествия варваров, со всеми на то основаниями. Пример Средиземноморья можно расширить примером Китая, безуспешно сражающегося со своей рождаемостью. Алчным глазом глядит Китай на слабо заселенную российскую Сибирь. Расстояние от четырех миллиардов до пяти (численность населения планеты) человечество преодолело с такой впечатляющей скоростью, что рассуждения о будущем все более похожи на чтение вслух Апокалипсиса.
Свободные сексуальные нравы, да, расшатывают мораль и, очевидно, волю населений, но так как не армия, а орудия extermination охраняют сегодня санаторий, то расшатавшиеся сексуальные нравы не причиняют его безопасности (стабильности) большого вреда. Санаторий может себе позволить декадентство в очень большой дозе, ибо охраняется он не солдатами — гражданами. Более того, декадентство в определенной степени поощряется и предпочитается воинско-солдатскому мировоззрению. Сегодня администрации санаториев включают семью в лозунг фундаментальных ценностей не по причинам охранения моральности населений, но дабы не прекращалось производство будущих граждан. Это единственная функция семьи в санаторном обществе. Функция воспитания детей переместилась в значительной степени от родителей к телеящику и к школьному коллективу.
Секс же (и семейный тоже) употребляется в санаторном обществе в качестве substitute. [175]Он отлично отвлекает внимание и энергию от куда более мощного биологического импульса — инстинкта к доминированию. (Для разных особей в различной степени и на разного размера территориях, в прямой зависимости от генетических возможностей.) Не сексуальные функции являются первичной характеристикой человеческого самца (как нас пытается заставить поверить культурпропаганда санаториев, вооруженная бездоказательным фрейдизмом), но способность подчинить себе других самцов, сила, агрессивность, способность создать и охранять (управлять) семью, клан, племя. Отдавая сексу не принадлежащее ему первенство, литература, кино, теле, радио санатория толкают массы молодежи в секс, отвлекая их от ЕДИНСТВЕННО РЕАЛЬНОЙ проблемы — отъема власти у старых самцов. («Совокупляйтесь, а мы будем иметь власть!» — очевидно, так могли бы сформулировать ситуацию администраторы, размышляй они о подобных вещах.) Только в искусственном санаторном климате утверждено первенство сексуальности над инстинктом доминирования. В несанаторных обществах секс находится на отведенном ему месте среди других активностей. И как доказывает опыт, санаторные больные, оказавшись в чрезвычайных условиях катастрофы: в джунглях, в пустыне или на необитаемом острове,— мгновенно излечиваются от цивилизации. Биология тотчас, и без труда, одерживает победу, и знаменитый (справедливый) закон джунглей торжествует. Женщина достается сильнейшему (во всех смыслах, не только физически) вместе с единственным карабином, рыболовной сетью и увеличительным стеклом для зажигания огня.
Новые разрешения и новаторства в области индустрии секса, от «революционного» в 50-е годы журнала «Плейбой», прогрессируя в «Пентхауз», к куда более непристойному «Хастлеру», через фильмы «Эммануэль» и «Калигула» к сексобъявлениям в прессе (кульминация процесса: сексобъявления на экранах минителей и порнофильмы на КаналПлюс теле), производятся с молчаливого разрешения администраций. «Неспособные на наш собственный бунт (цитируя опять «Белый бунт» группы «CLASH»), мы бродим по улицам слишком цыплята даже попытаться» (отнять власть). Свой секс можно иметь в санатории, но не свой бунт. Возможно иметь почти любой мыслимый секс, ибо желание отвлечь молодых мужчин от «своего бунта» заставляет администрации разрешать ранее запрещенные виды секса. Из когда-то длиннейшего списка извращений исчезли мало-помалу гомосексуализм, лесбийство, анальный секс, умеренный садомазохизм, и только педофилия и инцест являются никем не отмененными табу.
Певец мужественности Хемингуэй заметил:
«Секс и южная кухня чрезмерно overrated. [176]Безусловно, есть нервное удовольствие в любви, нервное удовольствие (thrill) в сексе, но существует и множество других удовольствий. Мужская жизненная сила и потенция может быть продемонстрирована, когда вы наблюдаете ракету, покидающую пусковой механизм на мысе Канаверал, или глядите на хрупкого мужчину, противостоящего быку в тонну (весом) на арене».Сегодня «другие thrills» или перестали существовать, или потеряли свой thrill. Войны, где можно было проявить личную храбрость, на территориях санаториев прекратились [177], невозможны по причине PAIX ATOMIQUE. Выехать в качестве наемника воевать в неразвитые страны достаточно сложно. Не говоря уже о неприятии такой добровольной помощи сражающимися группировками неразвитых стран (они предпочитают оружие, людей у них хватает), законы рассматривают наемников не как солдат, но как бандитов. Если далее профессия солдата сделана непопулярной, то репутация наемника совсем разрушена. (Вспомним суровые смертные приговоры наемникам в Анголе и на Сейшелах.) Путешествия в «дикие страны» сегодня невозможны, ибо их нет, и уже Хемингуэя обвиняли в том, что его поездки в Африку были организованными safaris, то есть не авантюрами, но туризмом. Охота на больших зверей в Африке ввиду исчезновения больших зверей становится дорогостоящим удовольствием, доступным лишь очень богатым. Удовольствия схваток с врагом сведены к спорту, возбуждение моей борьбой — к воплям болельщиков на стадионах, возбужденным чужой борьбой (они страстно желают сделать борьбу своей. Вспомним убитых на стадионе Эзеля). Раздаются настойчивые голоса, требующие запрещения бокса и регби как опасных для жизни спортсменов, насильственных видов спорта. Их не запретили еще, но европейский бокс, ограниченный все большим количеством правил, все менее интересен. И если тореадоры по-прежнему выходят на арены стран Средиземноморья, то лишь потому, что многовековую традицию эту нелегко уничтожить. Остается из всех возможных авантюр лишь одна — сексуальная, из thrills — thrill охоты на Самку. Но и охота на женщину, вопреки завету Папы Хема («женщина, взятая без бою,— ничто… абсолютное Nada, как мы говорим по-испански»), в санаторном обществе выродилась в предугадуемую церемонию. Не подняв женщину до уровня мужчины, сексреволюция и влияние феминистского движения на общество лишь опустили мужчину — равности партнеров не получилось (и не могло получиться. Об этом позаботилась природа), налицо конфуз функций и ролей мужчины и женщины. Результат — thrill уменьшился до степени сексуальной игры и акта животных в зоопарке. Оба одомашненные и усмиренные, они ошибаются друг в друге: он, думая, что обнаружит в ней «свободную» женщину, она — думая, что обнаружит в нем мужественного мужчину. Оба обмануты. К тому же, так как запретов в области секса осталось немного, thrill секса уменьшился еще и по причине отсутствия запретов. Современные мадам Бовари — банальны, ибо, сократив «грех» до размеров адюльтера, общество лишило своих Бовари трагичности.
Секс стал насильственным блюдом. Мифология секса, таинственность секса (обыкновенно таким он кажется подростку в возрасте полового созревания), его чары распространены (пульверизируются) на все население санатория. Бесчисленные «I love you, baby!», вырывающиеся из глоток прославленных и поющих в метро за несколько монет исполнителей, фильмы-анекдоты о любви, во всех ее видах (дорогая любовь в шато, с модными извращениями, и дешевая, романтическая love на фоне большого города, гомосексуальная love…), журналы, телешоу, романы — все наполнено сексом. (Сексиклип — новейшая форма телестриптиза.) Не умершие в синематиках секссимволы прошлого соперничают с секссимволами сегодняшнего дня. Актрисы Валерия Каприсски и Марушка Дитмэрс с Мэрлен Дитрих и Джин Харлоу. В независимости от качества фильмов и таланта секссимволов можно констатировать, что sex и love занимают в развлекательной индустрии санаториев диспропорциональное место. Впечатление такое, что они есть единственная, помимо work, активность населения. (Вполне логично заменить в святой троице санатория famille на sex-love.)
Интересно, что зрелые писатели первого санаторного поколения, «звезды» Роб-Грийе, Соллерс, Матцнеф,— все так или иначе оказались к концу 80-х годов настойчивыми (и порой вульгарными) воспевателями sex-love в его наиболее провокационных видах, от садо-мазохистского донжуанства до педофилии и инцеста. Почему от нового и нового-нового романа, от гошизма и формализма обратились они к сексу? Потому, что иных неколебимых ценностей, на которых возможно построить популярное творчество, не существует? Потому ли, что санаторное общество и его климат не способствуют этуализации [178](появлению на телеэкранах) писателей — социальных критиков типа Золя и Селина; поощряются Р-Г, С, М.— как безопасныеписатели? Потому, что мужественность в ее цельном виде обязательно ассоциируется с фашизмом? Потому ли, что только кафкианская жертва и искатель сексуального thrill могут быть близки больным санатория?
Sex-love, несомненно, служит в санаторном обществе заменителем, эрзацем thrill мужественности. В порнографии (каковая есть в ее современном виде всего лишь безобидная область эротики для бедных) решительно господствует лишь комический показ секса. Присутствующий всегда в сексуальных актах реальных мужчин и женщин элемент насилия, агрессивности удален из порнофильма, как кофеин из бескофеинного кофе, ибо пропаганда насилия запрещена в санаториях. Упоминание насилия запретить невозможно, но возможно его истолковать безобиднее. В Соединенных Штатах очень hard порнофильмы циркулируют на черном рынке, запрещённые законом. «Взрослый» секс черного порнофильма никогда не проникнет на широкий экран. Премьера в Нью-Йорке фильма «Ночной портье» вызвала и протесты еврейской общественности (ввиду неординарной трактовки любовной истории между экс-эсэсовцем и его экс-жертвой), и протесты и бойкот кинотеатра религиозными и даже профсоюзными организациями города. В то же время комические порнофильмы показываются в порнотеатрах Нью-Йорка ежевечерне уже четверть века, не вызывая особого возмущения.