Лимонов Эдуард. Титаны

   Ворвались не только насекомые, но и запахи, резкие и тревожные, и звуки, шум ветра в кронах деревьев, слабый треск какой-то в отдалении.
   – Они никогда не пытаются выйти в сад?
   – Нет, они никогда не пытаются выйти в сад. У меня сложилось впечатление, что они не видят и не слышат сада. Что им оставлен только этот дом, а за его пределы они не могут отлучаться.
   – Ссорятся ли они?
   – Да, это бывает. Кричат. Плачут даже. В особенности синьор Горки. Он много плачет. Возможно, плач доставляет ему удовольствие.
   Сзади на мое плечо легла рука. Обернулся и увидел – синьора Лу.
   При ближайшем рассмотрении молодая женщина оказалась похожей на мою любовницу, Фифи.
   – Что Вам, синьора?
   Женщина взяла мое лицо обеими руками и стала гладить его. Вначале нежно, но движения все убыстрялись. Мне стало не по себе, я вырвался. Служанка уже держала женщину за руки:
   – С ней это бывает.
   – Что Вы себе позволяете?! – сказал я строго той, кто был назван мне как Лу Саломе, но напоминал мне мою любовницу.
   Она спрятала лицо в ладони и вдруг заплакала.
   – Ну вот этого уже не надо делать, синьора! – Служанка обняла женщину за плечи и увела к креслу. Усадила. – Она очень любит новых мужчин, – сказала служанка, подойдя ко мне. – Не судите ее строго.
   К нам приблизился синьор Горки и зло завыл в нашу сторону. Усы его дрожали всей массой.
   – Он в негодовании. Осуждает вас. Заступается за синьору Лу. Сейчас заплачет.
   Действительно, синьор Горки отвернулся от нас, задергал плечами и заплакал. Служанка протянула ему платок, и когда он отказался взять его, развернула Горки лицом к себе и силой промокнула ему лицо. Затем повернулась ко мне:
   – Это все Вы, – сказала она. – Вы их всех расстроили! Нужно было вести себя сдержаннее…
 
   – Они все мертвые, да?
   – Ну конечно, – вздохнула служанка. – Мертвые.
   – И Вы тоже?
   – И я тоже.
   – Но Вы разговариваете со мной. А они не могут.
   – Невелико чудо, – буркнула служанка. – Я просто молодая мертвая, а они старые. Когда я нанялась к ним на службу, они еще умели говорить.
   – А как они Вам платят? Не в евро же? Зачем мертвому евро, не важнее опавших листьев с деревьев…
   – Они платят мне снами. Снами очень хорошего качества, в которых я чувствую себя живой. Они платят мне очень хорошо, живыми ощущениями, потому я их и терплю, ведь они бывают очень капризными. Сегодня они заплатят мне сном, в котором будете Вы. И мы окажемся в постели. И Вы будете меня обслуживать.
   Она захохотала.
   – Какой ужас!
   – А Вы как думали! Вы придете ко мне, и я высосу Вас как суккуб. Вы о суккубах знаете?
   – Когда сидел в тюрьме, ко мне приходили суккубы. Две разные дамы.
   – Я ведь хороша, посмотрите внимательно! – Служанка стала в позу, в каких выходят модели на подиум.
   – Хороша, – согласился я. – Они когда спать ложатся?
   – В полночь.
   – Я думал, на рассвете.
   – Они что Вам, бесы что ли?! Это порядочные люди. Баронесса, дочь генерала, гений, великий писатель синьор Горки…
 
   Как только служанка перечислила их, они все в полном составе сошлись к нам. И устроились вокруг на некотором расстоянии. Лица у них были злые.
   – Чего они хотят?
   – Стесняются, но хотят, чтобы Вы поужинали у них на глазах. А они посмотрят. И чтоб Вы вина выпили. Им-то эти удовольствия недоступны. Сами они не могут. Но им будет приятно.
   – Пять мертвых вокруг, и я поглощаю ужин у них на глазах… Да у вас ведь и еды в доме нет?
   – Есть вино и хорошие фрукты…
 
   Через некоторое время я сидел за принесенным служанкой раскладным столом и разрезал грушу фруктовым ножом, похожим на заржавевший полумесяц. Нет, нож был похож на затуманившийся полумесяц. Вся труппа, почему-то я подумал, что они как труппа актеров, восхищенно глядела на мои действия. Время от времени я отпивал вино из старого бокала. Какое это было вино невозможно было определить, поскольку служанка принесла его в графине. Судя по количеству ярких сполохов, которые испускали под свечами грани графина, графин был хрустальный.
   Глядя на их горящие глаза, я подумал, что если бы я не знал этих манекенов, я бы их боялся.
 
   Все было хорошо. Однако они стали выть, глядя на меня, и это выливавшееся невообразимо дикое пение вынести было трудно, хотя я и понимал, что таким образом они выражают свои эмоции.
 
   По окончании моего фруктового ужина (грушу я не доел, но еще съел несколько треугольников ароматной дыни) служанка стала разводить великих людей по их комнатам. Точнее, она заявила мне, что готова разводить их по комнатам. Произошло это следующим образом. Я еще сидел, держа в руке испускающий сполохи бокал с красным вином, когда она стала рядом со мной, ее мини-юбка оказалась на уровне моего лица и прокричала, так как великие люди продолжали выть, она прокричала:
   – Им пора спать, синьор, а Вам пора уходить! А то они начнут безобразничать.
   – Что они делают, когда безобразничают?
   – Все, что обыкновенно делают духи; будут летать по залу, могут попытаться разыграть Вас или напугать, они ведь духи, а духи любят немного припугнуть живых.
   – Как Ваше имя, умница?
   – Челита.
   – Ай-яй-я-яй! / Зря не ищи ты – / В деревне нашей, / Право же, нет / Другой такой Челиты! – пропел я.
   – Откуда Вы знаете нашу песню? Это наша деревенская песня.
   – В моей стране она часто звучала по радио. Это тарантелла?
   – Ха-ха! Тарантелла имеет более быстрый ритм. Это когда человек движется, как будто ему под одежду попал тарантул. Ха-ха-ха!
   – Такая веселая девушка, а надо же, неживая!
   – Быть духом ничуть не хуже, чем быть живой. Сегодня ночью Вы в этом убедитесь. Не забывайте, что я приду к Вам, уж я Вам покажу, что такое итальянские девушки!
   – Как долго Вы у них служите? – кивнул я на группку великих людей, тем временем перебравшуюся к камину. Возможно, им стало холодно, несмотря на то, что в зале было жарко натоплено, да и за окнами было не менее жарко.
   – Долго. Я приняла на себя заботу о них после того, как предшествовавшая мне служанка поссорилась с ними.
   – Я понимаю. У духов всегда вечность, вам не до календарей. Хорошо. А сколько всего сменилось служанок после того, как господа приняли такое состояние?.. Стали духами.
   – Мне сообщили, что я не то восьмая, не то десятая. Впрочем, разве это важно?
   – Совсем неважно, – согласился я.
   – Ну вот.
 
   Челита повернулась к великим людям. Хлопнула в ладоши.
   – Внимание, господа! Мы отправляемся спать. Вы уже выбрали себе пару на эту ночь?
   Синьор Горки? Синьор Нитцше? Синьоры? Если вы выбрали, возьмите друг друга под руки и подойдите попрощаться с нашим гостем. Он отлично развлекал нас сегодня.
   Учтивые и вдруг ставшие элегантными как дорогие музыкальные инструменты Нитцше и Горки, имея каждый на сгибе локтя любимых дам, подошли, поклонились слегка. Ну, наклонили головы в мою сторону.
   Я встал и сделал то же самое.
   – Начинаем движение, господа! – воскликнула Челита и прошла мимо меня, прошипев: – Вам туда нельзя, и не вздумайте. Живым вход воспрещен!
   – Я Вас еще увижу?
   – Я приду к Вам ночью в гостиницу, я же сказала!
   Процессия удалилась, втянулась в большие двери в центре зала, давно уже возбуждавшие мое любопытство.
   Челита закрыла двери передо мной, победоносно улыбнувшись.
   – Живым вход воспрещен! – еще раз прошипела она.
   Только в этот момент я заметил, что служанка очень высока ростом. Где-то около двух метров.
 
   Я еще некоторое время послонялся по залу. Допил вино в графине. Постоял у книжных шкафов. Большая часть книг темнела дорогими переплетами. Однако я обнаружил там и несколько моих собственных книг во французском переводе. Я подумал, что духи ведь читают на всех языках одинаково хорошо. Признаюсь, мне было приятно обнаружить мои книги у столь великих и прославленных людей.
 
   Через некоторое время я выскользнул из дома в темноту. Уже в саду оглянулся. Свечи догорели, но, видимо, еще теплился камин, потому что присутствовало красное пятно в силуэте темного дома. В свою гостиницу я добрался нескоро, так как пару раз заблудился по пути. По дороге о мое лицо разбивались ночные бабочки.
   Приходила ли, как обещала, ко мне прекрасная служанка Челита?
   Приходила. Но я умолчу о состоявшемся между нами сражении.

Дарвин

   Вот что говорит о Чарлзе Дарвине его родная английская Hutchinson's New 20th Century Encyclopedia: «Дарвин, Чарлз Роберт (1809—1882) – британский ученый, открывший принцип естественного отбора. Родился в Шрусбери, внук Эразмуса Дарвина, он изучал медицину в Эдинбурге и теологию в Кембридже. Натуралист в исследовательском путешествии в Южном полушарии на Его Величества корабле „Бигль“ в 1831—1836 годах, он сделал наблюдения, приведшие его к теории эволюции видов.
   Женившись в 1839 году на своей кузине Эмме Веджвуд (Emma Wedgwood) он поселился в Dawn, графство Кент, где прожил до конца своей жизни.
   К 1844 году он расширил свои заметки до чернового варианта своих выводов, а в 1858-м, A.R. Wallace прислал Дарвину свою рукопись, выражавшую почти ту же самую теорию. В 1859 году Дарвин опубликовал книгу „On the Origin of Species by Means of Natural Selection“, которая представила весь мир живых существ в разумном виде генеалогического дерева, однако вызвала горькую конфронтацию, поскольку не соглашалась с буквальным смыслом Книги Генезиса („The Book of Genesis“). Лично Дарвин мало участвовал в дебатах, но публикация его „Происхождения человека“ („The Descent of Man“, 1871) добавила масла в огонь теологических дискуссий, в которых Т. Н. Huxley и Haeckel приняли участие.