Линдгрен Астрид. Калле Блюмквист и Расмус

Астрид Линдгрен
Калле Блюмквист и Расмус

   ASTRID LINDGREN
   Mästerdetektiven Blomkvist och Rasmus
   1953
 
   First published by Rabén & Sjögren Bokförlag, Stockholm
 
   Masterdetektiven Blomkvist och Rasmus
   © Text: Astrid Lindgren, 1953/Saltkråkan AB
   © Городинская-Валлениус Н., перевод на русский язык, 2014
   © Гапей А., иллюстрации, 2014
   © Оформление, издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014
   Machaon®
 
   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

 

1

   — Калле, Андерс, Ева-Лотта! Где вы там?
   Сикстен внимательно наблюдал за чердаком пекарни, ожидая, что кто-нибудь из Белых роз вдруг высунет голову в чердачный люк и ответит на его призыв.
   — А если вас там нет, то почему? — крикнул Йонте, убедившись, что Белые не подают признаков жизни.
   — Вас там что, в самом деле нет? — нетерпеливо переспросил Сикстен.
   Из чердачного люка высунулась белобрысая голова Калле Блюмквиста:
   — Не-а, нас тут правда нет. Мы только притворяемся.
   Но подобную тонкую иронию Сикстен не оценил.
   — Эй, что вы там делаете? — пожелал он узнать.
   — А сам-то ты как думаешь? — ответил Калле. — Может, мы здесь в дочки-матери играем?
   — Да ведь от вас всего можно ожидать. Андерс и Ева-Лотта тоже там? — поинтересовался Сикстен.
 

 
   Из люка показались ещё две головы.
   — Не, нас тут тоже нет, — объявила Ева-Лотта. — А вам что нужно-то, Аленькие?
   — Да надавать вам по шее чуток, — вполне дружелюбно ответил Сикстен.
   — И узнать, как обстоят дела с Великим Мумриком, — добавил Бенка.
   — Вы что, собираетесь тянуть до конца летних каникул? — спросил Йонте. — Спрятали вы его или нет?
   Андерс проворно съехал вниз по канату, служившему Белым мгновенным средством передвижения с чердака на землю.
   — Ясное дело, спрятали, — ответил он.
   Потом подошёл к предводителю Алых, заглянул ему серьёзно так в глаза и произнёс, подчёркивая каждое слово:
   — Птица чёрная и белая вьёт гнездо недалеко от заброшенной крепости. Ищите сегодня ночью!
   — Да катись ты! — послышалось в ответ.
   Однако вождь Алых тотчас собрал своих соратников и увёл их в укрытие за смородиновые кусты, чтобы обмозговать эту туманную «птицу чёрную и белую».
   — А чего тут обсуждать, это же обыкновенная сорока, — заметил Йонте. — Мумрик лежит в сорочьем гнезде, это и ребёнку понятно.
   — Конечно, малышка Йонте, это и ребёнку понятно, — раздался голос Ева-Лотты с чердака. — Надо же, даже такой несмышлёныш, как ты, и то сообразил, что к чему. Ты, верно, ужасно рад, ведь так, крошка Йонтик?
   — А можно я пойду и отлуплю её как следует? — спросил Йонте своего вождя.
   Но Сикстен счёл, что сейчас всего важнее Великий Мумрик, и Йонте пришлось отменить свою карательную экспедицию.
   — «Недалеко от заброшенной крепости»… Это могут быть только развалины старого замка, — осторожно, чтобы не услышала Ева-Лотта, прошептал Бенка.
   — Итак, в сорочьем гнезде возле развалин замка, — заключил Сикстен с довольным видом. — Бежим!
   Садовая калитка захлопнулась за тремя рыцарями Алой розы с таким треском, что котёнок Евы-Лотты, мирно спавший на веранде, подскочил, насмерть перепугавшись.
   В окне пекарни показалась добродушная физиономия булочника Лисандера.
   — Скоро вы мне так всю пекарню обрушите, — посетовал он, обращаясь к своей дочери.
   — Вы?! — возмутилась Ева-Лотта. — Мы, что ли, виноваты, что эти Алые носятся, как стадо бизонов? Мы, между прочим, так никогда не хлопаем.
   — Да неужели? — усомнился булочник и протянул противень с аппетитными, сдобными булочками заботливым рыцарям Белой розы, никогда не хлопающих садовыми калитками.
   Чуть погодя три Белые розы стремглав вылетели через упомянутую калитку и захлопнули её с таким грохотом, что пионы, полностью раскрывшиеся на цветочной клумбе, печально вздохнув, чуть не потеряли свои последние лепестки. Булочник тоже вздохнул. Как она сказала, Ева-Лотта? Бизоны? Ну да, так она и сказала!
   Война Алой и Белой роз, вспыхнувшая тихим летним вечером, длилась уже третий год, и ни одна из воюющих сторон не выказывала признаков усталости. Наоборот, Андерс в качестве достойного примера приводил Тридцатилетнюю войну.
   — Они же воевали столько лет, значит, и мы сможем, — заверял он с энтузиазмом.
   Ева-Лотта смотрела на вещи более трезво.
   — Ты только представь, — говорила она, — лежит в канаве сорокалетний толстый дядька и украдкой ищет Великого Мумрика. Да все мальчишки в городе засмеют тебя, старика!
   Думать об этом было неприятно. Жутко было даже представить, что над тобой могут посмеяться, а ещё страшнее — что тебе будет сорок лет. Когда кругом счастливчики не старше пятнадцати! Андерс испытал заведомую неприязнь к тем, кто со временем займёт его излюбленные места для игр, его тайники, начнёт войну Роз да ещё будет иметь наглость насмехаться над ним. Над ним, кто был вождём Белой розы в то великое время, когда эти сопляки ещё не народились!
 

 
   Да, слова Евы-Лотты заставили Андерса осознать, что жизнь коротка и глупо было бы не играть, пока такая возможность у них есть.
   Калле захотелось утешить своего предводителя:
   — Во всяком случае, никому и никогда не будет так интересно и весело, как нам, а такой войны Роз, как наша, этой мелюзге вовек не видать!
   Ева-Лотта с ним согласилась: ничто не сравнится с войной Роз. Когда-нибудь они превратятся в жалких сорокалетних стариков, но им будет что вспомнить! О том, как летними вечерами они бегали босиком по мягкой траве Прерий, как приятно журчала под ногами в их речушке вода, когда, спеша на решающее сражение, они перебирались по её шатким мосткам, проложенным Евой-Лоттой… Они вспомнят, как ласково светило солнце в чердачное окно пекарни, и даже деревянный пол штаба Белой розы источал запахи лета. Да, война Роз — игра, которая отныне всегда будет ассоциироваться с летними каникулами, лёгким ветерком и ярким солнцем! Приход осени с её теменью и зимняя стужа означали в борьбе за Великого Мумрика безоговорочное перемирие. Как только начинался учебный год, все военные действия прекращались и не возобновлялись до тех пор, пока каштаны на Большой улице не расцветали вновь, а оценки, полученные за второе полугодие, не были подвержены критике строгих родительских глаз.
 
   Но сейчас в разгаре было лето, и война Роз буйствовала, словно соревнуясь с настоящими розами, расцветающими в саду булочника. Полицейскому Бьёрку, который дежурил на Малой улице, сразу же стало ясно, что происходит, когда он увидел Алых, на всех парусах промчавшихся мимо него, а через несколько минут и Белых, с такой же бешеной скоростью устремившихся к развалинам замка. Прежде чем белокурая головка Ева-Лотты исчезла за ближайшим углом, она всё же успела крикнуть полицейскому: «Привет, дядя Бьёрк!» Он улыбнулся про себя: опять этот Мумрик! Не много же им нужно, чтобы не скучать! А всего-то камень, маленький такой камушек, но именно он был причиной бесконечной войны Роз. Вот так и бывает: много ли надо, чтобы разразилась война! И полицейский Бьёрк, подумав об этом, тяжело вздохнул. Потом в задумчивости перешёл через мост, чтобы получше разглядеть на том берегу автомобиль, припаркованный в неположенном месте. На полпути он остановился и всё в той же задумчивости посмотрел на воду, журчавшую мирно под пролётами моста.
   Вон плывёт против течения, медленно покачиваясь на волнах, старая газета. Под заголовком, набранным жирным шрифтом, сообщается сенсационная новость, которая была свежей ещё вчера или позавчера, а может, и на прошлой неделе.
   Полицейский Бьёрк рассеянно прочёл:

   НЕПРОБИВАЕМЫЙ ЛЁГКИЙ МЕТАЛЛ — РЕВОЛЮЦИЯ В ВОЕННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
   Шведский учёный разрешил проблему, над которой бились исследователи всего мира.

   Бьёрк снова вздохнул. Вот если бы причиной всех войн были одни лишь мумрики! Кому бы тогда понадобилась военная промышленность?
   Всё же надо взглянуть на стоявший не на месте автомобиль.
 
   — Они сразу кинутся искать на рябине за развалинами, — уверил всех Калле, подпрыгнув от удовольствия.
   — Наверняка, — согласилась с ним Ева-Лотта. — Другого такого сорочьего гнезда нет и в помине.
   — Вот поэтому я и положил туда коротенькое послание Алым, — сказал Андерс. — Когда они его прочтут, то жутко разозлятся. По-моему, нам стоит остаться и ждать их нападения здесь.
   Прямо перед ними на фоне бледно-голубого неба на холме возвышались полуразрушенные своды старого замка. Замшелая угрюмая крепость уже несколько веков была заброшена и обречена на одиночество и упадок. А далеко внизу простирались городские строения, и только кое-где отдельные домишки в нерешительности, словно колеблясь, вскарабкались на холм повыше, чуть приблизившись к исполину на вершине. На полпути к развалинам, выше всех, стояла старинная вилла, наполовину скрытая разросшимися кустами боярышника, сирени и вишнёвыми деревьями.
   Эту тихую идиллию окружал полуразвалившийся забор. Удобно привалившись к этому забору, Андерс принял решение ждать отступления Алых здесь.
   — «Недалеко от заброшенной крепости», — сказал Калле и плюхнулся на траву рядом с Андерсом. — Это как посмотреть. Если, к примеру, сравнить с расстоянием до Южного полюса, то Мумрика можно было бы спрятать в окрестностях Хэсслехольма. А потом спокойно утверждать, что он находится «недалеко от заброшенной крепости».
   — Чистая правда, — подтвердила Ева-Лотта. — Мы же не сказали им, что сорочье гнездо надо искать сразу за крепостью. Но Аленькие такие тугодумы, что им это невдомёк.
   — Да они на коленях должны нас благодарить! — с горечью сказал Андерс. — Пусть скажут «спасибо», что мы не спрятали Мумрика в окрестностях Хэсслехольма! Вообще-то так и надо было сделать, а не укрывать его рядом с виллой доктора Эклюнда. Мы им ещё любезность оказали!
   — До чего ж мы добрые! — рассмеялась довольная Ева-Лотта. И неожиданно добавила: — Смотрите-ка, на крыльце ребёнок сидит!
   И правда, на ступеньках веранды сидел маленький мальчик. Этого было достаточно, чтобы Ева-Лотта на время забыла обо всём на свете, в том числе и о Великом Мумрике.
   Надо сказать, что в жизни Евы-Лотты, доблестного, храброго воина, были минуты, когда она проявляла женскую слабость, сколь ни пытался вождь Белой розы убедить её, что во время войны это недопустимо. Андерс и Калле всякий раз приходили в немалое изумление, когда видели Еву-Лотту с маленькими детьми. Они оба считали, что малышня — существа на редкость наглые, надоедливые, к тому же всегда мокрые и сопливые. Но, похоже, для Евы-Лотты они все до единого были очаровательными сказочными эльфами. Как только она попадала под их волшебные чары, её худенькое, как у мальчишки, тело амазонки смягчалось, и она вела себя, по мнению Калле и Андерса, просто по-дурацки: тотчас простирала к малышу руки, начинала лепетать не своим голосом, полным каких-то странных, нежных звуков, от которых Андерса и Калле аж передёргивало. Лихую, задорную Еву-Лотту словно ветром сдувало.
   Не хватало ещё, чтобы Алые застали её в момент подобной слабости, опасались Калле и Андерс. Не так-то просто будет смыть подобное пятно со щита Белой розы.
   Ребёнок на ступеньках конечно же заприметил, что за калиткой происходит что-то необычное, и теперь неспешно вышагивал по садовой дорожке. Увидев Еву-Лотту, он резко затормозил.
   — Здрасте, — произнёс он неуверенно.
   Ева-Лотта стояла за калиткой «с идиотской улыбкой на лице», как сказал бы Андерс.
   — Здравствуй, — ответила она. — Тебя как зовут?
   Ребёнок рассматривал её, широко распахнув серьёзные тёмно-голубые глаза; судя по всему, «идиотская улыбка» не очень-то его привлекала.
   — Расмус меня зовут, — сказал он и большим пальцем ноги стал рисовать по гравию дорожки.
   Потом подошёл поближе, просунул свою курносую конопатую мордочку сквозь доски забора и увидел сидевших на траве Калле и Андерса. Его серьёзное личико озарилось широкой, радостной улыбкой.
   — Здрасте, меня Расмус зовут, — сообщил он.
   — Да мы уж слыхали, — снисходительно ответил Калле.
   — А сколько тебе лет? — спросила Ева-Лотта.
   — Пять. А на будущий год будет шесть. А тебе сколько?
   Ева-Лотта рассмеялась.
   — На будущий год я уже буду старой тёткой. А вообще-то что ты здесь делаешь? Живёшь у Эклюндов?
   — Не-а. Я живу у моего папы.
   — А он живёт в этой Эклюндской вилле? — снова спросила Ева-Лотта.
   — Ясное дело, живёт, — обиделся Расмус. — Иначе я не мог бы у него жить. Непонятно, что ли? — сказал он, как отрезал.
   — Логика железная, Ева-Лотта, — заметил Андерс.
   — Её зовут Эва-Лотта? — спросил Расмус, указав на Еву-Лотту большим пальцем правой ноги.
   — Да, её зовут Эва-Лотта, и она говорит, что ты симпатяга, — совсем не обидевшись, ответила Ева-Лотта.
   Поскольку Алых на горизонте ещё не было, Ева-Лотта быстро перелезла через калитку, чтобы быть поближе к симпатичному мальчугану. Расмус не мог не заметить, что хотя бы один человек из этой компании проявил к нему некий интерес, и потому решил тоже быть вежливым. Оставалось только найти подходящую тему для разговора.
   — Мой папа делает железки, — подумав, сообщил он.
   — Железки? — переспросила Ева-Лотта. — Он кровельщик?
   — Нет, он профессор, который делает железки.
   — Вот здорово! — обрадовалась Ева-Лотта. — Значит, он может что-нибудь сделать и для моего папы. Видишь ли, мой папа — пекарь, и ему просто необходимо много противней, а они, как известно, из железа.
   — Я могу попросить его сделать железные противни для твоего папы, — любезно пообещал Расмус и сунул свою ладошку в руку Евы-Лотты.
   — Слушай, Ева-Лотта, оставь ты этого младенца, — проворчал Андерс. — Алые вот-вот появятся!
   — Да успокойся ты! — парировала Ева-Лотта. — Я им первая по шее надаю.
   Расмус посмотрел на Еву-Лотту с восхищением.
   — Кому ты надаёшь по шее? — переспросил он.
   И Ева-Лотта рассказала Расмусу о славной войне Алой и Белой розы. О диких гонках по улицам и переулкам, об опасных заданиях и тайных приказах, о захватывающих ночных приключениях. А ещё о высокочтимом Великом Мумрике и о том, что Алые скоро появятся, злющие, как шершни, и какая тогда разразится великолепная битва.
 

 
   И тут Расмус понял, наконец-то он понял, в чём смысл жизни. В том, чтобы стать Белой розой. И правда, что может быть чудеснее этого! И тогда в его пятилетней душе зародилось непреодолимое желание стать похожим на Еву-Лотту, Андерса или на этого… как его… Калле! Быть таким же большим и сильным, давать отпор Алым, бросать воинственный клич и всё такое. Он умоляюще посмотрел на Еву-Лотту и просительно сказал:
   — Эва-Лотта, а можно я тоже буду Белая роза?
   Ева-Лотта мягко щёлкнула мальчугана по веснушчатому носу.
   — Да нет, Расмус, ты ещё маленький, нос не дорос!
   О, лучше бы она этого не говорила! Расмус не на шутку рассердился. Его охватил великий гнев, когда он услышал эти ненавистные слова: «Ты ещё маленький». Как же они ему надоели! Он зло посмотрел на Еву-Лотту.
   — По-моему, ты просто глупая, — заключил он и махнул на неё рукой. Лучше он пойдёт и спросит, нельзя ли ему стать Белой розой, у тех двух мальчиков.
   Калле и Андерс стояли у калитки и с интересом смотрели в сторону дровяного сарая.
   — Эй, Расмус, чей это мотоцикл? — спросил тот, кого звали Калле.
   — Папин, конечно.
   — Надо же! — сказал Калле. — Профессор, а на мотоцикле ездит, это что ж такое? Борода небось в колёсах застревает.
   — Какая ещё борода? — рассердился Расмус. — Нет у него никакой бороды.
   — То есть как это нет? — удивился Андерс. — У всех профессоров есть борода.
   — А вот и нет, — отрезал Расмус и с достоинством, не торопясь зашагал назад к веранде. Эти трое все дураки, что с ними разговаривать!
   Когда он уже был на веранде, в безопасности, он обернулся и крикнул троице за забором:
   — Ну вас, до чего ж вы глупые! Мой папа — профессор без бороды, и он делает железки.
   Все трое весело смотрели на маленькую сердитую фигурку на веранде. Никто из них не хотел обидеть мальчугана. И Ева-Лотта уже готова была бежать к Расмусу, чтобы утешить, но вдруг остановилась, потому что за спиной у мальчика распахнулась дверь, и на веранду вышел загорелый молодой мужчина лет тридцати. Он легко подхватил Расмуса и забросил его себе на плечо.
   — Ты абсолютно прав, Расмус, твой папа — профессор без бороды, и он делает железки.
   Мужчина шёл по дорожке с Расмусом на плече, и Ева-Лотта даже чуточку струхнула, ведь она находилась в чужом саду.
   — Теперь видишь, что нет у него никакой бороды! — торжествующе крикнул Расмус, в то время как Калле нерешительно топтался у калитки. — И на мотоцикле он ездит очень даже хорошо!
   На мгновение Расмус вдруг представил своего папу с длинной волнистой бородой, путающейся в колёсах. Зрелище не из приятных!
   Калле и Андерс учтиво поздоровались.
   — Расмус говорит, что вы делаете железки, — изрёк Калле, чтобы хоть как-то покончить с бородой.
   Профессор рассмеялся:
   — Пожалуй, можно сказать и так. Железки… лёгкий металл… Я, видите ли, кое-что изобрёл.
   — А что вы изобрели? — поинтересовался Калле.
   — Я придумал способ делать лёгкий металл непробиваемым, — объяснил профессор. — Расмус называет это «делать железки».
   — Постойте-ка, а я ведь читал об этом в газете, — оживился Андерс. — Выходит, вы знаменитость?
   — Ещё бы! Конечно, он знаменитость, — подтвердил Расмус с высоты своего положения. — И бороды у него нет. Во как!
   Профессор не стал вдаваться в детали своей известности-знаменитости и просто сказал:
   — Пойдём-ка, Расмус, завтракать. Я тебе ветчину поджарю.
   — А я не знала, что вы живёте в нашем городе, — заметила Ева-Лотта.
   — Мы живём здесь только летом, я снял этот дом на лето.
   Расмус пояснил:
   — Мы с папой будем жить на даче, пока мама в больнице. Мы здесь совсем одни живём. Во как!

2

   Родители часто становятся помехой, когда тебе предстоит ответственное сражение. Они вмешиваются в ход событий самыми разными способами. Бакалейщику Блюмквисту, например, ни с того ни с сего вдруг взбрело в голову, будто его сынок Калле непременно должен помогать ему в магазине. У почтмейстера то и дело возникали нелепые идеи, что не мешало бы Сикстену подмести садовые дорожки и постричь газоны. И хотя Сикстен пытался убедить отца, что дикорастущий сад куда красивее, все его попытки были тщетны. Почтмейстер только непонимающе качал головой и молча тыкал пальцем в газонокосилку.
   Но всех упрямее и требовательнее оказался сапожных дел мастер Бенгтсон. Поскольку сам он зарабатывать на хлеб начал довольно рано, с тринадцати лет, то считал, что и Андерсу давно пора заняться делом. Отец хотел, чтобы сын пошёл по его стопам, а потому во время летних каникул настойчиво пытался удержать его в своей мастерской. Но со временем Андерс изобрёл особый метод, позволявший ему избегать нежелательной отцовской опеки. И когда сапожник приходил в мастерскую, чтобы посвятить старшего сына в тайны своего ремесла, табуретка, на которой Андерсу надлежало сидеть, чаще всего оказывалась пустой.
   И только отец Евы-Лотты проявлял истинную человечность.
   — Если тебе весело и интересно и ты не очень-то будешь безобразничать, то я не буду вмешиваться в твои дела, — сказал булочник и по-отечески потрепал Еву-Лотту по светлой головке.
   — Эх, мне бы такого папашу! — вздохнув, сказал Сикстен горестно, но громко, чтобы перекричать треск газонокосилки. Уже второй раз за короткое время безжалостный отец заставлял его работать в саду.
   Бенка и Йонте толклись возле забора и с сочувствием наблюдали за Сикстеном, который трудился в поте лица. Они пытались его утешить, наперебой рассказывая о собственных горестях. Бенка, бедняга, всё утро собирал смородину, а Йонте нянчил своих младших сестрёнок и братишек.
   — Ведь если так и дальше пойдёт, придётся нам Белых бить по ночам, — возмущённо заключил Сикстен. — Днём ни минуты свободной нет, едва успеваем сделать самое неотложное.
   Йонте кивнул в знак согласия:
   — Вот именно. Может, сегодня ночью их и поколотить?
   Сикстен мгновенно оттолкнул от себя косилку:
   — А ты не дурак, Йонте! Пошли в штаб, будем держать военный совет.
   В гараже, в штаб-квартире Алых, был составлен план ночного сражения, после чего Бенку отправили к Белым бросить вызов от предводителя Алых.
   Андерс с Евой-Лоттой сидели в беседке булочника, ожидая, когда же наконец закроется «Бакалейная торговля Блюмквиста» и Калле освободится. Чтобы хоть как-то убить время, они играли в крестики-нолики и лакомились сливой. От тёплого июльского солнца вождь Белых роз разомлел и выглядел совсем не воинственно. Но при виде Бенки оживился. Тот бежал по доске, брошенной Евой-Лоттой, так быстро, что вода разлеталась в стороны от его босых ног. В руках у него была бумага, и эту бумагу Бенка, сдержанно поклонившись, вручил вождю Белых, а сам тотчас отбыл тем же путём, каким и прибыл.
   Андерс выплюнул сливовую косточку и громко прочёл:

   Сегодня ночью при свете луны в крепости моих предков состоится пир горой. Ибо Алая роза будет праздновать освобождение из плена неверных Великого благородного Мумрика.
   Предупреждаем: не мешайте нам!!!
   Все ползучие гады из Белой розы будут беспощадно стёрты с лица земли.
 

Благородный Сикстен, вождь Алой розы

   Внимание:
   В 12 часов ночи в развалинах замка!

   Андерс и Ева-Лотта, довольные, смотрели друг на друга и ехидно улыбались.
   — Пошли, надо предупредить Калле, — сказал Андерс, засовывая послание в карман. — И запомни мои слова: наступает ночь длинных ножей.
 
   «При свете луны» городок спал глубоко и безмятежно, не подозревая о наступлении ночи длинных ножей. Полицейский Бьёрк медленно прохаживался вдоль опустевших улиц и тоже ничего такого не подозревал. Кругом царила тишина. Единственное, что он слышал, — это свои собственные шаги по булыжной мостовой. Городок спал, утопая в лунном свете, и этот ясный свет хранил тайну о ночи длинных ножей. Но вокруг спящих домов и садов залегли глубокие тени. Будь полицейский Бьёрк повнимательнее, он непременно заметил бы, что в темноте что-то происходит, как кто-то крадётся и шепчется. Он услышал бы, как осторожно открылось окно в доме булочника Лисандера, и увидел бы, как оттуда вылезла Ева-Лотта и спустилась по приставной лестнице. А ещё он услышал бы, как Калле просвистел сигнал Белой розы за углом своего дома, и увидел бы, как Андерс промелькнул и скрылся в спасительной тени сиреневого куста.
   Но полицейский Бьёрк устал: он хотел спать и мечтал лишь об одном — чтобы поскорее закончилось дежурство, потому и не понял, что это была ночь длинных ножей.
   Бедные, ничего не подозревавшие родители Белых и Алых роз мирно спали в своих постелях. Никому из Роз и в голову бы не пришло поинтересоваться их мнением об этих ночных рейдах. Но Ева-Лотта на случай, если кто-нибудь обнаружит её исчезновение, всё же оставила записочку на своей подушке, вполне успокаивающую, на её взгляд. Вот что там было написано:

   Привет! Не поднимайте шума!
   Я просто ушла воевать и думаю, что скоро буду дома.
   Тра-ля-ля.

Ева-Лотта

   — Это простая мера предосторожности, — пояснила Ева-Лотта Андерсу и Калле, когда они карабкались вверх по крутому склону к развалинам замка.
   Часы на ратуше как раз пробили двенадцать. Пора!
   — «Крепость моих предков», вот умора! — ухмыльнулся Калле. — Что этот Сикстен выдумывает? Насколько мне известно, почтмейстеры никогда здесь не жили.
   Развалины замка, освещённые луной, были перед ними и ничего «почтового» собой не представляли.
   — Обычное «алое» хвастовство, непонятно, что ли, — сказал Андерс. — Их надо проучить! Да и Мумрика они нашли…
 

 
   В глубине души Андерс нисколько не огорчался из-за того, что Алые всё-таки обнаружили сорочье гнездо и забрали себе Мумрика. Для продолжения войны Роз было необходимо, чтобы Мумрик время от времени менял своих владельцев.
   Запыхавшись после трудного восхождения, все трое остановились передохнуть у входа в замок. Они стояли, прислушиваясь к тишине, и им подумалось, что там, под сводами старого замка, жутковато и опасно.
   Вдруг в темноте раздался таинственный голос:
   — Начинается сражение Белой и Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесёт их в своё чёрное царство!
   За этим последовал резкий, жуткий смех, эхом отразившийся в каменных стенах. И снова тишина, ужасающая тишина… словно тот, кто смеялся, внезапно был сам охвачен страхом перед чем-то неизвестным, притаившимся в темноте.
   — Война и победа! — решительно прокричал Андерс и ринулся сломя голову в развалины.
   Калле и Ева-Лотта бросились вслед. При свете дня они бывали здесь бесчисленное множество раз, а вот ночью — никогда. Был даже один незабываемый случай, когда они оказались запертыми в подземелье старого замка. Тогда, конечно, было страшновато, но они что-то не припомнят, чтобы было так жутко, как теперь, — среди ночи, в кромешной тьме, тут ведь всякое может случиться… Что там Алые! Ну выскочат, напугают, да это и не страшно совсем… А вот если привидения, духи всякие вздумают мстить за то, что они потревожили их ночной покой? Когда меньше всего этого ждёшь, вдруг высунется из какой-нибудь дыры в стене костлявая рука и схватит тебя за горло…