– Ага, – подтвердил Томми, который сидел на сундуке и болтал ногами. – И скоро мы, наверное, получим от бабушки ответ.
   – А вот я никогда не получаю писем, – грустно сказала Пеппи.
   – Чему тут удивляться, – сказала Анника, – ведь ты и сама тоже никому никогда не пишешь.
   – А не пишешь ты потому, – подхватил Томми, – что не хочешь ходить в школу. Нельзя научиться писать, если не ходишь в школу.
   – Ничего подобного, я умею писать, – сказала Пеппи. – Я знаю жутко много букв. Фридольф – один из матросов, который плавал на папином корабле, – научил меня буквам. А если мне не хватит букв, то ведь есть ещё и цифры. Нет, я прекрасно могу писать, но вот только не знаю о чём. Что пишут в письмах?
   – Кто что, – важно ответил Томми. – Я, например, сперва спросил бабушку, как она себя чувствует, и написал, что я чувствую себя хорошо, потом я написал, какая у нас погода. А потом – что убил в нашем погребе крысу.
   Пеппи помрачнела и задумалась.
   – Как обидно, что я никогда не получаю писем. Все ребята, все-все получают письма, а я – нет. Так больше продолжаться не может! Раз у меня нет бабушки, которая писала бы мне письма, придётся сделать это самой. И немедленно.
   Она открыла дверцу печи и заглянула в топку.
   – Тут у меня должен лежать карандаш, если не ошибаюсь.
   В печке и в самом деле лежал карандаш. Потом она оттуда же вытащила большой лист бумаги и уселась за кухонный стол. Пеппи наморщила лоб, и вид у неё стал очень озабоченный.
   – Теперь не мешайте, – сказала она, – я думаю!
   Томми и Анника решили тем временем поиграть с Господином Нильсоном. Они стали одевать его и раздевать. Анника даже попыталась уложить его на зелёную кукольную кроватку, в которой он обычно спал по ночам: Томми будет доктором, а Господин Нильсон – больным ребёнком. Но обезьянка вскочила с постели и в два прыжка очутилась на лампе, зацепившись за неё хвостом. Пеппи оторвала глаза от письма.
   – Глупый Господин Нильсон, – сказала она, – никогда ещё ни один больной ребёнок не висел вниз головой, зацепившись хвостом за лампу. Во всяком случае, не у нас в Швеции. А вот в Южной Африке, я слыхала, так лечат детей. Как только у малышей поднимается температура, их подвешивают вниз головой к лампам, и они преспокойно себе раскачиваются, пока не поправятся. Но мы ведь не в Южной Африке.
   В конце концов Томми и Аннике пришлось оставить Господина Нильсона в покое, и тогда они решили заняться лошадью: уже давно было пора её как следует почистить скребницей. Лошадь очень обрадовалась, когда увидела, что дети вышли к ней, на террасу. Она тут же обнюхала их руки, чтобы выяснить, не принесли ли они сахара. Сахара у ребят не оказалось, но Анника тут же сбегала на кухню и вынесла оттуда два куска рафинада.
   А Пеппи всё писала и писала. Наконец письмо было готово. Только вот конверта не нашлось, но Томми не поленился принести ей конверт из дому. Марку он тоже принёс. Пеппи написала на конверте своё полное имя и фамилию: «Фрёкен Пеппилотта Длинныйчулок, вилла «Курица».
 
 
   – А что написано в твоём письме? – спросила Анника.
   – Откуда я знаю, – ответила Пеппи, – я ведь его ещё не получила.
   И тут как раз мимо дома прошёл почтальон.
   – Бывают же такие удачи, – сказала Пеппи, – встречаешь почтальона как раз в ту минуту, когда тебе необходимо получить письмо.
   Она выбежала ему навстречу.
   – Будь добр, отнеси это письмо Пеппи Длинныйчулок, – сказала она. – Это очень срочно.
   Почтальон поглядел сперва на письмо, потом на Пеппи.
   – Разве ты не Пеппи Длинныйчулок? – удивился он.
   – Конечно, я. А кем же мне ещё быть? Уж не царицей ли абиссинской?
   – Но почему же ты тогда сама не возьмёшь себе это письмо? – спросил почтальон.
   – Почему я не возьму себе это письмо сама? – переспросила Пеппи. – Что же, по-твоему, теперь я должна сама доставлять себе письма? Нет, это уж слишком. Каждый сам себе почтальон. А зачем же тогда бывают почты? Тогда уж проще их тут же все закрыть. В жизни я ещё не слышала ничего подобного! Нет, дорогой, если ты так будешь относиться к своей работе, то никогда не станешь почтмейстером, это я тебе точно говорю.
   Почтальон решил, что лучше с ней не связываться и сделать то, о чём она его просила. Он подошёл к почтовому ящику, который висел рядом с калиткой, и опустил в него письмо. Не успело письмо упасть на дно ящика, как Пеппи с невероятной поспешностью его вытащила.
   – Ой, я просто умираю от любопытства, – сказала она, обращаясь к Томми и Аннике. – Подумать только, я получила письмо!
   Все трое ребят устроились на ступеньках террасы, и Пеппи распечатала конверт. Томми и Анника читали через её плечо. На большом листе было написано:
 
 
   – Вот, – с торжеством сказала Пеппи, – в моём письме написано то же самое, что ты писал своей бабушке, Томми. Значит, это настоящее письмо. Я запомню каждое слово на всю жизнь.
   Пеппи аккуратно сложила письмо, снова засунула его в конверт, а конверт положила в один из бесчисленных ящичков старого большого секретера, который стоял у неё в гостиной.
   Одним из самых интересных занятий на свете было, по мнению Томми и Анники, рассматривать сокровища, которые Пеппи хранила в этих ящичках. Время от времени Пеппи дарила своим друзьям что-нибудь из этих бесценных вещей, но запас их, видно, никогда не иссякал.
   – Во всяком случае, – сказал Томми, когда Пеппи спрятала письмо, – ты сделала там дикое количество ошибок.
   – Да, ты должна пойти в школу и научиться получше писать, – поддержала Анника брата.
   – Нет уж, благодарю покорно, – ответила Пеппи, – я как-то провела целый день в школе. И за этот день в меня впихнули столько знаний, что я до сих пор не могу прийти в себя.
   – А у нас через несколько дней будет экскурсия, – сказала Анника, – пойдёт весь класс.
   – Вот ужас-то, – воскликнула Пеппи и от огорчения укусила себя за косу, – просто ужас! И я не могу пойти с вами на экскурсию только потому, что не хожу в школу? Разве это справедливо? Люди думают, что можно обижать человека только за то, что он не ходит в школу, не знает таблицы помножения.
   – Умножения, – поправила Анника.
   – А я говорю – помножения.
   – Мы пройдём пешком целую милю[1]. Прямо по лесу, а потом будем играть на полянке, – сказал Томми.
   – Просто ужас! – повторила Пеппи.
   На следующий день погода была такая тёплая и солнце светило так ярко, что всем детям в этом городке было очень трудно усидеть за партами. Учительница широко распахнула все окна, и свежий весенний воздух ворвался в класс. Перед школой росла большая берёза, а на её верхушке сидел скворец и пел до того весело, что и Томми, и Анника, и все ребята слушали только его пение и совсем забыли, что 9×9=81.
   Вдруг Томми прямо подскочил на месте от изумления.
   – Глядите, фрёкен! – воскликнул он и показал на окно. – Там Пеппи.
   Взгляды всех тут же устремились туда, куда показал Томми. И в самом деле, высоко на берёзе сидела Пеппи. Она оказалась почти у самого окна, потому что ветви берёзы упирались в наличники.
   – Привет, фрёкен! – крикнула она. – Привет, ребята!
   – Добрый день, милая Пеппи, – ответила фрёкен. – Тебе что-нибудь надо, Пеппи?
   – Да, я хотела попросить, чтобы ты мне кинула в окно немного помножения, – ответила Пеппи. – Совсем чуть-чуть, только чтобы пойти с твоим классом на экскурсию. А если вы нашли какие-нибудь новые буквы, то кинь их мне тоже.
   – Может, ты на минутку зайдёшь к нам в класс? – спросила учительница.
   – Нет уж, дудки! – твёрдо сказала Пеппи и уселась поудобнее на суку, прислонившись спиной к стволу. – В классе у меня кружится голова. Воздух у вас так загустел от учёности, что его можно резать ножом. Слушай, фрёкен, – в голосе Пеппи зазвучала надежда, – может, немного этого учёного воздуха улетит в окно и попадёт в меня? Ровно столько, сколько надо, чтобы ты мне разрешила пойти вместе с вами на экскурсию?
   – Вполне возможно, – сказала фрёкен и продолжала урок арифметики.
 
 
   Детям было очень интересно глядеть на Пеппи, сидящую на берёзе. Ведь все они получили от неё конфеты и игрушки в тот день, когда она ходила по магазинам. Пеппи, конечно, как всегда взяла с собой Господина Нильсона, и ребята умирали со смеху, глядя, как он прыгал с ветки на ветку. В конце концов обезьяне надоело скакать по берёзе, и она сиганула на подоконник, а оттуда одним прыжком взвилась на голову Томми и начала теребить его за волосы. Но тут учительница сказала Томми, чтобы он снял обезьяну с головы, потому что Томми как раз надо было разделить 315 на 7, а это невозможно сделать, если у тебя на голове сидит обезьяна и теребит тебя за волосы. Во всяком случае, уроку это мешает. Весеннее солнце, скворец, а тут ещё Пеппи с Господином Нильсоном – нет, это уж чересчур…
   – Вы что-то совсем поглупели, ребята, – сказала учительница.
   – Знаешь что, фрёкен? – крикнула Пеппи со своего дерева. – Честно говоря, сегодняшний день совершенно не подходит для помножения.
   – А мы проходим деление, – сказала фрёкен.
   – В такой день, как сегодня, вообще нельзя заниматься никаким «еньем», разве что «веселеньем».
   – А ты можешь мне объяснить, – спросила учительница, – что это за предмет «веселенье»?
   – Ну, я не так уж сильна в «веселенье», – смущённо ответила Пеппи и, зацепившись ногами за сук, повисла вниз головой, так что её рыжие косички почти касались травы. – Но я знаю одну школу, где ничем, кроме «веселенья», не занимаются. Там так и написано в расписании: «Все шесть уроков – уроки веселенья».
   – Ясно, – сказала учительница. – А где находится эта школа?
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента