Линдгрен Астрид. Три повести о Малыше и Карлсоне

   Малыш взял из вазочки несколько миндальных печений в форме ракушек — ведь Карлсон сказал, что печенья ему тоже хочется, — и отправился к себе.
   — Ты заставляешь меня так долго ждать! Меня, такого больного и несчастного, — с упреком сказал Карлсон.
   — Я торопился как только мог, — оправдывался Малыш, — и столько всего накупил...
   — И у тебя не осталось ни одной монетки? Я ведь должен получить пять эре за то, что меня будет кусать шарф! — испуганно перебил его Карлсон.
   Малыш успокоил его, сказав, что приберег несколько монет.
   Глаза Карлсона засияли, и он запрыгал на месте от удовольствия.
   — О, я самый тяжелый в мире больной! — закричал он. — Нам надо поскорее уложить меня в постель.
   И тут Малыш впервые подумал: как же он попадет на крышу, раз он не умеет летать?
   — Спокойствие, только спокойствие! — бодро ответил Карлсон. — Я посажу тебя на спину, и — раз, два, три! — мы полетим ко мне. Но будь осторожен, следи, чтобы пальцы не попали в пропеллер.
   — Ты думаешь, у тебя хватит сил долететь со мной до крыши?
   — Там видно будет, — сказал Карлсон. — Трудно, конечно, предположить, что я, такой больной и несчастный, смогу пролететь с тобой и половину пути. Но выход из положения всегда найдется: если почувствую, что выбиваюсь из сил, я тебя сброшу...
   Малыш не считал, что сбросить его вниз — наилучший выход из положения, и вид у него стал озабоченный.
   — Но, пожалуй, все обойдется благополучно. Лишь бы мотор не отказал.
   — А вдруг откажет? Ведь тогда мы упадем! — сказал Малыш.
   — Безусловно упадем, — подтвердил Карлсон. — Но это пустяки, дело житейское! — добавил он и махнул рукой.
   Малыш подумал и тоже решил, что это пустяки, дело житейское.
   Он написал на клочке бумаги записку маме и папе и оставил ее на столе:

   Я на вирху у Калсона который живет на крыше

   Конечно, лучше всего было бы успеть вернуться домой, прежде чем они найдут эту записку. Но если его случайно хватятся раньше, то пусть знают, где он находится. А то может получиться так, как уже было однажды, когда Малыш гостил за городом у бабушки и вдруг решил сесть в поезд и вернуться домой. Тогда мама плакала и говорила ему:
   «Уж если тебе, Малыш, так захотелось поехать на поезде, почему ты мне не сказал об этом?»
   «Потому, что я хотел ехать один», — ответ Малыш.
   Вот и теперь то же самое. Он хочет отправиться с Карлсоном на крышу, поэтому лучше всего не просить разрешения. А если обнаружится, что его нет дома, он сможет оправдаться тем, что написал записку.
   Карлсон был готов к полету. Он нажал кнопку на животе, и мотор загудел.
   — Залезай скорее мне на плечи, — крикнул Карлсон, — мы сейчас взлетим!
   И правда, они вылетели из окна и набрали высоту. Сперва Карлсон сделал небольшой круг над ближайшей крышей, чтобы испытать мотор. Мотор тарахтел так ровно и надежно, что Малыш ни капельки не боялся.
   Наконец Карлсон приземлился на своей крыше.
   — А теперь поглядим, сможешь ли ты найти мой дом. Я тебе не скажу, за какой трубой он находится. Отыщи его сам.
   Малышу никогда не случалось бывать на крыше, но он не раз видел, как какой-то мужчина, привязав себя веревкой к трубе, счищал с крыши снег. Малыш всегда завидовал ему, а теперь он сам был таким счастливцем, хотя, конечно, не был обвязан веревкой и внутри у него что-то сжималось, когда он переходил от одной трубы к другой. И вдруг за одной из них он действительно увидел домик. Очень симпатичный домик с зелеными ставенками и маленьким крылечком. Малышу захотелось как можно скорее войти в этот домик и своими глазами увидеть все паровые машины и все картины с изображением петухов, да и вообще все, что там находилось.
   К домику была прибита табличка, чтобы все знали, кто в нем живет. Малыш прочел:

   Карлсон,
   который живет на крыше

   Карлсон распахнул настежь дверь и с криком: «Добро пожаловать, дорогой Карлсон, и ты, Малыш, тоже!» — первым вбежал в дом.
   — Мне нужно немедленно лечь в постель, потому что я самый тяжелый больной в мире! — воскликнул он и бросился на красный деревянный диванчик который стоял у стены.
   Малыш вбежал вслед за ним; он готов был лопнуть от любопытства.
   В домике Карлсона было очень уютно — это Малыш сразу заметил. Кроме деревянного диванчика, в комнате стоял верстак, служивший также и столом, шкаф, два стула и камин с железной решеткой и таганком. На нем Карлсон готовил пищу. Но паровых машин видно не было. Малыш долго оглядывал комнату, но не мог их нигде обнаружить и, наконец, не выдержав, спросил:
   — А где же твои паровые машины?
   — Гм... — промычал Карлсон, — мои паровые машины... Они все вдруг взорвались. Виноваты предохранительные клапаны. Только клапаны, ничто другое. Но это пустяки, дело житейское, и огорчаться нечего.
   Малыш вновь огляделся по сторонам.
   — Ну, а где твои картины с петухами? Они что, тоже взорвались? — язвительно спросил он Карлсона.
   — Нет, они не взорвались, — ответил Карлсон. — Вот, гляди. — И он указал на пришпиленный к стене возле шкафа лист картона.
   На большом, совершенно чистом листе в нижнем углу был нарисован крохотный красный петушок.
   — Картина называется: «Очень одинокий петух», — объяснил Карлсон.
   Малыш посмотрел на этого крошечного петушка. А ведь Карлсон говорил о тысячах картин, на которых изображены всевозможные петухи, и все это, оказывается, свелось к одной красненькой петухообразной козявке!
   — Этот «Очень одинокий петух» создан лучшим в мире рисовальщиком петухов, — продолжал Карлсон, и голос его дрогнул. — Ах, до чего эта картина прекрасна и печальна!.. Но нет, я не стану сейчас плакать, потому что от слез поднимается температура... — Карлсон откинулся на подушку и схватился за голову. — Ты собирался стать мне родной матерью, ну так действуй, — простонал он.
   Малыш толком не знал, с чего ему следует начать, и неуверенно спросил:
   — У тебя есть какое-нибудь лекарство?
   — Да, но я не хочу его принимать... А пятиэровая монетка у тебя есть?
   Малыш вынул монетку из кармана штанов.
   — Дай сюда.
   Малыш протянул ему монетку. Карлсон быстро схватил ее и зажал в кулаке; вид у него был хитрый и довольный.
   — Сказать тебе, какое лекарство я бы сейчас принял?
   — Какое? — поинтересовался Малыш.
   — «Приторный порошок» по рецепту Карлсона, который живет на крыше. Ты возьмешь немного шоколаду, немного конфет, добавишь такую же порцию печенья, все это истолчешь и хорошенько перемешаешь. Как только ты приготовишь лекарство, я приму его. Это очень помогает от жара.
   — Сомневаюсь, — заметил Малыш.
   — Давай поспорим. Спорю на шоколадку, что я прав.
   Малыш подумал, что, может быть, именно это мама и имела в виду, когда советовала ему разрешать споры словами, а не кулаками.
   — Ну, давай держать пари! — настаивал Карлсон. — Давай, — согласился Малыш. Он взял одну из шоколадок и положил ее на верстак, чтобы было ясно, на что они спорят, а затем принялся готовить лекарство по рецепту Карлсона. Он бросил в чашку несколько леденцов, несколько засахаренных орешков, добавил кусочек шоколаду, растолок все это и перемешал. Потом раскрошил миндальные ракушки и тоже высыпал их в чашку. Такого лекарства Малыш еще в жизни не видел, но оно выглядело так аппетитно, что он и сам согласился бы слегка поболеть, чтобы принять это лекарство.
   Карлсон уже привстал на своем диване и, как птенец, широко разинул рот. Малышу показалось совестным взять у него хоть ложку «приторного порошка».
   — Всыпь в меня большую дозу, — попросил Карлсон.
   Малыш так и сделал. Потом они сели и молча принялись ждать, когда у Карлсона упадет температура.
   Спустя полминуты Карлсон сказал:
   — Ты был прав, это лекарство не помогает от жара. Дай-ка мне теперь шоколадку.
   — Тебе? — удавился Малыш. — Ведь я выиграл пари!
   — Ну да, пари выиграл ты, значит, мне надо получить в утешение шоколадку. Нет справедливости на этом свете! А ты всего-навсего гадкий мальчишка, ты хочешь съесть шоколад только потому, что у меня не упала температура.
   Малыш с неохотой протянул шоколадку Карлсону, который мигом откусил половину и, не переставая жевать, сказал:
   — Нечего сидеть с кислой миной. В другой раз, когда я выиграю спор, шоколадку получишь ты.
   Карлсон продолжал энергично работать челюстями и, проглотив последний кусок, откинулся на подушку и тяжело вздохнул:
   — Как несчастны все больные! Как я несчастен! Ну что ж, придется попробовать принять двойную дозу «приторного порошка», хоть я и ни капельки не верю, что он меня вылечит.
   — Почему? Я уверен, что двойная доза тебе поможет. Давай поспорим! — предложил Малыш.
   Честное слово, теперь и Малышу было не грех немножко схитрить. Он, конечно, совершенно не верил, что у Карлсона упадет температура даже и от тройной порции «приторного порошка», но ведь ему так хотелось на этот раз проспорить! Осталась еще одна шоколадка, и он ее получит, если Карлсон выиграет спор.
   — Что ж, давай поспорим! Приготовь-ка мне поскорее двойную дозу «приторного порошка». Когда нужно сбить температуру, ничем не следует пренебрегать. Нам ничего не остается, как испробовать все средства и терпеливо ждать результата.
   Малыш смешал двойную дозу порошка и всыпал его в широко раскрытый рот Карлсона. Затем они снова уселись, замолчали и стали ждать Полминуты спустя Карлсон с сияющим видом соскочил с дивана.
   — Свершилось чудо! — крикнул он. — У меня упала температура! Ты опять выиграл. Давай сюда шоколад.
   Малыш вздохнул и отдал Карлсону последнюю плиточку. Карлсон недовольно взглянул на него:
   — Упрямцы вроде тебя вообще не должны держать пари. Спорить могут только такие, как я. Проиграл ли, выиграл ли Карлсон, он всегда сияет, как начищенный пятак.
   Воцарилось молчание, во время которого Карлсон дожевывал свой шоколад. Потом он сказал:
   — Но раз ты такой лакомка, такой обжора, лучше всего будет по-братски поделить остатки. У тебя еще есть конфеты? Малыш пошарил в карманах. — Вот, три штуки. — И он вытащил два засахаренных орешка и один леденец.
   — Три пополам не делится, — сказал Карлсон, — это знают даже малые дети. — И, быстро схватив с ладони Малыша леденец, проглотил его. — Вот теперь можно делить, — продолжал Карлсон и с жадностью поглядел на оставшиеся два орешка: один из них был чуточку больше другого. — Так как я очень милый и очень скромный, то разрешаю тебе взять первому. Но помни: кто берет первым, всегда должен брать то, что поменьше, — закончил Карлсон и строго взглянул на Малыша.
   Малыш на секунду задумался, но тут же нашелся:
   — Уступаю тебе право взять первым.
   — Хорошо, раз ты такой упрямый! — вскрикнул Карлсон и, схватив больший орешек, мигом засунул его себе в рот.
   Малыш посмотрел на маленький орешек, одиноко лежавший на его ладони.
   — Послушай, — сказал он, — ведь ты же сам говорил, что тот, кто берет первым, должен взять то, что поменьше.
   — Эй ты, маленький лакомка, если бы ты выбирал первым, какой бы орешек ты взял себе?
   — Можешь не сомневаться, я взял бы меньший, — твердо ответил Малыш.
   — Так что ж ты волнуешься? Ведь он тебе и достался!
   Малыш вновь подумал о том, что, видимо, это и есть то самое разрешение спора словами, а не кулаками, о котором говорила мама.
   Но Малыш не умел долго дуться. К тому же он был очень рад, что у Карлсона упала температура. Карлсон тоже об этом вспомнил.
   — Я напишу всем врачам на свете, — сказал он, — и сообщу им, какое лекарство помогает от жара. «Принимайте „приторный порошок“, приготовленный по рецепту Карлсона, который живет на крыше». Так я и напишу: «Лучшее в мире средство против жара».
   Малыш еще не съел свой засахаренный орешек. Он лежал у него на ладони, такой заманчивый, аппетитный и восхитительный, что Малышу захотелось сперва им немного полюбоваться. Ведь стоит только положить в рот конфетку, как ее уже нет.
   Карлсон тоже смотрел на засахаренный орешек Малыша. Он долго не сводил глаз с этого орешка, потом наклонил голову и сказал:
   — Давай поспорим, что я смогу взять этот орешек так, что ты и не заметишь.
   — Нет, ты не сможешь, если я буду держать его: ладони и все время смотреть на него.
   — Ну, давай поспорим, — повторил Карлсон.
   — Нет, — сказал Малыш. — Я знаю, что выиграю, и тогда ты опять получишь конфету.
   Малыш был уверен, что такой способ спора неправильный. Ведь когда он спорил с Боссе или Бетан, награду получал тот, кто выигрывал.
   — Я готов спорить, но только по старому, правильному способу, чтобы конфету получил тот, кто выиграет.
   — Как хочешь, обжора. Значит, мы спорим, что я смогу взять этот орешек с твоей ладошки так, что ты и не заметишь.
   — Идет! — согласился Малыш.
   — Фокус-покус-фили-покус! — крикнул Карлсон и схватил засахаренный орешек. — Фокус-покус-фили — покус, — повторил он и сунул орешек себе в рот.
   — Стоп! — закричал Малыш. — Я видел, как ты его взял.
   — Что ты говоришь! — сказал Карлсон и поспешил проглотил орешек. — Ну, значит, ты опять выиграл. Никогда не видел мальчишки, которому бы так везло в споре.
   — Да... но конфета... — растерянно пробормотал Малыш. — Ведь ее должен был получить тот, кто выиграл.
   — Верно, — согласился Карлсон. — Но ее уже нет, и я готов спорить, что мне уже не удастся ее вернуть назад.
   Малыш промолчал, но подумал, что слова — никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только ее увидит. Он сунул руку в свой пустой карман. Подумать только! — там лежал еще один засахаренный орех, которого он раньше не заметил. Большой, липкий, прекрасный орех.
   — Спорим, что у меня есть засахаренный орех! Спорим, что я его сейчас съем! — сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.
   Карлсон сел. Вид у него был печальный.
   — Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями. Никогда еще не видел такого прожорливого мальчишки!
   Минуту он просидел молча и стал еще печальнее.
   — Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.
   — Ну да. Но ведь тебе не завязывали горло, — сказал Малыш.
   — Я же не виноват, что у меня нет шарфа! Но если бы нашелся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре... — Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами. — Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа? Ты считаешь, это справедливо?
   Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живет на крыше.

ПРОДЕЛКИ КАРЛСОНА

   — Ну, а теперь я хочу немного поразвлечься, — сказал Карлсон минуту спустя. — Давай побегаем по крышам и там уж сообразим, чем заняться.
   Малыш с радостью согласился. Он взял Карлсона за руку, и они вместе вышли на крышу. Начинало смеркаться, и все вокруг выглядело очень красиво: небо было таким синим, каким бывает только весной; дома, как всегда в сумерках, казались какими-то таинственными. Внизу зеленел парк, в котором часто играл Малыш, а от высоких тополей, растущих во дворе, поднимался чудесный, острый запах листвы.
   Этот вечер был прямо создан для прогулок по крышам. Из раскрытых окон доносились самые разные звуки и шумы: тихий разговор каких-то людей детский смех и детский плач; звяканье посуды, которую кто-то мыл на кухне; лай собаки; бренчание на пианино. Где-то загрохотал мотоцикл, а когда он промчался и шум затих, донесся цокот копыт и тарахтение телеги.
   — Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам, — сказал Малыш. — Как здесь хорошо!
   — Да, и очень опасно, — подхватил Карлсон, — потому что легко сорваться вниз. Я тебе покажу несколько мест, где сердце прямо екает от страха.
   Дома так тесно прижались друг к другу, что можно было свободно перейти с крыши на крышу. Выступы мансарды, трубы и углы придавали крышам самые причудливые формы.
   И правда, гулять здесь было так опасно, что дух захватывало. В одном месте между домами был широкая щель, и Малыш едва не свалился в нее. Но в последнюю минуту, когда нога Малыша уже соскользнула с карниза, Карлсон схватил его за руку.
   — Весело? — крикнул он, втаскивая Малыша на крышу. — Вот как раз такие места я и имел в виду. Что ж, пойдем дальше?
   Но Малышу не захотелось идти дальше — сердце у него билось слишком сильно. Они шли по таким трудным и опасным местам, что приходилось цепляться руками и ногами, чтобы не сорваться. А Карлсон, желая позабавить Малыша, нарочно выбирал дорогу потруднее.
   — Я думаю, что настало время нам немножко повеселиться, — сказал Карлсон. — Я частенько гуляю по вечерам на крышах и люблю подшутить над людьми, живущими вот в этих мансардах.
   — Как подшутить? — спросил Малыш.
   — Над разными людьми по-разному. И я никогда не повторяю дважды одну и ту же шутку. Угадай, кто лучший в мире шутник?
   Вдруг где-то поблизости раздался громкий плач грудного младенца. Малыш еще раньше слышал, что кто-то плакал, но потом плач прекратился. Видимо, ребенок на время успокоился, а сейчас снова принялся кричать. Крик доносился из ближайшей мансарды и звучал жалостно и одиноко.
   — Бедная малютка! — сказал Малыш. — Может быть, у нее болит живот.
   — Это мы сейчас выясним, — отозвался Карлсон.
   Они поползли вдоль карниза, пока не добрались до окна мансарды. Карлсон поднял голову и осторожно заглянул в комнату.
   — Чрезвычайно заброшенный младенец, — сказал он. — Ясное дело, отец с матерью где-то бегают.
   Ребенок прямо надрывался от плача.
   — Спокойствие, только спокойствие! — Карлсон приподнялся над подоконником и громко произнес: — Идет Карлсон, который живет на крыше, — лучшая в мире нянька.
   Малышу не захотелось оставаться одному на крыше, и он тоже перелез через окно вслед за Карлсоном, со страхом думая о том, что будет, если вдруг появятся родители малютки.
   Зато Карлсон был совершенно спокоен. Он подошел к кроватке, в которой лежал ребенок, и пощекотал его под подбородком своим толстеньким указательным пальцем.
   — Плюти-плюти-плют! — сказал он шаловливо, затем, обернувшись к Малышу, объяснил: — Так всегда говорят грудным детям, когда они плачут.
   Младенец от изумления на мгновение затих, но тут же разревелся с новой силой.
   — Плюти-плюти-плют! — повторил Карлсон и добавил: — А еще с детьми вот как делают...
   Он взял ребенка на руки и несколько раз энергично его встряхнул.
   Должно быть, малютке это показалось забавным, потому что она вдруг слабо улыбнулась беззубой улыбкой. Карлсон был очень горд.
   — Как легко развеселить крошку! — сказал он. — Лучшая в мире нянька — это...
   Но закончить ему не удалось, так как ребенок опять заплакал.
   — Плюти-плюти-плют! — раздраженно прорычал Карлсон и стал еще сильнее трясти девочку. — Слышишь, что я тебе говорю? Плюти-плюти-плют! Понятно?
   Но девочка орала во всю глотку, и Малыш протянул к ней руки.
   — Дай-ка я ее возьму, — сказал он.
   Малыш очень любил маленьких детей и много раз просил маму и папу подарить ему маленькую сестренку, раз уж они наотрез отказываются купить собаку.
   Он взял из рук Карлсона кричащий сверток и нежно прижал его к себе.
   — Не плачь, маленькая! — сказал Малыш. — Ты ведь такая милая...
   Девочка затихла, посмотрела на Малыша серьезными блестящими глазами, затем снова улыбнулась своей беззубой улыбкой и что-то тихонько залепетала.
   — Это мой плюти-плюти-плют подействовал, — произнес Карлсон. — Плюти-плюти-плют всегда действует безотказно. Я тысячи раз проверял.
   — Интересно, а как ее зовут? — сказал Малыш и легонько провел указательным пальцем по маленькой неясной щечке ребенка.
   — Гюль-фия, — ответил Карлсон. — Маленьких девочек чаще всего зовут именно так.
   Малыш никогда не слыхал, чтобы какую-нибудь девочку звали Гюль-фия, но он подумал, что уж кто-кто, а лучшая в мире нянька знает, как обычно называют таких малюток.
   — Малышка Гюль-фия, мне кажется, что ты хочешь есть, — сказал Малыш, глядя, как ребенок норовит схватить губами его указательный палец.
   — Если Гюль-фия голодна, то вот здесь есть колбаса и картошка, — сказал Карлсон, заглянув в буфет. — Ни один младенец в мире не умрет с голоду, пока у Карлсона не переведутся колбаса и картошка.
   Но Малыш сомневался, что Гюль-фия станет есть колбасу и картошку.
   — Таких маленьких детей кормят, по-моему, молоком, — возразил он.
   — Значит, ты думаешь, лучшая в мире нянька не знает, что детям дают и чего не дают? — возмутился Карлсон. — Но если ты так настаиваешь, я могу слетать за коровой... — Тут Карлсон недовольно взглянул на окно и добавил: — Хотя трудно будет протащить корову через такое маленькое окошко.
   Гюль-фия тщетно ловила палец Малыша и жалобно хныкала. Действительно, похоже было на то, что она голодна.
   Малыш пошарил в буфете, но молока не нашел: там стояла лишь тарелка с тремя кусочками колбасы.
   — Спокойствие, только спокойствие! — сказал Карлсон. — Я вспомнил, где можно достать молока... Мне придется кое-куда слетать... Привет, я скоро вернусь!
   Он нажал кнопку на животе и, прежде чем Малыш успел опомниться, стремительно вылетел из окна..
   Малыш страшно перепугался. Что, если Карлсон, как обычно, пропадет на несколько часов? Что, если родители ребенка вернутся домой и увидят свою Гюль-фию на руках у Малыша?
   Но Малышу не пришлось сильно волноваться — на этот раз Карлсон не заставил себя долго ждать. Гордый, как петух, он влетел в окно, держа в руках маленькую бутылочку с соской, такую, из которой обычно поят грудных детей.
   — Где ты ее достал? — удивился Малыш.
   — Там, где я всегда беру молоко, — ответил Карлсон, — на одном балконе в Остермальме* ^[2].
   — Как, ты ее просто стащил? — воскликнул Малыш.
   — Я ее... взял взаймы.
   — Взаймы? А когда ты собираешься ее вернуть?
   — Никогда!
   Малыш строго посмотрел на Карлсона. Но Карлсон только махнул рукой:
   — Пустяки, дело житейское... Всего-навсего одна крошечная бутылочка молока. Там есть семья, где родилась тройня, и у них на балконе в ведре со льдом полным-полно таких бутылочек. Они будут только рады, что я взял немного молока для Гюль-фии.
   Гюль-фия протянула свои маленькие ручки к бутылке и нетерпеливо зачмокала.
   — Я сейчас погрею молочко, — сказал Малыш и передал Гюль-фию Карлсону, который снова стал вопить: «Плюти-плюти-плют» и трясти малютку.
   А Малыш тем временем включил плитку и стал греть бутылочку.
   Несколько минут спустя Гюль-фия уже лежала в своей кроватке и крепко спала. Она была сыта и довольна. Малыш суетился вокруг нее. Карлсон яростно раскачивал кроватку и громко распевал:
   — Плюти-плюти-плют... Плюти-плюти-плют...
   Но, несмотря на весь этот шум, Гюль-фия заснула, потому что она наелась и устала.
   — А теперь, прежде чем уйти отсюда, давай попроказничаем, — предложил Карлсон.
   Он подошел к буфету и вынул тарелку с нарезанной колбасой. Малыш следил за ним, широко раскрыв глаза от удивления. Карлсон взял с тарелки один кусочек.
   — Вот сейчас ты увидишь, что значит проказничать. — И Карлсон нацепил кусочек колбасы на дверную ручку. — Номер первый, — сказал он и с довольным видом кивнул головой.
   Затем Карлсон подбежал к шкафчику, на котором стоял красивый белый фарфоровый голубь, и, прежде чем Малыш успел вымолвить слово, у голубя в клюве тоже оказалась колбаса.
   — Номер второй, — проговорил Карлсон. — А номер третий получит Гюль-фия.
   Он схватил с тарелки последний кусок колбасы и сунул его в ручку спящей Гюль-фии. Это и в самом деле выглядело очень смешно. Можно было подумать, что Гюль-фия сама встала, взяла кусочек колбасы и заснула с ним.
   Но Малыш все же сказал:
   — Прошу тебя, не делай этого.
   — Спокойствие, только спокойствие! — ответил Карлсон. — Мы отучим ее родителей убегать из дому по вечерам.
   — Почему? — удивился Малыш.
   — Ребенка, который уже ходит и берет себе колбасу, они не решатся оставить одного. Кто может предвидеть, что она захочет взять в другой раз? Быть может, папин воскресный галстук?
   И Карлсон проверил, не выпадет ли колбаса из маленькой ручки Гюль-фии.
   — Спокойствие, только спокойствие! — продолжал он. — Я знаю, что делаю. Ведь я — лучшая в мире нянька.
   Как раз в этот момент Малыш услышал, что кто-то поднимается по лестнице, и подскочил от испуга.
   — Они идут! — прошептал он.
   — Спокойствие, только спокойствие! — сказал Карлсон и потащил Малыша к окну.
   В замочную скважину уже всунули ключ. Малыш решил, что все пропало. Но, к счастью, они все-таки успели вылезти на крышу. В следующую секунду хлопнула дверь, и до Малыша долетели слова:
   — А наша милая маленькая Сусанна спит себе да спит! — сказала женщина.
   — Да, дочка спит, — отозвался мужчина.
   Но вдруг раздался крик. Должно быть, папа и мама Гюль-фии заметили, что девочка сжимает в ручке кусок колбасы.