Линдсей Джоанна. Мой мужчина

   Разумеется, отец во всем пошел бы у нее на поводу независимо от того, на кого пал бы выбор Аманды. Он всегда потакал ее прихотям. Тетка могла оказаться далеко не столь уступчивой и в первую очередь принять непрошеную ответственность всерьез (зная, что такое чувство долга, Мэриан верила, что и другие обладают этим качеством).
   Что же дальше? Допустим, Чад Кинкейд быстро поймет, что собой представляет Аманда, а когда поймет, то не будет заинтригован кривляньем избалованной пустышки. Допустим, в женщине для него главное — душа. На этот случай надо держать свой арсенал начищенным до блеска: никогда не расставаться с очками, потуже стягивать волосы и прочее. Страшно представить, что будет, если Аманда поймет, что не она вызвала его интерес. Все, что угодно, только не это!
   Мэриан вернулась в ночлежку, а по дороге попросила пекаря передать мистеру Кинкейду, что шестой лошадью упряжки воспользовался кучер и потому искать ее не стоит. Она могла бы предупредить Чада и сама, но Мэриан решила: чем меньше она будет обращаться к нему, тем лучше.
   Поскольку у сестер для удобства был один дорожный несессер на двоих, укладка не заняла много времени. И даже вздумай они распаковать вещи, их негде было разместить: жильцу не полагалось ни шкафа, ни комода. Поэтому, как справедливо заметила Аманда, сундуки так и оставались запертыми. В двух находились вещи Мэриан, в одном (поменьше) — Эллы Мей, а остальные были набиты имуществом Аманды, поскольку она наотрез отказалась расстаться с малейшей безделушкой, несмотря на то что дом оставался под надежным присмотром.
   Покончив с укладкой, сестры вместе с горничной вернулись на веранду гостиницы и там ждали, пока Чад запряжет лошадей. Наблюдая за приготовлениями, Мэриан решила, что это самый подходящий момент навсегда убить в нем всякий росток возможного интереса. Чад возился со сбруей коренной лошади, когда она подошла к нему.
   — Я тут подумала.., а вы можете доказать, что действительно выполняете поручение нашей тетки?
   — Иначе откуда я знаю о ее существовании? — буркнул Чад, не отрывая взгляда от ремней.
   — В этом городке все знают, что мы недавно потеряли отца и направляемся к тетке на ранчо.
   — Я приехал сюда час назад, на ваших глазах, — заметил он, поднимая на Мэриан сердитый взгляд.
   — Но кто знает, не забредали ли вы сюда в эти три дня? Я не постоянно слежу за дорогой.
   — То есть я пробрался в город под покровом ночи, вытащил из кровати кого-то из жителей и выведал у него, нет ли здесь пары-тройки молодых леди, которых можно похитить?
   Это звучало на редкость нелепо, если не сказать больше. Мэриан внутренне передернулась. Ей следовало признать правоту Чада, но она не могла заставить себя вымолвить хоть одно слово. Да это уже было не нужно: ей удалось задеть будущего провожатого настолько, чтобы впредь он ее сторонился.
   Неожиданно для Мэриан Чад вынул из кармана конверт, достал письмо, развернул и сунул ей под нос.
   — Вот, мисс Лейтон! Я получил его от вашей тетки! В Галвестоне вас не оказалось, я навел справки и отправился в погоню. Вот почему я здесь.
   Это было высказано тоном сдержанным, но холодным, и смысл слов сводился к тому, что поручение оказалось более хлопотным, чем предполагалось. Хотя вины Мэриан во всем этом не было никакой, она смутилась и вспыхнула. В свете услышанного ее недавний выпад казался особенно несправедливым. Тем не менее цель была достигнута: можно было не опасаться, что Чад окажет ей хоть малейший знак внимания сверх того, что абсолютно необходимо.
   Это было то самое письмо, которое Альберт Бриджес отправил тете Кэтлин. Хотя она и раньше не сомневалась в словах Чада, пришлось сделать вид, что только столь весомое свидетельство вынуждает ее довериться ему.
   — Что ж, — процедила Мэриан, демонстративно поправляя очки, — будем надеяться, что мы в надежных руках.
   Она пошла прочь.
   — В надежных? — бросил Чад ей вслед. — Вы в моих руках, мэм, а этого достаточно.
   Что он хотел этим сказать?

Глава 7

   Совсем не обязательно было так нахлестывать лошадей — до заката оставалось еще часов шесть, и они успели бы добраться до следующего населенного пункта даже самой неспешной рысцой. Но лошади застоялись, а Чад все еще был сердит, так что время дороги сократилось больше чем на час. В городке он сорвал зло на станционном смотрителе (тот не только хотел отвертеться от замены кучера, но и сделал попытку отобрать дилижанс под предлогом нехватки). Чад, совершенно уверенный, что за все пережитое сестрам Лейтон полагается компенсация в виде бесплатной поездки до Трентона, устроил смотрителю такой разнос, что тот сделался совсем шелковым и в конце беседы соглашался на все.
   Дамам было предложено переночевать в гостинице. Поскольку наутро от них не последовало жалоб, Чад заключил, что ночлег оказался вполне сносным. Он уже усвоил, что по крайней мере одна из сестер с ходу выкладывает все свои претензии: насчет слишком быстрой езды, ухабов, неудобных сидений и прочего. Так как окошко было занавешено, он не знал, какая именно, но почти не сомневался, что так визжать может только кикимора в круглых очках, как две капли воды похожая на учительницу воскресной школы, которую он ненавидел в детстве всеми фибрами своей души.
   На сон грядущий Чад пропустил в ближайшем салуне три стаканчика виски. Это помогло рассеять досаду на глупые нападки кикиморы, но не улучшило общего расположения духа. Он не был в восторге от того, что придется иметь дело с парой маленьких девчонок, но никак не ожидал, что ему повесят на шею ярмо в виде трех взрослых женщин. Надо было уточнить у Рыжей, о ком именно речь, так нет же, он понял слово «девчонки» буквально и, вместо того чтобы отказаться наотрез, взвалил на себя такую обузу. А что теперь? Теперь ничего не поделаешь. Взялся за гуж — не говори, что не дюж.
   Дети. С ними тоже морока, но в Техасе они по большей части рано взрослеют и шалить им просто некогда. А вот женщины есть женщины, какую ни возьми. От них того и жди неприятностей.
   Даже странно, как это он раньше не сообразил, что придется иметь дело со взрослыми девицами — к примеру, на остановке дилижансов у железнодорожной ветки. Ведь можно же было догадаться, когда он услышал: «Девчонки брали билеты в страшной спешке», «эти сумасбродки и слушать не желали», «юные леди выскочили из вагона быстрее, чем потаскухи из церкви». Но нет, он вбил себе в голову, что это дети, и не желал воспринимать очевидное. То, что пассажирок было три, говорило ему лишь о том, что это девочки с гувернанткой. Ни на миг он не заподозрил, что одна из них может вызвать в нем чисто мужской интерес.
   Впрочем, что значит «может»! Эта Аманда хороша, как картинка. Не просто блондинка, а того роскошного оттенка, что превращает локоны в чистое золото. Этих локонов у нее целая копна, и обрамляют они личико таких совершенных очертаний, что век бы смотрел и не насмотрелся. Дерзко вздернутый носик, розы на щеках, кроткая линия подбородка и самые сладкие на вид губки, какие только можно вообразить. А глаза! Как два сапфира в бахроме густых черных ресниц. Вообще-то отпечаток этих ресниц остался на веках, так что можно предположить, что от природы они не столь черны, и все равно в таких глазах хочется утонуть.
   И Господи Боже, как будто всего этого мало! Ей досталась фигура, при виде которой и видавший виды ковбой пустил бы слюнки: полные груди, тонкая талия, округлые бедра — само совершенство! Более того, она не из высоченных, а как раз того роста, который придает мужчине уверенности в себе.
   Ее придирки при первой встрече можно понять: девушка неожиданно оказалась в жутком захолустье, без всяких удобств, к которым она, без сомнения, привыкла. И это не говоря о пережитом в поезде. Изнеженной леди вроде нее Запад и впрямь мог показаться диким. Еще до знакомства с ним она уже натерпелась всякого. Надо бы как-то воздать ей за это. Меньшее, что он может сделать, это благополучно доставить Аманду Лейтон в «Желтую колючку» без дальнейших неприятностей.
   Что до сестрицы, кикиморы в круглых очках (как еще назвать женщину, способную водрузить себе на нос подобное устройство?), она вообще не стоит внимания, тем более чисто мужского. После тех дурацких нападок пусть не рассчитывает на его галантность.
   Сестры, кто бы мог подумать! Похожи одна на другую не больше, чем ночь и день. Если не знать, то и в голову не придет, что они вообще состоят в кровном родстве. Только и общего, что цвет волос и глаз.
   Эта Мэриан, должно быть, гораздо старше. Никто не берет ее замуж, вот она и бесится. Боится остаться старой девой — и правильно боится. Если стянуть волосы еще самую малость туже, глаза совсем выскочат из орбит. А как топает! Ни дать ни взять пьяный ковбой. Что до платья, на такое согласилось бы не всякое огородное пугало!
   Вообще-то она могла немного приукрасить себя, если бы захотела. Но в этих очках с глазами навыкате все бесполезно. Когда такая девица обращает свой взор в сторону мужчины, тот бежит от нее как можно быстрее. Мужской пол от таких шарахается. Надо бы держаться от нее подальше, чтобы как-нибудь ненароком не заинтересовалась!

* * *

   Утром следующего дня дилижанс снова был в пути. Дамы не пришли в восторг от такого раннего выезда, но очередная станция была довольно далеко, и, чтобы попасть туда до ночи, следовало торопиться. К счастью, теперь они двигались по обычному маршруту, на котором встречались дополнительные перевалочные пункты, где можно поменять лошадей и подкрепиться. В отсутствие таковых был шанс передохнуть у гостеприимных хозяев.
   Новый кучер оказался на редкость флегматичным субъектом. Судя по всему, его не волновало ничто на свете. Он никогда не бывал в окрестностях Трентона — ну и что? Не найдется, где пообедать, — подумаешь! Грузный, рано поседевший, он тем не менее был кучер со стажем и отлично управлялся с лошадьми.
   Два дня дороги прошли довольно безмятежно, а на третий Чад опять испытал на себе отвратительный нрав старой девы.
   В полдень остановились на обед на одной из самых комфортабельных станций маршрута: с новой конюшней, настоящим рестораном, универсальным магазином и гостиницей на случай непогоды (погода, кстати, не оставляла желать лучшего, разве что становилась все прохладнее по мере продвижения на север). Пока пассажирки обедали, на конюшне меняли упряжку. В самый последний момент выяснилось, что у одной из лошадей свежей шестерки вот-вот отвалится подкова. Ее снова выпрягли и отвели перековать, а поскольку на станции имелась только одна сменная упряжка, пришлось ждать.
   В прошедшие дни Чад старался держаться как можно более официально — он опасался всерьез увлечься Амандой Лейтон. Той явно было не до него: поездка в дилижансе со всей ее тряской, духотой и общим дискомфортом не способствовала романтическому настроению. Чад решил дождаться, пока Аманда обустроится на новом месте, — тогда он подумает, дать увлечению расцвести или подавить его. Вот почему он ел в обществе кучера и ехал либо с ним на облучке, либо верхом, целиком предоставляя дилижанс в распоряжение дам.
   К тому времени, когда лошадь повели на кузницу, Аманда с горничной уже успели занять свои места и предпочли дожидаться в дилижансе. Мэриан заходила в магазин за какими-то покупками, задержалась там и вернулась бегом. На полном ходу выскочив из-за угла, она налетела на Чада. Он не придал этому никакого значения, потому что уже успел познакомиться с из ряда вон выходящей неуклюжестью Мэриан, но она, бог знает почему, вся вспыхнула и принялась извиняться, а потом без всякого перехода набросилась на него с обвинениями:
   — Вы собирались сделать мне подножку! Собирались, я по глазам вижу! И не в первый раз! Помните, вчера из-за вас я тоже чуть не упала! Могу поклясться, что в детстве это было ваше главное развлечение! Может, вы и били тех, кто послабее? Я бы ничуть не удивилась!
   Сказать, что Чад был удивлен, — значит ничего не сказать. Он потерял дар речи. Во-первых, обвинения были совершенно не по адресу: виной всему была злосчастная неуклюжесть самой мисс Лейтон. Во-вторых, в детстве Чад был защитником слабых, а никак не обидчиком. Он стоял, хлопая глазами, пока старая дева не выдернула у него из-под ноги край своей юбки с таким брезгливым видом, словно он осквернил ее.
   Когда она отвернулась, чтобы гордо удалиться, Чад наконец очнулся от столбняка. Хорошая встряска — вот что ей было нужно! Но он сдержался — и правильно сделал. Нелепые идеи, пришедшие ей в голову, не заслуживали того, чтобы он тратил на них свое время. Жаль только, что он все-таки потратил это время, размышляя о том, с чего она так разъярилась.

* * *

   Примерно два часа спустя дилижанс был остановлен дорожными грабителями, понятия не имевшими о том, до чего это неподходящий момент. Их было двое, и каждый сжимал в обеих руках по револьверу. Один едва ли стоил внимания — совсем зеленый паренек или даже девчонка, тощий и нескладный подросток. Зато другой (вне всякого сомнения, главарь) был настоящий громила. Именно он отдал приказ сложить оружие и отдать все ценное.
   Чад, два часа не слезавший с облучка и все еще сильно рассерженный, даже не подумал послушаться в отличие от Уилла, который немедленно подчинился. Как всякий кучер на большой дороге, он постоянно имел дело с разбойниками, а за работу получал не так много, чтобы рисковать жизнью ради содержимого чужих карманов. Вообще говоря, Чад тоже предпочитал не связываться с теми, кто палит по поводу и без повода, но воспоминания о несправедливых нападках старой девы все еще жгли ему сердце.
   Поскольку винтовка была под рукой, он в мгновение ока вскинул ее на изготовку.
   — Вот что, ребята. Я не в настроении, и если у вас в голове мозги, а не коровьи лепешки, вы уберетесь подобру-поздорову без дальнейших пререканий. Если буду стрелять, то не для острастки, ясно? Даю минуту на размышление и две на то, чтобы духу вашего здесь не было!
   Перестрелка могла начаться с минуты на минуту. Тот, кто грабит на большой дороге, привычен к риску, да и численный перевес был явно на стороне разбойников. Само собой, они не могли знать, кто еще скрывается за дверцами дилижанса и как много стволов целится в них в эту минуту, но, судя по кротости и услужливости кучера, пассажиры не представляли серьезной угрозы. Таким образом, оставался только Чад с его винтовкой, одной против четырех револьверов.
   С другой стороны, винтовка в руках опытного стрелка стоит целого арсенала в неопытных. Вопрос сводился к тому, кто ловчее и быстрее привык управляться с оружием.
   Разбойники заколебались. Последовал быстрый обмен мнениями, густо перемежаемый руганью. Чад терпеливо ждал, в глубине души надеясь, что до перестрелки все же не дойдет. Что касается здоровяка, то Чад ни минуты бы не колебался пустить пулю в лоб этому наглецу, но ему вовсе не хотелось стрелять в мальчишку или девчонку, кем бы ни был этот ребенок.
   Увы, все кончилось тем, что парнишка (или девчонка, не важно) удрал в кусты, откуда слышалось фырканье привязанных лошадей. Громила отступал медленно, с определенным достоинством, но и он в конце концов скрылся из виду.
   Чад опустил винтовку только тогда, когда затих торопливый стук копыт.
   — Ну и сглупил ты, приятель! — ворчливо заметил Уилл, засовывая свой «кольт» назад в кобуру. — Надо было отдать им деньги. А если бы в кустах сидела целая банда? Обычно так и бывает.
   — Значит, сегодня необычный день, — ответил Чад, пожав плечами.
   — Но ты не мог этого знать! — настаивал кучер. — Чистой воды везение, что разбойников оказалось только двое. Однажды мне довелось видеть, как дилижанс просто изрешетили, и в том числе отстрелили одно колесо! Я тогда чудом остался в живых, так-то вот, приятель. Между прочим, нас остановили тогда как раз два грабителя, а банда была из десяти.
   — По-моему, эта работа не для тебя, — заметил Чад.
   — Я бы давно взялся за другую, да пока не подвернулась, — хмыкнул Уилл, остывая. — А ты вот что, давай перестань горячиться, иначе нам всем по твоей вине продырявят головы!
   Чад не стал отвечать колкостью, понимая, что кучер по-своему прав. Зато он не смолчал, когда кое-кто другой попробовал высказаться в том же духе.
   — Вы что, совсем спятили?! — закричала старая дева, показывая в окошко свое красное от возмущения лицо. — Подвергать нас такому риску, и ради чего! Ради каких-то чемоданов с тряпками и денег! Как будто человеческая жизнь не дороже их во сто крат!
   Ну, отлично! Он совершает геройский поступок, а она снова выливает на него ведро помоев! Кикимора уже стояла на подножке, и Чаду не составило труда выволочь ее наружу за локоть.
   — Еще один такой припадок — и я буду трясти вас, пока не вытрясу всю душу! Клянусь, я это сделаю! Советую запомнить, что я никогда не ввязываюсь в ситуацию, с которой не справлюсь. Винтовка при мне, стрелок я меткий, так что нечего обвинять меня черт знает в чем! Что с вами такое, скажите на милость? Только и знаете, что цепляетесь ко мне то с тем, то с другим! Учитесь, черт возьми, держать рот на замке!
   Оттолкнув старую деву, Чад пошел убедиться, что с ее сестрой все в порядке. Должно быть, она все еще напугана и нуждается в утешении. Но, заглянув внутрь дилижанса, он встретил только холодный взгляд горничной (казалось, что ничто на свете не могло взволновать горничную сестер Лейтон).
   Аманда Лейтон безмятежно спала — что за чудесное создание!

Глава 8

   Мэриан пребывала в крайнем унынии. Она не привыкла так часто оказываться в дураках, да еще по собственной воле. Обычно, когда на горизонте появлялся мужчина, пригодный на роль поклонника или хотя бы друга, достаточно было произвести на него общее неблагоприятное впечатление, чтобы тот отказался от дальнейшего знакомства.
   Это была ее безотказная тактика: с самого начала не дать сестре повод к ревности. И она пользовалась этим приемом так долго и часто, что делала это почти автоматически.
   Вот почему Мэриан старалась всеми силами оттолкнуть Чада с первого дня знакомства. Поэтому вместо благодарности за терпеливые поиски заклеймила его как возможного похитителя. Замысел удался. Оскорбленный в лучших чувствах, Чад с той минуты всячески ее избегал. И все бы хорошо, вот только Мэриан не учла собственных чувств.
   Что там скрывать, Чад ей нравился. Даже слишком. Настолько, что взлелеянная в нем неприязнь не остудила ее первоначального интереса. Мэриан все чаще замечала, что напрягает слух в попытках уловить звук его голоса и тайком бросает в окошко взгляды в надежде увидеть его верхом. Это было неразумно — более того, опасно, — но совладать с собой она не могла.
   К счастью, Аманда, всецело поглощенная неудобствами путешествия, ничего не замечала. Но если бы она догадалась о том, что Мэриан неравнодушна к Чаду, она бы сделала все, чтобы завоевать его — не для того, чтобы связать с ним свою жизнь, а лишь для того, чтобы навредить Мэриан.
   Зато Мэриан могла теперь не утруждаться, подогревая неприязнь Чада. Он и без того смотрел мимо нее. Зачем же она продолжала устраивать сцены, одна другой нелепее? Не ему, а себе она хотела доказать, что сближение невозможно, что нет ни одного, даже самого малейшего шанса, что между ними может возникнуть хотя бы простая дружба. Будь у нее хоть капля надежды, кто знает, какой опрометчивый шаг она могла бы совершить? Нет, этому не бывать! Не ей соперничать с такой хищницей, как Аманда.
   Если уж сестра останавливала на чем-то свой взгляд, она шла на все, чтобы заполучить желаемое. С мужчинами у нее был свой метод: переспать один раз, чтобы потом дразнить надеждой на продолжение. Она и не думала скрывать своих похождений от Мэриан — как раз наоборот. Она давала ей понять, что поступит так же с любым мужчиной, к которому проявит интерес Мэриан. Оставалось надеяться, что брак заставит ее остепениться или хотя бы убраться с глаз долой.
   Мэриан хорошо помнила сердечную боль тех минут и теперь, из страха, что история повторится, раз за разом выставляла себя в глупом свете. На станции, наткнувшись на Чада, она по привычке рассыпалась в извинениях, но вовремя прикусила язык. Убедить его в своей неуклюжести было мало, требовалось нечто более впечатляющее. Что больнее всего задевает хорошего человека? Обвинение в низости.
   В тот момент это казалось удачной мыслью, но позже заставило устыдиться бедности собственного воображения. «Может, вы и били тех, кто послабее?» Нелепое обвинение, ни на чем не основанное и ничем не подкрепленное. Зато оно свидетельствует о ее растерянности.
   Казалось бы, хуже не бывает. Как бы не так! Появляются разбойники, Чад встречает опасность лицом к лицу, а она от страха за его жизнь совсем лишается рассудка. Даже непонятно, что хуже: убедиться, что по уши влюблена, или сразу после этого в очередной раз оказаться в его глазах круглой дурой.
   Но и этим дело не кончилось. Судьба, должно быть, решила сыграть злую шутку — иначе почему именно в этот вечер им пришлось ужинать в компании Чада? Жар переливался в крови, то и дело бросаясь в лицо. От страха, что это заметят, аппетит у нее пропал без следа. Деревня была крохотная, с единственной таверной, где можно поужинать; свободный стол оставался один, повариха уже ушла домой, и нельзя было даже отсрочить ужин под каким-нибудь благовидным предлогом. Судя по мрачному лицу Чада, он тоже не был в восторге от создавшегося положения.
   А все Аманда. Правда, за столом обошлось без обычного потока жалоб и упреков — она сладко проспала весь эпизод с ограблением и узнала о нем только задним числом. Теперь она находилась в более благодушном настроении, чем всегда, и выразилось это в упоенном кокетстве с каждым мужчиной, попадавшим в поле зрения.
   Аманда флиртовала, Чад мрачнел, а Мэриан с трудом глотала пищу, почти не чувствуя вкуса. В ней бушевала такая буря эмоций, что разболелась голова. Одно дело воображать, пусть даже и в деталях, и совсем другое — быть свидетелем. Даже непробиваемый Уилл не остался равнодушен к чарам Аманды, а уж Чад тем более. Мэриан было так тошно, что хотелось сунуть два пальца в рот.
   Голова болела все сильнее. Мэриан воспользовалась этим, чтобы уйти. Она отправилась спать голодная. Никто, кроме Эллы Мей, не услышал ее слов и не заметил ухода. Ее старания стать незаметной увенчались успехом. Лампа в коридоре жилого этажа догорела и потухла, но Мэриан удалось без приключений добраться до комнаты, выделенной им на троих с сестрой и горничной. Там тоже было темно. Она не стала зажигать огня. Распустив в темноте волосы и бросив очки на столик, а платье — прямо на пол, она свернулась в постели калачиком и предалась тоске.
   У сильных чувств есть одно бесспорное достоинство — они опустошают не хуже тяжелой работы. Не прошло и четверти часа, как Мэриан уже спала (на что совершенно не надеялась). Долго ли, коротко ли продолжался этот сон, но он был прерван самым бесцеремонным образом — с нее сорвали одеяло вместе с простыней.
   — Что за чертовщина! — воскликнул кто-то.
   До сих пор Мэриан по ночам будила Аманда. В дороге они чаще всего делили одну кровать, и в таких случаях припозднившаяся сестра действовала бесцеремонно, так что в первую минуту Мэриан не понимала, что происходит. Однако голос был мужской, силуэт тоже. Узнав то и другое, она крикнула:
   — Убирайтесь из моей комнаты!
   — Нет уж, это вы убирайтесь, — сухо возразил Чад. — Комната моя, и постель, значит, тоже.
   — О!
   Мэриан залилась краской до корней волос — похоже, эта привычка быстро приживалась.
   — Прошу прощения, я… — залепетала она.
   — Не стоит, — оборвал Чад.
   — Ну и тем лучше! — огрызнулась Мэриан, потом все же добавила:
   — Спокойной ночи.
   К тому времени первый панический ужас миновал, и она сообразила кое-что весьма важное: Чад тоже не потрудился зажечь лампу, так что комната оставалась погруженной во тьму. Можно было спастись бегством, не разрушив тщательно создаваемого образа сварливой кикиморы. Только бы не споткнуться и не растянуться на полу!
   План был хорош, поэтому Мэриан взялась приводить его в жизнь. Она никак не рассчитывала, что Чад чиркнет спичкой как раз тогда, когда она выберется из постели. Мэриан не осмелилась проверить, куда он смотрит: на лампу или на нее, — просто нагнула голову пониже и бросилась к двери. Она вылетела в коридор и с ходу врезалась в кучера Уилла. От неожиданности тот повалился навзничь. Мэриан даже не замедлила хода. Она бежала по коридору, благословляя темноту, которая скрывала густую, малиновую краску у нее на щеках.
   К счастью, нужная дверь была в двух шагах, и, к еще большему счастью, в комнате было пусто. Это означало, что не придется объяснять, откуда она возвращается в одном нижнем белье.

Глава 9

   Уилл вошел, отряхивая одежду. Шляпа на нем сидела криво.
   — Ах ты сукин сын! — благодушно воскликнул он. — Везет же некоторым! Это была она?
   Чад, сидевший на постели, которую он вынужден был делить с кучером, поднял задумчивый взгляд.
   — Кто «она»?
   — Сам знаешь кто! Красавчик вроде тебя не стал бы размениваться ни на горничную, ни на серую мышку.
   — Эй, придержи лошадей. Знаю, что ты себе возомнил, но было совсем не так. Она перепутала комнаты, только и всего. Почему, ты думаешь, она вылетела отсюда как ошпаренная? Кстати, ты ее разглядел?