– Согласна. – Сисси надула губки и приподняла бровь. – Как поживает тот парень, с которым ты встречаешься? Алан?
   – Алекс. – Я сделала глубокий вдох. Что бы она ни болтала, мне было все равно – слишком уж хорошее получилось зрелище. Почти голая – не просто с голым задом, но и с неприкрытым передом – Сисси все равно пыталась задирать нос. В этом было что-то до колик уморительное. Вернее, было бы, не будь она самим сатаной.
   – Да, Алекс. Он уже поддал тебе под зад коленом или все еще трахает и содержит?
   Дженни отшатнулась, как от удара, но ответить не успела – я перехватила инициативу.
   – Нельзя пренебрегать благотворительностью под Рождество, – сказала я с вежливой улыбкой. – Мы по-прежнему вместе, спасибо.
   – Не сомневаюсь, он скоро от тебя устанет, – дернула плечиком Сисси. – Дай мне его номер, я же работаю в массмедиа, могу помочь его группе.
   – Его группе не нужна помощь, и я вообще-то тоже работаю в массмедиа. – Конечно, чисто номинально, но все-таки. Словесная эквилибристика.
   – Только потому, что я не смогла добиться твоего увольнения в британской редакции. – Сисси смерила меня взглядом. – Просто поразительно, как легко было тебя убрать. Может, потому, что ты отстой? Мне понадобится больше времени, чтобы тебя погнали из всех сфер деятельности. – Она пренебрежительно обвела рукой мой наряд. – Потому что я работаю без помощников, но дай мне пару дней, и ты снова окажешься на заднице.
   – Убрать? – заморгала я.
   – А может, это сделала не я? – размышляла Сисси вслух. – Может, издатели Нью-Йорка не хотят с тобой связываться, потому что ты не понимаешь простых слов?
   Так вот почему в «Спенсер» никто не хочет со мной работать! Не потому, что я отстой, а потому что Сисси нужен психиатр.
   – Ты что, серьезно? – заговорила ее сестра, прежде чем ко мне вернулся дар речи. – Да что с тобой? Ты что, больная? Почему ты не можешь существовать без врагов?
   – Не лезь! Она облила меня кофе!
   – Ты добилась моего увольнения! – заорала я. «Приличные люди не повышают голос, Энджел, приличные люди не кричат». – И взорвала мои туфли! Корова лупоглазая!
   – Это я корова? – фыркнула Сисси. – Я не знала, что костюмчики для фетишистов выпускают и в размере XL!
   – Я не говорила, что ты толстая, я… – Красный туман в глазах мешал закончить предложение. Невозможно с наслаждением накричать на того, кто слишком глуп, чтобы понять – его смешивают с дерьмом. – Я говорю, что ты полная дура!
   Я посмотрела на Делию. Делия посмотрела на меня. Я посмотрела на Дженни. Она смотрела на Сисси. Сисси выглядела очень довольной собой. Я видела два варианта развития событий. Я могла поступить как взрослая – повернуться и выйти из этой квартиры с высоко поднятой головой. Или же дать оплеуху глупой кобыле.
   – Прости, Дженни, мне пора идти. – Говоря это, я выступила из одолженных «лабутенов» и подхватила их. В «лабутенах», знаете ли, невозможно быстро ходить. – Мне очень жаль, что я тебя подвожу.
   Не успела Дженни ответить, как Сисси тоненько и злобно засмеялась:
   – Вряд ли ты можешь сейчас отказываться от работы. А туфельки-то не твои. Кристиан Лабутен скорее сжег бы эту пару, чем позволил тебе их надеть.
   А вот это уже ошибка. Оскорбляй меня, увольняй меня, но воздержись от выпадов в адрес моих туфель. Пусть они и не мои. Я опаснее всего с парой «лабутенов» в руках, но тяжкие телесные повреждения туфлей я уже наносила, поэтому, схватив бокал красного вина с проносимого подноса, я прицелилась и…
   – Только не платье! – завопила Дженни, бросаясь между мной и Сисси. – С ней делай что хочешь, но платье не трогай!
   Я остановилась. С одной стороны, мне страшно хотелось выплеснуть вино в физиономию секретарши, с другой – не хотелось, чтобы Дженни уволили.
   – Энджел, дайте мне вино, – сказала Делия, забирая у меня бокал. – Врежьте ей, и хватит. Мы все понимаем, она и не такого заслужила.
   – Кишка у нее тонка кого-нибудь ударить, – с пафосом бросила Сисси, наслаждаясь ощущением безопасности за распростертыми руками Дженни Лопес. – Всем наплевать, что ты думаешь, Делия.
   – Ой, Сисси… – Я дождалась, пока Дженни отодвинется, яркий румянец на щеках Делии немного побледнеет, а гости перестанут на нас пялиться. – Всем наплевать на тебя. Точка.
   И на этом я ей врезала.

Глава 5

   – …А потом Дженни пришлось меня уволить, но это ничего, она сама сказала, что это ничего, и вызвала мне такси. По-моему, удар вышел не очень сильным, потому что кровь у нее из носа не шла и опухоли не было, но, Боже мой, Алекс… – Я замолчала и глубоко вздохнула. – Я ей врезала!
   Чувствуя себя как никогда сильной, я сидела на диване с пакетом замороженного гороха на руке и рассказывала Алексу историю о том, как сразила своего второго дракона.
   – Слушай, сплошные драки… – Он снова приложил пакет мне к костяшкам и погладил по голове, откинув волосы назад. – Мне что, пора начинать бояться тебя?
   – Да нет, это наши женские разборки, – отозвалась я, осторожно сгибая пальцы. Было почти не больно, но я ойкнула для порядка. – Тебе не стоит волноваться о домашнем насилии. Пока.
   – Мне нравятся твои феминистские взгляды. – Он поцеловал меня в лоб и пошел к холодильнику за пивом, потому что мне требовалось выпить. – Значит, ты познакомилась с ее сестрой, и та оказалась вовсе не стервой?
   – Да, она очень милая, – ответила я. – Я бы такую зафрендила в фейсбуке.
   – Странная ты девушка. – Он остановился передо мной с «Короной» в руках, глядя в мои лихорадочно блестевшие глаза. – Давай еще раз, правильно ли я понял: во время кошачьей драки сатанистка Сисси была голой, а ты в… этом?
   Как вы понимаете, я так и сидела в роскошном виниловом костюмчике. Оказывается, мужчины находят это сексуальным. Если бы кто-нибудь спровоцировал Крейга на мордобитие, Алекс обменялся бы с ним крепким рукопожатием и поставил пиво. По-моему, я тоже заслужила пива.
   – Ты упускаешь главное. Она не только добилась моего увольнения, но и сделала все, чтобы я не нашла другой работы. Из-за Сисси мне приходится заново получать визу. По ее милости все это дерьмо и происходит. Вот в чем причина всех проблем.
   – Мне казалось, проблемы нет, – сказал Алекс. – С визой?
   – Э-э, ну да. – Я надула губы. Нет, сейчас момент неподходящий. – Ну, просто… Я предположила худший сценарий…
   – Ты такая пессимистка, – усмехнулся Алекс, с размаху усаживаясь на диван и обнимая меня очень мягко и осторожно, с учетом боевых травм. – Расслабься, подожди, пока закончатся рождественские праздники, и мы все уладим. Никто не занимается такими делами под Новый год – у всех мозги уже в отпуске.
   Я понимала – нужно сесть сейчас рядом с моим парнем и объяснить, что происходит, прочитать письмо из иммиграционной службы, просто поговорить. Но я так устала и была в таком бешенстве из-за Сисси, что, ну, в общем, искала предлоги. Еще я несколько растеряла решимость, сидя в своем виниле, поэтому вместо взрослого разговора со зрелым мужчиной о недетской ситуации, в которую я влипла, позволила себя обнять, тихо дуясь. Я поговорю с ним завтра. Я снова начну искать варианты получения визы. Я все сделаю правильно, вот только сперва сожгу костюм французской горничной.
 
   После длинной субботы, полной поисков, «Гугла», просмотра «Настоящей крови» и мыслей о пицце, я заставила себя приготовиться к празднованию Рождества у Дженни. С учетом культурных особенностей – к рождественским праздникам, но я не совсем понимала особенности других культур, когда речь заходила о толстом дядьке в красном костюме с мехом, поэтому готовилась к Рождеству по собственному вкусу. Я надела «лабутены» Дженни (с ними ведь ничего не сделается, если я еще раз их поношу), красное шелковое платье «Марк» от «Марк Джейкобс» и густо нарумянилась. Платье двухгодичной давности (то есть древнее) было одним из немногих уцелевших остатков моего допарижского гардероба, но, к счастью, отлично подходило для Рождества. Рубиново-красное, с маленькими рукавами-фонариками и узкой талией, которая, однако, позволяла объедаться сладкими пирожками – представьте, я испекла сладкие пирожки.
   Я решилась поговорить с Алексом о переплете с визой, даже достала из сумки письмо, чтобы ему показать, но он сбежал из дома с утра пораньше (по его меркам) и не появлялся, пока не пришло время сборов на вечеринку. Таким образом, мой план потерпел фиаско. Теперь придется собираться с мужеством завтра. Собраться с мужеством для меня означало выпить пару бокалов белого вина с содовой. Хотя мы через многое прошли и я знала о чувствах Алекса ко мне, некий голос все равно шептал на ухо, что он обрадуется моей депортации и с радостью воспримет свою вновь обретенную свободу. Этот голос можно было заглушить лишь двумя способами – спиртным или поцелуями, а во время поцелуев трудно разговаривать.
   Тот же голос подсказывал мне: «В этих джинсах ты выглядишь толстой, а красная помада не оживляет твое лицо, напротив, ты выглядишь как шлюха». Ненавижу этот голос – отчасти матери, отчасти учительницы биологии из девятого класса, отчасти Джереми Кайла. Знакомство с Дженни помогло мне заключить голос в коробку, где ему и полагалось сидеть, но сейчас он прорывался сквозь стенки и слышался громко и четко. Я поступила как любая благовоспитанная англичанка: игнорировала его и загоняла внутрь, внутрь, внутрь, пока вместо крика на ухо он не превратился в неприятное ощущение под ложечкой. Дженни скажет: единственный способ заглушить этот голос – разобраться с проблемой, но ведь Дженни американка. Я предпочитаю тихо надеяться, что он уйдет сам собой, как крупный паук или непонятная сыпь в интересном месте. Раз я ничего не могла сделать для получения визы в субботний вечер, я решила таить все заботы в себе. Может, по ходу дела заработаю язву от наплыва проблем. Не стану я ни о чем волноваться в течение ближайших двенадцати часов. Вот. Готово. Почти удалось.
   – Готова? – Вошел Алекс. Он не только вымыл и причесал волосы, он еще и облачился в костюм, рубашку и галстук. Я и забыла, что у него есть костюм, рубашка и даже галстук. Он выглядел до смешного красивым: костюм и галстук были черными и узкими, а рубашка сияла белизной. Окажись он девчонкой, покрутился бы на высоких каблуках, но, будучи мужественным молодым человеком, просто сунул ноги в черные «конверсы». Теоретически они не сочетались с костюмом, но, к раздражению тех, чей мальчик на побегушках рассекает в угрожающе остроносых туфлях, Алекс выглядел очень стильно.
   – Кто там сегодня будет? – спросил он, когда мы закрыли за собой дверь и я ощутила обжигающе-ледяное дыхание нью-йоркской зимы на своих щеках. К счастью, сегодня только на щеках, а не на других округлостях. Жить у воды чудесно: у нас прекрасный вид на Манхэттен, а сидеть на крыше летом с бокалом холодного вина под легким ветерком просто восхитительно. Но зимой этот нежный бриз скреб кожу, как бритвой, промораживая насквозь, как лосьон после бритья. – Много народу или только свои? – Он взял меня за руку и сжал, притворяясь, что не боится.
   – Ты же знаешь Дженни. – Я стиснула его ладонь, пытаясь отогреть потерявшие чувствительность пальцы. – Пригласила всех знакомых. Надеюсь, они не нагрянут одновременно.
   – Прикольно было бы, – отозвался он, роясь в кармане в поисках карты на метро. – Я ее целую вечность не видел.
   Как мило с его стороны притворяться, что он жаждет с ней встретиться. Алекс побаивается моей лучшей подруги и больших тусовок. Со сцены он способен увлечь тысячные стадионы, но на вечеринках ему неловко. Он будет расхаживать по комнате, улыбаться, кивать, смеяться, когда уместно, качать головой, когда нужно, и всем понравится, но я-то вижу, что ботаник, в старших классах помешавшийся на музыке, ботаником и останется. Несмотря на все, чего Алекс достиг к тридцати одному году, он инстинктивно ждет, что популярные детки вышибут его с пивной вечеринки. Он мне рассказывал, будто пиво там пьют бочонками. Меня тоже ни на одну такую попойку не приглашали. Забавно, до чего мужчины в чем-то иногда похожи на женщин.
   Спустившись, скользя, по лестнице на платформу и протиснувшись через плотную толпу в куртках-парках, мне удалось ввалиться в открывшиеся двери поезда «Л» и даже занять место. Алекс стоял надо мной, крича сквозь шум и скрежет о поездах, в которых ездил в Токио, а я наблюдала, как две девицы разглядывают его зад. Мне хотелось возмутиться, но там действительно есть на что посмотреть.
   «Значит, ему будет легко тебя заменить», – перебил голос рассказ Алекса, напомнив, как популярен мой бойфренд в нашем районе. Конечно, его хорошо принимали всюду, куда бы он ни приехал, но для бруклинских хипстеров он как валерьянка для котов. Бьюсь об заклад, две девицы в шортах из обрезанных джинсов поверх сетчатых колготок и в заношенных угги не сидели весь день, глядя на активных геев с замазанными зубной пастой прыщами; они, наверное, делали бижутерию из электрических проводов или рисовали хумусом что-то глубокое и иногда значительное.
   – В следующий раз ты обязательно должна поехать с нами, – сказал Алекс, когда я приглушила вестников дурных новостей у себя в голове. – Не оставляй меня больше с Крейгом и Грэмом. Тебе Япония понравится – честно, куда мы ни приезжали, я повторял: «Энджел бы просто прыгала от восторга». Парни, по-моему, от этих возгласов устали ближе к концу гастролей.
   – В следующий раз, – улыбнулась я. Ур-ра, я сдержала обещание не напоминать об отсутствии у меня визы.
   – Получишь визу, и поедем. – Он подтолкнул мое колено своим. Я сдержалась и не пнула его по яйцам.
   – Ага, – сказала я, глядя на девиц за его спиной. Им не нужно замазывать прыщи зубной пастой и не нужна виза. Хотя манерам их научить не помешало бы.
 
   Комната была заполнена людьми от стены до стены, как я и предсказывала. Большинство гостей оказались до тошноты красивыми. Я даже не успела снять пальто, когда Алекс довольно сильно ущипнул меня повыше локтя, чтобы я не глазела на троих мужчин с превосходной мускулатурой, одетых в красные плавки «Спидос», отделанные мехом.
   – Ну Рождество же! – защищалась я, незаметно посмотрев снова.
   – Да, Санта совершенствует имидж, – отозвался Алекс, явно разозлившись. Я поцеловала его в щеку, отведя глаза, но мне всегда нравилось вызывать его ревность. Я пыталась вести себя как взрослая, но оставалась такой девчонкой.
   – Энджи! – завизжала Дженни, вскакивая с дивана нам навстречу, словно я была единственным подходящим донором почки в мире и вошла в больничную палату спасти ей жизнь. По слегка остекленевшим глазам я заключила, что подруга скорее ищет под елкой новую печень: Дженни успела сильно набраться. – Прелестно выглядишь. Это мои туфельки?
   – Твои, – подтвердила я. – Я решила, ты не станешь возражать, раз заставила меня ходить в виниловом платьице официантки.
   – Ты его сожгла?
   – Сожгла.
   – Молодец.
   Приятно, когда хоть кто-то считает тебя прелестной. С другой стороны, слыть холодной хитрой стервой вроде Дженни тоже неплохо. Знай я, что она облачится в алое платье-бандаж «Эрве Леже», выбрала бы другой цвет. Но, как Делия Сисси, пусть и со значительно меньшей долей уксуса, Дженни я была не соперница.
   – Как много народу, – сказала я, обмахиваясь рукой. Прошлой зимой я не один день ходила по квартире в шарфе и варежках – в нашем доме произошла серьезная авария. Здесь гости согревали атмосферу теплом своих тел в прямом и переносном смысле. Кстати о телах, я попыталась из-за пышной прически Дженни обнаружить ее красивого бойфренда. – А Сигг здесь?
   – Вон он. – Дженни показала на тройку победителей – полуголых парней у окна, целуя Алекса в обе щеки и безразлично приобняв. Он боялся ее не без причин. Она настаивала на сохранении, по ее словам, профессиональной дистанции, чтобы оставаться с ним на дружеской ноге. По словам Дженни, ее делом было дрессировать Алекса. Он понял это как нельзя лучше и в ее присутствии всегда ходил на цыпочках. Мой парень старался держаться любезно, но я видела, что он на взводе. Я не питала иллюзий, что Алекс приоделся для меня, но при виде их мирного настроя у меня потеплело на душе.
   – Ах, не узнала его, – сказала я как можно более небрежно. – В жизни он совсем другой.
   – Ага, – согласилась Дженни, сделав глоток шампанского. В ее глазах вроде бы светилась любовь, но с тем же успехом могло плескаться и пьяное веселье. – Он решил, так будет смешно. Я предупреждала, что это слегка отдает «Образцовым самцом», но бесполезно. Теперь они принимают друг перед другом модельные позы и хихикают, как бабы.
   Мы втроем посмотрели на веселящихся, как дети в манеже, парней на другом конце комнаты. Ах, эти четко очерченные скулы…
   – Это мой бойфренд, – вздохнула Дженни. – Самой не верится.
   – Я бы обязательно стал встречаться с этим парнем, – сказал Алекс. – Энджел тоже.
   – Не стану лгать, не будь здесь тебя, я уже сидела бы у Санты на коленях, – призналась я, оторвавшись наконец от Сигга и ища глазами выпивку. Я не выдержу больше четверти часа, если сильно и быстро не напьюсь. Я отчего-то устроила себе сухой закон, пока Алекс ездил на гастроли, но не пить у Дженни – только подрывать здоровье. Надо было махнуть пару бокалов еще дома, чтобы расслабиться, жаль, что я не догадалась.
   – Здесь весьма мило, – сказала я Дженни, отправив Алекса в спальню с нашими пальто и четким приказом не возвращаться без двух бокалов чего-нибудь холодного и с пузырьками. – Ты покрасила стены?
   – Сэди покрасила, – поправила меня Дженни. – Я сказала ей, что здесь будет вечеринка, она обещала кого-то привести прибрать. Я думала, она вызовет уборщика из соответствующей службы, но прихожу домой из офиса, а вся квартира покрыта «Белой мглой». За один день. Что она, пылесосом не могла пройтись?
   – Я плохо представляю, чтобы человек, получающий несколько тысяч долларов за позирование в одних трусах, что-нибудь мыслил по хозяйству, – возразила я, опуская тот факт, что тоже не большая мастерица по уборке. – Она вообще знает, что такое пылесос?
   – Сигг меняет лампочки, – с сомнением сказала Дженни, – но со всякими пылесосами у него действительно не очень. Наверное, поэтому в «Топ-модели по-американски» в доме всякий раз такой бардак к концу каждого выпуска.
   – Да, Тайра «Пледж» и в руках не держала, – кивнула я. Ступни начинало сводить. – Но, учитывая обстоятельства вашего знакомства, я не очень удивлена. А где Сэди, кстати?
   Если бы я познакомилась с Сэди так, как Дженни встретилась с ней, я бы получила в суде бумагу, запрещающую этой девице ко мне приближаться, а не приглашала переехать к себе. Дженни получила незавидную роль «куратора» Сэди на одном из мероприятий Эрин и чересчур вжилась в роль. По мне, это ночной кошмар наяву, но Дженни расцвела на этом проекте. Она обожала трудные задачи: у нее вечно руки чесались что-нибудь поправить и наладить. Можно подумать, Сэди была сломана! Меня всегда смешило сравнение моделей с лошадьми на скачках, но Сэди оказалась самой нервной кобылой модельного мира: она не артачилась перед препятствиями, зато пренебрегала общепринятой вежливостью и простым человеческим сочувствием. При первом знакомстве она смерила меня взглядом, осведомилась, где я живу, спросила, знаю ли я Агнесс Дейн[3], и ответила за меня с громким смехом: «Да откуда тебе знать». Просто душка эта девушка.
   – Она забыла, что у нее мероприятие. – С усталой гримасой Дженни показала пальцами кавычки вокруг слова «забыла». – «Виктория сикрет», по-моему.
   Да, для домашней рождественской вечеринки в квартире было непомерно много красивых людей. Не то чтобы я считаю кого-то из наших подруг настоящими сучками, но здесь собрались девушки и юноши, на которых хотелось смотреть, пока не разгадаешь секрет их божественной прелести.
   – Так ты поговорила с Алексом? – спросила Дженни, спихивая с дивана случайного гостя, чтобы мы могли присесть. Мне казалось ужасно странным, что незнакомые люди сидят на диване, который совсем недавно был моим. Мне это не понравилось.
   – Нет, я не говорила с Алексом и точно помню, что запретила тебе касаться этой темы, – ответила я, незаметно вытащив ноги из туфель. О младенец Иисус в яслях, как же хорошо! – Так что отвянь. Я над этим работаю. На следующей неделе все выяснится.
   Дженни наклонила голову набок:
   – Это каким же образом?
   – Я жду рождественского чуда, – уверенно ответила я. – Обналичиваю свой ваучер. Каждому положено по чуду, я права?
   – Энджи, детка. – Дженни мягко положила руку на мое колено. Ее жест красноречиво говорил: «по тебе психушка плачет». – Ты очень достойно ведешь свой новый проект «Я хочу получить визу за мои собственные заслуги». Ты знаешь, что я считаю это прекрасным, да?
   – Да.
   Это действительно прекрасно. Я прекрасна. Утрись, Лоуренс.
   – И ты не хочешь просить Алекса предложить тебе руку и сердце только ради визы, да?
   – Да.
   Ну хоть это выяснили наконец.
   – Но ты же любишь этого парня?
   – Да. Я люблю его.
   – А он любит тебя.
   – Пожалуй, это правда.
   – Так попроси его. Люди сейчас не знакомятся, садясь в одно такси под проливным дождем. Они находят друг друга онлайн или идут на телевизионные реалити-шоу. Они путаются с друзьями и беременеют. Они женятся и выходят замуж ради визы. Не важно, когда и где он наденет кольцо тебе на палец, если у вас любовь.
   – Это самые депрессивные слова, какие я слышала, – произнесла я, отбросив ее руку со своего колена. – Не видать тебе привилегии рассказывать моим детям сказки на ночь.
   – Трудновато рассказывать сказки, когда детки в Англии. – Дженни приподняла брови и отвела глаза. – Никто не спорит, что ты можешь получить визу иным способом, но зачем все усложнять? Тебе никому не надо ничего доказывать, просто попроси Алекса.
   – О чем надо попросить Алекса?
   Передо мной появились два бокала шампанского. Больше он, по-моему, ничего не принес, поэтому я взяла один. Скрепя сердце.
   – Твоя возлюбленная Энджел Кларк и я просто разговариваем. – Дженни ослепительно улыбнулась моему бойфренду.
   – О рождественском ужине, – пискнула я. – Я говорила, что Дженни со Сиггом должны у нас поужинать.
   – Конечно. – Алекс указал бокалом в направлении шведского викинга. – Я очень хочу устроить соревнование по поеданию пищи с этим парнем.
   – Да ты стройнее его ляжки, – фыркнула Дженни. – Ты меня разыгрываешь?
   – О, Дженни, ты и понятия не имеешь, какой он Робин-Бобин, – сказала я, гордо обнимая Алекса за талию. – У него, наверное, ноги полые. Невыносимо, сколько он может слопать, не потолстев ни на грамм.
   – Не волнуйся, к старости стану толстым, – отозвался он, целуя меня в макушку. – Добрым и толстым.
   – Замечательно. – Я прижалась к нему, представив раскормленного Алекса на качелях, играющего на банджо.
   Очень сексуально.
 
   Спустя пару часов и нескольких бокалов шампанского я вышла из комнаты, оставив Алекса охранять мою милую подругу Ванессу от заигрываний негодного Крейга, как-то пронюхавшего о вечеринке. Фейсбуку еще предстоит за это ответить. После размашистого нанесения бальзама для губ и пьяно-неуклюжего опрыскивания себя из флакона духов «Гуччи», принадлежавших Дженни, я проверила мобильный. Конечно, вряд ли кто-то станет звонить и предлагать работу в субботу в полдвенадцатого ночи, но кто его знает. Черт, три пропущенных звонка, все от мамы. Я быстро прикинула разницу во времени: последний раз мама звонила час назад, в полчетвертого утра по английскому времени. Протрезвев за долю секунды, я нажала набор. Прижавшись пылающим лбом к оконному стеклу, я смотрела на небоскреб «Крайслер», освещенный снизу доверху, переливающийся, как Рождество, и загадала на каждой видимой звезде, чтобы не услышать плохие новости.
   – Алло, Энджел?
   – Да, мам, что случилось? – Я закрыла глаза и сильно-сильно пожелала, чтобы все обошлось.
   – С отцом плохо, – сообщила мама.
   Я зажмурилась в попытке пожелать себе на Рождество не визу, а что-нибудь другое.
   – Что с ним?
   Я успела представить все возможные ужасы. Инфаркт? Инсульт? С лестницы упал? Папа был подтянутым и спортивным мужчиной за шестьдесят, но в жизни все бывает. Что, если у него нашли страшное заболевание? Я отдам ему почку. Почку в подарок на Рождество. Для папы – все, что угодно.
   – Ты не паникуй, врач сказал, все обойдется, – продолжала мать слабым шелестящим голосом. – В гостях у тетушки Шейлы с ним случился припадок смеха, пришлось везти его в больницу.
   – Припадок смеха? Что, врач так и сказал?
   – Не совсем, – уклонилась от прямого ответа мать. – Но я сочла, тебе лучше знать. Теперь ты можешь вернуться домой.
   Домой.
   Не успела я ответить, как в трубке откуда-то послышался папин голос, требовавший дать ему телефон. После непродолжительного препирательства я услышала:
   – Энджел, я просил ее тебя не беспокоить. Со мной все в порядке. – Он говорил устало и резко, но голос действительно звучал как обычно. Я расслабилась на долю градуса. – Меня просто оставили в больнице на ночь под наблюдением. Ничего со мной не случилось.
   – Но что стряслось? Какой еще припадок смеха? Мне что, действительно домой ехать? – Я промокнула слезы, чтобы не поплыла тушь, прикидывая, как выжму из моего тощего банковского счета деньги на перелет до Англии. Цены на билеты в декабре просто чудовищные, больше шансов прокатиться на частном самолете. Вообще-то у мужа Эрин есть частный самолет. Может, если как следует напиться, я забуду английские манеры и попрошу об одолжении?