Страница:
Столько лет прошло, но я помню ее улыбку до сих пор, ее ум и красоту
И это была не единственная моя встреча с красивыми цыганками. Еще мальчишкой, в возрасте марктвеновского Тома, я, как и этот бессмертный герой, сидел на заборе (вернее - дувале, которые европейцы сверху покрывали только, а потом смазывали глиной с саманом - чтобы дожди не так быстро размывали глину Одиннадцатилетнему мальчишке было интересно сидеть на таком дувале (мир сразу преобразовывался, становился шире и романтичней), и ходить туда - сюда вокруг двора или даже бегать.
В один из весенних дней, когда на улице было совершенно пусто, я стоял на дувале и думал, что мне делать. Тетушки Полли у меня не было и не было задания красить забор. Да и пацанов никого не было на улице: кто в школе, кто на работе, я жил тогда совсем один - мама с сестренкой застряли в Риге из - за денежной реформы, и я мог по своему усмотрению выбирать, идти мне сегодня в школу, или нет. У меня не было никаких денег( мамины должники, что должны были вернуть деньги после ее отъезда, сами оказались на мели после реформы, так как еще не привыкли к новым деньгам и ценам), я постоянно был голодным, но то, что я сделал дальше, все равно не оправдывает мой поступок: мы многое понимали, дети войны. Цыганки постарше гадали где - то в людных местах, а их дети побирались. Вдруг я увидел девочку - цыганку моего возраста, может, чуточку старше. Она шла через мостик над арыком, направляясь как раз к нашей улице, которая начиналась нашим двором. Через плечо у девочки была перекинута сума, никаких сомнений не было - это побирушка. Я смотрел на нее, и чем ближе она подходила, то я все больше замечал на ней все новые и новые детали одежды и украшения: вот мне уже видно было монисто на ее шее, серебряные сережки на длинных подвесках, которые колыхались в так ее уверенному шагу, я даже заметил, что юбка ее была не очень широкой и одна - в отличие от взрослых цыганок, носивших по несколько широченных юбок. Но главное, что я успел заметить, девочка была очень хороша собой. Только вот лицо ее было серьезно - видно было, что она озабочена предстоящим делом. И чем ближе она подходила, тем сильнее проступала ее красота. Я не говорю уже о том, что она была стройна: в те годы даже среди взрослых не было упитанных..
Девочка, почти девушка, подняла на меня глаза и как это нередко бывает, когда мы хотим уязвить возвышенную красоту, ( а я был уверен в своей недосягаемости), я крикнул ей: "Побирушка"! Юная цыганка быстро осмотрелась вокруг, ища, чем бы запустить в меня, но не найдя ничего подходящего, подпрыгнула, стараясь поймать меня за голую лодыжку цвета ее лица и одновременно не очень громко, но с презрением и достоинством прикрикнула: "У - у. Ишак"! ( какая точная характеристика к моему поступку!). Я бросился бежать вдоль по дувалу, к сараю, туда, где у меня валялся разный хлам и я залазил и слазил с дувала. Девочка погналась за мной, так ей было видно, что улица здесь шла на подъем и дувал был значительно ниже, и она намеревалась достать мою ногу. Вот было бы дело, если бы ей удалось сдернуть меня с дувала. Почти с двухметровой высоты я шлепнулся бы что надо! Но я быстрее ее добежал до своей "лестницы" и спрыгнул во двор. Она с той стороны, встала на цыпочки ( иначе не заглянешь во двор - я это знал из личного опыта. Да и дувал строился так, чтобы прохожие любопытства ради не глазели во двор). Она отыскала меня глазами и подняв кулачок, пригрозила: "Все равно я тебя поймаю"! От страха я бросился в кибитку и закрылся на крючок, хотя попасть во двор она не могла: изнутри калитка запиралась на засов. Но все равно я почти целый день просидел дома, изредка выглядывая в окно, боясь даже выйти во двор.
Уже вечерело, и тогда я понял, что она прошла вдоль всей нашей улицы и вышла на противоположный ее конец, туда, где шесть лет назад для цыган строили каменные "шатры", и низом, мимо кладбища, вышла к церкви Ее смелый напор поразил меня: мы ведь в своем поселке не были ангелами, постоянно выдавая детским колониям все новых и новых "рекрутов".
Такую же смелую девушку, но постарше возрастом, уже в конце прошлого столетия я встретил в приемной врача - кардиолога в Ростове - на Дону. Я стоял в очереди к врачу с такими же немолодыми людьми, как и я сам, уже перенесшими инфаркт или живших с угрозой получить его. Было лето, дверь в кабинет врача, Марины Карповны, была открыта настежь. Еще довольно молодая (чуть за тридцать), она исключительно внимательно осматривала каждого больного, тратя на прием значительно больше времени, чем отведено инструкциями, поэтому у нее перед кабинетом всегда была очередь.
Неожиданно появились две цыганки - молодая, восемнадцати лет и старшая, двадцати шести ( об этом я узнал от Марины Карповны, когда попал к ней в кабинет. Причина для откровения со мной была банальна, но об этом - позже)
Старшая была несколько бледновата и ничто в ней не выдавало цыганку. Зато молодая была не только ошеломительно красива, но и одета с величайшим вкусом, без всяких там цыганских юбок и монисто. Даже сережек не было в ее ушках! Но по всему чувствовалось, что она - из очень состоятельной семьи: все на ней было самое модное и дорогое. Исключительной белизны воротничок кофточки и такие же обшлага, в самую меру украшенные вязаной окантовкой. Казалось, девушка готовилась к мировому первенству по чистоте, хотя вполне успешно могла бы принять участие и в конкурсе красоты. Она сразу подвела старшую сестру к открытым дверям и заглянув в кабинет, спросила Марину Карповну: "Можно"? Та ответила: "Подождите немного". Эта пауза, что возникла после ее вопроса, позволили старикам отчитать молодую: " Что это такое! Мы здесь стоим с самого утра, а вы только пришли и лезете без очереди"! Царственно повернув голову к старикам, юная красавица коротко ответила: " Моя сестра очень больна". На что ей тут же ответили: "А здоровые сюда не приходят. Все мы больные". Молодая снова слегка повернулась к старикам и привела веский аргумент: " У моей сестры - вторая группа инвалидности". Старики замолчали. Тогда в "беседу" решил "встрясть" я: "Девушка! У меня тоже вторая группа инвалидности. Однако я стою в общей очереди". Глянув на меня, она сразу определила, что перед нею - проклятый интеллигент и его просто болезнью не пробьешь. Она так же с достоинством ответила мне: "У моей сестры была операция на сердце. И она плохо себя чувствует". - "Так зачем вы ее тащили в поликлинику? Вызвали бы кардиолога на дом. Вы же знаете, что кардиолог выезжает немедленно после звонка и врач у вас был бы в три раза быстрее, чем вы добрались сюда".
Старшая, чувствуя правоту моих слов, тихо заплакала. В это время из кабинета выглянула врач, провожая больную. Ей был слышен весь наш разговор. Она окинула взглядом нас всех, но обратилась ко мне: "Пусть войдет. Ладно"? Ну какой же дурак ввяжется в полемику с лечащим врачом!
...Когда подошла моя очередь, Марина Карповна сказала мне: " Бог с ними! Они не понимают общих правил. К тому же видели, как расплакалась старшая. Не дай бог с ней здесь, в приемной случился бы приступ с неизвестными последствиями. Вы понимаете, что бы тогда было"? Наверное, моя доктор была права. Но червь сомнения не давал мне покоя: неподалеку от больницы, почти в самом центре Ростова, была чисто цыганская улица, застроенная великолепными коттеджами в два и три этажа. Дачи, за которые ругают наших генералов, просто собачьи конуры по сравнению с этими великолепными, эксклюзивной архитектуры, сооружениями. И жили здесь цыгане только своей общиной. "Чужаки только проносились по их улице на разных машинах - от грузовиков до подержанного зарубежного импорта. Где они взяли деньги на такие хоромы? Мой дядя продал два дома- свой и покойной тещи. Решил поставить двухэтажный особняк. Шофер - дальнобойщик, он двенадцать лет строил свой дом. И когда нам потребовался телефон, мы поехали к самому начальнику АТС Ростова. Мне телефон нужен был для работы(одна солидная газета взяла меня работать по договору) да и " скорую" вызвать в случае очередного приступа послеинфарктного сердца. Я показал начальнику редакционное удостоверение, дядя тоже припас нужные бумаги, в которых, в частности, указывалось, что на очередь становилась еще теща двадцать лет назад как жена погибшего фронтовика. Мы надеялись на успех, поскольку телефонный колодец находился прямо перед въездом в дом. Но начальник уверенно и быстро разъяснил нам, что там все пары разобраны, что телефонизация этого района на ближайшие годы не предусмотрена, и что у нас нет иного выхода, как купить мобильник. Я объяснил начальнику, что с характером моей работы я пущу по миру редакцию. Он пожал плечами и сказал: "Ну, тогда я ничем вам помочь не могу"...
Мы ушли, не солоно хлебавши.
И надо же такому случиться! - Напротив дядиного дома другой русский работяга решил построить дом по тому же проекту, что и дядя. Но не знал, видимо, что в воровскую эпоху такой дом простому трудяге не поднять За десять лет он сумел возвести только стены и покрыть крышу. Кто сам строился, знает, что это примерно только третья часть всех затрат. И дядин сосед решил продать недостроенный дом: без окон и дверей, без полов и потолков, не говоря уже о разной внутренней начинки, которой требует такой особняк.
Дом купила цыганская семья. Тут же загудели лесовозы и цементовозы, плотники шустро вставляли окна, но самое главное - уже через три дня у них звонил телефон и было все хорошо слышно, так как дом был еще без окон и дверей. И подключена линия была к нашему колодцу. Не с теми бумагами зашли мы к начальнику. Но теперь у нас появилась возможность побороться. Не много времени это заняло - всего три года, и к этому же колодцу был подключен и дом дяди. Может, и те две цыганки как - то повязали нашего кардиолога? Например, дорогими подарками к празднику? Не знаю. А потому не буду брать грех на душу. Знаю только одно: не работая в каких - нибудь конторах, тем более на заводах и фабриках, они легко вписались в наш воровской режим и зажили еще лучше, чем раньше.
Вот тут читатель подумает, что больше о цыганах писать нечего. Уверяю вас - все только впереди, и рассказ не о цыганах, а о нас, русских, что с нами стало и кем мы теперь являемся.
Все, о чем я рассказал, это личный опыт близкого контакта с этим интересным народом . Конечно, я не пишу о цыганах - писателях, об архитекторах, врачах, политиках - просто не встречал таких. В какой - то мере ответ на этот вопрос дал мне первый мой директор школы Григорий Игнатьевич Ремухов. Первое, что самое интересное, он был фронтовиком, вернулся в звании капитана и его назначили директором школы. В первые же свои каникулы я поехал в пионерский лагерь, где директором был Григорий Игнатьевич. Когда он выходил из своей директорской палатки, мальчишки сбегались глянуть на своего директора: ведь было лето сорок пятого, и вернувшихся с войны, было очень мало, тем более - офицеров. А Григорий Игнатьевич ко всему прочему был очень красив, новенькая, темнозеленая .диагоналевая офицерская форма, только без погон, но со всеми ремнями и портупеями - были на месте, он был очень строен, чуть выше среднего роста, и очень заботился о нас, детях, большинство которых осталось без отцов. И мне в пионерлагерь путевку взял дедушка, который работал у Григория Игнатьевича завхозом. С того лета судьба связала нас почти на полстолетия. Но в то лето он был для меня просто директором, хотя и знал, чей я внук. Но я не об этом.
Наш лагерь находился в двадцати километрах от города в Варзобском ущелье, точнее - в отвилке от него в небольшом ущелье, густо заросшим плодовым и деревьями и было интересно видеть, как на виноградных лозах, перебросившихся с одного дерева на другое, висели гроздья черного винограда. Мы рвали яблоки и виноград, сколько хотели, ходили с черными руками от сока кожуры грецких орехов, которые уже были близки к созреванию - еще бы месяц им повисеть - и кожура легко снималась бы. Но нам ждать было некогда: был конец августа и скоро наша последняя, третья смена, заканчивалась. Обитатели лагеря торопились вдоволь наесться фруктов и орехов. А надо заметить, что ореховым деревьям было не меньше ста лет, они были огромными, ветки начинались далеко от земли и на дерево не залезешь. Поэтому орехи сшибали камнями или палками.
И вот как - то у одного дерева добытчики орехов подняли невероятней шум. Раздавались крики: "Змея! Змея"! Я прибежал на этот гвалт и мне показали на зеленую змею средних размеров, почти распластавшуюся на широкой ветви высоко над нами, а еще выше было гнездо какой - то горной птицы. ( В городах в орешниках птицы гнезд не вьют).
Начали решать, что делать? Камнем в нее не попадешь, да к тому же вокруг была жилая зона - камень мог угодить в кого - нибудь из обитателей лагеря и проломить голову. Пионервожатый побежал к директору, чтобы посоветоваться, как спасти птенцов от змеи? А та, надо сказать, затаилась, ожидая, когда мы разойдемся. Неразумная - плохо она знала людей!
Вскоре пришел ослепительно красивый в своей форме и статный директор ( это теперь я знаю, что ему в то лето был ровно тридцать один год. В руках у него была новенькая мелкушка. Григорию Игнатьевичу сразу человек пять начали наперебой объяснять, где затаилась змея. "Ага, вижу, - сказал он. - и обернувшись к нам, не скомандовал, а просто попросил: А ну ка отойдите подальше""! Мы отодвинулись всей толпой метра на три - четыре от дерева. Григорий Игнатьевич прицелился и выстрелил. Змея упала со своей ветки. Мы подбежали и каждый был поражен: наш директор попал ей точно в голову. Авторитет его вырос в наших глазах еще выше: сразу видно, боевой офицер, а не штабист( к этому времени мы уже знали разницу между двумя видами офицеров)
А буквально через неделю он потряс нас еще одной вещью: готовился прощальный вечер с костром. И вдруг по лагерю пополз слух: директор приказал приготовить к чаю "наполеон". Кто такой Наполеон - многие из нас знали. А вот что это такое готовят на кухне под названием "наполеон", - не знал никто. Дети войны, в основном из рабочих семей, мы не помнили довоенные времена, а во время война было большой удачей наесться досыта обычного черного хлеба.
И вот вечером, наряду с другими сытными и недоступными в наших безотцовских семьях блюдами, типа варенья в вазочках к чаю, котлет, гречневой каши, фруктов не из нашего сада (персиков, например, которые не росли в нашем саду или арбузов и дынь) на блюдах принесли уже разрезанный торт "наполеон". Вы думаете, я забыл этот день? Да что вы! Вот как бы современный человек забыл день встречи с инопланетянами. Было это 28 августа 1945 года. Потом, всю жизнь, когда у нас ли в доме или у друзей, подавали к чаю торт "наполеон", я вспоминал прощальный праздничный ужин в Варзобском ущелье, который с такой выдумкой и размахом подготовил для нас, осиротевших детей, Григорий Игнатьевич Ремухов.
Шли годы Я часто бывал в школе у дедушки, где он жил в небольшой кибитушке, часто видел Григория Игнатьевича и уже когда я учился в университете, а Григорий Игнатьевич стал чуточку постарше, я обратил внимание, что у него - несколько смуглый цвет кожи. Спросил об том дедушку, который давно подружился со своим директором. И дедушка сказал мне: "Да он же цыган. Только ты не вздумай кому - нибудь говорить или спрашивать его самого - не нужно это"... Не нужно, так не нужно.
Пролетели еще лет пятнадцать. Григорий Игнатьевич был уже директором в другой школе, дедушка вышел на пенсию и мне удалось выхлопотать для него квартиру всего лишь через одну остановку от его последнего места работы, и, как понимаете, я чего - то достиг в этой грешной жизни, раз мог решать такие вопросы. Мне даже удалось расселить племянников Петра, которым советские чиновники, сломав на окраине города их поселок, предоставили на восемнадцать человек типовую трехкомнатную квартиру в панельном доме о тридцати семи метрах. Когда один из племянников спросил, почему им на такое количество народу и практически на три семьи дали только одну квартиру, ему ответили: "Все равно вы, цыгане, спите на полу, и такой площади вам хватит". Но это отдельная история.
А случилось так, что наши пути уже во взрослой жизни пересеклись с Григорием Игнатьевичем. Он был хорошим педагогом и постоянно вносил смелый предложения по улучшению образования, предоставлению педагогам большей свободы в построении уроков и так далее. Мы нередко говорили с ним на темы реформы школы, нужно ли раздельное обучение мальчиков и девочек, создание тупиковых школ, в которых детей учили бы (из - за неспособности) только до седьмого класса -тогдашнего неполного среднего образования и так далее. И вот в одну из таких бесед я спросил Григория Игнатьевича, как он, цыган по национальности, еще перед войной окончил вуз, в армии стал офицером и вот уже тридцать лет директорствует. Он вздохнул и ответил: "Это было еще во время революции. Табор наш распался, многие погибли, я отбился от табора, меня подобрала русская интеллигентная семья, а отсюда - все остальное"... Он сделал короткую паузу и попросил: "Только вы нашим цыганам ничего не говорите обо мне". - "Почему, - поинтересовался я. " Да вы что, не знаете наших? Пойдут разговоры, начнут ходить ко мне - почему я не в таборе, будут требовать, а то и угрожать" Я удивился и сказал, что в театре оперы и балета - хормейстер - молодая цыганка. И ничего, работает. Консерваторию окончила в Ташкенте. К моему удивлению, Григорий Игнатьевич сказал: "Да знаю я ее. И сам был поражен"... И, оглядевшись вокруг, словно боясь, что наш разговор кто - то услышит, продолжал: " Я тут кое - у кого интересовался, как это так получилось? Ну, тот человек мне и сказал, что местные цыгане к ней претензий не имеют. Наоборот, гордятся и даже с ее помощью хотят организовать здесь ансамбль песни и танца". Мне все стало ясно: хормейстер - это же мир музыки, в котором цыганам, наверное, нет равных
В общем, дорогие друзья, автор не без умысла рассказывал о своих личных контактах с цыганами. Отделаться общими фразами, что цыгане, мол тот народ, который гадает, поет и танцует, иногда - торгует, но не работает ни у станков на заводах и фабриках, не занимается земледелием, не водит самолеты, не связывает свою судьбу со службой в армии, даже спортом не занимается, тем же конным, хотя с лошадьми цыгане были связаны много веков, вплоть до середины ХХ века. И ведь не трусы, не пресмыкатели и наделены крепкой деловой хваткой, что не раз показывали, как меняют они род занятий, вернее добычи хлеба насущного в зависимости от сложившихся обстоятельств в окружающем их мире
Давайте вернемся теперь с середину девяностых только что ушедшего столетия. Помните, что убеждала в необходимости принять цыганку только меня? Ответ прост: хотя я и перенес инфаркт, одна из московских газет уговорила меня работать у них на договоре
Мой кардиолог знала об этом, и на всякий случай решила "убедить" журналиста, что в принципе - невозможно: любой, даже средней квалификации профессиональный журналист, обязательно постарается докопаться до корней проблемы. Но там был не тот случай, ради которого нужно было выхватывать саблю из ножен и бросаться в бой: все равно ничего не докажешь и правды тебе никто не скажет. Вот проучили же меня в Ростовском обществе по беженцам. Случилось так, что семья частями уезжала из Душанбе. С меня потребовали все паспорта взрослых, которые оказались прописанными от сельской местности в области, на Украине и даже в общежитии ДАСа в Москве. Но заверили: как только у меня будут готовы все документы, я тут же буду поставлен на учет. И вот пока я собирал документы, мне в этом обществе популярно объяснили, что мой поезд ушел и никаких льгот мне и моей семье не положено. Плюнул я на все это дело и уехал в Костромскую область к старому другу, который еще в начале шестидесятых уговаривал меня уехать с ним, доказывая мне, что рано или поздно из Азии придется уезжать. Высококлассный строитель, он вскоре после переезда получил отличную квартиру, на селе, в пяти километрах от города, построил настоящий дом, что не разрешалось по законам того времени, но он оформил на какое - то время жену в местную школу преподавать английский, она получила права колхозницы и на этом основании они построили дом. На самом деле это была настоящая зимняя дача. Потом, когда законы еще раз изменили и дачникам разрешили строить дома на селе, он перестал каждый день ездить за женой в колхоз, что зимой было очень не просто. Теперь появилась новая проблема: бомжи и просто воры зимой по нескольку раз потрошили дом. Он знал о моих злоключениях в Ростове и предложил переехать к нему в сельский дом, объясняя мне, что они и летом с женой не каждую неделю приезжают туда, а лет двадцать кряду, как выросли замуж и разъехались далеко от дома две дочери красавицы, они сдают на лето дом дачникам. Он шутил, что будет мне в зимние месяцы еще и деньги платить, как сторожу, ну а за летние - я ему, как дачник. Но все равно мы с женой будем в выигрыше, так как зима в этих краях - девять месяцев, а лето - только три.
Но, конечно, нас привлекло не дармовое жилье. Мой друг был начальником ( или владельцем?) какого - то строительного ООО, и убедил меня, что совсем рядом с городом, не дальше трех километров, поможет построить дом.
Только мы переехали в Костромскую область, как международная организация по беженцам выдала моему другу приличную сумму для помощи в строительстве жилья беженцам. Мы уже заканчивали строительство дома, как вдруг телевидение сообщило, что то самое руководство Ростовской конторы по беженцам, что отказало мне в помощи, во всю занималась денежными махинациями, выделенными для обустройства беженцев. Я позвонил в Ростов папу родственникам и они сообщили, что даже на четыре года приехавшие после меня семьи получили приличные суммы, что давало возможность купить хороший дом с огородом где - нибудь на селе и не обязательно в глухомани. За деньги, что выделяло государство, можно было бы купить даже двухкомнатную малосемейку в самом городе. Ну и что мне прикажете делать? - с больным сердцем ехать в Ростов и ходить по инстанциям, доказывая, что я - не верблюд? У меня резонно попросят удостоверение беженца, которое мне не выдали господа - взяточники, и что я скажу им в ответ? Что я жил у родственников? Прошибу ли я самое мощное изобретение человечества бюрократическую машину? И не получу ли там второй инфаркт и не повезут ли меня на Север родственники в наглухо заколоченном гробу? Плюнул я на всю эту сомнительную затею, тем более, что в доме для нас уже установили котел, пробурили скважину и устанавливали батареи отопления. Через месяц мы переехали с дачи в свой дом о трех комнатах со всеми городскими удобствами. Даже с телефоном.
И вот тут судьба снова столкнула меня с цыганами.
Несколько раз в местной прессе публиковались материалы о том, что цыгане монополизировали торговлю наркотиками в северных городах России, что на окраинах бедных русских деревень они понастроили себе особняки, что разъезжают на иномарках, а цыганская молодежь нагло ведет себя на дискотеках, из - за чего уже несколько раз вспыхивали драки между русскими ребятами и цыганами, и последние в одной из драк применили оружие и что один русский парнишка погиб. В районе чуть ли не вспыхнули антицыганские погромы, но местные власти сумели окоротить своих, русских,
Было это в каких - нибудь ста километрах от нашего городка, что по масштабам Севера - почти что рядом.
...Мы уже около года жили на новом месте, я продолжал помогать своему другу присматривать за его дачей, тем более, они в это лето уехали отдыхать куда - то на остров в Индийском океане. Наш дом находился прямо на противоположном конце района, прямой дороги к нам не было, и вместо примерно пятнадцати километров по прямой, приходилось делать крюк через соседний район километрах в сорок. Это напомнило нам наши годы в Ростовской области, когда из села Чалтырь, с верхней площадки которого был виден Азов, нам приходилось ехать через Ростов, делая крюк в шестьдесят пять километров. Ну что ж: далеко еще не все у нас удобно для людей - еще с десяток перестроек и революций - и мы заживем по - человечески.
Но меня не пугали эти наши бессмысленные русские "крюки": мало ли каких нелепиц нагородили мы в нашей стране! Просто у меня в этот день, в аккурат когда я закрывал дачу, боль в левом колене давнишнего артроза стала нестерпимой. Если кто не верит, что после шестидесяти наваливаются разные болячки, я дам простой совет: дожить до шестидесяти и чуть больше, тогда узнают, что вдруг появятся болячки, о которых еще в пятьдесят пять никто о них и подумать не мог. Впрочем, не обязательно следовать моему совету, а можно просто обратиться к опыту мудрых греков их золотого времени, они ведь уже к пятому веку до нашей эры доперли, что человек вполне дееспособен только до шестидесяти лет, а потому гражданам, достигшим такого возраста, давали пенсию.
Вот и я, памятуя достижения и наблюдения древних, почувствовав с утра легкую боль в коленном суставе, выпил таблетку деклофинака и взял на всякий случай свою трость, которую привез опять же мой друг в одну из поездок то ли в Испанию, то ли в Италию
Я вышел на межпоселковую дорогу, по которой ровно три раза в день ходил автобус: рано утром, в обед и вечером. Утренним автобусом я приехал сюда и обеденным рейсом намеревался добраться до района, а там мог попасть и на автобус ( бесплатный)., но ввиду боли в ноге, готов был заплатить и двенадцать рублей за маршрутное такси.
И это была не единственная моя встреча с красивыми цыганками. Еще мальчишкой, в возрасте марктвеновского Тома, я, как и этот бессмертный герой, сидел на заборе (вернее - дувале, которые европейцы сверху покрывали только, а потом смазывали глиной с саманом - чтобы дожди не так быстро размывали глину Одиннадцатилетнему мальчишке было интересно сидеть на таком дувале (мир сразу преобразовывался, становился шире и романтичней), и ходить туда - сюда вокруг двора или даже бегать.
В один из весенних дней, когда на улице было совершенно пусто, я стоял на дувале и думал, что мне делать. Тетушки Полли у меня не было и не было задания красить забор. Да и пацанов никого не было на улице: кто в школе, кто на работе, я жил тогда совсем один - мама с сестренкой застряли в Риге из - за денежной реформы, и я мог по своему усмотрению выбирать, идти мне сегодня в школу, или нет. У меня не было никаких денег( мамины должники, что должны были вернуть деньги после ее отъезда, сами оказались на мели после реформы, так как еще не привыкли к новым деньгам и ценам), я постоянно был голодным, но то, что я сделал дальше, все равно не оправдывает мой поступок: мы многое понимали, дети войны. Цыганки постарше гадали где - то в людных местах, а их дети побирались. Вдруг я увидел девочку - цыганку моего возраста, может, чуточку старше. Она шла через мостик над арыком, направляясь как раз к нашей улице, которая начиналась нашим двором. Через плечо у девочки была перекинута сума, никаких сомнений не было - это побирушка. Я смотрел на нее, и чем ближе она подходила, то я все больше замечал на ней все новые и новые детали одежды и украшения: вот мне уже видно было монисто на ее шее, серебряные сережки на длинных подвесках, которые колыхались в так ее уверенному шагу, я даже заметил, что юбка ее была не очень широкой и одна - в отличие от взрослых цыганок, носивших по несколько широченных юбок. Но главное, что я успел заметить, девочка была очень хороша собой. Только вот лицо ее было серьезно - видно было, что она озабочена предстоящим делом. И чем ближе она подходила, тем сильнее проступала ее красота. Я не говорю уже о том, что она была стройна: в те годы даже среди взрослых не было упитанных..
Девочка, почти девушка, подняла на меня глаза и как это нередко бывает, когда мы хотим уязвить возвышенную красоту, ( а я был уверен в своей недосягаемости), я крикнул ей: "Побирушка"! Юная цыганка быстро осмотрелась вокруг, ища, чем бы запустить в меня, но не найдя ничего подходящего, подпрыгнула, стараясь поймать меня за голую лодыжку цвета ее лица и одновременно не очень громко, но с презрением и достоинством прикрикнула: "У - у. Ишак"! ( какая точная характеристика к моему поступку!). Я бросился бежать вдоль по дувалу, к сараю, туда, где у меня валялся разный хлам и я залазил и слазил с дувала. Девочка погналась за мной, так ей было видно, что улица здесь шла на подъем и дувал был значительно ниже, и она намеревалась достать мою ногу. Вот было бы дело, если бы ей удалось сдернуть меня с дувала. Почти с двухметровой высоты я шлепнулся бы что надо! Но я быстрее ее добежал до своей "лестницы" и спрыгнул во двор. Она с той стороны, встала на цыпочки ( иначе не заглянешь во двор - я это знал из личного опыта. Да и дувал строился так, чтобы прохожие любопытства ради не глазели во двор). Она отыскала меня глазами и подняв кулачок, пригрозила: "Все равно я тебя поймаю"! От страха я бросился в кибитку и закрылся на крючок, хотя попасть во двор она не могла: изнутри калитка запиралась на засов. Но все равно я почти целый день просидел дома, изредка выглядывая в окно, боясь даже выйти во двор.
Уже вечерело, и тогда я понял, что она прошла вдоль всей нашей улицы и вышла на противоположный ее конец, туда, где шесть лет назад для цыган строили каменные "шатры", и низом, мимо кладбища, вышла к церкви Ее смелый напор поразил меня: мы ведь в своем поселке не были ангелами, постоянно выдавая детским колониям все новых и новых "рекрутов".
Такую же смелую девушку, но постарше возрастом, уже в конце прошлого столетия я встретил в приемной врача - кардиолога в Ростове - на Дону. Я стоял в очереди к врачу с такими же немолодыми людьми, как и я сам, уже перенесшими инфаркт или живших с угрозой получить его. Было лето, дверь в кабинет врача, Марины Карповны, была открыта настежь. Еще довольно молодая (чуть за тридцать), она исключительно внимательно осматривала каждого больного, тратя на прием значительно больше времени, чем отведено инструкциями, поэтому у нее перед кабинетом всегда была очередь.
Неожиданно появились две цыганки - молодая, восемнадцати лет и старшая, двадцати шести ( об этом я узнал от Марины Карповны, когда попал к ней в кабинет. Причина для откровения со мной была банальна, но об этом - позже)
Старшая была несколько бледновата и ничто в ней не выдавало цыганку. Зато молодая была не только ошеломительно красива, но и одета с величайшим вкусом, без всяких там цыганских юбок и монисто. Даже сережек не было в ее ушках! Но по всему чувствовалось, что она - из очень состоятельной семьи: все на ней было самое модное и дорогое. Исключительной белизны воротничок кофточки и такие же обшлага, в самую меру украшенные вязаной окантовкой. Казалось, девушка готовилась к мировому первенству по чистоте, хотя вполне успешно могла бы принять участие и в конкурсе красоты. Она сразу подвела старшую сестру к открытым дверям и заглянув в кабинет, спросила Марину Карповну: "Можно"? Та ответила: "Подождите немного". Эта пауза, что возникла после ее вопроса, позволили старикам отчитать молодую: " Что это такое! Мы здесь стоим с самого утра, а вы только пришли и лезете без очереди"! Царственно повернув голову к старикам, юная красавица коротко ответила: " Моя сестра очень больна". На что ей тут же ответили: "А здоровые сюда не приходят. Все мы больные". Молодая снова слегка повернулась к старикам и привела веский аргумент: " У моей сестры - вторая группа инвалидности". Старики замолчали. Тогда в "беседу" решил "встрясть" я: "Девушка! У меня тоже вторая группа инвалидности. Однако я стою в общей очереди". Глянув на меня, она сразу определила, что перед нею - проклятый интеллигент и его просто болезнью не пробьешь. Она так же с достоинством ответила мне: "У моей сестры была операция на сердце. И она плохо себя чувствует". - "Так зачем вы ее тащили в поликлинику? Вызвали бы кардиолога на дом. Вы же знаете, что кардиолог выезжает немедленно после звонка и врач у вас был бы в три раза быстрее, чем вы добрались сюда".
Старшая, чувствуя правоту моих слов, тихо заплакала. В это время из кабинета выглянула врач, провожая больную. Ей был слышен весь наш разговор. Она окинула взглядом нас всех, но обратилась ко мне: "Пусть войдет. Ладно"? Ну какой же дурак ввяжется в полемику с лечащим врачом!
...Когда подошла моя очередь, Марина Карповна сказала мне: " Бог с ними! Они не понимают общих правил. К тому же видели, как расплакалась старшая. Не дай бог с ней здесь, в приемной случился бы приступ с неизвестными последствиями. Вы понимаете, что бы тогда было"? Наверное, моя доктор была права. Но червь сомнения не давал мне покоя: неподалеку от больницы, почти в самом центре Ростова, была чисто цыганская улица, застроенная великолепными коттеджами в два и три этажа. Дачи, за которые ругают наших генералов, просто собачьи конуры по сравнению с этими великолепными, эксклюзивной архитектуры, сооружениями. И жили здесь цыгане только своей общиной. "Чужаки только проносились по их улице на разных машинах - от грузовиков до подержанного зарубежного импорта. Где они взяли деньги на такие хоромы? Мой дядя продал два дома- свой и покойной тещи. Решил поставить двухэтажный особняк. Шофер - дальнобойщик, он двенадцать лет строил свой дом. И когда нам потребовался телефон, мы поехали к самому начальнику АТС Ростова. Мне телефон нужен был для работы(одна солидная газета взяла меня работать по договору) да и " скорую" вызвать в случае очередного приступа послеинфарктного сердца. Я показал начальнику редакционное удостоверение, дядя тоже припас нужные бумаги, в которых, в частности, указывалось, что на очередь становилась еще теща двадцать лет назад как жена погибшего фронтовика. Мы надеялись на успех, поскольку телефонный колодец находился прямо перед въездом в дом. Но начальник уверенно и быстро разъяснил нам, что там все пары разобраны, что телефонизация этого района на ближайшие годы не предусмотрена, и что у нас нет иного выхода, как купить мобильник. Я объяснил начальнику, что с характером моей работы я пущу по миру редакцию. Он пожал плечами и сказал: "Ну, тогда я ничем вам помочь не могу"...
Мы ушли, не солоно хлебавши.
И надо же такому случиться! - Напротив дядиного дома другой русский работяга решил построить дом по тому же проекту, что и дядя. Но не знал, видимо, что в воровскую эпоху такой дом простому трудяге не поднять За десять лет он сумел возвести только стены и покрыть крышу. Кто сам строился, знает, что это примерно только третья часть всех затрат. И дядин сосед решил продать недостроенный дом: без окон и дверей, без полов и потолков, не говоря уже о разной внутренней начинки, которой требует такой особняк.
Дом купила цыганская семья. Тут же загудели лесовозы и цементовозы, плотники шустро вставляли окна, но самое главное - уже через три дня у них звонил телефон и было все хорошо слышно, так как дом был еще без окон и дверей. И подключена линия была к нашему колодцу. Не с теми бумагами зашли мы к начальнику. Но теперь у нас появилась возможность побороться. Не много времени это заняло - всего три года, и к этому же колодцу был подключен и дом дяди. Может, и те две цыганки как - то повязали нашего кардиолога? Например, дорогими подарками к празднику? Не знаю. А потому не буду брать грех на душу. Знаю только одно: не работая в каких - нибудь конторах, тем более на заводах и фабриках, они легко вписались в наш воровской режим и зажили еще лучше, чем раньше.
Вот тут читатель подумает, что больше о цыганах писать нечего. Уверяю вас - все только впереди, и рассказ не о цыганах, а о нас, русских, что с нами стало и кем мы теперь являемся.
Все, о чем я рассказал, это личный опыт близкого контакта с этим интересным народом . Конечно, я не пишу о цыганах - писателях, об архитекторах, врачах, политиках - просто не встречал таких. В какой - то мере ответ на этот вопрос дал мне первый мой директор школы Григорий Игнатьевич Ремухов. Первое, что самое интересное, он был фронтовиком, вернулся в звании капитана и его назначили директором школы. В первые же свои каникулы я поехал в пионерский лагерь, где директором был Григорий Игнатьевич. Когда он выходил из своей директорской палатки, мальчишки сбегались глянуть на своего директора: ведь было лето сорок пятого, и вернувшихся с войны, было очень мало, тем более - офицеров. А Григорий Игнатьевич ко всему прочему был очень красив, новенькая, темнозеленая .диагоналевая офицерская форма, только без погон, но со всеми ремнями и портупеями - были на месте, он был очень строен, чуть выше среднего роста, и очень заботился о нас, детях, большинство которых осталось без отцов. И мне в пионерлагерь путевку взял дедушка, который работал у Григория Игнатьевича завхозом. С того лета судьба связала нас почти на полстолетия. Но в то лето он был для меня просто директором, хотя и знал, чей я внук. Но я не об этом.
Наш лагерь находился в двадцати километрах от города в Варзобском ущелье, точнее - в отвилке от него в небольшом ущелье, густо заросшим плодовым и деревьями и было интересно видеть, как на виноградных лозах, перебросившихся с одного дерева на другое, висели гроздья черного винограда. Мы рвали яблоки и виноград, сколько хотели, ходили с черными руками от сока кожуры грецких орехов, которые уже были близки к созреванию - еще бы месяц им повисеть - и кожура легко снималась бы. Но нам ждать было некогда: был конец августа и скоро наша последняя, третья смена, заканчивалась. Обитатели лагеря торопились вдоволь наесться фруктов и орехов. А надо заметить, что ореховым деревьям было не меньше ста лет, они были огромными, ветки начинались далеко от земли и на дерево не залезешь. Поэтому орехи сшибали камнями или палками.
И вот как - то у одного дерева добытчики орехов подняли невероятней шум. Раздавались крики: "Змея! Змея"! Я прибежал на этот гвалт и мне показали на зеленую змею средних размеров, почти распластавшуюся на широкой ветви высоко над нами, а еще выше было гнездо какой - то горной птицы. ( В городах в орешниках птицы гнезд не вьют).
Начали решать, что делать? Камнем в нее не попадешь, да к тому же вокруг была жилая зона - камень мог угодить в кого - нибудь из обитателей лагеря и проломить голову. Пионервожатый побежал к директору, чтобы посоветоваться, как спасти птенцов от змеи? А та, надо сказать, затаилась, ожидая, когда мы разойдемся. Неразумная - плохо она знала людей!
Вскоре пришел ослепительно красивый в своей форме и статный директор ( это теперь я знаю, что ему в то лето был ровно тридцать один год. В руках у него была новенькая мелкушка. Григорию Игнатьевичу сразу человек пять начали наперебой объяснять, где затаилась змея. "Ага, вижу, - сказал он. - и обернувшись к нам, не скомандовал, а просто попросил: А ну ка отойдите подальше""! Мы отодвинулись всей толпой метра на три - четыре от дерева. Григорий Игнатьевич прицелился и выстрелил. Змея упала со своей ветки. Мы подбежали и каждый был поражен: наш директор попал ей точно в голову. Авторитет его вырос в наших глазах еще выше: сразу видно, боевой офицер, а не штабист( к этому времени мы уже знали разницу между двумя видами офицеров)
А буквально через неделю он потряс нас еще одной вещью: готовился прощальный вечер с костром. И вдруг по лагерю пополз слух: директор приказал приготовить к чаю "наполеон". Кто такой Наполеон - многие из нас знали. А вот что это такое готовят на кухне под названием "наполеон", - не знал никто. Дети войны, в основном из рабочих семей, мы не помнили довоенные времена, а во время война было большой удачей наесться досыта обычного черного хлеба.
И вот вечером, наряду с другими сытными и недоступными в наших безотцовских семьях блюдами, типа варенья в вазочках к чаю, котлет, гречневой каши, фруктов не из нашего сада (персиков, например, которые не росли в нашем саду или арбузов и дынь) на блюдах принесли уже разрезанный торт "наполеон". Вы думаете, я забыл этот день? Да что вы! Вот как бы современный человек забыл день встречи с инопланетянами. Было это 28 августа 1945 года. Потом, всю жизнь, когда у нас ли в доме или у друзей, подавали к чаю торт "наполеон", я вспоминал прощальный праздничный ужин в Варзобском ущелье, который с такой выдумкой и размахом подготовил для нас, осиротевших детей, Григорий Игнатьевич Ремухов.
Шли годы Я часто бывал в школе у дедушки, где он жил в небольшой кибитушке, часто видел Григория Игнатьевича и уже когда я учился в университете, а Григорий Игнатьевич стал чуточку постарше, я обратил внимание, что у него - несколько смуглый цвет кожи. Спросил об том дедушку, который давно подружился со своим директором. И дедушка сказал мне: "Да он же цыган. Только ты не вздумай кому - нибудь говорить или спрашивать его самого - не нужно это"... Не нужно, так не нужно.
Пролетели еще лет пятнадцать. Григорий Игнатьевич был уже директором в другой школе, дедушка вышел на пенсию и мне удалось выхлопотать для него квартиру всего лишь через одну остановку от его последнего места работы, и, как понимаете, я чего - то достиг в этой грешной жизни, раз мог решать такие вопросы. Мне даже удалось расселить племянников Петра, которым советские чиновники, сломав на окраине города их поселок, предоставили на восемнадцать человек типовую трехкомнатную квартиру в панельном доме о тридцати семи метрах. Когда один из племянников спросил, почему им на такое количество народу и практически на три семьи дали только одну квартиру, ему ответили: "Все равно вы, цыгане, спите на полу, и такой площади вам хватит". Но это отдельная история.
А случилось так, что наши пути уже во взрослой жизни пересеклись с Григорием Игнатьевичем. Он был хорошим педагогом и постоянно вносил смелый предложения по улучшению образования, предоставлению педагогам большей свободы в построении уроков и так далее. Мы нередко говорили с ним на темы реформы школы, нужно ли раздельное обучение мальчиков и девочек, создание тупиковых школ, в которых детей учили бы (из - за неспособности) только до седьмого класса -тогдашнего неполного среднего образования и так далее. И вот в одну из таких бесед я спросил Григория Игнатьевича, как он, цыган по национальности, еще перед войной окончил вуз, в армии стал офицером и вот уже тридцать лет директорствует. Он вздохнул и ответил: "Это было еще во время революции. Табор наш распался, многие погибли, я отбился от табора, меня подобрала русская интеллигентная семья, а отсюда - все остальное"... Он сделал короткую паузу и попросил: "Только вы нашим цыганам ничего не говорите обо мне". - "Почему, - поинтересовался я. " Да вы что, не знаете наших? Пойдут разговоры, начнут ходить ко мне - почему я не в таборе, будут требовать, а то и угрожать" Я удивился и сказал, что в театре оперы и балета - хормейстер - молодая цыганка. И ничего, работает. Консерваторию окончила в Ташкенте. К моему удивлению, Григорий Игнатьевич сказал: "Да знаю я ее. И сам был поражен"... И, оглядевшись вокруг, словно боясь, что наш разговор кто - то услышит, продолжал: " Я тут кое - у кого интересовался, как это так получилось? Ну, тот человек мне и сказал, что местные цыгане к ней претензий не имеют. Наоборот, гордятся и даже с ее помощью хотят организовать здесь ансамбль песни и танца". Мне все стало ясно: хормейстер - это же мир музыки, в котором цыганам, наверное, нет равных
В общем, дорогие друзья, автор не без умысла рассказывал о своих личных контактах с цыганами. Отделаться общими фразами, что цыгане, мол тот народ, который гадает, поет и танцует, иногда - торгует, но не работает ни у станков на заводах и фабриках, не занимается земледелием, не водит самолеты, не связывает свою судьбу со службой в армии, даже спортом не занимается, тем же конным, хотя с лошадьми цыгане были связаны много веков, вплоть до середины ХХ века. И ведь не трусы, не пресмыкатели и наделены крепкой деловой хваткой, что не раз показывали, как меняют они род занятий, вернее добычи хлеба насущного в зависимости от сложившихся обстоятельств в окружающем их мире
Давайте вернемся теперь с середину девяностых только что ушедшего столетия. Помните, что убеждала в необходимости принять цыганку только меня? Ответ прост: хотя я и перенес инфаркт, одна из московских газет уговорила меня работать у них на договоре
Мой кардиолог знала об этом, и на всякий случай решила "убедить" журналиста, что в принципе - невозможно: любой, даже средней квалификации профессиональный журналист, обязательно постарается докопаться до корней проблемы. Но там был не тот случай, ради которого нужно было выхватывать саблю из ножен и бросаться в бой: все равно ничего не докажешь и правды тебе никто не скажет. Вот проучили же меня в Ростовском обществе по беженцам. Случилось так, что семья частями уезжала из Душанбе. С меня потребовали все паспорта взрослых, которые оказались прописанными от сельской местности в области, на Украине и даже в общежитии ДАСа в Москве. Но заверили: как только у меня будут готовы все документы, я тут же буду поставлен на учет. И вот пока я собирал документы, мне в этом обществе популярно объяснили, что мой поезд ушел и никаких льгот мне и моей семье не положено. Плюнул я на все это дело и уехал в Костромскую область к старому другу, который еще в начале шестидесятых уговаривал меня уехать с ним, доказывая мне, что рано или поздно из Азии придется уезжать. Высококлассный строитель, он вскоре после переезда получил отличную квартиру, на селе, в пяти километрах от города, построил настоящий дом, что не разрешалось по законам того времени, но он оформил на какое - то время жену в местную школу преподавать английский, она получила права колхозницы и на этом основании они построили дом. На самом деле это была настоящая зимняя дача. Потом, когда законы еще раз изменили и дачникам разрешили строить дома на селе, он перестал каждый день ездить за женой в колхоз, что зимой было очень не просто. Теперь появилась новая проблема: бомжи и просто воры зимой по нескольку раз потрошили дом. Он знал о моих злоключениях в Ростове и предложил переехать к нему в сельский дом, объясняя мне, что они и летом с женой не каждую неделю приезжают туда, а лет двадцать кряду, как выросли замуж и разъехались далеко от дома две дочери красавицы, они сдают на лето дом дачникам. Он шутил, что будет мне в зимние месяцы еще и деньги платить, как сторожу, ну а за летние - я ему, как дачник. Но все равно мы с женой будем в выигрыше, так как зима в этих краях - девять месяцев, а лето - только три.
Но, конечно, нас привлекло не дармовое жилье. Мой друг был начальником ( или владельцем?) какого - то строительного ООО, и убедил меня, что совсем рядом с городом, не дальше трех километров, поможет построить дом.
Только мы переехали в Костромскую область, как международная организация по беженцам выдала моему другу приличную сумму для помощи в строительстве жилья беженцам. Мы уже заканчивали строительство дома, как вдруг телевидение сообщило, что то самое руководство Ростовской конторы по беженцам, что отказало мне в помощи, во всю занималась денежными махинациями, выделенными для обустройства беженцев. Я позвонил в Ростов папу родственникам и они сообщили, что даже на четыре года приехавшие после меня семьи получили приличные суммы, что давало возможность купить хороший дом с огородом где - нибудь на селе и не обязательно в глухомани. За деньги, что выделяло государство, можно было бы купить даже двухкомнатную малосемейку в самом городе. Ну и что мне прикажете делать? - с больным сердцем ехать в Ростов и ходить по инстанциям, доказывая, что я - не верблюд? У меня резонно попросят удостоверение беженца, которое мне не выдали господа - взяточники, и что я скажу им в ответ? Что я жил у родственников? Прошибу ли я самое мощное изобретение человечества бюрократическую машину? И не получу ли там второй инфаркт и не повезут ли меня на Север родственники в наглухо заколоченном гробу? Плюнул я на всю эту сомнительную затею, тем более, что в доме для нас уже установили котел, пробурили скважину и устанавливали батареи отопления. Через месяц мы переехали с дачи в свой дом о трех комнатах со всеми городскими удобствами. Даже с телефоном.
И вот тут судьба снова столкнула меня с цыганами.
Несколько раз в местной прессе публиковались материалы о том, что цыгане монополизировали торговлю наркотиками в северных городах России, что на окраинах бедных русских деревень они понастроили себе особняки, что разъезжают на иномарках, а цыганская молодежь нагло ведет себя на дискотеках, из - за чего уже несколько раз вспыхивали драки между русскими ребятами и цыганами, и последние в одной из драк применили оружие и что один русский парнишка погиб. В районе чуть ли не вспыхнули антицыганские погромы, но местные власти сумели окоротить своих, русских,
Было это в каких - нибудь ста километрах от нашего городка, что по масштабам Севера - почти что рядом.
...Мы уже около года жили на новом месте, я продолжал помогать своему другу присматривать за его дачей, тем более, они в это лето уехали отдыхать куда - то на остров в Индийском океане. Наш дом находился прямо на противоположном конце района, прямой дороги к нам не было, и вместо примерно пятнадцати километров по прямой, приходилось делать крюк через соседний район километрах в сорок. Это напомнило нам наши годы в Ростовской области, когда из села Чалтырь, с верхней площадки которого был виден Азов, нам приходилось ехать через Ростов, делая крюк в шестьдесят пять километров. Ну что ж: далеко еще не все у нас удобно для людей - еще с десяток перестроек и революций - и мы заживем по - человечески.
Но меня не пугали эти наши бессмысленные русские "крюки": мало ли каких нелепиц нагородили мы в нашей стране! Просто у меня в этот день, в аккурат когда я закрывал дачу, боль в левом колене давнишнего артроза стала нестерпимой. Если кто не верит, что после шестидесяти наваливаются разные болячки, я дам простой совет: дожить до шестидесяти и чуть больше, тогда узнают, что вдруг появятся болячки, о которых еще в пятьдесят пять никто о них и подумать не мог. Впрочем, не обязательно следовать моему совету, а можно просто обратиться к опыту мудрых греков их золотого времени, они ведь уже к пятому веку до нашей эры доперли, что человек вполне дееспособен только до шестидесяти лет, а потому гражданам, достигшим такого возраста, давали пенсию.
Вот и я, памятуя достижения и наблюдения древних, почувствовав с утра легкую боль в коленном суставе, выпил таблетку деклофинака и взял на всякий случай свою трость, которую привез опять же мой друг в одну из поездок то ли в Испанию, то ли в Италию
Я вышел на межпоселковую дорогу, по которой ровно три раза в день ходил автобус: рано утром, в обед и вечером. Утренним автобусом я приехал сюда и обеденным рейсом намеревался добраться до района, а там мог попасть и на автобус ( бесплатный)., но ввиду боли в ноге, готов был заплатить и двенадцать рублей за маршрутное такси.