И если ему заблагорассудится получить женщину, получить на миг, на час, на день, на месяц или на год - он ее получит, причем именно на определенный им срок. А захочется заполучить в постель некоего талантливого подпольного режиссера - уж будьте уверены, он и его получит (Бесконечность содрогнулся от осознания неотвратимости столь очевидного положения дел, ему сделалось дурно, очень захотелось в туалет "за большим", а соответствующее место его тела - неудобно говорить, но что поделаешь! - сжалось и онемело). Но нет, не бойся, брат, в настоящий момент тебя покупают всего лишь как оператора. На твое счастье... Последнее соображение не на шутку разозлило режиссера. И в порыве праведного гнева он тут же решил окончательно и бесповоротно отвергнуть предложение гостя. Превыше всего Бесконечность ценил скрытую гармонию и эстетику человеческой души, но что за эстетика может родиться от общения с ледоколом, с этакой бездушной машиной?! Эстетика продрогших от внутреннего холода форм из стекла, бетона и стали? Нет уж, увольте! Такой на сто процентов предсказуемой евклидовой геометрией мог увлекаться в прошлом веке Чернышевский. Он мог даже воспевать ее в единственном своем жалком романе (какой там по счету сон Веры Павловны? первый? третий?). А эстетствующий киношник из нынешнего времени, из прэзэнт континиус1, как сказали бы друзья-американцы, ПО ГОРЛО сыт такими штучками. Так что ну его в пень-колоду, этого прощелыгу Зельбелова! Пусть катится отсюда колбаской по Малой Спасской, а то развел тут зело несправные прожекты, понимаете ли... - Я не могу,- сказал Бесконечность коротко, как отрезал. - Не можете или не хотите? - тотчас поспешил уточнить гость выбивая прямо на пол пепел из трубки и пряча ее. - Какая разница,- режиссер старался быть таким же непроницаемым, как посетитель. - А и правда: КАКАЯ? - нижняя часть лица гостя вновь ожила, губы на этот раз сложились бантиком.- Разницы, как вы только что весьма тонко подметили, и впрямь нет. Отсюда я заключаю, что вы НЕ ХОТИТЕ снять для меня фильм. Прекрасно. Однако я больше чем уверен, сам не знаю, ПОЧЕМУ уверен, но все упирается в оплату, а это даже не прекрасно, а просто превосходно. Итак, сколько вы хотите? Конкретно. Без стеснения. Ледокол остался ледоколом. Да, брат, ледокол - он и в Африке ледокол... Бесконечность невесело усмехнулся. Эк его занесло: ЛЕДОКОЛ В АФРИКЕ! Кому и какого хрена он там нужен?! Разве что уверенно бороздить снега на вершине Килиманджаро. Каламбурчик в худших традициях анекдотического поручика Ржевского... А все этот непотопляемый и несгораемый "танкер "Дербент", м-м-мать его!!! Но можно ругать господина Зельбелова сколько душе угодно, а ответить все равно необходимо. Это же клиент, пусть до омерзения прямолинейно-напористый, а клиент. Клиент задал вопрос, значит, необходимо ответить. Да поживей, не то гость в самом деле вообразит, что режиссер РАЗДУМЫВАЕТ над его ублюдочным предложением! И Бесконечность решился на отчаянный шаг: побить противника на его собственной территории. А что? Это же самый эффектный вид победы! Желаете знать цену, господин Зельбелов? Ладушки, будет вам сейчас цена. Только вот за подлокотники кресла покрепче возьмитесь, чтоб не упаст ь... Но для начала не мешает сделать вид, что мы кой-чего прикинули в нашем скудненьком умишке. Да-да, мы тут подумали, посоветовались с народом, так сказать, и решили... - Семьдесят две тысячи долларов,- резко сказал режиссер и тряхнул головой, изо всех сил стараясь изобразить носовое орудие крейсера "Аврора", залп из которого потряс мир. Впрочем, по хитроумному замыслу Бесконечности это еще не был собственно выстрел, а так, лязг затвора при перезаряжании. Если дражайший господин Зельбелов является никчемной "пустышкой", он и от этого зловещего звука наложит полные штаны. - За чисто операторскую работу по сценарию, на материалах, оборудовании и с актерами заказчика? - гость пока что остался совершенно невозмутимым. - Угу,- Бесконечность кивнул, не спуская глаз с собеседника. - Так мало?! - господин Зельбелов изобразил над и под непроницаемыми черными очками (при помощи вздернутых бровей и оттопыренной нижней губы) смесь полнейшего презрения, изумления и жалости. Вот тут режиссер и шарахнул крупнокалиберным фугасом, внеся небольшое, до смешного невинное уточнение: - Я, драгоценный мой господин Зельбелов, запрашиваю цену за минуту экранного времени, а не за все про все. Известна ли вам такая пикантная подробность? На самом деле подробность эта была им только что придумана в расчете на немедленный отказ господина Зельбелова от сотрудничества. Действительно, не станет же он выкладывать за вшивенькую короткометражку миллион "зелененьких"! Но отказаться от услуг Бесконечности, когда их общий знакомый ДОБИЛСЯ СВОЕГО - ай-я-яй, какой позор!.. Однако вопреки ожиданиям режиссера гость не то что не смутился, а напротив повеселел. И бодро так проговорил: - Вот это уже похоже на дело. Хотя я ожидал, что вы запросите по крайней мере тысяч сто пятьдесят, если не двести за минуту. Что ж, не хотите - как хотите. Однако я по натуре альтруист, не привыкший мелочиться, поэтому предлагаю по крайней мере округлить семьдесят две тысячи до ста. И считать будет легче. Так как насчет ста тысяч за минуту экранного времени? Не ущемляете ли вы себя в чем-либо? Подумайте хорошенько, дорогой мой. - Сто тысяч? И все мне? - пролепетал бедный режиссер. - Вам, вам одному. Судя по виденному мной материалу вы стоите таких денег. Или нет? Или да? Или как? Что говорит на этот счет ваша самокритичная совесть художника?.. Залп из носового орудия "Авроры" был холостым. Таким же оказался заряд, выпущенный Бесконечностью в гостя. Ледокол остался на плаву и с прежней лоснящейся самоуверенностью продолжал крушить заснеженные торосы наивысшей точки Африканского континента. На режиссера жалко было смотреть. Бледный, с испариной на лбу, он трясся всем телом, точно пораженный вдруг пляской святого Витта. И зачем он только вздумал сражаться на территории посетителя?! - Так вы согласны? - А какова продолжительность фильма? Предполагаемая. - Минут тридцать... минимум. Тридцать минут! Не десять, не пятнадцать и не двадцать. А ровно тридцать. ИЛИ БОЛЬШЕ!!! Тридцать помножить на сто тысяч. Три миллиона "баксов". МИНИМУМ. Такую сумму в Голливуде запросто могли бы заплатить оператору какой-нибудь вшивой "Клеопатры". Это тебе не "отстегнуть" НАШЕМУ мастеру на все руки за подпольную съемку. Точно, либо господин Зельбелов полный и законченный идиот, либо он разыгрывает режиссера. А если не разыгрывает? ВДРУГ ЭТО ПРАВДА?! Ну как тогда не согласиться, ведь все "зелененькие" - ему, ему одному и никому другому! Благо делить ни с кем не надо. А уж на эти деньги... да что там - на эти ДЕНЖИЩА он развернется на полную катушку! Размахнется, черт возьми!! Он такого на них наснимает, та-акого... Все "Оскары" загребет!!! Однако господин Зельбелов пока всего лишь произвел пустяковое сотрясение воздуха путем произнесения нескольких фраз (не считая шока, который его слова вызвали у доверчивого болвана-режиссера). Поэтому Бесконечность с трудом перевел дух и мужественно потребовал аванса. Гость улыбнулся. - Разумеется, разумеется. Ваше требование естественно. Я полагаю, половина гонорара вас устроит? - Половина - это традиционно,- согласился все еще не совсем оправившийся от потрясения режиссер. Гость неожиданно легко соскочил со стоматологического кресла, одернул полы пиджака, поправил галстук-"бабочку", подошел к двери в коридор, которую один из друзей Бесконечности, спившийся художник-авангардист разрисовал губной помадой пяти тонов, зеленкой и ежевичным вареньем (благодаря чему роспись привлекала внимание не только посетителей из числа людей, но также тараканов, ос и мух), кликнул своего телохранителя и коротко приказал: - Пятнадцать пачек. Телохранитель исчез и довольно быстро вернулся с небольшим чемоданчиком. Передавая чемоданчик Бесконечности гость этак небрежно заметил: - Как вы уже, очевидно, подсчитали, половина платы составляет ровно полтора миллиона долларов. Для удобства предварительных расчетов я прихватил крупные купюры. Вот пятнадцать пачек, в каждой сто банкнот достоинством в тысячу американских долларов. Проверьте. Бесконечность раскрыл чемоданчик. В нижней части его действительно помещались аккуратно сложенные и по всем правилам обандероленные стотысячные пачки "зелененьких". Режиссер не то что деньги в пачках не стал пересчитывать, но и до самих пачек не дотронулся. Лишь отметил про себя, что в чемоданчике могло бы поместиться ГОРАЗДО БОЛЬШЕ таких вот бандеролек. - Плата могла быть повыше, тогда и пригодилось бы пустое место,- словно отвечая на его мысли произнес господин Зельбелов, вновь располагаясь в гостевом кресле.- Но все по-прежнему зависит от вас. Поглядим еще, что вы запоете на съемках. Возможно, первоначальная цена вас и не устроит. Бесконечность насторожился. Как это "еще посмотрим"?! Что за съемки такие? Неуж-то гость заранее рассчитывает, что нанятый оператор не удовольствуется обещанной суммой... - Кстати, дорогой мой, почему бы вам не убедиться в подлинности этих бумаженций? Как знать, вдруг я подсунул вам фальшивку. Так что не стесняйтесь, со мной это совершенно излишне. - Никогда не держал в руках ни единой "штуки",- пролепетал Бесконечность. - Так вы не знаете даже, как выглядит тысяча и какой президент на ней изображен? Бедняга,- гость понимающе кивнул.- Сочувствую вам. В этих краях такая купюра - редкость, согласен. Существует даже клуб обладателей тысячедолларовок. - А вы его президент, не иначе,- попытался пошутить режиссер. Немедленно над левым стеклом очков господина Зельбелова выгнулась бровь, и он отчеканил медленно и чрезвычайно внятно: - Попрошу заметить на будущее: я ни с кем, я сам по себе. Покрепче зазубрите это простое правило. И ни в какие дурацкие клубы или там объединения я не входил, не вхожу и входить не буду. Пересчитывайте "баксы", черт возьми, и к делу. Хватит болтать. Господин Зельбелов был просто до неприличия прав: Бесконечность держал на коленях по крайней мере половину будущих "Мастеров и Маргарит", "Гамлетов" и "Звероферм", и к этой половине следовало отнестись с должным уважением. Как-никак, а зеленоватые бумажки олицетворяли будущие шедевры. Временно замещали их, так сказать. И перед лицом этой правды всевозможные "выверты" и "прикиды", как-то длинные волосы, стул на колесиках с каской под сидением, стоматологическое кресло и расписанная невообразимыми узорами дверь показались вдруг режиссеру донельзя глупыми и пошлыми. Ему сделалось очень стыдно перед посетителем. Стыдно было принимать клиента такого масштаба подобным образом и в подобной обстановке. Но что поделаешь! Бесконечность был не в силах отмотать назад пленку времени и хоть как-то облагородить собственную студию. Вместо этого он просто внял совету господина Зельбелова и принялся покорно разрывать обернутые вокруг пачек ленты, рассматривать на свет, ощупывать купюры, хрустеть ими, водить подушечкой указательного пальца по ребру. Хотя в то же время режиссер прекрасно осознавал, что поведение его донельзя глупое: в самом деле, как можно убедиться в подлинности того, чего раньше и в глаза не видел и что неизвестно как проверять?! Бумага, допустим, может быть настоящая, а красивая картинка на ней фальшивой... Лишь в одном он смог убедиться достоверно: в чемоданчике действительно лежит полторы тысячи банкнот с НОВОЙ ПРЕЗИДЕНТСКОЙ МОРДОЙ, и на всех этих бумажках, похоже, разные номера, так что их по крайней мере подделывали основательно... если подделывали. А мысль о подделке возникала. Бумажки-то все до единой новехонькие, ни разу не перегнутые, без единой морщинки и изъяна... В конце концов Бесконечность был вынужден прекратить заведомо бесплодные попытки распознать, "липа" у него в руках или нет и капитулировать в довольно позорной форме. - Знаете, господин Зельбелов, я еще ни разу в жизни не держал тысячу "баксов" одной бумажкой, я вам говорил. Чего ж тут проверять? - убитым голосом сообщил режиссер. И куда только девался из его речи эпитет "драгоценный мой", которым он наградил сегодняшнего гостя! Даже сам псевдоним "БЕСКОНЕЧНОСТЬ", взятый им еще в начале режиссерской карьеры, был, пожалуй, слишком уж напыщенным. А сидение стула на колесиках почти ощутимо жгло бедра и зад, точно в каску кто-то всыпал пригоршню раскаленных угольков! Отвратительно, все мерзко!.. Посетитель прекрасно понял душевное состояние режиссера и поспешил воспользоваться его смятением, притворившись для начала этаким любящим заботливым папашей. - Ну-ну, не волнуйтесь, не волнуйтесь,- ласково заговорил он.- Я ценю откровенность и ни в коем случае не собираюсь обманывать ваши ожидания. Купюры самые подлинные, все до единой. БОЛЕЕ ПОДЛИННЫХ просто не бывает. Если хотите, по дороге можем заехать в какой-нибудь супермаркет. Купите там что-либо. Или в банк завернем. Главное, не стесняйтесь, дорогой мой. Излитая на Бесконечность бочка меда содержала небольшую, и, пожалуй, традиционную в подобных случаях ложку дегтя. Правда, "пациент" с превеликим удовольствием скушал огромную порцию коварной отравы и даже не поморщился. Значит, не понял... - А можете весь аванс оставить в таком виде. Крупные купюры особенно подходят для хранения. А остальное я велю выдать более мелкими, более привычными "сотками" либо "полтинами", если пожелаете. Хотя это уже с трудом влезет в чемоданчик... Ладно, что-нибудь да придумаем. А покамест поехали работать. Хватит штаны просиживать. Вот и открылся под великолепной приманкой тривиальный крючок. И Бесконечность мигом насторожился. - Эт-то как? Это мы немедленно начнем работать, что ли? - спросил он недоверчиво. Очень уж подозрительной казалась подобная поспешность. - А чего тянуть,- бодро сказал гость.- Разве даром я плачу вам три миллиона в твердой валюте? Признайтесь, это хорошие деньги. Тем более ДЛЯ ВАС ОДНОГО. Ни с кем делить не надо. Так что поехали ко мне, там и приступим к делу. И без разговоров! Все. Аргумент о ЕДИНОЛИЧНОСТИ ПОЛУЧАТЕЛЯ подействовал безотказно. Согласился дорого продаться, так и выполняй все прихоти того, кто платит и соответственно "заказывает музыку". И если плата действительно щедрая, изволь отплясывать лезгинку или тарантеллу, когда приказывают побыстрее. Велят на руках- танцуй на руках, прикажут на ушах - значит, валяй на ушах. Аллегро, мальчик! Решив немедленно продемонстрировать образцово-пионерскую готовность к исполнению любого задания Бесконечность даже не стал аккуратно укладывать ТАКИЕ деньги, оставив их лежать на дне чемоданчика вперемешку с обрывками оберточных полос бумаги. Он просто захлопнул крышку чемоданчика, отнес его в заднюю комнатушку (бывшую щитовую), запер в сейф, находившийся внутри бывшего силового шкафа, вдоль и поперек испещренного надписями вроде "Не влезай, убьет!" и "Стой! Опасно для жизни", вернулся к гостю и в унисон ему этак бодренько воскликнул: - Что ж, ехать, так ехать! Господин Зельбелов пригладил бородку, кивнул... На мгновение непроницаемо-черные стекла его очков отразили свет люстры, и режиссеру почудилось, что это сами глаза гостя сверкнули. Нехорошо так сверкнули, зло, хищно, кровожадно. Даже сквозь непроницаемые стекла была заметна эта вспышка. Впрочем, то все игра бликов, а еще больше - воображения, растрепанных фантазией и неожиданным, необычным, неправдоподобным во всех отношениях заказом нервов. Ну кивнул тебе человек, ну что тут такого? Кивни и ты. Бесконечность также наклонил голову и слегка согнулся, словно занимая позицию для прыжка. Гость поднял подлокотник стоматологического кресла, встал и коротко бросив через плечо: "Пошли",- направился к размалеванной двери. Режиссер послушно засеменил следом. В прихожей друг напротив друга сидели два телохранителя. ДВЕ ВЕРНЫЕ СОБАКИ, так сказать. Телохранитель гостя молча поднялся навстречу ему, пропустил вперед себя хозяина и режиссера и пристроился сзади. Своему же охраннику Бесконечность сказал, что срочно уезжает работать "на заказ" и вернется скорее всего завтра. - Мы вообще-то и за сегодня управимся,- сказал режиссеру господин Зельбелов, едва они вышли на улицу.- Но вам, разумеется, захочется отдохнуть после тяжелой работы. Так что вы правы, ЗАВТРА. "Неуж-то этот жук воображает, что хороший фильм можно отснять в течение полусуток?! Ну и пижон!" - подумал Бесконечность щурясь от яркого солнечного света, когда они вышли из темной подворотни на тихую улочку. Однако воспоминание о щедрости господина Зельбелова заставило его держать язык за зубами, а пренебрежительное раздражение, какое появляется в душе истинного профессионала при виде неумелых и необдуманных действий дилетанта-любителя - в самых потаенных глубинах души. В конце концов, кто его, господина Зельбелова, знает, может, действительно можно отснять какую угодно ерунду за пару часиков, раз тебе платят та-акие денжища, и быть свободным... Только все равно и подозрительно, и слишком уж невероятно. Огромный черный лимузин гостя был припаркован на бульваре за углом. Шофер вежливо улыбнулся и приглашающе распахнул заднюю дверцу автомобиля. Господин Зельбелов легонько подтолкнул режиссера к машине, и когда Бесконечность забрался в салон, сел сам. Тут режиссер обнаружил, что зеркальные снаружи стекла машины изнутри такие же непроницаемо-черные, как очки господина Зельбелова, а потому не удержался от вопроса. - Все те же меры предосторожности,- бесцветно- ровным голосом пояснил господин Зельбелов.- Поймите же наконец, я ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы видели, куда мы направляемся. Мой дом... м-м-м, как бы правильнее выразиться, тэк-тэк-тэкс-с...- он немного помолчал, потеребил кончик бородки и найдя наконец нужное определение пояснил: - Да, так вот, мой дом ЗАКРЫТОГО типа, туда попасть не так-то просто. А кто захочет сунуться ко мне без спроса... - Тот останется без носа,- решил пошутить Бесконечность, вспомнив детскую присказку. Он даже расхохотался немедленно собственной шутке. Зря, кстати, расхохотался, потому что собеседник сохранил ледяное равнодушие, даже бровью не повел, и показная веселость режиссера выглядела поэтому совершенно неуместной. - Кто захочет сунуться без спроса, невовремя, тот мог бы счесть за счастье остаться ВСЕГО ЛИШЬ без носа. На самом же деле он просто не вернется назад,- докончил свою мысль господин Зельбелов, терпеливо дождавшийся, когда же Бесконечность выдавит из себя последнее натужное "хи-хи". Режиссер посмотрел на собеседника и поспешил отвести глаза, так как понял: тот ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не шутит. Господин Зельбелов между тем отдал шоферу негромкое распоряжение: "Трогай",- повертев блестящую никелированную рукоятку отгородил заднюю часть машины от водительской кабины опять же непроницаемым для света стеклом и прокомментировал свое действие следующим образом: - Ну вот, теперь вы ничего не увидите, а водитель и охранник не увидят вас, но не волнуйтесь, это для вашей же безопасности. Итак, Бесконечность оказался совершенно закупоренным в салоне лимузина заодно с владельцем машины, точно сардина, вместе с товарками угодившая на свою беду в консервную банку. Хотя, надо признать, здесь было больше удобств, нежели в тривиальной жестянке: все кругом мягкое, звукопоглощающее, приятных глазу серо-голубых тонов. Гул мотора, гудки встречных машин, скрип колес и тормозов, свистки постовых, крики и прочие шумы городских улиц почти не проникали сюда. Автомобиль набирал и сбавлял скорость, поворачивал чрезвычайно плавно, почти неощутимо. Господин Зельбелов таинственно молчал. В такой обстановке Бесконечность очень скоро утратил всякое ощущение не только пространства, но и времени... хотя КАК СКОРО? За четверть часа? За час? За минуту? Режиссер украдкой взглянул на свои наручные часы, однако с разочарованием убедился, что их циферблат "ослеп". Вот досада! И собирался же поменять батарейки еще на прошлой неделе, да все ждал, тянул, чтоб старые до конца выработали ресурс. Вот и дождался. Идиот. - Вы не скажете, который час? - осторожно осведомился он у господина Зельбелова, развалившегося рядом на сидении. - Вас интересуют такие мелочи,- не то констатировал, не то задал ответный вопрос господин Зельбелов. Режиссер по непонятной причине смутился, словно столь невинное проявление любопытства на деле было деянием крайне неприличным, вроде обнажения интимных частей тела на центральной городской площади в час-пик. О, это смущение весьма красноречиво свидетельствовало, до какой степени Бесконечность выбит из колеи последними событиями! Тем более был он не простым обывателем, а эстетствующим киношником, чуть ли не авангардистом, а потому запросто мог навоображать и наснимать та-акого... Хотя бы пронять его чем-либо было чрезвычайно непросто, не то что смутить НАСТОЛЬКО. - А-а-а... вы по национальности кто? Болгарин? Господин Зельбелов молча наставил на режиссера непроницаемые очки. Только тут до бедолаги дошло, что если предыдущий вопрос был по какой-то загадочной причине неприличным, то неприкрытая попытка выяснить национальность работодателя есть отвратительнейшая, грубейшая бестактность и дичайшее бесстыдство. Бесконечность мигом вспотел от макушки до пят, жалобно пролепетал: - Да нет, что вы... Да не подумайте чего, это я так... к слову пришлось. Фамилия у вас на "ов", но нерусская какая-то, вот я и подумал, может статься, болгарская? Интересно ведь. Вот и все. А я ничего, так,- и выжидательно застыл с разинутым ртом. К несказанной радости режиссера господин Зельбелов отнесся к этой его выходке гораздо более снисходительно, чем к вопросу о времени. Губы под черными очками растянулись в поощрительной улыбке, холеная рука легла на плечо Бесконечности, ласково потрепала его... и господин Зельбелов НЕЖНО ПРОВОРКОВАЛ: - Болгарин я, болгарин. Совершенно верно. У нас там целое болгарское поселение. Последняя трансформация господина Зельбелова окончательно доконала режиссера. Он не попытался даже выяснить, что за странный адрес у болгарского поселения: "ТАМ У НАС". Он просто на всякий случай отодвинулся подальше от собеседника и молчал всю оставшуюся дорогу. Дабы еще какую-нибудь глупость не сморозить невзначай. Нет, ну надо же, в самом-то деле: национальность пошел выяснять! И у кого, главное?! У деньгоплательщика!!! Да кто ты такой есть? Контрразведчик? Сексот? Ку-клукс-клановец? Неандерталец ты немытый, недорезанный, недостреленный из рогатки в семнадцатом году при взятии Рейхстага Наполеоном на поле Ватерлоо, ублюдок, рожденный Штирлицем от Мюллера в тайных казематах Третьей республики, засранец и деревенщина нечесанная. Одним словом, козел. Ясное дело, что пребывание в высшей степени минорном настроении способствовало быстрому истощению душевных сил режиссера. Он просто не представлял, как будет теперь снимать фильм. Он вообще не мог полноценно работать после случившегося! Лучше всего было прямо сейчас взять да отказаться от предложения. А аванс?! Полтора миллиона "зелененьких" остались в конторе, значит, работай, парень... Бесконечность смежил веки, устало откинулся на спинку мягчайшего сидения и попытался думать о чем-либо приятном. Например, о второй половине гонорара, которую он возьмет уже не неизвестными заморскими "штуками", а знакомыми "стольниками", на которых напечатан укротитель молнии старина Франклин. Или о "Лолите", которую, пожалуй, следует снять в первую очередь. Столь замечательные мысли убаюкивали, тем более что устал режиссер до невозможности. Он и не сопротивлялся тихо подкравшейся дреме. Не худо и поспать, раз нельзя ни в окно поглядеть, ни потолковать по душам со спутником... Бесконечность просыпался всего пару раз. Однажды режиссеру показалось, что автомобиль плавно скользит вниз по наклонной плоскости, потому что он начал слегка сползать с сидения вперед, как корабль со стапеля, а никакого ускорения расслабленное тело не чувствовало. Но скорее всего то была всего-навсего комбинация дремотной фантазии с какими-то причудами вестибулярного аппарата, потому что насколько Бесконечность знал окружающую город местность, ровную как барабан, съезжать с горы здесь было просто негде и некуда. В другой раз его одолело нечто вроде приступа клаустрофобии. Режиссеру почудилось, что едет он не в лимузине, а в запаянном цинковом гробу, что безжизненно замерший рядом господин Зельбелов вовсе и не господин никакой, а бездушный восковой манекен вроде фигур мадам Тюссо и что катят они не по шоссе, а по рельсам, ведущим прямо в печь крематория. Еще немного - и раскалится обшивка салона, поплывет, оплавится, как кусок масла на сковороде, лопнут стекла, вырвутся со всех сторон языки адского пламени, спутник его вспыхнет гигантской свечой, запахнет палеными волосами, горелым мясом... Вот уже делается душно... Бесконечность вцепился пальцами в ворот рубахи, рванул его изо всех сил... ...И проснулся. - Вот мы и на месте. Выходите. Недоумевающе моргая режиссер уставился на свою левую руку, крепко сжимавшую выдранную "с мясом" перламутровую пуговку. Вот так сны снятся современной творческой интеллигенции, на свою больную голову схлестнувшейся с "денежными мешками"! Ничего себе сны, растуды тебя в качель, в карусель и в чайник. Приехали кошмарики на воздушном шарике... - Выходите, выходите. Прошу. Наниматель-работодатель (или как там его еще назвать) уже выбрался из машины и стоя рядом с открытой дверцей приглашающе манил режиссера к себе, не выказывая впрочем ни малейших признаков нетерпения либо раздражения его неповоротливостью. Просто надо вылезать, конечная станция, поезд дальше не идет... Бесконечность тряхнул головой, пытаясь окончательно вырваться из плена сновидений, отбросил назад упавшую на глаза челку и послушно подчинился мановению хозяйской руки. Оказалось, что шофер с телохранителем исчезли неведомо куда, что автомобиль стоит в расширенном освещенном конце длинного темного туннеля, а в двух десятках метров впереди находится распахнутая настежь двустворчатая резная дверь, за которой виднеется залитый ровным розовым сиянием коридор.