Тамара с трудом понимала, чего хочет от нее этот молодой человек. Почему его лицо то и дело искажается гримасой нетерпения.
   — Я уже все рассказала, — обреченно повторяла она и размазывала по лицу слезы чужим наглаженным платком.
   Но чистенький мальчик никак не хотел оставить ее в покое.
   — Еще пять минут, Тамара Аркадьевна. Пожалуйста, возьмите себя в руки — и мы закончим наш разговор…
   «Мне теперь не о чем говорить. Ни с кем. Ни о чем».
   А опер тем временем терпеливо повторял вопрос:
   — Вы мне так и не объяснили… Почему вы оказались на даче, а ваш супруг остался дома? Такое бывает часто?
   «Такого больше не будет. Никогда».
   Слезы текли сами собой, смешивались с водой, вода становилась соленой.
   — Пожалуйста, Тамара Аркадьевна. Возьмите себя в руки. — Мальчик тактично отворачивался, чтоб не видеть ее рыданий.
   «Он все равно не отстанет…» И она выдавила:
   — Обычно мы ездили вместе… Но в этот раз он сказал, что ему нужно побыть дома. Срочная работа.
   — Что за работа? — вскинулся юноша.
   — Господи, ну откуда же я знаю! Говорила же вам: он никогда ничего не рассказывал.
   — Хорошо, Тамара Аркадьевна. — Мальчик сделал очередную отметку в блокнотике. — Итак, вы приехали с дачи рано. — Он сверился со своими записями. — Если быть точным — в семь тридцать утра. Скажите, пожалуйста, — с чем связана такая спешка?
   Его глаза впились в нее, как пиявки.
   «Он подозревает меня, — поняла Тамара. — Ищет, за что бы зацепиться».
   Ей вспомнилось, как муж говорил про таких — молодых и бестолковых: «Роют они, роют, да только ничего не нароют!»
   — Я соскучилась по нему, — ответила она мальчику. — И решила приехать. Покормить мужа завтраком. Он же никогда сам не поест, если его не покормишь…
   — Значит, вы, — юноша недоверчиво уставился ей в лицо, — специально ехали из Краскова.., двадцать минут только на электричке.., чтобы приготовить мужу завтрак?
   — Да, именно так, — устало ответила она. — И еще я думала: может, удастся уговорить его поехать со мной на дачу… Он сказал, что в субботу — никак, а в воскресенье — может быть…
   И она добавила то, что ее муж, будь он жив безусловно, назвал бы лишней информацией:
   — Господи, почему я его не уговорила?! Почему не настояла?! Ведь если бы.., если бы мы уехали оба…
   Тамара снова заплакала, закрыла лицо руками.
   Сквозь слезы выдавила:
   — Пожалуйста.., оставьте меня в покое…
   — Тамара Аркадьевна. Тамара Аркадьевна… — не отставал милиционерчик.
   Он аккуратно взял ее за плечо.
   — Ну что?! Что еще вам?!
   — Звонит телефон. Пожалуйста, ответьте.
* * *
   Танюшка, любимица, как-то спросила отчима:
   — Валерочка! А вот ты беситься умеешь?
   — Я — что? — не понял он.
   Она со смехом пояснила:
   — Да удивляюсь я, что ты всегда такой флегматичный. Неужели ты никогда не психуешь? Не пинаешь мебель, не бьешь посуду?
   — Нет. А зачем? — искренне удивился Ходасевич.
   — Ну, как же, — недоумевала Таня. — Это ведь лучший способ снять стресс. Я вот, между прочим, старую посуду никогда не выбрасываю. Держу на специальной полке. А когда разозлюсь — расколачиваю ее о стены. Попробуй сам!
   Валерий Петрович тогда только посмеялся над Таниным способом снятия стресса. И даже стал откладывать для нее треснутую посуду — пусть бьет, если нравится. Но сам, конечно, бить не пробовал. Дикость какая-то. Есть способы куда цивилизованней: размеренное дыхание, медленный счет от одного до пяти, массаж точек у оснований большого и указательного Но сейчас ни один из проверенных способов не помогал.
   В ушах звучал голос Тамары Гаранян — монотонный, подавленный, безнадежный: «Они убили его, Валерочка! Убили!»
   Валерий Петрович с отвращением смотрел на телефон.
   Ему ведь пришлось расспрашивать ее.., задавать наводящие вопросы.., уточнять детали… Тамара отвечала послушно, будто запрограммированный на вежливые ответы робот. И все время плакала, плакала…
   — Я приеду к тебе, — пообещал Валерий Петрович, и от этого обещания на душе тоже стало тошно.
   Потому что он отчетливо понимал: в ближайшее время у Тамары он появиться не сможет..
   Не обнимет ее, не утешит…
   Ходасевич знал: ему нужно выкинуть из головы Тамару Гаранян.
   И друга Армена Гараняна — тоже.
   Убитого Гараняна.
   Но ему надо было освободиться от горя и от чувства вины. И думать только о себе. О том, как уцелеть самому, пока еще не стало слишком поздно.
   Уцелеть.
   Разгадать.
   Найти.
   Отомстить.
   Вот как много всего ему предстояло сделать. Причем в ближайшее время.
   Но мысли сами по себе непрошено соскакивали к Гаранянам.
   "Сколько они прожили вместе? Их сыну уже за тридцать… Внуки в школу пошли… Но Тамара до сих пор всегда наряжалась к приходу мужа. И вставала в шесть утра для того, чтобы приготовить ему завтрак.
   А Гаранян, подвыпив на семейных сабантуйчиках, уверял, что они, как в сказке, умрут с Тамарой в один день.
   И когда та смущенно краснела, ехидно добавлял: «Потому что я без нее просто с голоду погибну…»
   Нет, не может он не думать про погибшего Гараняна. И про его несчастную жену…
   Валерий Петрович огляделся. В чахлом скверике было совсем пустынно. Народ здесь соберется только к вечеру — тогда все лавочки займут любители пива.
   А сейчас только ветер ворошит обрывки газет да в помойном ящике копается парочка кошек.
   Ходасевич прицелился.., размахнулся — и швырнул мобильный телефон в помойный ящик, поверх кошачьих голов.
   Возмущенный визг линялых тварей его порадовал, и на душе сразу стало как-то полегче. Да, в Танином способе что-то есть… Будем считать, что стресс он снял.
   Сработает ли вторая часть его плана?
   Валерий Петрович поднялся с лавочки и тяжело пошагал в сторону метро. Он знал, что сквер прекрасно просматривается из окон вестибюля метро…
* * *
   «Девятка» с затемненными стеклами подъехала к скверу через двенадцать минут. Машину, в нарушение всех правил, бросили, не запарковав, прямо на дороге.
   Так делают только очень уверенные в себе товарищи.
   Уверенные в своем праве.
   Из автомобиля вышли трое хмурых мужчин.
   Их выправка и то, как они шли — привычно-профессионально страхуя друг друга, — не оставляли никаких сомнений в роде их занятий. К тому же все трое были в широких рубахах навыпуск. Под такими легко помещались, не просматриваясь, кобуры. Или заткнутые за пояс пистолеты.
   Молодые люди прямиком направились в сторону помойного ящика.
   Того самого ящика, куда он только что зашвырнул свой мобильник…
   Других доказательств Валерию Петровичу не требовалось.
   Он показал сонной контролерше пенсионное удостоверение и ступил на эскалатор.

Глава 2

    Шестое июля, воскресенье.
    День
 
   Таня смотрела на отчима, словно на бога. Или, по крайней мере, как на Джеймса Бонда. Она не скрывала своего восхищения.
   — Ну, Валера, ты и выдал! — проговорила она.
   — Не понимаю, чему ты радуешься, — буркнул Ходасевич.
   — А я картинку представила: как ты по эскалатору бежишь. Со всех ног. Скрываешься с места происшествия. — Татьяна не удержалась и фыркнула:
   — А вдруг бы он под твоим весом обрушился?!
   — Я не бежал, — слабо улыбнулся Валерий Петрович. — Во-первых, потому что не люблю физическую активность — в любых ее формах. А во-вторых, бегущий человек вызывает подозрения. А толстый и бегущий — тем более.. Ладно, отставить смех. У тебя есть предложения, что делать дальше?
   Вот так так! Великий всезнающий отчим спрашивает у нее совета! Таню это порадовало.
   — А что делать? Влип ты по самые уши. Мотать тебе надо. Куда подальше.
   Отчим пожал плечами, усмехнулся:
   — Мотать, говоришь?
   — Ну да. Куда-нибудь за границу. На Кипр, например. Туда самолеты каждый день летают, и виза пока не нужна.
   — Идея, конечно, хорошая. Только дальше что?
   — А что дальше? Пересидишь, пока все успокоится, а потом вернешься. Свежий и отдохнувший. На Кипре хорошо — цветы, море, девушки, мистрали…
   — Ну, в мистралях, допустим, ничего хорошего нет, — протянул Валера.
   «Неужели согласится?»
   Таня тут же засуетилась:
   — Кредитка у меня с собой. Там тысячи полторы долларов. На первое время тебе хватит, а потом я еще подошлю. По «Америкэн экспресс». Сейчас позвоним в справочную, узнаем, когда ближайший рейс…
   Она выудила из сумочки телефон.
   Валера осторожно придержал ее за локоть:
   — Отставить, Танюшка. Мы с тобой (опять это греющее душу «с тобой»'.) не учли одно обстоятельство…
   — Думаешь, на границе могут тормознуть? — догадалась она.
   — Не в этом дело, — еле заметно поморщился Валера. И объяснил:
   — Я, конечно, могу скрыться. На Кипр, в Стамбул или куда угодно. Но.., вот ты… Ты сама бы в такой ситуации что сделала?
   — Убежала, — быстро сказала Таня. — Самый разумный выход. Лежишь на пляже — а проблема сама рассасывается…
   Отчим усмехнулся:
   — А если так и не рассосется? Нет, Танюшка, Кипр — это не выход. А вот если бы ты мне в Москве укромное местечко нашла… Желательно — с телефоном.
   — Ты решил все это так не оставить, — вздохнула она. — Будешь бороться.
   — Да. Буду, — кивнул Ходасевич.
   — Но зачем? — спросила Таня.
   — А ты? Ты бы на моем месте оставила все как есть? — пожал плечами отчим.
   — Но силы-то неравные! — воскликнула она. — Коцнут тебя, Валера, — и вся любовь.
   Замечания по поводу жаргонного слова «коцнуть» отчим ей делать не стал. Наоборот — использовал его сам:
   — Если сил у них достаточно, они меня где угодно коцнут. И на Кипре достанут. Тем более «левого» паспорта у меня нет… И сделать я его сейчас не смогу.
   — Давай я это попробую устроить, — в азарте предложила Таня.
   Отчим только рукой махнул:
   — Устроить? Ты?.. Детский сад! Нет, Татьяна. Я в Москве останусь.
   — Да куда тебе с ними тягаться?! Ты, говоришь, через сколько они приехали после того, как ты телефон выкинул? Через десять минут? Через пять?
   — Нет, Таня, — повторил отчим. — Я останусь. Мне нужно узнать, почему моего друга убили. И кто.
   Таня только рукой махнула:
   — Ладно, не продолжай. Тебя разве переспоришь.
   Только, чур, уговор: я буду тебе помогать.
   Валера, кажется, хотел возразить. Но перехватил решительный взгляд падчерицы и покорно сказал:
   — Хорошо. Помогай. Я тебе уже говорил: мне нужно укрытие. Жилье с телефоном. Цивилизованное, но чтобы без любопытных соседей. Может, мне квартиру снять? Есть в Москве такие фирмы, которые в тот же день жилье могут найти?
   — Есть-то они есть… — возразила Таня. — Но, во-первых, эти фирмы обещают много, а делают мало.
   А во-вторых, туда нужно с паспортом идти. Твоим или моим. Как я поняла, это нас с тобой не устраивает…
   — Да, лучше бы без паспорта, — согласился Валера. — Частным порядком.
   — Вот я и думаю… Слушай.., а как ты относишься к загородной жизни?
   Могла бы не спрашивать: Валера тут же скривился.
   Дачник из него был никудышный — или просто дача у отчима была не правильная?
   Балерин загородный домик находился в Абрамцеве. Симпатичная деревянная дачка на большом ухоженном участке. На Танин взгляд, туда можно ездить из-за одних сосен — величественных вековых красавиц.
   А чего стоили кусты малины, которые росли вдоль забора из сетки-рабицы? А пруд с симпатичными лягушками — идти до него всего-то метров сто?
   Но отчим соснами не восхищался, малину не собирал и на пруд не ходил. Зато каждый поход в уличный туалет превращался для него в пытку. А визит к колодцу он приравнивал к подвигу.
   — Где ты видела дачи с телефонами?
   — Ну и темный же ты, Валерочка! — фыркнула Таня. — Во-первых, мобильники уже давно работают во всем Подмосковье. Во-вторых, в нормальных коттеджах — и московские телефоны есть. А насчет удобств…
   Я же тебе не дачу предлагаю, а настоящую загородную жизнь.
* * *
   Загородную жизнь Тане навязал начальник — генеральный директор агентства «Пятая власть». Он оставил ее «на хозяйстве», уведомил, что «за агентство она теперь отвечает головой», и убыл на Мальдивы, греть пузо на белом песочке.
   Перед тем как уехать в отпуск, генеральный вызвал Садовникову в свой кабинет.
   — Опять будете ЦУ давать? — Таня надеялась, что шеф не заметил, как она скривилась.
   — Нет, — обрадовал ее босс. — У меня к тебе, так сказать, частное поручение.
   Он торжественно распахнул барсетку и вручил ей ключи:
   — Вот, держи. Это от моего коттеджа. Будет куда на выходные съездить.
   — Да уж, это великая честь, — искренне оценила Татьяна.
   Про коттедж начальника в агентстве давно ходили легенды. Строил он его долго, лет десять — с начала девяностых годов. И наворотил, по слухам, самую настоящую виллу. Рассказывали про джакузи, зимний сад со стеклянной крышей и фонтан с золотыми рыбками.
   Правда, своими глазами это богатство никто из тружеников «Пятой власти» не видел — туда приглашались только важные клиенты, друзья-партнеры и «крышующие» чиновники.
   А поглядеть, верно, было на что. Вон даже ключи — и те необычные: Таня удивленно разглядывала серебряный брелок, на котором болтались пластиковые карточки, похожие на кредитки.
   Она иронически спросила тогда генерального:
   — Чем я это заслужила?
   Шеф патетически ответил:
   — Безупречным поведением. И потом, мне нужно, чтобы за коттеджем кто-то присматривал. Рыб в фонтане кормил. И мне почему-то кажется, что именно ты не будешь устраивать там пьяных оргий.
   — Решили сэкономить на прислуге, — усмехнулась Таня. Но ключи приняла. — Спасибо, конечно, за оказанное мне высокое доверие, — поблагодарила она. — А часто этих ваших рыб нужно кормить?
   — Нечасто. Два раза в неделю. — Начальник не удержался и добавил:
   — В свободное от основной работы время.
   — Минуточку, — съехидничала Татьяна. — Не поняла: кто я теперь — экономка или креативный директор?.
   — Отдавай ключи, — вздохнул генеральный.
   — Ладно, не волнуйтесь, — Таня дала задний ход. — Никто не пострадает. Ни работа, ни рыбки.
   Хотя рыбки, наверное, все же страдали. Только не могли об этом никому сказать. Работы в последние дни у Татьяны было столько, что золотистым красавицам приходилось голодать. В последний раз она выбиралась в особняк пять дней назад. Вбухнула рыбам полбанки сухого корма, полчасика повалялась в шезлонге — и помчалась обратно, в Москву: назавтра с раннего утра предстояли переговоры…
   — В общем, диспозиция такая, — рассказывала Таня своему отчиму Валерию Петровичу. — Это закрытый поселок на берегу водохранилища. Въезд по пропускам, охрана с ружьями, и собак — целое стадо.
   — Стая, — машинально поправил Валера.
   — Именно стадо! — не согласилась Татьяна и пояснила:
   — Потому что они очень добрые. Гавкают, а сами хвостами виляют… Ну, вот. Домик, по местным меркам, маленький: триста квадратов. Но все удобства, конечно, есть. И душ с сортиром, и стиралка, и посудомоечная машина. А, еще джакузи имеется, — она окинула Валеру оценивающим взглядом, — только ты туда, пожалуй, не поместишься…
   — Далеко это от Москвы? — с интересом спросил Валера.
   — Два шага. То есть километров двадцать. За полчаса домчимся, если пробок не будет.
   — Приемлемо, — кивнул Валера. — А когда твой начальник возвращается?
   — Не скоро. Он отпуск сразу за два года взял.
   — Как там с питанием?
   Даже в таких, прямо скажем, экстремальных условиях Валерий Петрович умудрился подумать о пропитании.
   — С голоду не помрешь, — заверила его Таня. — Правда, в самом поселке есть только палаточка, но там и кофе, и хлеб, и фрукты — в общем, на первое время хватит. А основную еду я тебе из города привезу.
   По списку или по своему усмотрению.
   — Но телефона, конечно, нет, — констатировал Валера.
   — Обижаешь! — фыркнула Таня. — Полно там телефонов — по аппарату в каждой комнате. Шеф специально так сделал: сидит в зимнем саду или у камина и названивает нам в агентство, демонстрирует полный контроль.
   — Да, роскошное лежбище. — Валера поднялся с лавочки. — Поехали.
* * *
   Таня очень боялась, что когда отчим разместится в особняке, то вежливо отошлет ее прочь: езжай, мол, Танюшка, продолжай свое совещание — не буду тебе мешать. Но уезжать не хотелось, и она таскала Валеру по всем комнатам. Заставляла его любоваться видом на водохранилище, где на рейде дремали яхты. Водила в зимний сад и просила «проверить на прочность» плетеное кресло. Показывала, как включать водонагреватель.
   Однако Валера конца экскурсии не дождался.
   — Спасибо, Танюшка, хватит. Я сам во всем разберусь. А к тебе у меня есть еще одно поручение.
   Танино сердце радостно трепыхнулось. Она успела подумать: «Во, как интересно! Когда на работе мне генеральный что-то поручает — я злюсь, хотя мне там и зарплату платят. А когда Валера о чем-то просит, наоборот, радуюсь…»
   Отчим словно прочитал ее мысли, сказал:
   — Кстати, напрасно радуешься.
   И не удержался, добавил:
   — По-моему, ты просто не понимаешь, насколько все это серьезно.
   — Да понимаю я! — Таня постаралась, чтобы голос звучал максимально сосредоточенно. Но, видно, у нее не получилось. Потому что отчим продолжил:
   — И, пока ты со мной, рискуешь не меньше, чем я.
   — Ладно, Валерочка, не хмурься, — утешила его падчерица. — Мы им всем козью морду сделаем!
   — Знаешь, Таня, — строго сказал экс-полковник. — Иногда мне кажется, что у тебя задержка…
   Танино лицо вытянулось. А отчим закончил:
   — ..Задержка в эмоциональном развитии. Ведешь себя как малый ребенок.
   — Уж лучше как ребенок, чем как толстая клуша! — фыркнула Таня. — Ну, ладно. Говори, что у тебя за поручение.
   — Найди мне Пашу Синичкина, — попросил тот. — И объясни ему, как сюда добираться. Пусть срочно приезжает.
   — Может, просто позвонить ему? — предложила она.
   — Нет. Я тебя прошу: никаких разговоров по телефону. Звоним друг другу, только если надо срочно договориться. И только из телефона-автомата. И говорим не больше тридцати секунд.
   Таня нахмурилась:
   — А ты не перестраховываешься? Неужели у них действительно такие неограниченные возможности?
   — Надеюсь, что нет, — вздохнул Валера. — Но все равно: говорить о деле лучше лично. И Павлу скажи: по пути сюда пусть на всякий случай проверяется.
   — Все сделаю, Валерочка, — заверила его Таня. — Все, как ты сказал.
   — А сама сюда не показывайся, — приказал Валера. — Продукты мне будет Синичкин привозить.
   — Да мне и самой некогда по всяким дачам разъезжать, — лицемерно заявила Таня.
   Но возмущенно при этом подумала: «Ишь, чего захотел! Пашке он все расскажет, а я ни при чем?! Нет уж, Валерочка! Ты меня за простушку-то не держи!».
* * *
   Таня Садовникова обожала Пашу Синичкина — бывшего опера, а ныне — частного детектива. Как было не любить высокого, мускулистого красавца — острого на язык и бесстрашного. Когда-то, лет пятнадцать назад, Пашка оказался любимым учеником Валерия Петровича. С тех пор он был ему чрезвычайно предан. А после нескольких дел, совместно раскрученных им с Татьяной, Паша стал предан и ей.
   Имелся, правда, у Синичкина и недостаток. Единственный, но важный: недостаток извилин. Но, надо отдать ему должное, Павел никогда не корчил из себя Ниро Вульфа. Охотно соглашался на роль Арчи Гудвина.
   Он лихо гонял на своей «девятке», указания выполнял четко и без самодеятельности. Большего от него никто не требовал.
   "А уж если у Павла будет такой мозговой центр, как Валерочка (ну, и я, конечно), мы их всех разорвем.
   В клочья", — самонадеянно думала Татьяна.
   Она быстро и уверенно ехала по Ленинградскому шоссе, направляясь к Паше.
   Синичкин проживал в самом что ни на есть центре — на Большой Дмитровке. Когда-то его квартира представляла собой ужасную, неухоженную коммуналку. Народу там было прописано, правда, меньше, чем в Вороньей слободке, но имелись, по законам жанра, и пьющий сосед, и вздорная соседка. Конечно, постоянно полыхали скандалы — как обычно, из-за всякой дряни: непотушенной лампочки в туалете или поздних возвращений с громким топотом по коридору.
   Если бы Павел остался служить в «ментуре» — то, наверное, так и жил бы в своей Вороньей слободке до самой пенсии. Но работа частным детективом («Особенно с такими клиентами, как я», — важно думала Таня) плюс режим жесткой экономии (зачем такому красавцу дорогие костюмы — он и в потертых джинсах выглядит прекрасно) позволили Паше свою коммуналку расселить. Пьяница и вздорная соседка отправились в отдельные квартирешки на московских окраинах, а Синичкин пару лет промучился с капитальным ремонтом и теперь проживал на Большой Дмитровке настоящим «принцем на выданье». Сто квадратов личной жилплощади, свеженький паркет, шелковые обои в спальне и зеркальный потолок в ванной.
   Таня позвонила Синичкину из автомата на «Маяковской». Выдала заранее заготовленный текст:
   — Надо срочно увидеться. Я сейчас приеду.
   Павел коротко бросил:
   — Жду.
   В глубине квартиры Тане почудился женский хохоток.
   «Наверняка сейчас нарвусь на какую-нибудь Пашину цыпочку», — с неудовольствием подумала она.
   Хотя что ей, собственно, злиться? Синичкин в свой законный выходной расслабляется с курочками. Подумаешь! Она-то на него какое имеет право?
   Но все равно, когда Павел открыл дверь и Таня поняла, что он один, сердце радостно трепыхнулось.
   Синичкин, увидев ее на пороге, просиял. Заулыбался, сжал в стальных объятиях:
   — Ой, Татьяна, какими судьбами!
   Она с удовольствием чмокнула Пашу в свежевыбритую, пахнущую хорошим лосьоном щеку. Улыбнулась:
   — Ну, распугала я твоих девиц?
   — Какие девицы? Один как перст! — фальшиво вздохнул Павел.
   Но по легкому запаху духов в гостиной Таня определила: Пашина подружка ушла только что. Впрочем, еще раз: какое ей-то дело до его девиц?!
   Она с удовольствием выпила кофе «а-ля Синичкин» — крепчайший напиток с большим количеством сахара. И, только сделав последний глоток, объявила:
   — Похоже, Паш, у меня для тебя есть работа.
   — Слушаю внимательно.
   — Работа бесплатная. Но зато очень срочная.
   И очень опасная.
* * *
   Когда выехали на Ленинградку, Таня сказала:
   — Пашенька, скажи Валере, пожалуйста, что твоя машина сломалась. И ты попросил, чтобы я тебя до его дачи подвезла.
   Синичкин нахмурился:
   — Он запретил тебе приезжать?
   «Когда не надо, Паша соображает мгновенно», — с неудовольствием подумала Таня.
   — Да нет, не в этом дело, — сыграла она (кажется, убедительно). — Просто ему не хотелось, чтоб я моталась туда-сюда.
   Синичкин недовольно покачал головой:
   — Подставляешь ты меня, Татьяна.
   — Наоборот, помогаю, — со всей возможной искренностью проговорила она. — Как бы ты без меня этот Валерочкин коттедж нашел? Там, когда с шоссе съедешь, очень сложно, сплошные развилки…
   Павел снова нахмурился. Но машина уже летела в районе Водного стадиона — и что ему оставалось делать? Выспрашивать у Татьяны дорогу, потом отправлять ее назад, а самому голосовать — ловить частника на залитом солнцем проспекте? И Павел только махнул рукой.
   — И еще я тебя попрошу, — сказала Таня, переходя на пятую передачу. — Посматривай, пожалуйста, не едет ли за нами кто.
   Павел пробормотал:
   — Ну, ты артистка…
   Однако все ж таки высунул руку в открытое окно и стал подстраивать под себя правое зеркальце заднего вида.
* * *
    — Где она?
    — Ее мы пока не нашли.
    Дача наверняка напичкана микрофонами. И хотя генерал был уверен: ни у кого в отношении его нет никаких подозрений, все равно предпочитал не рисковать. Вдруг его решили послушать для профилактики — как время от времени слушали всех.
    Поэтому они с Кобылиным прогуливались по асфальтовой дорожке, прихотливо извивающейся на территории участка среди самого натурального леса. Только трехметровый зеленый забор метрах в двадцати от них (да асфальт под ногами) напоминали о том, что они находятся на облагороженной дачной территории.
    — Вы ее ищете ?
    — Конечно.
    — Плохо ищете.
    — Делаем все, что можем.
    — Нет, не все.
    Генерал остановился — его собеседник тоже.
    Генерал повернулся к нему — Кобылин покорно стоял, глядя в сторону.
    "Шваль, — мелькнула гадливая мысль. — Впрочем…
    Разве у меня есть выбор?"
    Он схватил собеседника за отвороты рубашки. Приблизил свое лицо к нему. Прошипел:
    — Нет, ты не все делаешь, Кобылин. Не все! Знаешь, чем это для тебя кончится ? Знаешь ?!
    Он постепенно начинал говорить все громче, распаляясь от собственной власти и безнаказанности.
    — Ты у меня на нары пойдешь, Кобылин, понял?! На нары! Ты, кажется, забыл — что на тебе висит ?! Забыл — кто твой бог и повелитель?! А?! Ну, отвечай! Кто твой бог и повелитель?!
    — Вы, — покорно сказал тот.
    — "Вы" — что ?
    — Вы, — жалко пролепетал Кобылин, — мой бог и повелитель.
    — То-то.
    Генерал почувствовал на секунду сладостное, почти оргастическое удовольствие от унижения собеседника.
    На душе полегчало. Наладилось дыхание, и день как будто бы стал ярче, полыхнул всеми красками: изумрудной травой, лазурным небом, ослепительно белыми облаками.