Впрочем, после приземления тоже пошло неслабо.
Сначала мы бесконечно долго, уставший Никита все это время канючил, ждали багаж. Когда наконец получили его, выяснилось, что у Никитовой коляски потерялось колесо, и только пронзительный, натренированный бесконечными лекциями Машкин голос вынудил грузчиков оторвать свои задницы от лавочки в курилке и найти несчастное колесо.
Таксисты в аэропорту Краснодара тоже нас не порадовали – дружно заламывали за поездку до Абрикосовки такую цену, что даже я, человек, абсолютно равнодушный к деньгам, хватался за голову. Посему пришлось отказаться от заманчивых «Тойот» и «Фордов» с кондиционерами и согласиться на предложение очередного горца и его ржавую «пятерку», точную копию той, на которой мы мучились в Москве…
Дорога в Абрикосовку идет по перевалам, от бесконечных поворотов Никитку нещадно тошнило, он всю дорогу ревел, и я, человек, привыкший к переездам, малыша понимал: тяжело. Я б тоже сейчас с удовольствием поканючил, будь у меня столь благодарные слушательницы, как Ася с Машей…
А ведь мы еще не добрались до Абрикосовки, там, чтобы до дедова поместья доехать, надо будет «уазик» искать…
– Дернул же меня черт влезть в эту авантюру! – в какой-то момент выкрикнула измученная Аська.
За окном стояла ночь, еще более кромешная, чем в Москве, и в свете фар мелькали мокрые, почти облетевшие деревья.
Я в этот момент – потому что Никита орал особенно громко – был с ней полностью согласен.
И только Машка, железная леди, закаленная в боях со студентами, прошипела:
– А ну, всем не ныть! Дед же обещал: мы не пожалеем!
27–28 ноября.
Сначала мы бесконечно долго, уставший Никита все это время канючил, ждали багаж. Когда наконец получили его, выяснилось, что у Никитовой коляски потерялось колесо, и только пронзительный, натренированный бесконечными лекциями Машкин голос вынудил грузчиков оторвать свои задницы от лавочки в курилке и найти несчастное колесо.
Таксисты в аэропорту Краснодара тоже нас не порадовали – дружно заламывали за поездку до Абрикосовки такую цену, что даже я, человек, абсолютно равнодушный к деньгам, хватался за голову. Посему пришлось отказаться от заманчивых «Тойот» и «Фордов» с кондиционерами и согласиться на предложение очередного горца и его ржавую «пятерку», точную копию той, на которой мы мучились в Москве…
Дорога в Абрикосовку идет по перевалам, от бесконечных поворотов Никитку нещадно тошнило, он всю дорогу ревел, и я, человек, привыкший к переездам, малыша понимал: тяжело. Я б тоже сейчас с удовольствием поканючил, будь у меня столь благодарные слушательницы, как Ася с Машей…
А ведь мы еще не добрались до Абрикосовки, там, чтобы до дедова поместья доехать, надо будет «уазик» искать…
– Дернул же меня черт влезть в эту авантюру! – в какой-то момент выкрикнула измученная Аська.
За окном стояла ночь, еще более кромешная, чем в Москве, и в свете фар мелькали мокрые, почти облетевшие деревья.
Я в этот момент – потому что Никита орал особенно громко – был с ней полностью согласен.
И только Машка, железная леди, закаленная в боях со студентами, прошипела:
– А ну, всем не ныть! Дед же обещал: мы не пожалеем!
27–28 ноября.
Семья.
Встреча с дедом
Частник выгрузил их на автостанции Абрикосовка. По статусу – самый центр, что-то вроде поселковой Тверской – тут в двух шагах и мэрия, и местный ГУМ, то бишь вещевой и продуктовый рынок, и стоянка такси. А по виду – небольшой, плохо освещенный пятачок. Тем более грустно здесь было сейчас, кислым южным ноябрем.
Время близилось к девяти вечера, и темнота поселок уже накрыла такая, как только на юге бывает: чернильное небо, россыпь холодных звезд и единственный на всю площадь фонарь.
Таксист получил расчет, выгрузил их чемоданы на заплеванный асфальт и яркой кометой унесся обратно, в черноту неосвещенного шоссе. И сразу почему-то стало совсем одиноко и бесприютно. Пока добирались – как-то держались, сплоченно и терпеливо, а сейчас, почти доехав, мигом раскисли. Никитка, прикорнувший было в теплой машине, тут же взялся канючить, и никакие Асины: «А вот дядя пошел! А укуси Макса за нос!» – уже не помогали. От Макса – вот они, не приспособленные к тяготам жизни мужики! – тоже толку никакого. Воровато оглянулся на сестер и потрусил к единственной освещенной в этот час палатке: явно вознамерился залить усталость и тяжелую дорогу пивком. И это вместо того, чтобы найти машину, которая довезла бы их до дедова логова! Тоже мне, сильный пол. А ведь Макс – еще один из лучших его представителей…
Маше очень хотелось нагнать брата и сделать ему внушение, но потом она решила: и без него справится. Оставив сестру умасливать племянника, девушка решительным шагом направилась к группке таксистов. Вежливо поздоровалась (южане могут простить москвичам ненавистный акающий говорок, но грубость – никогда) и спросила:
– Извините, пожалуйста. У кого-нибудь из вас есть «уазик» или джип?
– А куда ехать? – немедленно оживились мужики.
– В район «Газовика».
«Газовиком» назывался дом отдыха в пятнадцати километрах от поселка. Ближайшая к дедову дому точка цивилизации.
– На «Газовик»? А на фига? – удивился кто-то из таксистов. – Он же закрыт. Не сезон.
– Мне не совсем туда, – терпеливо пояснила Мария. – Там есть жилой дом, километрах в трех в сторону… Знаете, где раскопки дольменов раньше были.
Водители переглянулись.
– Тебе к Матвеичу, что ли? – спросил один из них.
– К нему, – кивнула Маша.
– А ты кто ему будешь? – продолжал допрос водила.
Маша с трудом проглотила и ненавистное тыканье, и неуемное провинциальное любопытство – и покорно ответила:
– Я его внучка.
Мужик отреагировал непонятно. Ухмыльнулся:
– Вот как! Что ж, повезло тебе…
Маша начала закипать:
– Послушайте. А можно ближе к делу?
– Молодец, внучка. Шустрая, – ухмыльнулся шофер. А потом опять сказал непонятное: – Как иначе – на-аследница.
«Что там наследовать? Этот сарай?» – едва не фыркнула она. Но от ненужной дискуссии удержалась и снова вернулась к вежливому тону:
– Так что насчет машины? Мне нужно обязательно попасть к деду прямо сегодня.
– Я понимаю. Засуетились… – встрял еще один таксист. – Теперь Матвеич всем нужен…
– Только я на «Газовик» и за косарь не попрусь, – подхватил третий. – Особенно сейчас, когда дожди прошли.
Таксисты переглянулись. Один из них неуверенно обратился к товарищу:
– Может, Колян, твой «Иж» туда пройдет?
– Щаз, – окрысился тот, кого назвали Коляном. – Чтоб мне потом, за ихнюю штуку, всю подвеску менять?!
Пятнадцать километров пути, а водилы и за штуку ехать не хотят? Совсем оборзели.
«Нужно, наверно, с ними ругаться. Или уговаривать, – тупо думала Маша. – Или другой вариант. Какую-нибудь гостиницу в поселке поискать. Поздно уже, все вымотались. Перекантуемся ночь, отдохнем. А завтра с новыми силами… Эх, прав был Макс: ерунду я с этой поездкой затеяла…»
Действительно, ситуация была из разряда дурацких. Провинциальный поселок, ночь, намечающийся дождик, три чемодана, уставший грудной ребенок, а деду даже не позвонишь. Кабель в его дыру не протянули, а мобильники в глухом лесу тоже не берут…
И Маша поймала себя на странном ощущении. Вроде и разговор таксистов слышит, и брата – он уже торопится к ней, нежно прижимая к себе две бутылки пива – видит, и Аську с племянником на руках, а такое чувство, будто она на другой планете. Будто все люди вокруг и все их разговоры – далеко-далеко… Вот что значит усталость.
Подошел брат, потянул ее за руку:
– Пошли!
Занятая грустными мыслями, Маша не сразу заметила, что лицо у него лучится восторгом.
– Куда вы?! Давай в гостиницу отвезу! – крикнул в спину кто-то из таксистов.
Но Макс ей даже обернуться не дал, продолжал тащить за собой. Они вернулись к Асе, которая по-прежнему стояла посреди площади с плачущим Никиткой на руках и чемоданами пообочь, и в этот момент к их группке плавно и с достоинством подкатил большой черный джип. Маша плохо разбиралась в марках машин, но эту узнала: «Тойота Лэндкрузер». Именно на такой ездил один из ее несостоявшихся женихов – тот самый, который мечтал взять себе в марухи интеллигентную подругу.
– Это что? – удивленно уставилась на брата Маша.
– Дед за нами прислал, – небрежно пожал плечами Макс.
А из джипа уже выскочил шустрый паренек и начал закидывать их вещи в багажник.
– Дед?! – еще больше изумилась Маша. – Но откуда у него джип?!
Макс только руками развел, объяснил:
– А я знаю? Я покупал пиво в ларьке, а тут этот парень подходит. Спрашивает: «Ты Максим Шадурин?» Я офигел. «Откуда, – говорю, – знаешь?» – «Мне, – отвечает, – ваш дедушка фотографии показывал, я вас всех знаю. Вон Ася стоит с правнуком Никитой, а с таксистами разговаривает Маша».
– Ерунда какая-то, – перекрывая Никиткин плач, изумилась Ася.
– Сюрреализм, – согласилась Мария.
А Макс продолжал:
– «Ну а ты-то, – я этого парня спрашиваю, – кто такой?» А он говорит: я, мол, дедов шофер.
Еще смешнее. С каких это пор российские пенсионеры стали обзаводиться шоферами?!
И Мария – непонятностей и недоговорок она не любила – зычно, как на лекции, позвала:
– Молодой человек! Подойдите сюда.
Водитель джипа послушно приблизился.
– Будьте добры объяснить, что это за машина? Куда вы собираетесь нас везти? И как, наконец, вы узнали о нашем приезде?
Молодой человек смиренно выслушал ее вопросы. Подмигнул Никитке – малышу реветь уже надоело, он таращился и на водителя, и особенно на машину во все глаза. И ответил – речь его звучала на удивление правильно, без всяких южных гэканий и жаргона:
– Машина принадлежит Николаю Матвеевичу Шадурину, он ваш дед, а вы – Мария, Ася и Максим Шадурины. Узнал, что вы приедете, я от хозяина. Встречаю вас здесь, на автостанции, с утра. И везти, соответственно, собираюсь к Николаю Матвеевичу на виллу.
– Куда везти? – изумленно выдохнул Макс.
– На виллу. Николай Матвеевич так свое жилище именует, – тонко усмехнулся шофер.
– Да, дед у нас известный шутник, – пробормотала Маша.
– Почему шутник? – вдруг обиделся шофер. – Это терминология. Я сам читал, что дом площадью свыше шестисот квадратов принято называть виллой.
Шадурины изумленно переглянулись.
– И давно дед построил… эту свою виллу? – осведомилась Маша.
– Бригада отделочников неделю назад ушла.
– Я ба-алдею. – Макс, будто пытаясь проснуться, затряс головой.
– Вы едете или нет? – спросил дедов водитель.
– Едем, – кивнула Маша.
Она по-прежнему ничего не понимала. Их дед, конечно, большой мастак пустить пыль в глаза: когда несколько раз в жизни они вместе ходили в рестораны, чаевые оставлял такие, что официанты перед ними едва канкан не плясали. Но джип с личным шофером и уж тем более вилла – это явный перебор.
Шофер тем временем гостеприимно распахнул перед ними дверцы машины. Сказал:
– Располагайтесь!
Внутри машины приятно пахло кожей, струилась еле слышная, в восточном стиле, музыка, блистала уютными многоцветными огоньками панель приборов – в общем, полная роскошь. Представить в подобном интерьере деда – в его любимом стареньком камуфляже – было решительно невозможно. Что, интересно, за чудеса с ним произошли?! К тому же он о каком-то завещании упоминал… В любом случае отправились на юг они, видно, не зря.
– А ты не хотела ехать! – триумфально шепнула Маша сестре.
– М-да уж… – растерянно пролепетала Ася. – А нам это не снится?..
И запустила повизгивающего от нетерпения Никитоса в теплое, полное всяких милых детскому сердцу фенечек, нутро машины.
Николай Матвеевич Шадурин встречал их на въезде в свое поместье, подле кованых, прихотливо изогнутых ворот. Мария, Ася и Максим издали в свете мощных фар джипа разглядели его сухонькую, укутанную в плащ-дождевик фигуру. Водитель загодя, метрах в десяти, вдавил кнопку дистанционного управления, створки ворот лениво поползли в разные стороны, а дед приветственно замахал рукой. – Ну, старикан дает! – тихо, чтоб не расслышал шофер, прошептал Макс.
– Тут раньше даже забора не было… – удивленно вспомнила Ася.
Джип, мягко шурша гравием, триумфально въехал во двор.
Раньше то был пустырь с одинокой грядкой редиски, кривобокой поленницей и несколькими юными фруктовыми деревцами, кои старик гордо именовал «мой сад». Теперь же дедову обитель было просто не узнать. Классическое жилье «новых русских» – как его изображают, к нещадной зависти зрителей, в современных сериалах. Кованая ограда, мощенные камнем дорожки, рассаженные в живописном беспорядке деревья-крупномеры и даже фонтан, правда, выключенный, ввиду, наверное, дождя и позднего времени.
Производила впечатление и вилла – трехэтажная, отштукатуренная в безупречный кремовый цвет.
А вот дед посреди всего этого великолепия казался не хозяином, а самозванцем. Ни золотой цепью, ни даже кожаным пиджаком он не обзавелся. Был одет в привычный старенький камуфляж. Плюс неухоженные ногти, небрежная стрижка… И глаза такие же, как раньше, – молодые, лучистые и хитроватые.
– Внучата мои! Приехали!.. – радостно приветствовал он гостей.
И без лишних церемоний выхватил из Асиных рук усталого, зевающего Никитку.
– А это, наверно, мой правнучек? Здравствуй, Никитушка!
Ася сжалась – с нравом сынули она, слава богу, знакома. Тот не переносит ни фамильярного «Никитушки», ни тем более чужих объятий.
Но малыш, на удивление, протестовать не стал. Широко улыбнулся прадеду и вцепился ему в бороду.
– Молодец, мальчик! Сильный! – похвалил Николай Матвеевич, поспешно возвращая ребенка внучке.
Тем временем они вошли в дом – и дедова вилла предстала перед ними в полном своем блеске. Огромный зал, натертый паркет, массивный стол красного дерева, кожаные кресла, горка, полная посуды тонкого фарфора. По стенам – картины сплошь с морскими пейзажами (пара из них по манере письма удивительно напоминала Айвазовского). На красивой низкой подставке – модель парусника с крошечными белоснежными парусами и искусно выточенными фигурками матросов на палубе. Довершали картину несколько установленных на столе канделябров, по виду бронзовых – в них уютно плавились свечи. А вот электрического света не было.
Гости топтались на пороге в немалом изумлении – даже разговор, от потрясения, никак не удавалось завести. Все прекрасно помнили, как приезжали к деду позапрошлым летом, всего-то полтора года назад. И ютились всем кагалом в единственной гостевой комнатке с дощатым полом и растрескавшимся потолком. А мыться ходили в обустроенный прямо на улице жалкий душик.
Маша опомнилась первой. Строго спросила:
– Дед, что случилось? Откуда все это?!
Старик улыбнулся:
– Что, нравится?
– Впечатляет, – не стала притворяться Мария. – Но ты вроде всегда на пенсию жил. Три тысячи рублей в месяц, если не ошибаюсь?.. На дрова и то не хватало.
– А жизнь, Машенька, штука полосатая, – загадочно ухмыльнулся дед. – Вчера дров нет, а сегодня камин дымит, печник никак разобраться не может, в чем проблема…
– И все-таки, – не сдавалась Маша. – Такая вилла – это ведь огромные деньги!
– Да какие там огромные! Не больше миллиона. Я имею в виду, конечно, долларов. – Дедовы глаза смеялись.
– Может, ты, дедуль, в мафию подался? – хохотнул Макс.
– Мафия – это для молодых. И тупых, – презрительно скривился Шадурин-старший. – Впрочем, что за допрос прямо с порога? Не хотите ли пройти в свои комнаты, отдохнуть с дороги, уложить моего дорогого правнука спать, а после всем вместе собраться здесь к скромному ужину?.. Тогда и поговорим.
– Нет, объясни сейчас! – Маша явно не хотела сдаваться.
Но дед только отмахнулся:
– Все, разговор окончен. Арина вас проводит.
За его спиной уже маячила средних лет женщина в белоснежном переднике, она тепло улыбалась гостям.
– Слушай, дед, а почему свечи? У тебя свет вырубили? – не без ехидства поинтересовался Макс.
– Просто я полагаю, что электричество – это скучно, – пожал плечами дед. – Подумай сам: море, лес, одиночество – это все просто обязано дополняться свечами…
Впрочем, выключателем щелкнул, комната осветилась мертвенным светом энергосберегающих ламп – и действительно, сразу потеряла половину своего очарования.
– Может, у тебя и горячая вода есть? – с надеждой спросила Ася.
Дед только усмехнулся.
А в разговор вступила прежде молчавшая Арина:
– Конечно, есть. Душевые при каждой из гостевых комнат, и в подвале – сауна и джакузи. А для вашего малыша мы, кстати, детскую ванночку купили. И кроватку. Николай Матвеевич велел.
– Да-а, клёво быть помещиком! – хмыкнул Макс.
– Не жалуюсь, – усмехнулся в ответ дед. – Ну, идите же, отдыхайте, переодевайтесь! Ужин подадут ровно через час.
Усталости как не бывало – один малыш Никитка не выдержал, уснул, едва коснувшись головой подушки, Асе его, против обыкновения, даже укачивать не пришлось. Гости, освежившись в душе и с удовольствием переодевшись – грязную одежду забрала Арина и обещала к завтрашнему дню постирать и погладить, – собрались за столом в гостиной. В дальнем уголке массивного стола диссонансом смотрелись их скромные дары – батон сырокопченой колбасы, коробка конфет и стограммовая баночка красной икорки. Прежде старик их за такие подарки благодарил – и нынче поблагодарил тоже. Однако к ужину Арина подала семгу, запеченную под шубой из креветок, перепелов в кляре и суфле-панке. Воистину, неисповедимы пути Господни!
Дед об источниках своего внезапно возникшего благосостояния упорно молчал. Отшучивался.
Расспрашивал про Москву, про Максовы теннисные турниры, Машиных студентов, Асиного мужа… И лишь когда Арина убрала тарелки и подала – на выбор – чай или кофе, триумфально изрек:
– Что ж, довольно вас мучить.
Он сделал в лучших традициях МХАТа паузу и встал из-за стола.
Ровно за его спиной – а сидел дед, как и положено хозяину дома, во главе стола – располагалась картина, изображавшая, разумеется, так любимое дедом море, а в нем – длинноволосого, бородатого и изможденного мужчину, из последних сил цеплявшегося за обломок доски.
Встреча с дедом
Частник выгрузил их на автостанции Абрикосовка. По статусу – самый центр, что-то вроде поселковой Тверской – тут в двух шагах и мэрия, и местный ГУМ, то бишь вещевой и продуктовый рынок, и стоянка такси. А по виду – небольшой, плохо освещенный пятачок. Тем более грустно здесь было сейчас, кислым южным ноябрем.
Время близилось к девяти вечера, и темнота поселок уже накрыла такая, как только на юге бывает: чернильное небо, россыпь холодных звезд и единственный на всю площадь фонарь.
Таксист получил расчет, выгрузил их чемоданы на заплеванный асфальт и яркой кометой унесся обратно, в черноту неосвещенного шоссе. И сразу почему-то стало совсем одиноко и бесприютно. Пока добирались – как-то держались, сплоченно и терпеливо, а сейчас, почти доехав, мигом раскисли. Никитка, прикорнувший было в теплой машине, тут же взялся канючить, и никакие Асины: «А вот дядя пошел! А укуси Макса за нос!» – уже не помогали. От Макса – вот они, не приспособленные к тяготам жизни мужики! – тоже толку никакого. Воровато оглянулся на сестер и потрусил к единственной освещенной в этот час палатке: явно вознамерился залить усталость и тяжелую дорогу пивком. И это вместо того, чтобы найти машину, которая довезла бы их до дедова логова! Тоже мне, сильный пол. А ведь Макс – еще один из лучших его представителей…
Маше очень хотелось нагнать брата и сделать ему внушение, но потом она решила: и без него справится. Оставив сестру умасливать племянника, девушка решительным шагом направилась к группке таксистов. Вежливо поздоровалась (южане могут простить москвичам ненавистный акающий говорок, но грубость – никогда) и спросила:
– Извините, пожалуйста. У кого-нибудь из вас есть «уазик» или джип?
– А куда ехать? – немедленно оживились мужики.
– В район «Газовика».
«Газовиком» назывался дом отдыха в пятнадцати километрах от поселка. Ближайшая к дедову дому точка цивилизации.
– На «Газовик»? А на фига? – удивился кто-то из таксистов. – Он же закрыт. Не сезон.
– Мне не совсем туда, – терпеливо пояснила Мария. – Там есть жилой дом, километрах в трех в сторону… Знаете, где раскопки дольменов раньше были.
Водители переглянулись.
– Тебе к Матвеичу, что ли? – спросил один из них.
– К нему, – кивнула Маша.
– А ты кто ему будешь? – продолжал допрос водила.
Маша с трудом проглотила и ненавистное тыканье, и неуемное провинциальное любопытство – и покорно ответила:
– Я его внучка.
Мужик отреагировал непонятно. Ухмыльнулся:
– Вот как! Что ж, повезло тебе…
Маша начала закипать:
– Послушайте. А можно ближе к делу?
– Молодец, внучка. Шустрая, – ухмыльнулся шофер. А потом опять сказал непонятное: – Как иначе – на-аследница.
«Что там наследовать? Этот сарай?» – едва не фыркнула она. Но от ненужной дискуссии удержалась и снова вернулась к вежливому тону:
– Так что насчет машины? Мне нужно обязательно попасть к деду прямо сегодня.
– Я понимаю. Засуетились… – встрял еще один таксист. – Теперь Матвеич всем нужен…
– Только я на «Газовик» и за косарь не попрусь, – подхватил третий. – Особенно сейчас, когда дожди прошли.
Таксисты переглянулись. Один из них неуверенно обратился к товарищу:
– Может, Колян, твой «Иж» туда пройдет?
– Щаз, – окрысился тот, кого назвали Коляном. – Чтоб мне потом, за ихнюю штуку, всю подвеску менять?!
Пятнадцать километров пути, а водилы и за штуку ехать не хотят? Совсем оборзели.
«Нужно, наверно, с ними ругаться. Или уговаривать, – тупо думала Маша. – Или другой вариант. Какую-нибудь гостиницу в поселке поискать. Поздно уже, все вымотались. Перекантуемся ночь, отдохнем. А завтра с новыми силами… Эх, прав был Макс: ерунду я с этой поездкой затеяла…»
Действительно, ситуация была из разряда дурацких. Провинциальный поселок, ночь, намечающийся дождик, три чемодана, уставший грудной ребенок, а деду даже не позвонишь. Кабель в его дыру не протянули, а мобильники в глухом лесу тоже не берут…
И Маша поймала себя на странном ощущении. Вроде и разговор таксистов слышит, и брата – он уже торопится к ней, нежно прижимая к себе две бутылки пива – видит, и Аську с племянником на руках, а такое чувство, будто она на другой планете. Будто все люди вокруг и все их разговоры – далеко-далеко… Вот что значит усталость.
Подошел брат, потянул ее за руку:
– Пошли!
Занятая грустными мыслями, Маша не сразу заметила, что лицо у него лучится восторгом.
– Куда вы?! Давай в гостиницу отвезу! – крикнул в спину кто-то из таксистов.
Но Макс ей даже обернуться не дал, продолжал тащить за собой. Они вернулись к Асе, которая по-прежнему стояла посреди площади с плачущим Никиткой на руках и чемоданами пообочь, и в этот момент к их группке плавно и с достоинством подкатил большой черный джип. Маша плохо разбиралась в марках машин, но эту узнала: «Тойота Лэндкрузер». Именно на такой ездил один из ее несостоявшихся женихов – тот самый, который мечтал взять себе в марухи интеллигентную подругу.
– Это что? – удивленно уставилась на брата Маша.
– Дед за нами прислал, – небрежно пожал плечами Макс.
А из джипа уже выскочил шустрый паренек и начал закидывать их вещи в багажник.
– Дед?! – еще больше изумилась Маша. – Но откуда у него джип?!
Макс только руками развел, объяснил:
– А я знаю? Я покупал пиво в ларьке, а тут этот парень подходит. Спрашивает: «Ты Максим Шадурин?» Я офигел. «Откуда, – говорю, – знаешь?» – «Мне, – отвечает, – ваш дедушка фотографии показывал, я вас всех знаю. Вон Ася стоит с правнуком Никитой, а с таксистами разговаривает Маша».
– Ерунда какая-то, – перекрывая Никиткин плач, изумилась Ася.
– Сюрреализм, – согласилась Мария.
А Макс продолжал:
– «Ну а ты-то, – я этого парня спрашиваю, – кто такой?» А он говорит: я, мол, дедов шофер.
Еще смешнее. С каких это пор российские пенсионеры стали обзаводиться шоферами?!
И Мария – непонятностей и недоговорок она не любила – зычно, как на лекции, позвала:
– Молодой человек! Подойдите сюда.
Водитель джипа послушно приблизился.
– Будьте добры объяснить, что это за машина? Куда вы собираетесь нас везти? И как, наконец, вы узнали о нашем приезде?
Молодой человек смиренно выслушал ее вопросы. Подмигнул Никитке – малышу реветь уже надоело, он таращился и на водителя, и особенно на машину во все глаза. И ответил – речь его звучала на удивление правильно, без всяких южных гэканий и жаргона:
– Машина принадлежит Николаю Матвеевичу Шадурину, он ваш дед, а вы – Мария, Ася и Максим Шадурины. Узнал, что вы приедете, я от хозяина. Встречаю вас здесь, на автостанции, с утра. И везти, соответственно, собираюсь к Николаю Матвеевичу на виллу.
– Куда везти? – изумленно выдохнул Макс.
– На виллу. Николай Матвеевич так свое жилище именует, – тонко усмехнулся шофер.
– Да, дед у нас известный шутник, – пробормотала Маша.
– Почему шутник? – вдруг обиделся шофер. – Это терминология. Я сам читал, что дом площадью свыше шестисот квадратов принято называть виллой.
Шадурины изумленно переглянулись.
– И давно дед построил… эту свою виллу? – осведомилась Маша.
– Бригада отделочников неделю назад ушла.
– Я ба-алдею. – Макс, будто пытаясь проснуться, затряс головой.
– Вы едете или нет? – спросил дедов водитель.
– Едем, – кивнула Маша.
Она по-прежнему ничего не понимала. Их дед, конечно, большой мастак пустить пыль в глаза: когда несколько раз в жизни они вместе ходили в рестораны, чаевые оставлял такие, что официанты перед ними едва канкан не плясали. Но джип с личным шофером и уж тем более вилла – это явный перебор.
Шофер тем временем гостеприимно распахнул перед ними дверцы машины. Сказал:
– Располагайтесь!
Внутри машины приятно пахло кожей, струилась еле слышная, в восточном стиле, музыка, блистала уютными многоцветными огоньками панель приборов – в общем, полная роскошь. Представить в подобном интерьере деда – в его любимом стареньком камуфляже – было решительно невозможно. Что, интересно, за чудеса с ним произошли?! К тому же он о каком-то завещании упоминал… В любом случае отправились на юг они, видно, не зря.
– А ты не хотела ехать! – триумфально шепнула Маша сестре.
– М-да уж… – растерянно пролепетала Ася. – А нам это не снится?..
И запустила повизгивающего от нетерпения Никитоса в теплое, полное всяких милых детскому сердцу фенечек, нутро машины.
Николай Матвеевич Шадурин встречал их на въезде в свое поместье, подле кованых, прихотливо изогнутых ворот. Мария, Ася и Максим издали в свете мощных фар джипа разглядели его сухонькую, укутанную в плащ-дождевик фигуру. Водитель загодя, метрах в десяти, вдавил кнопку дистанционного управления, створки ворот лениво поползли в разные стороны, а дед приветственно замахал рукой. – Ну, старикан дает! – тихо, чтоб не расслышал шофер, прошептал Макс.
– Тут раньше даже забора не было… – удивленно вспомнила Ася.
Джип, мягко шурша гравием, триумфально въехал во двор.
Раньше то был пустырь с одинокой грядкой редиски, кривобокой поленницей и несколькими юными фруктовыми деревцами, кои старик гордо именовал «мой сад». Теперь же дедову обитель было просто не узнать. Классическое жилье «новых русских» – как его изображают, к нещадной зависти зрителей, в современных сериалах. Кованая ограда, мощенные камнем дорожки, рассаженные в живописном беспорядке деревья-крупномеры и даже фонтан, правда, выключенный, ввиду, наверное, дождя и позднего времени.
Производила впечатление и вилла – трехэтажная, отштукатуренная в безупречный кремовый цвет.
А вот дед посреди всего этого великолепия казался не хозяином, а самозванцем. Ни золотой цепью, ни даже кожаным пиджаком он не обзавелся. Был одет в привычный старенький камуфляж. Плюс неухоженные ногти, небрежная стрижка… И глаза такие же, как раньше, – молодые, лучистые и хитроватые.
– Внучата мои! Приехали!.. – радостно приветствовал он гостей.
И без лишних церемоний выхватил из Асиных рук усталого, зевающего Никитку.
– А это, наверно, мой правнучек? Здравствуй, Никитушка!
Ася сжалась – с нравом сынули она, слава богу, знакома. Тот не переносит ни фамильярного «Никитушки», ни тем более чужих объятий.
Но малыш, на удивление, протестовать не стал. Широко улыбнулся прадеду и вцепился ему в бороду.
– Молодец, мальчик! Сильный! – похвалил Николай Матвеевич, поспешно возвращая ребенка внучке.
Тем временем они вошли в дом – и дедова вилла предстала перед ними в полном своем блеске. Огромный зал, натертый паркет, массивный стол красного дерева, кожаные кресла, горка, полная посуды тонкого фарфора. По стенам – картины сплошь с морскими пейзажами (пара из них по манере письма удивительно напоминала Айвазовского). На красивой низкой подставке – модель парусника с крошечными белоснежными парусами и искусно выточенными фигурками матросов на палубе. Довершали картину несколько установленных на столе канделябров, по виду бронзовых – в них уютно плавились свечи. А вот электрического света не было.
Гости топтались на пороге в немалом изумлении – даже разговор, от потрясения, никак не удавалось завести. Все прекрасно помнили, как приезжали к деду позапрошлым летом, всего-то полтора года назад. И ютились всем кагалом в единственной гостевой комнатке с дощатым полом и растрескавшимся потолком. А мыться ходили в обустроенный прямо на улице жалкий душик.
Маша опомнилась первой. Строго спросила:
– Дед, что случилось? Откуда все это?!
Старик улыбнулся:
– Что, нравится?
– Впечатляет, – не стала притворяться Мария. – Но ты вроде всегда на пенсию жил. Три тысячи рублей в месяц, если не ошибаюсь?.. На дрова и то не хватало.
– А жизнь, Машенька, штука полосатая, – загадочно ухмыльнулся дед. – Вчера дров нет, а сегодня камин дымит, печник никак разобраться не может, в чем проблема…
– И все-таки, – не сдавалась Маша. – Такая вилла – это ведь огромные деньги!
– Да какие там огромные! Не больше миллиона. Я имею в виду, конечно, долларов. – Дедовы глаза смеялись.
– Может, ты, дедуль, в мафию подался? – хохотнул Макс.
– Мафия – это для молодых. И тупых, – презрительно скривился Шадурин-старший. – Впрочем, что за допрос прямо с порога? Не хотите ли пройти в свои комнаты, отдохнуть с дороги, уложить моего дорогого правнука спать, а после всем вместе собраться здесь к скромному ужину?.. Тогда и поговорим.
– Нет, объясни сейчас! – Маша явно не хотела сдаваться.
Но дед только отмахнулся:
– Все, разговор окончен. Арина вас проводит.
За его спиной уже маячила средних лет женщина в белоснежном переднике, она тепло улыбалась гостям.
– Слушай, дед, а почему свечи? У тебя свет вырубили? – не без ехидства поинтересовался Макс.
– Просто я полагаю, что электричество – это скучно, – пожал плечами дед. – Подумай сам: море, лес, одиночество – это все просто обязано дополняться свечами…
Впрочем, выключателем щелкнул, комната осветилась мертвенным светом энергосберегающих ламп – и действительно, сразу потеряла половину своего очарования.
– Может, у тебя и горячая вода есть? – с надеждой спросила Ася.
Дед только усмехнулся.
А в разговор вступила прежде молчавшая Арина:
– Конечно, есть. Душевые при каждой из гостевых комнат, и в подвале – сауна и джакузи. А для вашего малыша мы, кстати, детскую ванночку купили. И кроватку. Николай Матвеевич велел.
– Да-а, клёво быть помещиком! – хмыкнул Макс.
– Не жалуюсь, – усмехнулся в ответ дед. – Ну, идите же, отдыхайте, переодевайтесь! Ужин подадут ровно через час.
Усталости как не бывало – один малыш Никитка не выдержал, уснул, едва коснувшись головой подушки, Асе его, против обыкновения, даже укачивать не пришлось. Гости, освежившись в душе и с удовольствием переодевшись – грязную одежду забрала Арина и обещала к завтрашнему дню постирать и погладить, – собрались за столом в гостиной. В дальнем уголке массивного стола диссонансом смотрелись их скромные дары – батон сырокопченой колбасы, коробка конфет и стограммовая баночка красной икорки. Прежде старик их за такие подарки благодарил – и нынче поблагодарил тоже. Однако к ужину Арина подала семгу, запеченную под шубой из креветок, перепелов в кляре и суфле-панке. Воистину, неисповедимы пути Господни!
Дед об источниках своего внезапно возникшего благосостояния упорно молчал. Отшучивался.
Расспрашивал про Москву, про Максовы теннисные турниры, Машиных студентов, Асиного мужа… И лишь когда Арина убрала тарелки и подала – на выбор – чай или кофе, триумфально изрек:
– Что ж, довольно вас мучить.
Он сделал в лучших традициях МХАТа паузу и встал из-за стола.
Ровно за его спиной – а сидел дед, как и положено хозяину дома, во главе стола – располагалась картина, изображавшая, разумеется, так любимое дедом море, а в нем – длинноволосого, бородатого и изможденного мужчину, из последних сил цеплявшегося за обломок доски.
Подпись под полотном гласила: «Д. Гагин. Кораблекрушение. Холст, масло. 1986-й год».
«Кто, интересно, такой этот Гагин? – мелькнуло у Маши. – Никогда про такого художника не слышала, хотя картина неплохая».
Но додумать мысль она не успела – дед небрежно сдвинул «Кораблекрушение» в сторону. Под картиной, тоже в лучших традициях «новых русских», оказался вмонтированный в стену сейф. Дед ловко отщелкал цифры кода, массивная стальная дверца с приятным клацаньем отворилась… и хозяин осторожно извлек из недр несгораемого шкафа упакованный в несколько слоев пленки предмет – по размеру как небольшая цветочная ваза.
Дед бережно водрузил свою ношу на стол и принялся аккуратно и торжественно разворачивать пленку.
Гости в изрядном нетерпении наблюдали за его манипуляциями. Вот наконец упаковка сложена рядом – и их взорам явилась… всего-навсего очень старая, металлическая, с потрескавшейся эмалью и какими-то письменами, чаша – или ваза – на высокой, утолщенной книзу, ножке.
– Вот она, – триумфально, с придыханием, произнес дед.
Гости в изумлении переглянулись. «Раньше в таких мороженое подавали. В дешевых кафешках», – мелькнуло у Маши.
– И что это за дрянь? – без всякого пиетета озвучил общую мысль Макс.
Дед насупился и с неудовольствием зыркнул на внука.
– Прости, конечно, дедуля, – засмущался внук.
– Но мы чего-то совсем другого ждали! – пришла на выручку брату Ася.
Мария строго сказала:
– Ты обещал объяснить, откуда у тебя миллионы взялись. А сам какую-то железку предъявляешь.
Взгляд Шадурина-старшего потеплел.
– Ах, дорогие мои… Вы, все трое, еще так молоды. Неразумны и горячи… – вздохнул он.
– А можно ближе к делу? – насупилась Маша.
Но дед лишь легонько плечом дернул.
– Я тоже, когда впервые увидел сей предмет, едва удержался, чтоб не пнуть его ногой. Как хорошо, что я этого тогда не сделал!..
– А что это вообще такое? – вежливо поинтересовалась Ася. – Вроде вазочка…
– Вазочка, да не совсем, – важно ответствовал дед. – Чаша эта, как гласит справочник антиквара за прошедший год, относится ни много ни мало к девятнадцатому столетию и сама по себе представляет немалую художественную ценность, вы только посмотрите на матовое золочение, патинирование и изящные письмена… Но уникальность ее совсем в другом.
– …Потрешь ее, из бороды волосок выдернешь – и тут же джинн явится. И виллу тебе построит, – перебила Маша.
Дед внучкину реплику проигнорировал. Прокашлялся, откинулся, в стиле матерого рассказчика, на стуле и начал:
– Это случилось в начале марта. Стоял светлый, наполненный робким дыханием весны денек.
– Чем-чем наполненный? – фыркнула Мария.
Дед не ответил. Продолжил:
– Я шел по берегу моря, направляясь к причалу, где меня ожидала моя верная «Катти Сарк»…
– Это твоя шаланда так называется? – снова не удержалась Маша.
Про дедов катер все трое слышали неоднократно, правда, прокатиться на нем никому из них ни разу не довелось. «Старая посудина», как называл ее дед, вечно находилась то в ремонте, то в покраске.
– Видели бы вы ее сейчас ! – не удержался от похвальбы старик. – Вся блестит, новый двигатель на сто пятьдесят пять лошадей, мореходность – пять баллов, скорость – до тринадцати узлов!.. Впрочем, мы отвлеклись. Мой причал, я вам когда-то рассказывал, расположен на территории дома отдыха «Газовик», потому как в поселке, в Абрикосовке, места на причале стоят неоправданно дорого, а здесь за постой берут деньги вполне разумные… Правда, до «Газовика» добираться далеко и неудобно – или на «уазике» по лесам, или кромкой моря, вдоль диких пляжей. Машины у меня до недавнего времени не было, поэтому мне только и оставалось проделывать пешие прогулки. Но ранней весной, хотя в моем возрасте и тяжело прыгать по камням, прогуляться по берегу моря очень полезно. А знаете, кстати, почему? – Он пытливо взглянул на собравшихся.
– Озон, цветение садов и все такое? – предположила Маша.
– Бегом от инфаркта? – подхватил Максим.
– Чушь, – резюмировал дед. – Я, конечно, романтик, но не до такой степени. Дело в том, что именно ранней весной на Черном море бывают самые сильные штормы. Понимаете?
– Нет, – покачала головой Ася.
– Ну как же! – начал раздражаться старик. – Штормы по шесть-семь баллов, волны размером с пятиэтажный дом, и со дна моря чего только не вздымается! Когда ветер стихает – весь берег завален. Отдыхающим, которые явятся летом, достанется лишь мусор – пластиковые бутылки, ветки, палки, тряпки, обувь, причем всегда разного размера и на разную ногу… Но прежде вдоль кромки моря проходим мы, местные. Разбиваем палками горы коряг, копаемся в водорослях. И, если ты терпелив, это занятие оказывается очень благодарным. Лично я в разные годы обнаруживал в грудах мусора и золотые цепочки, и кольца, и сережки, и кошельки – ясное дело, с содержимым, рубли в морской воде размокают, а долларам – хоть бы хны. Вот в одной такой куче, под слоем водорослей и обрывками целлофана я и обнаружил эту вещь. – Он сделал триумфальный жест в сторону своей чаши.
– Да что в ней такого особенного? Дай хоть поглядеть-то! – Макс потянулся к железке.
– Руки прочь, – строго приказал дед.
– Она золотая? – предположила Ася.
– Нет. Все гораздо сложнее.
– Да почему потрогать-то нельзя? – не сдавался Макс.
– Потому что я хочу, чтобы прежде вы поняли всю ценность этого предмета, – отрезал старик. – И начали относиться к нему с подобающим уважением… Но слушайте дальше. В то утро, когда я нашел чашу, я тоже не слишком обрадовался. Ведь с виду она, прямо скажем, не впечатляет, хотя это – бронза, и литье, посмотрите, какое изящное… Но тогда я решил: день неудачный, никакого сколько-нибудь значимого улова, ни единой золотой или хотя бы серебряной вещи. Я и чашу сначала не хотел брать – только потом вспомнил, что в моей «Катти Сарк» давно не хватает емкости под крючки и грузики, вот находка под них, подумал, и сгодится… Бросил ее в рюкзак – и забыл. Дошел до причала, поздоровался со своей красоткой…
– С шаландой? – уточнил Макс.
– Да. Несмотря на неудачное утро, денек намечался изумительный. Я стоял на причале и смотрел вдаль. Перед моими глазами расстилалось бирюзовое море. Небольшие валы волн ласково плескались о берег. Трудно себе представить это наслаждение именно одним морем, которое своим дыханием освежает организм человека…
Маша с Асей изумленно переглянулись.
– Как по писаному говорит! – шепнула младшая сестра старшей.
А дед с воодушевлением продолжал:
– Как-то легко дышится, легко думается, легко смотрится на нашу мятежную русскую жизнь…Тихое плескание волн вливает в организм какое-то сладостное ощущение, успокаивающее душу, примиряющее ее с действительностью…
Дед, как всегда, когда говорил о своем любимом море, разрозовелся, взор его подернулся мечтательной дымкой.
– А ты, дедуля, умеешь красиво излагать, – снисходительно похвалил старика Макс.
А у Маши вдруг вырвалось:
– Да это не он. Это – Моронин. «Поездка по Волге, Кавказу и морям Черному и Каспийскому».
– Чего? Моронин? О чем ты? – в изумлении обратилась к сестре Ася.
А дед слегка смутился, склонил голову, улыбнулся внучке:
– Совершенно верно, Машенька. Я действительно процитировал русского путешественника Моронина. У него изумительные по красоте путевые записки, посвященные Черному и Каспийскому морям.
– Ну вы даете! Оба! – хохотнул Макс.
– Впрочем, в сторону лирику, – вновь взял слово дед. – Итак, денек стоял замечательный, но барометр, коим, разумеется, оснащена моя «Катти Сарк», неумолимо свидетельствовал: давление стремительно падает, значит, ближе к вечеру ожидается шторм. Однако пока часы показывали только начало одиннадцатого дня. А ранний март – это месяц, когда в море полно ставриды, это такие изящные, изумительно вкусные рыбешки, обязательно как-нибудь сходим на рыбалку вместе…
– Который год только обещаешь, – обиженно буркнул Макс.
– В этом году – уж точно, – заверил дед. И продолжил: – Ставрида обычно гнездится на глубине, километрах в пяти от берега, но в тот день стайки серебристых в солнечных лучах рыбешек резвились даже на мелководье. И я решил: шторм не шторм, а в море надо выйти – хотя все наши, с причала, меня и отговаривали. «Успею вернуться», – заверил я их. И отчалил. Не люблю, знаете ли, подолгу вымачивать якоря.
– Чего? – переспросил Макс.
– Сидеть на берегу, – перевел дед. И продолжил: – Итак, я проверил снасти и вышел в море. Чуть отошел от берега – и сразу стало ясно, что я в своих расчетах не ошибся. Рыбы оказалось изумительно много. Можете себе представить: на единственный самодур – это, если не знаете, такая вырезанная из фольги рыбешка, вроде приманки – ловилось до десяти экземпляров! Небо ослепительно голубое, над моей головой возмущенно перекликались чайки, с берега доносился нежный аромат готовых к цветению яблонь… Я, увлеченный рыбалкой, совершенно забыл о времени. И не заметил, как безобидный легкий ветерок – мы называем его кошачьей лапкой – усилился и очень скоро перешел в норд-ост. А норд-ост, дамы мои и господа, – страшная штука. Этот ветер практически неощутим, но очень коварен. Опасен он тем, что дует с берега, с севера, и незаметно, но неумолимо относит тебя в море… А когда я наконец опомнился – ставридой к тому времени были наполнены оба имеющихся на «Катти Сарк» ведра и даже сумка, в которой прежде лежали снасти, – порывы ветра достигали уже пятнадцати-двадцати метров в секунду. Никому не посоветую оказаться в открытом море, на утлом катерке, во время норд-оста! Я забеспокоился и немедленно стал заводить мотор. Но повернул ключ раз, другой, третий… Двигатель был мертв. А от берега меня уже отделяли как минимум четыре тысячи морских саженей. [5] Я достал весла. Попытался встать круто к ветру. Но это было решительно невозможно. Можете себе представить мое отчаяние! Я всегда считал себя пусть не самым опытным, но по крайней мере грамотным мореходом. И вот сейчас беспощадный норд-ост относил меня в открытое море. А в моем катере было полно сырой рыбы и ни грамма пресной воды. И ветер усиливался все больше. И я понимал, что лишь несколько дюймов дерева отделяют меня от этой страшно таинственной бездонной бездны, которой ничего не стоит поглотить и мою «Катти Сарк», и ее единственного пассажира.
– Но почему ты не мог вызвать спасателей? – взволнованно воскликнула Ася.
А Маша безжалостно добавила:
– Ты, кстати, дед, опять цитатами шпаришь. По-моему, это из «Мрачного штурмана» Станюковича.
– Ох, Машка, с тобой просто говорить невозможно! – ворчливо обратился к внучке Шадурин-старший. А Асе ответил: – Спасателей я не мог вызвать хотя бы потому, что никаких средств связи у меня не было. Рацией моя «Катти Сарк» не оснащена, а мобильный телефон в те времена был мне не по карману…
– Но есть же какие-то радары! Патрульные вертолеты! Пограничники с биноклями, наконец! – возмущенно воскликнул Макс.
– Все это есть, – согласился дед. – Но поисковые работы в любом случае начались бы только на следующий день, потому что время уже близилось к шести вечера и стало ощутимо темнеть. А за ночь норд-ост однозначно унес бы меня еще километров на пятьдесят от берега. И счастье, если бы мое утлое суденышко не перевернул…
– Однако ты жив. И прекрасно себя чувствуешь, – резюмировала Маша.
Она уже изрядно устала. И от тяжелой дороги, и от крахмальной салфетки на коленях, и от дедова, изобилующего красивостями и цитатами, рассказа.
– Вот мы и подошли к сути, – успокоил ее Шадурин-старший. – Когда к семи вечера меня накрыла абсолютная тьма, а судно начало уваливаться под ветер, то есть перестало слушаться руля, я понял, что весла можно бросать. Грести дальше бессмысленно, только зря потратишь силы. Мне оставалось лишь положиться на волю божию. Одна беда – я к своим семидесяти семи годам так и не выучил ни одной молитвы. Посему я просто, дрожа от ледяного, пронизывающего ветра, сидел на корме. Смотрел, как постепенно угасают, бьются все тише в своих ведрах пойманные ставридки… И понимал, что точно так же очень скоро угасну сам.
«Кто, интересно, такой этот Гагин? – мелькнуло у Маши. – Никогда про такого художника не слышала, хотя картина неплохая».
Но додумать мысль она не успела – дед небрежно сдвинул «Кораблекрушение» в сторону. Под картиной, тоже в лучших традициях «новых русских», оказался вмонтированный в стену сейф. Дед ловко отщелкал цифры кода, массивная стальная дверца с приятным клацаньем отворилась… и хозяин осторожно извлек из недр несгораемого шкафа упакованный в несколько слоев пленки предмет – по размеру как небольшая цветочная ваза.
Дед бережно водрузил свою ношу на стол и принялся аккуратно и торжественно разворачивать пленку.
Гости в изрядном нетерпении наблюдали за его манипуляциями. Вот наконец упаковка сложена рядом – и их взорам явилась… всего-навсего очень старая, металлическая, с потрескавшейся эмалью и какими-то письменами, чаша – или ваза – на высокой, утолщенной книзу, ножке.
– Вот она, – триумфально, с придыханием, произнес дед.
Гости в изумлении переглянулись. «Раньше в таких мороженое подавали. В дешевых кафешках», – мелькнуло у Маши.
– И что это за дрянь? – без всякого пиетета озвучил общую мысль Макс.
Дед насупился и с неудовольствием зыркнул на внука.
– Прости, конечно, дедуля, – засмущался внук.
– Но мы чего-то совсем другого ждали! – пришла на выручку брату Ася.
Мария строго сказала:
– Ты обещал объяснить, откуда у тебя миллионы взялись. А сам какую-то железку предъявляешь.
Взгляд Шадурина-старшего потеплел.
– Ах, дорогие мои… Вы, все трое, еще так молоды. Неразумны и горячи… – вздохнул он.
– А можно ближе к делу? – насупилась Маша.
Но дед лишь легонько плечом дернул.
– Я тоже, когда впервые увидел сей предмет, едва удержался, чтоб не пнуть его ногой. Как хорошо, что я этого тогда не сделал!..
– А что это вообще такое? – вежливо поинтересовалась Ася. – Вроде вазочка…
– Вазочка, да не совсем, – важно ответствовал дед. – Чаша эта, как гласит справочник антиквара за прошедший год, относится ни много ни мало к девятнадцатому столетию и сама по себе представляет немалую художественную ценность, вы только посмотрите на матовое золочение, патинирование и изящные письмена… Но уникальность ее совсем в другом.
– …Потрешь ее, из бороды волосок выдернешь – и тут же джинн явится. И виллу тебе построит, – перебила Маша.
Дед внучкину реплику проигнорировал. Прокашлялся, откинулся, в стиле матерого рассказчика, на стуле и начал:
– Это случилось в начале марта. Стоял светлый, наполненный робким дыханием весны денек.
– Чем-чем наполненный? – фыркнула Мария.
Дед не ответил. Продолжил:
– Я шел по берегу моря, направляясь к причалу, где меня ожидала моя верная «Катти Сарк»…
– Это твоя шаланда так называется? – снова не удержалась Маша.
Про дедов катер все трое слышали неоднократно, правда, прокатиться на нем никому из них ни разу не довелось. «Старая посудина», как называл ее дед, вечно находилась то в ремонте, то в покраске.
– Видели бы вы ее сейчас ! – не удержался от похвальбы старик. – Вся блестит, новый двигатель на сто пятьдесят пять лошадей, мореходность – пять баллов, скорость – до тринадцати узлов!.. Впрочем, мы отвлеклись. Мой причал, я вам когда-то рассказывал, расположен на территории дома отдыха «Газовик», потому как в поселке, в Абрикосовке, места на причале стоят неоправданно дорого, а здесь за постой берут деньги вполне разумные… Правда, до «Газовика» добираться далеко и неудобно – или на «уазике» по лесам, или кромкой моря, вдоль диких пляжей. Машины у меня до недавнего времени не было, поэтому мне только и оставалось проделывать пешие прогулки. Но ранней весной, хотя в моем возрасте и тяжело прыгать по камням, прогуляться по берегу моря очень полезно. А знаете, кстати, почему? – Он пытливо взглянул на собравшихся.
– Озон, цветение садов и все такое? – предположила Маша.
– Бегом от инфаркта? – подхватил Максим.
– Чушь, – резюмировал дед. – Я, конечно, романтик, но не до такой степени. Дело в том, что именно ранней весной на Черном море бывают самые сильные штормы. Понимаете?
– Нет, – покачала головой Ася.
– Ну как же! – начал раздражаться старик. – Штормы по шесть-семь баллов, волны размером с пятиэтажный дом, и со дна моря чего только не вздымается! Когда ветер стихает – весь берег завален. Отдыхающим, которые явятся летом, достанется лишь мусор – пластиковые бутылки, ветки, палки, тряпки, обувь, причем всегда разного размера и на разную ногу… Но прежде вдоль кромки моря проходим мы, местные. Разбиваем палками горы коряг, копаемся в водорослях. И, если ты терпелив, это занятие оказывается очень благодарным. Лично я в разные годы обнаруживал в грудах мусора и золотые цепочки, и кольца, и сережки, и кошельки – ясное дело, с содержимым, рубли в морской воде размокают, а долларам – хоть бы хны. Вот в одной такой куче, под слоем водорослей и обрывками целлофана я и обнаружил эту вещь. – Он сделал триумфальный жест в сторону своей чаши.
– Да что в ней такого особенного? Дай хоть поглядеть-то! – Макс потянулся к железке.
– Руки прочь, – строго приказал дед.
– Она золотая? – предположила Ася.
– Нет. Все гораздо сложнее.
– Да почему потрогать-то нельзя? – не сдавался Макс.
– Потому что я хочу, чтобы прежде вы поняли всю ценность этого предмета, – отрезал старик. – И начали относиться к нему с подобающим уважением… Но слушайте дальше. В то утро, когда я нашел чашу, я тоже не слишком обрадовался. Ведь с виду она, прямо скажем, не впечатляет, хотя это – бронза, и литье, посмотрите, какое изящное… Но тогда я решил: день неудачный, никакого сколько-нибудь значимого улова, ни единой золотой или хотя бы серебряной вещи. Я и чашу сначала не хотел брать – только потом вспомнил, что в моей «Катти Сарк» давно не хватает емкости под крючки и грузики, вот находка под них, подумал, и сгодится… Бросил ее в рюкзак – и забыл. Дошел до причала, поздоровался со своей красоткой…
– С шаландой? – уточнил Макс.
– Да. Несмотря на неудачное утро, денек намечался изумительный. Я стоял на причале и смотрел вдаль. Перед моими глазами расстилалось бирюзовое море. Небольшие валы волн ласково плескались о берег. Трудно себе представить это наслаждение именно одним морем, которое своим дыханием освежает организм человека…
Маша с Асей изумленно переглянулись.
– Как по писаному говорит! – шепнула младшая сестра старшей.
А дед с воодушевлением продолжал:
– Как-то легко дышится, легко думается, легко смотрится на нашу мятежную русскую жизнь…Тихое плескание волн вливает в организм какое-то сладостное ощущение, успокаивающее душу, примиряющее ее с действительностью…
Дед, как всегда, когда говорил о своем любимом море, разрозовелся, взор его подернулся мечтательной дымкой.
– А ты, дедуля, умеешь красиво излагать, – снисходительно похвалил старика Макс.
А у Маши вдруг вырвалось:
– Да это не он. Это – Моронин. «Поездка по Волге, Кавказу и морям Черному и Каспийскому».
– Чего? Моронин? О чем ты? – в изумлении обратилась к сестре Ася.
А дед слегка смутился, склонил голову, улыбнулся внучке:
– Совершенно верно, Машенька. Я действительно процитировал русского путешественника Моронина. У него изумительные по красоте путевые записки, посвященные Черному и Каспийскому морям.
– Ну вы даете! Оба! – хохотнул Макс.
– Впрочем, в сторону лирику, – вновь взял слово дед. – Итак, денек стоял замечательный, но барометр, коим, разумеется, оснащена моя «Катти Сарк», неумолимо свидетельствовал: давление стремительно падает, значит, ближе к вечеру ожидается шторм. Однако пока часы показывали только начало одиннадцатого дня. А ранний март – это месяц, когда в море полно ставриды, это такие изящные, изумительно вкусные рыбешки, обязательно как-нибудь сходим на рыбалку вместе…
– Который год только обещаешь, – обиженно буркнул Макс.
– В этом году – уж точно, – заверил дед. И продолжил: – Ставрида обычно гнездится на глубине, километрах в пяти от берега, но в тот день стайки серебристых в солнечных лучах рыбешек резвились даже на мелководье. И я решил: шторм не шторм, а в море надо выйти – хотя все наши, с причала, меня и отговаривали. «Успею вернуться», – заверил я их. И отчалил. Не люблю, знаете ли, подолгу вымачивать якоря.
– Чего? – переспросил Макс.
– Сидеть на берегу, – перевел дед. И продолжил: – Итак, я проверил снасти и вышел в море. Чуть отошел от берега – и сразу стало ясно, что я в своих расчетах не ошибся. Рыбы оказалось изумительно много. Можете себе представить: на единственный самодур – это, если не знаете, такая вырезанная из фольги рыбешка, вроде приманки – ловилось до десяти экземпляров! Небо ослепительно голубое, над моей головой возмущенно перекликались чайки, с берега доносился нежный аромат готовых к цветению яблонь… Я, увлеченный рыбалкой, совершенно забыл о времени. И не заметил, как безобидный легкий ветерок – мы называем его кошачьей лапкой – усилился и очень скоро перешел в норд-ост. А норд-ост, дамы мои и господа, – страшная штука. Этот ветер практически неощутим, но очень коварен. Опасен он тем, что дует с берега, с севера, и незаметно, но неумолимо относит тебя в море… А когда я наконец опомнился – ставридой к тому времени были наполнены оба имеющихся на «Катти Сарк» ведра и даже сумка, в которой прежде лежали снасти, – порывы ветра достигали уже пятнадцати-двадцати метров в секунду. Никому не посоветую оказаться в открытом море, на утлом катерке, во время норд-оста! Я забеспокоился и немедленно стал заводить мотор. Но повернул ключ раз, другой, третий… Двигатель был мертв. А от берега меня уже отделяли как минимум четыре тысячи морских саженей. [5] Я достал весла. Попытался встать круто к ветру. Но это было решительно невозможно. Можете себе представить мое отчаяние! Я всегда считал себя пусть не самым опытным, но по крайней мере грамотным мореходом. И вот сейчас беспощадный норд-ост относил меня в открытое море. А в моем катере было полно сырой рыбы и ни грамма пресной воды. И ветер усиливался все больше. И я понимал, что лишь несколько дюймов дерева отделяют меня от этой страшно таинственной бездонной бездны, которой ничего не стоит поглотить и мою «Катти Сарк», и ее единственного пассажира.
– Но почему ты не мог вызвать спасателей? – взволнованно воскликнула Ася.
А Маша безжалостно добавила:
– Ты, кстати, дед, опять цитатами шпаришь. По-моему, это из «Мрачного штурмана» Станюковича.
– Ох, Машка, с тобой просто говорить невозможно! – ворчливо обратился к внучке Шадурин-старший. А Асе ответил: – Спасателей я не мог вызвать хотя бы потому, что никаких средств связи у меня не было. Рацией моя «Катти Сарк» не оснащена, а мобильный телефон в те времена был мне не по карману…
– Но есть же какие-то радары! Патрульные вертолеты! Пограничники с биноклями, наконец! – возмущенно воскликнул Макс.
– Все это есть, – согласился дед. – Но поисковые работы в любом случае начались бы только на следующий день, потому что время уже близилось к шести вечера и стало ощутимо темнеть. А за ночь норд-ост однозначно унес бы меня еще километров на пятьдесят от берега. И счастье, если бы мое утлое суденышко не перевернул…
– Однако ты жив. И прекрасно себя чувствуешь, – резюмировала Маша.
Она уже изрядно устала. И от тяжелой дороги, и от крахмальной салфетки на коленях, и от дедова, изобилующего красивостями и цитатами, рассказа.
– Вот мы и подошли к сути, – успокоил ее Шадурин-старший. – Когда к семи вечера меня накрыла абсолютная тьма, а судно начало уваливаться под ветер, то есть перестало слушаться руля, я понял, что весла можно бросать. Грести дальше бессмысленно, только зря потратишь силы. Мне оставалось лишь положиться на волю божию. Одна беда – я к своим семидесяти семи годам так и не выучил ни одной молитвы. Посему я просто, дрожа от ледяного, пронизывающего ветра, сидел на корме. Смотрел, как постепенно угасают, бьются все тише в своих ведрах пойманные ставридки… И понимал, что точно так же очень скоро угасну сам.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента