Анна и Сергей Литвиновы
Ревность волхвов

Предисловие

   То убийство перевернуло мою жизнь.
   Нет, не так.
   Перевернула мою жизнь все-таки встреча с Лесей.
   Лучше по порядку…
   Когда я затевал писать дневник, я думал, что он вряд ли выделится из сонма других блогов, бесчисленных «живых журналов», интернет-откровений. Ну, прочитают его мои друзья. Потом, может быть, те, кто затевает, подобно мне, рождественскую автомобильную поездку в далекую северную страну — Лапландию. Но… Там, в царстве Снежной королевы, вдруг произошла встреча, благодаря которой мой дневник стал походить на любовный роман… А затем — затем начались драматические происшествия. Произошло убийство. И я даже не заметил, как мой блог, сам собой, безо всяких усилий с моей стороны, обернулся закрученным детективом, события в котором развивались все стремительней. Они захватили меня, понесли — с тем, чтобы выбросить на берег, потрясенного, раздавленного, но и — обновленного…
   Итак, предлагаю вниманию почтенной публики свой интернет-дневник и предуведомляю, что события, описанные в нем, — подлинные. Я видел все это, слышал, переживал, чувствовал!
   Единственное, что я позволил себе изменить при издании блога, — так это имена и фамилии действующих лиц. За исключением одного имени, уже ставшего известным, а именно молодой частной сыщицы Олеси Евдокимовой. Надеюсь, что ты, Леся, не будешь на меня в обиде!
    Иван Алябьев.
    Август 200… года

1 декабря 2000… года

   Сегодня мне позвонил мой румяный друг Сашка и ошарашил вопросом: «Ты где собираешься встречать Новый год?» В ответ на мое робкое блеянье, что до Новогодья еще месяц и я даже пока ни о чем таком не задумывался, он обозвал меня ленивым коалой, а потом сделал предложение, от которого (по его словам) «невозможно отказаться». Итак, не желаю ли я встречать Новый год вместе с ним и его компанией? И не где-нибудь, а в Финляндии?
   — Ты представляешь, старый ты телевизор (так он выразился), коттедж в диком местечке, практически под бородой Деда Мороза! Снег — белейший! Воздух — свежайший, хоть ты его ножом режь!..
   В голосе Сани зазвучали интонации рекламного агента, впаривающего тебе тайм-шер.
   — Коттедж — в лесу, но все удобства: от ванной и сауны до посудомойки и кофемашины! И весь этот праздник жизни — рядом с горой. А на ней — сотни километров освещенных трасс!.. И знаешь, сколько вся эта сладость будет стоить? За две недели? За самые что ни на есть рождественско-новогодние, с 29 декабря по 12 января? Сядь, а то упадешь! Двести шестьдесят евро! На человека! Ты можешь себе это представить? В рублях — меньше десяти тысяч! Да с тебя столько в любом клубе в Москве сдерут и не поперхнутся, за одну только новогоднюю ночь!..
   Я промямлил:
   — А питание?
   — Какое тебе особенно нужно питание? Салатик оливье? Селедка под шубой? Будет тебе салатик! И шуба будет! Девочки сделают. Или в супермаркете готовый купим. Продукты в Финляндии дешевле, чем в Москве, а спиртное мы с собой повезем.
   — Значит, за питание придется еще доплачивать?
   — А ты как хотел?! – взорвался Сашка. — За десять тысяч рэ — еще и с кормежкой?
   Предложение, несмотря на неопределенность с харчами, выглядело соблазнительно — а может, Сашка на полную мощь включил свой талант убеждать. Но я все равно не спешил пускаться в его очередную авантюру очертя голову.
   — А кто еще едет? — осторожно спросил я.
   — А тебе что, меня одного мало? — усмехнулся он.
   — Но ты упоминал каких-то девочек?
   — Ах ты, сексуальный маньяк! — заржал он. — Будут тебе и девочки. Упругие и сочные. Сам подбирал.
   — А сколько народу-то всего? Что за люди?
   И тут выяснилось, что приглашает он меня чуть ли не на корпоративку. На Новый год в Лапландию собирались сотрудники Саниной компании (начиная с генерального директора), слегка разбавленные людьми со стороны вроде меня и еще парочки персон. Оказывается, в Сашкиной небольшой фирме многие ушиблены горнолыжным спортом. И они еще с лета заказали два коттеджа на новогодние каникулы. Испуганные глобальным потеплением, забронировали их не в Альпах или Высоких Татрах, а близ финской горы, чтоб снег был гарантирован. Однако ближе к зиме народ начал с проекта по разным причинам соскакивать. Вот и появилась сперва целая свободная комната на две персоны, и он, Сашка, как главный организатор проекта, быстро нашел на нее претендентов, точнее, претенденток: двух хорошеньких девочек, студенток, подружек. Без мужиков. Одиноких. А вчера отпал и запланированный Сашкой его личный сосед по комнате: того язва, видите ли, забеспокоила, и он променял здоровый отдых на борде на прозябание близ карловарских вонючих источников. Ну, мой румяный друг, естественно, вспомнил обо мне («хотя на это местечко нашлась бы куча претендентов!»). И вот он предлагает разделить с ним великолепный отдых.
   — А как с визами? — осведомился я.
   — У тебя загранпаспорт в порядке?
   — Естественно.
   — Ну, тогда виза, считай, в кармане. Финики (это он так финнов назвал), если перед ними броней на коттедж помашешь, без проблем Шенген ставят.
   — А билеты?
   — Какие тебе, на хрен, билеты? На машинах поедем.
   — На маши-инах… — протянул я.
   Мне мгновенно стал ясен Сашкин замысел (я же с самого начала почувствовал, что не только от большой дружбы кидает он старому школьному приятелю сладкую кость! Дело в том, что у него автомобиля нет. А у меня — имеется. Причем такой, что за границу вывезти не стыдно, — «Хонда Аккорд», довольно старая, правда, угловатенькая, ее мне отец (тогда временно разбогатевший) на двадцатилетие подарил. Я немедленно переспросил приятеля:
   — Ты думаешь в Финляндию на моеймашине ехать?
   — Нет, ты меня на веревочку привяжешь, и я буду сзади бежать!
   Итак, мое подозрение мгновенно подтвердилось. Мы с Сашулей не такие уж друзья, иной раз месяцами не видимся и даже не созваниваемся. Но насчет собственной выгоды голова у него работает хорошо. Значит, когда освободилось место в новогодней Лапландии, он из всех возможных дружбанов выбрал меня. Выбрал потому, что у меня имеется тачила и я смогу транспортировать его тело к месту отдыха в финских горах.
   — Куда, кстати, мы едем конкретно? — спросил я.
   И тут Александр мой вдруг обиделся (или сделал вид, что обиделся) и сказал с досадой (уж не знаю, подлинной или деланой):
   — Что ты все ломаешься! Раз не понимаешь собственного счастья — не буду тебя уговаривать. Как говорят братья татары: не хошь — не нада, друга морда найдем.
   Не знаю, как на кого, а на меня подобные приемчики из арсенала психборьбы обычно действуют — хотя я понимаю умом, что они не что иное, как дешевое разводилово. Но всегда ужасно обидно, когда ты практически сторговался, осталось уточнить детали, и тут твой контрагент вдруг встает и уходит. Каждый раз мне хочется вскочить и задержать его — хотя в душе честишь себя за слабодушие.
   Так и сейчас: я заорал в трубку:
   — Да хочу я, хочу! Поеду! Что, спросить уже нельзя, куда конкретно я еду?
   Мне показалось, что Сашка на другом конце линии в этот момент аж замурлыкал от удовольствия, но в отличие от меня слабины не дал и проговорил деловито:
   — Значит, так, я тебе сейчас скину на «мыло» анкету для посольства и кучу ссылок: и на то место, куда мы едем, и на описание наших коттеджей. И мишленовскую карту маршрута пришлю. Ты зимнюю резину своей колымаге поставил?
   — Назовешь еще раз мою машину колымагой, — отвечал я мстительно, — реально побежишь за ней по трассе Е-95 на веревочке.
   — Ладно-ладно, — он сделал вид, что испугался, — классный у тебя лимузин, классный… Ты только резину шипованную поставь и багажник на крышу купи, вещей-то будет много: лыжи там, борды, то-се…
   — А ты знаешь, что я вообще-то на горных лыжах не катаюсь? — заметил я. — Только на доске немного.
   — Аполитично рассуждаете, товарищ, — хохотнул Сашка. — Все люди доброй воли нынче должны уметь кататься на горных лыжах. Не можешь, как говорится, научим; не хочешь — заставим. А потом: у тебя ж, кажется, по обычнымлыжам разряд?
   — Да.
   — Вот и будешь кататься на равнине. Там, куда мы едем, целая куча плоских трасс, причем освещенных. Вперед и с песней, в погоню за Бьерндаленом!
   — Бьерндален — не лыжник, а биатлонист, — проворчал я, но друг мой уже не слышал, ибо повесил трубку.

10 декабря

   Итак, я согласился. Новый год я встречаю в Лапландии в практически незнакомой мне компании.
   Мой румяный друг Саша попросил меня помочь получить для всего коллектива финские визы. Говорят, в посольстве очередь, которую надо занимать чуть ли не с ночи! Мы решили, что он передаст мне документы всех путешествующих и я поеду в диппредставительство часа в три пополуночи. А Сашка перехватит у меня эстафету с утра — он специально взял отгул.
   В кафе «Шоколад с мармеладом» Саня вручил мне загранпаспорта всей компании, а также анкеты и фотографии. На встречу он пришел вместе с девушкой по имени Светлана, которая смотрела на него порой влюбленными, а порой строгими глазами (что, на мой взгляд, означало одно: мадемуазель имеет на моего другана серьезные виды). Сашка сказал, что Светлана едет с нами, причем компанию ей составит подружка по имени Леся. По хихиканьям и подколкам друга я понял, что Леся в Саниных планах как бы предназначалась мне.
   Из кафе я отправился к себе домой на Маленковскую. Дома у меня наличествует вся необходимая оргтехника, и там я сделал ксерокопии анкет своих будущих, незнакомых мне пока спутников. Надо же знать, с кем отправляешься в столь далекое путешествие! Естественно, первой я просмотрел анкету пресловутой Леси. Персоналити [1]гражданки показались мне в целом благоприятными. Итак, она звалась Олесей Максимовной Евдокимовой. С фото для визы на меня взирали красивые серые глаза. Плюс — строгие, правильные черты лица, высокий лоб, полные губы. Биографические данные тоже вдохновляли: ей недавно стукнуло двадцать. Образование — незаконченное высшее, учится на юрфаке МГУ. Имелись, правда, у гражданки и отдельные недостатки. Местом рождения Евдокимовой оказался город Томск, в графе «Отец» значился прочерк. Значит, она провинциалка — возможно, охотница за московской пропиской и в любом случае безотцовщина, ни на какое приданое рассчитывать не приходится… Я оборвал себя: что думать о приданом, когда мы с ней еще даже не знакомы!
   Надо будет поискать упоминания о Евдокимовой в Интернете… Однако этим можно заняться завтра, а сейчас пора рвать когти в финское посольство…

11 декабря

   Хорошо все-таки, что я согласился на Сашкино предложение, — хотя бы потому, что оно внесло в мою жизнь приятную перспективу и разнообразие. Я вырвался из шор ежедневной рутины. Жизнь приобрела стереоскопичность. К примеру, оказалась весьма романтичной поездка в посольство глухой ночью. Если б не наша экспедиция, вряд ли б я даже узнал, где оно находится.
   Выяснилось, что диппредставительство страны Суоми расположено рядом с Садовым кольцом, на пересечении Пречистенки и Кропоткинского переулка. С ума сойти! Двадцать семь лет, всю свою жизнь, я живу в Москве и НИКОГДА здесь не был. А ведь это не Орехово-Горохово, не Фуево-Кукуево, а самый что ни на есть центр.
   Поездка потрясла меня и тем, что я понял, как легко передвигаться (на машине) по любимой Первопрестольной среди ночи. Только представьте: по бульварам я мчался на ПЯТОЙ передаче, со скоростью 80 км/час! И еще поразило — насколько столица, во всяком случае, ее центр, стала яркой. Реклама, фонари, подсветка! Когда на улицах ни души и проезжают три машины в час, создается впечатление даже избыточности такого освещения. Хочется, в стиле старого лозунга «Уходя, гасите свет», добраться до рубильника и потушить лишнее электричество, чтоб зря не нагорало. Да, Белокаменная ночью весьма впечатляет. (По-моему, за последний пассаж Лужков мне должен приплатить, как за product placement! [2])
   У финского посольства, несмотря на три утра, уже дежурили люди. Добрый мент подсказывал вновь прибывшим, кто организует очередь.
   Мужик в красном «Рено» внес меня в список под номером «семьдесят девять».
   Я еще помню времена, когда мама брала меня с собой в очереди за подсолнечным маслом и яйцами. Посему присвоение мне номера всколыхнуло детские воспоминания (а может, генетическую память), и я ощутил приступ немотивированной, беспричинной радости. «Что дальше?» — спросил я мужика в «Рено». «Гуляй пока, — пожал плечами дядька. — В полвосьмого будет перекличка». — «И что, сегодня пройдем?» — спросил я. «Должны», — опять дернул плечами мужик.
   С вечера мы с Саней договорились: когда я разузнаю ситуацию вокруг посольства, дам ему знать — и дальнейшие хлопоты он возьмет на себя. И я решил поехать к нему домой. Мой румяный друг проживал в Медведках. Я подумал: не стану будить Сашку раньше времени, брякну ему, когда буду подъезжать. Выехал на Садовое, потом переместился на Бульварное, наслаждаясь свободной ездой. Пролетел по Моховой, Лубянке, Сретенке и выскочил на проспект Мира. Путь, который в будний день занимает полтора, два, а то и три часа, я преодолел — ей-богу, не вру! — за семь минут. Я стал размышлять, как бы мне, подобно ежикам и летучим мышам, перейти на сугубо ночной образ жизни, но получалось, что для этого надо превратить в летучих мышей всех своих начальников, заказчиков, включая их бухгалтерии, а также прачечные и автосервисы. С боулингами, кинотеатрами и девушками, я думаю, проблем не будет, потому как многие из них и без того функционируют all around the clock. [3]
 
   …Я спихнул дальнейшие хлопоты с визами на Сашку и вернулся домой. Было пять утра. Я решил для разрядки выползти в Сеть, посмотреть письма и комменты друзей, разместить сей пост — а заодно задал в поисковике фамилию моей будущей спутницы по финскому путешествию, той самой двадцатилетней красавицы Леси Евдокимовой. Хотя вряд ли на студентку-юристку из Томска найдутся ссылки. Мала она еще — и потому наверняка ungoogleable. [4]
   Каково же было мое удивление тем, что юная Леся уже попала в частый бредень «Яндекса» и «Гугла»! Во-первых, на сайте детективного агентства «Вымпел плюс» ее аттестовали, как «помощницу руководителя, двадцатилетнюю красавицу, будущую юристку». А еще она прославилась тем, что в июле сего года, работая в вышеозначенном агентстве, ни много ни мало, раскрыла убийство! Да и не одного человека: для начала — продюсера Брагина, а затем двух его сыновей. Статьи о моей будущей спутнице меня впечатлили. В двадцать лет раскрыть убийство — ничего себе! Читать статьи я не стал — все-таки шел шестой час утра, — а скопировал их для последующего ознакомления и упал в кровать.

27 декабря

   Мы стартовали в Финляндию двадцать седьмого декабря. Я был счастлив, что меня минует весь предновогодний столичный ажиотаж. Не надо будет поздравлять коллег по работе, партнеров, друзей, родственников — включая дальних, покупать им презенты… Никого не забыть, никого не обидеть невниманием… Какая мука!.. И как удачно получилось, что я избавил себя от этих хлопот!
   Я ограничился лишь короткой эсэмэской, разосланной по списку: уезжаю, мол, на все каникулы; всех поздравляю с Новым годом, люблю и обнимаю… О, как удачно я дезертировал из рождественского сумасшествия!
   Старт экспедиции наметили на пять утра. Meeting point запланировали вполне разумно. Собирались на площадке у «Макдоналдса» на Ленинградском шоссе. А вот мeeting time [5]назначили, по-моему, слишком рано. Могли бы стартануть и в семь. Или хотя бы в шесть. Однако в коллективе, к коему я примкнул, судя по всему, царили армейские порядки: приказы командира не обсуждались. А старшим здесь, без сомнения, был Вадим Сухаров — директор фирмы, где работали большинство путешествующих. Вот мы и приехали по его приказу в пять и вывалились из машин: хмурые, невыспавшиеся — в темноте пустой площадки. Сам командир-директор, впрочем, опоздал, явился в четверть шестого.
   Прибыл он на «Лендровере». Впрочем, машина (как рассказал мне Саня) принадлежала не Вадиму, а Пете Горелову, его заместителю (и творческому директору фирмы). Сухаров, похоже, был истинным начальником: ездил на подчиненных — и в прямом, и в переносном смысле.
   Он спрыгнул с высокой подножки джипа — огромный, боевой, нахмуренный. Еще в «Лендровере» находился хозяин машины Петр Горелов, а также жены обоих, Анастасия и Евгения. Эта троица из автомобиля даже не вышла — грелась. Движок остался включенным, стекла изнутри медленно затягивало испариной, и я заметил лишь силуэты сидевших внутри.
   Вадим Сухаров, одетый в спортивную куртку и штаны, являл собой классический тип современного руководителя — далеко не олигарха, но человека небедного. Высокий, мощный, с наметившимся брюшком, волевое лицо. Щелочки глаз смотрели цепко и подавляюще. Трехдневная щетина прибавляла мужественности. Рукопожатие оказалось железным, словно парень собирался переломать мне кисть.
   Вообще, Сухаров походил на медведя — большой, плотный, коренастый, вроде бы неуклюжий и слегка нелепый. Однако ты сразу понимал, что, как и при встрече с настоящим хозяином тайги, с ним шутки плохи. Стоит его разозлить или обидеть — и никому мало не покажется.
   Из третьей машины, участвующей в автопробеге (то был «Авенсис-Универсал» с огромным багажником на крыше), тоже вылез лишь один представитель тамошней компании. Им оказался человек невысокого роста, плотно сбитый, в потеющих очках и с бритой головой. Я узнал его благодаря анкетам, которые экспедировал в финское посольство: Иннокентий Большов (тридцать четыре года, место рождения — г. Москва, финансовый директор. Остальные трое остались в лимузине — жена финдиректора, по имени Валентина Большова, и посторонняя, «нефирменная», семейная парочка, Стелла и Родион Сыромятские, двадцати пяти и сорока трех лет соответственно. Из посольских документов я не понял: кто они, эти Сыромятские, и чьи они друзья, а Саню пока об этом не спрашивал.
   К сожалению, в нашем автопробеге не участвовали те две подружки, что предназначались для нас с Саней, — Олеся Евдокимова и Светлана (однако если Света уже являлась любовницей моего кореша, то Леся пока, подозреваю, даже не ведала о моем существовании). Обе девушки должны были прилететь в Финляндию послезавтра на самолете. У них, видите ли, на завтра был назначен последний экзамен зимней сессии.
   Итак, в начале шестого утра близ канадской котлетной, в темноте, нарушаемой лишь молочно-белыми фонарями и редким светом фар проезжавших по Ленинградке автомобилей, под посвист ледяного ветра Вадим Сухаров на правах босса давал нам установку:
   — Старайтесь не отставать и не расползаться. По возможности идем колонной. Сначала впереди — наш «Лендровер», потом — «Авенсис», замыкает «Хонда». Дальше меняемся: я ухожу на третью позицию, вторая выходит вперед и так далее. Меняться будем каждый час. Тот, кто в головной машине, должен засекать гаишников, ямы и прочие проблемы и оповещать остальных по рациям. Через каждые три часа устраиваем привал на пятнадцать минут: оправиться, выпить кофея, съесть сухой паек. Можно поменяться водителями внутри каждой машины. Держите рации, — Вадим достал из карманов своей необъятной куртки три «Моторолы» и раздал нам, — они уже настроены на одну волну, зона действия не больше пары километров, поэтому очень желательно не растягиваться. Батарейки быстро садятся, о личном лучше не трындеть. Захочется поговорить — созванивайтесь по мобильным. Все ясно?
   Хоть моя свободолюбивая натура не приемлела менторский тон Вадима и на языке вертелось какое-нибудь язвительное замечание, я счел благоразумным не устраивать бунт на корабле в самом начале экспедиции, поэтому лишь кивнул, получая из рук самопровозглашенного руководителя рацию. Точно так же поступил и лысый бухгалтер Иннокентий.
   — По машинам, господа! — провозгласил Вадим. Чувствовалось, что он умеет и, главное, любит командовать. — С богом!
   Мы расселись и помчались.
   Вадим, рулящий головным джипом, задал стремительный темп. Мы неслись со скоростью сто сорок, презирая знаки об ограничениях и населенных пунктах. Наше счастье, что гаишники в Подмосковье оказались ленивыми и дрыхли перед рассветом. Частенько Сухаров, презрев экономию батареек, выходил в эфир: «На выезде из Солнечногорска большая яма на правой полосе. Как поняли меня? Прием». Мне показалось, что Вадиму просто нравилось — совсем по-детски! — отдавать команды в радио, словно он танковую колонну возглавляет.
   Я рулил, а Саня вытянулся на разложенном почти горизонтально переднем сиденье и рассказывал мне о наших спутниках. Начал он с лысого финдиректора Иннокентия Большова.
   — Вот он едет с нами, — со злорадным удовлетворением проговорил Сашка, — и не знает, что ему — крындец.
   — В каком смысле «крындец»? — Я на секунду оторвался от стремительно несущейся мне под колеса полузаснеженной дороги.
   — А в таком, что скоро Вадим его выгонит с волчьим билетом. А может, и еще чего похуже сотворит.
   — За что?
   — Большов — ворюга. Бабки у фирмы скоммуниздил. А это значит, — полулежащий Александр назидательно поднял палец, — что наказал деньгой Вадима. И Петра Горелова — тоже. И в меньшей степени ихних жен. (Они тоже долю в нашей прибыли имеют.) И, отчасти, даже меня… Наша фирма, — пояснил он, — по форме собственности — акционерное общество закрытого типа. Основной акционер Вадим, потом Петя, потом ихние женушки, затем остальные сотрудники.
   — Зачем же Большова, раз он вор, с собой отдыхать взяли? — удивился я.
   — Я ж тебе говорил: мы в эту поездку еще летом собирались. Тогда к Кену вопросов не было.
   — Могли бы с ним и в Москве разобраться.
   — Ха! Тогда два места в коттеджах пустыми останутся. А Сухаров денежки считать умеет… И, прошу заметить, Иннокентий пока не в курсе, что Вадим про его художества знает. И никто ни о чем не знает, только я да Сухаров…
   «Значит, ты Иннокентия заложил», — чуть не выпалил я, но вовремя прикусил язычок. А мой румяный друг продолжал разглагольствовать:
   — Может, Вадим для Большова какую-нибудь особенную кару готовит? Оч-чень в духе Сухарова — неожиданная расправа. Когда жертва ничего не подозревает, расслабилась и не ждет разборки. Не исключу, если Вадим нашего финдиректора на съеденье полярным волкам бросит или в вечную мерзлоту закопает.
 
   …Через три часа пути, уже далеко за Тверью, мы устроили первый привал. Съехали на заснеженную второстепенную дорогу, на багажнике моего «аккорда» разложили провизию, осветили импровизированный стол фарами двух других машин. Зимняя ночь нехотя и не спеша сменялась рассветом. Наконец-то я увидел всех своих партнеров по поездке (за исключением, напомню, Светланы и Олеси, отправляющихся в Финляндию самолетом). Из «Лендровера», помимо уже виденного мной Вадима — директора фирмы и самопровозглашенного командира пробега, — вышел его партнер Петя. (Петр Горелов — узнал я его по фотографии в финской анкете, — тридцати семи лет, женат, образование высшее, окончил Архитектурный институт.)
   Горелов являл собой полную противоположность своему другу и старшему партнеру Сухарову. Хотя был он столь же высок, зато обладал худым, даже астеническим сложением. Тонкие и довольно красивые черты лица почти все время озаряла ироническая улыбка — словно он вот-вот произнесет что-то смешное. Длинные волосы сзади были забраны в косичку. Я обратил внимание на его тонкие, нервные пальцы, красные от мороза. И по дружелюбному рукопожатию, и по улыбчивому взгляду чувствовалось, что он в отличие от Вадима не любит, да и не умеет быть руководителем и охотно пребывает в тени своего партнера. Словом, даже внешне Петр был типичным мозговым центром или, как стало модно говорить сегодня, «креативщиком», или «криэйтером».
   Петю сопровождала жена — почти такая же высокая, как и он, и худая. Звали ее Женей (Евгения Горелова, вспомянул я анкету, в девичестве Подольская, тридцати шести лет, образование высшее, окончила Второй мед, временно неработающая, детей нет). Я сразу обратил внимание на ее необычную красоту. Тонкие, выразительные черты лица, огромные черные глазищи. Она походила на юную Монику Витти из старых итальянских фильмов. Или на молодого Бориса Пастернака — родись он женщиной. Однако губы ее при этом были такой пухлости и яркости, что превосходили, пожалуй, саму Анжелину Джоли. Ее красота меня оглушила, и я сразу понял, что готов на все, лишь бы… И плевать мне на то, что она почти на десять лет старше! Но увы — рядом маячил этот ее муж…
   Женя оказалась — что странно для женщины — совсем не словоохотливой. За все время завтрака я услышал из ее прекрасных уст, пожалуй, не более двух фраз.
   В головном «Лендровере» следовала еще одна женщина по имени Настя — супруга директора фирмы. (Я невзначай, благодаря визиту в посольство, оказался в курсе самой сокровенной тайны женщин, путешествовавших с нами: я знал их возраст!) Анастасии Сухаровой было тридцать восемь, однако выглядела она максимум на тридцатник, и я спросил себя, делала ли она уже подтяжку или ограничилась пока ботоксом, массажами и пилингом. Настя, в противоположность Жене, оказалась болтлива. И, под стать своему мужу, имела пару-тройку лишних килограммов. Впрочем, дополнительный вес даже шел ей — все равно она была живой, спортивной, румяной.