– Встань, клонг… – раздался скучающий, мурлыкающий голос.
Рогман не мог сопротивляться. С детства его болезненно учили повиноваться любому приказу этнама. Цепляясь онемевшими пальцами за шероховатые выступы фундамента, он встал.
– Ну-ка, сними одежду! – потребовал тот же голос.
Рогману ничего не оставалось, как развязать шнурок своего балахона, и серая хламида бесформенной кучей оползла к его ногам, подставив неверному свету коптящих факелов стройную фигуру юноши.
Внешне, за исключением отсутствия мягкой голубой шерстки и несколько иного разреза глаз, он походил на этнамов.
Кровь из рассеченной кожи на виске вновь принялась капать, теперь уже на голое плечо, и, смешиваясь с нудным дождем, побежала розовыми струйками по рукам, по груди…
Это, наверное, и сыграло решающую роль.
Этнамы были хищниками. Ничто так сильно не возбуждало их, как вид и запах крови.
Занавеска носилок вдруг резко отдернулась, и Рогман почувствовал, как тело цепенеет, но не от холода, а от тоскливого, дурного предчувствия.
В носилках сидела дочь самого Амбуша, Нейра. Управляющий Полями как-то, находясь в особо добром расположении духа, намекнул своему приемышу, что его появление среди сенталов каким-то образом связано с рождением дочери Правителя. Однако если они и были ровесниками, то внешне это никак не проявлялось. С точки зрения этнамов, та самка, что жадно разглядывала обнаженного раба из глубины носилок, уже давно переступила порог зрелости. Их срок жизни не мог сравниться с долголетием сенталов – Эргавсу уже стукнуло тридцать, а седина только начала появляться в его роскошной шевелюре. У этнамов все было иначе. Сам Амбуш, глубокий седой старик, прожил двадцать пять лет и считался долгожителем…
Однако Нейру не заботил ни собственный вид, ни возрастные или расовые различия.
– Подойди, клонг… – не то приказала, не то позвала она.
Рогман не шелохнулся. Он уже догадался, что она хочет сделать, и ужас, смешанный с отвращением, бил его волнами крупной, непроизвольной дрожи.
На розовых губах Нейры появилась хищная усмешка, обнажившая ряд белых, заостренных зубов.
Скучающая, пресыщенная жизнью аристократка, дочь Правителя, которой по праву рождения было дозволено все… Что может быть страшнее для раненого, совершенно бесправного раба, чья жизнь, по сути, не стоила ничего?
Какой-то частичкой разума, еще не совсем оцепеневшей от страха и отвращения, юный Рогман понимал: лучше покориться, зажмурить глаза, задержать дыхание… и тогда, быть может, он еще вернется домой живым…
Нейра встала с подушек, не сводя с оцепеневшего раба своего распаленного, похотливого взгляда. Шикнув на лиммингов, которые тут же попрятали свои головы под жердь носилок, она ступила на мостовую, одновременно властным, нетерпеливым жестом расстегнув одежду. Этот раб казался ей столь необычным, что она не обратила внимания на его непослушание: Рогман все еще стоял, прижавшись к стене, и не думал двигаться навстречу. Что ж… Она машинально облизнула пухлые розовые губы длинным языком, предвкушая, как слижет с его плеча первую каплю смешанной с дождем крови… Пусть стоит… Нейра хотела одного – удовольствия, острого, как рассекающий плоть нож, и если раб оцепенел от неожиданного благоволения высшей особы, то она сделает все сама… Может быть, она даже оставит его в живых после совокупления или заберет во дворец…
В голове Рогмана в этот момент присутствовали совсем другие мысли.
Если бы светлейшая дочь Амбуша могла в данный момент каким-то образом услышать их, то жизнь раба оборвалась бы в ту же секунду.
Юный Рогман не испытывал ни грамма положенного раболепия…
Доминантой его мыслей являлось отвращение, которое захлестнуло его липкой, осязаемой волной, подавив даже смертельный страх.
Дочь Правителя Амбуша, великолепная Нейра, казалась ему отвратительной.
«Драная, облезлая, похотливая кошка…»
Рогман не мог взять в толк, откуда в его голове появилась такая мысль. Он даже не знал значения вынырнувшего из глубин подсознания слова «кошка». Он просто смотрел расширенными глазами, как дочь Амбуша медленно двигается к нему, и понимал, что та пьяна почти до полного бесчувствия… Он видел под распахнутой ветром одеждой ее тело, покрытое коротким, влажным подшерстком, сморщенные соски шести грудей, что тянулись вдоль живота, и отчетливо понимал, что умрет от ужаса и отвращения, как только она коснется его…
Неизъяснимый страх, что секунду назад парализовал мышцы, внезапно возымел обратное действие. Рогман вдруг почувствовал, как одеревеневшее тело помимо его воли наливается жгучей, горячей волной неведомой доселе СИЛЫ.
Как будто в нем проснулось нечто, заложенное глубже инстинктов, глубже разума…
Поначалу это был бешеный выброс адреналина в кровь, которая горячими, тугими толчками ломилась в его виски, потом он ощутил нестерпимый зуд в кончиках пальцев, словно там из-под ногтей росло что-то новое, совершенно неподвластное его пониманию, затем резко накатила тошнота, а за ней последовала волна ледяного пота, покрыв мелкими блестящими бисеринками испарины его продрогшую кожу.
Лимминги внезапно заскулили, защелкали, пытаясь забиться поглубже под повозку. Такого поведения злобных тварей еще не видел никто из живущих.
Рогман не мог наблюдать себя со стороны, и, хвала Падшим Богам, никто не оказался случайным свидетелем этой сцены на пустой улице Города, иначе раба бы попросту растерзали…
Он не понимал, что происходит.
Наверху, под недосягаемым для взгляда потолком, что-то затрещало.
Дождь прекратился, словно нудную стену моросящей влаги кто-то отсек невидимым ножом.
Воздух вокруг Рогмана сгустился, став осязаемым…
Ошалевший от страха юный раб не мог осознать того, что причиной этих перемен явилась его мысль. Страстное, неодолимое желание исчезнуть с этого самого места. Мысль, оформленная в четкую формулировку.
ЭТО БЫЛ ПРИКАЗ. ПРИКАЗ, КОТОРЫЙ НЕ МОГЛИ НЕ УСЛЫШАТЬ. ПОКА БЫЛ ФУНКЦИОНАЛЕН ХОТЬ ОДИН СЕНСОР, ПОКА ИМЕЛСЯ ХОТЬ ОДИН ЭРГ В НАКОПИТЕЛЯХ!..
Рогман закричал от ужаса, когда сверху с адским грохотом ударил столб зеленого света, обволок его, парализовал, рванул вверх и понес к потолку…
Если бы он знал, что стоил древнему Миру этот рывок! И КОГО он разбудил своим неосознанным приказом…
…За все неизбежно надо платить. Где-то далеко, в неописуемой дали, рушились сейчас какие-то стены, из-под земли начинали бить фонтаны искр, пугая до смерти не ведомые Рогману народы, обитающие в иных пределах Мира, опять взрывались Алтари, и только что накормленные Пасти вдруг оказывались голодными… а он, потеряв сознание от ужаса, летел в сгустке защитного поля прочь с того места, где минуту назад его ждало отвратительное насилие и, возможно, – смерть…
* * *
Когда он очнулся, было темно.
Где-то рядом заунывно выл ветер.
Открыв глаза, Рогман огляделся и понял, что лежит на перекрестке двух труб…
Рядом с ним сидел, прислонившись к выгибающейся в темную бесконечность стене, обтянутый мумифицированной кожей скелет.
Свет пробивался из какого-то отверстия за перекрестком, превращая мрак в сумрак.
Он вскрикнул, инстинктивно подавшись в сторону от страшного соседа. Одежда на трупе давно истлела, да и кожа лишь местами покрывала выпирающие наружу ребра, но зато на мумии были надеты не подверженные тлению детали гардероба – пожелтевшие ребра наискось пересекал ремень, рядом, среди налета осклизлой грязи, что покрывала пол трубы, валялось несколько странных прямоугольников, сделанных из того же материала, которым были облицованы стены Мира, меж ног мумифицированного существа лежал темный предмет, даже в сумраке отливавший синеватой сталью…
Первые несколько секунд Рогман в ужасе смотрел на мумию, не в силах отвести оцепеневший взор от черт усохшего лица с ввалившимися глазницами, и страшная догадка ледяным холодом ползла вдоль напряженного позвоночника…
Мумия сидела, хищно оскалившись в его сторону пожелтевшими от времени зубами. При жизни это существо с гладкой кожей и волосами, что росли исключительно на голове, явно не принадлежало ни к этнамам, ни к сенталам…
Оно было таким же, как и Рогман…
Существо ЕГО племени!..
Юного раба трясло, как в лихорадке. Он не был готов к выпавшим на его долю испытаниям ни физически, ни морально.
Все, что случилось с ним, казалось страшным, неправдоподобным, ненужным…
Но что он мог сделать?!
Сила, которая унесла его с городской улицы, не поддавалась объяснению. Рогман леденел, вспоминая свой полет, и горячо благодарил Падших Богов, что те позволили ему почти сразу же потерять сознание, иначе он бы умер от ужаса.
Единственное, на что хватило силы воли у измученного подростка, – это зажмуриться, протянуть руку, схватить синевато-черный предмет и метнуться прочь, в ту сторону, откуда пробивался неясный свет.
* * *
Источником света оказалась решетка вентиляции.
Распластавшись по дну трубы, Рогман жадно, со страхом и надеждой разглядывал расположенное под ним свежевспаханное поле.
Он знал эти места. Один из участков Плодородной Равнины, где никогда не гас свет. Это обширное помещение располагалось недалеко от дома Эргавса.
Выламывая пальцы, Рогман судорожно вцепился в решетку. Он оказался так измучен внезапно обрушившимися на него бедами, что почти не соображал, что и как делает.
Когда преграда наконец поддалась, он, не задумываясь, спустил ноги в открывшееся квадратное отверстие и полетел с высоты пяти метров прямо в объятия рыхлой, свежевспаханной земли.
Судя по тому, что на полях не оказалось рабочих, в городе все еще царила ночь. Только пара шерстобрюхов вздыхала и чавкала в дальнем загоне у закругляющейся стены, наполняя ярко освещенный зал таинственными шорохами.
Всхлипывая и прижимая к груди свою находку, Рогман со всех ног бросился к дому Управляющего Полями.
Старый Эргавс, наверное, оставался единственным существом на всем белом свете, кто относился к нему хоть с какой-то, минимальной долей симпатии. Юноша не имел никакого понятия о тайне своего рождения, но Управляющий не смог забыть ни сияющего Алтаря, что взорвался на его глазах, ни зычного гласа Богов, ни своей минутной слабости при виде маленького комочка розовой плоти, что скорчился на дне внезапно открывшегося ящика. Полученный от Алтаря прямоугольный кусочек пластика он носил на шее как талисман, а к приемышу старался относиться терпимо: кто знает, чего добивались Мрачные Боги, послав ему младенца чужой расы?
Поэтому и сейчас, разбуженный среди ночи, Эргавс не стал кричать, а сел в постели, непонимающе глядя на голого, заляпанного кровью и грязью Рогмана, который, дрожа и заикаясь, сбивчиво поведал Управляющему Полями о своих злоключениях в городе, все без утайки.
– Оденься, – хмуро и однозначно приказал он, выслушав Рогмана.
Через полчаса они вдвоем уже были на поле.
– Вот. – Рогмана опять начало трясти, когда он указал Эргавсу на квадратное отверстие в потолке.
Управляющий посмотрел туда, сокрушенно покачал головой, а потом принялся вертеть в руках найденный его приемышем предмет, явно принадлежавший когда-то Падшим Богам.
Эргавса сильно смутило утверждение юноши, что мумифицированный труп был точно такой же расы, как и он сам.
«Может ли он быть потомком Падших Богов?!» – с сомнением и некоторой долей раздраженного страха подумал Эргавс, глядя на понурившего голову подростка. Лезть в дыру в потолке, чтобы проверить данное утверждение, старому Управляющему совсем не хотелось. Он предпочитал не иметь дела с потусторонними силами, справедливо полагая, что такие знакомства никогда не принесут ничего хорошего.
В то же время как теперь относиться к Рогману? Выдать его Амбушу? Или, наоборот, спрятать от гнева обманутой в своих вожделениях Нейры?
И то и другое казалось Эргавсу неприемлемым. Если дрожащий от страха и усталости раб действительно имеет какое-то отношение к Падшим Богам, то лучше не гневить их, но, с другой стороны, гнев Амбуша и его дочери могут настичь его самым быстрым и недвусмысленным образом…
Колебания Эргавса разрешил тот предмет, что он все это время машинально крутил в своих пальцах.
Очевидно, он неловко задел упругий рычажок, что скрывался под защитной скобой, у самого основания удобной, рифленой рукояти, – внезапно раздался оглушительный грохот, странный предмет вырвало из рук Управляющего Полями, а из стены Мира, напротив того места, где стоял Эргавс, одновременно с раздавшимся грохотом брызнули осколки разбитой облицовки…
Когда рассеялся сизый дым и прошел первый шок, Эргавс, глухо ворча, встал, отряхивая прилипшие к шерсти кусочки сырой земли. Давно уже он не падал вот так, навзничь, там, где стоял. Покосившись на Рогмана (не прячет ли улыбку, глядя на распластавшегося в грязи Управляющего?), он с опаской подошел к тусклому, иссиня-черному предмету, который валялся поодаль, нагнулся, понюхал его и лишь затем осторожно поднял, цепко зажав в волосатых пальцах.
От предмета исходила стойкая кислая вонь. С той стороны, где у него была небольшая дырка, все еще курился едва приметный дымок…
Взгляд Управляющего Полями переместился на изуродованную стену. Облицовочный материал в том месте, где в него ударила неведомая сила, раскололся, щерясь иззубренными краями уродливой дыры, за которой четко угадывался каркас стены.
Покачав гривастой головой, Эргавс перевел взгляд на Рогмана и тут же с болезненной ясностью припомнил все обстоятельства его появления на свет.
«Нет, гневить Падших Богов – это последнее дело…» – решил про себя сентал.
Седина в его спутанных волосах говорила не только о годах, но и накопленной житейской мудрости. Эргавс знал, что нужно делать с Рогманом.
– Пошли, – коротко приказал он, направляясь к устью того тоннеля, что вел в сторону Города этнамов.
Ничего не понимающий, обескураженный и перепуганный, юноша покорно поплелся за ним. Его ноги подкашивались от усталости, в голове еще гудело от головокружительного полета в вентиляционную шахту, куда его так внезапно уволокла неведомая сила Падших Богов, очевидно, внявших его бессознательной мольбе…
Он шел, машинально переставляя ноги, вслед за Эргавсом, еще не подозревая, что вот уже несколько часов кряду движется навстречу своей новой судьбе…
Эргавс же, напротив, очень хорошо представлял, куда направляется.
Зажатый в волосатой руке предмет, явно принадлежавший Падшим Богам, испугал, но не обескуражил его своим грохотом. Он знал такие вещи. Они казались страшными, непонятными, но в то же время полезными. Были среди таких вот остатков прошлого очень яркие глаза неведомых существ, которые умели разогнать любой мрак своим сиянием, только вот беда – со временем они тускнели, а затем и вовсе умирали, теперь уже окончательно… Еще он видел маленькие цилиндры с небольшим колесиком наверху, которые умели рождать огонь. Да мало ли что хранили в себе руины Сумеречной Зоны, всего, наверное, не перечтешь. Ходили слухи, что в доме Амбуша хранится страшное оружие Богов, наподобие того, что попало сегодня в руки Управляющего Полями, только еще более разрушительное и страшное. Немногие очевидцы рассказывали, что однажды Амбуш демонстрировал его, желая поразить подданных Божественной мощью, что оказалась в его руках, но дело кончилось весьма плачевно, два или три уцелевших свидетеля говорили о бледном пульсирующем свете, что якобы разлился перед Правителем, но их рассказам трудно верить: все они оказались слепы, хотя Эргавс своими глазами видел, что на боку Амбуша долго не хотела зарастать новым голубым подшерстком уродливая паленая полоса…
Но, так или иначе, предметы, оставшиеся от Падших Богов, хоть в большинстве и являлись опасными безделушками, но все же ценились очень дорого. Особенно те, чье назначение было разгадано. Их добывали особые рабы, работавшие на нескольких Хозяев – богатых городских купцов, имевших разрешение на торговлю такими предметами. Разрешение, естественно, давал Амбуш, забирая при этом в свою сокровищницу львиную долю собранных артефактов, но и той малости, что доставалась предприимчивым владельцам особенных рабов, хватало с лихвой, чтобы сделать тех самыми богатыми и уважаемыми обитателями Города.
Все они были сенталами, ни один этнам, будь он хоть трижды нищий, не прикоснется к торговому прилавку. «Впрочем, нищих этнамов не бывает, – подумал Эргавс, выходя к городской окраине, над которой все еще властвовали сумерки. – Им и так принадлежит все. Бывают не нищие, а опустившиеся этнамы, а тут, как ни крути, большая разница…»
Лавка, куда он шел, располагалась совсем недалеко от устья тоннеля.
Повернув вправо, вдоль закругляющейся стены Мира, Эргавс принялся считать овальные двери. Это были входы в самые богатые жилища города. Все остальные постройки, громоздившиеся на некогда свободном пространстве огромного зала с сорокаметровым потолком, были возведены уже после окончания потрясших Мир катастроф, в основном из обломков рухнувших перекрытий и иных подручных материалов, образовав целые кварталы с неровными, узкими улицами, а эти овальные входы вели в те жилища, что остались еще со времен Богов. Естественно, здесь жили только этнамы. За редким исключением, которым как раз и являлись немногие предприимчивые соплеменники Эргавса, сумевшие добиться определенного положения в городе.
Отсчитав пять раз по пять, Эргавс остановился подле запертой двери и осторожно, почтительно постучал.
За дверью тут же зашипел лимминг.
Управляющий Полями поморщился, по привычке вздернув верхнюю губу и издав низкий, утробный рык. Лиммингов, этих выродков Сумеречной Зоны, он не любил.
За дверью раздались шаркающие шаги, тихо клацнул замок, и в дверях приоткрылось квадратное окошко.
Узнав Эргавса, хозяин заскрежетал ключами.
Овальная дверь со скрипом приоткрылась.
Этого сородича Управляющего Полями трудно было удивить неурочным визитом. Сентал выглядел вовсе не заспанным.
«Очевидно, только спровадил очередного посетителя», – проницательно предположил Эргавс, который точно знал, что все хозяева блайтеров приторговывают голубыми кристалликами, теми самыми, при помощи которых сажают на незримую цепь своих клонгов. Потребителями этого дьявольского зелья, что вырабатывалось из определенного сорта плесени, живущей на самых гиблых уровнях разрушенного Мира, были, естественно, этнамы. Не один сентал не мог позволить себе ни пьяной одури, ни рабской зависимости от голубоватых гранул: сентал обязан работать, а не шататься в пьяном полузабытье по городу и окрестностям. Если, конечно, его не прельщает участь раба, посаженного на цепь…
Ни слова не говоря, хозяин посторонился, отпихнув ногой шипящего лимминга, чтобы Управляющий Полями и Рогман могли войти.
В центре просторной комнаты стоял стол, по обе стороны которого к полу были привинчены две широкие скамьи. Остальная обстановка являлась уже более поздним усовершенствованием. Сев в кресло, искусно сработанное из порожнего пластикового контейнера, Эргавс указал взглядом на Рогмана и скупо заявил:
– Он может искать в ночи.
Хозяин недоверчиво вскинул кустистые брови, окинув презрительным взглядом тощую, безволосую фигуру Рогмана.
Заметив это, Эргавс выложил на стол принесенный Рогманом предмет. Это являлось прямым доказательством только что произнесенных слов: откуда взяться у Управляющего Полями такой дорогой вещи, оружия Падших Богов, если ее не принес этот самый тщедушный клонг из Сумеречной Зоны? Вещи Богов могли прийти только оттуда. Это хозяин лавки знал точно.
– Ты воспитал хорошего раба… – с почтением произнес он.
Эргавс деланно пожал плечами. Он играл, но достаточно несложно.
– Рогман многого не знает. Он ходит недалеко и недолго. Его надо учить.
Глаза купца сузились. Он понял, что хочет от него Управляющий Полями.
– Учить раба дорого и сложно… – осторожно произнес он, покосившись в сторону принесенного Эргавсом предмета.
Управляющий Полями не возражал. Ему не было никакого толка от той вещи, что грохочет и ломает стены Мира. Однако он был далеко не глуп и представлял себе приблизительную цену данного предмета.
– Большая дырка в стене возле поля… – пробурчал он. – Голову просунуть можно.
– Я дам тебе два светящихся глаза!
– Нет, – покачал головой Эргавс. – Ты возьмешь моего раба. Он принесет тебе много таких вещей оттуда, где живет Невидимая Смерть. А мне ты дашь Ту-Которая-Лечит.
Купец побледнел.
Это было очень серьезное предложение. Раб, способный выжить в Сумеречной Зоне, даже необученный, ценился очень высоко. А тот предмет, что, по словам Эргавса, являлся действующим оружием Падших Богов, – и того больше. Но Та-Которая-Лечит стоила обеих ценностей, вместе взятых…
Несколько минут в душе сентала шла борьба между желанием урвать сиюминутную выгоду и той перспективой, что давал ему новый раб.
В конце концов победило рациональное начало.
Глубоко и судорожно вздохнув, он направился в глубину комнаты, за ширму, и долго скрежетал там какими-то замками.
Вернувшись, он принес на вспотевшей волосатой ладони небольшой прямоугольник с моргающей на нем зеленой точкой и жирным красным крестом.
– Вот… – хрипло произнес он, передавая эту ценность Эргавсу.
Тот несколько секунд пристально смотрел на диковинную редкость, о которой раньше только слышал, потом поспешно убрал ее с глаз и встал.
– Ты поступил мудро, – произнес он и, даже не оглянувшись на оцепеневшего Рогмана, направился к двери.
Когда овальный люк за его спиной с лязгом встал на место, Эргавс удовлетворенно прорычал что-то нечленораздельное и быстрой поступью пошел к зеву тоннеля, который вел в сторону Плодородных Равнин.
На душе Управляющего Полями вновь было спокойно. Он только что совершил самую удачную сделку в своей жизни. Эргавс был доволен своей изобретательностью. Во-первых, он не отдал Рогмана на растерзание этнамам. Во-вторых, он получил чудодейственное средство от всех мыслимых болезней, что в его возрасте уже являлось не лишним. И, наконец, в-третьих, он теперь ничем не прогневит Падших Богов, ведь когда Рогман умрет в Сумеречной Зоне от прикосновения Невидимой Смерти, это будет уже не его вина, теперь туда Рогмана пошлет купец, хозяин блайтеров…
Нет, определенно тот Алтарь, что много лет назад взорвался на глазах Эргавса, принес ему удачу, надоумив не придушить крохотное, орущее существо, появившееся на свет из внезапно открывшегося ящика!..
День, судя по всему, обещал быть удачным.
Управляющего Полями нисколько не смущало, что он только что продал своего воспитанника в рабство, обрекая его на быструю и мучительную смерть. Он уже не имел к Рогману никакого отношения.
Глава 3
ИЩУЩИЙ-В-ТЕМНОТЕ
Сон…
Он спал, скорчившись на дне старого пластикового контейнера, а по его лицу, иссеченному шрамами, блуждала удивленная улыбка…
Это выражение наивного, восторженного изумления, которое заставляло губы Рогмана кривиться в не свойственной его мышцам мимике, казалось жутким… Жутким, потому что бледное, не по годам серьезное лицо подростка было слишком сильно изуродовано жизнью… Оно хранило столько отметин от лишений и невзгод, которые тянулись длинными шрамами по щекам, подбородку, лбу, врезаясь в густую шевелюру русых волос корявыми тропками-просеками, что даже робкая тень от улыбки искажала его черты, натягивая кожу, напитывая рубцы цветом крови, вздергивая уголки растрескавшихся от непреходящей жажды губ…
И тем не менее он улыбался во сне.
Настороженно, скованно, напряженно, но улыбался.
Его сон действительно походил на сказку…
Обычно сновидения не баловали Рогмана своим разнообразием. Тем более тут, в сердце Сумеречной Зоны, где проклятия Падших Богов оставались все так же сильны, как и много веков назад, но на этот раз ему приснилось нечто совершенно необыкновенное…
…Сначала он услышал голос.
Далекий, нежный голос, который медленно выговаривал слова на незнакомом языке. В сочетаниях дивных, ласкающих слух звуков не было ничего от отрывистой, лающей речи сенталов или от протяжных, гортанных слов языка народа этнамов.
Звук неведомого голоса казался сродни ласковому дуновению теплого ветра, который иногда удавалось ощутить, проходя мимо развороченных труб, исчезавших в неведомых недрах разрушенных гневом Богов уровней. Он нес в себе что-то божественное, успокаивающее…
Рогман напрягся, выгибаясь во сне, словно кусок ржавой пружины, к которой приложено усилие.
Первый раз в жизни, подспудно ощутив чье-то присутствие, он не смог проснуться, только тело зашевелилось во сне, скрипнули зубы да ладонь машинально нашарила рифленую рукоять оружия…
Что-то мягкое коснулось его напряженного разума. Будто ласковые, заботливые пальцы пробежались по налитым кровью рубцам, истомной дрожью скользнули вдоль позвоночника, разлились в груди щекочущим теплом…
– КИМПС… – раздался долгий, протяжный, идущий из немыслимой дали стон…
…Он очнулся с резким, болезненным, непроизвольным вскриком.
Немая пустота рванулась к нему со всех сторон, ломая разум своей оглушающей тишью…
Скрипнув зубами, Рогман удержал себя от необдуманных движений. Если есть кто-то рядом, то лучше не шевелиться… Пусть идет на невольный вскрик, если жить надоело…
Какой-то звук все же пробивался извне, текучий, знакомый, как бегущие под туникой щекотливые капли ледяного пота…