– А, это вы… Здравствуйте. – Профессор посмотрел на Полуэктова. – Заинтересовались космогонией?
Вадим не стал лгать.
– Нет, пришел получить разрешение на испытательный старт.
– Уже? Так быстро? – Беркли казался искренне удивленным и обрадованным. – Замечательно. Вы представить себе не можете, как нам не хватает гиперсферных аппаратов для коротких прыжков. Эта туманность, посмотрите, – он широким жестом обвел состыкованные между собой матовые полотнища обзорных экранов. – Это место, где рождаются звезды! Поразительный объект для исследований, но мы вынуждены наблюдать за ним издали, не имея возможности разместить аппаратуру в самих пылевых облаках…
Вадим выслушал его, несколько раз кивнув.
К явному разочарованию профессора, у нового инженера был только один вопрос.
– Так я могу приступать?
Если бы Вадим знал, как скоро ему потребуются дополнительные знания по строению Вселенной, ее эволюции и теории возникновения жизни, то наверняка этих вопросов оказалось бы больше, но разве угадаешь заранее, что понадобится в жизни, а что нет?
Сейчас у него было вполне конкретное задание, и ему хотелось как можно скорее приступить к его исполнению.
* * *
Кабина «Гепарда» была очень тесной.
Кресло пилота, установленное на специальном противоперегрузочном ложементе, со всех сторон обступали приборные панели. Центральное место занимало мутно-зеленое полушарие масс-детектора. Прибор улавливал гравитационные возмущения пространства, одинаковые как в гиперсфере, так и в реальном континууме, и передавал их условные значения на расположенный перед пилотом полусферический объемный монитор.
Тихо прошипела пневматика люка, и все внешние звуки исчезли.
Вадим протянул руку в перчатке скафандра к ровным шеренгам выключателей стартовых последовательностей.
Палец касался сенсорных псевдокнопок, и вслед его движению оживали системы корабля.
Включено… Включено… Включено…
– Борт «Гепард», вызывает «Гамма», ответьте нам… Проверка связи.
– Да, слышу отлично… – Вадим продолжал предстартовые процедуры.
– Начинаем откачку воздуха из шлюза. Проверьте герметизацию.
– Норма…
По всему пространству шлюзового ангара вспыхнули красно-голубые предупреждающие огни.
– Начало декомпрессии.
Было в этой древней процедуре что-то магическое. Вадим ощутил, как дрогнула под кораблем подающая плита и одновременно гигантские створы перед «Гепардом» начали расходиться, обозначив узкую щель.
Современные корабли стартовали совершенно по-другому. Суспензорные поля, способные удерживать атмосферу и в то же время пропускающие твердые тела, существенно упрощали процедуру шлюзования, а электромагнитные катапульты сводили процесс старта к нескольким секундам.
Здесь, на «Гамме», все было так непривычно.
«Хорошая практика перед свиданием с „Альфой“… – подумалось Вадиму. Может быть, Покровский именно поэтому остановил свой выбор на старом аванпосту времен Первой Галактической?
Стартовая плита, ощутимо вибрируя, поползла вперед. На боковых мониторах рубки медленно проплыли габаритные огни открытых внешних ворот.
– «Гепард», вы вышли.
Ладонь Вадима сжала рукоятку управления двигателями, палец скинул скобу предохранителя с гашетки зажигания.
Нижние дюзы отработали коротким импульсом, подняв «Гепард» со стартовой плиты.
– «Гамма», отрыв произведен. Включаю маршевые установки. Можно задвигать плиту.
– Принято, спасибо. Удачи.
Створы шлюза за кормой истребителя начали обратное движение.
Корабль несколько секунд продолжал плавно скользить вверх, потом включились маршевые секции двигателей, и он сорвался с места, стремительно превращаясь в крохотную, исчезающую точку.
* * *
Через тридцать минут, набрав нужную скорость, Вадим включил гипердрайв.
Черная мгла внепространственного перехода всколыхнулась вокруг, слизнула звезды с обзорных экранов, оставив лишь тусклый свет приборных панелей да сюрреалистический танец трепещущих зеленоватых линий внутри полусферической выпуклости масс-детектора.
Тьма.
Она навалилась со всех сторон, мгновенно швырнула разум в пучину безвременья.
Век живи, век учись… Вадим не представлял себе и сотой доли тех ощущений, что предлагала гиперсфера пилотам древних космических аппаратов, времен Первой Галактической войны.
Несколько секунд ему потребовалось на то, чтобы пережить чувство внезапной слепоты, потерянности. Это совсем не походило на современный гиперпрыжок. Наблюдать, как отключается большая часть пилотажного оборудования, приспособленная к работе в трехмерном континууме, как вспыхивают и медленно гаснут на дисплеях бесчисленные надписи «Ошибка», пока в кабине в конце концов не осталась работать лишь мутно-зеленая полусфера масс-детектора, было, как минимум, неприятно.
Казалось, что корабль и человек испытывают схожее чувство замешательства – бортовой автоматике потребовалось значительное время, чтобы реактивировать программы и загрузить новые модули памяти, предназначенные для работы с гипердрайвом. Вадим не привык к такой медлительности киберсистем, и с каждой минутой, пока внутри терминала шла обработка новых данных, соответственно росла и его тревога.
Наконец осветилось несколько секций пульта и на навигационный дисплей выползли первые строки сообщений, свидетельствующие о включении автопилота.
Сдавленно пискнул предупреждающий сигнал – это одна из трепещущих, змеящихся линий угрожающе приблизилась к хрупкому по сравнению с действующими тут силами кораблю.
Руки Вадима охватили рукоятки ручного управления системой струйных рулей ориентации, но это оказалось излишним – заработавший автопилот уже внес поправку в курс; трепетная зеленая линия отклонилась вправо и начала медленно отплывать на безопасное расстояние.
Убедившись в состоятельности бортовой электроники, Вадим извлек из нагрудного кармана микрочип, переданный ему Покровским. Крышка резервного навигационного блока отделилась безо всяких усилий. Он вынул стандартный модулятор частот, вставил на его место свой, привезенный с Земли. Теперь блок будет игнорировать все гиперсферные частоты связи, кроме той, на которой работали аварийные маяки орбитальных штурмовиков «МАГ».
Касание сенсора, и на дисплее вспыхнула надпись:
«Смена основной системы поиска на резервную, подтвердите ввод».
Еще одно прикосновение к псевдокнопке, и объемный экран масс-детектора на миг замутился, стал матовым.
Когда в его глубинах просветлело, то в зеленоватой полусфере среди трепещущих линий гравитационных отпечатков реально существующих звезд вспыхнула сиротливая алая точка.
Маяк. Надо же… С первой попытки, в самое яблочко.
Впрочем, Вадим мог бы не удивляться прозорливости Покровского. Тот редко ошибался в своих выводах.
Спустя несколько минут, когда расчеты были окончены, он загрузил результат в блок автоматического пилотирования, дождался, пока система подтвердит ввод, и просто коснулся пульсирующего красного круга с надписью:
«ПРЫЖОК».
* * *
Как справедливо сказано еще в древности: «Все познается в сравнении».
Вадим Полуэктов имел действующее удостоверение гиперсферного пилота – он водил современные боевые корабли на шестом-седьмом энергоуровнях аномалии космоса и привык к их мощной защите, позволяющей совершать мгновенные броски от звезды к звезде. Здесь же все обстояло иначе: касание псевдокнопки привело лишь к тому, что на мониторе высветилась очередная надпись:
«Прыжковая программа запущена. До окончания процесса осталось десять часов пятнадцать минут».
Фрайг их всех раздери…
Техника гиперсферного привода в данном случае оказалась разительно не похожей на современную, хотя исполняла те же функции. С таким же успехом можно было поставить рядом древнюю конную повозку и современный флаер.
Вадим мысленно переварил надпись, заставил себя смириться с ней, потом откинул забрало гермошлема и угрюмо уставился в черноту обзорных экранов, где в данный момент не присутствовало ничего, кроме его смутного отражения.
Десять часов в изнанке космоса, среди коловращения энергетических потоков, под утлым прикрытием пятимегаваттного щита?.. Не очень-то уютно.
Закуривая, Вадим не представлял, что только начинает вкушать все прелести древних технологий.
* * *
Через тридцать пять часов, после двух незначительных поломок в цепях гипердрайва и одного сбоя в работе бортовой киберсистемы, он наконец понял, что возвращается.
Нервы пилота, как это обычно бывает при подъеме из «гипера», уже не верили ничему: после полутора суток глухого ожидания, которые нельзя было описать термином «полет» – ибо понятия скорости, расстояния и времени являлись тут величинами абстрактными, теряющими свой практический смысл, – разум отказывался верить в дрожащие показания световых столбиков, которые медленно, но неуклонно карабкались вверх, показывая, что он всплывает из Великого Ничто…
Силовая защита его «Гепарда» – космического многоцелевого штурмовика класса «ХL» едва держалась, окутывая покрытый шрамами корпус старого, видавшего виды космического корабля бледным фантомным сиянием. Индикатор напряженности защиты робко показывал значение в полтора мегаватта, плюнь – и рассыплется…
Лицо Вадима, по которому змеились блики от контрольных огней пульта управления, казалось сейчас какой-то тотемной маской – в нем не было ни кровинки, кожа посерела, щеки ввалились, осунулись.
Сколько часов он не спал?
Бортовой хроно не мог ответить на этот простой вопрос – он был отключен, так же как и все вторичные энергопотребляющие системы.
Корабль казался истощенным не меньше, чем человек.
И все же Вадим чувствовал – он всплывает. Эта мысль билась в отупевшем от усталости мозгу, не давая рукам расслабиться и сползти с пористых рукояток астронавигационных рулей.
Из состояния отрешенности его вывел тихий, мелодичный сигнал бортовой киберсистемы.
Приближался уровень пространственного перехода.
Вадим машинально поерзал в кресле, собрав остатки сил, подтянулся, пробежал взглядом по шеренгам полуживых датчиков…
Картина получалась неутешительной.
Энергия почти на нулях, маневрового топлива и того меньше – пришлось потратиться на пять неплановых коррекций после поломок и сбоев.
Впрочем, сейчас ему хотелось одного – вновь увидеть на обзорных экранах нормальные звезды, а там посмотрим…
…И они появились.
Внезапно, стремительно, ослепляющие…
Тонкие росчерки доплеровских полос вдруг возникли на обзорных экранах, где до этого властвовала вязкая непроглядная чернота, потом они вдруг стали укорачиваться, схлопываясь в ослепительные, острые, холодные точки, мрак наполнился новым смыслом, жизнью, и, будто подтверждая это, коротко взвыли сигналы радаров – где-то рядом присутствовали космические тела.
Вадима на миг оглушила эта феерия вернувшихся чувств – он ощущал себя, как внезапно прозревший слепец: приборы, которые молчали в пространстве гиперсферы, внезапно ожили, все разом, наперебой демонстрируя ему свои показания, но, как обычно, в первые секунды после перехода внимание пилота бывает приковано не к приборам, а исключительно к экранам обзора – кто не испытывал этого чувства, не выпивал первый миг возвращения, тот никогда не занимал места в центре сложного ложемента пилота гиперсферной машины.
Первым его ощущением, которое сменило щемящую радость, было удивление, вслед за которым уже наперебой постучались в сознание досада, тревога и тягучее, пробежавшее вдоль позвоночника волной дрожи чувство смертельной опасности.
Беглый взгляд вбок и вверх показал ему огромный, эбеново-черный космический корабль, со странным, невиданным строением корпуса: он походил на распустившийся в пространстве бутон черной металлической розы, которую окружал тусклый ореол энергетической защиты.
Фрайг побери, что же это за диковина?!
Думать дальше было некогда – «Гепард», желал его пилот этого или нет, внезапно оказался под огнем.
Вадиму на миг показалось, что он бредит.
Ему повезло – из памяти бортовой машины не были удалены программы тех лет, когда «Гепард» использовался по своему прямому предназначению.
Включившийся боевой автопилот отреагировал блестяще – мощным импульсом корректирующих дюз он сжег остатки топлива из баков, вырвав тем самым штурмовик с линии огня, и сияющие росчерки когерентного света пролетели мимо, даже не задев смехотворной защиты.
Зубы Вадима лязгнули от резкого ускорения, голову мотнуло назад и вбок, вдавив затылок в валик подголовника, он выругался сквозь стиснутые зубы, перехватив управление, и на жалких остатках топлива довернул корабль к атаковавшему его объекту.
Это был скорее инстинкт, чем осознанное, взвешенное решение.
Космический бой не предполагает проволочек. Тот, кто колеблется – уже мертв.
«Ракета „Факел“ – в шахте», – высветил боевой монитор.
Вадим сжал гашетку.
Из-под уплощенного корпуса штурмовика вырвался ослепительный выхлоп, на острие которого неслась сейчас самонаводящаяся по пеленгу теплового сигнала боеголовка.
«Обидно… – метнулась в голове злая, запоздалая мысль. – Столько бороться, карабкаться, и получить бой на выходе – такого невезения просто не бывает…»
Мысль оказалась злой, горячей, тоскливой.
Вот сейчас эта махина развернется и, кем бы она ни была, – жахнет один раз из главного калибра…
Действительно, жахнула.
Однако залп получился вовсе не такой убедительный и убийственный, как думал Вадим.
Кому сказать – его допотопная ракета с легкостью проскочила защиту, предназначенную для отражения энергетических лучей, и ударила в борт «Черной Розы», как мысленно окрестил Вадим этот корабль.
Последствия оказались удручающими, хотя наблюдать их и торжествовать он смог не более нескольких секунд – в космос ударила вспышка, выметнулись рваные куски черной брони, вслед которым характерно хлопнул выброс газа, смешанный с мелкими обломками, и…
Ослепительный, рубиново-красный луч все же нашел его, полоснув по броне штурмовика, наискось через блистерный выступ рубки, разнял металл брони вишневым шрамом, и внутри машины со звоном вылетели экраны, задымились провода. Только Вадим уже не ощущал ничего – повиснув на страховочных ремнях, он ополз по креслу, подголовник которого пробил разрезавший броню луч, и лицо его было белее снега…
Мог ли генерал Покровский хотя бы предположить, что инициированный им поиск окончится столь быстро и плачевно?
Вероятнее всего, что нет.
Такое невозможно предугадать заранее.
Если бы Вадим, безвольно обвисший на ремнях пилотского кресла, мог хоть на миг прийти в себя, то он бы увидел, как в уродливой прорехе распоротой лазерным лучом обшивки медленно проплывает контур того самого корабля, который был изображен на снимках.
Черный металлический бутон, потеряв всякий интерес к изуродованному штурмовику, величественно удалялся. По его корпусу в районе попадания ракеты суетливо ползали какие-то механизмы.
Вдали, создавая панорамный фон, ярко пылала пронзительно-голубая горошина звезды; еще несколько светил угадывались в мутном фоне пылевых облаков, окружающих чистое пространство внутри системы. Лучи звезд, скрытых в завесах газа и пыли, подогревали их вещество, заставляя облака туманности светиться целой гаммой красок, от тускло-багряного до изумрудно-зеленого.
Изувеченный штурмовик, медленно вращаясь, плыл по направлению к грязно-коричневому пухлому шару газовой планеты, разительно похожей на Юпитер.
На орбитах гиганта угадывались два спутника, оба укрытые шапками атмосфер.
Черная металлическая роза медленно плыла к одному из них.
Последний штрих данной реальности составляли пять бледно-голубых энергетических сгустков, внезапно вынырнувших из верхних слоев атмосферы газового гиганта.
Внешне они очень напоминали непомерно большие шаровые молнии.
Сориентировавшись в пространстве, пять плазмоидов резко ускорились и взяли курс на изувеченный штурмовик класса «Гепард».
ГЛАВА 3.
Надписи на мониторе:
«Отказ управляющих функций».
«Код аварийной тревоги – красный».
«Внимание! Вторжение в бортовую сеть».
Прибор пищал, не смолкая ни на секунду.
В кромешной тьме металось расплывчатое сиреневое пятно.
Тусклая искра индикатора часто взмаргивала, отражая процесс загрузки каких-то программ и одновременно выхватывая из мрака неясный контур компьютерного терминала.
Шли минуты. Источник бледного сиреневого света прекратил свое хаотичное движение и застыл, расплывшись тонкой мерцающей пленкой, перегородившей проем выбитого люка. Внешне это выглядело как некая разновидность энергетического поля – голубые заряды статики блуждали по тонкой, прозрачной мембране, изредка срываясь мгновенным разрядом на близкий выступ покореженной переборки.
Индикатор на компьютерном терминале продолжал судорожно моргать.
Вспышка…
Где-то под потолком зажглась и тут же лопнула, роняя водопад искр, лампа освещения.
Неудачная попытка.
Сизый дымок сгоревшей изоляции тонкими струйками сочился из хаоса труб, расположенных под сводом помещения, сплетая замысловатые узоры в застойном, неподвижном воздухе отсека.
Вверху опять что-то с треском заискрило и внезапно зажегся свет – тусклый, красный и тревожный.
В мерцании аварийных ламп стали различимы предметы.
Отсек был круглым, с одним выходом. В центре помещения располагался подпирающий свод столб диаметром в метр. На высоте человеческого роста по поверхности колонны тянулось кольцо экранов, ниже выступали скошенные приборные панели, выше шел черный, глянцевитый пластик покрытия, из которого через равные промежутки выходили гофрированные шланги каких-то систем.
Они изгибались морщинистыми дугами и исчезали в недрах семи камер низкотемпературного сна.
Весь комплекс казался мертвым. Если не считать неустанно моргающего индикатора и единственного не выбитого экрана, то в сложном компьютерном терминале не работала ни одна система. Да и криогенные камеры, отходящие от его основания, будто матовые лепестки раскрывшегося механического бутона, выглядели далеко не лучшим образом: по их полупрозрачным крышкам змеилась замысловатая паутина трещин, два колпака провалились внутрь, и на их продавленной поверхности лежали обломки сорвавшихся с потолка механизмов.
Вдоль закругляющихся стен помещения шла узкая кольцевая дорожка. Одной стороной она граничила с постаментами криогенных камер, другой была обращена к распахнутым дверцам узких встроенных шкафов, из которых кто-то торопливо и бессистемно вывалил на пол все содержимое.
Дыхание хаоса смерти ощущалось в предметах, обстановке, освещении.
Но сиротливые строки на уцелевшем мониторе говорили об обратном – что-то ведь пыталось овладеть давно погибшей системой управления? Или это был случайный всплеск энергетической активности в цепях бортового компьютера, похожий на прощальную судорогу затянувшейся в веках агонии?
Стоило взглянуть на перегородившую проход энергетическую пленку, как подобная догадка тут же принимала зловещий оттенок. Вещи, раскиданные вокруг изувеченных криогенных камер, недвусмысленно указывали на то, что данное помещение создано людьми и когда-то принадлежало им, но сейчас? Что за силы пытались вдохнуть жизнь в обломки электронных систем?
Внезапно в коридоре, который был отделен от отсека той самой призрачной, мерцающей пленкой, появилось несколько свободно парящих над полом бледно-голубых образований, похожих на студенистые комки мерцающего желе. Они плыли среди парящих в невесомости обломков, расталкивая их в разные стороны. При соприкосновении с предметами вспыхивал и тут же гас бледный, нереальный свет.
Первый из парящих сгустков, достигнув мембраны, на секунду слился с ней, а затем материализовался с другой стороны – словно из мерцающей преграды невидимый озорник выдул радужный мыльный пузырь.
Повисев в воздухе, полуметровый аморфный мячик взмыл к потолку отсека.
Спустя секунду там раздался напряженный треск, полыхнула яркая вспышка и вниз с грохотом посыпались обломки труб, вслед за которыми безвольной змеей вывалился трехметровый огрызок силового кабеля.
Черная силовая кишка, медленно раскачиваясь, повисла, чуть не достав до пола своим оплавленным торцом.
Пока происходили эти события, еще три плазмоида просочились сквозь мембрану. Один из них, описав в застойном воздухе искрящийся полукруг, вдруг коснулся торца перерубленного кабеля и непонятным образом влился в него.
Второй опустился на колпак наименее поврежденной криогенной камеры и растекся по ней тонкой мерцающей пленкой.
Два оставшихся аморфных сгустка проявили наконец резвость – они быстро слились со своим собратом, который в данный момент герметизировал криогенную камеру, прошли сквозь него, продавили треснутый колпак и некоторое время оставались внутри.
Что они делали там, рядом с останками человека, оставалось только гадать.
Тусклый красный свет аварийных ламп продолжал бликовать на распахнутых дверцах стенных шкафов. Обстановка отсека, учитывая происходящие события, уже не казалась гнетущей – у любого нормального человека она бы вызвала ужас.
Два плазмоида, совершив какие-то действия внутри криогенной камеры, просочились наружу, опять спокойно пройдя сквозь мерцающую пленку, в которую превратился их собрат.
Несколько секунд они висели в воздухе подле терминала, а потом поочередно влились в разъемы, через которые к компьютерному комплексу должны были подключаться внешние устройства.
Судорога огней пробежала по столбу.
Строки тревожных сообщений слизнуло с монитора; теперь там вспыхивали и гасли нескончаемые коды ошибок.
В гробовой, напряженной тишине было отчетливо слышно, как внутри компьютерного комплекса вдруг зашуршали охлаждающие вентиляторы, что-то тихо, прерывисто защелкало, затем с нудным, высокочастотным визгом раскрутился давно остановившийся привод носителей информации.
Должно было произойти нечто страшное.
Это походило даже не на грабеж могилы – какое-то непотребное, лежащее вне пределов человеческой этики, циничное, расчетливое изнасилование давным-давно омертвевшей кибернетической системы, которая погибла вслед за теми, кто ее создал.
Коды ошибок внезапно перестали поступать на экран монитора. Вместо них вспыхнуло и погасло несколько строк текстовых сообщений системы:
«Инициация баз данных».
«Тестирование оборудования».
«Загрузка аварийных параметров поддержания жизни».
Что-то резко зашипело в основании криогенной камеры, потом раздался журчащий звук, быстро перешедший в бульканье.
Внутри под раздавленным, треснувшим колпаком явно начинался какой-то процесс.
Экран монитора опустел.
Система больше не выдавала сообщений – в ее базе данных не оказалось адекватных назревающим событиям текстовых строк.
* * *
Фаг не торопился.
Он зафиксировал тот момент, когда пять плазмоидов оторвались от размытой границы атмосферы газового гиганта и рывком преодолели расстояние, отделявшее их от мертвой древней конструкции.
Отработав двигателями коррекции, он развернулся в сторону мрачной, уродливой глыбы космического корабля, которая не так давно выплыла из мрака пространства в непосредственной близости от планеты и теперь выписывала петлю вокруг пухлого шара, чтобы спустя какое-то время вновь кануть в чернь пространства, следуя вытянутому на миллионы километров эллипсу своей орбиты.
Плазмоиды уже скрылись за обшивкой древней конструкции, но сканеры Фага продолжали отслеживать их движение.
Наконец, когда конечная цель голубых мячиков стала очевидна, Фаг принял решение атаковать. Неторопливо развернувшись, он поплыл к зияющему провалу навек открытых вакуум-створов древнего корабля.
Внешний вид Фага наводил на неприятную мысль о некоей разновидности боевой техники – если брать приближенные к человеческим понятиям аналогии, то более всего он напоминал обтекаемую модель горбоносого космического истребителя.
Собственно, на форме корпуса и кончалось всякое сходство. Детали, различимые невооруженным взглядом, рождали совсем иную, еще более неприятную ассоциацию.
Это казалось машиной только на первый взгляд.
Обшивка Фага не была монолитной. Его черные, глянцевитые бока находились в постоянном движении, словно он дышал… – это ритмично приподнимались и опускались захватывающие окружающий газ сегменты брони, работающие, как жаберные крышки у рыб.
Вдох-выдох, вдох-выдох…
Разреженный, подогретый лучами звезды водород втекал в его внутренности.
Машина? Существо? Гибрид?
Острым, пронзительным факелом вспыхнул в корме странного аппарата клинок плазмы, вырвавшийся из маршевого сопла. Фаг стремительным росчерком сорвался с места, влетел в раздвинутые створы шлюза, на миг вспыхнул, объятый выхлопом торможения, и завис напротив сомкнутых внутренних ворот.
В беззвучии вакуума открылась диафрагменная заслонка, откуда на гибком приводе выдвинулся красноватый глаз сканера.
Привод изогнулся, наклонился в одну сторону, в другую, потом предпринял вращательное движение, описав окружность, пока не зафиксировал место, где плазмоиды осуществили свое внедрение.
Выбитый технический люк с оплавленными лепестками диафрагмы открывал чернеющий вход в недра корабля.