Лиза Джейн Смит. Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает

Лиза Джейн Смит
Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает

   Моей покойной матери Кэтрин Джейн Смит с любовью

Пролог

   Сте-фан?
   Елена была в отчаянии. Слово, звучавшее в ее сознании, никак не хотело пробиваться наружу.
   – Стефан, – ласково сказал он, опершись на локоть, и под его взглядом Елена едва не забыла, что пыталась сказать. Глаза Стефана сияли, как весенние зеленые листья в лучах солнца. – Стефан, – повторил он. – Попробуй еще раз, любимая.
   Елена с тоской смотрела на него. Он был так прекрасен, что у нее разрывалось сердце. Бледное лицо с точеными чертами, темные волосы, небрежно упавшие на лоб. О, как хотелось ей облечь в слова накопившиеся чувства! Увы, мешали неповоротливый язык и неподатливое сознание. Она столько всего должна была спросить, столько всего рассказать, но слова не могли вырваться. Они застревали на языке. Передать их телепатически тоже не получалось – выходили только разрозненные картинки.
   Впрочем, шел всего седьмой день ее новой жизни.
   Стефан рассказал ей вот что: когда она пришла в себя, перед этим вернувшись с Другой Стороны, а перед этим погибнув, а перед этим превратившись в вампира, – она могла ходить, разговаривать и делать все то, что разучилась делать сейчас. Почему так вышло, он не понимал, но, с другой стороны, он еще не видел никого, кто воскрес бы из мертвых. Естественно, кроме вампиров. Но Елена сейчас была кем угодно, но не вампиром.
   Еще Стефан с жаром говорил ей, что она поразительно быстро учится, схватывает все на лету. Каждый день новые картинки, новые слова-образы. В чем-то такой способ общения был чрезвычайно удобен, но Стефан все равно не сомневался, что когда-нибудь она опять станет прежней, начнет вести себя как подобает взрослой девушке и перестанет быть взрослой девушкой с разумом младенца. Тут, видимо, заключался какой-то особый замысел духов. Может, им хотелось, чтобы она взрослела постепенно и успела посмотреть на мир свежим взглядом ребенка.
   Елена считала, что со стороны духов это несколько нечестно. А если Стефан тем временем найдет себе другую девушку, которая умеет ходить, разговаривать и даже читать и писать? От этих мыслей ей становилось не по себе.
   Поэтому-то несколько дней назад Стефан, проснувшийся посреди ночи, обнаружил, что кровать пуста. Он нашел Елену в ванной. Она в отчаянии разглядывала газету, силясь разобраться в этих крошечных закорючках – буквах, – которые она когда-то понимала. На газете были пятнышки – капли ее слез. Она не могла постичь смысла этих значков.
   – Ну что ты, любимая? Ты обязательно научишься читать. Зачем торопиться?
   Потом он нашел обломки карандаша, который сжали слишком сильно, и ворох бумажных салфеток. Елена пыталась воспроизводить слова. Если она научится читать и писать, как все, то, может быть, Стефан больше не будет спать в кресле? Может быть, он ляжет рядом с ней на большую кровать и обнимет ее? Может быть, тогда он не пойдет искать себе другую, повзрослее и поумнее. Может быть, тогда он поймет, что она и так взрослая.
   Она видела, как эти ее мысли медленно проникают в разум Стефана. Она заметила, что у него блеснули слезы. Стефана еще в детстве научили: что бы ни случилось, плакать нельзя. Он отвернулся и задышал медленно и глубоко. Елене показалось, что это продолжалось довольно долго.
   Потом он взял ее на руки, отнес в свою комнату, уложил на кровать, посмотрел ей в глаза и сказал:
   – Елена, скажи, что мне сделать для тебя. Даже если ты потребуешь невозможного, я все равно это сделаю. Клянусь. Ты только скажи.
   Но слова, которые она хотела мысленно передать ему, по-прежнему не могли вырваться наружу. Теперь слезы выступили уже у нее, и Стефан смахнул их кончиками пальцев – осторожно, словно опасался повредить бесценную картину неосторожным прикосновением.
   Елена запрокинула голову, закрыла глаза и стиснула зубы. Ей хотелось поцелуя. Но…
   – У тебя разум ребенка, – с мукой в голосе сказал Стефан. – Я не имею права этим пользоваться.
   Когда-то давно, еще в прежней жизни, они придумали язык жестов, который Елена не забыла. Она легонько дотронулась пальцами до шеи под подбородком, в том месте, где кожа нежнее всего. Один раз, второй, третий.
   Это означало, что ей не по себе. Что у нее словно сдавило горло. Что она хочет…
   Стефан застонал.
   – Не могу…
   Раз, два, три.
   – Ты еще не стала такой, как раньше.
   Раз, два, три.
   – Любовь моя, послушай…
   РАЗ! ДВА! ТРИ! Она посмотрела на него с мольбой. Если бы она умела говорить, то сказала бы вот что:
   Пожалуйста, поверь мне, ну хоть немножко поверь, я не превратилась в идиотку. Услышь, прошу тебя, услышь то, что я не могу сказать.
   – Тебе плохо. Тебе очень плохо, – грустно и удивленно перевел Стефан. – Если… если я… если я возьму всего чуть-чуть…
   И пальцы Стефана стали холодными и уверенными. Он взял ее за подбородок, приподнял голову и повернул под нужным углом. И когда Елена почувствовала, как в нее вонзаются два острых зуба, то окончательно убедилась в том, что она – настоящая. Она больше не призрак.
   Сомнения исчезли. Стефан любит ее, и только ее, а она может передать ему хоть что-то из того, что думает. Правда, сейчас ей хотелось передавать лишь отрывистые выкрики – не крики боли, нет. Выкрики, в которых сияли звезды, метались кометы, вспыхивали зарницы. И теперь уже Стефан не мог передать ей ни единого слова. Теперь онемел он.
   Елена решила, что это справедливо. Была ночь, он обнял ее, и она была безумно счастлива.

1

   Дамон Сальваторе расположился между землей и небом в ветвях дерева… Да какая разница, какого дерева? Как будто кто-то разбирается в названиях деревьев! Главное, что оно было высоким, с него хорошо просматривалась расположенная на третьем этаже спальня Кэролайн, а из веток вышло отличное сиденье. Дамон уселся на удобном разветвлении метрах в десяти над землей, закинул руки за голову и небрежно покачивал ногой в крепко зашнурованном ботинке. Ему было уютно, как коту. Он прищурился. Он наблюдал.
   Дамон ждал волшебного мига – 4 часа 44 минуты, когда Кэролайн начнет свой странный обряд. Дамон видел его уже дважды и был заворожен.
   В этот момент он и почувствовал комариный укус.
   Померещилось. Комары не кусают вампиров. Вампиры не люди; в крови вампиров нет питательных веществ. Но у Дамона было явственное ощущение, что в заднюю часть шеи его укусил комар.
   Он обернулся, вдыхая аромат летней ночи, – и ничего не обнаружил.
   Иголки какого-то хвойного дерева. Никто не летает, никто не ползает.
   Ну ясно. Это просто иголка. Но укололо больно. Причем боль не проходила – наоборот, становилась сильнее.
   Пчела-камикадзе? Дамон внимательно ощупал шею. Ни ядовитой железы, ни жала. Только крохотное мягкое вздутие. И оно болело.
   Впрочем, через секунду он уже забыл об этой ерунде. Все его внимание было приковано к окну.
   Он толком не понял, что произошло, но вокруг спящей Кэролайн, словно провод под высоким напряжением, ни с того ни с сего зазвенела Сила. Именно Сила привела его сюда несколько дней назад, но, даже оказавшись здесь, он так и не смог обнаружить ее источник.
   Часы дотикали до 4.40. Заорал будильник. Кэролайн проснулась и хлопнула по нему так, что он полетел через всю комнату.
   «Тебе повезло, малышка, – ехидно подумал Дамон. – Если бы я был не вампиром, а плохим человеком, под угрозой оказалась бы твоя девичья честь – если от нее хоть что-то осталось. К счастью для тебя, я завязал с этими шалостями лет пятьсот назад».
   Дамон улыбнулся, просто так, без повода – включил улыбку на двадцатую долю секунды, а потом отключил, и его черные глаза снова похолодели. Он не отрываясь смотрел в открытое окно.
   О да! Дамон всегда знал, что его тупой младший брат Стефан недооценивает Кэролайн Форбс. А ведь тут было на что полюбоваться. Длинные золотистые руки и ноги. Аппетитные округлости. Бронзовые волосы, волнами обрамляющие лицо. А разум! От природы испорченный, мстительный, высокомерный. Роскошно. Дамон наблюдал, как она проделывает какие-то торопливые манипуляции с куклами вуду, разложенными на столе.
   Грандиозно.
   Дамон умел ценить искусную работу.
   Непонятная Сила по-прежнему звенела, а Дамон все так же не мог понять, откуда она идет. От девушки? Исключено.
   Кэролайн быстрым движением сгребла в горсть какие-то зеленые шелковые нитки. Потом стянула с себя футболку – слишком быстро, чтобы взгляд вампира успел отследить движение, – и осталась в нижнем белье, отчего стала похожа на королеву джунглей. Она уставилась на свое отражение в высоком зеркале.
   «Ты чего-то ждешь, зайка?» – удивился Дамон.
   Кстати, ему тоже стоило принять меры, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. В воздухе затрепетало что-то темное, на землю упало птичье перо, и вот на дереве уже не было никого, кроме ненормально большого ворона.
   Кося блестящим птичьим глазом, Дамон увидел, как Кэролайн вдруг качнулась вперед, словно ее ударило током. Рот ее приоткрылся, и она не отводила взгляда от своего отражения.
   А потом приветливо улыбнулась ему.
   Наконец-то Дамон понял, откуда исходит Сила. Из зеркала! Точнее, не из самого зеркала, это понятно. Откуда-то изнутри него.
   Кэролайн вела себя как-то странно. Она встряхнула головой, так что волосы в эффектном беспорядке рассыпались по плечам, облизала губы и улыбнулась. Улыбнулась так, как улыбаются любовнику. Потом она заговорила, и Дамону было слышно каждое слово:
   – Спасибо. Но ты опоздал сегодня.
   В комнате по-прежнему не было ни одной живой души, кроме нее, и ответа Дамон не услышал. Только вот у отражения в зеркале зашевелились губы, причем двигались они совершенно независимо от губ настоящей Кэролайн.
   «Браво! – подумал Дамон. Ему нравилось, когда человеческим существам дурили головы. – Понятия не имею, кто ты такой, но ты молодец».
   По губам отражения он прочел, что оно просит прощения. И восхищается красотой Кэролайн.
   Потом Дамон насторожился.
   – …уже ни к чему… после того, что произойдет сегодня, – говорило отражение.
   – А что, если они не поверят? – торопливо спросила настоящая Кэролайн.
   – …помогу… не беспокойся, просто веди себя как ни в чем не бывало, – отвечало отражение.
   – Ладно. Только скажи – никто не пострадает очень сильно? Я хочу сказать, никто не погибнет? Из людей?
   – Зачем? – удивилось отражение.
   Дамон улыбнулся. Как часто он уже слышал подобное. Он и сам по натуре был немножко пауком, поэтому знал, как это делается. Заманиваешь муху в сети и первым делом убеждаешь ее, что ей ничего не будет. И вот она так ничего и не поняла, а ты можешь делать с ней что угодно – пока не наступит момент, когда она тебе больше не нужна.
   И тогда – его черные глаза блеснули – на очереди новая муха.
   Руки Кэролайн беспокойно заерзали по телу.
   – А ты действительно… Ну, ты меня понял. Я про твое обещание. Ты правда меня любишь?
   – …верь мне. Я позабочусь о тебе и разберусь с твоими врагами. Я уже начал…
   Кэролайн потянулась. О, парни из школы Роберта Ли дорого заплатили бы за то, чтобы полюбоваться на нее в эту секунду!
   – Жду не дождусь, – сказала она. – Меня и раньше тошнило, когда все вокруг ахали – ах, Елена! Ах, Стефан!.. А теперь все начнется по новой.
   И вдруг Кэролайн умолкла, как будто собеседник, с которым она говорила по телефону, повесил трубку, а она только сейчас это заметила. Секунду она стояла прищурившись и сжав губы в ниточку, но быстро перестала сердиться. Не отводя взгляда от зеркала, Кэролайн медленно подняла руку и положила ее на живот. Она посмотрела на свою руку, ее лицо смягчилось, и в нем появилась какая-то озабоченность и беспокойство.
   Еще какое-то время Дамон изучал зеркало. Обычное зеркало, обычное зеркало, обычное зеркало – la era! И вдруг в последний момент, когда Кэролайн уже отвернулась, там мелькнуло что-то красное.
   Огонь?
   «Ну и что все это значит?» – лениво думал он, взмахивая крыльями и снова превращаясь из ворона с блестящими перьями в ослепительно-прекрасного юношу, сидящего на ветке. Существо, которое появилось в зеркале, было явно не из Феллс-Черч. Но, судя по его словам, оно намеревалось попортить жизнь его братцу. Губы Дамона на миг изогнулись в тонкой, изящной улыбке.
   Больше всего он любил, когда его брату Стефану, этому лицемеру и ханже, с его постоянной брезгливой гримасой, означавшей: «Я лучше тебя, потому что не пью человеческую кровь», – портили жизнь.
   Молодежь города Феллс-Черч, да и многие из людей постарше, считали историю Стефана Сальваторе и красавицы Елены Гилберт современной версией сюжета Ромео и Джульетты. Они попали в руки сумасшедшей убийцы, Елена пожертвовала жизнью ради Стефана, а Стефан умер от горя. Поговаривали, будто Стефан был не совсем человеком… Поговаривали, что он был любовником-демоном, а Елена спасла его от проклятия ценой собственной жизни.
   Дамон знал, как все было на самом деле. Да, Стефан был мертв, причем уже несколько столетий. Он был вампиром. Однако демон из него был такой же, как из феи Динь-Динь 1 – наемный убийца.
   А Кэролайн тем временем продолжала говорить с пустой комнатой.
   – Ух, я вам устрою, – прошептала она, подходя к столу, где были свалены в кучу книги и бумаги.
   Порывшись в этой куче, она извлекла миниатюрную видеокамеру с зеленым огоньком, который уставился на нее немигающим глазом. Кэролайн аккуратно подсоединила камеру к своему компьютеру и стала набирать пароль.
   Глаза Дамона были зорче человеческих, и ему были отлично видны загорелые пальцы с длинными блестящими бронзовыми ногтями. КФРУЛИТ. «Кэролайн Форбс рулит, – догадался он. – Бедненькая!»
   Она обернулась, и Дамон увидел, что в ее глазах блестят слезы. В тот же миг Кэролайн ни с того ни с сего разрыдалась.
   Она плюхнулась на диван и стала раскачиваться взад-вперед, поскуливая и время от времени стуча кулаком по матрасу. Все остальное время она просто жалобно хныкала.
   Дамону стало не по себе, но привычка взяла верх, и он вкрадчиво сказал:
   – Кэролайн! Кэролайн, можно мне войти?
   – Кто? Кто здесь? – испуганно завертела головой девушка.
   – Это Дамон. Можно мне войти? – Его голос излучал дружелюбие. И в ту же секунду он взял под контроль ее разум.
   Все вампиры умеют манипулировать смертными. У кого-то больше Силы, у кого-то меньше – это зависит от рациона (лучше всего – человеческая кровь), от стойкости жертвы, от характера отношений между ней и вампиром, от времени суток и от множества других обстоятельств, в которые Дамон никогда как следует не вникал. Он знал одно: если его Сила приходит в движение, он это чувствует. Сейчас она пришла в движение.
   Кэролайн ждала.
   – Впустишь меня? – произнес он с самыми мелодичными и обворожительным интонациями, на какие только был способен, и моментально подчинил сильную волю Кэролайн своей, еще более сильной.
   – Да, – торопливо вытирая глаза, ответила она, словно не видела ничего странного в том, что кто-то собирается зайти в комнату на третьем этаже прямо с улицы. Их взгляды пересеклись.
   – Заходи, Дамон.
   Это было приглашение, без которого вампир не может попасть в дом. Дамон легким движением перепрыгнул через подоконник. В комнате стоял запах духов, который при всем желании нельзя было назвать тонким. В Дамоне стал просыпаться дикарь. Поразительно, как быстро и как сильно пробудилась в нем жажда крови. Верхние клыки вытянулись примерно на треть, а кончики заострились, как бритвы.
   В обычной ситуации он предпочел бы поговорить, потянуть время, но теперь ему было не до того. Да, если угощение предстоит изысканное, половина удовольствия состоит в предвкушении, однако сейчас Дамон был смертельно голоден. Он направил всю свою Силу на то, чтобы не выпускать разум Кэролайн из-под контроля, и улыбнулся ей ослепительной улыбкой.
   Вот и все.
   Кэролайн, устремившаяся было к нему, неожиданно замерла. Полуоткрытые губы, на которых застыл незаданный вопрос, замерли, а зрачки сначала резко расширились, как в темноте, потом опять сжались в точку да такими и остались.
   – Я… я… – пролепетала девушка. – Ойййй…
   Да. Теперь с ней можно делать все что угодно. И даже напрягаться не пришлось.
   Клыки изнывали от сладкой пульсирующей боли – тонкой, мучительной. Эта боль требовала, чтобы он молниеносно, как кобра, вонзил зубы в Кэролайн и погрузил их в артерию по самые корни. Он был голоден… нет, он умирал от голода, все его тело изнемогало от желания пить, пить, пить, не сдерживаясь. Если он опустошит этот сосуд, ничего страшного. Есть и другие.
   Глядя Кэролайн прямо в глаза, он осторожно приподнял ее голову и обнажил шею, во впадинке которой билась сладкая жилка. Все его чувства были переполнены – биением ее сердца, изысканным ароматом циркулирующей под самой кожей крови, густой, душистой, сладкой. У него кружилась голова. Еще никогда в жизни он не чувствовал такого возбуждения, никогда в жизни так сильно не хотел…
   Острота желания его и остановила. Любая девушка не хуже и не лучше другой. На кой же черт ему сдалась именно эта? Что с ним происходит?
   И тут он понял.
   Я буду думать своей головой, спасибо.
   Разум Дамона снова стал холодным, а порыв страсти, едва было не накрывший его с головой, оброс наледью. Он отпустил подбородок Кэролайн.
   Он сам чуть не попал под власть существа, которое управляло девушкой. Оно хотело его обмануть, сделать так, чтобы он нарушил слово, данное Елене.
   Дамон заметил, как в зеркале опять мелькнуло что-то красное.
   Нет сомнений – это одна из тварей, привлеченных сиянием сверхновой звезды, в которую превратился городок Феллс-Черч. Эта тварь хотела, чтобы он опустошил Кэролайн. Выпил всю ее кровь, убил ее, сделал то, чего не делал с людьми с тех самых пор, как встретил Елену.
   Зачем?
   Охваченный холодной яростью, Дамон напрягся и разослал энергию своего разума во все стороны, чтобы отыскать паразита. Тот наверняка где-то рядом, зеркало служит ему порталом для перемещений на короткие расстояния. А если уж он сумел завладеть разумом самого Дамона Сальваторе – значит, он совсем близко.
   Но Дамон ничего не нашел и разозлился еще больше. Он машинально провел рукой по задней стороне шеи и отправил послание:
   Предупреждаю первый и последний раз. Держись от меня подальше.
   Дамон отослал это сообщение с пучком Силы, на миг, как зарница, осветившим его собственное сознание. Этот пучок энергии обязательно прикончит существо, затаившееся где-то рядом – на крыше, в воздухе, в ветвях дерева… а то и в соседней комнате. Сейчас тварь рухнет на землю, и Дамон это почувствует.
   На небе сгустились тучи, ветви деревьев у дома зашелестели, но Дамон не почувствовал ни падения тела, ни отчаянной предсмертной попытки отомстить.
   Итак, поблизости не было существа, способного проникнуть в его мысли, а издалека этого вообще никто не смог бы сделать. Такой Силы не бывает. Да, Дамон любил бравировать своим превосходством над всеми и вся, но и оценить себя трезво он тоже мог. Дамон действительно был очень силен и знал это. А если вдобавок он хорошо питался и не отвлекался на отбирающие силы эмоции, то против него не смог бы выстоять практически никто – по крайней мере из существ, обитающих в этом измерении.
   Однако двое таких существ уже побывали здесь, в Феллс-Черч, – издевательски напомнил внутренний голос, но Дамон презрительно отмахнулся от него. Это не мог быть вампир из разряда Древних – его Дамон сразу опознал бы. Обычные вампиры уже начали подтягиваться в город, но все они были слишком слабы, чтобы проникнуть в его разум.
   Дамон не сомневался: в пределах досягаемости нет никого, кто смог бы помериться с ним силой. Он почувствовал бы такое существо так же отчетливо, как ощущал мерцание линий, сетью опутавших город Феллс-Черч и обладающих таинственной магической энергией.
   Он бросил взгляд на Кэролайн; погруженная им в транс, она по-прежнему не шевелилась. Ничего, скоро она очнется, и ничего плохого с ней не случится. А если и случится, то не по его вине.
   Дамон развернулся; грациозно, как пантера, прыгнул через окно на дерево и, пролетев десять метров, мягко опустился на землю.

2

   Большинство девушек в городе еще спали глубоким сном, и ближайшая возможность поесть могла подвернуться только через несколько часов. Дамон был в ярости. Хотя тварь, пытавшаяся им манипулировать, так и не сумела сделать его своей марионеткой, но наведенное ею чувство голода было вполне реальным. Дамону нужна была кровь, причем немедленно.
   Только сейчас он всерьез задался вопросом: что было нужно странному гостю из зеркала? Вот уж кто действительно любовник-демон! Он просто поднес Кэролайн Дамону на блюдечке, чтобы тот ее прикончил. Хотя перед этим притворялся, что заключил с ней сделку.
   В девять утра Дамон ехал по главной улице городка – мимо антикварного магазина, кафе, магазина открыток…
   Стоп. Вот он. Новый магазин, торгующий темными очками. Дамон припарковал машину и вышел из нее с грацией, присущей лишь тем, кто несколько столетий двигался легко и беззаботно, не затрачивая ни эрга энергии. Дамон опять на мгновение включил ослепительную улыбку и тут же выключил ее, залюбовавшись своим отражением в темном окне витрины. «Что ни говори, хорош», – рассеянно подумал он.
   Над дверью висел колокольчик, когда Дамон зашел, он зазвенел. За прилавком стояла полная миловидная девушка с завязанными в пучок темными волосами и огромными голубыми глазами.
   Увидев Дамона, она смущенно улыбнулась.
   – Доброе утро, – сказала она и, хотя он ничего не спросил, добавила чуть дрожащим голосом: – Меня зовут Пейдж.
   Дамон окинул ее долгим изучающим взглядом и улыбнулся – лучезарно и загадочно.
   – Доброе утро, Пейдж, – сказал он, улыбаясь все шире и шире.
   Пейдж сглотнула.
   – Могу я вам чем-нибудь помочь?
   – О да, – сказал Дамон, не сводя с нее глаз. – Еще как.
   Его лицо стало серьезным.
   – Кстати, – сказал он, – из тебя получилась бы идеальная кастелянша в средневековом замке.
   Пейдж побледнела, а потом залилась ярким румянцем, отчего ее личико стало еще милее.
   – Я… Я всегда мечтала жить в ту эпоху. Но как ты узнал?
   Дамон улыбнулся.
 
   Елена не отводила от Стефана широко раскрытых темно-синих глаз – глаз цвета лазурита с золотыми искорками. Он только что сказал, что у нее будут гости! За семь дней, прошедших после возвращения с Другой Стороны, у нее еще ни разу – ни разу! – не было гостей.
   Первое, что надо было сделать, причем как можно скорее, – это выяснить, что такое гости.
 
   Через пятнадцать минут Дамон, насвистывая, шел по улице в новеньких рей-бэнах.
   Пейдж прилегла на пол вздремнуть. Это потом хозяин будет грозить, что вычтет стоимость очков из ее зарплаты. Пока же ей было тепло и невероятно хорошо, и она продолжала переживать божественные ощущения, которые до конца жизни не сотрутся из ее памяти.
   Дамон разглядывал витрины, хотя и не с той целью, с какой это делал бы человек. Старушка – божий одуванчик за прилавком магазина поздравительных открыток отпадает. Парень в магазине электротоваров – отпадает.
   Хотя в магазин электротоваров можно и заглянуть. За последнее время люди изобрели много всяких хитроумных устройств. Дамон давно хотел портативную видеокамеру, а своим желаниям он привык потакать и при необходимости был не слишком придирчив в выборе донора. Кровь есть кровь, из какого сосуда ее ни бери. Через пару минут после инструктажа по пользованию этой игрушкой он снова шел по улице, а камера лежала у него в кармане.
   Гулять было приятно, но вскоре клыки заныли снова. Странно. Вроде бы он должен был уже насытиться. С другой стороны, он почти ничего не ел накануне. Наверное, поэтому он до сих пор не наелся – и кроме того, конечно, слишком много Силы ушло на этого паразита в доме Кэролайн. Пока же Дамон наслаждался тем, как работают его мускулы: слаженно, легко, как хорошо смазанная машина, с которой каждое движение превращается в удовольствие.
   Он потянулся – из чисто животного наслаждения – и еще раз остановился полюбоваться своим отражением в витрине антикварного магазина. Волосы растрепаны чуть больше, чем обычно, а в остальном – хорош, как всегда. И правильно рассчитал: рей-бэны придают ему злодейский вид. Кстати, антикварный магазин, насколько ему было известно, принадлежал вдове, у которой имелась очень хорошенькая и очень молоденькая племянница.
   Внутри было тускло и работал кондиционер.
   – Между прочим, – сказал он вышедшей навстречу племяннице, – ты меня сразу поразила. Я вижу, что ты мечтаешь объездить весь мир.
 
   Когда Стефан объяснил Елене, что Гости – это ее друзья, хорошие друзья, она захотела одеться. Она сама не понимала, почему. Было жарко. Какое-то время назад она согласилась носить Ночную Одежду (по крайней мере, бо́льшую часть ночи), но днем было еще теплее, а Дневной Одежды у нее не было.
   Кроме того, в одежде, которую дал ей Стефан – джинсах с закатанными штанинами и рубашке-поло на несколько размеров больше, – было что-то… не то. Едва она дотронулась до рубашки, как в ее сознании вспыхнула картинка: сотни женщин сидят в маленьких комнатках и в полумраке остервенело строчат на швейных машинках.
   – С фабрики, где к рабочим относятся как к свиньям? – спросил пораженный Стефан, когда она показала ему картинку. – Вот эта? – Он швырнул рубашку на дно шкафа. – А эта? – Стефан протянул ей другую.