Страница:
В четверг Андрей и Марина приехали в школу Юрасова. Он вышел их встретить и проводил задумчивым, мрачноватым взглядом, словно благословляя на новый путь.
- С чего начнем? - спросил Степан. - Что вы меньше забыли?
И Андрей снова выбрал латину, как когда-то в первом победном чемпионате с Зойкой. Только теперь он должен искусно вести Марину за собой, что тогда блестяще, мастерски делала Зоя. Вести в темные глубины, где не отыщется подобных Маринке.
- Ну, пусть будет ваша старая самба, - почти равнодушно сказал Степан. - Она ничего получалась. Попробуем...
На них с любопытством и ожиданием смотрели ученики и молодые тренеры. Еще бы, приехал сам Литвиненко! И хочет вновь выходить на паркет.
Андрей стоял возле Марины все в том же детском, черном ужасе. Плохо, что он согласился на латину - в ней партнеры часто довольно далеки друг от друга, порой едва соединяются ладонями, ему нужно совсем другое... Но там ритм, накал южных страстей, буря чувств...
Он попробует, ладненько...
Первые такты Андрей умышленно пропустил, а потом вспомнил, что было между ними ночью. Сегодня или вчера... Или неделю назад... И Марина четко увидела в его глазах их ночь... Он медленно поднял руки, прикасаясь к Маринке, и попросил ее тотчас отдаться ему на виду у всех, забыв об окружающих... Он потянулся к ней - с надеждой, с мольбой, с неистовым желанием... Он позвал ее к себе... Наплюй на всех, Мариша! Здесь нет никого, кроме нас двоих!
И Маринка, смутившись вначале, засветилась ему навстречу, засияла, расцвела и ответила такой страстной и радостной улыбкой, какой он никогда не встречал на лицах своих бесчисленных партнерш. И на лицах чужих партнерш тоже. Он не играл в свою любовь - зачем? Он просто ее вспоминал, повторял, показывал. Воссоздавал свою жизнь. Это была не демонстрация, не вызов, не метод - голая правда. Андрей пришел с ней сегодня, принес ее сюда с собой - и уйдет отсюда только с победой. Или не уйдет никогда, пока не победит, пока не докажет всем, что он, Андрей Литвиненко, непобедим, что выше его никого нет и быть не может. Потому что у всех - не более чем танец, искусство, техника... У всех - игра, мастерство, показуха... И лишь у него одного - подлинная любовь, настоящее чувство, живая жизнь... У него одного...
Они пару раз сбились с ритма - давно не танцевали вместе. Маринка сделала слабую и несостоявшуюся попытку наступить Андрею на ногу, а потом неловко толкнула, задела бедром на повороте... В самом конце они слишком далеко отошли в разные стороны и зачем-то протянули навстречу руки...
...Когда они остановились, молодые тренеры в растерянности и замешательстве прятали друг от друга смущенные глаза. Не много понявшие, но тоже чем-то странно потрясенные, изумленные дети притихли, недоуменно переглядываясь.
Андрей улыбнулся Марине с благодарностью и признательностью: спасибо тебе, Мариша, за то, что ты меня поняла и не побоялась сделать то, о чем я тебя попросил! Это единственное, что ты умеешь, единственное, на что ты способна: отдаваться мне ночами так, как никто, кроме тебя, неспособен. Но днем, на виду у всего зала, мы с тобой можем это повторить на ура. Почему бы нет? И тогда мы будем единственными танцорами, которым нет равных на всем белом свете!
"Я люблю тебя... Это здорово!" Всего-навсего...
Степан смотрел по-прежнему пристально, исподлобья, мрачновато. Но в его угрюмом взгляде Андрей без труда уловил тоску, нежность, признание... И настоящее восхищение тренера, оценившего по заслугам бесконечно любимого и лучшего ученика, переплюнувшего сегодня учителя. Который просто вынужден признать свое очевидное, безусловное поражение. И навсегда отпустить от себя Андрея.
А ты недурно танцуешь, сынок...
Все молчали. И непонятливая Маринка, забеспокоившись, сделала неуверенный шаг вперед.
- Я слишком долго не танцевала, Степан Николаевич, - извиняясь, робко сказала она. - Я могу приходить каждый день, если вы разрешите... А Андрюша работает не каждую ночь...
Юрасов словно нехотя кивнул и согласно щелкнул в воздухе пальцами.
- В любое время, когда вам обоим удобно, - сказал он. - В тренере вы сейчас не слишком нуждаетесь. Однако танцы нужно обновить, Андрей, поэтому моя помощь тебе еще все-таки пригодится.
...Они снова стали ходить на тренировки. И вновь был открытый чемпионат, последний в их жизни. Все ждали этого состязания с нетерпением и тревогой, все хорошо понимали: Литвиненко должен сказать, наконец, свое слово, должен совершить невозможное - и получить на этот раз первое место. Только первый... Всегда первый...
Он опять выбрал стандарт. И все шло по тому же стандарту, которого ему, видимо, ни за что с некоторых пор не избежать. Статус кво...
Степан в зале не показывался: он обещал стать невидимкой. Но Андрея преследовал рок. Проклятие, бредущее за ним по пятам. А это не Викуля: не отбрыкаться и не отбояриться.
Они вновь, как в прошлый раз, победно дошли до последнего танца. По-прежнему выразительно и ласково улыбался Тимошка - не промахнись, друг!.. Напряженно сжимала пальцы тетя Маша... Снова неистовствовал зал, выкрикивая по слогам одну и ту же фамилию...
Перед последним танцем Марина вдруг судорожно прижала руки к животу.
- Это бывает на нервной почве, - успокоил Андрей. - Если что нужно, то скорее, у нас мало времени...
Маринка становилась все белее и белее. Прямо как лучший приятель Тим. Легкий на помине и появившийся возле довольно некстати - а может, как раз очень кстати, - он весело загомонил:
- Выходи, подлый трус!.. К подвигу готов?
И засунул язык в карман, увидев Маринкино лицо. Ну, снова тебе прифартило, братан!.. Дело труба... Полный пейджер... И что ты связался с этой малахольной?! Девка фартовая...
- Марина, что с тобой? - в ужасе прошептал Андрей, чувствуя: вот-вот произойдет самое страшное в его жизни. - Соберись, нам через минуту продолжать! Остался один танец!.. Всего ничего... Что у тебя болит? Позвать Степана?
Марина не отвечала, все крепче прижимая к животу тоненькие пальцы.
- Позови Зойку, - догадался Тимофей. - И поживее, браток, рассиропливаться некогда!
Но Зойка сама уже летела навстречу, в страхе вытаращив и без того огромные от косметики глаза. Она секунду пошепталась с Маринкой и торопливо потащила ее за руку прочь от выхода на паркет. Андрей смотрел им вслед молча: ему даже не хотелось ничего выяснять. "За прошлое плачу..."
Но Тимошка, конечно, не утерпел:
- Девки, у вас разжижение мозгов? - разухабисто поинтересовался он. - Тупая и еще тупее? В зале толпень, все мокнут от нетерпения увидеть победный выход Литвиненко, на него полгорода ломанулось, а Маринка вдругорядь динамит публику! Просто убиться веником! Ты, девушка, типа рехнутая? Внеси ясность в ситуацию!
И Зойка требуемую ясность внесла. Повернувшись, она на мгновение оставила Маринку и подлетела к Андрею. И выпалила ему в ухо:
- У нее выкидыш!
...Почему Андрей стал так часто вспоминать ту ночь, которую провела в клубе Лиза? Странная, необычная, ненастоящая ночь... Не тысяча, а одна... Он не играл, не танцевал, не повторял хорошо заученное... Он прожил эту ночь, как провел полгода с Лизой. Он показал ей, как они были вместе: то радостно, то печально, по-всякому, разно, но именно они. И Лиза его прекрасно поняла.
Он протанцевал перед ней их существование вдвоем, их любовь... Даже скорее, не любовь, а привязанность друг к другу - физическую, плотскую - и одновременно очень глубокую, завязанную на чем-то еще, кроме секса. На чем?..
Тогда, увидев его танец, Лиза, справедливо считавшая себя выше, умнее и образованнее Андрея, вдруг постигла его, наконец. Осознала и содрогнулась: они зашли слишком далеко. Ступили туда, куда наступать чересчур опасно и ненужно для них обоих. Дальше они увязнут в самих себе.
Андрей делал плоть духовной, легко превращал физиологию и страсть в сердечную тоску и душевную тягу. Никому на свете не удалось бы сделать это лучше и тоньше. Да и вообще на это вряд ли кто-нибудь, кроме него, осмелился. И он сам тоже не рискнул бы, если бы точно и четко на мгновение осознал суть своих безрассудных попыток. Но он поступал неосознанно, его вел за собой талант актера, исполнителя, мастера, не умеющего отделять в своем танце тело от души. Он был удивительно гармоничен и монолитен - настоящий талант, не различающий границы между формой и содержанием, не задумывающийся ни о каких пределах. Никогда не зависящий от публики и почти, казалось, не нуждающийся в ее одобрении и поддержке.
В ту ночь Лиза испугалась. Она увидела, что имеет дело не просто с блестящим любовником, способным в постели творить чудеса и меняющим женщин из любви к искусству. Искусство заключалось совсем в другом - он был профессиональный танцор и стриптизер по призванию, интуитивно познавший тайны души и тела и запросто открывающий их в себе и в других. Свободно и раскованно выставляющий эти тайны напоказ. Своим собственным, излюбленным и подвластным ему одному методом.
Андрей не хотел расставаться с Лизой. Ни за что. Но она сама выбрала единственно возможный и правильный, как думала и считала, вариант. И ушла. После той ночи в клубе. Лиза не хотела никаких откровений и боялась гениев.
Оставалась Маринка. Всего-навсего...
Теперь она окончательно провалилась в тину и перестала реагировать на окружающее. Сидела дома, изредка в одиночку ходила в кино, ночевала то в своей квартире, то на Бутырской... Андрей не мог для нее больше ничего сделать, сколько ни пытался. Ни разбудить, ни встряхнуть, ни разговорить... Танцы гавкнулись, канули в прошлое... Настоящим она не интересовалась, в жизнь Андрея не вникала - жила, как придется, непонятно для чего.
Совсем отчаявшись, Андрей предложил Маринке родить ребенка. Теперь-то, наверное, получится. Она отрицательно покачала головой. Нет, ей не хочется. Она любит того, погибшего. Она надеялась его родить и скрывала от Андрея до последнего, потому что танцы тоже очень любила и мечтала, наконец, выиграть тот проклятый чемпионат. Выиграть... Все победы давно накрылись медным тазом.
Андрей тяжело вздохнул. С такими, как Марина, никто никогда не выигрывает. Но он выбирал ее, отлично все зная. Просто по глупости надеялся на чудо. А их не бывает. Разве что в сказках... Которые придумали несчастные люди в утешение таким же неудачникам, как они сами. В придачу за Андреем насчитывается слишком много женщин... Викуша в том числе. Почти все ненужные, скучные, души не задевающие... Назовем вещи своими именами.
Вот разве Зинуля...
Почему она отказалась тогда поехать с ним?..
...Был трепетно-нежный вечер. Посетительниц мало, весенняя распутица на дорогах, нежелание думать и волшебное состояние невесомости... В дождь и в скользь, правда, лучше всего торчать дома...
Зинуша сидела в клубе и курила, мило одаривая улыбками всех и каждого. Только ее глаза, словно случайно, все упорнее и настойчивее останавливались на Андрее. И чем чаще он ловил на себе этот рассеянный, ни о чем не говорящий, никому, казалось, не предназначенный взгляд, тем увереннее думал о том, что вот еще немного, еще чуть-чуть - до рассвета недолго - и он пригласит Зинушу к себе... Тайком от всех, потому что подобных откровений и демонстраций в клубе не любили. Хотя все всё знали. Но зачем напоказ?
Утром он подождал ее на выходе, поторопившись, чтобы не ушла. Зина вышла спокойная, в дорогом блестящем плаще с капюшоном и, ничуть не удивившись Андрею, остановилась перед ним. Они стояли несколько минут молча, улыбаясь друг другу.
- Поедем? - просто сказал Андрей.
Он видел, что Зина колеблется. И не понимал, что ее сдерживает: у таких женщин не бывает серьезных мотивов для отказа. Но у Зины они, очевидно, имелись. Какие? Андрей всю голову изломал в поисках ответа. Он ждал, напряженно и мучительно, как не ждал в своей жизни никого, даже Маринки. Просто там все было иначе. С каждой начинается по-своему, хотя кончается все всегда одинаково.
Да, Зина здорово колебалась. Казалось: еще секунда - и Зинуша кивнет. Схватить машину - минутное дело. Возле клуба утром всегда полно. Но Зиночка покачала головой. Нет?! Почему нет? Скажи мне, почему?!
Она не прошептала ни слова, грустно, неловко прошла мимо и махнула рукой водителю...
Что она ответит ему сегодня? Впрочем, Андрей не собирается ее на этот раз ни о чем спрашивать. Тимофей заявил, что она уведет Андрея сама.
Ладненько, посмотрим...
"Есть только миг, за него и держись..."
...Ему по-прежнему снились танцы, свет над паркетом... Звучала музыка, пристально и настороженно смотрел Степан, ласково и нежно улыбалась Аллочка Чеботарева... Все так, как бывало когда-то... Очень давно... В прошлом веке и тысячелетии. О которых давно пора забыть.
Он часто вставал ночью и включал магнитолу. И вдвоем с Маринкой или в одиночестве слушал и слушал без конца. Не слишком музыкально грамотная Марина иногда осторожно спрашивала:
- Это "A-?a" или "Duran Duran"?
- Это "Animals", - тихо отзывался Андрей. - Теперь ты знаешь все...
Мелодии бередили душу и до предела, до слез натягивали и без того раздраженные нервы. Но ему требовалась музыка и только музыка, еще и еще, бесконечно, постоянно... Огромная коллекция дисков и кассет непрерывно пополнялась.
В темноте, под звуки оркестров и пение рок-групп, он осторожно поворачивал к себе Маринкино лицо. Маринка снова тихо плакала. Любовь под музыку у них никак не выходила.
Он любил свой клуб. Презирал, ненавидел, чурался. Стыдился и любил. Особенно когда зал стоял еще пустой, полутемный, готовый к вечернему визиту чумовых, богатеньких, ветреных посетительниц. Кабак, застывший в неистовом ожидании и нетерпении, словно в предвкушении восхитительных тайн и волшебных призраков.
В эти минуты Андрей в одиночестве частенько садился прямо на пол, между столиками, в проходе, и надолго застывал. Его никто никогда не трогал и не теребил. Знали: этого делать нельзя. Да и Тимофей запретил раз и навсегда. Прохиндейский народец верно и свято исполнял желания и просьбы приятелей и коллег и ценил настоящую дружбу.
Правда, Тимошка порой раздражался от непонимания и бесполезных попыток угадать истину. И однажды тоже шлепнулся на пол, собираясь завязать диалог.
- Чего тебе надобно, старче? Опять размечтался? Все наперекосяк! Выслушай очередной крик моей души: нельзя ничего найти там, где ничего нет и быть не может! Ты вдругорядь подзабыл, где находишься? Оглянись вокруг! Бардак и бардак! С тобой вечно и смех и грех! Ты всегда чересчур старался жить! Вроде Степки! Старался танцевать, старался любить, старался страдать! Фигня все это, Андрюха! Наша мудрая жизня очень не любит, просто не выносит ни старателей, ни страдателей, а ты из их породы! Породы дурной и вредной! Для себя и для окружающих! Но для себя прежде всего! Крик моей души закончился. Чего молчишь?
- Тебе нравится так думать? - вяло отозвался Андрей. - Пожалуйста... На здоровье...
На продолжение очередной философской дискуссии он оказался не способен. Зачем измышлять ненужные слова? Кроме того, Тимофей прав, во многом прав, почти во всем... Искать здесь, тем более, самого себя, смешно и нелепо.
- А как я тебе в роли сказителя? - не хотел сдаваться упрямый Тимоша. - Простой русский парень! Ты сам посуди, что разэтакого интересного может быть в сказках? Какую ни открой, одна и та же обязаловка с первой строки до последней: отправился ненароком Иван-дуралей-богатырь на битву, срубил по случаю в честном бою восемь голов Змею-Горынычу и повез их, как доказательства молодецкой удали и доблести, любимой мамане в деревню. Да по дороге невзначай прихватил в жены Василису Прекрасную. Или там Марью Моревну. Которая, конечно, целиком из лебединого пуха и обязательно дышала "духами и туманами". И все дела. Проблемы к ногтю!
- Ради чего ты плетешь несусветную дребедень? - скучно поинтересовался Андрей.
- А ты заради чего грезишь без перерывов? - живо спросил Тим. - Дурман у тебя в башке мечтательный! Хочу его навсегда развеять заодно со смутными видениями прекрасных незнакомок!
- Понято! - буркнул Андрей. - В следующий раз захвати с собой сборник сказок и былин! Потолще! И стихи не забудь! Вслух читать будем!
Ну да: эти недолгие мгновения наедине с пустым, темным залом - настоящие глупости. И все не так, как надо. Андрей никогда не обладал хорошей фантазией, придумывать никаких историй и сюжетов не умел и порой завидовал тем, кто мог легко и свободно плести завлекательные байки. И воображение Литвиненко идет слишком банальным путем: рисует неясный, едва различимый облик той непонятной, которая вдруг появится - и сломает обыденность. Пошлую, вульгарную, нечистую... Кондовую и открыто признанную. Бойко заявляющую о себе.
Великий танцор и стриптизер до сих пор нуждался в таинствах и сюрпризах, как ребенок, которому в детстве их недодали, которому не хватило на долю загадок и чудес. И теперь - неловко, неумело, бездарно - пытался вернуть недополученное раньше. Смотрел в зал остановившимися, потерянными глазами и ждал: сейчас, вот сейчас что-то произойдет, что-то случится... Он любил сказки. Поэтому ему так нравилось слушать книги в Лизином пересказе. Пусть бы рассказывала и дальше...
Но судьба ничего отдавать и возвращать не спешила. Да и вообще, разве можно быть уверенным в том, что тебе чего-то не хватило на долю? А может, именно тебе как раз сильно передали, здорово, через край, отвалили, вполне отмерили, по полной катушке, и жаловаться на звезды ты не вправе...
Андрей неподвижно сидел на полу. Странными, нелепыми изваяниями торчали белоснежные крахмальные пирамиды салфеток на столах. Слабо горели, исчезая в бокалах, пятнышки тусклого, давно уставшего, истомленного бесконечностью света. Неподвижные стулья, нетронутые тарелки и ножи. Тишина... Все ждут. Кого? И зачем?..
...У Тимошки чересчур много баб. Но всех не перетрахаешь... И нельзя объять необъятное... Бледнолицый брат мой... Прохвост... Отбеленный рекламной тетей Асей... Ты слишком широко размахнулся, без удержу бойчил и шустрил по углам и закоулкам, чтобы теперь вдруг споткнуться на ровном месте возле Зиночки...
На Тимошиной типа совести, которой нет как нет, попытка самоубийства одной из подруг - прямо в постели любимого, не меньше десяти абортов и двое детишек, безмятежно подрастающих вдалеке от не признающего их отца.
- Родились - и будя! Обратно не засунешь! - заявлял Тимофей. - Я - бессоюзное предложение! И никогда ни от кого правды о себе не скрываю! Раз от бабушки ушел да от дедушки ушел, значит, и от тебя, сегодняшняя, уйду! Конец цитаты!
У белоликого друга Тимоши - три официальных брака и три развода, несчастная, измученная единственным любимым сыном мать и свежая могила отца, ушедшего в одно мгновение после неожиданного знакомства со вторым внуком, о котором дед не подозревал. Только этого мало...
Безрассудный Тим достаточно регулярно являлся в клуб с подбитым глазом или рассеченной скулой и потом густо, долго гримировался, страшно матюгаясь.
- Что, опять половодье чувств? - вскользь интересовался Андрей, помогая замазывать синяки и кровоподтеки.
- Конь лягнул! По отвычке! Гормоны играют здорово! - беспечно смеялся Тимоша. - Здравствуй, лошадь, я Буденный! А что, Андрюха, не пора ли нам с тобой, наконец, трахнуться? Потушим пожар бензином! Бабы здорово надоели! Зато у нас обязательно отлично получится! Это говорю тебе я - дитя порока! В постели мы друг друга стоим!
Андрей делал вид, что не слышит деловых, конкретных предложений лучшего друга.
Бледнолицый брат мой... Половых дел мастер... Который почему-то всегда рядом... "Мой маленький плот..." Уже сколько лет подряд...
Но зачем тебе Зина?!
Настоящая их дружба началась после одной из тренировок Андрея. Он привычно шел с Зойкой в своей излюбленной румбе, легко, спокойно и уверенно, не столько отрабатывая, сколько повторяя хорошо знакомое. В зале уже почти никого не было: поздно. Степан тоже собирался уезжать и поторапливал Андрея. Тимошка затих на полу возле зеркала, прилепившись к приятелю чересчур внимательным взглядом. А когда танец закончился, Тим внезапно пробормотал:
- Вот и все, а ты боялась... Мне, друг, тут после тебя больше нечего делать... Только убиться веником. И всем остальным тоже. Мимо сада! На паркете ты гений... На это глазки не закроешь. Статус кво. Конец цитаты!
- Да ты перетренировался, Тим! Всего-навсего! - засмеялся Андрей. - Отдохни денек-другой, приди в норму! Правда, Зоя?
Тимофей медленно встал на ноги.
- Скоро мне придется отдыхать вечно, - с непривычной мрачностью заявил он. - Не становиться же твоей тенью! Мне тебя все равно не переплюнуть! И никому! Мы не в той колоде! Сушите весла! Это здорово! Останусь только дружбаном! Но люди разные нужны, люди всякие важны!
...Несколько лет назад, когда уже появилась Зойка, Степан неожиданно привел домой женщину. Курносенькую, в шелковом разлетающемся платье, с двумя забавными тугими косичками. "Косички" довольно долго ходили на все соревнования и частенько оставались на ночь в квартире Юрасова.
Андрей не задал ни одного вопроса и воспринял все, как само собой разумеющееся. Но Тимоша отнесся к появлению "косичек" несколько иначе.
- Степка затеялся тебе мамашу приискать? Высокие отношения! Только этого мало! - заметил он. - Теперь квартирку придется делить, машинку, дачку, то да се... Степан отлично упакован! За длинным рублем бабенка с косенками потянулась, но рубль тот оказался много короче, чем она рассчитывала! Ненароком неудачно подвернулся под руку ненужный ей сынок! Да и Степке ты нынче тоже не больно нужен - "нас на бабу променял!" Зафигачил старый дурак! Мозги в раскорячку! А стариковское дело нелегкое! То лапы ломит, то хвост отваливается! Особенно когда молодайками пробавляешься! Чай, приходится дорогими подарками и на буднях ублажать! Больше-то нечем! А ты глазки не закрывай! Объясни папаше его обязанности и заяви свои права! Чего молчишь? Флаг тебе в руки!
И Андрей заявил. Посмотрел в глаза Тимошке и ударил. Бей первым... Всегда первым... И не промахнись!.. Любимые веснушки размазались в пол-лица и еще больше побледнели. На разбитой в кровь губе заполыхало темное пятно.
- Ты ошалел? Всегда был такой белый и пушистый... - изумленно пробормотал Тим. - Что я такого сказал? Сплошняком одну голую правду...
Но Андрей заехал ему снова. И снова. Со всей силы. Он бил эти обворожительные, драгоценные веснушки с бешенством, с остервенением, думая только об одном: если сейчас не научить лучшего друга Тимошу молчать и не распространяться про Степана, иного случая уже не представится. Так и будет трепаться, о ком и о чем не след и вообще возбраняется.
Они подрались тогда в первый и в последний раз. Сцепившись намертво, покатились по полу. Пронзительно завизжали девчонки. Друзей разнимали все, кто был в тот день на занятиях, и если бы не решительное вмешательство тренеров и самого Степана, Андрей в ярости вполне мог искалечить Тимошку.
О причинах драки никто никогда так и не узнал, а "косенки" довольно скоро исчезли, чтобы больше не появиться. Андрей жалел об их исчезновении. Они напоминали ему мать - молодую, смешливую, быструю в движениях... Отращивающую косы... По просьбе и желанию сына.
Возвращаясь вечерами домой после тренировок, Андрей с удовольствием видел за столом возле расписного электрического самовара "косенки" и тетю Маню, разливающую чай.
- У самовара я и моя Маша, - привычно смеялся Степан Николаевич и тоже с большим удовлетворением осматривал кухню. - Как у нас хорошо и чисто! И опять булочки! Андрей, это не для тебя! Манечка, я же просил не искушать...
Один раз после окончательного разрыва Андрей все-таки виделся со Степаном. Тренер позвонил сыну сам. К телефону подошла Марина. Андрей сразу насторожился, обратив внимание на ее неестественную, странную интонацию.
- Да, у нас все в порядке, - растерянно, напряженно повторяла Маринка и в испуге, в поисках молчаливой поддержки, ловила взгляд Андрея. - Нет, мы редко выбираемся куда-нибудь... Я бы пришла с удовольствием... В любое время... Просто посмотреть... Андрей работает. Да, там же... Позвать его?
И Маринка с облегчением передала трубку быстро обо всем догадавшемуся Андрею.
- Хотелось бы тебя видеть, - без всяких предисловий и околичностей сказал Степан. - Когда тебе удобнее? Я заеду.
Он приехал через два дня. Такой же подтянутый, моложавый, гибкий. Только залысины стали за это время больше, да пролегла слишком очевидная морщина между бровей.
Маринка в тревоге хлопотала на кухне, тщетно пытаясь организовать какой-нибудь мало-мальски приличный ужин. Степан внимательно, молча, довольно долго рассматривал Андрея.
- Ну, как, форму не потерял? - не выдержал любимый ученик.
Всегда первый...
- Это заметно, - кивнул Степан. - В общем и целом без изменений... Манечка передавала приветы и поклоны и просила тебя появиться. Хотя бы ее не стоило забывать... Ничем не заслужила! И каждый день тебя ждет. Да и булки теперь ты можешь лопать безбоязненно в неограниченном количестве. Приезжайте вместе с Мариной.
- Спасибо, - виновато пробормотал Андрей. - Обязательно... Просто постоянные сложности со временем. Пока выспишься, приведешь себя в порядок - снова пора на работу...
Степан посмотрел нехорошим темным взглядом. Вздумал осуждать? Пусть попробует! Андрей почувствовал, как непроизвольно напряглись все мышцы. Он снова стоит в обороне...
Но тренер никого осуждать не собирался. Он пытался решить совсем другие проблемы.
- К сожалению, время идет и проходит, - задумчиво сказал Юрасов. - Быстрее, чем нам хочется. И тебе пора уже всерьез задуматься о своей судьбе. Ты ведь не сможешь всю жизнь танцевать в своем замечательном дамском клубе! Чем ты собираешься заниматься дальше? А Марина у тебя вообще ничем не занята...
- С чего начнем? - спросил Степан. - Что вы меньше забыли?
И Андрей снова выбрал латину, как когда-то в первом победном чемпионате с Зойкой. Только теперь он должен искусно вести Марину за собой, что тогда блестяще, мастерски делала Зоя. Вести в темные глубины, где не отыщется подобных Маринке.
- Ну, пусть будет ваша старая самба, - почти равнодушно сказал Степан. - Она ничего получалась. Попробуем...
На них с любопытством и ожиданием смотрели ученики и молодые тренеры. Еще бы, приехал сам Литвиненко! И хочет вновь выходить на паркет.
Андрей стоял возле Марины все в том же детском, черном ужасе. Плохо, что он согласился на латину - в ней партнеры часто довольно далеки друг от друга, порой едва соединяются ладонями, ему нужно совсем другое... Но там ритм, накал южных страстей, буря чувств...
Он попробует, ладненько...
Первые такты Андрей умышленно пропустил, а потом вспомнил, что было между ними ночью. Сегодня или вчера... Или неделю назад... И Марина четко увидела в его глазах их ночь... Он медленно поднял руки, прикасаясь к Маринке, и попросил ее тотчас отдаться ему на виду у всех, забыв об окружающих... Он потянулся к ней - с надеждой, с мольбой, с неистовым желанием... Он позвал ее к себе... Наплюй на всех, Мариша! Здесь нет никого, кроме нас двоих!
И Маринка, смутившись вначале, засветилась ему навстречу, засияла, расцвела и ответила такой страстной и радостной улыбкой, какой он никогда не встречал на лицах своих бесчисленных партнерш. И на лицах чужих партнерш тоже. Он не играл в свою любовь - зачем? Он просто ее вспоминал, повторял, показывал. Воссоздавал свою жизнь. Это была не демонстрация, не вызов, не метод - голая правда. Андрей пришел с ней сегодня, принес ее сюда с собой - и уйдет отсюда только с победой. Или не уйдет никогда, пока не победит, пока не докажет всем, что он, Андрей Литвиненко, непобедим, что выше его никого нет и быть не может. Потому что у всех - не более чем танец, искусство, техника... У всех - игра, мастерство, показуха... И лишь у него одного - подлинная любовь, настоящее чувство, живая жизнь... У него одного...
Они пару раз сбились с ритма - давно не танцевали вместе. Маринка сделала слабую и несостоявшуюся попытку наступить Андрею на ногу, а потом неловко толкнула, задела бедром на повороте... В самом конце они слишком далеко отошли в разные стороны и зачем-то протянули навстречу руки...
...Когда они остановились, молодые тренеры в растерянности и замешательстве прятали друг от друга смущенные глаза. Не много понявшие, но тоже чем-то странно потрясенные, изумленные дети притихли, недоуменно переглядываясь.
Андрей улыбнулся Марине с благодарностью и признательностью: спасибо тебе, Мариша, за то, что ты меня поняла и не побоялась сделать то, о чем я тебя попросил! Это единственное, что ты умеешь, единственное, на что ты способна: отдаваться мне ночами так, как никто, кроме тебя, неспособен. Но днем, на виду у всего зала, мы с тобой можем это повторить на ура. Почему бы нет? И тогда мы будем единственными танцорами, которым нет равных на всем белом свете!
"Я люблю тебя... Это здорово!" Всего-навсего...
Степан смотрел по-прежнему пристально, исподлобья, мрачновато. Но в его угрюмом взгляде Андрей без труда уловил тоску, нежность, признание... И настоящее восхищение тренера, оценившего по заслугам бесконечно любимого и лучшего ученика, переплюнувшего сегодня учителя. Который просто вынужден признать свое очевидное, безусловное поражение. И навсегда отпустить от себя Андрея.
А ты недурно танцуешь, сынок...
Все молчали. И непонятливая Маринка, забеспокоившись, сделала неуверенный шаг вперед.
- Я слишком долго не танцевала, Степан Николаевич, - извиняясь, робко сказала она. - Я могу приходить каждый день, если вы разрешите... А Андрюша работает не каждую ночь...
Юрасов словно нехотя кивнул и согласно щелкнул в воздухе пальцами.
- В любое время, когда вам обоим удобно, - сказал он. - В тренере вы сейчас не слишком нуждаетесь. Однако танцы нужно обновить, Андрей, поэтому моя помощь тебе еще все-таки пригодится.
...Они снова стали ходить на тренировки. И вновь был открытый чемпионат, последний в их жизни. Все ждали этого состязания с нетерпением и тревогой, все хорошо понимали: Литвиненко должен сказать, наконец, свое слово, должен совершить невозможное - и получить на этот раз первое место. Только первый... Всегда первый...
Он опять выбрал стандарт. И все шло по тому же стандарту, которого ему, видимо, ни за что с некоторых пор не избежать. Статус кво...
Степан в зале не показывался: он обещал стать невидимкой. Но Андрея преследовал рок. Проклятие, бредущее за ним по пятам. А это не Викуля: не отбрыкаться и не отбояриться.
Они вновь, как в прошлый раз, победно дошли до последнего танца. По-прежнему выразительно и ласково улыбался Тимошка - не промахнись, друг!.. Напряженно сжимала пальцы тетя Маша... Снова неистовствовал зал, выкрикивая по слогам одну и ту же фамилию...
Перед последним танцем Марина вдруг судорожно прижала руки к животу.
- Это бывает на нервной почве, - успокоил Андрей. - Если что нужно, то скорее, у нас мало времени...
Маринка становилась все белее и белее. Прямо как лучший приятель Тим. Легкий на помине и появившийся возле довольно некстати - а может, как раз очень кстати, - он весело загомонил:
- Выходи, подлый трус!.. К подвигу готов?
И засунул язык в карман, увидев Маринкино лицо. Ну, снова тебе прифартило, братан!.. Дело труба... Полный пейджер... И что ты связался с этой малахольной?! Девка фартовая...
- Марина, что с тобой? - в ужасе прошептал Андрей, чувствуя: вот-вот произойдет самое страшное в его жизни. - Соберись, нам через минуту продолжать! Остался один танец!.. Всего ничего... Что у тебя болит? Позвать Степана?
Марина не отвечала, все крепче прижимая к животу тоненькие пальцы.
- Позови Зойку, - догадался Тимофей. - И поживее, браток, рассиропливаться некогда!
Но Зойка сама уже летела навстречу, в страхе вытаращив и без того огромные от косметики глаза. Она секунду пошепталась с Маринкой и торопливо потащила ее за руку прочь от выхода на паркет. Андрей смотрел им вслед молча: ему даже не хотелось ничего выяснять. "За прошлое плачу..."
Но Тимошка, конечно, не утерпел:
- Девки, у вас разжижение мозгов? - разухабисто поинтересовался он. - Тупая и еще тупее? В зале толпень, все мокнут от нетерпения увидеть победный выход Литвиненко, на него полгорода ломанулось, а Маринка вдругорядь динамит публику! Просто убиться веником! Ты, девушка, типа рехнутая? Внеси ясность в ситуацию!
И Зойка требуемую ясность внесла. Повернувшись, она на мгновение оставила Маринку и подлетела к Андрею. И выпалила ему в ухо:
- У нее выкидыш!
...Почему Андрей стал так часто вспоминать ту ночь, которую провела в клубе Лиза? Странная, необычная, ненастоящая ночь... Не тысяча, а одна... Он не играл, не танцевал, не повторял хорошо заученное... Он прожил эту ночь, как провел полгода с Лизой. Он показал ей, как они были вместе: то радостно, то печально, по-всякому, разно, но именно они. И Лиза его прекрасно поняла.
Он протанцевал перед ней их существование вдвоем, их любовь... Даже скорее, не любовь, а привязанность друг к другу - физическую, плотскую - и одновременно очень глубокую, завязанную на чем-то еще, кроме секса. На чем?..
Тогда, увидев его танец, Лиза, справедливо считавшая себя выше, умнее и образованнее Андрея, вдруг постигла его, наконец. Осознала и содрогнулась: они зашли слишком далеко. Ступили туда, куда наступать чересчур опасно и ненужно для них обоих. Дальше они увязнут в самих себе.
Андрей делал плоть духовной, легко превращал физиологию и страсть в сердечную тоску и душевную тягу. Никому на свете не удалось бы сделать это лучше и тоньше. Да и вообще на это вряд ли кто-нибудь, кроме него, осмелился. И он сам тоже не рискнул бы, если бы точно и четко на мгновение осознал суть своих безрассудных попыток. Но он поступал неосознанно, его вел за собой талант актера, исполнителя, мастера, не умеющего отделять в своем танце тело от души. Он был удивительно гармоничен и монолитен - настоящий талант, не различающий границы между формой и содержанием, не задумывающийся ни о каких пределах. Никогда не зависящий от публики и почти, казалось, не нуждающийся в ее одобрении и поддержке.
В ту ночь Лиза испугалась. Она увидела, что имеет дело не просто с блестящим любовником, способным в постели творить чудеса и меняющим женщин из любви к искусству. Искусство заключалось совсем в другом - он был профессиональный танцор и стриптизер по призванию, интуитивно познавший тайны души и тела и запросто открывающий их в себе и в других. Свободно и раскованно выставляющий эти тайны напоказ. Своим собственным, излюбленным и подвластным ему одному методом.
Андрей не хотел расставаться с Лизой. Ни за что. Но она сама выбрала единственно возможный и правильный, как думала и считала, вариант. И ушла. После той ночи в клубе. Лиза не хотела никаких откровений и боялась гениев.
Оставалась Маринка. Всего-навсего...
Теперь она окончательно провалилась в тину и перестала реагировать на окружающее. Сидела дома, изредка в одиночку ходила в кино, ночевала то в своей квартире, то на Бутырской... Андрей не мог для нее больше ничего сделать, сколько ни пытался. Ни разбудить, ни встряхнуть, ни разговорить... Танцы гавкнулись, канули в прошлое... Настоящим она не интересовалась, в жизнь Андрея не вникала - жила, как придется, непонятно для чего.
Совсем отчаявшись, Андрей предложил Маринке родить ребенка. Теперь-то, наверное, получится. Она отрицательно покачала головой. Нет, ей не хочется. Она любит того, погибшего. Она надеялась его родить и скрывала от Андрея до последнего, потому что танцы тоже очень любила и мечтала, наконец, выиграть тот проклятый чемпионат. Выиграть... Все победы давно накрылись медным тазом.
Андрей тяжело вздохнул. С такими, как Марина, никто никогда не выигрывает. Но он выбирал ее, отлично все зная. Просто по глупости надеялся на чудо. А их не бывает. Разве что в сказках... Которые придумали несчастные люди в утешение таким же неудачникам, как они сами. В придачу за Андреем насчитывается слишком много женщин... Викуша в том числе. Почти все ненужные, скучные, души не задевающие... Назовем вещи своими именами.
Вот разве Зинуля...
Почему она отказалась тогда поехать с ним?..
...Был трепетно-нежный вечер. Посетительниц мало, весенняя распутица на дорогах, нежелание думать и волшебное состояние невесомости... В дождь и в скользь, правда, лучше всего торчать дома...
Зинуша сидела в клубе и курила, мило одаривая улыбками всех и каждого. Только ее глаза, словно случайно, все упорнее и настойчивее останавливались на Андрее. И чем чаще он ловил на себе этот рассеянный, ни о чем не говорящий, никому, казалось, не предназначенный взгляд, тем увереннее думал о том, что вот еще немного, еще чуть-чуть - до рассвета недолго - и он пригласит Зинушу к себе... Тайком от всех, потому что подобных откровений и демонстраций в клубе не любили. Хотя все всё знали. Но зачем напоказ?
Утром он подождал ее на выходе, поторопившись, чтобы не ушла. Зина вышла спокойная, в дорогом блестящем плаще с капюшоном и, ничуть не удивившись Андрею, остановилась перед ним. Они стояли несколько минут молча, улыбаясь друг другу.
- Поедем? - просто сказал Андрей.
Он видел, что Зина колеблется. И не понимал, что ее сдерживает: у таких женщин не бывает серьезных мотивов для отказа. Но у Зины они, очевидно, имелись. Какие? Андрей всю голову изломал в поисках ответа. Он ждал, напряженно и мучительно, как не ждал в своей жизни никого, даже Маринки. Просто там все было иначе. С каждой начинается по-своему, хотя кончается все всегда одинаково.
Да, Зина здорово колебалась. Казалось: еще секунда - и Зинуша кивнет. Схватить машину - минутное дело. Возле клуба утром всегда полно. Но Зиночка покачала головой. Нет?! Почему нет? Скажи мне, почему?!
Она не прошептала ни слова, грустно, неловко прошла мимо и махнула рукой водителю...
Что она ответит ему сегодня? Впрочем, Андрей не собирается ее на этот раз ни о чем спрашивать. Тимофей заявил, что она уведет Андрея сама.
Ладненько, посмотрим...
"Есть только миг, за него и держись..."
...Ему по-прежнему снились танцы, свет над паркетом... Звучала музыка, пристально и настороженно смотрел Степан, ласково и нежно улыбалась Аллочка Чеботарева... Все так, как бывало когда-то... Очень давно... В прошлом веке и тысячелетии. О которых давно пора забыть.
Он часто вставал ночью и включал магнитолу. И вдвоем с Маринкой или в одиночестве слушал и слушал без конца. Не слишком музыкально грамотная Марина иногда осторожно спрашивала:
- Это "A-?a" или "Duran Duran"?
- Это "Animals", - тихо отзывался Андрей. - Теперь ты знаешь все...
Мелодии бередили душу и до предела, до слез натягивали и без того раздраженные нервы. Но ему требовалась музыка и только музыка, еще и еще, бесконечно, постоянно... Огромная коллекция дисков и кассет непрерывно пополнялась.
В темноте, под звуки оркестров и пение рок-групп, он осторожно поворачивал к себе Маринкино лицо. Маринка снова тихо плакала. Любовь под музыку у них никак не выходила.
Он любил свой клуб. Презирал, ненавидел, чурался. Стыдился и любил. Особенно когда зал стоял еще пустой, полутемный, готовый к вечернему визиту чумовых, богатеньких, ветреных посетительниц. Кабак, застывший в неистовом ожидании и нетерпении, словно в предвкушении восхитительных тайн и волшебных призраков.
В эти минуты Андрей в одиночестве частенько садился прямо на пол, между столиками, в проходе, и надолго застывал. Его никто никогда не трогал и не теребил. Знали: этого делать нельзя. Да и Тимофей запретил раз и навсегда. Прохиндейский народец верно и свято исполнял желания и просьбы приятелей и коллег и ценил настоящую дружбу.
Правда, Тимошка порой раздражался от непонимания и бесполезных попыток угадать истину. И однажды тоже шлепнулся на пол, собираясь завязать диалог.
- Чего тебе надобно, старче? Опять размечтался? Все наперекосяк! Выслушай очередной крик моей души: нельзя ничего найти там, где ничего нет и быть не может! Ты вдругорядь подзабыл, где находишься? Оглянись вокруг! Бардак и бардак! С тобой вечно и смех и грех! Ты всегда чересчур старался жить! Вроде Степки! Старался танцевать, старался любить, старался страдать! Фигня все это, Андрюха! Наша мудрая жизня очень не любит, просто не выносит ни старателей, ни страдателей, а ты из их породы! Породы дурной и вредной! Для себя и для окружающих! Но для себя прежде всего! Крик моей души закончился. Чего молчишь?
- Тебе нравится так думать? - вяло отозвался Андрей. - Пожалуйста... На здоровье...
На продолжение очередной философской дискуссии он оказался не способен. Зачем измышлять ненужные слова? Кроме того, Тимофей прав, во многом прав, почти во всем... Искать здесь, тем более, самого себя, смешно и нелепо.
- А как я тебе в роли сказителя? - не хотел сдаваться упрямый Тимоша. - Простой русский парень! Ты сам посуди, что разэтакого интересного может быть в сказках? Какую ни открой, одна и та же обязаловка с первой строки до последней: отправился ненароком Иван-дуралей-богатырь на битву, срубил по случаю в честном бою восемь голов Змею-Горынычу и повез их, как доказательства молодецкой удали и доблести, любимой мамане в деревню. Да по дороге невзначай прихватил в жены Василису Прекрасную. Или там Марью Моревну. Которая, конечно, целиком из лебединого пуха и обязательно дышала "духами и туманами". И все дела. Проблемы к ногтю!
- Ради чего ты плетешь несусветную дребедень? - скучно поинтересовался Андрей.
- А ты заради чего грезишь без перерывов? - живо спросил Тим. - Дурман у тебя в башке мечтательный! Хочу его навсегда развеять заодно со смутными видениями прекрасных незнакомок!
- Понято! - буркнул Андрей. - В следующий раз захвати с собой сборник сказок и былин! Потолще! И стихи не забудь! Вслух читать будем!
Ну да: эти недолгие мгновения наедине с пустым, темным залом - настоящие глупости. И все не так, как надо. Андрей никогда не обладал хорошей фантазией, придумывать никаких историй и сюжетов не умел и порой завидовал тем, кто мог легко и свободно плести завлекательные байки. И воображение Литвиненко идет слишком банальным путем: рисует неясный, едва различимый облик той непонятной, которая вдруг появится - и сломает обыденность. Пошлую, вульгарную, нечистую... Кондовую и открыто признанную. Бойко заявляющую о себе.
Великий танцор и стриптизер до сих пор нуждался в таинствах и сюрпризах, как ребенок, которому в детстве их недодали, которому не хватило на долю загадок и чудес. И теперь - неловко, неумело, бездарно - пытался вернуть недополученное раньше. Смотрел в зал остановившимися, потерянными глазами и ждал: сейчас, вот сейчас что-то произойдет, что-то случится... Он любил сказки. Поэтому ему так нравилось слушать книги в Лизином пересказе. Пусть бы рассказывала и дальше...
Но судьба ничего отдавать и возвращать не спешила. Да и вообще, разве можно быть уверенным в том, что тебе чего-то не хватило на долю? А может, именно тебе как раз сильно передали, здорово, через край, отвалили, вполне отмерили, по полной катушке, и жаловаться на звезды ты не вправе...
Андрей неподвижно сидел на полу. Странными, нелепыми изваяниями торчали белоснежные крахмальные пирамиды салфеток на столах. Слабо горели, исчезая в бокалах, пятнышки тусклого, давно уставшего, истомленного бесконечностью света. Неподвижные стулья, нетронутые тарелки и ножи. Тишина... Все ждут. Кого? И зачем?..
...У Тимошки чересчур много баб. Но всех не перетрахаешь... И нельзя объять необъятное... Бледнолицый брат мой... Прохвост... Отбеленный рекламной тетей Асей... Ты слишком широко размахнулся, без удержу бойчил и шустрил по углам и закоулкам, чтобы теперь вдруг споткнуться на ровном месте возле Зиночки...
На Тимошиной типа совести, которой нет как нет, попытка самоубийства одной из подруг - прямо в постели любимого, не меньше десяти абортов и двое детишек, безмятежно подрастающих вдалеке от не признающего их отца.
- Родились - и будя! Обратно не засунешь! - заявлял Тимофей. - Я - бессоюзное предложение! И никогда ни от кого правды о себе не скрываю! Раз от бабушки ушел да от дедушки ушел, значит, и от тебя, сегодняшняя, уйду! Конец цитаты!
У белоликого друга Тимоши - три официальных брака и три развода, несчастная, измученная единственным любимым сыном мать и свежая могила отца, ушедшего в одно мгновение после неожиданного знакомства со вторым внуком, о котором дед не подозревал. Только этого мало...
Безрассудный Тим достаточно регулярно являлся в клуб с подбитым глазом или рассеченной скулой и потом густо, долго гримировался, страшно матюгаясь.
- Что, опять половодье чувств? - вскользь интересовался Андрей, помогая замазывать синяки и кровоподтеки.
- Конь лягнул! По отвычке! Гормоны играют здорово! - беспечно смеялся Тимоша. - Здравствуй, лошадь, я Буденный! А что, Андрюха, не пора ли нам с тобой, наконец, трахнуться? Потушим пожар бензином! Бабы здорово надоели! Зато у нас обязательно отлично получится! Это говорю тебе я - дитя порока! В постели мы друг друга стоим!
Андрей делал вид, что не слышит деловых, конкретных предложений лучшего друга.
Бледнолицый брат мой... Половых дел мастер... Который почему-то всегда рядом... "Мой маленький плот..." Уже сколько лет подряд...
Но зачем тебе Зина?!
Настоящая их дружба началась после одной из тренировок Андрея. Он привычно шел с Зойкой в своей излюбленной румбе, легко, спокойно и уверенно, не столько отрабатывая, сколько повторяя хорошо знакомое. В зале уже почти никого не было: поздно. Степан тоже собирался уезжать и поторапливал Андрея. Тимошка затих на полу возле зеркала, прилепившись к приятелю чересчур внимательным взглядом. А когда танец закончился, Тим внезапно пробормотал:
- Вот и все, а ты боялась... Мне, друг, тут после тебя больше нечего делать... Только убиться веником. И всем остальным тоже. Мимо сада! На паркете ты гений... На это глазки не закроешь. Статус кво. Конец цитаты!
- Да ты перетренировался, Тим! Всего-навсего! - засмеялся Андрей. - Отдохни денек-другой, приди в норму! Правда, Зоя?
Тимофей медленно встал на ноги.
- Скоро мне придется отдыхать вечно, - с непривычной мрачностью заявил он. - Не становиться же твоей тенью! Мне тебя все равно не переплюнуть! И никому! Мы не в той колоде! Сушите весла! Это здорово! Останусь только дружбаном! Но люди разные нужны, люди всякие важны!
...Несколько лет назад, когда уже появилась Зойка, Степан неожиданно привел домой женщину. Курносенькую, в шелковом разлетающемся платье, с двумя забавными тугими косичками. "Косички" довольно долго ходили на все соревнования и частенько оставались на ночь в квартире Юрасова.
Андрей не задал ни одного вопроса и воспринял все, как само собой разумеющееся. Но Тимоша отнесся к появлению "косичек" несколько иначе.
- Степка затеялся тебе мамашу приискать? Высокие отношения! Только этого мало! - заметил он. - Теперь квартирку придется делить, машинку, дачку, то да се... Степан отлично упакован! За длинным рублем бабенка с косенками потянулась, но рубль тот оказался много короче, чем она рассчитывала! Ненароком неудачно подвернулся под руку ненужный ей сынок! Да и Степке ты нынче тоже не больно нужен - "нас на бабу променял!" Зафигачил старый дурак! Мозги в раскорячку! А стариковское дело нелегкое! То лапы ломит, то хвост отваливается! Особенно когда молодайками пробавляешься! Чай, приходится дорогими подарками и на буднях ублажать! Больше-то нечем! А ты глазки не закрывай! Объясни папаше его обязанности и заяви свои права! Чего молчишь? Флаг тебе в руки!
И Андрей заявил. Посмотрел в глаза Тимошке и ударил. Бей первым... Всегда первым... И не промахнись!.. Любимые веснушки размазались в пол-лица и еще больше побледнели. На разбитой в кровь губе заполыхало темное пятно.
- Ты ошалел? Всегда был такой белый и пушистый... - изумленно пробормотал Тим. - Что я такого сказал? Сплошняком одну голую правду...
Но Андрей заехал ему снова. И снова. Со всей силы. Он бил эти обворожительные, драгоценные веснушки с бешенством, с остервенением, думая только об одном: если сейчас не научить лучшего друга Тимошу молчать и не распространяться про Степана, иного случая уже не представится. Так и будет трепаться, о ком и о чем не след и вообще возбраняется.
Они подрались тогда в первый и в последний раз. Сцепившись намертво, покатились по полу. Пронзительно завизжали девчонки. Друзей разнимали все, кто был в тот день на занятиях, и если бы не решительное вмешательство тренеров и самого Степана, Андрей в ярости вполне мог искалечить Тимошку.
О причинах драки никто никогда так и не узнал, а "косенки" довольно скоро исчезли, чтобы больше не появиться. Андрей жалел об их исчезновении. Они напоминали ему мать - молодую, смешливую, быструю в движениях... Отращивающую косы... По просьбе и желанию сына.
Возвращаясь вечерами домой после тренировок, Андрей с удовольствием видел за столом возле расписного электрического самовара "косенки" и тетю Маню, разливающую чай.
- У самовара я и моя Маша, - привычно смеялся Степан Николаевич и тоже с большим удовлетворением осматривал кухню. - Как у нас хорошо и чисто! И опять булочки! Андрей, это не для тебя! Манечка, я же просил не искушать...
Один раз после окончательного разрыва Андрей все-таки виделся со Степаном. Тренер позвонил сыну сам. К телефону подошла Марина. Андрей сразу насторожился, обратив внимание на ее неестественную, странную интонацию.
- Да, у нас все в порядке, - растерянно, напряженно повторяла Маринка и в испуге, в поисках молчаливой поддержки, ловила взгляд Андрея. - Нет, мы редко выбираемся куда-нибудь... Я бы пришла с удовольствием... В любое время... Просто посмотреть... Андрей работает. Да, там же... Позвать его?
И Маринка с облегчением передала трубку быстро обо всем догадавшемуся Андрею.
- Хотелось бы тебя видеть, - без всяких предисловий и околичностей сказал Степан. - Когда тебе удобнее? Я заеду.
Он приехал через два дня. Такой же подтянутый, моложавый, гибкий. Только залысины стали за это время больше, да пролегла слишком очевидная морщина между бровей.
Маринка в тревоге хлопотала на кухне, тщетно пытаясь организовать какой-нибудь мало-мальски приличный ужин. Степан внимательно, молча, довольно долго рассматривал Андрея.
- Ну, как, форму не потерял? - не выдержал любимый ученик.
Всегда первый...
- Это заметно, - кивнул Степан. - В общем и целом без изменений... Манечка передавала приветы и поклоны и просила тебя появиться. Хотя бы ее не стоило забывать... Ничем не заслужила! И каждый день тебя ждет. Да и булки теперь ты можешь лопать безбоязненно в неограниченном количестве. Приезжайте вместе с Мариной.
- Спасибо, - виновато пробормотал Андрей. - Обязательно... Просто постоянные сложности со временем. Пока выспишься, приведешь себя в порядок - снова пора на работу...
Степан посмотрел нехорошим темным взглядом. Вздумал осуждать? Пусть попробует! Андрей почувствовал, как непроизвольно напряглись все мышцы. Он снова стоит в обороне...
Но тренер никого осуждать не собирался. Он пытался решить совсем другие проблемы.
- К сожалению, время идет и проходит, - задумчиво сказал Юрасов. - Быстрее, чем нам хочется. И тебе пора уже всерьез задуматься о своей судьбе. Ты ведь не сможешь всю жизнь танцевать в своем замечательном дамском клубе! Чем ты собираешься заниматься дальше? А Марина у тебя вообще ничем не занята...