Лобановская Ирина. Женщины президента

   — Никогда! — нагло отчеканил Артем, стараясь не заикаться.
   Изредка, если взять себя в руки, это удавалось.
   Родители пробовали его вылечить, но ничего не получилось.
   — Ваши летние дурацкие фантазии! Я никогда не буду никого замещать! И не мечтал работать заместителем!
   Она сгорбилась еще больше.

* * *

   Окончив школу, Артем поступил в Плешку, то бишь в Плехановскую академию. Он был уверен, что сам прекрасно сдаст экзамены, но отец подстраховал сына приличной суммой долларов.
   Вообще Артем над выбором высшего учебного заведения не особо задумывался, ему было довольно безразлично, куда поступать. А подрастая, кем он только не хотел быть! Желания менялись в несколько минут и целиком зависели от обстоятельств.
   Прокатится на автобусе — захочет быть водителем.
   Сходит на елку — сразу начнет готовиться в массовики-затейники. А посетит шикарный туалет соседей-торгашей — тотчас станет представлять себя сантехником, зарабатывающим немалые бабки.
   Порой жизнь рисовалась забавным, интересным спектаклем, куда его пригласили и он пришел из любопытства, но ему забыли или просто не подумали объяснить суть и значимость представления, постичь которые он теперь пытался самостоятельно.
   Вникнуть в суть оказалось не так легко.
   Он пытался найти ответы в книгах, которые глотал в огромном количестве. Но, умные и толстые, они четко обрисовывали лишь определенные ситуации и конфликты, которые Артем с большим трудом проецировал на свое существование. Они к его жизни никак не прикладывались, как ни крути, чужие и далекие, вроде Галапагосских островов.
   Он часто возвращался домой поздно, досыта набродившись берегами Сенежа и окрестными лесами. Там не надо было задумываться о будущей жизни, строить планы на много лет вперед. Там никто не задавал вопросов и не ждал ответов. Возле деревьев проблемы бытия казались смешными и надуманными, как розы на соседней с огурцами грядке. Там просто неспешно шла жизнь, вросшая корнями в землю и не мающаяся дурью, вроде Тарасова. Будь его воля, он никогда бы не уехал из городка, но все вокруг твердили о высшем образовании, о том, что мужчина — выразительный взгляд матери в его сторону! — должен зарабатывать деньги и содержать семью — какую еще семью?! Все рвались в рядом живущую Москву, как чеховские три сестры, всегда казавшиеся Артему законченными истеричками.
   — Нужно учиться! — категорически заявляла мать.
   В дальнейшие объяснения она никогда не вдавалась. Правда, Артем предпочитал лишних вопросов не задавать и пока решил подчиниться. Дальше он разберется сам. Артем дичился окружающих, и мать в том числе. Родители разошлись, отец давно уехал в Москву, но иногда заезжал, привозил сразу большую сумму денег, хлопал сына по плечу и басил:
   — Ну как? Идут дела?
   О каких именно делах спрашивал отец, Артем понимал смутно, но на всякий случай всегда отвечал одно и то же:
   — Движемся по заданному маршруту! Только вперед!
   — Молодец! — смеялся довольный отец, любовно оглядывая огромного ребенка. — Это по-нашему, по-тарасовски!
   Что по-нашему и что по-тарасовски, Артем не понимал. Какая-то чушь…
   Они с отцом давно были далеки друг от друга, разъединены не просто одним многокилометровым расстоянием — всей жизнью, поэтому всякое протягивание рук казалось Артему смешным, жалким и неестественным. И совершенно лишним. О чем говорить с ненужным тебе человеком, которого видишь полчаса раз в три-четыре месяца, Артем абсолютно не представлял.
   В институте он познакомился с Анастасией.

3

   Это был очень странный троллейбусный маршрут.
   Возможно, городская администрация ставила там какой-то неподвластный логике эксперимент, потому что на этом маршруте всегда был один и? тот же контролер.
   Его давно прекрасно знали в лицо и узнавали все постоянные пассажиры, а мальчишки часто кричали ему: «Привет!», едва видели знакомую физиономию и чуть сутуловатую фигуру, смущенно и растерянно раздвигающую толпу от первых дверей.
   Настя обожала этот троллейбус, этого милого, застенчивого контролера, свой район, его малышей и старушек. Она боготворила папу и маму, любила свою школу, учителей и одноклассников, а потом свой институт. Все, что было связано с ней лично, что было пришито к ней крепкими нитками, привязано с детства или юности, Настя принимала на ура, сразу же и навсегда, бесповоротно прикипая намертво, потому что считала — именно свое надо любить и лелеять.
   А поэтому ее мама — самая красивая и добрая, папа — самый умный и заботливый, друзья — самые верные и отзывчивые… Родители осторожно, украдкой посмеивались над ней, в ее мысли и представления не встревая, считая это лишним, вредным и противоестественным, и разубедить Настю было некому. Пока за это не взялась сама жизнь.
   Отец, крупный экономист, работал в администрации президента, мать хозяйничала, и Настя, единственная любимая дочка, росла в семейной теплице, не подозревая о ежевечерних уличных драках и опасных ночах сверкающего огнями большого города.
   Она вышла из родного троллейбуса, приветливо попрощалась с контролером, даже раскланялась, пожелав ему поймать как можно больше «зайцев», и двинулась в сторону своей дорогой, в полном смысле этого слова, Плешки. На лоб упала тихая капля и, скользнув по щеке, остановилась. Настя смахнула ее и улыбнулась. Артем подумал, что эта улыбка предназначалась ему, удивился — какая-то совершенно незнакомая блондинистая девка! — и внимательно оглядел Настю.
   Сокурсник больно ткнул его в бок локтем:
   — Не пропусти! Девица драгоценная! Алмазный фонд России! Видал, какое сияние тебе подарили?
   Это неспроста! Ты у нас крупняк! Всегда торчишь у всех на виду, как шпиль университета на Воробьевке!
   — А кто она? — спросил Артем.
   Приятель усмехнулся:
   — Ты почему-то никогда ничего не знаешь о стоимости девчат! А ведь перед тобой далеко не бесприданница! Это дочка…
   Он с трудом дотянулся до уха Артема и прошептал такую фамилию, что Тарасова качнуло. О мама миа…
   Так вот кто она такая… Но разве она действительно улыбалась Артему? Почему?
   Настя училась на другом факультете, но Артем разыскал ее без труда.
   — Можно вас на минуточку? — пробасил он.
   Настя с видимым удовольствием снова окинула взглядом его мощную фигуру и отошла вместе с ним к окну Апрельское солнце, искажаясь в грязных стеклах, стегнуло ее по глазам и заморгало, ломаясь, подмигивая и дразня. Настя сощурилась и засмеялась от счастья.
   — Почему вы все время смеетесь? — спросил Артем, не справился с волнением и сильно споткнулся на первом слоге.
   — А разве нельзя? — удивилась Настя и тотчас пожалела заикающегося юношу.
   Жалость сыграла решающую роль. Именно сочувствие и сострадание — самые серьезные аргументы женской привязанности.
   — Я ведь никому не мешаю и не делаю плохо…
   — Производит странное впечатление, — буркнул Артем, низко раскатив не в меру долгие буквы "з" и "с".
   — На кого? На вас?
   — На всех! — заявил Артем. — Вы слишком улыбчивая! Вы бы смеялись поменьше… Мы с вами идем сегодня в кино!
   — В кино? — растерянно повторила изумленная Настя.
   Ну и темпы у этого высокого юноши!..
   — Хорошо… Я не возражаю… А что смотреть?
   — Вы будете смотреть на меня, а я — на вас — объяснил Артем, споткнувшись на отдельных буквах. — Идет?
   Настя кивнула. Только теперь, в ярком свете апрельского полдня, Артем рассмотрел ее хорошо, до мельчайших подробностей. Она ничего особенного из себя не представляла: просто симпатичная девчушка, привлекающая одной лишь милой юностью.
   У Анастасии были меленькие, не запоминающиеся черты лица, слишком бледная кожа и чересчур хрупкие, блеклые волосы, падающие на лоб ровной прямой челкой. Мужчине здесь не на чем было задержать свой глаз.
   Но сначала ее будут выручать модные, дорогие тряпки и молодость, потом — косметические салоны, массаж и дорогие краски, позже к спасению активно подключатся пластические операции и снова дорогие тряпки… Так что красота ей особо даже ни к чему. В ней куда больше нуждаются неимущие.
   Анастасия владела великим, приближенным к Кремлю папой и известной всей стране фамилией.
   Для Артема этого было достаточно: жизнь предложила ему отличный шанс. Правда, фамилия эта оказалась еврейская.
   В семье Тарасовых не любили евреев, но открыто об этом никогда не говорили. И толком объяснить своего неприятия родители бы не сумели. Когда-то отец говорил о родовом, дворянском, исконно русском правиле, согласно которому просто и спокойно, по неписаному закону, все на Руси жили обособленно, с другими нациями никогда не смешиваясь, предпочитая считать друг друга соседями — и не более. Но время перемешало народы и вывернуло психологию наизнанку Отдаленность и сдержанность сменились ненавистью, аристократизм выродился в плебейство, хотя погромы якобы давно канули в вечность. Вместе с бестолковыми объяснениями отца.
   Тарасовы разумно предпочитали обходить скользкий вопрос молчанием. Это лучше всего. И Артем с детства привык не высказывать своего отношения и антипатии. Он сорвался один-единственный раз, читая списки принятых в Плешку — По-моему, их слишком много! — буркнул он стоящему рядом отцу.
   И встретил предостерегающий взгляд.
   …Они с Настей встречались до осени почти ежедневно. И, косолапо ступая рядом с ней огромными ногами сорок седьмого размера, Артем иногда думал, что нет ничего глупее бесцельно блуждать по улицам или сидеть в кафе рядом с девушкой, девушкой в полном смысле этого слова. Какой-то идиотизм…
   У него было несколько мимолетных связей в родном Солнечногорске. Подмосковные резвые, нетребовательные и веселые девицы преподнесли ему серию непродолжительных и не очень интересных уроков любви и навсегда исчезли из его жизни.
   Остались неудовлетворенность, смятение и недоумение перед тем, что называлось страстью и влечением.
   Предлагать Насте какие-нибудь другие отношения, кроме дружеских, Артем не собирался: он боялся спугнуть золотую рыбку. Его царевна должна сразу стать его женой — это без вариантов. Но когда она ею стала, Артем неожиданно растерялся. И причин было сразу несколько.

* * *

   Так получилось, что за Настей толком даже никто никогда не ухаживал. Сначала она сама не понимала почему. В дорогой частной школе, которую она окончила, в классах было всего по четыре-пять человек. Балованные мальчики из привилегированных семей устраивали учителям неприличные истерики по поводу отметок, хвалились друг перед другом заморскими тряпками, интересовались, у кого отец больше зарабатывает, и стояли чересчур далеко от Настиных представлений о юноше и мужчине. Она очень любила папу, а уж на него — остроумного, начитанного, делового — эти слезливые облака в штанах не походили ничуточки.
   В институте тоже попадались какие-то маменькины сыночки с тухлыми глазками и потными, робкими ручонками. И вот тогда перед Настей вдруг возник Артем Тарасов — огромный мужик из Подмосковья, заикающийся от волнения и способный гнуть руками монеты.
   Правда, насчет монет Настя точно не выясняла, но то, что высокий, здоровый юноша ей приглянулся, скрыть от родителей не смогла. Да и не хотела.
   У нее не было никаких тайн от матери и отца.
   — Его зовут Артем Тарасов! — радостно доложила она им как-то вечером.
   Отец отложил газету, внимательно посмотрел на Настю и переглянулся с матерью:
   — Он тебе нравится?
   — Очень! — звонко призналась Настя. — Он большой и сильный! И ласковый…
   Вот этого говорить не следовало… Настя смутилась. Откуда она знает о его ласковости? Они даже ни разу не поцеловались… А так хочется… Она не целовалась с мальчиком ни разу в жизни. Как это делается?
   Но Артем не торопил события и с поцелуями не спешил. Он только иногда осторожно опускал большую руку на Настино плечо, но, очевидно побаиваясь его ненароком сломать, быстро убирал широкую ладонь. Разнузданными фантазиями и настроениями он не страдал и неудовлетворенностью не мучился.
   — Тогда мы ждем его в гости! — резюмировал отец. — И чем скорее, тем лучше!
   Настя примчалась с этим приглашением к Артему, даже не пытаясь скрыть своего счастливого настроения. Она нетерпеливо поджидала его возле аудитории, негодуя на преподавателя, который никак не мог догадаться поскорее закончить никому не нужную дурацкую лекцию. Наконец студенты ломанулись из дверей, напоминая стадо радостных буйволов, благополучно избежавших ружей охотников. Тарасова легко было выловить в любой толпе.
   — Ты придешь к нам в субботу, правда? — сказала ему Настя, рванувшись наперерез людскому потоку. — Чтобы папа тоже был дома.
   Артем осторожно и ловко отвел Настю в сторону, прихватив за рукав — как бы эту дорогую игрушку не смели ненароком с его дороги! — и секунду помолчал. Папа?.. О мама миа…
   — Идет… — пробормотал он, слишком сильно растерявшись перед буквой "д".
   Дни перед субботой Артем провел полубессознательно. Зато отлично представил себе состояние невесты, истомившейся в ожидании смотрин.
   — Неужели заболел? — спросила мать, подозрительно вглядываясь в его лицо. — И как раз накануне сессии!..
   — У тебя на уме одни только сессии! — вспылил Артем. — Как будто у человека не может быть никаких других дел!
   У Насти его встретили замечательно. Казалось, более дорогого гостя в высокопоставленной семье не бывало еще никогда. Очень смущенный, Артем, старавшийся говорить как можно меньше, чтобы не демонстрировать свой очевидный основной дефект, почти весь вечер просидел молча и лишь изредка ловил на себе сияющий взгляд Насти и задумчивые — ее родителей. Он не слышал, о чем говорили, не понял, чем угощали, а самое главное — чем его визит может закончиться. Но чем-то закончиться он все-таки был должен…
   После его ухода отец позвал Настю к себе в кабинет.
   — У тебя только первый поклонник… — осторожно начал отец.
   Настя не дала ему договорить:
   — А зачем дожидаться следующих? Я хочу быть с Темой!..
   — Но ты его так плохо знаешь… — снова попытался образумить ее отец.
   Но она и слушать его не желала:
   — Разве вам с мамой он не понравился?
   — Мы не главные в этом вопросе. Пусть он нравится тебе, тебе с ним жить…
   — Папа! — сказала Настя и прижалась к отцу щекой. — Папа, я ужасно тебя люблю! И Тему тоже!
   Я буду любить теперь вас троих вместе с мамой!
   Отец тихо вздохнул. Дочка сделала свой выбор.
   Влиятельный тесть сразу наладил для Артема жизнь, которой бы ему в одиночку пришлось добиваться десятилетиями. Тарасовы быстро заняли новую трехкомнатную — в расчете на будущих детей — квартиру, а после окончания Плешки Артем тотчас вступил во владение фирмой, неплохо раскрученной его предшественником, уехавшим за рубеж. К тому времени у Тарасовых уже подрастала Сашка.
   Сначала Артем воспринял предложение тестя как изощренное издевательство и готовился дать вежливый, но решительный отказ.
   Михаил Аронович пригласил Артема к себе в кабинет, усадил в кресло и расположился рядом.
   И рассказал о фирме, торгующей женским бельем и оставшейся без президента, то есть без головы. Артем тотчас вскипел. Он должен торговать женскими лифчиками и трусиками?! Ну знаете ли!.. Подобного предложения он не ожидал ни от кого, тем более от своего тестя. Михаил Аронович спокойно изучал нервное, темнеющее желваками на скулах лицо Артема.
   — Подумайте, прежде чем отказаться! — заметил он.
   Он умышленно не переходил с зятем на «ты».
   — Сказать «нет» никогда не поздно! Я легко подберу вам что-нибудь другое, но в данном случае очень удобный, нечаянно подвернувшийся под руку вариант. Вам нужно приобретать опыт, а имеет ли какое-нибудь значение, чем торговать? Мне кажется, это все равно. Кроме того, учитывая специфику фирмы, в вашем подчинении будут в основном женщины, а руководить ими значительно проще, уж поверьте моему опыту.
   Тесть совершил ошибку, забыв о другой стороне медали. Разве он предполагал в своем зяте лебединую верность? На очень преданного Тарасов никогда не тянул…
   Артем задумался. Действительно, какая разница?
   И кто сказал, что торговать ювелиркой или компьютерами престижнее или выгоднее, чем дамским исподним? На тряпках можно сыграть, и довольно удачно.
   1 Для начала новый президент фирмы решил поменять коллектив, памятуя о том, что команда должна быть своя, и только своя. Ему порекомендовали Жанну Петрову, ставшую честным и преданным помощником, иногда напоминающим ему домашнюю собачку, готовую облизать тебе руку за большой кусок мяса из вчерашнего супа.
   — Интенсивная женщина, — сказали ему.
   На ее интенсивность стоило рассчитывать и опираться.
   Потом прислали Валентину. Но месяц назад он снял девочку… Возле Белорусского вокзала.

4

   В то воскресенье Анастасия, захлебнувшись в очередном приступе ревности, схватила Сашку и отбыла с дачи к отцу Поворот не новый. Поэтому коттедж временно пустовал.
   Артем гнал машину на Икшу, изредка посматривая на тихую, неподвижно и безмолвно сидящую рядом Юлю Рыкову. Странная девочка… Ни следа косметики на недавно умытом душистым мылом лице, детская прическа, пшеничные бровки… И ни малейшей завлекательности в чисто-синем, поднебесном взоре.
   Казалось, они просто едут на пикник, где возле костра их уже давно ждут-поджидают старинные, верные друзья и подруги, где жарко дышит горячий шашлык, льется густое, бордовое вино и низко звучит гитара, с удовольствием припоминающая чужие слова и мотивы.
   У него никогда не было проституток. И он совершенно не понимал, почему его потянуло к этой малышке на площади Белорусского вокзала.
   — Тебе сколько лет? — спросил он, увязая в словах.
   — Восемнадцать и много-много месяцев, — охотно отозвалась она и склонилась к нему улыбкой и косами.
   Артем чуть не въехал в идущий по левой полосе джип. Бог спас…
   — Я окончила школу год назад, — продолжала как ни в чем не бывало Юля, — но, в общем, знаешь, я ее даже не окончила. Мне просто выдали справку.
   Вместо аттестата. Потому что я совсем не училась.
   Я взбалмошная.
   И явно самокритичная…
   — Родителям удалось договориться с директором.
   За большие деньги.
   — У тебя такие богатые родители? — покосился на нее Артем.
   Юля пожала плечами и смирно уложила на коленях маленькие руки.
   — Относительно, — сказала она. — У моего папы своя адвокатская контора. Была… Он сейчас в Штатах.
   Артем снова едва не раздолбал машину о ползущий навстречу автобус. Спину заволокла липкая, горячая пленка, пота. Вряд ли они доберутся до Икши…
   — А тогда… — начал он и споткнулся на букве "т".
   Юля опять повернулась к нему, приоткрыв в улыбке белые зубки.
   — Почему я там стояла? — договорила она. — Во — обще-то я в первый раз…
   О мама миа!.. За что ему такое редкое везение?!.
   Артем был убежден, что третьего столкновения ему не избежать. Он увернулся от встречного «мерса» в самый последний момент.
   — Но ты не бойся, у меня уже были мальчики, — поспешила успокоить его чуткая и догадливая Юля. — Я даже была замужем. Целых два с половиной месяца…
   — А почему так долго? — с трудом справившись со словами, спросил Артем.
   Малышка вздохнула и задумчиво, ласково погладила себя по плечу. Хорошая девочка Юля…
   — Я влюбилась в другого… А жить без любви я не могу… Хотя, по-моему, я до сих пор не знаю о ней ничего. Тыне куришь?
   Она поискала в сумке сигареты. С ней все было ясно. Тяжелый случай. Артем стиснул зубы и с трудом выровнял машину, сбросив скорость до предела.
   — Тогда.., как же со мной? Я не курю… И тебе не советую… О какой любви тут идет речь? И зачем ты пошла на площадь? Заработать или поиграть? Все-таки хотелось бы понять…
   — Мне бы тоже хотелось, — сказала Юля. — Сплошные непонятки… Я очень плохо понимаю себя. Может быть, я еще не выросла, а может, это от природы, не знаю. Но, во-первых, ты мне сразу понравился, а во-вторых, я поругалась с Робертом…
   И вообще, мне хотелось узнать, что же это такое…
   Странная девочка.
   — Что — это? — попытался уточнить Артем.
   — Да вот.., это самое.., все эти отношения в постели… Поцелуи там разные и всякое другое… Я их тоже никак не могу понять. Роб обвинил меня в холодности. Я думала, что, когда у меня будет сразу много разных мужчин, я, наверное, наконец кое-как разберусь сама с собой…
   — Значит мы с тобой в одинаковом положении — я тоже не могу ничего понять в этих отношениях… — неожиданно для себя выпалил Тарасов.
   Зачем он это сказал незнакомой девочке?!
   Юля хихикнула, но уставилась недоверчиво, нахмурив пшеничные бровки:
   — Ну да? А тебе сколько лет?
   — Нисколько! — обозлился Артем. — От лет это не зависит! Бывают и в пятьдесят дураки дураками!
   — Ну ты скажешь тоже! — не поверила Юля. — А что тебе непонятно?
   — А что тебе?
   Они взглянули друг на друга и в унисон расхохотались.
   Хорошо, что водитель встречного «КамАЗа» успел вовремя повернуть руль.

* * *

   Анастасия его боялась. Почему? Он голову сломал, пытаясь ответить на этот коротенький вопрос.
   Похоже, у Тарасова жизни не хватит, чтобы на него ответить.
   Ему казалось, что она его любит. Всего лишь казалось… Или она вообще была такая: замкнутая, скрытная, себе на уме? Да она никогда такой не была: очень жизнерадостный, открытый, распахнутый всем навстречу характер! И никакой наследственной, многовековой, родовой еврейской грусти в глазах…
   Только через год после замужества Настя резко изменилась, сломалась, стала смотреть оловянным взглядом, произносить деревянные слова и фразы, улыбаться стеклянной улыбкой, которую разбить было пара пустяков…
   Он истерзал себя, замучил упреками, стал заикаться в два раза сильнее и чаще, но не продвинулся вперед ни на миллиметр. Настя по-прежнему стыла под солнцем, обмерзала на жаре и клонилась под ветром стебельком цветка, тяжесть которого оказалась непосильной.
   А ночи? Кто-нибудь мог подсказать ему, научить, что делать с ней ночью?!.
   Ну ладно, сначала он все списывал на ее девичество и ждал, когда она наберется опыта и разберется, что к чему… Не вышло, он промахнулся. Настя быстро забеременела и стала бояться за ребенка. Поэтому постель пришлось вообще отменить, пока не родилась Сашка.
   Потом у Насти долго болели швы, и начались бессонные ночи, наполненные детским жалобным, тоненьким плачем. Хотя у ребенка имелись няни в двойном комплекте — тесть нашел и оплатил.
   Кто ей еще был нужен? Но уж, во всяком случае, не он, не ее вроде бы любимый муж Артем Тарасов, которого она сама себе выбрала наперекор желанию и воле отца.
   Артем догадывался об этом. Любви между Настиными родителями и им не наблюдалось. Да пусть, лишь бы она наблюдалась между молодыми Тарасовыми… Но этого тоже не было.
   Когда Настя начала ревновать и стала делать это с завидным удовольствием и регулярностью, Артем понял, что пришла пора искать женщину. И даже не одну. Иначе он сойдет с ума… И, в конце концов, опустит Насте на голову гантель или чугунную сковородку. Что окажется под рукой.
   Поговорить с женой и выяснить их отношения он не сумел: Артем по своей природе был неоткровенен, малоразговорчив и до объяснений неохоч. Очевидно, потому, что слова давались ему с большим трудом.
   Дача на Икше принадлежала тестю. Шикарный двухэтажный дом в поселке летчиков-испытателей, недалеко от знаменитой избушки, возведенной хитроумным владельцем из бутылок.
   Артем затормозил у ворот, почти врезавшись в них и в изнеможении откинулся на спинку сиденья.
   Как это они доехали целыми и невредимыми?!.
   Юля, не заметившая ничего необычного в их поездке, с детским интересом и любопытством рассматривала необычный участок. Тесть оформил сад по-английски. Рабочие под руководством модного дизайнера провели четкие песочные дорожки, устроили газоны и насадили низкие кусты. Стараниями садовника все это великолепие поддерживалось в идеальном состоянии.
   Артем не любил Икшу. Его раздражали, едва ли не доводили до бешенства, которое приходилось постоянно скрывать, и эти геометрически ровные дорожки, и этот разлинованный, разграфленный участок, где все отлично продумано и измерено до миллиметра. Здесь он наконец догадался, почему тоску называют зеленой.
   Его не радовали ни водохранилище, ни лес, ни песчаные пляжи. Он терпеть не мог своих высокопоставленных соседей, хозяев соседних дач, и Дом творчества актеров, где еще хорошо помнили Смоктуновского, а сейчас отдыхали то Любшин, то Глаголева, то Невинный. Тарасов приезжал на дачу исключительно ради дочки, без которой начинал тосковать и мучиться уже на второй день ее отсутствия.
   Артем всегда рвался к себе на Сенеж, где холодное, ледниковое озеро бесстрастно распласталось под просторным небом, не обращая внимания ни на бег времени, ни на смену поколений, ни на людей, суетящихся вокруг. Но к матери он сейчас вырывался крайне редко, да и особой близости с ней, так же как и с отцом, у него никогда не было. Только один Сенеж продолжал его звать, манить, абсолютно ничего для этого не делая, равнодушный и безучастный ко всему на свете.
   Но, как известно, прожить жизнь у озера невозможно. Нельзя всю жизнь брать его силы, тянуть из него красоту и покой, довольствоваться его глубиной и безмятежностью. Приходит время, когда источник сил и покоя нужно искать в самом себе.