Логинов Анатолий. Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке

Анатолий Логинов
Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке

От автора

   Перед вами – многоавторский проект, родившийся на форуме «В вихре времен» и написанный совместно его участниками Анатолием Логиновым, Виктором Гвором, Михаилом Рагимовым и Игорем Поручиком при участии Александра Ерзылева и Андрея Судьбина. Наш небольшой коллектив под руководством Логинова А.А. решил попытаться смоделировать ситуацию первых девяти дней при переносе в современный мир СССР из 22 июня 1941 года. Традиционно перенос проходит по границам СССР от 1991 года, включая морские воды на расстоянии двенадцати миль от береговой черты (на реках – по зарубежному берегу). При анализе получившейся ситуации нами использовались открытые материалы, не противоречащие выводам привлеченных нами в частном порядке экспертов^[1]. Преимущества СССР того времени нами отнюдь не выдуманы и опираются на исторические аналоги. Именно поэтому описываемый вариант событий является, с нашей точки зрения, наиболее вероятным, даже с учетом некоторого авторского произвола в описании событий (некоторое ускорение принятия решений в ООН и английским правительством, введение тайного общества «Темной Комнаты» и отдельные эпизоды второй части).
   Еще раз приносим благодарность всем участникам форума http://forum.amahrov.ru/, принимавшим активное участие в обсуждении книги.
   Особая благодарность коллеге CanadianGoose (Самиздат) за его конструктивную критику, а также Максиму Шейко, автору АИ – антиутопии «Иная реальность» за разрешение использовать его главного героя в нашей книге.
 
   Предупреждение:
   Все совпадения имен, географических названий и событий абсолютно случайны.

Необязательное предисловие
В неведомых пространствах и временах

   Из отчетов комиссии по проверке происшествия в 6-альфа секторе Большой Лаборатории Времени (перевод с Вейского, 25637 год Вегранской эры).
   «В результате выхода из строя по вышеуказанным причинам сингулярного фазового синхронизатора триангуляционная диссипация по в-параметру привела к созданию локального пробоя пв-континуума с взаимным переносом около шести миллионов стоунгов материи из хронокластера 34а657пр-О в хронокластер 34а897рн-Е. Сохранение работоспособности субблока Эйч привело к синхронинформацитринизации переброшенной материи и материи кластеров…
   Подводя итоги, надо заметить, что предварительная оценка локального пробоя как единственного оказалась полностью неверной… Выяснилось, что кроме основного пробоя и перемещения материи имеются также локальные перемещения в кластерах 34а657хар-Мин и 34а898рнхар-Мин, кластерах 34а853пол-А и 34а914пол-М, а также аналогичный основному двойной пробой с взаимным переносом около шести миллионов стоунгов материи из сектора 34а10годзи-О в сектор 34а41годзи-Р, сопровождаемый к тому же откатом временной линии в кластере и, соответственно, глобальными изменениями погодных условий…»

Пролог

   Ой, да не вечер, да не вечер.
   Мне малым-мало спалось.
   Мне малым-мало спалось,
   Ой, да во сне привиделось.

С. Есенин

г. Брест. Девятая погранзастава семнадцатого Краснознаменного пограничного отряда

   Бессонной ночью на границе никого не удивишь, разве что вовсе случайного человека. Корреспондента столичной газеты, к примеру, приехавшего описывать подвиг защитников границы. Или еще какого шального штатского, вынесенного волнами бурного моря жизни на узкую полосу прибоя, указывающую пределы Страны Советов. Но шальных здесь не было. Новобранцы, пришедшие совсем недавно, и те уже «обмялись», освоились и не путали погранзону с погранполосой. А определение, что есть государственная граница, отскакивало от зубов, даже если среди ночи разбудить.
   Только в это лето спать по ночам особо не приходилось.
   Лейтенант покрутил головой. Шея затекла. С прошлого утра еще спать не ложился. Надеялся прикорнуть хоть на пару часов. Ага. Самому не смешно? Растолкали минут через двадцать. В такие моменты, Андрей жалел, что живет в соседнем с заставой помещении. В ином случае посыльному пришлось бы добираться до начальника заставы хоть немного дольше. А сейчас что? Выскочил из расположения, пробежал по коридору и на месте. Можно толкать начальника заставы, а когда тот раскроет глаза, шепнуть: «Тревога, тарищ лейтенант! Диверсантов спыймалы!» Почему шепнуть? Потому что в соседней комнате дети спят. Все трое. И жена с матерью.
   Хорошо, что Катя умница и все отлично понимает. Знает, что не на «гульки» сорвался муж посреди ночи, не с местными мужиками теплый «бимбер» глотать, а по службе. У кавалеристов говорят: «Труба зовет!» Красиво звучит. Только у нас тревожнее: «Застава, в ружье!» И, не успев толком проснуться, летишь, хватая по пути в оружейке табельное оружие. Потом извилистые лесные тропы, липкая паутина, ветви, хлещущие по лицу… Порой погоня оканчивалась стрельбой. Тогда у жен и матерей прибавляется седых волос. Шила в мешке не утаишь, и простреленную руку не назовешь царапиной…
   В этот раз все обошлось относительно спокойно. Диверсантов взяли живыми и без боестолкновения. Просто вышел навстречу двум подозрительным красноармейцам Индус, названный в честь того самого, и пасть раскрыл. И как раз Луна из-за тучки вылезла… Уж насколько он сам привычный, но если признаваться как на духу, опешил бы, если такая зверюга поперек тропы выйдет. Вот и те растерялись. Что? К чему? Зачем? И сколько раз? То ли стрелять начинать, то ли молиться, то ли еще что… Пока разбирались, пришла пора руки вверх поднимать и сдаваться, потому как тревожная группа подоспела. А против «дегтяревского» пулемета и трех самозарядок особо не повоюешь…
   Отчаянно захотелось есть. Желудок прямо-таки раскаленной спицей пронзило. Загнал ты себя, Андрей Митрофанович, ей-богу, загнал! А как иначе? Ведь это твоя застава и ты тут начальник. Разминая заболевший бок, лейтенант спустился к каптерке. Из приоткрытой двери пробивался свет.
   – Не спишь, старшина?
   – Как тут уснешь! – поднял голову от журнала старший сержант Шиколаев. – Патроны списывать надо, на шпионов сопроводиловку заполнять. Кто, кроме меня, сделает? Не тебя же бумажной волокитой грузить.
   – А Поляков что? – напомнил лейтенант о своем заместителе.
   Старшина только рукой махнул.
   – Понятно, – улыбнулся Кижеватов. – Куда им, молодым да зеленым, супротив нас, заслуженных!
   – Истинно говоришь, Андрей Митрофанович, – согласился старшина. – Пусть спит лейтенант. Он и так набегался. Пока повязали, пока на комендатуру сопроводили. Да что я тебе рассказываю, не хуже меня знаешь.
   – Знаю, – зевнул начальник. – Слушай, Сергеич, а у тебя чайку не найдется? А то домой заходить не хочется, детишек перебужу.
   – Найдется, как не найтись. Что будить не хочешь, так и верно. – Старшина достал из-под стола старые кружки, щербатые по краю, и фарфоровую розетку совершенно мещанского вида с закаменевшим вареньем. – Раз каникулы у детишков, то пущай спят, сны видят. У них завтра день тяжелый – в клуб фильмы новые завезли.
   – Фильмы… – мечтательно протянул лейтенант. Только и осталось, что фильмы смотреть. Тут с устатку зажмуришься, так живые картинки перед глазами сами плясать начинают.
   – Ладно, пойду на кухню схожу, – поднялся старшина из-за стола. – Заодно и закладку проверю.
   – Закладку… – так же мечтательно сказал начальник. Пограничники, не сговариваясь, засмеялись.
   – Пару бутербродов захвачу, – пообещал Шиколаев.
   Но выйти из каптерки старшина не успел, в двери его перехватил дежурный по заставе сержант Демин.
   – Начальник у вас, товарищ старшина? – И, не дожидаясь ответа, попытался протиснуться мимо Шиколаева.
   – Что случилось, Вася? – не стал дожидаться конца дискуссии Кижеватов.
   – Здравия желаю, товарищ лейтенант! Там из комендатуры звонили! На «мостовом» посту непонятки какие-то. Просили «тревожку» выслать. И чтобы вы были.
   – С добрым утром, Андрей Митрофанович, – выдохнул лейтенант. – Прекрасный воскресный день двадцать второго июня…

День Первый
22/06/1941 г. – 22/06/2010 г

Читинская область, ст. Отпор^[2].

М.И. Чаковский, сержант ПВ НКВД^[3]

   Настоящий летний день, идущая от стоящего почти в зените солнца жара так и искушала расстегнуть крючок гимнастерки и расслабиться. Но служба есть служба…
   Наряд пограничников, который вел сержант Михаил Чаковский, миновал очередной подъем и с небольшой возвышенности смог обозревать всю стоящую на границе с Маньчжурией станцию, все несколько десятков зданий и вокзал. Составлявшие, в сущности, весь поселок строения располагались по левую, в направлении границы, сторону железнодорожной линии, на склоне холма, переходящего в невысокие горы. С правой стороны железной дороги стояло всего два сооружения – недавно отстроенная электростанция и водокачка с торчащей у путей вышкой для заправки паровозов. За ними на многие километры вдоль границы тянулась забайкальская степь. Вдали, примерно в километре от станции на восток, возвышалась пограничная арка, у нее, с левой стороны, виднелась высокая дозорная вышка постовых пограничников, к которой сейчас и шел установленным командованием маршрутом дозор, изредка поглядывая в сторону границы, из-за которой на советскую землю враждебно тянули загребущие лапы японские самураи.
   До вышки оставалось совсем немного, наряд уже миновал казарму железнодорожных рабочих и проходил мимо гарнизонной бани, когда идущий с проводником пес, немецкая овчарка Дунай, обычно послушный и исполнительный, внезапно сел и завыл, задрав голову к небу. От неожиданности все смотрели только на нее и поэтому не сразу обратили внимание на крики со стороны вышки. Когда же пограничники обернулись, то несколько человек, включая и неверующего Михаила, перекрестились. И было от чего. Вместо надоевшего заграничного пейзажа из небольшой деревеньки в несколько фанз, железнодорожной станции и здания пограничного маньчжурского поста с торчащим у его входа низкорослым японским солдатом с винтовкой длиннее его роста перед ними раскинулся огромный грузовой вокзал, за которым различался фантастический, невиданный город, упирающийся домами-скалами в небо. На самой пограничной черте, с только что донесшимся до слуха застывших от неожиданности людей грохотом, валился с непонятно откуда взявшейся железнодорожной насыпи состав. Самое неожиданное было в том, что паровоза видно не было, но, как Михаил заметил, лежащий первым на земле вагон был словно разрезан пополам. Еще один состав экстренно останавливался, стремясь затормозить, но неминуемо проскакивая линию границы, и уже оказался под самой пограничной аркой. С той стороны границы к путям бежали странно одетые люди, а прямо напротив наряда, на внезапно появившемся и резко оборвавшемся необычном покрытии дороги, стояли огромные автомобили, похожие скорее на поезда и легковые лимузины неизвестных марок.
   – Господи, что случилось? Откуда это все? – прокричал кто-то сбоку, заставив сержанта прийти в себя.
   – Марков, Плотников – срочно за мной, к дороге! Степанов и Иванов с собакой – занять оборону, будете прикрывать на случай провокации, – решение пришло мгновенно, словно Михаил всю жизнь наблюдал такие картины…
   Когда трое пограничников с винтовками наперевес подбежали к контрольно-следовой полосе, с той стороны на них с удивлением смотрела собравшаяся толпа странно одетых мужиков и несколько что-то истерично кричавших женщин. Стоящий впереди крупный, совершенно не похожий ни на китайца, ни на японца, накачанный мужчина в необычном синем костюме и брюках из какой-то неизвестной плотной ткани, с опаской посмотрев на винтовки в руках погранцов, крикнул, стараясь держаться позади неведомо кем сделанного обреза:
   – Эй, мужики, а че происходит-то? Вы кто и куда погранпереход девался?
   – Какие мы тебе мужики, морда белогвардейская. И перехода здесь нет, особенно для таких, как ты, – откликнулся Плотников, который до сих пор по-старорежимному гордился тем, что происходит из казаков.
   – Плотников, молчать! – резко скомандовал Чаковский и, окинув взглядом собравшуюся за чертой толпу, добавил, стараясь донести до стоящих напротив серьезность своих слов и намерений: – Говорит старший наряда пограничных войск сержант Чаковский! Вы находитесь на границе СССР! Любая попытка незаконного пересечения границы может расцениваться как провокация и будет пресечена вооруженным путем! Прошу всех оставаться на своих местах до прибытия командования.
   – Какой, на хрен, СССР? – удивленно уставился на него тот же мужик. – СССР уже двадцать лет как распался, мы все граждане России и хотим вернуться домой! Какое ты имеешь право… – Он сделал шаг и тотчас же остановился, услышав дружный перестук трех передернутых затворов.
   Михаил сделал шаг в сторону и поднял винтовку к плечу, целя заводиле в ноги. Где-то в толпе что-то истерично закричали несколько голосов. Казалось, столкновение неминуемо, но раздавшийся сзади стук копыт и громкий приказ: «Отставить!» – заставили всех замереть. Михаил бросил беглый взгляд в сторону и с облегчением увидел, что рядом застыло два десятка всадников тревожного наряда во главе с комиссаром заставы лейтенантом Крошем. А с той стороны границы, расталкивая толпящихся, появились несколько вооруженных в неизвестной пятнистой форме. «Похоже, боя не будет», – устало подумал сержант, на всякий случай принимая стойку для стрельбы с колена…

Северный Ледовитый океан. Борт РПКСН «Карелия».

Коваленко Владимир Владимирович, капитан первого ранга, командир РПКСН

   Владимир резко проснулся, но вставать не стал. Лежа он попытался проанализировать обстановку, стараясь понять, что же его разбудило. Сейчас вся атмосфера каюты, знакомая до мелочей, все доносившиеся до его слуха звуки были привычны и не несли никакой угрозы. Но буквально секунду назад нечто необычное, угрожающее вырвало его из сна. Он машинально бросил взгляд на часы. Время раннее, но вставать все равно надо. Странно, почему-то вахта молчит, никаких докладов. Неужели ему все приснилось?
   Проходя отсеками до центрального поста, капитан внимательно осматривал все окружающее и даже внюхивался в воздух. Как ни странно, все, даже привычный, слегка пахнущий чем-то машинным воздух, прямо-таки твердило, что на борту ничего не произошло. «Старею, похоже. Вот уже и кошмары снятся. Пожалуй, после этого похода придется рапорт подавать об увольнении», – Владимир привычно повернул ручку, открывая люк, перешагнул через комингс и наткнулся на лейтенанта Кучера с взъерошенным видом несшегося по проходу.
   – Так! Товарищ лейтенант, что такое случилось? Вы же вроде на вахте должны быть?
   – Товарищ командир, у НК сбой! Штурман просит подняться в штурманскую, – протараторил на бегу инженер электронавигационной группы (ИЭНГ) и скрылся из виду.
   Покачав головой: «Все-таки интуиция!» – Владимир поднялся в ЦП. Вахтенные спокойно наблюдали за своими заведованиями, нигде не заметно было ни малейших следов чего-либо необычного. Увидевший вошедшего командира минер, вахтенный офицер капитан-лейтенант Коротин сделал три шага и, подтянувшись, начал привычный доклад:
   – Товарищ командир, ПЛ следует курсом… скорость… дифферент… работают обе вперед по 30, оба борта на пониженных параметрах ЦНПК на МСК, мощность 15 процентов…
   – Вольно, Вячеслав Юрьевич. Ничего не случилось, говорите?
   – Так точно. Хотя минут десять назад вроде показалось, будто боцман глубину не удержал, нас качнуло, но все сразу прошло.
   – Хорошо, продолжайте нести службу. Я пока к штурману.
   И командир прошел к рубке, из-за двери которой понемногу просачивалось бодрое начало малого боцманского загиба. Становилось ясно, что у штурманов произошло что-то очень серьезное.
   – Александр Сергеевич, что происходит?
   – Товарищ командир, подводный крейсер следует курсом… глубина… метров, работают обе по тридцать оборотов, скорость четыре узла, последнее место… – затараторил было штурман, но Владимир сразу прервал процесс вешания лапши на уши.
   – Так, заканчивай ерундить. Что там твой лейтенант мне наплел?
   – Десять минут назад произошел сбой или возмущения в работе навигационного комплекса, вышли из осреднения каналы ИНС и вроде гидроакустический лаг. На настоящий момент введены в осреднение два канала, ракетная готовность не снималась, но есть сомнения в точности текущего места
   – Ракетная готовность не снималась?! – тут Владимир не удержался, слишком уж фантастически выглядел доклад командира БЧ-1.
   – Так точно!
   – Штурман, ты чего? В маги и волшебники переквалифицировался? Как смог?
   – Товарищ командир, вы помните, что перед ходовыми испытаниями, когда со среднего ремонта лодку забирали, я к разработчикам в командировку ездил? Там меня весь месяц дед, который математику для этого комплекса писал, гонял. Вот и научил…
   – Так, штурман, хорош хвастать. Из-за чего сбой произошел, выяснил?
   – Нет, товарищ командир. Сейчас буду разбираться, но все равно рекомендую подвсплыть и определить место…
   – Подвсплыть? Ты забыл, мы в автономке! Меня потом начальники за каждую возможную потерю скрытности драть будут! Ладно, пока разбирайся и точность места пересчитывай. Может, и не придется всплывать. Я в центральном, как разберешься, доложишь.

Азовское море. Траверз г. Мариуполя.

Осипов Сергей, безработный браконьер-предприниматель

   «Ночь – самое лучшее время суток летом. Это вам каждый скажет, кто в наших краях хоть пару лет прожил. У нас ведь как, летом, если градусник меньше тридцати показывает – то, считай, холода и близкая зима. А на солнце если, то асфальт плавится на раз-два. Ах, да! Ночь еще чем хороша – море не бликует. Иной раз ведь как бывает: глянешь на гладь морскую, а она, зараза, вся будто огнем пышет – так сверкает. Ну ее в пень. Насмотришься – глаза целый день болят. Разве что спать лечь. Только куда там спать… На Центральном рынке с утра не протолкнешься. А надо рыбу отволочь, на точку сдать, все перевесив не один раз, с «санитаркой» договориться. Как раз до вечера тягомотины. И второй момент, крайне положительный. Ночь ведь для чего? Чтобы спали все. И Рыбинспекция чтобы спала, и экологи, и водная милиция пусть сны видит о взятках неполученных. Конечно, на берегу могут пограничники ждать. Те из породы вечно неспящих созданий, но у них хоть совесть осталась. Много не берут, если не нарываться. Вот если нарвешься, то могут и по ушам надавать. Вон, Андрюха Урусов, тот сразу «расслабляющий» ботинком в пах шарашит и пистолетом по загривку добавляет. Очень способный юноша, что и говорить… Но и с ним договаривались не раз», – Серега Крот, он ведь не первый год в море ходит. Считай, лет тридцать уже при рыбацком деле. К тому же пеленгас вяленый у него получается лучше всех на Песчанке. Каждый знает! А потому особо и не прессуют, но все равно неприятно…
   Когда мысли в голове хороводом ходят, работа спорится в разы быстрее. Так, за немудреными рассуждениями, и не заметил, как вторую версту сетки дотрусил. Конец с легким бульком ушел под воду, а Сергей потянулся, распрямляя затекшую спину…
   Со стороны украинского берега вдруг вспыхнуло все. Словно выросла из моря огненная стена. Выросла и растворилась, разлетелась в невесомые клочки под напором ветра. Резко испортилась погода. А это было очень плохим знаком. Вдобавок ко всему в той же стороне несколько раз подряд ощутимо грохнуло, будто артбатарея залп дала. Ладно, упремся – разберемся. Главное – в шторм не попасть.
   «Прогресс-4» очень хорошая лодка. И тянет до полутонны, и утопить невозможно – пенопластовые накладки удержат на поверхности… Но вот самоотлива нету и в помине, и борта не особо высокие – каждая волна по морде брызгами хлестанет. А значит, надо дергать отсюда, и как можно быстрее!
   Грохотать перестало. Он кое-как перелез через наваленные мешки на корму, к мотору. Да, к старенькому «Вихрю» – «тридцатке». А что? Ходит Крот далеко и надолго. Но домой не спешит. Дома жена, три дочки и любовница. Две. А от погранцовского «Калкана» и на «Джонсоне» – «два по сто да полста» не уйдешь. Вот и пользуется проверенным движком. Ровесником старшей дочери. Хрипит, рычит, матом ругается, зато работает. Не подвел движок и сейчас. Правда, отозвался только на третий рывок стартера. Заурчал, затарахтел. Катер ощутимо дернуло вперед. Ну все! Поехали! Как обычно, непослушный катер на первых порах норовил боднуть волну носом, но, чуть разогнавшись, «вышел на редан». А при таком режиме волнение сразу же теряло свою остроту.
   На воде никаких следов стены не осталось. Видимо, и вправду показалось от общей задолбанности организма. Но, чем ближе катер подходил к городу, тем все больше нехороших подозрений заползало в душу. И скреблось там острыми когтями. Сразу же в глаза бросилось резкое затемнение Мулякино. Обычно набитый отдыхающими поселок светился днем и ночью, будучи отличным ориентиром при походах «под Россию». Сейчас же на берегу тускло поблескивал от силы десяток фонарей. А когда катер подошел поближе, то добавился еще один повод для удивления. Нет, блин, даже для изумления. Было очень похоже, что кто-то очень большой взял не менее великанские ножницы. И урезал «Мулякино» раза в три, выбросив к чертям собачьим всю гроздь пансионатов, тянущихся на добрые пятнадцать километров вдоль берега. А еще Портовского не было почти. Десяток домиков от села, и все. Сергей верующим не был – все же советской закалки человек. Но перекреститься захотелось и молитву какую вслух прочитать. А руки сами делали привычную работу, и катер, оставляя за собой пенистые «усы», шел все ближе к родной Песчанке. Лишь бы она на месте осталась…
   Осталась. Не стало гаражей лодочного кооператива, больше не маячили вылезшие прямо на пляж особняки. И волнолом порта словно бы просел на несколько метров вниз. Протерев очки, присмотрелся. Ночь уже почти ушла, и все детали стали достаточно различимы. Нет, не просел волнолом. Просто лишился забора из бетонных плит. И пропала вышка охраны на оконечности.
   Неожиданно зачихал мотор. То ли горючка кончилась, то ли снова жиклер забило от паршивого бензина. Впрочем, что совой об пень, что пнем по сове. Канистру в гараже забыл, а в карбюраторе копаться посреди фарватера – последнее дело. Надо доставать весла, ставить уключины в пазы и грести, грести, грести… Наконец нос катера ткнулся в песок. Самое время выпрыгивать за борт и по колено в воде вытягивать резко потяжелевший «Прогресс». Не успел и трех раз проклясть собственную жадность, как сбоку за поручни ухватилось еще несколько рук. Береговые мальчишки на помощь пришли! Ну, святое дело! Такого помощника никак нельзя «хвостом» пеленгаса обделить! Дружными усилиями катер выволокли на берег. Крот плюхнулся на песок, пытаясь перевести дыхание. Не мальчик все-таки, и бессонная ночь позади. Ну ничего, сейчас отдышусь и ребятам спасибо скажу. Так, а куда это они воробьями порскнули?
   – Доброго утра! – раздалось вдруг над самым ухом. – Сержант Прокофьев. Предъявите, пожалуйста, документы.
   «Блин! Вляпался все-таки. Очки на нос, рукой за пазуху… Оп-па… Что за бал-маскарад?! Вроде как не девятое мая сегодня, чтобы реконструкторы шалили», – перед Кротом оказался именно такой. Синие галифе, белая гимнастерка, фуражка с бирюзовым околышем. Только тут все кусочки мозаики сложились в одну картину…
   – Э, гражданин, кончай придуриваться! – затрясли за плечо. – Тоже мне, вздумал сознание терять при виде сотрудника органов! Так, а что это у тебя по карманам такое… – раздалось сквозь вату, заложившую плотной пробкой уши. И как-то совсем отстраненно почувствовалось, как опытная ладонь вытаскивает из нагрудного кармана ксерокопии документов, замотанные в целлофановый пакет.
   – Ах ты ж, в бога душу мать, через три перехлеста клюзом поперек! – Неожиданно расплывающиеся перед глазами круги сменились песком, и на зубах мелко и противно заскрипели куски ракушек. Прострелило болью заломленную руку. – Шпион!
   В сознании, которое все не могло определиться, уходить ему или возвращаться, всплыли некоторые мелкие детали. Типа надписей по-украински в бумагах на лодку или обозначения «ВG-15» на обоих бортах «Прогресса»…

Польша, трасса на подходе к белорусской границе.

Ефим Осипович Фридлендер, крупный бизнесмен

   Фима был помешан на станках.
   Нет, в детстве ничего не предвещало неприятностей. Как всякий еврейский мальчик из хорошей семьи, он занимался музыкой с трех лет, а шахматами с пяти. И очень примерно себя вел. Воспитательницы в детском саду нахвалиться не могли.
   Папа говорил с сыном по-английски, мама на иврите, все бабушки на идиш. И лишь благодаря деду Фима знал русский. К шести годам он бегло читал на трех языках. (Идиш не считаем, кому он нужен в конце двадцатого века? Разве что потом немецкий легче учить.) И на всех трех мог без ошибок написать свою фамилию и адрес. И возвести двадцать пять в куб за время сидения на горшке в детсадовском туалете. Заметим, что Фима жил на улице имени Серго Орджоникидзе и носил фамилию Фридлендер. И то и другое не всякий взрослый напишет без ошибки даже на одном языке.