Казалось бы, все устаканилось. Немецких диверсантов выловили без остатка. Задержанные уже давно в Минске, а то и куда дальше переданы. На границе – тишь, гладь да божья благодать. Тишина, как на кладбище посреди болота. Основные нарушители – контрабандисты с обеих сторон пока в ситуации не разобрались. Старых тропок не тревожат, а новые торить опасаются. Неси службу, радуйся…
   Вот только если для чего и существует руководство и командование, так это для того, чтобы служба медом не казалась. Лейтенант отставил в сторону кружку и вытер руки о вафельное полотенце, оставленное в канцелярии заботливым старшиной. Взял лежащую в стороне телеграмму, придавленную, чтобы не унесло сквозняком, кобурой с ТТ:
   «Во взаимодействии с местным управлением ГБ НКГБ обеспечить принятие и размещение эшелонов, а также передачу польской стороне бывших военнослужащих польской армии, интернированных в СССР после освобождения Западной Белоруссии и Западной Украины…» Сроки, ответственные лица. Все как обычно в подобных документах. Но вот указание о возможности провокаций и их недопущении настораживает.
   Что там рассказывал Василий по этому поводу? Якобы мы всех этих поляков в расход вывели, применив высшую меру социальной защиты, о чем немцы во всю глотку поведали миру через два года после случившегося[10]. Или поведают? Должны были поведать? – с этим переносом запутаться несложно. И что самое увлекательное, Геббельс и компания завыли точь-в-точь тогда, как им поплохело на фронте. По сопатке получили и сразу могилы расстрелянных обнаружили. Очень вовремя, если не сказать громче.
   И где? В Катыни, надо же… Кижеватов был в позапрошлом году в тех местах и видел тот небольшой, редкий до прозрачности лес между дорогами. Ну да, нашли место. Они бы еще заявили, что расстрелы прямо в центре Смоленска происходили и никто ничего не видел и не слышал. Рядом с тем местом не только дороги, а еще дом отдыха НКВД и пионерский лагерь… Впрочем, это если головой думать, то понятно, что «липа» чистой воды. Но поляки в эту ерунду верят, как в божественное откровение. И ко всему, многие заинтересованы правду прикрыть. Так что провокаций можно и нужно ждать ежечасно. Все же с отъездом чоповцы могли и не спешить, их опыт весьма бы пригодился. Нынешняя война всяко отличается от перестрелок на «зеленке». Но они-то уже наверняка в Харькове. Андрей вспомнил огромные, словно вагоны поезда, машины, гоняющие со скоростью хорошего гоночного автомобиля, грустно вздохнул. И его бойцы, Нестеренко с Фридлендером, там же. Фактически в отпуске, хоть по бумагам и командировка. Заслужили ребята, спору нет. Переодетых «диверсов» из немецкого осназа вычислить и скрутить – это не фунт изюма. Но сейчас они были бы нелишними. Вечная беда с нехваткой личного состава. А еще майор требует наряд на погранпосту своими бойцами усилить, как будто на комендатуре бездельников мало. Ту же учебную заставу распатронить можно…
   Лейтенант закусил нижнюю губу и, отложив телеграмму, начал прикидывать план мероприятий заставы. Потом, конечно, из отряда на комендатуру, а затем и на него спустят приказ. Но если многое можно сделать заранее, то отчего бы не сделать? Основная задача любого командира – думать. Причем думать до боя…
   Записывая для памяти приходящие в голову идеи, Андрей отгонял настойчиво лезущие в голову воспоминания об увиденном фильме. Там, в не случившемся будущем, и его, и бойцов ждало куда более трудное дело. Но они справились тогда, значит, справятся и сейчас. Надо только использовать весь свой опыт и переданные потомками знания. И перекрыть все ходы-выходы так, чтобы муха не пролетела, а не то что террорист с гранатометом или пулеметом. Или еще хуже – с каким-нибудь сильным ядом из придуманных в будущем. При этом надо обставить все незаметно от нахлынувших после обращения Советского правительства туристов из того самого будущего. Так что думай, лейтенант, ломай голову. Это твоя застава и твой долг.
г. Харьков. Паровозное депо «Жовтень».
Венька Фридлендер, ученик слесаря
   Актовый зал паровозного депо «Жовтень» был забит битком. Пришлось принести дополнительные стулья из канцелярии, приемной и комнаты профкома, и все равно чуть ли не треть пришедших вынуждена была сидеть на подоконниках или привалиться к стенам по бокам от входных дверей. Председатель профсоюзного комитета, крепко сбитый широколицый мужчина, прохаживался перед столами президиума и бросал в зал короткие рубленые фразы:
   – …Вот так должен поступать советский человек… Пример всем нам… Настоящий товарищ…
   В конце каждой фразы профсоюзный лидер вытягивал руку в сторону невысокого худенького паренька, смущенно стоящего у правого края сцены. Тот, явно не привыкший находиться в центре внимания, внимательно изучал пол у себя под ногами и прятал за спину недоотмытые от въевшегося в кожу масла руки, покрытые мозолями и заусенцами.
   – Ну, Вениамин, – закончил речь предпрофкома, – расскажи товарищам, как… – он чуть не брякнул: «дошел до жизни такой», но вовремя сообразил, что эта фраза немного не к месту, и закончил: – …как было дело.
   – Та шо? – вяло промямлил паренек. – Чи я не так шо? Я того… Степанычу же нужнее. Мине ж на баловство…
   Зал взорвался аплодисментами.
* * *
   «Украину» Венька нашел в мусорной куче. Выбросил туда велосипед отец Дрюхи Беззубого, предварительно наехав на предмет гордости сына задними колесами служебной «эмки». Наехал, скорее всего, не для наказания сына и не по его вине. Потому как иначе выпороли бы, да и все. А Беззубому даже новый велик купили. Остатки старого же Капитон Серафимыч отволок на помойку, с которой Венька притаранил к себе домой.
   Преступления в том не было ни малейшего. Выкинул – забыл. А вот трудности возникали. Дрюха был с Холодной Горы. И заветная свалка, где Венька обнаружил сокровище, располагалась там же. Сам Венька тоже жил на Горе, но Лысой. Отношения между районами были не слишком безоблачные. Еще до революции лысогорские хлопцы регулярно отправлялись к соседям с нехитрым намерением «надавать холодранцам по шапке». И столь же регулярно удостаивались ответных визитов. А раз-другой в месяц овраг, разделявший «Горы», становился ареной упорнейших боев «стенка на стенку». Само собой, хоть драки и проходили стихийно, имелся целый свод неписаных правил, нарушитель которых карался всеобщим презрением. «Крысой» такого человека называли как враги, так и друзья. Хвататься за дрын или железяки разрешалось только при явном численном преимуществе противника. Доставать нож, он же «режик», «пика», «жабокол» и «свинорез», считалось в подлянку. Туда же входили и нарушения запрета бить «ниже пояса» и тем более упавшего. Лежачего не бьют! Благодаря этому многолетняя «война» пока обходилась разбитыми носами и «фонарями» на полморды. Серьезные травмы были редкостью, а смертельных случаев на ребячьей памяти не случалось вовсе. Легче от этого Веньке не становилось. Мелкому для своих тринадцати лет парню предстояло протащить через «вражескую» территорию тяжелую и громоздкую железяку. Протащить на горбу, потому что на самостоятельное передвижение велосипед был не способен. Венька справился. Зная каждый закоулок и все дырки в заборах обоих районов лучше большинства хлопцев округи, он умудрился пересечь Холодную Гору, обойдя места сбора вражеских «армий», и не попасться на глаза никому опасному. Малышня и девчонки не считаются! Лишь в самом конце долгого пути, уже выбираясь из оврага, шестым чувством почуял за спиной погоню. Обернулся, скрутил дулю и заливисто засвистел, призывая на помощь лысогорскую «гвардию». Тройка преследователей, оказавшись лицом к лицу с шестеркой защитников, да еще на чужой территории, благоразумно предпочла отступить, напоследок пригрозив «накрутить хвоста Венику».
   Впрочем, кто в таком возрасте придает значение подобным угрозам? Несмотря на невеликие физические кондиции, осложненные недавней болезнью, хлопец в лысогорской табели о рангах котировался достаточно высоко, обладая удивительно сильными кистями рук и владением некоторым набором «приемчиков». Вот за них – спасибо брату! А главное, в бой Венька кидался сломя голову, не чувствуя боли и не замечая полученных ударов. Так что у противника был небольшой выбор вариантов окончания драки: либо нокаут, либо позорное бегство. И второе случалось куда чаще первого. А уж угроз не боялся никто и никогда. Давно известно: кто может сделать – делает, а кто не может – угрожает! Или обещает.
   Зато теперь Венька оказался владельцем настоящего велосипеда! Правда, его еще предстояло научить ездить. Не Веньку, конечно, хлопец-то кататься умел, а велосипед. Вытянуть обода, поменять спицы, найти кучу недостающих подшипников и трубу на место сломанного пополам руля, приспособить какую-нибудь замену бесследно пропавшему седлу. Да и рама нуждалась в «небольшом» ремонте: ни одной прямой трубы в конструкции не наблюдалось. И на закусь – самое сложное: камеры и покрышки. Их никак не выправить – только купить!
   Нищей Венькина семья не была. Не голодали. Но и богатыми не назовешь. О том, чтобы оставить себе хоть копейку из крохотной зарплаты ученика слесаря, и речи быть не могло. Тем более сейчас, когда Аврик в армии. И хотя брат в каждом письме пишет, что ему ничего не нужно и что снабжение в Пограничных войсках – выше всех похвал, какая мать может не послать сыну посылку с шерстяными носками и пачку халвы, неизвестно каким ветром занесенную в магазин Потребсоюза. Нет, о зарплате речи не было, вся уходила в общий семейный котел.
   А потому Венька начал копить результаты счастливых случаев. В литровую молочную бутылку ложились и найденный на дороге гривенник, и откуп за выигранные в «ножички» биты, и результат шахматного матча с зазнайкой Йоськой. Йоська сам виноват, никто за язык не тянул! Тоже мне, Капабланка недоделанный выискался! Мало ли, кто в какой кружок ходит! Веньку брат учил играть, а Аврик все и всегда делал лучше всех! Конечно, Венька похуже брата фигуры ставит, но «великому шахматисту» Йоське хватило с запасом и горочкой сверху! А на «хрусты» предложил играть не Венька, так что все честно!
   Пока бутылка наполнялась, хлопец не терял времени даром. Раму выпрямили в депо. Пришлось сходить к Семенову, чтобы разрешил остаться после работы и воспользоваться станками. Станки общественные, а велосипед личный, со свалки притащенный. И использовать общественные станки в личных целях – подлянка хуже ножа в драке. Если самовольно, конечно. Но товарищ Семенов разрешил и даже не заставил отрабатывать дополнительную смену, хотя Венька и предлагал. Да и правки той – на час работы. Заодно и обода протянули. Степаныч помог. Оси Дрюхин отец не попортил, а шарики нашлись в каком-то агрегате непонятного назначения, обнаруженном на той же свалке Холодной Горы. Потрошил Венька загадочный механизм прямо на месте. Уволочь такую махину не представлялось возможным. Дважды пришлось прятаться за кучами мусора, пережидая визиты местных парней. Но в результате – собранные каретка и обе втулки, а также совершенно шикарная дюймовая труба для руля. Обрезок трубы пошел на подседельный штырь. Само седло хлопец выстругал из толстой доски и обтянул куском старой телогрейки. Пилил, строгал и шил Венька всю зиму. А к майским праздникам в спортивный магазин завезли покрышки. Тщательно пересчитав содержимое банки, хлопец вздохнул, ссыпал жалобно зазвеневшие медяки обратно и помчался в магазин. Уговаривать тетю Надю отложить пару. Собрать оставалось совсем немного.
   Продавщицу он убедил. Беда пришла из депо. Придя вечером на работу, Венька узнал, что Степаныча придавило краном. Как опытнейший мастер умудрился так попасть, никто и не понял. Темы для разговоров в депо были иные. Рабочие вспоминали другие несчастные случаи, судачили про оплату больничных листков, порядок получения инвалидности, размер пенсии… Из всей суматохи и болтовни Венька понял одно: Степанычу, жившему вдвоем с дочкой Веркой, противной врединой на пару лет младше самого Веньки, придется не плохо, а очень плохо.
   Вечером хлопчик опять выгреб все сбережения, ссыпал их в верхонку и бегом, боясь передумать, бросился к дому Степаныча…
   После того прошлое воодушевление пропало. Возиться с велосипедом не бросил, но времени на «железного коня» тратил намного меньше, чем раньше, предпочитая гонять по улицам. Тем более основная работа была сделана, но без покрышек доводить мелочи смысла не имело. Можно было накопить еще раз. Венька начал, конечно, но… На следующее лето… Если повезет… Венька понятия не имел, что его поступок мимо окружающих не прошел. Дело дошло до того, что с улиц Лысой Горы и деповских курилок разговор перешел на уровень профкома и директора. И вопрос о том, как поступить, глядя на эту историю, даже поставили на повестку заседания парткома.
* * *
   Сегодняшнее собрание было для него сюрпризом. Хлопец судорожно пытался придумать, что же такое сказать. Обычно Венька за словом в карман не лез. Но обычно – это в предшествующих дракам перепалках с «холодранцами» или при получении разноса за какую-нибудь проделку. Но последнее редко: работать, учиться, активно участвовать в уличной жизни и при этом успевать хулиганить – непросто. На хулиганство Веньке просто не хватало времени. Но если случалось, всегда находил что сказать. А вот так, на трибуне, у всех на виду, когда ради Веньки собрали весь коллектив и лучшие люди депо уже добрый час только тем и занимаются, что хвалят, хвалят, хвалят… Его, Веньку, хвалят. За совершенно естественный поступок…
   – Та любой бы так зробил, – закончил хлопец, совершенно не слышный в громе рукоплесканий.
   Предпрофкома поднял руку, призывая к тишине, и произнес:
   – Скромность – одно из важнейших качеств советского человека. И все мы видим, что и в этом Веня не подкачал! – оратор сделал паузу. – Руководство депо, совместно с партийным и профсоюзным комитетами решило наградить Вениамина Фридлендера двумя покрышками к велосипеду «Украина» и тремя камерами к ним, – председатель задумался и уточнил: – Третья на случай, если порвется.
   Он жестом фокусника откуда-то (виновнику торжества показалось, что из воздуха) извлек означенное. Рабочие снова зааплодировали. Венька не верил своим глазам. И ушам тоже. На негнущихся ногах он доковылял до центра сцены и принял награду. Дальнейшее прошло мимо сознания. Мысли витали очень далеко от торжественного заседания, которое он почти не слышал. Руки сжимали два вожделенных резиновых обруча, а дома, подвешенный к стенке, ждал почти полностью собранный велосипед…
Нью-Йорк. Район Greenwich Village.
Ресторан «Villa Mosconi»[11]
   «Переговорщики. Да, идея старинная, известная, пожалуй, со времен первых государств с их спецслужбами и весьма здравая. Истина в том, что разведкам, а иногда и политикам официально дружественных государств очень часто требуется поговорить. Причем неофициально и напрямую, без лишних ушей и глаз. И тогда в дело вступаем мы – официальные секретные агенты, так сказать, – размышляя о постороннем, Иван готовился к предстоящей встрече, не первой, но на сегодняшний день важнейшей за все время его службы. – И надо признать, такие контакты часто намного эффективнее официальных. Если вспомнить Карибский кризис и переговоры Фомин – Скалли, то всякие сомнения отпадут…» – подойдя к двери, он задержался на несколько секунд, пытаясь обнаружить в отражении на стекле возможных наблюдателей. Дилетантство? Нет, просто разумная предосторожность, пусть и слегка наивная.
   Войдя в полутемный, с улицы зал, он остановился. Несмотря на популярность ресторана, в эти часы народу в нем было мало. «Идеальное место и время для встречи», – отметил он, тут же заметив машущего ему рукой Джона. Приветливо улыбнувшись и поздоровавшись, подошедший метрдотель проводил посетителя к столику и удалился. Тут же реализовавшийся словно из ниоткуда официант принял заказ и снова загадочным образом испарился в воздухе.
   – Как дела, мистер Айвен? – Широкая, «в тридцать два зуба», улыбка и веселый тон не могли скрыть озабоченности собеседника.
   – Просто отлично, – улыбнувшись, ответил Иван, – а как вы, мистер Джон?
   Старый, сохранившийся еще с первой встречи ритуал, когда он от смущения неожиданно представился Иваном Ивановым, а его американский контрагент в ответ – Джоном Доу.
   – Я? Да у меня вообще отлично, – почти незаметно скосив взгляд на сервирующего стол официанта, ответил собеседник с явным акцентом коренного «дикси»[12]. – Я же вложился в «Exxon Mobil». А тут еще в политике очередное шоу разворачивается, правительство как наскипидаренное бегает и заседания каждый день, – и весело рассмеялся. Но едва официант отошел, как все напускное веселье слетело с Джона, как шелуха.
   – Итак, что вы можете сказать, Айвен? – отложив в сторону вилку, спросил он.
   – О встрече просили вы. Значит, я рискну предположить, что сообщить что-то хотите вы, – весело ответил Иван, отпив из бокала, – все равно в табличке будет написано, как в «Оссидентале»[13], – но осекся, заметив серьезный взгляд собеседника.
   – Айвен, мне не до шуток. «Ястребы» давят на администрацию.
   – Хорошо. Я был… «дома» вместе с боссом. Могу заверить вас, что наше командование полностью владеет ситуацией. Связь с ракетоносцами установлена, они получили задачу адекватно отвечать на любую провокацию, – он замолчал, посмотрев на побледневшего Джона, – но можете смело гарантировать своим друзьям, что без приказа никто ничего не сделает.
   – А приказ…?
   – А приказ отдаст лично «Дядя» или лицо, имеющее соответствующие полномочия, – Иван подождал, пока Джон допьет вино и успокоится. – Так что любые попытки повторить появление боевых самолетов и прочие недоразумения… Помните, как в одном североафриканском государстве на столицу внезапно полетели бомбы? Или как еще раньше на один остров у ваших берегов внезапно вторглись иностранные войска? Вот, чтобы таких ситуаций не было, приказ и отдан.
   – Но… откуда связь и каким образом…?
   – А вот это – без комментариев, сами понимаете…
   – Тогда давайте обсудим вопрос с Прибалтикой, – несколько успокоившись, предложил Джон.
   – Могу сказать только, что мы не видим никакого предмета обсуждения. Страны Прибалтики законно, в полном соответствии с демократическими процедурами вошли в состав нашей страны. То, что они заменили современников, – это форс-мажор. И вообще, подумайте, зачем вам лишняя головная боль в виде кучки нищих окраин? Не верите? – Иван достал из кармана миниатюрную флешку и передал собеседнику. – Можете ознакомиться с истинным положением дел. Там еще не везде туалеты во дворах построены, между нами говоря…
   – Нет. Мы не можем бросить своих союзников. Передайте, что мы сделаем все для их освобождения, – Джон явно не ожидал такого подготовленного ответа оппонента и сейчас просто повторял полученные ранее инструкции.
   – Нет, мистер Доу. Они не союзники. Они могли бы ими стать через семьдесят лет, – резко перебил его Иван, – но сейчас – это совершенно другие территории. Впрочем, мы можем предложить компромисс, – он подмигнул. – Как ваши друзья посмотрят на референдум? Организованный не позднее чем через три месяца? Сразу предупреждаю, что раньше не получится из-за террористических действий засланных нацистами группировок. Передайте, что мы согласны на присутствие иностранных наблюдателей.
   – А агитация?
   – Попробуйте. Только радио, мы не разрешим привоз антисоветских листовок на нашу территорию.
   – Хорошо. Мы подумаем. Что ваши начальники думают о ситуации на Дальнем Востоке?
   – Мы согласны подписать мирный договор с Японией на условиях сохранения статус-кво. Но эти территории должны быть демилитаризованы.
   – Вы не можете диктовать суверенному государству.
   – А мы и не диктуем. Просто предлагаем ввести на этих территориях действие конституции. Девятая статья, всего лишь.
   – Ну, в этом отношении мы вас тоже поддержим, – улыбнулся Джон.
   Разговор плавно перешел на обсуждение отличий переместившихся и неперемещенцев, погоды и блюд. И наконец собеседники распрощались
   – Я передам ваши предложения. Полагаю, у нас еще будет повод пообщаться, – заметил, прощаясь, Джон.
г. Харьков. Лысая Гора.
Венька Фридлендер, ученик слесаря
   От депо до дома пятнадцать минут хода. Если бегом – десять. Венька пролетел за пять. На установку покрышек и накачивание камер одолженным у соседа насосом ушло еще пятнадцать. Вместе с одалживанием и возвратом. С окончания заседания не прошло и получаса, когда самый счастливый человек на Земле впервые нажал на педаль своего собственного велосипеда. Венька аккуратно проехал по Черниговскому переулку, свернул на Черкасскую, с нее на улицу Революции 1905 года, потом через Волошинский переулок проскочил до Верхнеудинской и рванул вниз, к оврагу, решив проверить, как машина пойдет в гору. Троицу с Холодной увидел уже на спуске. Дрюха Беззубый, Васька Супрун и Петька Чубатый. Все трое старше и сильнее. И не уклониться, не сбежать, пока затормозишь разогнавшийся на спуске велик, пока развернешь…
   – Свали с дороги! Зашибу!!! – заорал Венька, еще быстрее крутя педали.
   Сработало. Васька еле успел отпрыгнуть в сторону. Велосипедист пронесся мимо, продолжая наращивать скорость, в надежде проскочить до угла Черкасской и Черниговского проезда и уйти на свою территорию. Получилось, но почти. Перед самым подъемом из-за крутого поворота пришлось сбавлять скорость. И выкрутить на тягун уже не хватало ни разгона, ни сил. А преследователи были совсем близко. Венька спрыгнул с велосипеда, заливисто засвистел, созывая своих, и бросился вниз, не столько навстречу врагу, сколько к валявшейся на обочине штакетине. Один против троих, все по правилам. Деревяшка в руках будущей жертвы несколько охладила пыл врагов. Все трое остановились, переводя дыхание и злобно посматривая на лысогорца. Венька продолжал свистеть, уже безнадежно понимая, что никого из хлопцев поблизости нет. И придется отбиваться в одиночку.
   – Слышь, свистун, – начал Дрюха, – ты навищо мой велик упер? Вертай взад, где выросло!
   – Да ты шо? – картинно удивился Венька, – А може тебе еще дрючок в сраку запихать? Чи говна на лопати? То твой батька его до помойки сволок, с него и требуй.
   – Ты мне тут не это, – ощерился Беззубый, – он на Холодной лежал, значит – наш!
   – Ща! Свалка ничейная! – перешел в наступление Венька, почуявший слабость позиций Беззубого. – И от твоего драндулета там нету ни грамма! Рама, и та наперекосяк вся была, шо твоя бошка! А покрышки вообще в депо подарили!
   – Тебе? – не поверил Супрун. – Подарили?
   – А то!
   – За шо?! – выдохнул Беззубый.
   – За дело! Тебя спросить забыли! Звездуй лесом!
   Подмога пришла с неожиданной стороны.
   – Ша, Дрюха, – вмешался Чубатый, – то правда, шо он гуторит? Велик на свалку снесли?
   Петька сильно разбирался в правилах, чем заслужил уважение обитателей обоих районов.
   – Та батя по дури на свалку снес, – шмыгнул засопливевшим носом Дрюха, не решаясь врать, – я просто не успел обратно сволочь! Пришел, а этот уже упер!
   – Не гони поперед паровоза! – веско сказал Чубатый. – Шо на свалке – то ничье. Может брать. И за покрышки, я слышал, слесарюги трепались, то святое. Слышь, Веник, по велику до тебя претензий нет. Но до нас ты ходил! Выбирай, либо на троих, либо с Дрюхой стыкнешься!
   – Шо, Беззубому не терпится без зубов остаться? То ж запросто!
   Венька потому и пер буром, что прекрасно понимал безвыходность положения. Штакетина не поможет, трое есть трое. Но и один на один с Дрюхой ему не справиться. Беззубый хоть и трусоват, но аж на два года старше и намного сильнее. Впрочем, против Супруна или тем более Чубатого еще хуже будет. А пытаться отбрехаться – себя не уважать. Он отбросил штакетину:
   – Ну? Давай, раз смелый! Тащи сюда свои зубы!
   – Да я из тебя…
   Дрюха бросился вперед, но Венька, отшагнув вбок, залепил кулаком в ухо. Через секунду хлопцы катались по земле, отчаянно мутузя друг друга. Наконец Венька оказался сидящим верхом на враге, и его кулак немедленно воткнулся в лицо Дрюхи. Тот поплыл. Надо было закреплять успех, пока противник не опомнился, но… Сильная рука перехватила удар, а вторая за шиворот стащила Веньку с почти поверженного врага.