Дмитрий Логинов
Преображение Даждьбога
Одинокий олень,
Лобызая свое отражение,
На коленях губами коснется души моея.
Иеромонах Роман
Камень Харальда и олень рыцарей короля Артура
В году 960 от Рождества Христова крестился во имя Его великий конунг Дании и Норвегии Харальд Синезубый. И повелел установить в честь этого события камень.
С одной стороны его изображен человек с крестообразно раскинутыми руками. Голову человека венчает нимб. Все тело же переплетено лентами кельтской традиционной вязи, которая образует собой клубок. На смежной же грани камня вырезано изображение оленя. И обнимает его в точности такой клубок вязи.
О первой фигуре не приходится гадать. Это Господь Иисус Христос. Но почему на одном с Ним камне изображен олень, и тоже занимает центральное место в композиции, и столь же торжественно, как Спаситель, обрамлен вязью?
Ответ мы можем прочесть в знаменитой книге рыцаря Томаса Мэлори (1417–1471) «Смерть Артура».
«Дорога завела в мертвый лес, и вдруг видят они впереди себя: четыре льва ведут белого оленя. Согласились они между собою последовать за ними и узнать, куда держат они путь. Долго скакали они за ними вослед и очутились наконец в долине. Там стояла хижина, убогое жилище отшельника, туда вошли и олень и львы. Видя это, они свернули в часовню и там нашли отшельника в церковном облачении, в доспехах Господа нашего, ибо он готовился в это время служить обедню. И вошли они и выслушали службу, и в миг пресуществления на глазах у них олень превратился в человека, чему они весьма удивились; он же сел в алтаре, на богато изукрашенном месте. И львы тоже изменили обличье свое: один обратился человеком, другой остался львом, третий явился орлом, а четвертый – быком. И уселись они все рядом с оленем, посидели и вышли вон сквозь стекло в окне. И при этом осталось оно цело и не разбито. И услышали они голос, сказавший:
– Вот так же вошел Сын Божий в лоно Девы Марии, Чье целомудрие осталось нетронуто, не нарушено.
И когда услышали они эти слова, то упали на землю без памяти. А кругом разлилось великое сияние. Когда же они вновь пришли в себя, то приблизились к святому старцу и просили его, чтобы он растолковал им их видение.
– Лорды, – произнес он, – добро пожаловать, ибо теперь я знаю наверное, что вы есть те трое рыцарей, которым суждено достичь Святого Грааля. Ибо это вам являет Господь тайная тайн Своих. Господа нашего верно знаменует белый олень. Ибо олень, состарившись, снова затем становится молодым в своей белой шкуре. Точно так же и Господь наш приходит от смерти к жизни, ибо Он утратил лишь земную плоть, которая есть смертная плоть, принятая Им во чреве Святой Девы Марии. Вот почему явился вам Господь в образе белого оленя без единого пятнышка. А четверо, бывшие с ним, это четыре евангелиста, которые запечатлели в Писании часть жизни и деяний Иисуса Христа, свершенных Им, когда был Он среди нас смертный среди смертных. Узнайте же истину, не известную еще доселе ни одному рыцарю: Господь наш нередко являлся святым мужам и добрым рыцарям в образе оленя».
Итак, святой отшельник открыл странствующим рыцарям Галахаду, Персивалю и Борсу истину, «не известную доселе ни одному»: Христос является в образе белого оленя. Но, судя по изображению на камне 960 года, – в истину сию посвящен был конунг Харальд.
Однако сообщают ли христианские источники что-либо о таких явлениях, происходящих «нередко»? Известные Жития молчат о подобном – католические, по крайней мере.
Не поискать ли тогда нам в области традиции православной? Попытка вполне разумная: католики со своим Римом отмежевались только в начале XI века. Артур же правил в VI и был, поэтому, королем христианским и православным. Его духовник епископ Кентерберийский подчинялся Цареградскому Патриарху (по крайней мере, формально, хотя и слушался больше советов друида Мерлина).
С одной стороны его изображен человек с крестообразно раскинутыми руками. Голову человека венчает нимб. Все тело же переплетено лентами кельтской традиционной вязи, которая образует собой клубок. На смежной же грани камня вырезано изображение оленя. И обнимает его в точности такой клубок вязи.
О первой фигуре не приходится гадать. Это Господь Иисус Христос. Но почему на одном с Ним камне изображен олень, и тоже занимает центральное место в композиции, и столь же торжественно, как Спаситель, обрамлен вязью?
Ответ мы можем прочесть в знаменитой книге рыцаря Томаса Мэлори (1417–1471) «Смерть Артура».
«Дорога завела в мертвый лес, и вдруг видят они впереди себя: четыре льва ведут белого оленя. Согласились они между собою последовать за ними и узнать, куда держат они путь. Долго скакали они за ними вослед и очутились наконец в долине. Там стояла хижина, убогое жилище отшельника, туда вошли и олень и львы. Видя это, они свернули в часовню и там нашли отшельника в церковном облачении, в доспехах Господа нашего, ибо он готовился в это время служить обедню. И вошли они и выслушали службу, и в миг пресуществления на глазах у них олень превратился в человека, чему они весьма удивились; он же сел в алтаре, на богато изукрашенном месте. И львы тоже изменили обличье свое: один обратился человеком, другой остался львом, третий явился орлом, а четвертый – быком. И уселись они все рядом с оленем, посидели и вышли вон сквозь стекло в окне. И при этом осталось оно цело и не разбито. И услышали они голос, сказавший:
– Вот так же вошел Сын Божий в лоно Девы Марии, Чье целомудрие осталось нетронуто, не нарушено.
И когда услышали они эти слова, то упали на землю без памяти. А кругом разлилось великое сияние. Когда же они вновь пришли в себя, то приблизились к святому старцу и просили его, чтобы он растолковал им их видение.
– Лорды, – произнес он, – добро пожаловать, ибо теперь я знаю наверное, что вы есть те трое рыцарей, которым суждено достичь Святого Грааля. Ибо это вам являет Господь тайная тайн Своих. Господа нашего верно знаменует белый олень. Ибо олень, состарившись, снова затем становится молодым в своей белой шкуре. Точно так же и Господь наш приходит от смерти к жизни, ибо Он утратил лишь земную плоть, которая есть смертная плоть, принятая Им во чреве Святой Девы Марии. Вот почему явился вам Господь в образе белого оленя без единого пятнышка. А четверо, бывшие с ним, это четыре евангелиста, которые запечатлели в Писании часть жизни и деяний Иисуса Христа, свершенных Им, когда был Он среди нас смертный среди смертных. Узнайте же истину, не известную еще доселе ни одному рыцарю: Господь наш нередко являлся святым мужам и добрым рыцарям в образе оленя».
Итак, святой отшельник открыл странствующим рыцарям Галахаду, Персивалю и Борсу истину, «не известную доселе ни одному»: Христос является в образе белого оленя. Но, судя по изображению на камне 960 года, – в истину сию посвящен был конунг Харальд.
Однако сообщают ли христианские источники что-либо о таких явлениях, происходящих «нередко»? Известные Жития молчат о подобном – католические, по крайней мере.
Не поискать ли тогда нам в области традиции православной? Попытка вполне разумная: католики со своим Римом отмежевались только в начале XI века. Артур же правил в VI и был, поэтому, королем христианским и православным. Его духовник епископ Кентерберийский подчинялся Цареградскому Патриарху (по крайней мере, формально, хотя и слушался больше советов друида Мерлина).
Иконописный христос в образе оленя
Откроем русскую старообрядческую Псалтирь. Читаем: «Слово Божие совершает елени» (Пс 28:9). Слово – это Господь Иисус. Елень – старинная форма написания «олень» (кстати, камень Харальда, о котором говорилось вначале, прозвали Елинг). В чем же смысл фразы?
Католики переводят: «Глас Господа разрешает от бремени ланей». К подобному пониманию склонились и православные после реформы Никона (XVII в.). Которая, надо сказать, подровняв церковь «под одну гребенку», похоронила многозначительные нюансы. Представим школу, где всех учащихся – от младших классов до старших – заставили вдруг зубрить программу пятого класса. Не больше, но и не меньше. Выиграл ли от этого бы образовательный процесс? Вряд ли. Ну, а процесс восхождения духовного, настраиваемый подобным образом?
Так что старообрядцы правы. Но к этому мы еще возвратимся ниже. Пока вернемся к таинственному слову псалма, говорящего про «еленей». Неужто это и вправду лишь восхваление громогласности Господа, вселяющей ужас в тварей? Слава Ему, комментарий на псалом 28 оставил еще святой Василий Великий (IV в.), который написал в изъяснение этих слов: «Олень имеет такое устройство, что ему не могут вредить пресмыкающиеся, но, как говорят естествонаблюдатели, съеденная им ехидна служит для него очищением. А все ядовитые животные берутся в изображение злых и противных сил, как говорит Господь: даю вам власть наступать на змию и скорпию, и на всю хулу вражию (Лк 10:19). Олень же дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет их выходить из убежищ».
Итак, имеет значение все-таки сам олень. Святой богослов обнаруживает у него свойство изгонять «злые и противные силы», а это власть, которой обладает лишь имя Господа Иисуса. Откуда же такое духовное могущество у этого грациозного зверя?
Ответ предоставляет православная иконопись. Веками в ней был канон: аллегорическое изображение Иисуса Христа в качестве оленя, у которого между золотыми рогами сияет крест. Канон этот продержался в некоторых иконописных школах по XIX век включительно. Благой олень со крестом присутствует на образе Четырех Святых Всадников письма Захария Стефанова (Цанюв). Около главы оленя иконописцем начертано: «Иисус Христос». Напротив же его уст читаем: «явихся народам».
Не правда ли, перекликается с Мэлори? «Господь нередко являлся святым и рыцарям в образе оленя». Но только Захарий Стефанов уточняет: Спаситель наш в этом образе явился народам. Здесь чувствуется намек на тайну. На сокровенную мудрость, передаваемую из поколения в поколение. Для передачи которой надлежит изыскивать способы и тогда, когда становится она не в чести. Недаром на Руси создателей святых образов именовали философы, как и писателей богословских трактатов. К чему же именно пожелал Цанюв привлечь внимание?
Католики переводят: «Глас Господа разрешает от бремени ланей». К подобному пониманию склонились и православные после реформы Никона (XVII в.). Которая, надо сказать, подровняв церковь «под одну гребенку», похоронила многозначительные нюансы. Представим школу, где всех учащихся – от младших классов до старших – заставили вдруг зубрить программу пятого класса. Не больше, но и не меньше. Выиграл ли от этого бы образовательный процесс? Вряд ли. Ну, а процесс восхождения духовного, настраиваемый подобным образом?
Так что старообрядцы правы. Но к этому мы еще возвратимся ниже. Пока вернемся к таинственному слову псалма, говорящего про «еленей». Неужто это и вправду лишь восхваление громогласности Господа, вселяющей ужас в тварей? Слава Ему, комментарий на псалом 28 оставил еще святой Василий Великий (IV в.), который написал в изъяснение этих слов: «Олень имеет такое устройство, что ему не могут вредить пресмыкающиеся, но, как говорят естествонаблюдатели, съеденная им ехидна служит для него очищением. А все ядовитые животные берутся в изображение злых и противных сил, как говорит Господь: даю вам власть наступать на змию и скорпию, и на всю хулу вражию (Лк 10:19). Олень же дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет их выходить из убежищ».
Итак, имеет значение все-таки сам олень. Святой богослов обнаруживает у него свойство изгонять «злые и противные силы», а это власть, которой обладает лишь имя Господа Иисуса. Откуда же такое духовное могущество у этого грациозного зверя?
Ответ предоставляет православная иконопись. Веками в ней был канон: аллегорическое изображение Иисуса Христа в качестве оленя, у которого между золотыми рогами сияет крест. Канон этот продержался в некоторых иконописных школах по XIX век включительно. Благой олень со крестом присутствует на образе Четырех Святых Всадников письма Захария Стефанова (Цанюв). Около главы оленя иконописцем начертано: «Иисус Христос». Напротив же его уст читаем: «явихся народам».
Не правда ли, перекликается с Мэлори? «Господь нередко являлся святым и рыцарям в образе оленя». Но только Захарий Стефанов уточняет: Спаситель наш в этом образе явился народам. Здесь чувствуется намек на тайну. На сокровенную мудрость, передаваемую из поколения в поколение. Для передачи которой надлежит изыскивать способы и тогда, когда становится она не в чести. Недаром на Руси создателей святых образов именовали философы, как и писателей богословских трактатов. К чему же именно пожелал Цанюв привлечь внимание?
Пророчество Валаама и скифы-пахари
Иконописец указывает на путь, которым передавалось народам знание о Христе грядущем. На тот исток, из которого, в самом деле, пришло в мир ведение о том, что сыну Бога Всевышнего суждено явиться в нем воплоти.
О том истоке говорят и Велесова, и Голубиная книги. Однако мы о первой писали уже достаточно,[1] насчет второй же бытует повальное убеждение, будто бы все известные ее списки представляют позднейшую стилизацию языческого текста «под христианство». Поэтому обратимся вновь к западным средневековым трактатам, относительно которых у нас распространено меньше предвзятых мнений.
Иоанн Хильдесхаймский, приор монастыря кармелитов (XIV в., Нижняя Саксония), доктор богословия, комментируя главу 24 книги Чисел, писал: «Валаам начал волховать. И говорил среди прочего: рождается Муж… Который восцарствует над всеми язычниками… Из-за сего Валаама произошла распря между иудеями и христианами. Ибо иудеи говорят в своих книгах, что-де Валаам был не пророком, а пустосвятом… Христианские же книги сие отрицают и говорят, что он был язычником и первым… кто чудесно провозвестил вочеловечение Христа и приход трех святых царей-волхвов… И вот в те времена, когда Валаам чудесно пророчествовал, говоря…восцарствует над всеми язычниками, – тогда все старейшины и все народы Индии и Леванта уповали, чтобы сие сбылось… И так по всем землям… стал ширится и расти слух о сем обетовании».[2]
То были времена «тени смертной», говорит Иоанн Хильдесхаймский далее: «Сыны Израилевы бежали из Египта и покоряли себе все близлежащие земли, и страх и трепет пред ними охватил все народы Востока, и во всех царствах восточных никто не дерзал и головы приподнять».[3] И тут – «язычникам» предрекается их грядущий сильный Властитель. Тот, Который объединит их разрозненные племена… Видение такого Царя, проповедь волхва о грядущем Его могуществе, пусть даже «еще не близко» – способны были вселить надежду в сердца. Народы и старейшины их уповали на Его пришествие, пишет приор, и это вдохновляло на сопротивление жестоким завоевателям-иудеям.
Итак, богослов Саксонии констатирует: «языческий» волхв был первым из всех людей, кто предсказал вочеловечение Христа. Причем, Валаам предрек, что явится Иисус как Царь всех «язычников». Некоторые из иудейских пророков повторяли позднее предсказание волхва, но до иных народов – «язычников» или «языков», как именует Ветхий Завет – весть о грядущем Спасителе добралась, конечно, не через них. Во времена Иоанна Хильдесхаймского помнили еще, что Палестина дней Валаама была населена скифами по крайней мере не менее, чем каким-либо другим народом.
О том истоке говорят и Велесова, и Голубиная книги. Однако мы о первой писали уже достаточно,[1] насчет второй же бытует повальное убеждение, будто бы все известные ее списки представляют позднейшую стилизацию языческого текста «под христианство». Поэтому обратимся вновь к западным средневековым трактатам, относительно которых у нас распространено меньше предвзятых мнений.
Иоанн Хильдесхаймский, приор монастыря кармелитов (XIV в., Нижняя Саксония), доктор богословия, комментируя главу 24 книги Чисел, писал: «Валаам начал волховать. И говорил среди прочего: рождается Муж… Который восцарствует над всеми язычниками… Из-за сего Валаама произошла распря между иудеями и христианами. Ибо иудеи говорят в своих книгах, что-де Валаам был не пророком, а пустосвятом… Христианские же книги сие отрицают и говорят, что он был язычником и первым… кто чудесно провозвестил вочеловечение Христа и приход трех святых царей-волхвов… И вот в те времена, когда Валаам чудесно пророчествовал, говоря…восцарствует над всеми язычниками, – тогда все старейшины и все народы Индии и Леванта уповали, чтобы сие сбылось… И так по всем землям… стал ширится и расти слух о сем обетовании».[2]
То были времена «тени смертной», говорит Иоанн Хильдесхаймский далее: «Сыны Израилевы бежали из Египта и покоряли себе все близлежащие земли, и страх и трепет пред ними охватил все народы Востока, и во всех царствах восточных никто не дерзал и головы приподнять».[3] И тут – «язычникам» предрекается их грядущий сильный Властитель. Тот, Который объединит их разрозненные племена… Видение такого Царя, проповедь волхва о грядущем Его могуществе, пусть даже «еще не близко» – способны были вселить надежду в сердца. Народы и старейшины их уповали на Его пришествие, пишет приор, и это вдохновляло на сопротивление жестоким завоевателям-иудеям.
Итак, богослов Саксонии констатирует: «языческий» волхв был первым из всех людей, кто предсказал вочеловечение Христа. Причем, Валаам предрек, что явится Иисус как Царь всех «язычников». Некоторые из иудейских пророков повторяли позднее предсказание волхва, но до иных народов – «язычников» или «языков», как именует Ветхий Завет – весть о грядущем Спасителе добралась, конечно, не через них. Во времена Иоанна Хильдесхаймского помнили еще, что Палестина дней Валаама была населена скифами по крайней мере не менее, чем каким-либо другим народом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента