Страница:
Конечно, это не было проявлением братской заботы о моральной чистоте родной кровиночки – Зяма просто не хотел, чтобы к нему был в претензии капитан Кулебякин. Что до Всеволода, то поначалу поставленное Зямой условие не показалось ему трудно выполнимым. Но, по мере того как мы день за днем делили в офисе кров и стол (скуповатый Бронич не спешил раскошеливаться на персональную мебель для сотрудника, чей испытательный срок еще не закончился), Полонский все чаще засматривался на мои коленки с выражением лица, которое имел Смоктуновский в роли Гамлета, размышляющего: «Быть иль не быть?» Если бы он (не Смоктуновский) осмелился спросить мое мнение, я бы сразу сказала: «Не быть!» – Всеволод категорически не нравился мне как мужчина. Глаз у меня наметанный, претендентов я еще при первой встрече оцениваю с точностью до восьмого знака после запятой. Вердикт, вынесенный Полонскому, однозначно гласил: «Герой не моего романа!»
– Потому что все твои романы динамичные и остросюжетные, в оригинальном стиле «лав-триллер», – прокомментировала моя лучшая подруга Алка Трошкина, специально зайдя к нам в офис, чтобы посмотреть на Полонского. – Тебе нужен мужчина головокружительный и крепкий, как ямайский ром, а этот милый молодой человек больше смахивает на обезжиренную простоквашу в неадекватно яркой упаковке!
Я согласилась с Алкой целиком и полностью. Несмотря на неординарную внешность и профессиональную креативность Полонского, в нем не чувствовалось ни малейшей готовности к самоотверженному безумству в личной жизни. Я находила Всеволода нервным, истеричным, трусоватым и, что хуже всего, откровенно скучным. А посему носитель экстравагантных крокодиловых башмаков вызывал у меня гораздо меньше интереса и сочувствия, чем тот желтушный аллигатор, который стал невинной жертвой итальянской обувной промышленности, посмертно обеспечив претенциозному Полонскому обманчивый шарм.
Так не пора ли сказать об этом Всеволоду?
Я испытующе посмотрела на хмурое лицо отвергнутого поклонника и решила еще немного помолчать. Этот парень страшно самолюбив! Пожалуй, ему не стоит знать, что в списке моих симпатий талантливый креатор Всеволод Полонский занимает малопочетное место после безымянного дохлого крокодила…
Торжеству похвального гуманизма помешал Смеловский. Он бесцеремонно протиснулся между мной и Всеволодом и озвучил краткий монолог Победоносного Принца:
– Дорогая! Дракон уже бьется в конвульсиях! Я заслужил награду?
Не дожидаясь ответа, который явно не внушал ему сомнений, Максим нахально обнял меня за талию. Вытянутое породистое лицо Полонского еще больше удлинилось, приобретя несомненное сходство с конской мордой. При этом, надо отдать должное, даже с такой миной он смотрелся величаво, как боевой скакун Георгия Победоносца, брезгливо попирающий копытами мясную нарезку, в которую превратился огнедышащий дракон. То есть я хочу сказать, что пара Принц Смеловский – Конь Полонский смотрелась вполне органично.
– Мой новый четырехколесный белый конь роет землю, готовый умчать тебя на край света! – пафосно заявил Максим, продолжая развивать актуальную тему драконов, рыцарей и их верных транспортных средств, и звучно чмокнул меня в щеку.
Этой чрезмерной демонстрации превосходящей силы соперника оскорбленный Полонский уже не выдержал. Издав гневное горловое клокотание (очень похожее на ржание), он круто развернулся и резвым галопом помчался прочь.
– Сева, ты куда? А ящики выбрасывать кто будет? – из-за стойки, в тылу которой выросла баррикада из пустой гофротары, закричал вслед дезертирующему коллеге Сашка Баринов.
Полонский только мотнул головой и ускакал за угол.
– Вот наглая морда! – возмущенно заорал Баринов. – Севка! А ну, вернись!
– Всеволод, куда ты? У нас же есть деньги на такси! – закричала и Катерина, решив, что Полонский побежал к трамваю.
Наш водочный источник иссяк, толпа добровольных дегустаторов рассосалась, уличное движение быстро налаживалось. Уже тронулись с места троллейбусы, и автомобили с водителями, опоздавшими к раздаче, бойким ручейком обтекали машины, застопоренные гибэдэдэшниками.
– Странный парень! – проводив взглядом убежавшего Полонского, заметил Макс с доброжелательным интересом энтомолога, неожиданно встретившего на своем жизненном пути прелюбопытную козявку. – Куда это он?
– Да хоть куда! – машинально процитировала я Карлсона, раскормленным купидоном парящего над красными крышами нарисованного на афише Стокгольма. – Мужчина в самом расцвете сил…
– Ты это к чему? – Смеловский нахмурился, но быстро нашел моим словам невинное объяснение: – А! В смысле он тоже улетел, но обещал вернуться?
– Кто? – Я повернула голову, проследила за направлением просветлевшего взгляда Макса и снова увидела Полонского.
Всеволод летел в обратном направлении со скоростью Карлсона, в моторчике которого играли мускулами лошадиные силы целого табуна. В первый момент я подумала, что это слова Катерины про оплаченное начальством такси возымели такой эффект, но уже через секунду поняла, что Полонский бежит вовсе не к нам. Не сбавляя скорости и не меняя направления движения, он вылетел на дорогу! Я малодушно зажмурилась, и спустя секунду в мое правое ухо матерно рявкнул Смеловский, а в левое истошно завизжала Катерина. Скрежет тормозов, трель свистка и глухой звук удара дополнили картину. Даже не глядя, я со всей определенностью поняла, что случилось страшное.
– Долетался, блин! – злобно рыкнул обычно культурный и вежливый Макс.
– Боже, боже, боже! – заскулила Катька.
А я… Стыдно признаться, но в этот трагический момент я первым делом подумала о том, что беспокойная должность креатора в «МБС», похоже, вновь стала вакантной!
4
5
– Потому что все твои романы динамичные и остросюжетные, в оригинальном стиле «лав-триллер», – прокомментировала моя лучшая подруга Алка Трошкина, специально зайдя к нам в офис, чтобы посмотреть на Полонского. – Тебе нужен мужчина головокружительный и крепкий, как ямайский ром, а этот милый молодой человек больше смахивает на обезжиренную простоквашу в неадекватно яркой упаковке!
Я согласилась с Алкой целиком и полностью. Несмотря на неординарную внешность и профессиональную креативность Полонского, в нем не чувствовалось ни малейшей готовности к самоотверженному безумству в личной жизни. Я находила Всеволода нервным, истеричным, трусоватым и, что хуже всего, откровенно скучным. А посему носитель экстравагантных крокодиловых башмаков вызывал у меня гораздо меньше интереса и сочувствия, чем тот желтушный аллигатор, который стал невинной жертвой итальянской обувной промышленности, посмертно обеспечив претенциозному Полонскому обманчивый шарм.
Так не пора ли сказать об этом Всеволоду?
Я испытующе посмотрела на хмурое лицо отвергнутого поклонника и решила еще немного помолчать. Этот парень страшно самолюбив! Пожалуй, ему не стоит знать, что в списке моих симпатий талантливый креатор Всеволод Полонский занимает малопочетное место после безымянного дохлого крокодила…
Торжеству похвального гуманизма помешал Смеловский. Он бесцеремонно протиснулся между мной и Всеволодом и озвучил краткий монолог Победоносного Принца:
– Дорогая! Дракон уже бьется в конвульсиях! Я заслужил награду?
Не дожидаясь ответа, который явно не внушал ему сомнений, Максим нахально обнял меня за талию. Вытянутое породистое лицо Полонского еще больше удлинилось, приобретя несомненное сходство с конской мордой. При этом, надо отдать должное, даже с такой миной он смотрелся величаво, как боевой скакун Георгия Победоносца, брезгливо попирающий копытами мясную нарезку, в которую превратился огнедышащий дракон. То есть я хочу сказать, что пара Принц Смеловский – Конь Полонский смотрелась вполне органично.
– Мой новый четырехколесный белый конь роет землю, готовый умчать тебя на край света! – пафосно заявил Максим, продолжая развивать актуальную тему драконов, рыцарей и их верных транспортных средств, и звучно чмокнул меня в щеку.
Этой чрезмерной демонстрации превосходящей силы соперника оскорбленный Полонский уже не выдержал. Издав гневное горловое клокотание (очень похожее на ржание), он круто развернулся и резвым галопом помчался прочь.
– Сева, ты куда? А ящики выбрасывать кто будет? – из-за стойки, в тылу которой выросла баррикада из пустой гофротары, закричал вслед дезертирующему коллеге Сашка Баринов.
Полонский только мотнул головой и ускакал за угол.
– Вот наглая морда! – возмущенно заорал Баринов. – Севка! А ну, вернись!
– Всеволод, куда ты? У нас же есть деньги на такси! – закричала и Катерина, решив, что Полонский побежал к трамваю.
Наш водочный источник иссяк, толпа добровольных дегустаторов рассосалась, уличное движение быстро налаживалось. Уже тронулись с места троллейбусы, и автомобили с водителями, опоздавшими к раздаче, бойким ручейком обтекали машины, застопоренные гибэдэдэшниками.
– Странный парень! – проводив взглядом убежавшего Полонского, заметил Макс с доброжелательным интересом энтомолога, неожиданно встретившего на своем жизненном пути прелюбопытную козявку. – Куда это он?
– Да хоть куда! – машинально процитировала я Карлсона, раскормленным купидоном парящего над красными крышами нарисованного на афише Стокгольма. – Мужчина в самом расцвете сил…
– Ты это к чему? – Смеловский нахмурился, но быстро нашел моим словам невинное объяснение: – А! В смысле он тоже улетел, но обещал вернуться?
– Кто? – Я повернула голову, проследила за направлением просветлевшего взгляда Макса и снова увидела Полонского.
Всеволод летел в обратном направлении со скоростью Карлсона, в моторчике которого играли мускулами лошадиные силы целого табуна. В первый момент я подумала, что это слова Катерины про оплаченное начальством такси возымели такой эффект, но уже через секунду поняла, что Полонский бежит вовсе не к нам. Не сбавляя скорости и не меняя направления движения, он вылетел на дорогу! Я малодушно зажмурилась, и спустя секунду в мое правое ухо матерно рявкнул Смеловский, а в левое истошно завизжала Катерина. Скрежет тормозов, трель свистка и глухой звук удара дополнили картину. Даже не глядя, я со всей определенностью поняла, что случилось страшное.
– Долетался, блин! – злобно рыкнул обычно культурный и вежливый Макс.
– Боже, боже, боже! – заскулила Катька.
А я… Стыдно признаться, но в этот трагический момент я первым делом подумала о том, что беспокойная должность креатора в «МБС», похоже, вновь стала вакантной!
4
План, просчитанный и выверенный, как бухгалтерский отчет к дежурной аудиторской проверке, поломался, как это обычно случается с прекрасными планами, из-за сущей ерунды.
Ерунда имела непрезентабельный вид убогого детища Запорожского автозавода, в просторечье пренебрежительно именуемого «запором». Убогое транспортное средство, в окрасе кузова которого преобладали пятна ржавчины, встало посреди улицы, намертво перегородив проезд по средней полосе и стопроцентно оправдав свое прозвище. Поскольку полосы справа и слева от «запора» к этому моменту уже стояли, как наши под Сталинградом, у Юнуса на «Ауди» был только один путь: таранить ржавый драндулет. Сдать назад возможности не было: за притормозившей «Ауди» мгновенно образовался длинный хвост.
– Эй, брат! Давай, проезжай! – потискав клаксон, сердито прокричал Юнус в окошко.
Водители машин, выстроившихся за «Ауди», тоже кричали – нецензурно, но безрезультатно. Разноголосая ругань тонула в праздничном шуме толпы, сгрудившейся на тротуаре. Там стоял переносной прилавок, украшенный соблазнительным плакатом «Водка для всех! Даром!» и штурмуемый «всеми», как линия Маннергейма. Водитель «копейки» – облезлый, точно старый валенок, вскормивший не одно поколение моли, деревенский дедусь – ринулся ребристой грудью на прилавок с исторически верным лозунгом: «Наше дело правое, победа будет за нами!» – и Юнусу стало ясно, что его собственному неправому делу пришел полный и окончательный капут.
Вот так, за здорово живешь, оставить посреди улицы новую иномарку, незадолго до того с неподражаемой легкостью и изяществом угнанную с охраняемой территории, Юнусу было обидно до чертиков. Но и оставаться в дерзко похищенной машине, не имеющей возможности тронуться с места, было нельзя.
Прошептав несколько эмоциональных слов на непонятном языке, Юнус собрал в портфель разбросанные по салону пожитки, вышел из машины, аккуратно закрыл дверцу и тоже зашагал к источнику дармовой водки.
Спиртное его не интересовало. Пробурив насквозь толпу на ближних подступах к прилавку, Юнус вышел в тылы армии осаждающих и не мешкая, но без подозрительной спешки, зашагал в сторону, противоположную коматозному дорожному движению. Он был удручен и заранее страдал от обиды и унижения, представляя, что скажут по поводу его профессионального фиаско братья и друзья. Щеки и уши Юнуса раскраснелись – не от мороза, вовсе нет! Кожей он уже чувствовал насмешливые и жалостливые взгляды.
На самом деле на него никто не обращал внимания: водители застрявшего транспорта засматривались исключительно прямо по курсу, а встречные пешеходы на ходу вытягивали шеи и щурили глаза, фокусируясь на заманчивом плакате над прилавком.
По мере удаления от эпицентра зловредной рекламной акции дорожно-транспортная ситуация приближалась к штатной. Во всяком случае, совершенно нормальным явлением представлялась стихийно образовавшаяся парковка автомобилей на лишенной растительности промерзшей клумбе. Проходя мимо, Юнус скользнул хмурым взглядом по разноцветным капотам с разномастными значками, неожиданно вздрогнул и остановился.
В узком пространстве между двумя черными, похожими на чугунные подсвечники каштанами устроилась совершенно новая «Ауди А-6» молочного цвета! Подарок судьбы!
Не сводя глаз с автомобиля, который казался точной копией оставленного им минуту назад, Юнус достал из кармана сигареты, зажигалку и закурил, сканируя улицу внимательным взглядом. На одной ее стороне – детско-юношеская библиотека, старое купеческое здание с подслеповатыми окнами и покрытым нетронутой пылью крыльцом. Сразу видно – не намоленное место, не чета прилавку с халявной водкой! На другой стороне тянется глухой забор ресторана, до открытия которого еще не один час… А пешеходы, шагающие по центральной улице в будний день, по сторонам не глазеют…
Профессиональное чутье – Юнусу хотелось думать, что оно у него уже выработалось, – подсказывало, что имеет смысл рискнуть. Маловероятно, что автомобиль не оснащен противоугонной сигнализацией, но если тачка завоет, он успеет убежать, и никто за ним не погонится. А если сигнализации нет, то дело, глупо проваленное из-за охочего до бесплатной выпивки старика на «запоре», еще может выгореть. И тогда друзья и братья не будут над Юнусом смеяться. Они станут говорить: «Ай молодец, брат!» – и одобрительно хлопать его по плечам.
Юнус затушил сигарету, вынул из кармана отмычку, обошел каштан и потянулся к дверце ниспосланной ему свыше «Ауди».
Отмычка сработала, а сигнализация – нет! Завести машину без ключа тоже труда не составило, и спустя считаные минуты Юнус на резвой новой «Ауди» уже был в паре кварталов от места второго угона, а вскоре и вовсе пересек черту города.
Переехав через мост, водитель посмотрел на часы и прибавил скорость. Он отстал от плана всего на двадцать минут, и на трассе это опоздание вполне можно было наверстать. Не только русские любят быструю езду!
Но в этот день судьба играла с Юнусом причудливо и жестоко. Сонливость, которую он почувствовал через четверть часа езды по прямой дороге и объяснил для себя нервным потрясением, быстро – уж слишком быстро! – стала совершенно необоримой. Длинные черные ресницы Юнуса надолго склеились, и автомобиль, летящий по встречной, он увидел слишком поздно, чтобы успеть увернуть.
Ерунда имела непрезентабельный вид убогого детища Запорожского автозавода, в просторечье пренебрежительно именуемого «запором». Убогое транспортное средство, в окрасе кузова которого преобладали пятна ржавчины, встало посреди улицы, намертво перегородив проезд по средней полосе и стопроцентно оправдав свое прозвище. Поскольку полосы справа и слева от «запора» к этому моменту уже стояли, как наши под Сталинградом, у Юнуса на «Ауди» был только один путь: таранить ржавый драндулет. Сдать назад возможности не было: за притормозившей «Ауди» мгновенно образовался длинный хвост.
– Эй, брат! Давай, проезжай! – потискав клаксон, сердито прокричал Юнус в окошко.
Водители машин, выстроившихся за «Ауди», тоже кричали – нецензурно, но безрезультатно. Разноголосая ругань тонула в праздничном шуме толпы, сгрудившейся на тротуаре. Там стоял переносной прилавок, украшенный соблазнительным плакатом «Водка для всех! Даром!» и штурмуемый «всеми», как линия Маннергейма. Водитель «копейки» – облезлый, точно старый валенок, вскормивший не одно поколение моли, деревенский дедусь – ринулся ребристой грудью на прилавок с исторически верным лозунгом: «Наше дело правое, победа будет за нами!» – и Юнусу стало ясно, что его собственному неправому делу пришел полный и окончательный капут.
Вот так, за здорово живешь, оставить посреди улицы новую иномарку, незадолго до того с неподражаемой легкостью и изяществом угнанную с охраняемой территории, Юнусу было обидно до чертиков. Но и оставаться в дерзко похищенной машине, не имеющей возможности тронуться с места, было нельзя.
Прошептав несколько эмоциональных слов на непонятном языке, Юнус собрал в портфель разбросанные по салону пожитки, вышел из машины, аккуратно закрыл дверцу и тоже зашагал к источнику дармовой водки.
Спиртное его не интересовало. Пробурив насквозь толпу на ближних подступах к прилавку, Юнус вышел в тылы армии осаждающих и не мешкая, но без подозрительной спешки, зашагал в сторону, противоположную коматозному дорожному движению. Он был удручен и заранее страдал от обиды и унижения, представляя, что скажут по поводу его профессионального фиаско братья и друзья. Щеки и уши Юнуса раскраснелись – не от мороза, вовсе нет! Кожей он уже чувствовал насмешливые и жалостливые взгляды.
На самом деле на него никто не обращал внимания: водители застрявшего транспорта засматривались исключительно прямо по курсу, а встречные пешеходы на ходу вытягивали шеи и щурили глаза, фокусируясь на заманчивом плакате над прилавком.
По мере удаления от эпицентра зловредной рекламной акции дорожно-транспортная ситуация приближалась к штатной. Во всяком случае, совершенно нормальным явлением представлялась стихийно образовавшаяся парковка автомобилей на лишенной растительности промерзшей клумбе. Проходя мимо, Юнус скользнул хмурым взглядом по разноцветным капотам с разномастными значками, неожиданно вздрогнул и остановился.
В узком пространстве между двумя черными, похожими на чугунные подсвечники каштанами устроилась совершенно новая «Ауди А-6» молочного цвета! Подарок судьбы!
Не сводя глаз с автомобиля, который казался точной копией оставленного им минуту назад, Юнус достал из кармана сигареты, зажигалку и закурил, сканируя улицу внимательным взглядом. На одной ее стороне – детско-юношеская библиотека, старое купеческое здание с подслеповатыми окнами и покрытым нетронутой пылью крыльцом. Сразу видно – не намоленное место, не чета прилавку с халявной водкой! На другой стороне тянется глухой забор ресторана, до открытия которого еще не один час… А пешеходы, шагающие по центральной улице в будний день, по сторонам не глазеют…
Профессиональное чутье – Юнусу хотелось думать, что оно у него уже выработалось, – подсказывало, что имеет смысл рискнуть. Маловероятно, что автомобиль не оснащен противоугонной сигнализацией, но если тачка завоет, он успеет убежать, и никто за ним не погонится. А если сигнализации нет, то дело, глупо проваленное из-за охочего до бесплатной выпивки старика на «запоре», еще может выгореть. И тогда друзья и братья не будут над Юнусом смеяться. Они станут говорить: «Ай молодец, брат!» – и одобрительно хлопать его по плечам.
Юнус затушил сигарету, вынул из кармана отмычку, обошел каштан и потянулся к дверце ниспосланной ему свыше «Ауди».
Отмычка сработала, а сигнализация – нет! Завести машину без ключа тоже труда не составило, и спустя считаные минуты Юнус на резвой новой «Ауди» уже был в паре кварталов от места второго угона, а вскоре и вовсе пересек черту города.
Переехав через мост, водитель посмотрел на часы и прибавил скорость. Он отстал от плана всего на двадцать минут, и на трассе это опоздание вполне можно было наверстать. Не только русские любят быструю езду!
Но в этот день судьба играла с Юнусом причудливо и жестоко. Сонливость, которую он почувствовал через четверть часа езды по прямой дороге и объяснил для себя нервным потрясением, быстро – уж слишком быстро! – стала совершенно необоримой. Длинные черные ресницы Юнуса надолго склеились, и автомобиль, летящий по встречной, он увидел слишком поздно, чтобы успеть увернуть.
5
Хлюпая носом и хлопая мокрыми ресницами, я давила на кнопку звонка до тех пор, пока не услышала родной, но строгий голос:
– Ну и что на этот раз?
Оказывается, мамуля уже открыла дверь и даже отступила в глубь прихожей, давая мне дорогу. Пространства, оставленного ею, хватило бы, чтобы запустить в квартиру авангард хорошо организованной траурной процессии – колонной по три, с венками, цветами и орденскими подушечками. (Замечу, что вряд ли мамулю сильно удивило бы такое явление: как сочинительница ужастиков, моя родительница всегда готова к неожиданным и неприятным встречам с потусторонним.)
– Бася, что там? – нервно крикнул из кухни папуля.
– Ничего особенного, – невозмутимо ответила наша писательница, не увидев за моей спиной катафалка, запряженного шестеркой лошадей в траурном бархате и с черным плюмажем.
Родная дочь, лохматая и зареванная, как безутешная вдова, по мамулиным меркам, на экстраординарное явление не тянула.
– Дюша, что случилось? – повторила она, прохладным тоном давая понять, что только очень серьезная причина оправдает в ее глазах мой беспредельно унылый вид.
Мамуля у нас воинствующая оптимистка. Она очень любит повторять известное изречение Вольтера: «Все к лучшему в этом лучшем из миров!» – и, надо сказать, даже шапочное знакомство с альтернативными мирами, представленными на страницах мамулиных произведений, кого угодно убедит в их с Вольтером полной правоте! В нашем-то мире хотя бы нет злокозненных призраков, вампиров, зомби и чернокнижников, активно использующих печатное слово во вред мирным гражданам!
Тем не менее я только что лишний раз убедилась, что и текущая дествительность огорчительно не свободна от страхов и ужасов, о чем и проинформировала родительницу кратким сообщением:
– Всего полчаса назад мой коллега попал под машину!
– Что за коллега? – не дрогнув, спросила мамуля.
– А что за машина? – заинтересовался папуля.
Судя по сложным шумам, доносящимся из кухни, наш полковник от кулинарии вел очередное сражение с микроволновкой, пароваркой, мясорубкой и овощерезкой, каковой сеанс одновременной военной игры с полезными машинами далеко не всегда завершается безусловной победой человеческого разума. Папуля периодически забывает шифры и пароли, знание которых необходимо, чтобы повелевать кухонной электроникой с предсказуемым результатом. Никогда не забуду, как он перепутал функции разморозки и гриля и накормил семью мороженой семгой, объяснив предательский хруст ледышек в рыбьей плоти наличием в рецепте избыточного количества пикантной соли!
– «Мерседес» представительского класса, – с грустью ответила я.
На мой взгляд, было бы гораздо лучше, если бы Всеволода сбил недорогой «Запорожец». Гнусный тип, находившийся за рулем шикарной машины, не проявил к пострадавшему в ДТП Полонскому ни малейшего человеческого участия. Наоборот, он ревел, как зверь лесной, обещая «высудить из придурка, если только он не сдохнет, полную стоимость ремонта «мерина» вместе с компенсацией морального ущерба»! С учетом набегающей в результате кругленькой суммы, я бы на месте невезучего Всеволода испытала сильнейший позыв без задержки уйти от непосильных затрат прямиком в загробный мир.
– «Шестисотый» «мерс»? – Из своей комнаты высунулся заинтересованный Зяма. – Класс!
– Казимир, что ты говоришь! – укоризненно прошелестев газетой, хорошо поставленным учительским голосом молвила из гостиной бабуля. – Бедняга попал под машину, в чем же тут класс?
– Ну, ба! Как ты не понимаешь? А если бы бедняга под муниципальный мусоровоз попал, это, по-твоему, то же самое было бы? – презрительно фыркнул Зяма.
– Какой кошмар! – Бабуля, которая на протяжении всей своей долгой трудовой жизни внушала школьникам идеи гуманизма, искренне шокировалась душевной черствостью собственного внука.
– Кстати, Зямка, этот бедняга – твой знакомый, Всеволод Полонский, – сообщила я, проходя мимо комнаты братца.
– Что?! Какой кошмар!!! – совершенно искренне ужаснулся Зяма, роняя на паркет включенный паяльник.
В воздухе бодряще запахло сосновой смолой, скипидаром и горящим деревом.
– Я знала, что наш мальчик вовсе не такой плохой, каким хочет казаться, – удовлетворенно пробормотала бабуля, возвращаясь к кроссворду.
– Дюха! Иди сюда! – бешено заорал мне «хороший мальчик». – Живо говори: что там с Полонским? Он уже совсем насмерть задавленный или еще будет жить?!
– Сердечность и сочувствие к ближнему – фамильные черты Кузнецовых! – растрогалась наивная бабуля.
Она не знала, что кое-кто из нашей славной фамилии кровно заинтересован в том, чтобы продолжительность жизни Всеволода Полонского не оказалась меньше, чем срок погашения им кредита на покупку тигрового пальто.
Я прикрыла дверь в гостиную, прошла к брату и с тяжким вздохом бухнулась на софу. Подо мной что-то болезненно хрустнуло.
– Вижу, дело плохо, – взглянув на мое зареванное лицо, совсем расстроился Зяма. – Что, надежды нет?
– Надежда есть, но маленькая, сейчас Сева в коме, но он еще может вернуться к жизни, – сказала я, осторожно вытянув из-под себя подобие помятой этажерки из картона и спичек. Мое падение нанесло ей увечья, абсолютно несовместимые с жизнью. – Прости, я тут слегка… Это что было?
– Это была модель моей новой инсталляции, – машинально ответил Зяма, против обыкновения не разоравшись насчет тупых вандалов и варваров, неспособных к адекватной оценке гениальных предметов дизайнерского искусства. – Насчет Полонского… Ему можно чем-то помочь?
Братец поднял с паркета курящийся сизым дымком паяльник и посмотрел на него с таким задумчивым видом, словно рассматривал возможность оживления коматозного Полонского и взимания с него задолженности непосредственно с помощью данного электроприбора.
– Молись за его здоровье! – посоветовала я.
– Дюша! Твой телефон! – прокричала из прихожей мамуля.
Моя сумка, заброшенная на вешалку, дергалась на крючке, как свинья на веревочке, и примерно так же мелодично повизгивала.
– Индульгенция! – едва я приложилась к трубке, с надрывом воззвал ко мне Максим Смеловский. – Спаси-помоги!
Я скрипнула зубами. Терпеть не могу, когда доморощенные остряки коверкают мое и без того небанальное имя ради красного словца!
– Это что-то новенькое, – холодно похвалила я.
Прежде меня уже называли Индюшкой, Индуской, Индирой и Индианой Джонсом. В «Индульгенции» чувствовался некий зловещий средневековый колорит. Невыветрившийся дымный запашок от Зяминого паяльника закономерно проассоциировался у меня с кострами святой инквизиции.
– Было новенькое, да сплыло! – Макс отчетливо всхлипнул. – Инка, у меня такая беда! У меня Россинанта увели!
Тема замшелого Средневековья получила неожиданное развитие.
Еще на Зеленой, призывая меня умчаться с ним на белом коне, Смеловский похвастал, что окрестил своего нового четырехколесного друга в честь боевого скакуна Дон Кихота Ламанчского. Поскольку моя девичья память избирательна, технические характеристики нового автомобиля Смеловского в ней не задержались, но гордое лошадиное имя застряло, как шпора в боку. Так что я не затруднилась расшифровать Максимкино иносказание:
– У тебя угнали машину?
– Да!
– Новую «Ауди», которую ты только что купил?!
– Да!
– Макс… – Я просто не знала, что сказать. – Как же это случилось?
– Да очень просто!
Макс коротко изложил мне свою печальную историю, и я согласилась, что она действительно весьма незатейлива: автомобиль, оставленный незадачливым автовладельцем без присмотра на обочине оживленной городской улицы, элементарно не дождался хозяина, вернувшегося примерно через час. В самом деле, очень простая история! Несколько осложняло ее только одно обстоятельство морального характера: мой верный рыцарь не озаботился безопасной парковкой машины по причине того, что торопился успеть на съемку сюжета о нашей рекламно-водочной акции.
– Получается, что я лишился Россинанта из-за тебя, любимая! – открыто упрекнул меня Макс.
– Налево пойдешь – коня потеряешь, – пробормотала я, усиленно соображая, чем можно помочь пострадальцу в этой ситуации. – Максик, а ты уверен, что твою тачку угнали? Помнится, в разгар нашей акции на Зеленой вовсю работал эвакуатор…
Я напрягла зрительную память, и припомнилось мне, будто я даже видела новенькую белую иномарку, уезжающую в голубую даль на горбатой спине машины-эвакуатора…
Я тут же сказала об этом Смеловскому, и он встрепенулся:
– А номер машины ты не запомнила?
– Конечно, нет! – слегка обиделась я.
Заподозрить девичью память в том, что она могла самопроизвольно запечатлеть бессмысленное сочетание букв и цифр, было несколько оскорбительно. Я женщина, а не компьютер!
– И в этом твое неоспоримое преимущество, – подхалимски заметил Макс. – Кстати, не могла бы ты использовать его на пользу ближнего? Твой приятель, который работает в главном управлении, он, наверное, может помочь с поисками пропавшей машины?
– Капитан Кулебякин? – Я замялась. – В принципе он, конечно, может помочь, если захочет… Но это напрямую зависит от личности ближнего, который нуждается в помощи.
– Хочешь сказать, что ко мне он приревнует? – догадался Макс.
В его голосе занятно смешались досада и удовлетворение.
– Приревнует, – подтвердила я. – Но ты не расстраивайся, я сейчас другому своему милицескому приятелю позвоню, капитану Барабанову из ОБЭП. У нас с ним ничего такого, так что он меня ревновать не станет.
– Действуй! – одобрил Смеловский. – А я пока на всякий случай побегу писать заявление об угоне…
Дозвониться Руслану Барабанову я не смогла – абонент был недоступен. С этими бравыми милицейскими парнями вечно так: когда они больше всего нужны, их нипочем не найдешь! Бойцы невидимых фронтов!
Однако обещание, данное Максу, надо было как-то выполнять. Вспомнив все те нехорошие истории, которые мне доводилось слышать об эвакуаторах и штрафплощадках, я решила пустить в ход тяжелые фигуры и пошла на поклон к папуле. У него полно друзей-приятелей на высоких уровнях силовых структур. Авось и в озоновом слое ГИБДД найдется кто-нибудь подходящий!
– Я попробую, – коротко ответил славный папуля на пространную просьбу «навести среди своих справочки, не увозил ли сегодня днем эвакуатор с центральной улицы города новую белую «Ауди», и если увозил, то куда дел и как ее теперь забрать?».
Он взял телефон и уединился в кухне. В ожидании результатов телефонных переговоров я неприкаянно побродила по квартире, но нигде не нашла желанного покоя.
В родительской спальне, закрыв глаза и лунатически шевеля пальцами над клавиатурой ноутбука, медитировала мамуля. Она настраивалась на общение с музой ужастиков и прогнала меня недвусмысленной репликой: «Ступай себе с богом, Дюша, третий – лишний!» – из чего я заключила, что бог тоже не будет третьим с мамулей и ее демонической музой.
На диване в гостиной залегла бабуля с особо трудным кроссвордом, для разгадки которого нашей дряхлой старушке не хватало опыта и знаний, накопленных за собственные долгие лета. Ба вообразила, будто, приплюсовав к своим семидесяти годам мои тридцать, она победит кроссворд на все сто, и прицепилась ко мне с каверзным вопросом: «Как расшифровывается татуировка «паук»?»
– Бабуля, откуда мне знать? Я разве спец по рисункам на теле? – досадливо отмахнулась я.
– Дюха у нас спец только по разрисовке лица, да и то лишь непрочными средствами декоративной косметики! – съязвил Зяма.
Он, как и я, слонялся по дому, но не просто так, а с конкретной целью найти потерявшийся пульт от музыкального центра. Я догадывалась, что пульт спрятал кто-то из домашних, и предвидела, что обнаружение этого прибора вновь ознаменуется оглушительным громыханием «Раммштайна». В минуты уныния Зяминой тонкой художественной натуре почему-то невероятно близок готический черный рок. А я, видимо, личность слишком приземленная и поэтому реагирую на богатые низкие частоты, как мыши, суслики и лемминги: неудержимо убегаю прочь.
– Я к Трошкиной! – крикнула я, ускользая из квартиры.
На лестнице было холодно, снизу ощутимо тянуло сквозняком, так что с седьмого этажа на пятый я двигалась против ветра и в квартиру подружки вошла, пригибаясь и щурясь.
– Ой, что у тебя с лицом? – испугалась Алка.
– А что с ним?
Я посмотрелась в зеркало на стене прихожей и поняла, почему Зяма язвил по поводу рисунков на лице. Художество на передней части моей головы напоминало детский рисунок «Точка, точка, запятая», выполненный акварельными красками на мокрой промокашке.
– Ты ревела? – безошибочно догадалась Трошкина. – А по какому поводу? Вы с Денисом поссорились? Или у тебя на работе неприятности? Или дома что-то не так?
Она увязалась за мной в ванную и, пока я с помощью деликатных средств для умывания возвращала своему лицу первозданную чистоту, азартно строила предположения.
– Версия номер два, – лаконично ответила я, вынув освеженную физиономию из махрового полотенца. – Проблема на работе. Севу Полонского, нашего нового креатора, чуть ли не насмерть задавил «шестисотый» «мерс»!
– Креатора? Ну еще бы! Скромнее надо быть! – передернув плечиками, сказала Алка и пошла в комнату.
Я двинулась за подружкой, неприятно удивленная и даже встревоженная ее реакцией. Как правило, Трошкина похвально добра к людям. А тут такое вопиющее отсутствие нормального человеческого сочувствия! И о какой скромности она говорит?
– Ну и что на этот раз?
Оказывается, мамуля уже открыла дверь и даже отступила в глубь прихожей, давая мне дорогу. Пространства, оставленного ею, хватило бы, чтобы запустить в квартиру авангард хорошо организованной траурной процессии – колонной по три, с венками, цветами и орденскими подушечками. (Замечу, что вряд ли мамулю сильно удивило бы такое явление: как сочинительница ужастиков, моя родительница всегда готова к неожиданным и неприятным встречам с потусторонним.)
– Бася, что там? – нервно крикнул из кухни папуля.
– Ничего особенного, – невозмутимо ответила наша писательница, не увидев за моей спиной катафалка, запряженного шестеркой лошадей в траурном бархате и с черным плюмажем.
Родная дочь, лохматая и зареванная, как безутешная вдова, по мамулиным меркам, на экстраординарное явление не тянула.
– Дюша, что случилось? – повторила она, прохладным тоном давая понять, что только очень серьезная причина оправдает в ее глазах мой беспредельно унылый вид.
Мамуля у нас воинствующая оптимистка. Она очень любит повторять известное изречение Вольтера: «Все к лучшему в этом лучшем из миров!» – и, надо сказать, даже шапочное знакомство с альтернативными мирами, представленными на страницах мамулиных произведений, кого угодно убедит в их с Вольтером полной правоте! В нашем-то мире хотя бы нет злокозненных призраков, вампиров, зомби и чернокнижников, активно использующих печатное слово во вред мирным гражданам!
Тем не менее я только что лишний раз убедилась, что и текущая дествительность огорчительно не свободна от страхов и ужасов, о чем и проинформировала родительницу кратким сообщением:
– Всего полчаса назад мой коллега попал под машину!
– Что за коллега? – не дрогнув, спросила мамуля.
– А что за машина? – заинтересовался папуля.
Судя по сложным шумам, доносящимся из кухни, наш полковник от кулинарии вел очередное сражение с микроволновкой, пароваркой, мясорубкой и овощерезкой, каковой сеанс одновременной военной игры с полезными машинами далеко не всегда завершается безусловной победой человеческого разума. Папуля периодически забывает шифры и пароли, знание которых необходимо, чтобы повелевать кухонной электроникой с предсказуемым результатом. Никогда не забуду, как он перепутал функции разморозки и гриля и накормил семью мороженой семгой, объяснив предательский хруст ледышек в рыбьей плоти наличием в рецепте избыточного количества пикантной соли!
– «Мерседес» представительского класса, – с грустью ответила я.
На мой взгляд, было бы гораздо лучше, если бы Всеволода сбил недорогой «Запорожец». Гнусный тип, находившийся за рулем шикарной машины, не проявил к пострадавшему в ДТП Полонскому ни малейшего человеческого участия. Наоборот, он ревел, как зверь лесной, обещая «высудить из придурка, если только он не сдохнет, полную стоимость ремонта «мерина» вместе с компенсацией морального ущерба»! С учетом набегающей в результате кругленькой суммы, я бы на месте невезучего Всеволода испытала сильнейший позыв без задержки уйти от непосильных затрат прямиком в загробный мир.
– «Шестисотый» «мерс»? – Из своей комнаты высунулся заинтересованный Зяма. – Класс!
– Казимир, что ты говоришь! – укоризненно прошелестев газетой, хорошо поставленным учительским голосом молвила из гостиной бабуля. – Бедняга попал под машину, в чем же тут класс?
– Ну, ба! Как ты не понимаешь? А если бы бедняга под муниципальный мусоровоз попал, это, по-твоему, то же самое было бы? – презрительно фыркнул Зяма.
– Какой кошмар! – Бабуля, которая на протяжении всей своей долгой трудовой жизни внушала школьникам идеи гуманизма, искренне шокировалась душевной черствостью собственного внука.
– Кстати, Зямка, этот бедняга – твой знакомый, Всеволод Полонский, – сообщила я, проходя мимо комнаты братца.
– Что?! Какой кошмар!!! – совершенно искренне ужаснулся Зяма, роняя на паркет включенный паяльник.
В воздухе бодряще запахло сосновой смолой, скипидаром и горящим деревом.
– Я знала, что наш мальчик вовсе не такой плохой, каким хочет казаться, – удовлетворенно пробормотала бабуля, возвращаясь к кроссворду.
– Дюха! Иди сюда! – бешено заорал мне «хороший мальчик». – Живо говори: что там с Полонским? Он уже совсем насмерть задавленный или еще будет жить?!
– Сердечность и сочувствие к ближнему – фамильные черты Кузнецовых! – растрогалась наивная бабуля.
Она не знала, что кое-кто из нашей славной фамилии кровно заинтересован в том, чтобы продолжительность жизни Всеволода Полонского не оказалась меньше, чем срок погашения им кредита на покупку тигрового пальто.
Я прикрыла дверь в гостиную, прошла к брату и с тяжким вздохом бухнулась на софу. Подо мной что-то болезненно хрустнуло.
– Вижу, дело плохо, – взглянув на мое зареванное лицо, совсем расстроился Зяма. – Что, надежды нет?
– Надежда есть, но маленькая, сейчас Сева в коме, но он еще может вернуться к жизни, – сказала я, осторожно вытянув из-под себя подобие помятой этажерки из картона и спичек. Мое падение нанесло ей увечья, абсолютно несовместимые с жизнью. – Прости, я тут слегка… Это что было?
– Это была модель моей новой инсталляции, – машинально ответил Зяма, против обыкновения не разоравшись насчет тупых вандалов и варваров, неспособных к адекватной оценке гениальных предметов дизайнерского искусства. – Насчет Полонского… Ему можно чем-то помочь?
Братец поднял с паркета курящийся сизым дымком паяльник и посмотрел на него с таким задумчивым видом, словно рассматривал возможность оживления коматозного Полонского и взимания с него задолженности непосредственно с помощью данного электроприбора.
– Молись за его здоровье! – посоветовала я.
– Дюша! Твой телефон! – прокричала из прихожей мамуля.
Моя сумка, заброшенная на вешалку, дергалась на крючке, как свинья на веревочке, и примерно так же мелодично повизгивала.
– Индульгенция! – едва я приложилась к трубке, с надрывом воззвал ко мне Максим Смеловский. – Спаси-помоги!
Я скрипнула зубами. Терпеть не могу, когда доморощенные остряки коверкают мое и без того небанальное имя ради красного словца!
– Это что-то новенькое, – холодно похвалила я.
Прежде меня уже называли Индюшкой, Индуской, Индирой и Индианой Джонсом. В «Индульгенции» чувствовался некий зловещий средневековый колорит. Невыветрившийся дымный запашок от Зяминого паяльника закономерно проассоциировался у меня с кострами святой инквизиции.
– Было новенькое, да сплыло! – Макс отчетливо всхлипнул. – Инка, у меня такая беда! У меня Россинанта увели!
Тема замшелого Средневековья получила неожиданное развитие.
Еще на Зеленой, призывая меня умчаться с ним на белом коне, Смеловский похвастал, что окрестил своего нового четырехколесного друга в честь боевого скакуна Дон Кихота Ламанчского. Поскольку моя девичья память избирательна, технические характеристики нового автомобиля Смеловского в ней не задержались, но гордое лошадиное имя застряло, как шпора в боку. Так что я не затруднилась расшифровать Максимкино иносказание:
– У тебя угнали машину?
– Да!
– Новую «Ауди», которую ты только что купил?!
– Да!
– Макс… – Я просто не знала, что сказать. – Как же это случилось?
– Да очень просто!
Макс коротко изложил мне свою печальную историю, и я согласилась, что она действительно весьма незатейлива: автомобиль, оставленный незадачливым автовладельцем без присмотра на обочине оживленной городской улицы, элементарно не дождался хозяина, вернувшегося примерно через час. В самом деле, очень простая история! Несколько осложняло ее только одно обстоятельство морального характера: мой верный рыцарь не озаботился безопасной парковкой машины по причине того, что торопился успеть на съемку сюжета о нашей рекламно-водочной акции.
– Получается, что я лишился Россинанта из-за тебя, любимая! – открыто упрекнул меня Макс.
– Налево пойдешь – коня потеряешь, – пробормотала я, усиленно соображая, чем можно помочь пострадальцу в этой ситуации. – Максик, а ты уверен, что твою тачку угнали? Помнится, в разгар нашей акции на Зеленой вовсю работал эвакуатор…
Я напрягла зрительную память, и припомнилось мне, будто я даже видела новенькую белую иномарку, уезжающую в голубую даль на горбатой спине машины-эвакуатора…
Я тут же сказала об этом Смеловскому, и он встрепенулся:
– А номер машины ты не запомнила?
– Конечно, нет! – слегка обиделась я.
Заподозрить девичью память в том, что она могла самопроизвольно запечатлеть бессмысленное сочетание букв и цифр, было несколько оскорбительно. Я женщина, а не компьютер!
– И в этом твое неоспоримое преимущество, – подхалимски заметил Макс. – Кстати, не могла бы ты использовать его на пользу ближнего? Твой приятель, который работает в главном управлении, он, наверное, может помочь с поисками пропавшей машины?
– Капитан Кулебякин? – Я замялась. – В принципе он, конечно, может помочь, если захочет… Но это напрямую зависит от личности ближнего, который нуждается в помощи.
– Хочешь сказать, что ко мне он приревнует? – догадался Макс.
В его голосе занятно смешались досада и удовлетворение.
– Приревнует, – подтвердила я. – Но ты не расстраивайся, я сейчас другому своему милицескому приятелю позвоню, капитану Барабанову из ОБЭП. У нас с ним ничего такого, так что он меня ревновать не станет.
– Действуй! – одобрил Смеловский. – А я пока на всякий случай побегу писать заявление об угоне…
Дозвониться Руслану Барабанову я не смогла – абонент был недоступен. С этими бравыми милицейскими парнями вечно так: когда они больше всего нужны, их нипочем не найдешь! Бойцы невидимых фронтов!
Однако обещание, данное Максу, надо было как-то выполнять. Вспомнив все те нехорошие истории, которые мне доводилось слышать об эвакуаторах и штрафплощадках, я решила пустить в ход тяжелые фигуры и пошла на поклон к папуле. У него полно друзей-приятелей на высоких уровнях силовых структур. Авось и в озоновом слое ГИБДД найдется кто-нибудь подходящий!
– Я попробую, – коротко ответил славный папуля на пространную просьбу «навести среди своих справочки, не увозил ли сегодня днем эвакуатор с центральной улицы города новую белую «Ауди», и если увозил, то куда дел и как ее теперь забрать?».
Он взял телефон и уединился в кухне. В ожидании результатов телефонных переговоров я неприкаянно побродила по квартире, но нигде не нашла желанного покоя.
В родительской спальне, закрыв глаза и лунатически шевеля пальцами над клавиатурой ноутбука, медитировала мамуля. Она настраивалась на общение с музой ужастиков и прогнала меня недвусмысленной репликой: «Ступай себе с богом, Дюша, третий – лишний!» – из чего я заключила, что бог тоже не будет третьим с мамулей и ее демонической музой.
На диване в гостиной залегла бабуля с особо трудным кроссвордом, для разгадки которого нашей дряхлой старушке не хватало опыта и знаний, накопленных за собственные долгие лета. Ба вообразила, будто, приплюсовав к своим семидесяти годам мои тридцать, она победит кроссворд на все сто, и прицепилась ко мне с каверзным вопросом: «Как расшифровывается татуировка «паук»?»
– Бабуля, откуда мне знать? Я разве спец по рисункам на теле? – досадливо отмахнулась я.
– Дюха у нас спец только по разрисовке лица, да и то лишь непрочными средствами декоративной косметики! – съязвил Зяма.
Он, как и я, слонялся по дому, но не просто так, а с конкретной целью найти потерявшийся пульт от музыкального центра. Я догадывалась, что пульт спрятал кто-то из домашних, и предвидела, что обнаружение этого прибора вновь ознаменуется оглушительным громыханием «Раммштайна». В минуты уныния Зяминой тонкой художественной натуре почему-то невероятно близок готический черный рок. А я, видимо, личность слишком приземленная и поэтому реагирую на богатые низкие частоты, как мыши, суслики и лемминги: неудержимо убегаю прочь.
– Я к Трошкиной! – крикнула я, ускользая из квартиры.
На лестнице было холодно, снизу ощутимо тянуло сквозняком, так что с седьмого этажа на пятый я двигалась против ветра и в квартиру подружки вошла, пригибаясь и щурясь.
– Ой, что у тебя с лицом? – испугалась Алка.
– А что с ним?
Я посмотрелась в зеркало на стене прихожей и поняла, почему Зяма язвил по поводу рисунков на лице. Художество на передней части моей головы напоминало детский рисунок «Точка, точка, запятая», выполненный акварельными красками на мокрой промокашке.
– Ты ревела? – безошибочно догадалась Трошкина. – А по какому поводу? Вы с Денисом поссорились? Или у тебя на работе неприятности? Или дома что-то не так?
Она увязалась за мной в ванную и, пока я с помощью деликатных средств для умывания возвращала своему лицу первозданную чистоту, азартно строила предположения.
– Версия номер два, – лаконично ответила я, вынув освеженную физиономию из махрового полотенца. – Проблема на работе. Севу Полонского, нашего нового креатора, чуть ли не насмерть задавил «шестисотый» «мерс»!
– Креатора? Ну еще бы! Скромнее надо быть! – передернув плечиками, сказала Алка и пошла в комнату.
Я двинулась за подружкой, неприятно удивленная и даже встревоженная ее реакцией. Как правило, Трошкина похвально добра к людям. А тут такое вопиющее отсутствие нормального человеческого сочувствия! И о какой скромности она говорит?