Логунова Елена. В костюме голой королевы

   – Все, холостые принцы кончились, – вздохнула Люсинда, закрывая планшет.
   Она ушла, и Оля задремала, но даже во сне не могла избавиться от ощущения, что за стеной вихрится, постепенно разрастаясь, небольшое торнадо.
   Люсинда пугающе пылко загорелась идеей обрести обещанного ей принца в кратчайшие сроки и наверняка уже набрасывала план широкомасштабных поисков.
   Шорохи со стороны протяженной террасы наводили на мысль, что кое-кто выгуливается по ней не просто так, а с конкретной целью и даже с настоящей подзорной трубой, обшаривая морские и сухопутные дали на предмет обнаружения яхты под королевским штандартом или лимузина с кортежем мотоциклистов.
   На самом деле, так оно и было. Только вместо подзорной трубы у Люсинды был морской бинокль, привезенный ею на курорт, чтобы без помех любоваться закатами поверх голов отдыхающих, ежевечерне толпящихся на набережной.
   К сожалению, из четырех сторон света впередсмотрящей с биноклем была доступна для обозрения всего одна – южная. Остальные направления могли с комфортом созерцать постояльцы других VIP-апартаментов. Всего их было четыре, их персональные террасы опоясывали верхний этаж сплошной галереей, разделенной по углам перегородками.
   Люсинда со скрежетом отодвинула в сторону тяжелый керамический горшок с небольшим деревцем и внимательно рассмотрела преграду.
   Перегородка была выполнена из благородного мореного дуба. Широкие толстые доски тянулись от плиточного пола до каменного потолка, производя впечатление конструкции крепкой и цельной. Однако пытливый взор Люсинды, не поленившейся отвести в сторону украшающие перегородку искусственные вьюнки, обнаружил на одной из досок круглую медную бляшку, оказавшуюся замочной скважиной с крышечкой.
   Перегородками со слегка замаскированными дверями вместо прежних, глухих, администрация отеля оснастила апартаменты после визита арабского шейха, обремененного большим семейством со множеством жен и детей.
   Тот арабский многоженец снял весь пентхаус целиком, его многочисленные подруги и потомки заняли все четыре VIP-номера, и им было очень неудобно перемещаться из апартаментов в апартаменты через первый этаж. К тому же то и дело выскакивающие из приватных лифтов на простор общего холла резвые голоногие детки, преследуемые пирамидальными фигурами в черном с головы до ног, изрядно беспокоили других постояльцев.
   Сразу после отбытия шейха с чадами и домочадцами кирпичные перегородки разобрали и заменили на деревянные с дверками. В конце концов, это было полезно и с точки зрения пожарной безопасности.
   Новые выходы исправно отразили на висящем у лифтов поэтажном плане, но, поскольку важные постояльцы до этого сомнительного произведения искусства не снисходили, для большинства из них наличие сообщения между номерами оставалось тайной.
   А вот Люсинда в нее проникла и не собиралась останавливаться на достигнутом. Теперь она хотела проникнуть на соседнюю террасу.
   Моральная сторона вопроса ее не беспокоила, а техническое решение проблемы нашлось в дамской сумочке.
   Как у всякой уважающей себя современной девушки, ключей у Люсинды было много: два от квартиры, два от машины, по одному от гаража, почтового ящика, кладовки в подвале, двери на чердак, школьного кабинета, учительской…
   К перегородке прекрасно подошел ключик от шкафчика в бассейне. Он-то, строго говоря, Люсинде не принадлежал, она унесла его из спортивного центра по забывчивости и не успела вернуть, потому что уехала в командировку.
   – Что ни делается – все к лучшему! – радостно объявила Люсинда и бестрепетной рукой открыла дверь на чужую территорию.
   В зарубежье царили тишина и покой.
   Стеклянная дверь во внутренние помещения была закрыта и плотно задернута изнутри полотняными шторами. Компактно сложенная растопырочка для сушки купальных принадлежностей стояла в углу. Никаких предметов быта, выдающих присутствие в номере постояльцев, Люсинда не увидела и на этом основании решила, что апартаменты пустуют.
   Значит, никто не помешает любознательной девушке обозреть в бинокль восточные пределы так же внимательно, как южные.
   Она шагнула на чужую террасу, и тяжелая деревянная дверь подтолкнула ее в спину.
   – Захлопнется! – сообразила Люсинда.
   Если дверь захлопнется, нелегалка окажется в ловушке.
   Тяжелую связку ключей она оставила на своей стороне, а возвращаться за ней поленилась, поэтому гениально решила возникшую проблему не сходя с места.
   В углу террасы высилась на диво аккуратная куча стеклотары – не иначе, осталась после постояльцев. Мельком подивившись тому, что персонал не разобрал эту конструкцию при заключительной уборке номера, Люсинда осторожно, чтобы не обрушить всю горку, сняла с ее края квадратную бутыль из-под виски. Благодаря своей форме она была очень устойчива и весила заявленные 0,7 литра плюс стекло, поскольку оказалась под самую пробку наполнена водой.
   То, что надо, чтобы подпереть закрывающуюся дверь! Лучше был бы только простой силикатный кирпич.
   При желании неугомонная Люсинда добыла бы и кирпич, но она не страдала перфекционизмом. Бутылка так бутылка, вопрос решен, надо двигаться дальше.
   С помощью бутылочного стопора обеспечив себе путь к отступлению, Люсинда приложила к глазницам окуляры бинокля и изучила ближние и дальние подступы к отелю с восточной стороны.
   Много времени это не заняло – с востока принцы на белых конях город Сочи не осаждали.
   Осталось изучить обстановку с севера и с запада.
   Ей снова нужен был ключ, чтобы пройти на следующую террасу.
   Пришлось вернуться на базу.
 
   В полудреме Оля подумала было напомнить подружке, что некоторые особо коварные принцы прекрасно умеют маскироваться на местности, прикидываясь нищими, но решила подождать с этим, потому что не хотела вылезать из постели.
   Кровать у нее была роскошная – в меру мягкая, в меру упругая и просторная, как футбольное поле…
   Нежной пастушеской свирелью запел телефон.
   Оля посмотрела на него с неудовольствием.
   В огромном номере телефонные аппараты были повсюду, даже в туалете. В гостиной их имелось сразу два, по обе стороны протяженного дивана, а вот террасу, где как раз крутилась бессонная Люсинда, почему-то не телефонизировали вовсе.
   Придется Ольге самой отвечать на звонок.
   Очень неохотно она протянула руку, сняла трубку и голосом, в котором с легкостью угадывался кроткий укор, произнесла:
   – Слушаю…
   С такой тоскливой покорностью святой отец, утомленный чередой многословных исповедей, мог приветствовать покаяние сотого юбилейного грешника.
   – Мамоля! Мамоля! – вслед за непонятными шорохами послышалось в трубке.
   – Дима?!
   Оля села в постели, свободной рукой энергично потерла лоб и засучила ногами, сползая к краю футбольного поля.
   – Ма-мо-ля! Ну, мамоля же!!!
   – Дима, я тебя слушаю, говори! – закричала Оля, нашаривая ногами тапки.
   Люсинда за стеной перестала шуршать – не иначе, услышала крики подружки.
   – Туууу… Туууу… – издевательски загудел телефон.
   Оля зачем-то заглянула в динамик, а потом еще и выбила трубку, как будто та была курительной.
   Предполагаемый засор на линии от этого не исчез, пропавший голос не вернулся.
   – Ты чего орешь? – в щель приоткрывшейся двери заглянула Люсинда. – Что с ребенком, мамаша, опять двойка?
   – Я не знаю, – Оля забегала по комнате, собирая свои одежки.
   Трубку она при этом на место не вернула.
   – Димка зовет меня: «Мамоля, мамоля!», а что хочет мне сказать – непонятно!
   – Теперь по телефону зовет, а не просто так, из космоса? – скептически уточнила Люсинда и отняла у подруги гудящую трубку. – М-да… Говоришь, это был Димка?
   Она энергично почесала в затылке, потом подняла палец, очень веско сказала:
   – О! – и убежала в гостиную.
   – Что – о?
   Оля порысила следом.
   – О – это «определитель номера»! – объяснила Люсинда, изучая аппарат у дивана. – Видишь циферки? С этого телефона и поступил последний звонок. Сейчас узнаем, откуда именно.
   Не долго думая, она отправила вызов на последний входящий номер и надолго замерла с телефонной трубкой, плотно прижатой к медленно краснеющему уху.
   – Ну, что там? Что? – заволновалась Ольга.
   – Что, где, когда, – пробормотала Люсинда. – Зачем, почему, кто виноват и что делать… Гудки там, вот что! Не снимают трубочку. А посмотри-ка, не знаком ли тебе этот номер?
   Оля послушно посмотрела.
   – Всего пять цифр – это местный. Неужели Громов все-таки приехал в Сочи?
   – Неужели Романчикова все-таки съехала с ума? – передразнила ее подружка. – Ты два часа назад звонила мужу, и он сказал тебе, что с вашим парнем все в порядке. Он сидит в своей комнате, рисует, как велено, елку! Не могли они за это время сюда добраться, даже на самолете не могли, потому что вечерний рейс в Сочи еще даже не вылетел!
   – Пусти меня!
   Оля отпихнула подружку от телефона, забрала у нее трубку и короткой тревожной дробью настучала номер рецепции.
   – Алло! Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, у вас есть телефонный справочник?
   Ласковый девичий голос заверил ее в том, что для дорогих клиентов у них есть все.
   Сумма, заплаченная Громовым за номер в пентхаусе, позволяла причислить проживающих в нем к числу весьма дорогих клиентов.
   – Отлично. В таком случае, запишите, пожалуйста, номер. Я хотела бы узнать, чей он.
   Ласковый голос пообещал, что все выяснит и очень скоро.
   – Соображаешь, – похвалила подружку Люсинда. – Значит, не совсем еще дурочка, есть надежда.
   – Не-а, нет надежды, – переменила она собственное мнение минуту спустя.
   Любезная девушка с рецепции сообщила, что номер, интересующий дорогую гостью, принадлежит спортивному клубу «Катран», расположенному в цокольном этаже отеля.
   – Это местный фитнес-центр, – вспомнила Люсинда. – Я видела вывеску с рыбой на входе в закрытый бассейн. Катран – это же рыба?
   – Короткоперая колючая акула, – машинально подтвердила умница Ольга Пална и с подозрением посмотрела на телефон. – Люся! Как же это может быть, не понимаю? Каким образом Димка, который сидит в нашем доме за триста с лишним километров отсюда, звонит мне с телефона, который установлен в подвале вот этого самого здания?
   – А никаким, дорогая, ни-ка-ким! Телепортацию, насколько я знаю, еще не изобрели.
   – Ты хочешь сказать, мне снова померещилось? – расстроилась Оля.
   Признавать себя хоть чуточку ненормальной ей упорно не хотелось.
   – Я хочу сказать, что тебе нужно отдохнуть, – уклончиво ответила Люсинда.
   – Отдохнуть – это хорошо, отдохнуть – это правильно, – забубнила Оля, оглядываясь в поисках своей сумки. – Но сначала – в бассейн! Хочу взглянуть на этот самый телефон.
   – Думаешь, плиточный пол на подходах к нему будет утоптан мокрыми следами детских ног?
   – Не язви.
   Оля сунула ноги в спортивные тапочки и ловко собрала волосы, завязывая их в хвост.
   Это однозначно выдавало подсознательную готовность к активному времяпрепровождению. К сожалению, обожженные тылы не позволяли Ольге Палне облачиться в наиболее подходящие для жизни, полной приключений, тесные джинсы и тугую майку. Хорошо еще, что она взяла в собой пару балахонистых платьев.
   – Ты со мной или как?
   – С тобой, конечно!
   Люсинда вбила ноги в кроссовки, надела бейсболку, потрясла в воздухе руками, сцепленными в замок, и тут же испортила впечатление от этой демонстрации солидарности очередной ехидной репликой:
   – Кто-то же должен присмотреть за больной!
 
   – Танечка, спустись-ка на минус первый, гости из пентхауса жалуются, что их побеспокоил звонок из фитнес-клуба, – распорядился старший администратор.
   – Быть того не может, там давно пусто, «Катран» работает до двадцати часов, – возразила дежурная, но все-таки встала со стула. – Пить надо меньше гостям из пентхауса…
   – Это какие гости из пентхауса? Те, которые фикусы шампанским поливают? – спросила вторая дежурная, Верочка. – Или те, которые из бутылок «Джек Дэниэлс» сложили на балконе стеклянную пирамиду по фэньшую и категорически не велели ее разбирать?
   – Так никто и не разбирает, – заволновался Валера. – Я же всех предупреждал: желание гостя для нас закон! Особенно, если гость из пентхауса!
   – Их священную пирамиду никто и пальцем не трогает, не тревожьтесь, – успокоила начальника дежурная Таня. – Горничные даже пыль с нее не вытирают, чтобы волшебную ауру не смахнуть!
   – А кто, в таком случае, жалуется?
   – Новенькие, – удаляясь, ответила дежурная Таня. – Две лесбиянки из «Седьмого неба», они с бутылками не играются, вроде даже не пьют.
   – Запьют, – уверенно предсказала дежурная Вера. – Кто в пентхаусе живет, добром не кончит.
 
   – Думаешь, она второй раз купится на это? – сомневался Борис.
   – Бог троицу любит, – отшутился Лелик, пряча в сумочку диктофон с записью детского голоса.
   – Дай-то бог, – проворчал Борис.
   – Борь, ну посуди сам. Представь, что ты любящая мать восьмилетнего сына. Представил?
   – С трудом, – признался Борис.
   – И вот твой сын тебя зовет. Как, куда, зачем – непонятно, но ты же мать, верно? Ты, как любая нормальная мать, отложишь все вопросы на потом и поспешишь на зов.
   – Так то я и нормальные матери, – проворчал Борис.
   У него сложилось крайне нелестное представление о госпоже Громовой.
   – Ох, ох, ох! – загудело эхо.
   – Тише говори! – шикнул на товарища Лелик.
   Акустика в полуподвальном помещении была замечательная – так и тянуло в полный голос заорать «О-го-го!» и надолго свести с ума отзывчивое эхо.
   «Заодно и от страха избавился бы», – подумал Борис.
   Днем, когда окна под потолком были открыты, в бассейне было свежо и светло, но ночью темное помещение с гладким зеркалом черной воды выглядело неуютно и даже пугающе.
   Вкрадчивый шепот доносился из вентиляционного люка, зловеще капала вода в душевой.
   Борис поймал себя на том, что ему хочется передвигаться пригнувшись и на цыпочках. Конечно, выглядело бы это странно, но он и так чувствовал себя дурак дураком, крадясь вдоль бассейна с телефонным аппаратом на длинном шнуре. Героическая картина «Военный связист у водной преграды на линии фронта»!
   – Дура она будет, если сюда полезет, – шептал он товарищу. – Я бы не полез.
   – Трусишка Боря серенький! – в четверть голоса насмешливо напел Лелик.
   – Че сразу серенький?
   – Потому что побледнел от страха.
   – Ни фига не побледнел! Тут просто темно, ты плохо видишь!
   – Ишь, ишь, ишь! – всполошилось эхо.
   – Тише! Поставь телефон на тумбочку.
   Лелик посторонился и подсветил упомянутую тумбочку фонариком.
   – Это тумбочка для прыжков в воду. Кто на нее ставит телефон?!
   – Он, он, он! – загомонило предательское эхо.
   – Тише ты! – зашипел блондин. – Ты ставишь, кто же еще! Лучшего места не найти, прикинь: когда откроется дверь, телефон с порога будет видно, а нас в тени вышки – нет. Девушка подбежит к телефону, и тут мы ее – р-раз! И схватим. Кляп у тебя?
   – В кармане.
   – Дай его мне, ты будешь девушку держать.
   Оставив телефон на возвышении стартовой тумбы, они отступили под вышку для прыжков в воду.
   Ждать пришлось недолго, каких-то десять минут, не больше.
   Дверь, ведущая из бассейна в холл перед лифтами, широко распахнулась, и на ярком золоте прямоугольного проема отчетливо нарисовалась темная фигура. Она имела форму треугольника, что определенно выдавало одежду по женскому типу. Шотландцы в юбках в Сочи не ходили.
   Фигура в юбке не мешкала, да ей и не нужно было определяться с направлением: протянувшаяся от порога дорожка света с прямым намеком уперлась в тумбу, увенчанную телефонным аппаратом.
   – Цыпа-цыпа-цыпа, – зашептал Лелик, тиская в руках приготовленный кляп из махровой салфетки.
   Глупая курица протопала к тумбе и наклонилась над телефоном.
   Острый локоток блондина вонзился в бедро товарища, как шпора в лошадиный бок.
   Повинуясь сигналу, Борис прянул вперед и одним скачком достиг порубежной зоны между кафельной сушей и водой.
   Любимая курица олигарха, конечно, ничего подобного не ожидала.
   – Ко… ко… – заквохтала она, запоздало пугаясь, но Борис уже обхватил ее ручищами, не давая ни размахнуться, ни разогнуться.
   Невысокому Лелику оказалось очень удобно сунуть кляп в открытый рот наклонившейся жертвы.
   Дюжему Борису так же удобно было погрузить ее, согнутую, себе на плечо.
   – Уходим! – скомандовал блондин.
   – Дим, дим, дим! – жалобно заплакало эхо.
   – С дороги! – шикнул на товарища ускоряющийся Борис.
   Лелик послушно посторонился.
   Дверь на спортивную площадку они отомкнули с полчаса назад – через нее и вошли. Это было несложно, замок в двери стоял такой, какой можно проволочкой открыть, что, вероятно, делалось уже не раз, если судить по царапинам на краске.
   Лелик хотел было предупредительно распахнуть дверь перед нагруженным товарищем, но разогнавшийся Борис сам с ходу ударил в нее плечом, свободным от полонянки.
   В этот самый момент кто-то не менее услужливый и более расторопный, чем Лелик, дернул на себя дверь снаружи.
   – Й-е-о-о! – отчаянно выругался Борис.
   Окончание вполне предсказуемой матерной реплики заглушил шум падения.
   Лелик, не смекнув затормозить, споткнулся об упавшего товарища и тоже полетел, не успев даже выматериться.
   Варвара, высоко подняв брови, с изумлением посмотрела на образовавшуюся кучу-малу.
   В интерьере спортивной площадки куча выглядела странно, но не страшно – как ночной сеанс очень вольной борьбы в оригинальной категории «на троих».
   – Ко…ко…го… черта?! – проквохтал женский голос.
   Варвара выпустила ручку двери, через которую она намеревалась попасть в отель в обход парадного подъезда со швейцаром, и наклонилась над кучей.
   – Что смотрите? Помогите! – сердито прикрикнула на нее растрепанная девица с размазанной помадой на лице и в униформе отеля на теле. – Или вы заодно с этими бандюками?
   – Я не с ними, я сама по себе, – с достоинством возразила Варвара и протянула руку, помогая сердитой девушке подняться.
   На груди счастливо освобожденной полонянки блеснула металлическая табличка с надписью «Дежурный администратор».
   – Я вам помогу, вы – мне, – улыбнулась Варвара.
   Администратор наверняка более важная персона, чем швейцар. Уж теперь-то в отель ее пустят!
   – Черт, телефон не взяла, надо же охрану вызвать! – отбежав под ближайший фонарь, забормотала дежурная.
   – Возьмите мой, – предложила любезная Варвара и оглянулась.
   Непохоже было, что охрана успеет задержать «бандюков»: те уже отступали.
   Белокурый Лелик, скрипя зубами, из которых один ощутимо шатался, с натугой тянул по тартановому покрытию слабо постанывающего Бориса.
   – Брось, сестра, не донесешь, – обморочно бормотал тяжелораненый «военный связист».
 
   Сергей Акопович Мамиконян владел небольшой торговой компанией, а мечтал о винодельне. Вина являлись его слабостью, которую нельзя уже было считать маленькой, потому как погреб в своей усадьбе Сергей Акопович соорудил такой, что по протяженности и совокупной площади помещений домашнее винохранилище могло конкурировать со знаменитыми подземными лабиринтами форта Святого Петра в голландской крепости Маастрихт.
   Сергей Акопович как-то был там, в этом Маастрихте. Ничего особенного, если честно. Ну, могла у них в подземелье разместиться армия в пять тысяч человек, и что? У Сергея Акоповича в погребе когда-нибудь будет пять тысяч винных бочонков, а это куда позитивнее.
   Несмотря на то что сердцем и душой Мамиконян всецело принадлежал виноделию, торговое предприятие его было вполне успешным и на местном рынке звучало достойно. А почему бы ему не звучать? Хорошее название, понятное и простое, проще некуда: «Коммерческая Компания». Для краткости – «КК» на письме, «Ка-Ка» в устной речи – только с ударением на втором слоге, а не на первом, уж пожалуйста.
   На нехороших людей, некрасиво называвших его предприятие словом «кА’ка», Сергей Акопович очень сильно обижался. А обиды свои он считал необходимым и правильным на ком-нибудь вымещать, и тут уж годился всякий, попавший под горячую руку.
   В жилах Сергея Акоповича текла кровь армянских князей, что, бесспорно, обязывало и награждать, и карать по-царски.
   Он и карал.
   – Саша-джан, дорогой, объясни мне одну нехорошую вещь, – сердясь и оттого особенно отчетливо «акая» и растягивая гласные, поздним телефонным звонком воззвал отдаленный потомок князей к своему заму, ответственному за все. – Почему заднее сиденье моего автомобиля порвано? Кто порвал, как порвал, почему порвал?! Я зачем машину с кожаным салоном купил, чтобы его кто-то порвал, да?!
   – Кто порвал, как порвал, почему порвал? – испуганным эхом забормотал в трубку замороченный делами зам по тылу, фронту и всем флангам. – Я не в курсе, а вы уверены?
   – Саша-джан, как я могу быть неуверены?
   Сергей Акопович обиделся.
   – Разорвано сиденье, да! Утром целое было, а вечером сажусь, смотрю – вай ме! – распорота кожа, как будто по ней кинжалом полоснули!
   – А днем машина где была? Опять под ивушкой? – В голосе зама прорезался легкий намек на укоризну. – Я же вам, Сергей Акопович, уже сто раз говорил: не оставляйте вы машину за воротами, есть ведь у нас своя стоянка, и на ней для вас самое лучшее место оставлено.
   – Вай, какое лучшее, а? – потомок армянских князей рассердился пуще прежнего. – На солнцепеке!
   – Зато просматривается прекрасно, к машине муха не подлетит! А под вашей любимой ивушкой, конечно, тенечек, зато ничего не видно. Есть там машина, нет там машины – пока сквозь ветки не сунешься, не узнаешь! Ну, вот и попортили вам «бэху» какие-то уроды!
   Саша-зам вздохнул, опомнился и добавил в голос сочувствия:
   – Магнитолу-то не сперли?
   – Ничего не сперли, только сиденье порвали, – Сергей Акопович тоже горестно вздохнул. – Вай, Саша-джан, нельзя это так оставлять.
   – Нельзя, конечно, нельзя, – согласился верный зам. – Я позвоню, кому надо, есть у нас нужные люди. Они посмотрят, разберутся, и будем меры принимать.
   – Да, ты прими меры, Саша, – согласился потомок армянских князей и сам тоже кое-что принял – бокальчик итальянского вина.
 
   Персональный лифт доставил их прямо к порогу фитнес-клуба.
   Мельком взглянув на вывеску с надписью «Катран» и изображением неведомой ихтиологам голубоглазой рыбы с грузинским носом, чахоточным румянцем и голливудской улыбкой, Ольга Пална направилась к двери в бассейн.
   Угадать, где он находится, труда не составило. Дверь была приоткрыта, и за ней на фоне синей воды маячила чья-то широкая спина, облаченная – нехарактерно для бассейна! – в темный пиджак.
   – Позвольте, – склочным голосом сказала Ольга Пална, настойчиво протискиваясь в узкую щель между дверным косяком и бетонной крепости плечом.
   – А вот и не позволим, – меланхолично возразил крепкий тип в пиджаке и нажал на дверь.
   – Это почему же не позволите? Я, между прочим, тут живу! – уперлась Ольга Пална.
   В этот момент Люсинда должна была сказать: «Между прочим, в пентхаусе!» – и тогда, возможно, приземленный тип отступил бы перед небожительницами.
   Но Люсинда почему-то промолчала, и тип сказал:
   – Бассейн закрыт, приходите завтра.
   Одновременно он, даже не оборачиваясь, отвел назад крепкий локоть, и закрывающаяся дверь начала выдавливать Ольгу Палну в холл.
   – Мне… Не надо… Завтра… Мне… Надо… Сейчас… Срочно! – запыхтела она, упираясь. – Мне отсюда звонили!
   Дверь перестала давить, пиджак повернулся к бассейну шлицей, к Оле пуговицами.
   – Вам звонили из бассейна?
   – Фух, я знаю, это звучит идиотски…
   Оля тщетно попыталась сдуть со взмокшего лба прилипший локон.
   – Но минут пятнадцать назад мне действительно звонили с телефона, который установлен в бассейне! Во всяком случае, так сказала девушка с рецепции.
   – Вань! Никак, у нас тут еще одна жертва! – крикнул тип в пиджаке в глубь бассейна.
   – Два, два, два! – подхватило эхо.
   – Кто? Где?
   К первому типу в пиджаке подошел второй такой же.
   – Вы, что ли, жертва?
   – Типун вам на язык! – возмутилась Ольга Пална и быстренько поплевала через левое плечо. – Какая я жертва? Я жива и здорова.
   – И это замечательно, – безразлично согласился пиджак, именуемый Ваней. – Но вам звонили из бассейна и – что? Назначили встречу? Кто, ваш знакомый?
   – Э-э-э… Вообще-то, нет, никто мне ничего не назначал, – заюлила Ольга Пална, не желая втягивать в какие-то разборки Димку.
   «А жаль, хороший доктор назначил бы тебе лечение», – отчетливо произнес ее внутренний голос.
   Оля мотнула головой, выбрасывая эту неприятную мысль из головы вон.
   – То есть, вы стали жертвой телефонного хулиганства, – подытожил невозмутимый Ваня. – Считайте, повезло! На другую неосторожную девушку реально напали.
   – Кто?
   Ваня пожал плечами:
   – Хулиганы! Вскрыли дверь, проникли в помещение и давай тут пакостить. Вы, девушка, будете писать заявление?
   – Ние, ние, ние! – подсказало Оле мудрое эхо.
   – Не, не! – повторила она, отступая. – Никаких заявлений, никаких претензий, мы уже уходим.
   Дверь закрылась.
   – Говорю, уходим мы! – громко повторила Оля специально для Люсинды, которая застыла у стены бронзовой фигурой «Шагом марш, равнение направо».