Логунова Елена. Вкус заката

   – Есть из чего выбирать! – подумала я вслух, приступая к детальному изучению предложения.
   Отели разряда «Пять звезд» я забраковала сразу – в Ницце это слишком дорого. «Три звезды» – вполне нормально. Правда, как раз на отели этой категории была ориентирована целая армия моих конурентов – участников Каннской выставки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в большинстве гостиниц уже нет свободных одноместных номеров, а на шикарные «люксы» и многокомнатные апартаменты я не замахивалась.
   В итоге весь мой выбор свелся к трем вариантам. Я могла забронировать двухместный номер в «Ибисе», стандартный одноместный в «Марриоте» и улучшенный одноместный в «Ла Фонтен».
   Рассмотрев фотографии на сайтах отелей, я решила, что «Ибис» мне не подходит: он расположен максимально далеко от моря и максимально близко к вокзалу, так что я получу определенное удобство в передвижении по Французской Ривьере, но зато лишусь той очаровательной атмосферы, которая есть на первой и второй линии. Кроме того, мне не понравилась архитектура «Ибиса». В коробке из бетона и стекла я и на родине могу жить сколько захочется!
   «Четырехзвездочный» «Марриот» был хорош по всем статьям. И расположен прекрасно, в первой линии у моря, и номера комфортные, и сразу два бара в холле – немаловажный плюс для одинокой дамы, которая не прочь: а) чего-нибудь выпить и б) чего-нибудь выпив, с кем-нибудь познакомиться. Но цена за последний свободный номер кусалась больно-пребольно!
   Отель «Ла Фонтен» на фотоснимке представляла главным образом незатейливая вывеска из светящихся газовых трубочек. Она была расположена параллельно водосточной трубе – вертикально, ибо никак иначе просто не могла поместиться на узком фасаде. Зато место было превосходное – в трех кварталах от моей любимой Английской набережной, в двух сотнях метров от «Негреско», рядом с музеем. И в пятнадцати минутах ходу от вокзала! Даже в десяти, если идти бодрым походным шагом.
   – К тому же Лафонтен – это не только «фонтан» по-французски, а еще и знаменитый баснописец! – нашел неожиданный аргумент мой внутренний голос. – Ты писатель, он писатель – почему бы вам не встретиться таким образом?!
   Прайс отеля «Ла Фонтен» меня приятно удивил. Чтобы убедиться, что я все поняла правильно, интересующий меня номер свободен и доступен, в том числе по цене, я разорилась на еще один звонок в Ниццу и после короткого разговора с любезнейшим администратором приняла волевое решение:
   – Итак, я бронирую улучшенный одноместный номер в отеле «Ла Фонтен»!
   Весь процесс занял у меня порядка двух часов. За это время телефон на столе у Санчо звонил трижды. Покончив с отелем, я пошла взглянуть на определитель номера в приемной и убедилась, что все три раза звонил Андрей.
   – Нас не догонишь! Нас не догонишь! – злорадно напела я телефонному аппарату и, стыдно сказать, даже показала ему туго скрученную фигу.
   Дождавшись возвращения с тренировки по йоге томного румяного Санчо, я объявила ему радостную весть о моем завтрашнем отъезде, под страхом денежного вычета велела в мое отсутствие ходить на работу как обычно и поехала домой собирать чемодан.

4

   – Самолет в пять утра, в аэропорту надо быть в четыре, такси заказано на три, сейчас половина первого. Стоит ли ложится спать? – трижды проверив список нужных вещей и сложив их в чемодан, спросила я себя.
   И сама себе ответила:
   – Не вижу смысла!
   Чтобы не клевать носом, я сварила крепкий кофе, влила в чашку рюмку ликера и пошла читать электронную почту, о существовании которой старалась забыть почти двое суток. Мне подумалось, что теперь, когда до моего отлета в другую страну остались считаные часы, я вполне могу позволить себе узнать, что думает о нашем разрыве Андрей. Ведь уже ничего не изменить, правда?
   Свежих писем от еще недавно любимого было всего два. В первом он по инерции, еще не поняв моего фатального настроения, увлеченно, многословно и красочно пересказывал свои волнующие эротические фантазии с моим активным участием. Во втором, написанном незадолго до полуночи, содержалось короткое и емкое описание того диагноза, который поставил бы мне практикующий психиатр. Меня оскорбленный Андрей уверенно называл сумасшедшей, а наш разрыв – клинической ошибкой, которая должна быть исправлена как можно скорее.
   Исправлений, видимо, он ждал от меня. Надо признать, не без оснований! За последний год я уже трижды ставила в наших отношениях жирную точку, а потом переправляла ее на запятую. Это действительно выглядело уже по-идиотски. Я подумала, что должна объяснить свое поведение.
   Сочинение прощально-объяснительного письма заняло у меня все время ожидания в аэропорту. Я набирала текст на сенсорной клавиатуре мобильного коммуникатора, отправила сообщение адресату уже с борта «Боинга» и только после этого отключила, как положено, телефон и закрыла глаза. Уснула я вскоре после того, как шасси самолета оторвались от взлетной полосы.
   Я очень люблю летать и делаю это часто. Мне нравится ощущение некой паузы, когда ты зависаешь в воздухе между своей страной и чужой, между настоящей жизнью и придуманной, между нерушимым прошлым и зыбким будущим. В самолете, пересекающем часовые пояса, время относительно, так что мне кажется – я ни к чему не привязана и ничем не ограничена, свободна от любых воздействий и помех. И уж если где-то когда-то и принимать судьбоносные решения, так именно в полете!
   Андрей не раз говорил, что наша с ним встреча была суждена на небесах. На сей раз в небесах я окончательно решила наше с ним расставание.
   Самолет сильно тряхнуло, рядом кто-то вскрикнул, и я проснулась в недоумении: где я?
   Пластмассовая шторка иллюминатора рядом со мной была закрыта. Я подняла ее. Другие пассажиры, я видела, делали то же самое, и не только потому, что об этом выразительными жестами просили бортпроводницы. Самолет пугающе дергался, и всем непременно хотелось узнать, что происходит.
   Ничего хорошего я за окошком не увидела: «Боинг», носом вниз, с трудом прорывался сквозь летящую навстречу многослойную серую паутину. Было угнетающе сумрачно, но, когда пятнистую мглу, похожую на разводы черной гуаши, разорвала близкая вспышка молнии, веселее не стало.
   – Добро пожаловать на солнечный и теплый Лазурный Берег! – с сарказмом пробормотала я.
   Самолет вывалился из тучи, как пудовая гиря из марлевого мешка, с трудом выправился и грузно пошел вдоль берега.
   Под крылом, устрашающе близко, рябило серое море. С набережной, до которой, казалось, рукой подать, в хаотичном приветствии махали пальмы. Ураганный ветер гнул их вопросительными знаками, а восклицательные знаки, сопровождающие междометия и испуганную ругань, во множестве реяли в салоне нашего самолета.
   Я зажмурилась и покрепче вцепилась в подлокотники.
   В этот момент, наверное, стоило горячо помолиться и убедительно пообещать Всевышнему на будущее, если он мне его подарит, безупречно безгрешное поведение, но я удержалась. Мои грехи – это мой выбор, а я после развода с первым мужем, на десять лет заточившим меня у семейного очага, чрезвычайно дорожу свободой воли.
   Мелодично тренькнуло бортовое радио. Я бы не очень удивилась, услышав команду надеть спасательные жилеты и приготовиться к встрече с водным миром Средиземного моря, но приятный женский голос совершенно невозмутимо озвучил погодные характеристики в аэропорту города Ниццы и пожелал приятного пребывания на Французской Ривьере. Оказывается, пока я размышляла, покаяться мне или еще повременить, самолет благополучно приземлился.
 
   Ожидая багажа, я сокрушенно думала о том, что в моем списке нужных вещей нет зонтика. А ливень стоял стеной, вбивая в землю пестрые цветы на газонах и заставляя автомобили приседать, как это делают кошки. Собираясь в путь, я не сомневалась, что доберусь до отеля без всяких проблем, однако теперь поняла, что проблема у меня есть, и немалая. Уже на пятиметровой прямой от раздвижных дверей аэропорта до накрытой пластиковым козырьком остановки я здорово промокну, за пятнадцать минут поездки в автобусе не просохну, а целенаправленный, по заранее распечатанной карте, марш-бросок от набережной до гостиницы окончательно превратит меня в мокрую курицу, которая уже завтра сляжет с куриным гриппом.
   – Зонтики! Превосходные зонтики!
   Чернокожий парень со связкой разнокалиберных зонтов приплясывал у выхода из здания аэровокзала.
   – Сколько? – спросила я, подойдя поближе.
   Полупустой – в расчете на неспешный курортный шопинг – чемодан на колесиках катился за мной, весело погромыхивая.
   – Десять евро!
   Я фыркнула, чемодан хрюкнул.
   – Пять евро!
   Мы с чемоданом величественно проследовали мимо.
   – Три! Два!
   – Один! – остановившись и обернувшись, сказала я и жестом фокусника выдернула из кармана монетку.
   Через секунду ее у меня уже не было, зато имелся зонтик.
   В другой ситуации зонт не стоил бы и одного евро: поломанная спица едва не выколола мне глаз, едва я попыталась задействовать конструкцию по прямому назначению. Металлические части зонта, густо покрытые ржавчиной, походили на хрупкие веточки красного коралла, в пестрой ткани кое-где предательски светились дырочки, а купол имел вид, будто он добросовестно защищал предыдущего владельца не только от дождевых капель, но и от падающих метеоритов. Однако на пятиметровой дистанции под проливным дождем зонт показал себя неплохо, мне только за шиворот немного воды налилось.
   Тем не менее даже с зонтиком до «Ла Фонтен» я добралась в плачевном виде. Резкие порывы ветра то и дело бросали холодные дождевые струи горизонтально, как дротики, и они впивались мне то в правый бок, то в спину – путь к отелю шел по кривой, буквой «Г». Чемодан мой и вовсе катился без всякого прикрытия и оказался неважной субмариной, подмокнув со всех сторон.
   Я так торопилась оказаться в сухом помещении с исправно действующей батареей парового отопления, что задержалась в микроскопическом холле отеля всего на одну минуту. Ее хватило на то, чтобы приветственно чихнуть, прилепить к полированной стойке промокший листок подтверждения бронирования, взять ключ и затвориться в вертикальном гробике тесного лифта под сочувственное бормотание портье.
   Оказавшись в номере, я для начала высмотрела под окном отопительный прибор, хотя обычно первым делом визуально оцениваю кровать – это важно. Батарея оказалась достаточно протяженной, и я смогла разместить на ней почти все свои отсыревшие вещи. Остальное в два слоя разложила на горячей трубе полотенцесушителя в ванной, торопливо отогрелась под душем, плотно завернулась в одеяло и рухнула в постель. Шторы на окне я не раздвигала, да это и не имело смысла: бущующая гроза превратила белый день в очень неуютный сумрачный вечер.
   – И стоило ради этого лететь в такую даль? – пораженчески вякнул мой внутренний голос.
   Но я ему ничего не ответила, потому что уснула.
   Разбудила меня непонятная возня за стеной. Звук был такой, словно кто-то большой и мохнатый (например, легендарный Русский Медведь) размеренно чешет спину о гипсокартонную перегородку. На любовную игру это походило мало, да и время для постельных упражнений было не самое подходящее – всего лишь четвертый час пополудни. Тем не менее я вспомнила, что мне надо как можно скорее решить два насущных вопроса. Первый – где столоваться. В «Ла Фонтен» постояльцев не кормили даже завтраком, а я люблю питаться регулярно и вкусно. Решение второго актуального вопроса должно было на время заполнить брешь в моей личной жизни.
   Пробегая по лужам под дождем, я видела на своем пути с полдюжины маленьких кафе. А прелестная кондитерская, идально подходящая для легкого завтрака, располагалась прямо напротив моего отеля, так что голодная смерть мне не грозила.
   А что до второго вопроса… Ну неужели в Ницце, которую французы называют «королевой», «царевной», «жемчужиной», в столице департамента Приморские Альпы, в прекрасном курортном городе, население которого составляет четыреста пятьдесят тысяч человек, не считая многочисленных туристов, я не найду одного достаточно симпатичного и общительного мужчину, готового на недельку стать моим почти прекрасным принцем?
   Полная приятных ожиданий и похвальной решимости их реализовать, я соскочила с постели, широким жестом рванула в стороны плотные гобеленовые занавески, ахнула и зажмурилась.
   Дождь закончился, небо очистилось, с мокрых крыш срывались последние радужные капли, красная черепица лаково блестела, но ослепили меня не солнечные блики, а мощная фотовспышка.
   Проморгавшись, я увидела во внутреннем дворике человека в синем пластиковом дождевике с поднятым капюшоном. Мужчина это или женщина, понять было невозможно – я видела фигуру в синем со спины. Человек, пригнувшись, торопливо нырнул под арку в каменной стене и скрылся. Я наблюдала его всего пару секунд, но успела засечь взглядом фотоаппарат на плече.
   Ничего себе! Я с растрепанной прической, размазанным макияжем и в костюме голой королевы доверчиво и непринужденно выглядываю в окно, и в этот момент какой-то псих меня снимает?!
   Впервые я искренне посочувствовала знаменитостям, за которыми охотятся папарацци, хотя остатки скромности не позволили мне думать, будто фотограф поджидал в засаде за цветочной горкой именно меня. Даже на родине моя писательская слава не достигла уровня, который предполагает назойливое внимание прессы.
   Спустя полтора часа, потраченных на приведение себя в полную боеготовность, я спустилась в холл. Портье всем своим видом изобразил восторг по поводу нашей с ним встречи, но я ему эту радость быстро испортила.
   – У вас во дворе прятался какой-то сумасшедший с фотокамерой! – с претензией сказала я, отдавая на хранение ключ от своего номера.
   Он был тяжелый, металлический, с увесистым брелоком-бомбочкой и не помещался в мою вечернюю сумочку.
   – Этот чокнутый фотограф щелкнул меня раздетой, когда я выглянула в окно!
   – О, мадам! Мне так неловко! Прошу прощения, поверьте, что впредь мы ничего подобного не допустим! – жарко заверил меня миниатюрный, под стать крошечному холлу, портье.
   При этом глаза у него забегали так подозрительно, что я бы подумала, будто он самолично партизанил у фонтана с фотоаппаратом, если бы тот человек в синем дождевике не был намного крупнее.
   – Надеюсь, что так. Я остановилась у вас в надежде на спокойный отдых! – строго сказала я заведомую неправду.
   Спокойный отдых – это не мой стиль. Я люблю, когда жизнь кипит, как лапша в кастрюльке!
   – Кстати, о лапше! – встрепенулся внутренний голос.
   Я сглотнула слюнки. Кушать хотелось очень, и почти все равно, что именно, не обязательно лапшу.
   Однако в кондитерскую напротив отеля я заходить не стала, ограничилась долгим взглядом сквозь стекло. В заведении было почти пусто, лишь за одним из столиков сидела нарядная нарумяненная старушка в компании крошечной гладкошерстной собачонки комично гламурного вида.
   На псинке были бархатная попонка с вышитым лейблом Dolce & Gabbana и малюсенькая фуражка, непонятным образом закрепленная на собачьей голове. Я понадеялась, что ее не прибили к черепу животного гвоздиком. Вела себя собачка так глупо, словно ее и без того неразвитый головной мозг получил тяжелое повреждение: увидев меня, она запрыгала на стуле, как резиновый мячик, заливаясь смехотворным лаем и тряся головой. При этом стразы на окантовке щегольской собачьей фуражки рассыпали искры, как бенгальская свеча.
   От неожиданности я отшатнулась от витрины и наступила на ногу какому-то господину. Пришлось извиняться и с улыбкой объяснять, что меня вывела из равновесия неспровоцированная агрессия карликового пинчера.
   – Ну, что вы, мадам, не надо извинений! – ловко поддержав меня под локоток крепкой рукой, тоже с улыбкой сказал мужчина. – Прекрасной даме совсем не обязательно быть отважной. Она прекрасна – и этого вполне достаточно!
   – Благодарю, – мурлыкнула я и окинула джентльмена оценивающим взглядом из-под ресниц.
   На вид ему было хорошо за сорок. Ростом повыше меня (а этим может похвастаться не каждый), поджарый, широкоплечий, судя по крепости поддержавшей меня руки – мускулистый и сильный. Лицо приятное, средиземноморского типа – с коротким прямым носом, красиво очерченными губами и упрямым подбородком. Не лысый (чем, опять же, может похвастаться не каждый пятидесятилетний кавалер) – шатен с волнистыми волосами средней длины. Глаза серые, смешливые. В одном ухе крошечная бриллиантовая искорка, но одет как турист – только не наш турист, не российский. Многие наши за границей даже на экскурсию по древним руинам одеваются точно на званый ужин!
   Оглядев приятного господина сверху донизу и на финише оценив превосходное качество его замшевых туфель, я добавила в свою улыбку теплоты и спросила:
   – Может быть, вы позволите мне в порядке компенсации за отдавленную ногу угостить вас чашечкой кофе?
   – Если вы, в свою очередь, позволите мне какой-нибудь ответный жест! – не задумываясь, отозвался он.
   – Смело! – прокомментировал мой внутренний голос.
   Кажется, он сказал это с неодобрением, которое я предпочла не заметить. В том настроении, в которое меня повергло расставание с любимым мужчиной, мне не хотелось заранее ограничивать широту диапазона ответных жестов.
   – Я еще не успела разведать, где тут лучше кормят и поят, поэтому предлагаю зайти в первый попавшийся ресторанчик, – предложила я. – Что-то такое я видела на углу.
   – О нет! Только не туда! – Мой собеседник комично скривился. – В этом ресторане угощают блюдами аргентинской кухни! И даже обыкновенную жареную картошку посыпают тремя видами острого перца! Давайте зайдем сюда.
   – В кондитерскую?
   – О, вы просто не знаете: тут только на первом этаже кондитерская, а на втором – нормальный французский ресторанчик, – успокоил меня мужчина.
   – Луковый суп и сырные гренки! – мечтательно простонала я, безропотно позволяя мужчине увлечь меня в помещение.
   Собачонка, мимо которой мы быстро прошли, снова зашлась в припадке.
   – Рыба на гриле, фуа-гра и сухое красное вино! – с энтузиазмом подхватил мой кавалер. – Если только вы не предпочитаете белое, потому что я, вопреки канонам, со всеми блюдами люблю именно красное, лучше всего – бордо.
   – Пусть будет бордо, – согласилась я, поднимаясь по лестнице. – И к черту каноны!
   Лестница была достаточно узкой, чтобы оправдать мой маневр по обгону кавалера. Не думаю, что у него это вызвало неудовольствие. Длинный разрез на моей узкой юбке позволял эскорту, следующему с предписанным этикетом отставанием на три ступеньки, беспрепятственно рассмотреть мои ноги от задников атласных туфелек до изящного узора на широких кружевных резинках чулок.
   – Мадам, мсье, прошу сюда, вот свободный столик! – засуетился при нашем появлении метрдотель.
   Устроившись за столиком у окна, мы с моим спутником одновременно энергично распахнули кожаные книжки меню и дружно засмеялись над этой синхронностью.
   – Простите, я очень голодна, – отсмеявшись, призналась я. – В последний раз я что-то ела вчера вечером дома, а завтрак в самолете проспала.
   – О, так вы только сегодня прилетели в Ниццу? А откуда? И надолго ли? С какой целью, по делам или отдыхать? – Мой кавалер не скрывал любопытства.
   Я не люблю фамильярности, но мне нравится, когда люди при первом знакомстве не жеманятся, не нагоняют на себя важность, не именуют друг друга подчеркнуто вежливо по имени-отчеству вплоть до ритуального пития на брудершафт, а держатся дружелюбно и просто. Уж если я по доброй воле, без всякой на то деловой необходимости, общаюсь с новым человеком, значит, он мне симпатичен. А если он мне симпатичен, к чему пустые церемонии?
   Я отвечала на вопросы мужчины и задавала свои, пока из кухни не подоспели мой луковый суп и его рыбная похлебка. К этому моменту я уже знала, что моего нового приятного знакомого зовут Павел, он серб, но родился и живет в Польше, а путешествует по всему миру. Как правило, не из праздного интереса, а по работе – как корреспондент солидного научного журнала. У него есть жена – даже две, если считать и бывшую, которой он помогает, потому что она растит его единственную дочь, есть пожилая мама, которая живет с ним по соседству, и любимая кошка, которая на время его поездок переселяется к старушке.
   Я нашла, что этот Павел очень симпатичный человек. И уж точно не дурак, раз имеет диплом доктора физики и в своем журнале ведет рубрику о космосе! В Ниццу Павел приехал на пару дней из Канн, где участвовал в международной выставке космических технологий как представитель СМИ.
   Правда, как мужчина, он у меня непреодолимого интереса не вызвал. Я видела, что нравлюсь ему, но еще за столом мы как бы случайно соприкоснулись руками, и это меня не зажгло.
   Мужчин, которым предстояло сыграть важную роль в моей жизни, я всегда узнавала мгновенно и безошибочно.
   Не знаю, так ли это происходит у других. Достаточно мне было впервые увидеть своего мужчину – неважно, сидел ли он с друзьями за столиком кафе, стоял в толпе зрителей на уличном концерте или шел мне навстречу по пустому коридору редакции, – и мой внутренний голос отчетливо и уверенно произносил: «Это мое!» И мужчина становился героем моего романа едва ли не прежде, чем успевал меня заметить. Последующие действия по максимальному сближению имели характер более или менее затянутой формальности. И от меня, и от него мало что зависело: мы неизбежно должны были принадлежать друг другу. Как будто так решил, не спросясь нас, кто-то другой, непререкаемо авторитетный – может, бог на небе, может, организованное мироздание. Да хоть инопланетяне! Или просто – судьба. Я никогда не пыталась решительно спорить со сценаристом гораздо более именитым и изобретательным, чем я сама.
   А в случае с Андреем все было еще яснее и определеннее. Мы просто встретились вглядами, и этого оказалось достаточно, чтобы моментально возникли взаимное желание, понимание дальнейшего развития событий и полное со всем предстоящим согласие. Так быстро: ресницы вверх, трехсекундное погружение в зеркало незнакомой дотоле души, ресницы вниз – и мы уже не чужие. Может быть, именно это называют любовью с первого взгляда? Хотя, честно говоря, что-то вроде любви между нами возникло много позже, уже после того, как мы на практике выяснили, что образуем гармоничную пару в постели. Или это чувство возникло только у меня? Я бываю такой глупой, когда влюблена!
   Я вспомнила об Андрее и с сожалением вздохнула, а Павел, по-видимому, решил, что я расчувствовалась под воздействием его нежных взглядов и комплиментов. Он явно обнадежился и особенно оживился, узнав, что я остановилась в отеле, который мы видели из окна. Наверное, подумал: раз моя постель так близко, буквально в двух шагах, то добраться до нее можно легко и быстро.
   Поступившее за кофе с ликером предложение Павла сменить обстановку на более уютную и интимную прозвучало вполне недвусмысленно, хотя мой кавалер и попытался выглядеть безупречным джентльменом, пообещав:
   – Дорогая, если вы пригласите меня к себе в гости, я буду держать себя в рамках приличий.
   При этом, думаю, мы оба понимали, что любые ограничения – понятие относительное. Как, впрочем, и приличия.
   К примеру, в нашем культурном обществе не принято честно и прямо вызывать мужчину на сексуальный поединок. Приличным считается, например, пригласить его в гости, чтобы вернуть одолженную и уже прочитанную книжку или же ознакомиться с дедушкиной коллекцией курительных трубок. Скучно, смутно и не всегда результативно…
   Вот у аборигентов с острова Якута в Папуа – Новая Гвинея – совсем другое дело! Там девушка открыто демонстрирует интерес к понравившемуся юноше, прилюдно набрасываясь на избранника с острым ножом из бамбука или ракушки. И парень радостно принимает раны, поскольку девичья ярость при нападении считается гарантией жгучего любовного темперамента. А в Танзании жаждущая ласки женщина попросту ворует у избранника обувь и мотыгу – самое дорогое. Мужчина обязательно за ними придет! И уж непременно сделает то, чего ждет от него женщина с мотыгой, – в Танзании на этот счет очень строгий кодекс чести джентльмена.
   Но я у Павла никаких ценностей не одалживала, а потому не обязана проявлять гостеприимство. Заканчивая ужин, я еще не решила, будет ли наше случайное знакомство иметь логическое продолжение. Вполне вероятно, что обида на Андрея и мелкое женское тщеславие сподвигли бы меня на сомнительный подвиг – увеличение числа добытых мною мужских скальпов, однако случилось нечто изменившее мои безнравственные планы.
   В дверях ресторана я столкнулась с юношей, который хотел войти, когда я выходила. Наверное, он поздно увидел меня: в черном плаще и с распущеными темными волосами я отнюдь не бросалась в глаза в полумраке подъезда. Я же как раз обернулась к Павлу, который рассказывал что-то смешное, и налетела на парня, как на столб, ударив его в грудь плечом. У него в руках была свернутая в трубочку газета, которая упала на пол.
   – Пардон! – Мы с ним сказали это одновременно, присели и потянулись за упавшей газетой.
   Наши руки соприкоснулись, и я ощутила легкий электрический удар. Юноша вздрогнул, поднял голову, и мы встретились взглядами.