Страница:
Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал шум с улицы.
Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял, что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно выскользнул из магазина.
Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном костюме вышел из «моей» продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города. Преодолев пропасть, «черный костюм» спрыгнул на землю. Если он нашел в лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за угла.
«Щелк!» — услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло, пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное «щелк!» — звук выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем рядом.
Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.
Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял, что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно выскользнул из магазина.
Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном костюме вышел из «моей» продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города. Преодолев пропасть, «черный костюм» спрыгнул на землю. Если он нашел в лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за угла.
«Щелк!» — услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло, пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное «щелк!» — звук выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем рядом.
Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.
3
Через час после того как совершенно стемнело, я остановился у небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой. Долговязый белобрысый парень, чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но потом, успокоившись, наполнил бак бензином и даже напоил меня кофе с пирогом, испеченным, кажется, из черепицы с ванилью. Я сунул ему потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его лице: поистине вековые традиции обсчета клиентов не вытравить даже землетрясению.
Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность, которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я прибавил газу и взмыл над водой…
Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент, когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна, берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь, кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням разных цветов — кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового, землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил, что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда, было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
Я остановился в гостинице «Гольфстрим», роскошном стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
— Мэл Айриш! — не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш город?
— Кисловато жилось на юге, — ответил я. — Когда что-нибудь не так, мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что интересного здесь?
— Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В «Гольфстриме» всего хватит на полгода, не меньше. А если что — у меня припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм. Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая обеденная терраса.
Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы в кадках, на парочки за столиками.
В северной части небосвода мерцал приглушенный свет — отражение раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И — к черту все, что ждет нас завтра.
После очень недурного обеда — порции гондурасских креветок и розового анжуйского вина — я отправился на третий этаж, где располагался игорный зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача Цезаря, выбирающего очередную жертву.
— Привет, Мэл! — окликнул он, окинув меня взглядом, способным пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. — Не желаешь ли попытать счастья?
— Может, чуть попозже, — ответил я. — А кто есть в городе? — Он тут же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов, которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные, какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я — вполне мирный человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался быстрее.
— …Люди в городе, — говорил тем временем Сэл.
— Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.
— А кто это? — спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке с белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.
— Этот? Не знаю. — Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить. — Один из тех, что слетелись на свой съезд.
— Какой съезд? — переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то не понравилось. Этакий ухоженный господин лет сорока, но лицо — не выразительнее омлета.
— Да эти съехались, как их… нумизматы, что ли. Заняли два этажа: двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не видел. С ними каши не сваришь, Мэл.
Нумизматы? Люди, собирающие монеты. А ведь у меня есть монета, тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека, который успел поведать такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту монету и передал ее кому-то вместе с его историей. Ничего себе история. Если рассказать ее где-то в официальном месте, меня либо спустят с лестницы.» либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные стены, пещерные люди, стреляющие из современного оружия. Может, бедный малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в его жизни? Нечего мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит из никеля с небольшой добавкой золота, а выпущена в честь победы баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.
Все-таки — это мои домыслы. Нумизматы как-никак разбираются в монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один из них осмотрел мое наследство и высказал компетентное мнение. Это решит вопрос раз и навсегда, и я смогу, ни на что не отвлекаясь, подумать о более серьезных вещах, а именно о том, как и на что жить некоему Мэлкому Айришу, недавно демобилизованному из военно-морских сил США и влившемуся в армию безработных. У парня, между прочим, хороший аппетит и неуемное желание испытать все мыслимые удовольствия.
— Спасибо, Сэл, — сказал я и направился к лифту.
На двадцать восьмом этаже было тихо, осветительные трубки, составлявшие на потолке геометрический орнамент, излучали мягкий розовый свет. В конце коридора я увидел двустворчатую стеклянную дверь, а за ней — ярко освещенную комнату, в которой беседовали приглашенные на коктейль люди. Ступая по роскошному светлому ковру, я окунулся в ровный гул разговора. Ко мне со всех сторон повернулись лица — невыразительные, ординарные и такие бесстрастные, словно их одолевала смертная скука. Откуда-то вынырнул официант с подносом и предложил мне выбрать что-нибудь из напитков. Взяв один из них, я окинул взглядом собравшихся.
Почему-то здесь были одни мужчины — неопределенного возраста, одетые в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые — поярче и помоднее. Когда я двинулся вдоль комнаты, их взгляды последовали за мной, не отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми волосами и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо заговорить с ним, либо отодвинуть локтем. Я постарался улыбнуться как можно более открыто:
— Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не знаком, но тоже интересуюсь монетами.
— Понимаю, сэр, — промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись в улыбке. — Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?
— Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать мнение специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно… — С этими словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.
— Может, это и подделка, — продолжал я, словно не придавая особого значения этому факту, — но вдруг вы сможете сказать мне что-либо определенное? — Я протянул ему монету. Он не взял ее в руки, однако смотрел, не отрываясь. Протокольная улыбка исчезла, на лице залегли морщины.
— Не беспокойтесь, я не прошу бесплатной консультации, — поспешил заверить я, — понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.
— Н-да, — ответил он. — Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти со мной ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу… находку.
У него был какой-то легкий акцент и немного странная интонация. Он повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. Спустившись по ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной для приватных бесед.
— Будьте любезны на минуту присесть, — предложил мне седой, указав на очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью. Я остался стоять, зажав монету в ладони. Наверное, она из чистого золота, уж больно тяжела. А может, через минуту меня ждет разочарование. Какой-нибудь дока с презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: «Каждую минуту в мире рождается простофиля» — или что-нибудь в этом роде. Зажав монету между зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на металле образовалась вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.
Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый вернулся с маленьким полноватым мужчиной; взгляд его был беспокойным, а тщательно уложенные черные волосы напоминали парик.
— Познакомьтесь с мистером Заблуном, — сказал Седой. — Он с удовольствием взглянет на монету мистера…
— Филберта, — подсказал я. — Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю в штате Монтана.
Короткая шея мистера Заблуна дернулась как-то резко, на прусский манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько у него их было. Я вложил в них монету, и он быстро поднес ее к глазу таким манером, словно был ювелиром и смотрел через лупу. Потом, прищелкнув языком, нацелил на объект другой глаз.
После этого он обменялся взглядом с Седым. Я протянул руку за монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.
— Приглашаем вас, мистер Филберт, последовать за нами, — сладко пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я потащился вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в комнате с низким потолком, в которой стоял простой стол, а над ним чертежная лампа. Заблун быстро открыл один из ящиков стола, вытащил оттуда какой-то прибор, набор линз и начал колдовать над моим трофеем.
Седой стоял рядом с застывшим лицом и не говорил ни слова.
Наконец Заблун выпрямился и произнес как-то равнодушно:
— Монета настоящая. Это золото, проба двадцать девять. Чеканка.
— Вам раньше такие попадались? — спросил я.
— Не такая уж редкость.
— А откуда она?
— Несколько лет назад подобные экземпляры появились на Крите. Не такие новые, как ваша; эта еще не была в обращении.
— Монета греческая?
— Точное происхождение неизвестно. А где вы ее достали? — Он спрашивал все это с каменным лицом, как дежурный полисмен, снимающий показания по стандартному протоколу.
— Я выиграл ее в покер в Потаен, недели две назад. Боялся, что меня надули. Кстати, какова ее стоимость?
— Могу предложить вам пятьдесят долларов сразу, мистер Филберт, — вмешался Седой.
— Мне не хотелось бы продавать ее прямо сейчас, — ответил я. — Это красивый сувенирчик. — Протянув руку, я взял монету со стола. — Просто хотел знать, нефальшивая ли.
— А если я предложу вам сто долларов?..
— Дело совсем не в цене. — Я беззаботно улыбнулся. — Она мне досталась за десятку. Подержу у себя, может, она счастливая? Недавно я остался в живых, а в наши дни это уже везение.
Я направился к двери. Седой, обогнал меня, указал дорогу обратно в зал с кремовым ковром.
— Сколько я вам должен? — спросил я, доставая бумажник и непринужденно улыбаясь.
— Да что вы! — Седой отмахнулся от денег, — но если все же вы передумаете…
— Я вам первому сообщу, — пообещал я. Он наклонил голову, а я продефилировал в сторону лифта. Уже у дверей я обернулся: в большой комнате, где шел прием, стали гасить свет. В лифте я снова вынул из кармана золотой кружок и внимательно его осмотрел: вмятина, оставленная моими зубами, исчезла. Заблун подменил монету.
Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность, которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я прибавил газу и взмыл над водой…
Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент, когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна, берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь, кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням разных цветов — кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового, землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил, что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда, было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
Я остановился в гостинице «Гольфстрим», роскошном стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
— Мэл Айриш! — не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш город?
— Кисловато жилось на юге, — ответил я. — Когда что-нибудь не так, мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что интересного здесь?
— Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В «Гольфстриме» всего хватит на полгода, не меньше. А если что — у меня припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм. Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая обеденная терраса.
Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы в кадках, на парочки за столиками.
В северной части небосвода мерцал приглушенный свет — отражение раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И — к черту все, что ждет нас завтра.
После очень недурного обеда — порции гондурасских креветок и розового анжуйского вина — я отправился на третий этаж, где располагался игорный зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача Цезаря, выбирающего очередную жертву.
— Привет, Мэл! — окликнул он, окинув меня взглядом, способным пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. — Не желаешь ли попытать счастья?
— Может, чуть попозже, — ответил я. — А кто есть в городе? — Он тут же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов, которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные, какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала его, а потом и меня. Двое из них уже мертвы. И убил их я — вполне мирный человек. Но разве я мог выбирать? Они охотились за мной, а я лишь оказался быстрее.
— …Люди в городе, — говорил тем временем Сэл.
— Странноватые типы, но при деньгах, Мэл, все при деньгах.
— А кто это? — спросил я, кивнув в сторону человека в черном фраке с белой бабочкой. Среди модной толпы он выделялся консерватизмом.
— Этот? Не знаю. — Сэл отвернулся, словно не желая о нем говорить. — Один из тех, что слетелись на свой съезд.
— Какой съезд? — переспросил я, потому что в этом человеке мне что-то не понравилось. Этакий ухоженный господин лет сорока, но лицо — не выразительнее омлета.
— Да эти съехались, как их… нумизматы, что ли. Заняли два этажа: двадцать восьмой и двадцать девятый. Такой толпы чокнутых я еще в жизни не видел. С ними каши не сваришь, Мэл.
Нумизматы? Люди, собирающие монеты. А ведь у меня есть монета, тяжелая, золотая, предсмертный подарок человека, который успел поведать такие ужасы, что на ночь рассказывать не стоит. Он хотел, чтобы я взял эту монету и передал ее кому-то вместе с его историей. Ничего себе история. Если рассказать ее где-то в официальном месте, меня либо спустят с лестницы.» либо запрячут всерьез и надолго. Мастодонты, вмерзшие в ледяные стены, пещерные люди, стреляющие из современного оружия. Может, бедный малый бредил, и это был последний, самый яркий бред в его жизни? Нечего мне трепыхаться по этому поводу. Монета, возможно, отлита недавно, состоит из никеля с небольшой добавкой золота, а выпущена в честь победы баскетбольной команды местного масштаба примерно в 1997 году.
Все-таки — это мои домыслы. Нумизматы как-никак разбираются в монетах. Стоит потратить десять минут на то, чтобы один из них осмотрел мое наследство и высказал компетентное мнение. Это решит вопрос раз и навсегда, и я смогу, ни на что не отвлекаясь, подумать о более серьезных вещах, а именно о том, как и на что жить некоему Мэлкому Айришу, недавно демобилизованному из военно-морских сил США и влившемуся в армию безработных. У парня, между прочим, хороший аппетит и неуемное желание испытать все мыслимые удовольствия.
— Спасибо, Сэл, — сказал я и направился к лифту.
На двадцать восьмом этаже было тихо, осветительные трубки, составлявшие на потолке геометрический орнамент, излучали мягкий розовый свет. В конце коридора я увидел двустворчатую стеклянную дверь, а за ней — ярко освещенную комнату, в которой беседовали приглашенные на коктейль люди. Ступая по роскошному светлому ковру, я окунулся в ровный гул разговора. Ко мне со всех сторон повернулись лица — невыразительные, ординарные и такие бесстрастные, словно их одолевала смертная скука. Откуда-то вынырнул официант с подносом и предложил мне выбрать что-нибудь из напитков. Взяв один из них, я окинул взглядом собравшихся.
Почему-то здесь были одни мужчины — неопределенного возраста, одетые в вечерние костюмы темных тонов, и только некоторые — поярче и помоднее. Когда я двинулся вдоль комнаты, их взгляды последовали за мной, не отрываясь. Откуда-то возник высокий субъект с зализанными седыми волосами и как-то ненавязчиво пристроился рядом. Мне оставалось либо заговорить с ним, либо отодвинуть локтем. Я постарался улыбнуться как можно более открыто:
— Не подумайте, что я случайный гость. Ли правда ни с кем не знаком, но тоже интересуюсь монетами.
— Понимаю, сэр, — промурлыкал он. Углы его губ чуть-чуть приподнялись в улыбке. — Вы, видимо, любитель, вольный стрелок?
— Да, наверное, так. Собственно говоря, мне хотелось бы знать мнение специалиста по поводу монеты, попавшей ко мне не так давно… — С этими словами я выудил из кармана свою добычу. Она сверкнула при свете ламп.
— Может, это и подделка, — продолжал я, словно не придавая особого значения этому факту, — но вдруг вы сможете сказать мне что-либо определенное? — Я протянул ему монету. Он не взял ее в руки, однако смотрел, не отрываясь. Протокольная улыбка исчезла, на лице залегли морщины.
— Не беспокойтесь, я не прошу бесплатной консультации, — поспешил заверить я, — понимаю, что мнение эксперта стоит дорого.
— Н-да, — ответил он. — Не соблаговолите ли вы, сэр, пройти со мной ненадолго к одному господину? Я попрошу его взглянуть на вашу… находку.
У него был какой-то легкий акцент и немного странная интонация. Он повернулся и направился к выходу. Я последовал за ним. Спустившись по ступенькам, мы оказались в маленькой гостиной, словно предназначенной для приватных бесед.
— Будьте любезны на минуту присесть, — предложил мне седой, указав на очень низкое мягкое кресло, и исчез за дверью. Я остался стоять, зажав монету в ладони. Наверное, она из чистого золота, уж больно тяжела. А может, через минуту меня ждет разочарование. Какой-нибудь дока с презрительной улыбочкой переведет надпись на монете: «Каждую минуту в мире рождается простофиля» — или что-нибудь в этом роде. Зажав монету между зубами, я слегка прикусил ее и почувствовал, что на металле образовалась вмятина. Если это золото, то абсолютно чистое.
Дверь открылась у меня за спиной, и я вздрогнул, как человек, слишком долго и напряженно чего-то ждавший. Мой провожатый вернулся с маленьким полноватым мужчиной; взгляд его был беспокойным, а тщательно уложенные черные волосы напоминали парик.
— Познакомьтесь с мистером Заблуном, — сказал Седой. — Он с удовольствием взглянет на монету мистера…
— Филберта, — подсказал я. — Меня зовут Джимми Филберт, я проживаю в штате Монтана.
Короткая шея мистера Заблуна дернулась как-то резко, на прусский манер. Подойдя ко мне, он протянул сразу все свои пальцы, сколько у него их было. Я вложил в них монету, и он быстро поднес ее к глазу таким манером, словно был ювелиром и смотрел через лупу. Потом, прищелкнув языком, нацелил на объект другой глаз.
После этого он обменялся взглядом с Седым. Я протянул руку за монетой, но мистер Заблун направился к боковой двери.
— Приглашаем вас, мистер Филберт, последовать за нами, — сладко пропел Седой. Он сделал изящный жест, указывая направление, и я потащился вслед за ними по узкому коридору. Потом мы оказались в комнате с низким потолком, в которой стоял простой стол, а над ним чертежная лампа. Заблун быстро открыл один из ящиков стола, вытащил оттуда какой-то прибор, набор линз и начал колдовать над моим трофеем.
Седой стоял рядом с застывшим лицом и не говорил ни слова.
Наконец Заблун выпрямился и произнес как-то равнодушно:
— Монета настоящая. Это золото, проба двадцать девять. Чеканка.
— Вам раньше такие попадались? — спросил я.
— Не такая уж редкость.
— А откуда она?
— Несколько лет назад подобные экземпляры появились на Крите. Не такие новые, как ваша; эта еще не была в обращении.
— Монета греческая?
— Точное происхождение неизвестно. А где вы ее достали? — Он спрашивал все это с каменным лицом, как дежурный полисмен, снимающий показания по стандартному протоколу.
— Я выиграл ее в покер в Потаен, недели две назад. Боялся, что меня надули. Кстати, какова ее стоимость?
— Могу предложить вам пятьдесят долларов сразу, мистер Филберт, — вмешался Седой.
— Мне не хотелось бы продавать ее прямо сейчас, — ответил я. — Это красивый сувенирчик. — Протянув руку, я взял монету со стола. — Просто хотел знать, нефальшивая ли.
— А если я предложу вам сто долларов?..
— Дело совсем не в цене. — Я беззаботно улыбнулся. — Она мне досталась за десятку. Подержу у себя, может, она счастливая? Недавно я остался в живых, а в наши дни это уже везение.
Я направился к двери. Седой, обогнал меня, указал дорогу обратно в зал с кремовым ковром.
— Сколько я вам должен? — спросил я, доставая бумажник и непринужденно улыбаясь.
— Да что вы! — Седой отмахнулся от денег, — но если все же вы передумаете…
— Я вам первому сообщу, — пообещал я. Он наклонил голову, а я продефилировал в сторону лифта. Уже у дверей я обернулся: в большой комнате, где шел прием, стали гасить свет. В лифте я снова вынул из кармана золотой кружок и внимательно его осмотрел: вмятина, оставленная моими зубами, исчезла. Заблун подменил монету.
4
Бизнес и любопытство для Сэла Анзио — вещи, исключающие друг друга. Пятидесятидолларовая бумажка, перешедшая к нему, обеспечила мне беспрепятственный доступ в никем не занятый номер на двадцать девятом этаже, что находился в пустынном северном крыле отеля. Отсюда был виден абсолютно весь западно-восточный блок, тем более что Сэл снабдил меня и сильным биноклем, который позаимствовал в бюро забытых вещей. Еще десятку стоили мне услуги парня, нанятого следить за каждым шагом Седого, жившего в отеле под именем Р.Сэтис.
В первую же ночь я заказал ужин на 12 ночи и съел его в темноте, наблюдая за деятельностью «нумизматов», которых видел в освещенные окна занимаемых ими двух этажей. Не могу сказать, что это было захватывающее зрелище. Мистер Заблун что-то вещал группе людей, а они слушали его с безразличием монументов. Входили и выходили какие-то мужчины, двигаясь неторопливо и с достоинством. Я не видел, чтобы нумизматы ели или пили, женщин тоже не наблюдалось. Не заметил я, признаться, и каких-либо занятий нумизматикой.
Через несколько часов бесплодных наблюдений я покинул пост, прошел в свой номер и лег в кровать. Перед сном я успел подумать, что вряд ли Заблун присвоил монету ряди золота. Уж очень странно он держался. Тут все сложнее.
А может быть, это моя фантазия, и монета вообще не имеет никакого-отношения к истории с моряком. Что если он был опасным преступником, а анонимные парни — агентами ЦРУ, которым приказали пристрелить его на месте. То, что они стреляли в меня, могло оказаться заурядной ошибкой.
Опять не сходится… Трудно представить, чтобы цэрэушники стреляли так отвратительно, как эти безликие. Мои размышления прервал телефонный звонок.
— Мэл, происходит что-то странное, — услышал я голос Сэла. — Эти твои
— как их, филателисты? — почему-то страшно переполошились. Твой приятель Седой выскочил через парадный подъезд пару минут назад и теперь орет на служащего гаража, чтобы тот немедленно вывел его машину. А она, черт возьми, стоит в самом низу, на четвертом уровне.
— Я спускаюсь, — крикнул я. — Достань мне машину — любую!!! Причем прежде, чем Седой получит свою.
Шесть минут спустя (если верить моей «Омеге») я уже устраивался на сиденье приземистого автомобиля, который подогнал Сэл.
— Ради всех святых, верни потом машину, — молил Сэл. По лицу его стекали капли дождя. — Я позаимствовал ее у нефтяного короля, что остановился в центральном корпусе.
— Можешь доложить, что я украл ее, — сказал я на прощание, вручая Сэлу еще пятьдесят долларов.
Турбины ровно загудели, как только я прикоснулся к стартеру, под черным квадратным капотом таилась страшная сила. Я вывел машину из укрытия, понаблюдал, как Седой вместе с тремя другими «нумизматами» садится в свой тяжелый темно-бордовый «Моноджаг», и дал им отъехать на добрую сотню ярдов. Только после этого я осторожно двинулся за ними.
Этот город, старый добрый Майами, я знал когда-то очень хорошо, но то было давно. Ураганы и наводнения оставили страшные следы. Однако большая часть города — та, где расположены знаменитые роскошные двухсотэтажные отели, магазины с умопомрачительными ценами, особняки богачей в центре ухоженных лужаек, словом, престижный район к северу от Рио — все это уцелело.
Я мчался по Флаглеру, под многочисленными виадуками шоссе 509, соединяющего разные штаты, ни на минуту не упуская из виду «Моноджаг». Мы свернули к западу, в район массивных бетонных складов и пищевых фабрик. Теперь я вел свое авто медленно, почти что полз со скоростью десять миль в час. Темно-бордовая машина впереди меня остановилась. Я прижался к обочине и тоже затормозил. Из «Моноджага» проворно выскочили двое, их фигуры отбросили длинные, нелепые тени — рядом светил уличный фонарь. Не заметив моей машины, они вернулись к началу переулка и углубились в него. Водитель снова завел авто, довольно быстро достиг следующего угла и свернул налево, потом еще раз налево. Хлопнули дверцы машины. «Моноджаг» я настиг уже пешком. Он стоял с открытой дверью. Рядом находились двое: один из них был, видимо, Седой, официально — мистер Сэтис. Пройдя пару шагов, они моментально скрылись, словно прошли сквозь стену.
Немного поразмыслив, я догадался, что они с другого конца заходят в тот переулок, где исчезли первые двое. Понятно, кого-то окружают.
Но они учли не все. Там, где я оставил «свое» авто, между солидными фасадами домов спряталась узкая щель. Я не был уверен, но очень надеялся, что эта щель пересекает переулок, куда вошли «нумизматы». А если так, то «кролик», за которым они охотятся, найдет ее. Недолго думая, я нырнул в щель навстречу кому бы то ни было.
Не было слышно ни выстрелов, ни криков — хотя погоня происходила где-то рядом, в складах. Не попалось даже случайного пьяного. Стоял лишь ваш покорный слуга, чувствовавший себя довольно нелепо в пальто, надетом прямо на пижаму, в ботинках на босу ногу в три часа ночи да еще под дождем. Я не сводил глаз с монолитной стены склада и пытался понять, почему еще несколько минут назад я с таким упорством стремился сюда. А может, эти склады принадлежат Седому? Возможно, он крупный импортер каких-то товаров, а сегодня приехал проверить, нет ли в помещении мышей. Не исключено, что он член добровольной пожарной команды и пытается предупредить воспламенение. Меня вдруг охватил жгучий интерес к тому, что он делает там, внутри склада; захотелось просто подойти к нему и сказать:
— Привет, мистер Сэтис, я случайно заметил, что вы отъехали куда-то среди ночи, и вот решил исследовать за вами…
Но тут из узкой щели между домами послышались какие-то звуки, напоминающие осторожные, торопливые шаги. Я прислонился к стене, прижимая к груди свой 38-калиберный, словно священник — крест. Теперь можно было расслышать дыхание, прерывистое и тяжелое, как у загнанной жертвы. А позже
— шум погони, которая топочет вовсю, не боясь быть обнаруженной.
Я затаился, не шевелясь. Любой шорох гулко отдавался в этом замкнутом пространстве. По всей видимости, дистанция между беглецом и преследователем сокращалась, но на сколько, судить было трудно.
Потом послышалось сопение, сдавленный крик, звуки ударов, тяжелое дыхание двоих. Видимо, беглеца настигли в нескольких метрах от меня. Кто бы это ни был, его захватили молодчики Седого. Я пока что не замечен… А не влезть ли мне назад в свой роскошный «Хамбер», пока не поздно? И не укатить ли восвояси? Скоро вся история забудется, да и вообще покажется немыслимым бредом. Если, конечно, сейчас я не сваляю дурака…
Обмозговав все это, я свернул в узкий переулок.
Шагах в пяти от меня стоял здоровый детина, обхватив руками маленькое щупленькое существо в слишком длинном пальто. До этой «живой картины», очерченной светом фонаря, было три моих прыжка. Я схватил детину за шиворот и приложил своим револьвером. Он качнулся и отлетел к стене, следующим ударом я угостил его в челюсть. Потеряв равновесие, детина осел; я стукнул его еще раз, собрав всю силу, какую только мог, — он растянулся на земле. Взглянув вверх — как раз вовремя, — я увидел огромный стальной шар, из тех, которыми рушат старые дома; кто-то пустил его в стену склада, прямо над моей головой.
Осколки камня посыпались на меня, из глаз полетели не то что искры, а самый настоящий фейерверк; все цвета радуги поплыли передо мной и я кружился вместе с ними. Смутно, через пелену я услышал чей-то визг, потом по моему распластанному телу прошлись чьи-то ноги, кто-то пнул меня в зад, как упрямого осла. Цепляясь за шершавую стену и пытаясь подняться, я смутно увидел какие-то две фигуры, сцепившиеся в странном, диком танце.
Снова раздался крик, скорее сдавленное рыдание. Сделав шаг вперед, я наткнулся на свой револьвер; схватил его, приподнялся на цыпочки и шарахнул по голове детину, вложив в этот удар если не всю свою силу, то всю массу. Удар пришелся по чему-то твердому, огромная спина наклонилась и рухнула, открыв того, кого он загораживал. Я увидел худенькое, испуганное лицо и огромные, черные, как антрацит, глаза. Это была женщина. Я схватил ее за руку и потащил за собой.
— Бежим, — крикнул я, — у меня машина неподалеку.
По ее щеке текла струйка крови. Я снова потянул ее за руку, и она, поколебавшись, побежала.
Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли того места, где я оставил машину. Я все еще держал свою спутницу за мокрый рукав пальто, другой сжимал револьвер, а в голове прокручивал возможную встречу с мистером Сэтисом и его дружками, которые наверняка поджидают меня в конце пути. Однако все было тихо. Усадив женщину, я влез на сиденье сам и включил зажигание. «Хамбер» взвыл и моментально набрал скорость. Стукнувшись сперва пару раз бамперами об ограждение, он быстро выровнял ход и пошел плавно и горделиво, готовый на любые подвиги.
Они наверняка ждут меня около «Гольфстрима», эта теплая компания из трех мужчин. Мокнут под дождем без головных уборов, подумал я, и проехал мимо главного входа.
Машину я оставил в пяти-шести кварталах от отеля, на полупустой стоянке, усеянной опавшими пальмовыми ветвями. Женщина, сидевшая рядом, огляделась вокруг, потом посмотрела на меня.
— Отсюда пойдем пешком, — сказал я. Язык слушался плохо. Головная боль переросла в глухие удары, я качался, как подвыпивший матрос на штормовом ветру. Помогая женщине выбраться из машины, я на минуту задержался, чтобы стереть с подбородка кровь. Потом быстрым шагом повел ее к освещенному ночному бару — огонек уютно светился сквозь туман.
В баре я занял столик поближе к двери. Сначала — хоть немного живительной влаги. К столику подошел худой загорелый официант с маленькими глазками в сетке морщин. Я заказал два двойных шотландских виски. Моя прекрасная леди, с тех пор как я ее увидел, еще не проронила ни слова.
Официант принес нашу выпивку, я сделал большой глоток. Что касается моей спутницы, то она, последовав моему примеру, тоже изрядно отхлебнула. Видно, бедняжка пьянствовала впервые. Крепость напитка ее просто испугала
— она закашлялась и чуть не выронила бокал.
— Ничего страшного, — подбодрил я ее и предложил стакан с водой. Она жадно схватила его, сперва недоверчиво понюхала, а потом выпила воду до последней капли.
— Вы, наверное, голодны, — сказал я. К нам снова подошел официант, неся чистое полотенце.
— У вас на лице небольшая царапина, — сказал он.
— Да и мышка побывала в переделке. — Бросив наметанный взгляд, он приметил все: голодные глаза, мокрые от дождя волосы и не по росту пальто, при свете оказавшееся и вовсе шинелью.
В первую же ночь я заказал ужин на 12 ночи и съел его в темноте, наблюдая за деятельностью «нумизматов», которых видел в освещенные окна занимаемых ими двух этажей. Не могу сказать, что это было захватывающее зрелище. Мистер Заблун что-то вещал группе людей, а они слушали его с безразличием монументов. Входили и выходили какие-то мужчины, двигаясь неторопливо и с достоинством. Я не видел, чтобы нумизматы ели или пили, женщин тоже не наблюдалось. Не заметил я, признаться, и каких-либо занятий нумизматикой.
Через несколько часов бесплодных наблюдений я покинул пост, прошел в свой номер и лег в кровать. Перед сном я успел подумать, что вряд ли Заблун присвоил монету ряди золота. Уж очень странно он держался. Тут все сложнее.
А может быть, это моя фантазия, и монета вообще не имеет никакого-отношения к истории с моряком. Что если он был опасным преступником, а анонимные парни — агентами ЦРУ, которым приказали пристрелить его на месте. То, что они стреляли в меня, могло оказаться заурядной ошибкой.
Опять не сходится… Трудно представить, чтобы цэрэушники стреляли так отвратительно, как эти безликие. Мои размышления прервал телефонный звонок.
— Мэл, происходит что-то странное, — услышал я голос Сэла. — Эти твои
— как их, филателисты? — почему-то страшно переполошились. Твой приятель Седой выскочил через парадный подъезд пару минут назад и теперь орет на служащего гаража, чтобы тот немедленно вывел его машину. А она, черт возьми, стоит в самом низу, на четвертом уровне.
— Я спускаюсь, — крикнул я. — Достань мне машину — любую!!! Причем прежде, чем Седой получит свою.
Шесть минут спустя (если верить моей «Омеге») я уже устраивался на сиденье приземистого автомобиля, который подогнал Сэл.
— Ради всех святых, верни потом машину, — молил Сэл. По лицу его стекали капли дождя. — Я позаимствовал ее у нефтяного короля, что остановился в центральном корпусе.
— Можешь доложить, что я украл ее, — сказал я на прощание, вручая Сэлу еще пятьдесят долларов.
Турбины ровно загудели, как только я прикоснулся к стартеру, под черным квадратным капотом таилась страшная сила. Я вывел машину из укрытия, понаблюдал, как Седой вместе с тремя другими «нумизматами» садится в свой тяжелый темно-бордовый «Моноджаг», и дал им отъехать на добрую сотню ярдов. Только после этого я осторожно двинулся за ними.
Этот город, старый добрый Майами, я знал когда-то очень хорошо, но то было давно. Ураганы и наводнения оставили страшные следы. Однако большая часть города — та, где расположены знаменитые роскошные двухсотэтажные отели, магазины с умопомрачительными ценами, особняки богачей в центре ухоженных лужаек, словом, престижный район к северу от Рио — все это уцелело.
Я мчался по Флаглеру, под многочисленными виадуками шоссе 509, соединяющего разные штаты, ни на минуту не упуская из виду «Моноджаг». Мы свернули к западу, в район массивных бетонных складов и пищевых фабрик. Теперь я вел свое авто медленно, почти что полз со скоростью десять миль в час. Темно-бордовая машина впереди меня остановилась. Я прижался к обочине и тоже затормозил. Из «Моноджага» проворно выскочили двое, их фигуры отбросили длинные, нелепые тени — рядом светил уличный фонарь. Не заметив моей машины, они вернулись к началу переулка и углубились в него. Водитель снова завел авто, довольно быстро достиг следующего угла и свернул налево, потом еще раз налево. Хлопнули дверцы машины. «Моноджаг» я настиг уже пешком. Он стоял с открытой дверью. Рядом находились двое: один из них был, видимо, Седой, официально — мистер Сэтис. Пройдя пару шагов, они моментально скрылись, словно прошли сквозь стену.
Немного поразмыслив, я догадался, что они с другого конца заходят в тот переулок, где исчезли первые двое. Понятно, кого-то окружают.
Но они учли не все. Там, где я оставил «свое» авто, между солидными фасадами домов спряталась узкая щель. Я не был уверен, но очень надеялся, что эта щель пересекает переулок, куда вошли «нумизматы». А если так, то «кролик», за которым они охотятся, найдет ее. Недолго думая, я нырнул в щель навстречу кому бы то ни было.
Не было слышно ни выстрелов, ни криков — хотя погоня происходила где-то рядом, в складах. Не попалось даже случайного пьяного. Стоял лишь ваш покорный слуга, чувствовавший себя довольно нелепо в пальто, надетом прямо на пижаму, в ботинках на босу ногу в три часа ночи да еще под дождем. Я не сводил глаз с монолитной стены склада и пытался понять, почему еще несколько минут назад я с таким упорством стремился сюда. А может, эти склады принадлежат Седому? Возможно, он крупный импортер каких-то товаров, а сегодня приехал проверить, нет ли в помещении мышей. Не исключено, что он член добровольной пожарной команды и пытается предупредить воспламенение. Меня вдруг охватил жгучий интерес к тому, что он делает там, внутри склада; захотелось просто подойти к нему и сказать:
— Привет, мистер Сэтис, я случайно заметил, что вы отъехали куда-то среди ночи, и вот решил исследовать за вами…
Но тут из узкой щели между домами послышались какие-то звуки, напоминающие осторожные, торопливые шаги. Я прислонился к стене, прижимая к груди свой 38-калиберный, словно священник — крест. Теперь можно было расслышать дыхание, прерывистое и тяжелое, как у загнанной жертвы. А позже
— шум погони, которая топочет вовсю, не боясь быть обнаруженной.
Я затаился, не шевелясь. Любой шорох гулко отдавался в этом замкнутом пространстве. По всей видимости, дистанция между беглецом и преследователем сокращалась, но на сколько, судить было трудно.
Потом послышалось сопение, сдавленный крик, звуки ударов, тяжелое дыхание двоих. Видимо, беглеца настигли в нескольких метрах от меня. Кто бы это ни был, его захватили молодчики Седого. Я пока что не замечен… А не влезть ли мне назад в свой роскошный «Хамбер», пока не поздно? И не укатить ли восвояси? Скоро вся история забудется, да и вообще покажется немыслимым бредом. Если, конечно, сейчас я не сваляю дурака…
Обмозговав все это, я свернул в узкий переулок.
Шагах в пяти от меня стоял здоровый детина, обхватив руками маленькое щупленькое существо в слишком длинном пальто. До этой «живой картины», очерченной светом фонаря, было три моих прыжка. Я схватил детину за шиворот и приложил своим револьвером. Он качнулся и отлетел к стене, следующим ударом я угостил его в челюсть. Потеряв равновесие, детина осел; я стукнул его еще раз, собрав всю силу, какую только мог, — он растянулся на земле. Взглянув вверх — как раз вовремя, — я увидел огромный стальной шар, из тех, которыми рушат старые дома; кто-то пустил его в стену склада, прямо над моей головой.
Осколки камня посыпались на меня, из глаз полетели не то что искры, а самый настоящий фейерверк; все цвета радуги поплыли передо мной и я кружился вместе с ними. Смутно, через пелену я услышал чей-то визг, потом по моему распластанному телу прошлись чьи-то ноги, кто-то пнул меня в зад, как упрямого осла. Цепляясь за шершавую стену и пытаясь подняться, я смутно увидел какие-то две фигуры, сцепившиеся в странном, диком танце.
Снова раздался крик, скорее сдавленное рыдание. Сделав шаг вперед, я наткнулся на свой револьвер; схватил его, приподнялся на цыпочки и шарахнул по голове детину, вложив в этот удар если не всю свою силу, то всю массу. Удар пришелся по чему-то твердому, огромная спина наклонилась и рухнула, открыв того, кого он загораживал. Я увидел худенькое, испуганное лицо и огромные, черные, как антрацит, глаза. Это была женщина. Я схватил ее за руку и потащил за собой.
— Бежим, — крикнул я, — у меня машина неподалеку.
По ее щеке текла струйка крови. Я снова потянул ее за руку, и она, поколебавшись, побежала.
Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли того места, где я оставил машину. Я все еще держал свою спутницу за мокрый рукав пальто, другой сжимал револьвер, а в голове прокручивал возможную встречу с мистером Сэтисом и его дружками, которые наверняка поджидают меня в конце пути. Однако все было тихо. Усадив женщину, я влез на сиденье сам и включил зажигание. «Хамбер» взвыл и моментально набрал скорость. Стукнувшись сперва пару раз бамперами об ограждение, он быстро выровнял ход и пошел плавно и горделиво, готовый на любые подвиги.
Они наверняка ждут меня около «Гольфстрима», эта теплая компания из трех мужчин. Мокнут под дождем без головных уборов, подумал я, и проехал мимо главного входа.
Машину я оставил в пяти-шести кварталах от отеля, на полупустой стоянке, усеянной опавшими пальмовыми ветвями. Женщина, сидевшая рядом, огляделась вокруг, потом посмотрела на меня.
— Отсюда пойдем пешком, — сказал я. Язык слушался плохо. Головная боль переросла в глухие удары, я качался, как подвыпивший матрос на штормовом ветру. Помогая женщине выбраться из машины, я на минуту задержался, чтобы стереть с подбородка кровь. Потом быстрым шагом повел ее к освещенному ночному бару — огонек уютно светился сквозь туман.
В баре я занял столик поближе к двери. Сначала — хоть немного живительной влаги. К столику подошел худой загорелый официант с маленькими глазками в сетке морщин. Я заказал два двойных шотландских виски. Моя прекрасная леди, с тех пор как я ее увидел, еще не проронила ни слова.
Официант принес нашу выпивку, я сделал большой глоток. Что касается моей спутницы, то она, последовав моему примеру, тоже изрядно отхлебнула. Видно, бедняжка пьянствовала впервые. Крепость напитка ее просто испугала
— она закашлялась и чуть не выронила бокал.
— Ничего страшного, — подбодрил я ее и предложил стакан с водой. Она жадно схватила его, сперва недоверчиво понюхала, а потом выпила воду до последней капли.
— Вы, наверное, голодны, — сказал я. К нам снова подошел официант, неся чистое полотенце.
— У вас на лице небольшая царапина, — сказал он.
— Да и мышка побывала в переделке. — Бросив наметанный взгляд, он приметил все: голодные глаза, мокрые от дождя волосы и не по росту пальто, при свете оказавшееся и вовсе шинелью.