Страница:
Я пробирался вперед, когда кривоногий сказал что-то на местном диалекте. Старик в кроссовках — тот, что приветствовал меня в самый первый день, — вышел на несколько футов вперед. Его звали Тмбели или что-то в этом вроде. Сегодня он был без палки. Пока они разговаривали, я ждал. У меня сложилось впечатление, что кривоногий задает вопросы. Внезапно Тмбели показал на меня, и, похоже, это рассердило приехавшего. Он отвернулся и направился к катеру.
Я окликнул кривоногого, он остановился и подождал меня.
— Мне нужен транспорт на материк, — сказал я. — Э-э, вы ведь говорите по-английски?
— Да, — прохрюкал он. — Тмбели сказал, что вы англичанин.
Он оглядел меня с головы до ног, как портной, недовольный своей работой. Вряд ли я мог его винить. На мне была лишь пара цветастых шорт, которые Джерти, должно быть, откопала на местной свалке.
— Я направляюсь в Лахад-Дату, — сказал он.
Я никогда не слышал о Лахад-Дату.
— Отлично, — обрадовался я. — Куда угодно. Я флотский офицер и…
— Будь проклята эта гусиная охота, — говорил он сам с собой. — Обыскать пару миллионов квадратных миль чертова океана! Чертова глупость! — Он погрозил пальцем жителям деревни. — Спрашиваю, видели ли они человека, которого я ищу? Чертовы дураки!..
— Вы кого-то ищете?
— Флотского дезертира. Плохой человек. Приказано стрелять и убить. Он молодой, двадцати пяти лет, черноволосый, шесть футов, крепкий. — Кривоногий засмеялся и скосил маленькие голубые глазки на меня. — Они говорят, что, может быть, вы и есть тот парень, которого я разыскиваю. — Коротышка нахмурился. — Что делает здесь, среди аборигенов, цивилизованный человек? — пропыхтел он с таким видом, словно заранее не одобрял всего, что я мог ответить.
— Исследования, — быстро сказал я, надеясь, что кривоногий не заметил шока, который он устроил мне ненароком. — Кажется, я где-то сбился с пути.
— Я виновато улыбнулся, апеллируя к его пониманию человеческих слабостей.
— Пристрастился к вину, женщинам, словом, обычная история. Но сейчас все позади. Нужно вернуться, взять себя в руки. Никогда не поздно.
— Очень хорошо. Забирайте вещи и вперед.
— Мои вещи у меня в кармане, — сказал я.
Я забежал в хижину, отдал Джерти свой складной нож и произнес благодарственную речь. Она смотрела на нож и говорила что-то очень похожее на тексты неаполитанских водителей, требующих больших чаевых.
У катера мой благодетель вновь оглядел меня, покачал головой и рассмеялся.
Я не понимал, чему он смеется до тех пор, пока не поглядел в зеркало в каюте.
4
5
Я окликнул кривоногого, он остановился и подождал меня.
— Мне нужен транспорт на материк, — сказал я. — Э-э, вы ведь говорите по-английски?
— Да, — прохрюкал он. — Тмбели сказал, что вы англичанин.
Он оглядел меня с головы до ног, как портной, недовольный своей работой. Вряд ли я мог его винить. На мне была лишь пара цветастых шорт, которые Джерти, должно быть, откопала на местной свалке.
— Я направляюсь в Лахад-Дату, — сказал он.
Я никогда не слышал о Лахад-Дату.
— Отлично, — обрадовался я. — Куда угодно. Я флотский офицер и…
— Будь проклята эта гусиная охота, — говорил он сам с собой. — Обыскать пару миллионов квадратных миль чертова океана! Чертова глупость! — Он погрозил пальцем жителям деревни. — Спрашиваю, видели ли они человека, которого я ищу? Чертовы дураки!..
— Вы кого-то ищете?
— Флотского дезертира. Плохой человек. Приказано стрелять и убить. Он молодой, двадцати пяти лет, черноволосый, шесть футов, крепкий. — Кривоногий засмеялся и скосил маленькие голубые глазки на меня. — Они говорят, что, может быть, вы и есть тот парень, которого я разыскиваю. — Коротышка нахмурился. — Что делает здесь, среди аборигенов, цивилизованный человек? — пропыхтел он с таким видом, словно заранее не одобрял всего, что я мог ответить.
— Исследования, — быстро сказал я, надеясь, что кривоногий не заметил шока, который он устроил мне ненароком. — Кажется, я где-то сбился с пути.
— Я виновато улыбнулся, апеллируя к его пониманию человеческих слабостей.
— Пристрастился к вину, женщинам, словом, обычная история. Но сейчас все позади. Нужно вернуться, взять себя в руки. Никогда не поздно.
— Очень хорошо. Забирайте вещи и вперед.
— Мои вещи у меня в кармане, — сказал я.
Я забежал в хижину, отдал Джерти свой складной нож и произнес благодарственную речь. Она смотрела на нож и говорила что-то очень похожее на тексты неаполитанских водителей, требующих больших чаевых.
У катера мой благодетель вновь оглядел меня, покачал головой и рассмеялся.
Я не понимал, чему он смеется до тех пор, пока не поглядел в зеркало в каюте.
4
Пытаюсь проанализировать ситуацию в свете последних событий. Я делал ставку на то, что Краудер скроет мое бегство, чтобы избежать необходимости давать разъяснения. Я надеялся, что он считает меня погибшим. Но Краудер опередил меня. Он учел, что я могу добраться до Терры в G-лодке, и подготовил свою версию происшедшего. Вероятно, на моем пути были расставлены кордоны, и только принцип «иголки в стоге сена» позволил мне пройти незамеченным. По крайней мере, до последних нескольких тысяч миль, когда наземные и спутниковые станции все-таки обнаружили меня.
Несомненно, они следили за моей лодкой, когда она вошла в атмосферу, но затем упустили меня. Несмотря на заверения Спасательной службы, в Тихом океане все-таки трудно обнаружить плот. И только потому что голод изменил меня до неузнаваемости, я до сих пор не арестован.
Что ж, придется отменить план, по которому я намеревался сообщить о мятеже в первом же порту космофлота или в любом общественном учреждении, до которого мне удастся добраться. Я должен оставаться неузнанным и пробираться инкогнито, а затем изложить свою версию случившегося кому-нибудь из моих влиятельных знакомых в Вашингтоне. Это будет не слишком трудно. Границ и паспортов не существовало, не существовало также каких-либо ограничений на передвижение. Не было причин, для того чтобы кто-то слишком внимательно рассматривал меня, если только я сам не привлеку к себе внимания. С этой мыслью я и уснул. Впервые за четыре месяца — в кровати.
Лахад-Дату оказался портом из бетона и алюминия, окруженным хибарами и пальмами, на северной стороне бухты Дарвел Северного Борнео. Мой новый приятель, суперинтендант Отака, подбросил меня туда, снабдив старой матросской робой и сотней кредиток в качестве платы за то, что во время нашего семисотмильного путешествия я помогал вести катер сквозь сложные морские течения. Я употребил их на то, чтобы съесть бифштекс, постричься, купить костюм и снять комнату в гостинице. Именно в такой последовательности. На острове я мылся соленой морской водой, этого было достаточно, чтобы поддержать чистоту, но для восстановления душевного равновесия нет ничего лучше потока горячей пресной воды и мыла. А плюс к этому еще двенадцати часов сна в хорошей кровати.
Я переоценил себя и купил одежду на несколько размеров больше. Она болталась на мне, как на огородном пугале. Цвет моей кожи постепенно приобретал свойственный ей оттенок, десны становились крепче, зубы уже не так шатались, а волосы перестали выпадать. Но все же никто не принял бы меня за зеленого юнца. Я походил на пятидесятилетнего инвалида, да и чувствовал себя не лучше. Я задыхался, поднимаясь по лестнице, а когда нес поднос, мои руки дрожали, и кофе расплескивался. Узнать меня было невозможно, но отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза не изменишь. Глянь на меня повнимательнее какой-нибудь служащий и — игра проиграна.
В Лахад-Дату нашлась работа для старого бродяги с образованием. Работодатели ограничились лишь несколькими вопросами. Я назвался Джоном Боном, получил должность счетовода на плантации Таро и принялся поправлять здоровье и готовиться к побегу. Следовало все очень тщательно рассчитать: с одной стороны — желание хорошо поесть, с другой — необходимость сохранять истощенный вид, который помогал мне скрываться и который все труднее было поддерживать, учитывая новый рацион питания, солнце и ежедневные прогулки утром и вечером от бунгало до конторы. Заработок был маленьким — хозяин экономил на мне, но мои траты были еще меньше. Пища — на островах не проблема, если вы готовы довольствоваться рыбой, птицей, фруктами и местным хлебом. Жильем меня обеспечили, а два костюма из белого тика полностью удовлетворяли мои потребности в одежде.
Через две недели экономии у меня было достаточно денег, чтобы купить билет на самолет на другой конец света, а мой вес увеличился еще на десять фунтов. Теперь я весил сто пятьдесят фунтов и выглядел на десять лет моложе — высоким, сутулым, поджарым мужчиной средних лет.
В городке было несколько приличных ресторанов, которые я навещал с хорошенькой тридцатилетней брюнеткой по имени Лэйси. В ней текла французская и китайская кровь, и она призналась, что предпочитает компанию мужчин старше нее. Я не стал спрашивать, какого старого мужчину она имеет в виду, поскольку понял, что речь обо мне.
Мое бунгало стояло через два дома от ее хибары. Прошло немного времени, и она стала наводить порядок в моем доме. После ужина мы обычно сидели на веранде, пили чай, любовались чудесным закатом и слушали записи симфоний, которые передавало радио Борнео в Брунее. Когда сгущались сумерки и появлялись звезды, я зачастую ловил себя на том, что ищу среди созвездий маленькую точку — Сатурн. Но та часть моей жизни, казалось, осталась где-то очень далеко. Не я, а кто-то другой провел семь лет в космосе, покинул корабль и убил человека, проделал восемьсот миллионов миль и чудом угодил в море. Это был совершенно другой человек — искренний молодой сорви-голова, начисто лишенный жизненного опыта, но горящий справедливым желанием отомстить. Позже, когда я буду чувствовать себя лучше, когда со временем все уляжется, я буду собирать осколки той личности. Но сейчас жизнь была достаточно хороша, и, право, я заслужил небольшой отпуск по состоянию здоровья.
Я продолжал так думать до тех пор, пока полиция не убила Лэйси.
Заполняя разные ведомости, я на час задержался в конторе. Вместо того, чтобы не мешкая отправиться домой, я решил пойти дальней дорогой, хотел полюбоваться долиной, подышать свежим воздухом и избавиться от головной боли, вызванной нагрузкой на глаза. Я добрался до своего участка уже в сумерках и не почувствовал никакой тревоги, увидев два серых автомобиля, припаркованных напротив моего дома. Только удивился, у кого это возникли проблемы с домашним энергоблоком. Незнакомец в плотной одежде, выглядевшей здесь довольно неуместно, внимательно посмотрел на меня, когда я проходил мимо. Я был почти у ворот, когда услышал шум драки, потом хлопнула дверь, раздались быстрые шаги и сдавленный мужской крик. Лэйси вихрем выскочила из ворот, увидела меня, открыла рот, но позади нее кто-то с силой дважды ударил молотком по куску железа. Левая сторона блузки Лэйси дернулась, как будто кто-то толкнул ее изнутри пальцем, ткань лопнула, и проступило ярко-красное пятно величиной с мою ладонь, величиной с тарелку, а потом оно залило всю левую сторону груди…
— Джонни… они… ждут… — сказала Лэйси вполне отчетливо и рухнула на землю, словно кто-то перерезал ниточку, которая ее держала.
Она упала на тротуар, подогнув под себя ноги. На ее спине я увидел обгоревший белый нейлон — входные отверстия от высокоскоростных игл. Лицо Лэйси было совершенно спокойно, будто она только притворялась мертвой. Все это произошло за какие-нибудь полсекунды, а потом по тропинке, по которой только что пробежала Лэйси, забарабанили бегущие ноги.
Я развернулся и побежал, опередив незнакомца, который только на миг опоздал вытащить свое ружье. Я притормозил в воротах Фан Шу, во весь дух промчался через сад, перепрыгнул через зеленую изгородь и бросился вокруг пруда в джунгли. Я бежал так, словно планировал маршрут заранее, заучив его наизусть в ожидании этой погони.
К рассвету я был в двадцати милях от Лахад-Дату. Я спрятался в зарослях гибикуса неподалеку от огромной ананасовой плантации, ел ананасы и дремал. В полумиле проходила дорога, и до меня доносился шум машин; вертолеты бороздили небо, но все это было довольно далеко. Когда стемнело, я продолжил путь, стараясь держаться подальше от дорог.
Ступни ног покрылись волдырями и распухли. Каждый час я останавливался передохнуть. Я не замечал за собой погони — ни людей, ни собак. Да и зачем им беспокоиться и поднимать шум из-за меня? Рано или поздно мне придется попытаться уехать с острова. Вот тут-то они меня и подкараулят. Пока я не знал, как ускользнуть от них, и отложил эту проблему на потом. Пока было достаточно того, что я жив и свободен.
Непонятно, почему они убили Лэйси? Жестокий, бессмысленный поступок, абсолютно противоречащий общему укладу современной жизни. На планете почти не совершалось преступлений и не было нужды в полицейских.
Может быть, это и служило объяснением. Лэйси погибла потому, что запаниковал какой-то переволновавшийся дилетант. Тем не менее от этого не становилось легче. Я не любил ее, но она была мне другом. И погибла из-за меня.
Слишком много смертей. С моим тихим, спокойным миром было что-то не так. Я не мог допустить, чтобы меня поймали и застрелили. По крайней мере, до тех пор, пока не увижусь с нужными мне людьми. На карту было поставлено больше, чем моя жизнь, карьера или месть за Лэйси и Пола.
Я спал под шум легкого ветерка, пробивавшегося сквозь верхушки пальм. Рассвет застал меня на кокосовой плантации. Поблизости, кажется, никого не было. Я пытался открыть кокосовый орех, но не смог.
Следующие шесть дней были такими же, как и первые два. Я шел, стараясь избегать городов, воровал фрукты, немного, только чтоб от голода не сводило живот. Несмотря на обширные плантации, народу на Борнео было мало. Он походил бы на затерянный мир, если б не реактивные самолеты и вертолеты в небе. Но, казалось, ни один из них не разыскивал человека. В канале я поймал рыбу, развел костер и зажарил ее. Туфли развалились, я выбросил их и дальше шел босиком. Ноги болеть перестали.
На восьмой день утром я набрел на группу привезенных откуда-то пирамидальных тополей, насаженных на холмике явно в качестве декорации для дома управляющего этой плантацией. Хозяин виллы — небольшой человечек, вероятно японец, вышел из дома, чтобы до завтрака прогуляться по саду. Сад был хорош и походил на витрину игрушечного магазина: зеленая лужайка, дорожки, фонтан, клумбы с яркими цветами. Вилла была хорошо спроектированной, добротной, с прекрасным видом на пологий склон, ведущий к шоссе, которое делило геометрически четко рассаженную плантацию пополам. В отдалении на холмах мягкими цветными пятнами в лучах восходящего солнца виднелись огороды.
Это был тщательно продуманный мир изобилия, в котором нашлось место для всего и где нашло себе место все, кроме меня. Я выпадал из этой системы, и вдруг мне вновь захотелось стать ее частью. Я был офицером Флота, человеком высшего ранга. Так почему же я, грязный и уставший, смотрел из кустов на нормальную человеческую жизнь, завидовал счастливчикам, которые живут в домах, спят в постелях, прогуливаются в садах? Все-таки это был мир справедливости и порядка, и для того, чтобы попасть туда, мне нужно было всего лишь связаться с властями, рассказать им о том, что мне известно и о чем я подозреваю, — разорвать завесу и впустить свет.
В доме должен быть видеофон. Через секунду на экране может появиться адмирал Харлоу или сенатор Теин. Они бы выслушали меня и предприняли что-нибудь.
Я поднялся на ноги и не таясь пошел к дому. На мой звонок дверь открылась. Передо мной стоял человек с ружьем в руках.
Двуствольное энергетическое ружье было направлено прямо мне в грудь. Мужчина с бесстрастным выражением лица держал его твердо, будто нацелил аппарат для опрыскивания тли. Я стоял неподвижно и размышлял о том, что должен испытывать человек, через легкие которого пропускают разряд энергии.
Он позволил мне немного над этим подумать, а потом, обернувшись назад, что-то отрывисто сказал по-японски. Я догадался, что он просит кого-то обыскать меня. Из-за его спины появилась низенькая полная женщина и очень деловито ощупала меня от груди до лодыжек, словно каждое утро перед завтраком ей приходилось обыскивать подозрительных субъектов. Закончив, она доложила мужчине, что у меня ничего нет. Не опуская ружья, он жестом приказал мне войти и запер дверь.
— Кто вы? — спросил он.
Его голос хрустел, как черствый хлеб, да и эмоций в нем было не больше, чем у зачерствевшей корки.
— Я ищу работу, — сказал я. — Я просто…
— Ваше имя, — перебил он.
— Джон Лэйси, — ответил я не очень уверенно. — Сожалею, если напугал вас, но…
— Вас зовут Джон Бон, — оборвал он меня. — Полиция сгорает от желания найти вас. За последние пять дней они дважды сюда приходили. Почему они разыскивают вас?
— Они мне не сказали.
— Дайте посмотреть на ваши запястья.
Я протянул руки; он велел повернуть их, я подчинился.
— Кто посоветовал вам прийти сюда?
— Никто. Я просто устал.
— Как вы намерены выбираться с Борнео?
— Не знаю. Не загадывал так далеко вперед.
— Где ваши друзья?
— Какие друзья?
— Те, которые освободили вас из полиции.
— Никто ниоткуда меня не освобождал, меня вовремя предупредили, и я сбежал в лес. Вот и все.
— Как вы пробрались сюда? Дороги ведь патрулируются.
— Я держался подальше от дорог.
— Вы прошли сто восемьдесят миль?
— Я не знал, что так много.
— Мы находимся в восьми милях от Теракана. — Он смотрел на меня, словно ожидая, что я что-нибудь отвечу. — Порт, конечно, под наблюдением.
— И что же вы собираетесь делать?
Вместо ответа он повернулся к женщине и сказал ей, чтобы она попросила кого-нибудь немедленно прийти. Затем он провел меня на светлую, залитую солнцем кухню.
— Почему бы вам не отпустить меня? — робко предложил я. — Я не совершил никакого преступления.
— Вас тут же арестуют, — ответил он. — Пожалуйста, посидите и помолчите.
Он сидел, наставив ружье на меня, не двигаясь, не разговаривая, даже не мигая. Прошло десять минут и послышался шум подъехавшей машины. Я хотел встать, но хозяин приказал оставаться на месте.
— Прошу вас, мистер Бон, не торопитесь.
Хлопнула дверь, послышались тихие голоса и шаги. Четверо мужчин вошли в комнату. Они не были полицейскими.
Один — крупный парень с грубыми руками и хмурым выражением тяжелого с обвислыми щеками лица. Другой — маленький, чересчур худой, с ввалившейся грудью и руками, тонкими, как палки. Третий — полный и бледный с неподвижным лицом и серой кожей. Последний из этой четверки, хитрый на вид парень, постоянно хлюпал носом. Все они были одеты в не слишком чистые рабочие комбинезоны и походили на сельских жителей. Вместе с ними в комнату проник слабый запах удобрений.
Мой хозяин что-то сказал, и все уставились на меня, как на пропущенный в грядке сорняк. Женщина, сложив руки и выпятив губы, стояла позади.
Похожий на лису, шмыгнув носом, что-то спросил по-японски, видимо: «Это точно?»
Ответа я не понял. Я усиленно прислушивался к их разговору, но улавливал примерно половину.
— …быть уверенным?
— …опасно… живет…
— Почему… цель… долго.
— Кто еще… здесь… пешком.
— …ловушка… смерть…
— Ты… ждет.
— Не… решение…
Они замолчали и посмотрели на меня.
— Будьте добры, объясните, что происходит? — спросил я. — Кто эти люди?
— Мои коллеги, — ответил хозяин. — Шик… Фредди… Ба Вей… Шарнхорст. И, конечно, миссис Макреди. Кстати, меня зовут Йото.
Они смотрели на меня — я смотрел на них, стараясь хоть что-нибудь прочесть на этих лицах. Но я видел лишь какое-то тупое звериное любопытство, будто моя голова уже лежала на плахе.
— Отлично, — сказал я. — Вы решили, что со мной делать?
— Конечно, — скупо улыбнулся мистер Йото. — Прежде всего миссис Макреди накормит вас. А потом мы вытащим вас с Борнео.
Несомненно, они следили за моей лодкой, когда она вошла в атмосферу, но затем упустили меня. Несмотря на заверения Спасательной службы, в Тихом океане все-таки трудно обнаружить плот. И только потому что голод изменил меня до неузнаваемости, я до сих пор не арестован.
Что ж, придется отменить план, по которому я намеревался сообщить о мятеже в первом же порту космофлота или в любом общественном учреждении, до которого мне удастся добраться. Я должен оставаться неузнанным и пробираться инкогнито, а затем изложить свою версию случившегося кому-нибудь из моих влиятельных знакомых в Вашингтоне. Это будет не слишком трудно. Границ и паспортов не существовало, не существовало также каких-либо ограничений на передвижение. Не было причин, для того чтобы кто-то слишком внимательно рассматривал меня, если только я сам не привлеку к себе внимания. С этой мыслью я и уснул. Впервые за четыре месяца — в кровати.
Лахад-Дату оказался портом из бетона и алюминия, окруженным хибарами и пальмами, на северной стороне бухты Дарвел Северного Борнео. Мой новый приятель, суперинтендант Отака, подбросил меня туда, снабдив старой матросской робой и сотней кредиток в качестве платы за то, что во время нашего семисотмильного путешествия я помогал вести катер сквозь сложные морские течения. Я употребил их на то, чтобы съесть бифштекс, постричься, купить костюм и снять комнату в гостинице. Именно в такой последовательности. На острове я мылся соленой морской водой, этого было достаточно, чтобы поддержать чистоту, но для восстановления душевного равновесия нет ничего лучше потока горячей пресной воды и мыла. А плюс к этому еще двенадцати часов сна в хорошей кровати.
Я переоценил себя и купил одежду на несколько размеров больше. Она болталась на мне, как на огородном пугале. Цвет моей кожи постепенно приобретал свойственный ей оттенок, десны становились крепче, зубы уже не так шатались, а волосы перестали выпадать. Но все же никто не принял бы меня за зеленого юнца. Я походил на пятидесятилетнего инвалида, да и чувствовал себя не лучше. Я задыхался, поднимаясь по лестнице, а когда нес поднос, мои руки дрожали, и кофе расплескивался. Узнать меня было невозможно, но отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза не изменишь. Глянь на меня повнимательнее какой-нибудь служащий и — игра проиграна.
В Лахад-Дату нашлась работа для старого бродяги с образованием. Работодатели ограничились лишь несколькими вопросами. Я назвался Джоном Боном, получил должность счетовода на плантации Таро и принялся поправлять здоровье и готовиться к побегу. Следовало все очень тщательно рассчитать: с одной стороны — желание хорошо поесть, с другой — необходимость сохранять истощенный вид, который помогал мне скрываться и который все труднее было поддерживать, учитывая новый рацион питания, солнце и ежедневные прогулки утром и вечером от бунгало до конторы. Заработок был маленьким — хозяин экономил на мне, но мои траты были еще меньше. Пища — на островах не проблема, если вы готовы довольствоваться рыбой, птицей, фруктами и местным хлебом. Жильем меня обеспечили, а два костюма из белого тика полностью удовлетворяли мои потребности в одежде.
Через две недели экономии у меня было достаточно денег, чтобы купить билет на самолет на другой конец света, а мой вес увеличился еще на десять фунтов. Теперь я весил сто пятьдесят фунтов и выглядел на десять лет моложе — высоким, сутулым, поджарым мужчиной средних лет.
В городке было несколько приличных ресторанов, которые я навещал с хорошенькой тридцатилетней брюнеткой по имени Лэйси. В ней текла французская и китайская кровь, и она призналась, что предпочитает компанию мужчин старше нее. Я не стал спрашивать, какого старого мужчину она имеет в виду, поскольку понял, что речь обо мне.
Мое бунгало стояло через два дома от ее хибары. Прошло немного времени, и она стала наводить порядок в моем доме. После ужина мы обычно сидели на веранде, пили чай, любовались чудесным закатом и слушали записи симфоний, которые передавало радио Борнео в Брунее. Когда сгущались сумерки и появлялись звезды, я зачастую ловил себя на том, что ищу среди созвездий маленькую точку — Сатурн. Но та часть моей жизни, казалось, осталась где-то очень далеко. Не я, а кто-то другой провел семь лет в космосе, покинул корабль и убил человека, проделал восемьсот миллионов миль и чудом угодил в море. Это был совершенно другой человек — искренний молодой сорви-голова, начисто лишенный жизненного опыта, но горящий справедливым желанием отомстить. Позже, когда я буду чувствовать себя лучше, когда со временем все уляжется, я буду собирать осколки той личности. Но сейчас жизнь была достаточно хороша, и, право, я заслужил небольшой отпуск по состоянию здоровья.
Я продолжал так думать до тех пор, пока полиция не убила Лэйси.
Заполняя разные ведомости, я на час задержался в конторе. Вместо того, чтобы не мешкая отправиться домой, я решил пойти дальней дорогой, хотел полюбоваться долиной, подышать свежим воздухом и избавиться от головной боли, вызванной нагрузкой на глаза. Я добрался до своего участка уже в сумерках и не почувствовал никакой тревоги, увидев два серых автомобиля, припаркованных напротив моего дома. Только удивился, у кого это возникли проблемы с домашним энергоблоком. Незнакомец в плотной одежде, выглядевшей здесь довольно неуместно, внимательно посмотрел на меня, когда я проходил мимо. Я был почти у ворот, когда услышал шум драки, потом хлопнула дверь, раздались быстрые шаги и сдавленный мужской крик. Лэйси вихрем выскочила из ворот, увидела меня, открыла рот, но позади нее кто-то с силой дважды ударил молотком по куску железа. Левая сторона блузки Лэйси дернулась, как будто кто-то толкнул ее изнутри пальцем, ткань лопнула, и проступило ярко-красное пятно величиной с мою ладонь, величиной с тарелку, а потом оно залило всю левую сторону груди…
— Джонни… они… ждут… — сказала Лэйси вполне отчетливо и рухнула на землю, словно кто-то перерезал ниточку, которая ее держала.
Она упала на тротуар, подогнув под себя ноги. На ее спине я увидел обгоревший белый нейлон — входные отверстия от высокоскоростных игл. Лицо Лэйси было совершенно спокойно, будто она только притворялась мертвой. Все это произошло за какие-нибудь полсекунды, а потом по тропинке, по которой только что пробежала Лэйси, забарабанили бегущие ноги.
Я развернулся и побежал, опередив незнакомца, который только на миг опоздал вытащить свое ружье. Я притормозил в воротах Фан Шу, во весь дух промчался через сад, перепрыгнул через зеленую изгородь и бросился вокруг пруда в джунгли. Я бежал так, словно планировал маршрут заранее, заучив его наизусть в ожидании этой погони.
К рассвету я был в двадцати милях от Лахад-Дату. Я спрятался в зарослях гибикуса неподалеку от огромной ананасовой плантации, ел ананасы и дремал. В полумиле проходила дорога, и до меня доносился шум машин; вертолеты бороздили небо, но все это было довольно далеко. Когда стемнело, я продолжил путь, стараясь держаться подальше от дорог.
Ступни ног покрылись волдырями и распухли. Каждый час я останавливался передохнуть. Я не замечал за собой погони — ни людей, ни собак. Да и зачем им беспокоиться и поднимать шум из-за меня? Рано или поздно мне придется попытаться уехать с острова. Вот тут-то они меня и подкараулят. Пока я не знал, как ускользнуть от них, и отложил эту проблему на потом. Пока было достаточно того, что я жив и свободен.
Непонятно, почему они убили Лэйси? Жестокий, бессмысленный поступок, абсолютно противоречащий общему укладу современной жизни. На планете почти не совершалось преступлений и не было нужды в полицейских.
Может быть, это и служило объяснением. Лэйси погибла потому, что запаниковал какой-то переволновавшийся дилетант. Тем не менее от этого не становилось легче. Я не любил ее, но она была мне другом. И погибла из-за меня.
Слишком много смертей. С моим тихим, спокойным миром было что-то не так. Я не мог допустить, чтобы меня поймали и застрелили. По крайней мере, до тех пор, пока не увижусь с нужными мне людьми. На карту было поставлено больше, чем моя жизнь, карьера или месть за Лэйси и Пола.
Я спал под шум легкого ветерка, пробивавшегося сквозь верхушки пальм. Рассвет застал меня на кокосовой плантации. Поблизости, кажется, никого не было. Я пытался открыть кокосовый орех, но не смог.
Следующие шесть дней были такими же, как и первые два. Я шел, стараясь избегать городов, воровал фрукты, немного, только чтоб от голода не сводило живот. Несмотря на обширные плантации, народу на Борнео было мало. Он походил бы на затерянный мир, если б не реактивные самолеты и вертолеты в небе. Но, казалось, ни один из них не разыскивал человека. В канале я поймал рыбу, развел костер и зажарил ее. Туфли развалились, я выбросил их и дальше шел босиком. Ноги болеть перестали.
На восьмой день утром я набрел на группу привезенных откуда-то пирамидальных тополей, насаженных на холмике явно в качестве декорации для дома управляющего этой плантацией. Хозяин виллы — небольшой человечек, вероятно японец, вышел из дома, чтобы до завтрака прогуляться по саду. Сад был хорош и походил на витрину игрушечного магазина: зеленая лужайка, дорожки, фонтан, клумбы с яркими цветами. Вилла была хорошо спроектированной, добротной, с прекрасным видом на пологий склон, ведущий к шоссе, которое делило геометрически четко рассаженную плантацию пополам. В отдалении на холмах мягкими цветными пятнами в лучах восходящего солнца виднелись огороды.
Это был тщательно продуманный мир изобилия, в котором нашлось место для всего и где нашло себе место все, кроме меня. Я выпадал из этой системы, и вдруг мне вновь захотелось стать ее частью. Я был офицером Флота, человеком высшего ранга. Так почему же я, грязный и уставший, смотрел из кустов на нормальную человеческую жизнь, завидовал счастливчикам, которые живут в домах, спят в постелях, прогуливаются в садах? Все-таки это был мир справедливости и порядка, и для того, чтобы попасть туда, мне нужно было всего лишь связаться с властями, рассказать им о том, что мне известно и о чем я подозреваю, — разорвать завесу и впустить свет.
В доме должен быть видеофон. Через секунду на экране может появиться адмирал Харлоу или сенатор Теин. Они бы выслушали меня и предприняли что-нибудь.
Я поднялся на ноги и не таясь пошел к дому. На мой звонок дверь открылась. Передо мной стоял человек с ружьем в руках.
Двуствольное энергетическое ружье было направлено прямо мне в грудь. Мужчина с бесстрастным выражением лица держал его твердо, будто нацелил аппарат для опрыскивания тли. Я стоял неподвижно и размышлял о том, что должен испытывать человек, через легкие которого пропускают разряд энергии.
Он позволил мне немного над этим подумать, а потом, обернувшись назад, что-то отрывисто сказал по-японски. Я догадался, что он просит кого-то обыскать меня. Из-за его спины появилась низенькая полная женщина и очень деловито ощупала меня от груди до лодыжек, словно каждое утро перед завтраком ей приходилось обыскивать подозрительных субъектов. Закончив, она доложила мужчине, что у меня ничего нет. Не опуская ружья, он жестом приказал мне войти и запер дверь.
— Кто вы? — спросил он.
Его голос хрустел, как черствый хлеб, да и эмоций в нем было не больше, чем у зачерствевшей корки.
— Я ищу работу, — сказал я. — Я просто…
— Ваше имя, — перебил он.
— Джон Лэйси, — ответил я не очень уверенно. — Сожалею, если напугал вас, но…
— Вас зовут Джон Бон, — оборвал он меня. — Полиция сгорает от желания найти вас. За последние пять дней они дважды сюда приходили. Почему они разыскивают вас?
— Они мне не сказали.
— Дайте посмотреть на ваши запястья.
Я протянул руки; он велел повернуть их, я подчинился.
— Кто посоветовал вам прийти сюда?
— Никто. Я просто устал.
— Как вы намерены выбираться с Борнео?
— Не знаю. Не загадывал так далеко вперед.
— Где ваши друзья?
— Какие друзья?
— Те, которые освободили вас из полиции.
— Никто ниоткуда меня не освобождал, меня вовремя предупредили, и я сбежал в лес. Вот и все.
— Как вы пробрались сюда? Дороги ведь патрулируются.
— Я держался подальше от дорог.
— Вы прошли сто восемьдесят миль?
— Я не знал, что так много.
— Мы находимся в восьми милях от Теракана. — Он смотрел на меня, словно ожидая, что я что-нибудь отвечу. — Порт, конечно, под наблюдением.
— И что же вы собираетесь делать?
Вместо ответа он повернулся к женщине и сказал ей, чтобы она попросила кого-нибудь немедленно прийти. Затем он провел меня на светлую, залитую солнцем кухню.
— Почему бы вам не отпустить меня? — робко предложил я. — Я не совершил никакого преступления.
— Вас тут же арестуют, — ответил он. — Пожалуйста, посидите и помолчите.
Он сидел, наставив ружье на меня, не двигаясь, не разговаривая, даже не мигая. Прошло десять минут и послышался шум подъехавшей машины. Я хотел встать, но хозяин приказал оставаться на месте.
— Прошу вас, мистер Бон, не торопитесь.
Хлопнула дверь, послышались тихие голоса и шаги. Четверо мужчин вошли в комнату. Они не были полицейскими.
Один — крупный парень с грубыми руками и хмурым выражением тяжелого с обвислыми щеками лица. Другой — маленький, чересчур худой, с ввалившейся грудью и руками, тонкими, как палки. Третий — полный и бледный с неподвижным лицом и серой кожей. Последний из этой четверки, хитрый на вид парень, постоянно хлюпал носом. Все они были одеты в не слишком чистые рабочие комбинезоны и походили на сельских жителей. Вместе с ними в комнату проник слабый запах удобрений.
Мой хозяин что-то сказал, и все уставились на меня, как на пропущенный в грядке сорняк. Женщина, сложив руки и выпятив губы, стояла позади.
Похожий на лису, шмыгнув носом, что-то спросил по-японски, видимо: «Это точно?»
Ответа я не понял. Я усиленно прислушивался к их разговору, но улавливал примерно половину.
— …быть уверенным?
— …опасно… живет…
— Почему… цель… долго.
— Кто еще… здесь… пешком.
— …ловушка… смерть…
— Ты… ждет.
— Не… решение…
Они замолчали и посмотрели на меня.
— Будьте добры, объясните, что происходит? — спросил я. — Кто эти люди?
— Мои коллеги, — ответил хозяин. — Шик… Фредди… Ба Вей… Шарнхорст. И, конечно, миссис Макреди. Кстати, меня зовут Йото.
Они смотрели на меня — я смотрел на них, стараясь хоть что-нибудь прочесть на этих лицах. Но я видел лишь какое-то тупое звериное любопытство, будто моя голова уже лежала на плахе.
— Отлично, — сказал я. — Вы решили, что со мной делать?
— Конечно, — скупо улыбнулся мистер Йото. — Прежде всего миссис Макреди накормит вас. А потом мы вытащим вас с Борнео.
5
Миссис Макреди поставила передо мной великолепный завтрак. Я даже не представлял себе, что так голоден, пока не почувствовал запах готовящейся пищи. Я ел, а мужчины разговаривали. Я даже не пытался следить за их беседой. Мне казалось, что я все равно ничего не пойму, даже если бы и знал их язык.
— Вы уезжаете сегодня ночью, — объявил мистер Йото.
— Как?
— Вас отправят вместе с дневной партией продукции и погрузят на пароход, отплывающий за границу.
— Думаю, кому-то будет очень интересно наблюдать, как я еду по конвейеру вместе с ананасами.
— Вы будете надежно спрятаны в ящике.
— А как насчет того, чтобы дышать и есть?
— Никаких трудностей. Воздух в ящики поступает, к тому же с вашим ящиком будут обращаться осторожно. Фрукты — нежный груз. Когда будете в пути, сможете выйти. На барже нет людей.
— Куда она меня довезет?
— А что вы для себя наметили?
— Вашингтон, Северная Америка.
Он задумался.
— Дайте подумать… Флотилия девять, Конвой триста сорок четыре… Завтра среда. Отлично. Я могу поместить вас на баржу, направляющуюся в Филадельфию и Норфолк.
— Достаточно близко, — согласился я.
— Баржи управляются автоматически, — продолжал он. — Если возникнет какая-нибудь неполадка, то туда может прибыть ремонтная бригада. Но если это и произойдет, вы без труда спрячетесь.
— Как долго продлится путешествие?
— В это время года — семьдесят два часа.
— Что произойдет, когда я приеду?
— Вас встретят.
— Могу я поинтересоваться, кто?
— Надежные люди.
— И еще один вопрос, — сказал я. — Почему вы это делаете?
— Я думаю, вы сами знаете ответ, мистер Бон.
— Вы меня совсем не знаете. Вы даже не знаете, почему полиция преследует меня.
Он едва заметно улыбнулся.
— Вы прикончили двух из этих свиней. Это вполне весомая рекомендация, мистер Бон.
Я открыл рот, но вовремя изменил вопрос:
— Вы одобряете убийство полицейских?
Мистер Йото издал звук, похожий на плевок.
— Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, — гнул я свою линию.
— Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, — прошипел он. — Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной?
Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал.
— Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, — разглагольствовал он. — Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения.
— Неповиновения чему? — задал я ему вопрос.
Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился.
— Вы умный человек, — сказал он. — Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками.
Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать.
Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма.
Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное.
— Этот. Забирайтесь внутрь, — сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того.
— Когда вам понадобится выйти — нажмите большим пальцем ноги на защелку, — говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери.
Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет.
Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей!
А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой.
Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной!
— Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, — сказал Йото и протянул руку.
Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, — напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть.
Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом — в другую.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, — страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
— Вы уезжаете сегодня ночью, — объявил мистер Йото.
— Как?
— Вас отправят вместе с дневной партией продукции и погрузят на пароход, отплывающий за границу.
— Думаю, кому-то будет очень интересно наблюдать, как я еду по конвейеру вместе с ананасами.
— Вы будете надежно спрятаны в ящике.
— А как насчет того, чтобы дышать и есть?
— Никаких трудностей. Воздух в ящики поступает, к тому же с вашим ящиком будут обращаться осторожно. Фрукты — нежный груз. Когда будете в пути, сможете выйти. На барже нет людей.
— Куда она меня довезет?
— А что вы для себя наметили?
— Вашингтон, Северная Америка.
Он задумался.
— Дайте подумать… Флотилия девять, Конвой триста сорок четыре… Завтра среда. Отлично. Я могу поместить вас на баржу, направляющуюся в Филадельфию и Норфолк.
— Достаточно близко, — согласился я.
— Баржи управляются автоматически, — продолжал он. — Если возникнет какая-нибудь неполадка, то туда может прибыть ремонтная бригада. Но если это и произойдет, вы без труда спрячетесь.
— Как долго продлится путешествие?
— В это время года — семьдесят два часа.
— Что произойдет, когда я приеду?
— Вас встретят.
— Могу я поинтересоваться, кто?
— Надежные люди.
— И еще один вопрос, — сказал я. — Почему вы это делаете?
— Я думаю, вы сами знаете ответ, мистер Бон.
— Вы меня совсем не знаете. Вы даже не знаете, почему полиция преследует меня.
Он едва заметно улыбнулся.
— Вы прикончили двух из этих свиней. Это вполне весомая рекомендация, мистер Бон.
Я открыл рот, но вовремя изменил вопрос:
— Вы одобряете убийство полицейских?
Мистер Йото издал звук, похожий на плевок.
— Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, — гнул я свою линию.
— Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, — прошипел он. — Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной?
Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал.
— Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, — разглагольствовал он. — Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения.
— Неповиновения чему? — задал я ему вопрос.
Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился.
— Вы умный человек, — сказал он. — Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками.
Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать.
Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма.
Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное.
— Этот. Забирайтесь внутрь, — сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того.
— Когда вам понадобится выйти — нажмите большим пальцем ноги на защелку, — говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери.
Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет.
Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей!
А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой.
Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной!
— Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, — сказал Йото и протянул руку.
Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, — напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть.
Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом — в другую.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, — страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания.