Лорд Джеффри. Волосатые из Уркхи

   Разведчик не успел скинуть с плеча копье, как медведь резко затормозил. В следующую секунду, жалобно подвывая, он развернулся и бросился назад, в спасительные заросли; шерсть вдоль хребта встала дыбом, а хвост был поджат — что, по мнению Блейда, свидетельствовало о глубочайших извинениях.
   Он ухмыльнулся. Похоже, в этих краях шкура и запах саблезубого защищали получше стального панциря! Они были гарантией неприкосновенности и самым надежным пропуском, оспаривать который не решался никто! С другой стороны, охотиться в таком обличье совершенно невозможно: животные куда больше боялись четвероного убийцу с клыками и когтями, чем двуногих с их жалкими копьями и топорами.
   Блейд шел уже часа три, поглядывая то на примятую траву, то на солнце, которое неторопливо карабкалось к зениту. Наконец, обозревая в очередной раз горизонт, он заметил струйки дыма, поднимавшиеся над одним из оазисов. Как и в его недавнем убежище, там были скалы, окруженные хвойными деревьями, и ручеек, струившийся к большой реке; утесы казались невысокими — их округлые вершины едва торчали над лиственничными кронами.
   Приблизившись, странник понял, что скалы идут кругом и внутри, за этими каменными стенами, находится свободное пространство. Кое-где утесы плотно смыкались, в других местах между ними темнели проходы от ярда до трех шириной, тщательно заваленные камнями. Несомненно, здесь потрудились человеческие руки, а не природные силы: валуны были уложены в некое подобие защитной преграды, весьма примитивной, но непреодолимой для любого хищника.
   После непродолжительных поисков Блейд обнаружил узкий проход в северной части кольца скал. В эту щель он с трудом мог протиснуться боком, и если б не плащ из тигриной шкуры, его спина и грудь были бы до крови расцарапаны о камень. Кроме человека, в такую расселину ухитрился бы пробраться лишь какой-нибудь мелкий хищник вроде лисы или шакала — причем в конце его почти наверняка ожидал удар копья или дубинки.
   Подумав об этом, Блейд пригнулся, двигаясь дальше чуть ли не ползком. Расселина шла ярдов на двадцать пять и, добравшись до середины, он увидел, что выход из нее завален огромным валуном. Впрочем, это препятствие оказалось несложно преодолеть. Забравшись на камень, разведчик осторожно приподнял голову, мгновенно обежав взглядом ровную овальную площадку -довольно просторный двор естественной цитадели со стенами из несокрушимого базальта.
   Первым делом ему бросилась в глаза волосатая задница, весьма основательная и кого-то смутно напоминавшая. Ее обладатель храпел под самым валуном, уткнувшись лицом в землю; рядом валялись копье и топорик на длинной рукояти. Блейд понял, что видит нерадивого стража, и дал себе слово, что наведет в племени должный порядок по этой части. Безопасность — прежде всего! Часовому не полагается спать на посту, даже если он — всего лишь примитивный волосатый дикарь!
   Волос у толстозадого действительно хватало. Конечно, он не мог сравниться с медведем или обезьяной, но густая бурая поросль шла по всей спине, по ягодицам и коротким ногам с толстыми ляжками; с головы спускались длинные нечесанные лохмы рыжеватого оттенка. Однако это существо являлось человеком! Даже не заглядывая в лицо туземца, Блейд мог убедиться в сем факте с полной определенностью. Стопы и кисти дикаря практически не отличались от его собственных; форма черепа, короткая шея и приземистая плотная фигура ничем не напоминали обезьяньи; объемистую талию охватывал пояс из оленьей шкуры, и в волосах, на самом темени, торчало какое-то украшение из перьев — довольно грязное и помятое.
   Стойбище, которое охранял этот бездельник, располагалось у подножий утесов, за небольшим озерцом, почти точной копией того водоема, в котором расстался с жизнью местный Шер-Хан. До трех десятков плетеных шалашей, прикрытых сверху шкурами, было ярдов сто, и Блейд видел суетившихся у большого костра женщин, дюжину мужчин, восседавших на плоских валунах, и ребятишек самых разных возрастов и калибров, плескавшихся у озерного берега. Все взрослые, и женщины и мужчины, отличались изрядной волосатостью; одни носили пояса с передником из оленьей или козьей шкуры, прикрывавшим чресла, у других имелись еще накидки — либо из шкур, либо плетеные из травы. Дети бегали голышом.
   Убедившись, что его никто не замечает, Блейд продолжал свои наблюдения. Женщин было десятка два, детей — раза в полтора больше; судя по числу хижин, племя недавно понесло изрядный урон. Или, быть может, часть волосатых спала в своих шалашах? В любом случае, этот клан насчитывал не больше семидесяти человек, причем мужчин, по мнению Блейда, было маловато.
   Рассматривая их, он заметил, что туземцы, сидевшие на камнях, как будто подчиняются некой субординации. Два валуна казались повыше, и двое мужчин, занимавших эти почетные места, носили плащи и по пучку перьев за каждым ухом. Остальные группировались вокруг предводителей, склонившись к ним и словно прислушиваясь к какому-то спору; иногда то один, то другой поднимался, желая, видимо, вставить слово.
   Совещание, понял Блейд, внезапно припомнив свой сон перед стартом. Здесь не было уютного зала, стола и кресел, но суть от этого не менялась -люди все так же спорили, говорили, обсуждали свои проблемы, упорствовали в собственных заблуждениях и не желали прислушаться к доводам соседа. Пожалуй, сие доказывало человеческую сущность волосатых в гораздо большей степени, чем огонь, шалаши, передники из шкур и перья в волосах.
   О чем же шла речь на этом совете? Странник почти не сомневался, что угадал: надо было отправляться на охоту в степь, а в степи бродил саблезубый.
   Что ж, решил он, стоит порадовать аборигенов доброй вестью. Соскользнув с валуна и не обращая внимания на храпевшего стража, Блейд направился к шалашам. У берега озерца, которое ему предстояло обогнуть, как и на всей площадке, не было камней — вероятно, они пошли на строительство баррикад, перекрывавших широкие проходы. Деревьев не было тоже; лишь голая земля с желтевшими кое-где участками вытоптанной травы. Тем не менее чужака заметили не сразу. Мужчины совещались, женщины пекли мясо над костром, дети играли; Блейд успел пройти ярдов тридцать, когда ребятишки подняли наконец крик.
   Он не остановился, не замедлил движений, лишь выпятил грудь, о которую бились тигриные лапы с огромными когтями. Поверх них лежало ожерелье, и клыки, подвешенные на травяных жгутиках, мерно побрякивали в такт шагам, словно кастаньеты. Складки тяжелого плаща делали плечи Блейда еще шире; его нагие руки и торс бугрились мощными мышцами, ноги уверенно попирали землю, а на топоре, который он тащил под мышкой, еще темнели пятна засохшей тигриной крови. Вероятно, грозный облик пришельца, героя — или даже божества! -вселил в волосатых ужас. На миг они застыли, кто где стоял или сидел: мужчины — на своих каменных табуретах, женщины — у костра, дети — по колени в воде; затем с громкими воплями начали разбегаться.
   Блейд неторопливо подошел к камням, выбрал тот, что был повыше, и сел, прислонив к соседнему топор и копье. Его появление произвело несомненный эффект! Женщины с ребятней попрятались в шалашах, охотники, более здравомыслящая часть племени, ринулись к скалам и теперь с завидной скоростью лезли вверх. Интересно, за кого они принимают нежданного гостя? За зверя, превратившегося в человека? За злого демона или великана, который пожрет всех, кто не успел познакомиться с тигриными клыками? В таком случае, стоило их успокоить.
   Поднявшись, разведчик шагнул к костру, выбрал кусок наполовину пропеченного мяса и впился в него зубами. Он и в самом деле чувствовал голод, отшагав с утра больше десяти миль, так что ланч пришелся очень кстати. Покончив с первым ломтем, он принялся за второй, потом подошел к озерцу, напился из горсти и обтер руки о свой плащ. Десятки глаз следили за ним со скал и в щели, зиявшие в стенках хижин.
   Он снова сел на камень, поигрывая ожерельем, неторопливо осматривая стойбище. Пожалуй, этот волосатый народец был не столь уж примитивным! Они умели добывать огонь и строить жилища, плести веревки и сумки из травы, шлифовать кремневые наконечники, выделывать шкуры и жарить мясо. Теперь предстояло познакомиться с их языком. Блейд предвидел, что звуки неведомой пока речи уже живут в его подсознании, и несколько фраз, которые он услышит, пробудят их, наполнив значением и смыслом. Так было всегда; появляясь в новом мире, он мог говорить на языке обитающих в нем существ.
   Сейчас двое из них, спустившись с утесов, нерешительно направлялись к нему. Длинный и короткий, предводители племени. Длинный был мужчиной зрелых лет, но еще весьма крепким; его костистое сухощавое лицо украшали пышные бакенбарды. Борода отсутствовала; как вскоре узнал Блейд, у туземцев волосы росли где угодно, кроме подбородка, верхней губы да еще, пожалуй, лба. На физиономии длинного застыло выражение некой отрешенности и почти олимпийского спокойствия, хотя Блейд заметил, что это дается вождю нелегко: пальцы у него подрагивали, а левая нога вдруг сама собой цеплялась за правую. Мужественный парень, решил разведчик; боится, но идет!
   Короткий, похоже, не испытывал страха — может быть, потому, что был стар и мало дорожил жизнью. По накидке, украшенной козьими хвостами и грубыми костяными фигурками, Блейд опознал в нем шамана. Бакенбарды у коротышки были выщипаны, зато на голове торчала шапка спутанных седоватых волос; шерсть на груди и плечах, на тонких искривленных ляжках тоже была седой. Этот старый гном выглядел тощим, но жилистым, и двигался странной походкой — вприпрыжку, словно подбитый камнем краб. Приглядевшись, Блейд заметил, что он горбат — то ли от рождения, то ли в результате травмы, полученной в схватке с каким-то зверем. Его левое плечо покрывали страшные шрамы.
   Остановившись перед пришельцем, оба аборигена уставились на него во все глаза. У длинного зрачки были серыми и тускловатыми, глаза старого гнома напоминали расплавленный янтарь. Точь-в-точь как у лорда Лейтона, подумал странник и ухмыльнулся: этот тощий коротышка был вдобавок горбат и двигался почти так же неуклюже, как его светлость.
   Наконец длинный дернул кадыком и с сомнением пробормотал:
   — Ахх-са?
   — Хул! — возразил гном. — Ахх-лават. Бо ор пата!
   Блейд не удивился, прекрасно поняв этот обмен репликами. «Ахх-са» обозначало духа, демона, доброго или злого бога — словом, создание потустороннего мира; «ахх-лават» — разумного, но смертного индивидуума, не владевшего сверхъестественной мощью. «Хул» было отрицанием. Но не просто отрицанием; этот термин нее некий иронический подтекст, словно намекая на презрительное отношение говорившего к мнению собеседника. «Бо» являлось предлогом противопоставления, «ор» — усилением качества; слово же «пата» соответствовало понятиям «сильный», «крепкий», «могучий».
   Итак, длинный вождь признал в пришельце божество, тогда как шаман отстаивал более рациональную гипотезу. «Чушь! — произнес горбатый гном. -Это человек. Но очень сильный!»
   Разглядывая стоявшую перед ним парочку, Блейд молча ждал продолжения. С каждой секундой старый колдун все больше напоминал ему Лейтона — даже манера говорить была такой же, слегка брезгливой, суховатой и безапелляционной. Кем же тогда являлся его напарник? Местным вариантом Дж.?
   — Ахх-са, — снова повторил вождь. — Только ахх-са может убить большого Ку!
   «Ку» называлась любая жуткая тварь, с которой не могло справиться племя, — саблезубый тигр, гигантский медведь, мамонт.
   — Ахх-лават убивали Ку, — гном покачал лохматой головой. — Делали ловушки, жгли огнем… Убивали!
   — Ку — разные, — возразил вождь. — Этот, — он покосился на клыки, висевшие на шее Блейда, — самый страшный!
   — Он не сильнее большого толстоногого. — Блейд понял, что речь шла о местном варианте мамонта. — Толстоногого уркхи убивали. Если толстоногий упадет в яму, на дне которой кол…
   — Не учи меня охотиться на толстоногих, — невозмутимо прервал шамана вождь; его манера вести дискуссию, спокойная и веская, в самом деле напомнила Блейду шефа МИ6А. — На моей памяти уркхи взяли жизнь у троих, и я помню, как это было. Но Ку с длинными зубами может съесть всех! И большого толстоногого, и тебя, и меня.
   — Может, — неожиданно согласился шаман. — Он съел двух охотников в начале этой луны и трех — в середине. Он съел женщину, которая копала корни. Он съел…
   Выслушав довольно длинный список, Блейд понял, из-за чего волосатые забились среди скал, зашпаклевав все щели, кроме самой узкой. Вероятно, махайрод рассматривал стойбище волосатых как своеобразный кроличий садок, где всегда можно раздобыть что-нибудь на ужин.
   — Ку съел много уркхов, — подтвердил вождь, когда колдун, исчерпав перечень, смолк, — Охотники не могли убить Ку, а длиннозубый Ку убивал кого хотел… — он сделал многозначительную паузу и уставился на Блейда. — Лишь ахх-са может убить Ку!
   Шаман поднял лицо к небесам и распростер руки; костяные фигурки на его плаще застучали, метнулись козьи хвосты.
   — Ахх-са могучи, — нараспев начал он. — Ахх-са не охотятся на зверей! Самый большой Ку перед ними — кал! Они живут на небесах, летают над землей на огромных птицах с огненными хвостами и не обращают внимания на уркхов. Ахх-са — повелители мира, их дыхание — ветер, их голоса — гром, их взгляды — молния! Им не нужно мясо, им не нужны шкуры, они не едят и не спят…
   «Ну и ну, — подумал Блейд, — похоже, эти парни могут препираться до Второго Пришествия!»
   Странник не собирался ждать так долго, а потому рявкнул, прервав славословия колдуна:
   — Закрой рот, коротышка! Я — не ахх-са, и потому мне нужны шкуры и мясо. Но сами ахх-са послали меня на землю, одарив божественной силой. Мое дыхание — ветер, мой голос — гром, мой взгляд — молния! Хочешь в этом убедиться?
   Он грозно нахмурился и протянул руку к топору.
   Оба спорщика в изумлении уставились на него. Повидимому, ни вождю, ни шаману не приходило в голову, что странный гость может понимать их язык и выражать свои мысли столь энергично и недвусмысленно. Ладонь Блейда еще не успела лечь на топорище, как две волосатые фигуры распростерлись перед ним на земле, демонстрируя полную покорность.
   — Встать! — велел разведчик. — Садитесь сюда! — он показал на камни поменьше, рядом с его собственным валуном.
   Они сели.
   — О посланец великих ахх-са, — попытался перехватить инициативу колдун, — доволен ли ты тем…
   — Ты откроешь рот тогда, когда я прикажу, — строго произнес Блейд и, не подымаясь с места, легонько хлопнул старого гнома по макушке. Тот охнул и прикусил язык.
   Тем временем охотники спустились со скал, а самые смелые из женщин и подростков выползли из хижин. За кольцом валунов, которых было штук двадцать — видимо, по числу мужчин в племени, — собралась уже порядочная толпа. Странник заметил, что оружия не было ни у кого.
   Он ткнул пальцем в вождя:
   — Как тебя зовут, длинный?
   Тот сосредоточенно нахмурился, будто стараясь припомнить собственное имя, и начал с протяжным подвыванием:
   — Сис'агра-ти карра'да-мелнимунек о'ахх-лават'тапара кинда-тапалама'их-карала сис'агра-капа-ти'пата-ока парала-кат-им ланаса-итара'ло сис'агра…
   — Стоп! — приказал Блейд, и вождь покорно смолк.
   Сказанное им означало: «Тот-кто-родился-в-денькогдаженщина-второго-охотника-нашла-клубеньвеличиной-соленью-голову-то т-кто-сломал-палец-на-ноге-убегая-отмедведя-тот-кто…» — и так далее.
   Блейд кивнул шаману:
   — Теперь я хочу послушать тебя, старый гриб. Ну, начинай!
   Колдун запрокинул лохматую голову и завел:
   — Ша'агра-ти илана-капала'им-лавата кинда-валава'тигоса сис'агра-савалана-ти'их падрала-о'несата икандрапилана-ниона ахх'са-кол-ахх'паланта-некан сибрала'ихтапалама окенда'ли…
 
   «Дитя-родившееся-на-горе-матери-с-кривой-спиной-ноодаренное-богами-мудростью-и-на-десятом-год у-жизнивошедшее-в-жилище-колдуна-чтобы-изучить-магическоеискусство-которое…»
   Жестом остановив его, странник несколько минут размышлял.
   Итак, полные имена аборигенов включали перечисление всех знаменательных событий, кои произошли с ними за всю жизнь. Значит, у детей список был покороче, а на знакомство с именами стариков требовалось не менее часа. Превосходный обычай, решил Блейд. Во-первых, стоит человеку назвать свое имя, как ты узнаешь всю его подноготную; во-вторых, запоминание такой уймы подробностей неплохо тренирует мозги. Да, хотя эти уркхи заросли волосами от пят до макушек, на память они не жаловались!
   Но как же их называть? Блейд задумчиво поскреб щетину на подбородке, потом поочередно ткнул пальцем в вождя и шамана:
   — Ты будешь Сие, а ты — Ша.
   — Так нельзя, посланец небесных ахх-са, непонятно, — старый колдун склонил голову. — Каждый будет Сие или Ша…
   Ну конечно же! «Сис» означало «тот» или «та», а «ша» — «дитя», «ребенок»; вероятно, все безумно длинные имена туземцев начинались с этих слов. Блейд страдальчески сморщился, но вдруг на тубах его заиграла улыбка.
   — Ты — Джи, — он показал на вождя, — а ты — Лейтон, — его ладонь опустилась на макушку престарелого колдуна. — Считайте, парни, я окрестил вас заново!
   — Что означают эти слова? — поинтересовался долговязый вождь. — Они волшебные?
   — О да! — губы странника вновь растянулись в улыбке. — Джи — тот, кто обладает силой, Лейтон — мудростью.
   — Ты щедр, — шаман благодарно склонил лохматую голову. — Ты велик! Ты — посланец небесных ахх-са!
   — Несомненно, — пробормотал Блейд, разглядывая окружившую их толпу. — Я очень щедр, и завтра, когда высплюсь и поем, обещаю дать волшебные имена всем остальным уркхам.
 

***

 
   Спустя неделю Блейд изучил цивилизацию волосатых во всех подробностях.
   В стойбище обитали четырнадцать мужчин, включая шамана, двадцать шесть женщин и более трех десятков ребятишек и подростков обоего пола, которым странник, по земным аналогиям, дал бы от года до двенадцати лет. Стариков, если не считать Лейтона, не было; в этом мире люди долго не заживались. За последние полгода, с тех пор, как в окрестностях появился махайрод, племя понесло большой урон — тигр сожрал не менее двадцати человек, и охотники, неоднократно вступавшие с ним в битву, ничего не могли поделать с чудищем. Таким образом, Блейд — являлся ли он в самом деле посланцем небесных ахх-са или нет — выступил в качестве благодетеля и спасителя. Чтобы достойно отметить сей факт, уркхи воздвигли ему трон — самый высокий камень, который был поставлен в круге совета между седалищами Джи и Лейтона.
   Эти двое, вождь и шаман, делили власть над племенем. Каждый из них имел собственных приверженцев, как бы некую фракцию или партию, готовую поддержать своего лидера; учитывая, что один из них занимался делами практическими, вроде охоты и охраны стойбища, а другой представлял интеллектуальную элиту, Блейд обозначил две эти группировки как партии Силы и Разума. Согласно лучшим традициям демократического общества, они находились в оппозиции друг к другу и спорили по любому поводу и без повода.
   Например, источником непрерывных трений являлось отхожее место. Их, собственно говоря, было два — в расщелинах среди скал, одна из которых располагалась с юга, а вторая — с севера. По мнению Джи, следовало пользоваться южным нужником, так как ветры с этой стороны задували реже; Лейтон же отдавал предпочтение северному клозету, приводя тот же самый довод относительно ветров. В результате в стойбище невыносимо воняло в два раза чаще, чем если бы обе партии смогли договориться. Блейд прекратил это безобразие, велев завалить оба скопища нечистот и оборудовать новый туалет в западной расселине. Под его руководством женщины вырыли ямы, а мужчины накрыли их бревнами, предварительно свалив две дюжины пробковых деревьев; после этого вонять перестало при любом ветре.
   Разобрался Блейд и с именами членов племени. Как он и предполагал, каждое имя являлось фактически биографией его носителя, постоянно пополняемой новыми сведениями. Использовать эти длиннейшие повествования на практике было невозможно, поэтому уркхи звали друг друга, так сказать, по должности и родственной связи. Так, Джи был Вождем, а Лейтон — Шаманом; сильнейший после вождя мужчина именовался Первым Охотником, а его подруги -соответственно Первой и Второй Женами Первого Охотника. Такая же система действовала относительно детей, и какой-нибудь карапуз, едва начавший обрастать пушистым подшерстком, звался, к примеру. Младшим Сыном Второй Жены Третьего Охотника.
   Блейду все это показалось весьма нерациональным, и он начал переименовывать волосатых по своему усмотрению. Члены партии Силы, сторонники Джи, получали имена работников МИ6А, а приверженцы Разума -ассистентов и коллег Лейтона. Вскоре в стойбище появились Биксби, Тич, Ли и Джо, а также Смити, Макдан и Ньют; последний был тем самым нерадивым стражем с толстой задницей, который проспал появление Блейда. Его земным прототипом являлся мистер Ньютон Энтони. К сожалению — или к счастью, — Блейд не нашел подходящего аналога для Питера Норриса, и имя Железного Пита осталось невостребованным. Зато самую склочную женщину в стойбище он прозвал Миссис Рэчел Уайт, что подошло этой волосатой самке как нельзя лучше.
   Реформа имен принесла Блейду не меньшую славу, чем победа над тигром. Теперь он был для волосатого племени Сис'агра-кассала-нарвата'их-лейтага -Тем-кто-даетволшебные-имена, или попросту Леем — от слова «лейтага», что значило «имя». Такое прозвище странника вполне устраивало.
   Вообще же присутствие Блейда весьма укрепило единство племени. Прежде разногласия между партиями Силы и Разума нередко приводили к кулачным боям или к тому, что часть охотников отказывалась повиноваться Джи, ссылаясь на авторитет шамана. Споры бывали непримиримыми, ибо волосатые из Уркхи уже обзавелись важнейшим человеческим качеством — упорным стремлением настоять на своем. Культура их, однако, еще не поднялась до понимания того факта, что всякую дискуссию полезно сводить к консенсусу, а не к драке. Правда, в таких стычках уркхи не использовали оружие, выясняя отношения только с помощью кулаков, каждый понимал, что смерть любого из немногочисленных мужчин ослабляет племя. Узнав об этом. Блейд восхищенно покачал головой и решил, что, несмотря на драки и споры, общественное самосознание волосатых едва ли не превосходит земной уровень. Там он знал сколько угодно стран, в которых с удовольствием резали глотки не только соседям, но и своим согражданам.
   Итак, уркхи спорили и продолжали спорить, но теперь у них появился непререкаемый арбитр, Лей, Тот-кто-даетволшебные-имена, и разногласия больше не приводили к дракам. Если вождь имел одно мнение, а шаман — другое, они обращались к посланцу небесных ахх-са, готовому свершить соломонов суд. Эта обязанность, требующая политичного лавирования между Силой и Разумом, весьма тяготила Блейда. Он не должен был давать преимущества ни одной из сторон, мудро поддерживая демократическую двухпартийную систему в равновесии. В частности, ему приходилось подсчитывать, сколько раз он согласился с мнением Джи, с соображениями Лейтона или предложил свой вариант. В идеале эти три числа должны были совпадать, но добиться такой тройственной статистической справедливости оказалось нелегко.
   К тому же Сила далеко не всегда демонстрировала глупое упрямство, а Разум — истинную мудрость, и на каждое удачное решение у Джи и Лейтона приходилось как минимум два неудачных. Блейд вертелся, как белка в колесе, но постепенно, все лучше и лучше узнавая своих волосатых компаньонов, приводил дела племени в порядок.
   Его поселили в хижине охотника, погибшего в схватке с тигром. Почетную обязанность заботиться о Лее приняла на себя его семья — мамаша Пэйдж с дочерьми-погодками Зоэ и Вики (все имена, естественно, были даны Блейдом). За пару дней он вышколил и почтенную матрону, и обеих девчонок — в шалаше теперь царила чистота, шкуры были тщательно выбиты, а мясо и тушеные коренья подавались точно по расписанию, четыре раза в день. Зоэ, симпатичная малышка лет двенадцати с уже наметившимися грудками, заботилась об оружии и одеянии посланца аххса, ее сестренка прибирала в хижине, а мамаша Пэйдж кухарила. Они были очень довольны, ибо новый глава семейства мог бросить копье на вдвое большее расстояние, чем любой из охотников, и буквально завалил своих подопечных мясом.
   Блейд, несмотря на обильное питание и порядок, такого счастья не испытывал. Ему уже было ясно: в этом доисторическом заповеднике придется обойтись без женщины — не той, которая готовит еду и вытряхивает шкуры, а подружки, с которой стоило бы разделить постель. Нравы уркхов по этой части были весьма просты, но их женщины слишком напоминали обезьяньих самок, чтобы возбудить у пришельца желание. Даже малышка Зоэ! Несмотря на довольно стройную фигурку и относительно редкий пушок на коже, Блейду она напоминала молодого шимпанзе. Очаровательный звереныш, но не для постели человека!
   Во всем же остальном уркхи безусловно являлись людьми. У них был развитой язык — более тысячи слов, как подсчитал странник; представления о божественном, весьма обширные познания в части целебных трав, навыки обработки камней и шкур, плетения циновок, резьбы по дерену и кости. По словам шамана, племя неторопливо мигрировало на юг от самой границы ледников, то совершая переходы в сотню миль, то задерживаясь подолгу в какомнибудь удобном месте. В этих скалах они прожили около года и последнее время боялись покинуть свое убежище: если бы саблезубый настиг их в пути, немногие бы остались в живых.