Однако ни на каких пикниках не бывает так холодно. Миссис Кросби в шлюпке Э5 так сильно дрожала от холода, что третьему помощнику капитана Питману пришлось закутать ее в парус. Какой-то кочегар в шлюпке Э6 сидел подле миссис Браун и стучал зубами от холода. В конце концов миссис Браун закутала ему ноги своей собольей накидкой, завязав соболиные хвосты вокруг его лодыжек. В шлюпке Э16 человек в белом пижамном костюме выглядел таким замерзшим, что напоминал остальным пассажирам снеговика. Миссис Шарлотт Коллиер в шлюпке Э14 настолько окоченела от холода, что свалилась с банки; ее волосы при этом попали в уключину, и большой их клок оказался выдранные с корнями.
Члены экипажа делали все, что в их силах, чтобы женщины испытывали как можно меньше неудобств. В шлюпке Э5 один матрос снял с себя чулки и отдал их миссис Уошингтон Додж. Когда она с изумлением и благодарностью взглянула на него, матрос поспешил ее успокоить:
— Уверяю вас, мэм, чулки абсолютно чистые, я только утром надел их.
В шлюпке Э13 кочегар Битчем ежился в своей тонкой робе, но отказался надеть пальто, предложенное ему одной пожилой дамой, и настоял, чтобы пальто отдали молодой ирландке. В этой шлюпке некоторые пассажиры получили дополнительную экипировку из совершенно неожиданного источника. Когда стюард Рей в последний раз выходил из своего кубрика, он достал из сундука и прихватил с собой шесть носовых платков. Теперь он раздавал эти платки, показав пассажирам шлюпки, как нужно завязывать каждый уголок узелком, чтобы сделать из платка шапочку. Он с гордостью вспоминал потом, что в результате его предусмотрительности «были увенчаны, платками шесть голов».
Кроме холода, иллюзию пикника рассеивало большое количество дам-гребцов. В шлюпке Э4, где вода доходила людям до голеней, миссис Джон Б. Тэйер гребла на протяжении пяти часов. В шлюпке Э6 неугомонная миссис Браун организовала женскую гребную команду, в которой за каждым веслом сидели по две женщины: одна держала весло в нужном положении, а другая гребла. Действуя таким способом, миссис Браун, миссис Мейер, миссис Кэнди и другие женщины продвинули шлюпку на три или четыре мили в безнадежной попытке подплыть к огню, который мерцал у горизонта на протяжении большей части ночи.
Миссис Уолтер Даглас правила шлюпкой Э2 с помощью румпеля. Бокс холл, который был старшим по шлюпке, греб и помогал зажигать зеленые фальшфейеры. В шлюпке Э8 миссис Дж. Стьюарт Уайт не помогала грести, вместо этого она взяла на себя обязанности сигнальщика. У нее была трость со встроенным электрическим фонариком, и большую часть ночи миссис Уайт энергично размахивала этой тростью, попеременно то помогая всем, то сбивая всех с толку.
На весла в шлюпке Э8 налегали Мэри Янг, Глэдис Черри, миссис Ф. Джоул Свифт и другие женщины. Миссис Уильям Р. Бакнелл отметила с гордостью, что гребет рядом с графиней Ротис в то время, как ее горничная на другой банке орудует веслом рядом с горничной графини. Большую часть ночи графиня сидела за румпелем. Матрос Джоунз, старший по этой шлюпке, позже объяснял корреспонденту газеты «Сфера», почему он посадил ее туда:
— В моей шлюпке находилась одна женщина, которая всех женщин могла заткнуть за пояс! Когда я увидел, как она владеет собой, и услышал. с какой решительностью и с каким спокойствием она разговаривает с другими, я понял, что в ней больше мужества, чем у любого из нас в шлюпке.
Перед американской комиссией Джоунз, которому, должно быть, не хватало направляющей руки прессы, объяснил свои мотивы несколько менее элегантно:
— Ей было что сказать, и я посадил ее править шлюпкой.
Но в отношении уважения, которое он испытывал к графине, можно не сомневаться: после того, как их спасли, Джоунз снял со шлюпки цифру "8", отдал вставить ее в рамку и послал графине в знак своего восхищения. Со своей стороны, графиня каждое рождество посылает ему поздравления.
По мере того как ночь близилась к концу, первоначальное спокойствие начало изменять людям. В шлюпке Э3 миссис Чарлз Хейс принялась окликать случавшиеся поблизости шлюпки, желая отыскать своего мужа:
— Чарлз Хейс, ты здесь? — взывала она снова и снова. В шлюпке Э8 синьора де Сатоде Пенаско пронзительно вскрикивала, зовя своего мужа Виктора; графиня Ротис больше не могла выносить этих криков; она передала румпель своей кузине Глэдис Черри, тихонечко села подле синьоры и оставшуюся часть ночи гребла рядом с ней, всячески стараясь приободрить ее. В шлюпке Э6 мадам де Вайе непрестанно звала своего сына, который вовсе не был на «Титанике».
Постепенно возникло довольно большое количество конфликтных ситуаций. В шлюпке Э3 женщины начали перепалку из-за пустяков, в то время как их мужья хранили неловкое молчание Миссис Уошингтон Додж, желавшая вопреки воле почти всех остальных пассажиров шлюпки Э5 грести обратно к месту гибели «Титаника», в конце концов так рассердилась, что посреди океана пересела в подошедшую к ним шлюпку Э7. Мод Слоукум, неугомонная массажистка с «Титаника», помогла приструнить одну женщину, которая непрестанно — надо же только придумать такое — включала звонок будильника в шлюпке Э11. Матрос Даймонд, бывший боксер, старший по шлюпке Э15, изрыгал ругательства и богохульства, от которых темная ночь казалась еще чернее.
Много конфликтов возникло из-за курения. В 1912 году табак еще не стал великой американской панацеей для снятия нервных напряжений, и женщин табачный дым просто шокировал. Мисс Элизабет Шют попросила двух сидящих рядом с ней в шлюпке Э3 мужчин прекратить курение, но они продолжали дымить.
Для миссис Дж. Стьюарт Уайт курение в шлюпке оставалось больным вопросом даже в ходе работы следственной комиссии. Когда сенатор Смит спросил, не хочет ли она сказать что-либо в отношении дисциплины членов команды «Титаника», она разразилась гневной тирадой:
— Когда наша шлюпка отошла от лайнера, эти несносные стюарды достали сигареты и закурили. И это в такой момент!
В шлюпке Э1, где сложилась более мирная и доверительная обстановка, курение не вызывало конфликтных ситуаций. Когда сэр Космо Дафф Гордон предложил кочегару Хендриксону дорогую сигару, ни одна из присутствовавших при этом женщин не была в состоянии протестовать. Мисс Франкателли работала по найму у жены сэра Космо, а леди Дафф Гордон слишком плохо себя чувствовала, чтобы обращать внимание на табачный дым. Она всю ночь провела, положив голову на весла и такелаж, поскольку ее сильно тошнило и рвало.
Но и в шлюпке Э1 случилась перебранка. Сэр Космо и мистер С.Е. Хенри Стенгель из Ньюарка, штат Нью-Джерси, не совсем поладили друг с другом. В переполненной шлюпке это осталось бы незамеченным, но в компании из 12 человек личные антипатии действуют довольно раздражающе. Если верить сэру Космо, мистер Стенгель непрестанно выкрикивал:
— Эй, на шлюпке!
Кроме того, впередсмотрящему Саймонсу он дал довольно противоречивые указания относительно того, куда править. Никто не обратил на это внимания, но сэр Космо пришел в такое раздраженное состояние, что в конце концов попросил мистера Стенгеля замолчать. Сэр Космо испытал еще большую досаду впоследствии, когда мистер Стенгель показал на следственной комиссии, что «мы с сэром Космо решили между собой, в какую сторону идти нашей шлюпке».
Тем временем у кочегара Пьюзи возникли кое-какие мысли в связи с попытками леди Дафф Гордон посочувствовать мисс Франкателли, потерявшей свой пеньюар. Сначала он сказал мисс Франкателли:
— Стоит ли расстраиваться! Вы ведь спасли свою жизнь. Мы вот потеряли свое обмундирование.
Через полчаса, все еще раздумывая над чем-то, Пьюзи обратился к сэру Космо:
— Я думаю, что у вас все пропало, что было с собой?
— Разумеется.
— Но ведь вы можете приобрести новые вещи?
— Да.
— Ну, а у нас пропало наше обмундирование, и пароходная компания нам больше ничего не выдаст. Хуже всего, что с сегодняшней ночи нам перестает идти жалованье.
Сэру Космо надоело слушать:
— Хорошо, я дам каждому из вас по пятерке на обзаведение новым комплектом обмундирования.
Он выполнил свое обещание, но впоследствии очень сожалел об этом. В свете того, что шлюпка Э1 находилась почти в монопольном распоряжении супругов Гордонов и что она не возвратилась к месту гибели «Титаника», подарок сэра Гордона очень смахивал на взятку, и это подозрение ему лишь с большим трудом удалось снять с себя.
Последующие события лишь подлили масла в огонь. Когда после спасения леди Дафф Гордой собрала моряков из шлюпки Э1 позировать в спасательных нагрудниках для группового снимка, эта группа получила известность как личный экипаж Гордонов. Еще несколько позже, когда стало известно, что впередсмотрящий Саймонс, номинально командовавший шлюпкой Э1, целый день провел у юриста сэра Космо накануне дачи показаний перед английской следственной комиссией, то создалось впечатление, будто у сэра Космо был даже свой личный старшина шлюпки. Нет, однако, никаких оснований полагать, что сэр Космо повинен в чем-либо большем, нежели чрезвычайно дурной вкус.
Пьянство тоже стало источником кое-каких неприятностей. Когда шлюпка Э4 подобрала из воды одного из членов команды, у того в кармане оказалась бутылка бренди, которая была тут же выброшена за борт, поскольку, как объяснял этот моряк журналистам несколько недель спустя, «в шлюпке опасались, что если кто-нибудь из истерически настроенных людей выпьет бренди, это может привести к нежелательным результатам». Миссис Юстис, однако, описала другой вариант этого же инцидента:
— Один мужчина был пьян, и у него в кармане имелась бутылка бренди, которую рулевой, не мешкая, выбросил в море, а пьяного бросили на дно шлюпки…
В шлюпке Э6 неприятности носили иной характер. Трения начались с того самого момента когда в нее по тросу шлюпталей спустился для пополнения экипажа майор Пошан. Привыкнув начальствовать, он тут же сделал попытку взять на себя командование шлюпкой. Однако у рулевого Хитченса на этот счет было особое мнение. Когда шлюпка отходила от «Титаника», Пошан греб, а Хитченс сидел за румпелем; через несколько минут Пошан предложил Хитченсу уступить место за румпелем даме, а самому сесть за весло, но рулевой ответил, что он, Хитченс, — старший в шлюпке, а дело Пошана — грести и помалкивать.
Медленно, с трудом шлюпка отвалила от «Титаника», гребли в ней лишь Пошан да впередсмотрящий Флит. К ним постепенно присоединились почти все женщины, возглавляемые миссис Браун, однако Хитченс, словно приклеенный, оставался сидеть у румпеля, криками понукая их грести быстрее, чтобы шлюпку не затянуло на дно вместе с тонущим «Титаником».
Женщины отвечали Хитченсу тоже криками, и по мере того, как шлюпка с всплесками продвигалась во мраке ночи, над водой разносились звуки ожесточенной перебранки. Большую часть времени шлюпка Э6 двигалась в направлении едва видимого огня, мерцавшего у горизонта, и когда наконец стало ясно, что им не дойти до него, Хитченс объявил, что все пропало: в шлюпке нет ни воды, ни продовольствия, ни компаса, ни карт; они находятся за сотни миль от суши и даже не знают, в каком направлении следуют.
Майор Пошан к этому времени на все махнул рукой, но женщины стали тормошить его. Миссис Кэнди сурово указала ему на Полярную звезду. Миссис Браун велела ему замолчать и грести. Миссис Мейер отпустила язвительное замечание по поводу его мужества.
Потом они пришвартовались к шлюпке Э16, и Хитченс приказал дрейфовать. Но женщины не могли вынести холода и настаивали на том, чтобы продолжать грести для согревания. Миссис Браун взяла на себя руководство шлюпкой, дала весло чумазому кочегару, пересаженному к ним из шлюпки Э16, и велела всем грести. Хитченс поднялся было, чтобы остановить ее, но миссис Браун сказала ему, что если он приблизится к ней, она сбросит его за борт. Он снова опустился на свое место, накрылся одеялами и начал выкрикивать оскорбления. Миссис Мейер ответила ему обвинениями в том, что он забрал себе все одеяла и выпил все виски. Хитченс обругал ее. Пересевший к ним кочегар, начавший осмысливать идиотскую ситуацию, в которой он очутился, крикнул Хитченсу:
— Слушай, разве ты не понимаешь, что разговариваешь с дамой?
Хитченс крикнул в ответ:
— Я знаю, с кем разговариваю, я командую этой шлюпкой!
Но упрек кочегара подействовал. Рулевой замолчал. В шлюпке Э6 всю ночь гребли; Хитченс подчинился своей судьбе. Пошан устранился от всего, и шлюпкой фактически руководила миссис Браун.
Даже у мужчин, отчаянно цеплявшихся за перевернутую шлюпку B, нашлось время для мелочных конфликтов. Полковник Грейси, у которого от холода зубы выбивали дробь, а спутанные волосы замерзли и покрылись сосульками, заметил рядом с собой человека в сухой туристической шапочке. Полковник попросил у него шапочку на минуту, чтобы согреть голову, но владелец шапочки неприветливо ответил:
— А я что буду делать?
Вполне понятно, что нервы у людей на шлюпке B были напряжены до предела. Из-под корпуса перевернутой «парусинки» то и дело просачивался воздух, и она с каждой минутой все глубже и глубже погружалась в воду. Время от времени через днище шлюпки перекатывалась волна, и одно чье-нибудь неверное движение могло сбросить всех в море. Люди остро нуждались в хладнокровном руководителе.
Поэтому Грейси с облегчением услышал глубокий грудной голос второго помощника Лайтоллера. Он испытал еще большее облегчение, когда один подвыпивший матрос на их шлюпке воскликнул:
— Мы подчинимся всему, что скажет помощник капитана!
Лайтоллер быстро сориентировался. Понимая, что только действуя сообща, организованно, можно сохранить равновесие перевернутой шлюпки, он велел всем тридцати мужчинам встать, затем построил их в две шеренги и заставил повернуться лицом к носу. Когда под действием волн шлюпка кренилась в ту или другую сторону, он громко командовал: «Наклониться вправо!», «Стоять прямо!» или «Наклониться влево!» в той последовательности, в которой было необходимо для того, чтобы компенсировать воздействие морской зыби.
Перемещая таким образом вес своего тела с одной ноги на другую, мужчины первое время кричали в такт своим движениям, но Лайтоллер остановил эти крики, посоветовав людям беречь силы.
Стало еще холоднее, и полковник снова пожаловался на свою окоченевшую голову; на этот раз Лайтоллеру. Другой мужчина предложил им обоим глотнуть из его фляги. Они отказались и передали флягу дрожавшему рядом Уолтеру Хэрсту. Тот подумал, что это бренди, сделал большой глоток и чуть не подавился — во фляге оказался спирт.
Они удивительно много разговаривали. Младший кок Джон Мейнард рассказал, как капитан Смит плыл рядом со шлюпкой непосредственно перед гибелью «Титаника». Люди будто бы втащили его на шлюпку, но он соскользнул обратно в воду. Позже кочегар Хэрри Синиор утверждал, что капитан Смит намеренно соскользнул в море, сказав:
— Я пойду вслед за кораблем.
Так оно, возможно, и было, но Хэрст высказал уверенность, что капитан Смит не доплыл до шлюпки. Кроме того, кочегар Синиор прибыл на шлюпку в числе последних, возможно, слишком поздно, чтобы самому видеть капитана.
Больше всего они говорили о спасении. Вскоре Лайтоллер заметил Хэролда Брайда, стоявшего на корме шлюпки, и, сам находясь на носу, спросил у Брайда, какие суда обещали прийти к ним на помощь. Радист крикнул в ответ названия: «Балтик», «Олимпик», «Карпатия». Лайтоллер быстро сообразил, что «Карпатия» прибудет на рассвете, и, чтобы приободрить упавшее настроение людей, всех уведомил об этом.
После его сообщения люди стали оглядывать горизонт, ища признаков приближения спасительного судна. Время от времени они воодушевлялись при виде вспышек зеленых фальшфейеров, которые жег Боксхолл в шлюпке Э2. Даже Лайтоллер думал, что эти фальшфейеры, должно быть, зажигают на каком-нибудь судне.
Постепенно прошла ночь. Ближе к рассвету потянул легкий ветер, воздух, казалось, стал еще более морозным. Море сделалось неспокойным. Обжигающе холодные волны стали захлестывать стопы, голени, колени стоящих на шлюпке B людей. Брызги вонзались в их тела, слепили глаза. Сначала один человек скатился с кормы и исчез из виду, за ним последовал другой, потом еще один. Оставшиеся замолчали, полностью поглощенные борьбой за жизнь.
Море тоже хранило безмолвие. Когда на небе появились первые предрассветные краски, нигде среди волн, взморщивших гладкое зеркало Атлантического океана, не было видно ни малейшего признака жизни.
И все же один человек, плывший в море, оставался живым благодаря поразительному сочетанию проявленной им инициативы и воздействия алкоголя. Четыре часа тому назад шеф-пекарь Чарлз Джуфин был разбужен, подобно множеству людей на «Титанике», странным, сопровождавшимся скрежетом толчком и, подобно многим другим, чуть позже полуночи услышал команду общей тревоги.
Но Джуфин не просто явился на шлюпочную палубу. Он рассудил, что коль скоро нужно готовить шлюпки, то нужно подготовить и провиант для них; по своей собственной инициативе он собрал свой состоявший из 13 пекарей штат, и вместе они обшарили продовольственную кладовую «Титаника» в поисках наличного хлеба. После этого пекари поднялись на верхнюю палубу, каждый неся по четыре каравая.
Покончив с этим, Джуфин удалился в свою каюту на левой стороне палубы E, чтобы промочить горло глотком виски.
Примерно в 0 часов 30 минут он почувствовал себя достаточно подкрепленным, чтобы вновь подняться к своему месту по шлюпочному расписанию — у шлюпки Э10. На этой стадии эвакуации было пока еще трудно уговорить женщин садиться в шлюпки, и Джуфин прибег к наиболее действенным мерам. Он спустился на прогулочную палубу и силой стал вытаскивать отдельных женщин наверх. Затем, пользуясь его собственным выражением, он «швырял» их в шлюпку. Грубо, но эффективно.
Согласно шлюпочному расписанию, Джуфин должен был покинуть «Титаник» в качестве старшины шлюпки Э10, однако он решил, что в ней и без него предостаточно мужчин, выпрыгнул из шлюпки и, вместо того чтобы покинуть в ней «Титаник», помог спускать ее на воду. Его эвакуация в этой шлюпке, объяснял он позже, «явилась бы дурным примером».
Времени было уже час двадцать ночи. По наклонившимся ступенькам он резво пробежал обратно к себе в каюту на палубе E и валил очередной стаканчик виски. Сидя на койке и смакуя свой напиток, он видел, как вода, журча, прибывает через дверной проем, разливается по клетчатому линолеуму и подбирается к верху его ботинок, но особого значения этому не придал.
Через некоторое время он увидел, к своему удивлению, тишайшего доктора О'Локлина, рыскающего в этом районе судна. Джуфину и в голову не пришло спросить, что ищет здесь этот пожилой джентльмен, однако близость буфета дает основание предположить, что мысли доктора и Джуфина развивались в тот час в одинаковом направлении.
Так или иначе, Джуфин коротко поздоровался с доктором и отправился на шлюпочную палубу. Он поспел в самый раз: опоздай он немного, и воспользоваться лестницами или трапами было бы уже невозможно, поскольку наклон палубы стал еще более крутым.
Хотя все шлюпки уже ушли, ничего похожего на уныние Джуфин не испытывал. Он пошел на закрытую прогулочную палубу B и начал швырять в окна шезлонги. Другие наблюдали за его действиями, но помогать не помогали. В общей сложности им было выброшено за борт примерно 50 кресел.
Это была утомительная работа, поэтому, подтащив последнее кресло к краю палубы и протиснув его в окно (для него эта операция была похожа на продевание нитки в иголку), Джуфин удалился в буфет на правом борту палубы A. Часы показывали 2 часа 10 минут.
Утолив свою жажду — на этот раз водой, — он услыхал нечто похожее на грохот: как будто что-то не выдержало нагрузки и рухнуло. Вокруг него стали падать чашки и блюдца, накал нитей в лампочках сделался красным, над собой он услышал топот бегущих в корму людей.
Он пулей вылетел из буфета, направляясь в кормовой конец палубы A, и оказался в хвосте у толпы людей, покинувших шлюпочную палубу и устремившихся в том же, что и он, направлении. Насколько это было возможно, Джуфин старался не попадать в давку, сохраняя свое положение в арьергарде толпы. Он скатился по ступенькам на палубу B, оттуда — на кормовую палубу. Как только он попал туда, «Титаник» резко накренился на левый борт, и большая часть бегущих людей была низринута к леерному ограждению этого борта, где образовалась огромная куча человеческих тел.
Один Джуфин остался на ногах. Соблюдая осторожность и в то же время оставаясь совершенно спокойным, он продвигался в корму, удивительно хорошо сохраняя равновесие. Корма поднималась выше, одновременно корпус лайнера кренился на левый борт. Наклон палубы сделался настолько крутым, что стоять на ней уже не было никакой возможности; Джуфин перелез через перила леерного ограждения правого борта и буквально стал на борт судна. Все еще держась за поручень, но с внешней стороны ограждения, он продвигался по борту наверх, к корме, и достиг выкрашенного в белый цвет стального настила палубы юта. Теперь он стоял на самой оконечности скругленной кормы «Титаника», которая поднялась над поверхностью моря примерно на 50 м.
Не торопясь, Джуфин подтянул лямки своего спасательного нагрудника, потом взглянул на часы — они показывали 2 часа 15 минут. Подумав немного, он снял часы с руки и спрятал их в задний карман брюк. Положение, в котором он очутился, начало его несколько озадачивать, но тут он почувствовал, что корма стала уходить у него из-под ног, словно он спускался в лифте. В тот момент, когда поверхность моря сомкнулась над кормой «Титаника», Джуфин соскользнул в воду, даже не замочив головы.
Он плыл в ночном океане, нимало не обращая внимания на студеную воду. Было четыре часа ночи, когда он увидел то, что в сером свете занимавшегося утра показалось ему обломком кораблекрушения. Он подплыл ближе и обнаружил, что это перевернутая складная шлюпка B.
Днище шлюпки было усеяно людьми, и Джуфин не мог взобраться наверх, поэтому он плавал вокруг шлюпки до тех пор, пока не заметил среди стоящих людей своего старого приятеля по камбузу — кока Джона Мейнарда. Кровь, как говорится, гуще воды; Мейнард протянул руку, Джуфин ухватился за нее и держался, болтая ногами в воде, все еще основательно защищенный винными парами от холода.
Другие не заметили его — отчасти ввиду того, что слишком замерзли, отчасти потому, что все теперь следили глазами за горизонтом на юго-востоке. Было 3 часа 30 минут, когда они в первый раз увидели отдаленную вспышку света, сопровождаемую еще более отдаленным рокотом. Мисс Нортон в шлюпке Э6 воскликнула:
— Это вспышка молнии!
Хитченс же проворчал:
— Это падающая звезда!
Лежащий на дне шлюпки Э13 кочегар, от холода почти потерявший сознание, вскочил с криком:
— Это был пушечный выстрел!
Вскоре в том направлении, откуда послышался рокот, появился отдельный огонь, потом другой, затем стали возникать один за другим целые ряды огней. Это мчался большой пароход, пускавший ракеты, чтобы известить людей с «Титаника» о том, что к ним спешат на помощь. В шлюпке Э9 палубный матрос Пэдди Макгоф громогласно призвал остальных:
— Давайте помолимся богу, потому что я вижу на горизонте пароход, и он идет за нами!
Мужчины на шлюпке B разразились радостным воплем и снова возобновили болтовню. В шлюпке Э3 кто-то зажег газету и отчаянно замахал ею, затем была зажжена соломенная шляпа миссис Дэвидсон — решили, что она будет гореть дольше, чем газета. В шлюпке, где находилась миссис А.С. Джерван, пассажиры макали носовые платки в керосин и зажигали их, подавая сигналы. В шлюпке Э13 из писем скрутили бумажный факел. Боксхолл в шлюпке Э2 сжег последний фальшфейер. В шлюпке Э8 миссис Уайт замахала своей электрической тростью еще более неистово.
Над водой разносились крики «Ура!» и возгласы облегчения. Даже природа казалась довольной, заменив безотрадную ночную тьму розовато-лиловыми и коралловыми цветами великолепного рассвета.
Не все видели наступление этого рассвета. В полузатопленной шлюпке A Олаус Абельсет тщетно пытался пробудить волю к жизни у полузамерзшего человека, лежавшего рядом с ним. При первых проблесках утреннего света он приподнял его за плечи так, чтобы тот мог сидеть на шлюпочной рыбине.
— Смотрите! — призывал он его. — Мы уже видим судно! Крепитесь!
Он взял человека за руку и поднял ее, затем он потряс его за плечи, но тот лишь ответил:
— Кто вы? — Потом через минуту произнес еще: — Оставьте меня… кто вы?
Абельсет еще некоторое время удерживал его в сидячем положении, но это оказалось слишком утомительным, и в конце концов он вынужден был подпереть его доской. Спустя полчаса небо окрасилось в волнующие, теплые тона розоватого и золотистого цветов, но лежащий на доске человек уже не мог видеть этого.
Глава девятая
Члены экипажа делали все, что в их силах, чтобы женщины испытывали как можно меньше неудобств. В шлюпке Э5 один матрос снял с себя чулки и отдал их миссис Уошингтон Додж. Когда она с изумлением и благодарностью взглянула на него, матрос поспешил ее успокоить:
— Уверяю вас, мэм, чулки абсолютно чистые, я только утром надел их.
В шлюпке Э13 кочегар Битчем ежился в своей тонкой робе, но отказался надеть пальто, предложенное ему одной пожилой дамой, и настоял, чтобы пальто отдали молодой ирландке. В этой шлюпке некоторые пассажиры получили дополнительную экипировку из совершенно неожиданного источника. Когда стюард Рей в последний раз выходил из своего кубрика, он достал из сундука и прихватил с собой шесть носовых платков. Теперь он раздавал эти платки, показав пассажирам шлюпки, как нужно завязывать каждый уголок узелком, чтобы сделать из платка шапочку. Он с гордостью вспоминал потом, что в результате его предусмотрительности «были увенчаны, платками шесть голов».
Кроме холода, иллюзию пикника рассеивало большое количество дам-гребцов. В шлюпке Э4, где вода доходила людям до голеней, миссис Джон Б. Тэйер гребла на протяжении пяти часов. В шлюпке Э6 неугомонная миссис Браун организовала женскую гребную команду, в которой за каждым веслом сидели по две женщины: одна держала весло в нужном положении, а другая гребла. Действуя таким способом, миссис Браун, миссис Мейер, миссис Кэнди и другие женщины продвинули шлюпку на три или четыре мили в безнадежной попытке подплыть к огню, который мерцал у горизонта на протяжении большей части ночи.
Миссис Уолтер Даглас правила шлюпкой Э2 с помощью румпеля. Бокс холл, который был старшим по шлюпке, греб и помогал зажигать зеленые фальшфейеры. В шлюпке Э8 миссис Дж. Стьюарт Уайт не помогала грести, вместо этого она взяла на себя обязанности сигнальщика. У нее была трость со встроенным электрическим фонариком, и большую часть ночи миссис Уайт энергично размахивала этой тростью, попеременно то помогая всем, то сбивая всех с толку.
На весла в шлюпке Э8 налегали Мэри Янг, Глэдис Черри, миссис Ф. Джоул Свифт и другие женщины. Миссис Уильям Р. Бакнелл отметила с гордостью, что гребет рядом с графиней Ротис в то время, как ее горничная на другой банке орудует веслом рядом с горничной графини. Большую часть ночи графиня сидела за румпелем. Матрос Джоунз, старший по этой шлюпке, позже объяснял корреспонденту газеты «Сфера», почему он посадил ее туда:
— В моей шлюпке находилась одна женщина, которая всех женщин могла заткнуть за пояс! Когда я увидел, как она владеет собой, и услышал. с какой решительностью и с каким спокойствием она разговаривает с другими, я понял, что в ней больше мужества, чем у любого из нас в шлюпке.
Перед американской комиссией Джоунз, которому, должно быть, не хватало направляющей руки прессы, объяснил свои мотивы несколько менее элегантно:
— Ей было что сказать, и я посадил ее править шлюпкой.
Но в отношении уважения, которое он испытывал к графине, можно не сомневаться: после того, как их спасли, Джоунз снял со шлюпки цифру "8", отдал вставить ее в рамку и послал графине в знак своего восхищения. Со своей стороны, графиня каждое рождество посылает ему поздравления.
По мере того как ночь близилась к концу, первоначальное спокойствие начало изменять людям. В шлюпке Э3 миссис Чарлз Хейс принялась окликать случавшиеся поблизости шлюпки, желая отыскать своего мужа:
— Чарлз Хейс, ты здесь? — взывала она снова и снова. В шлюпке Э8 синьора де Сатоде Пенаско пронзительно вскрикивала, зовя своего мужа Виктора; графиня Ротис больше не могла выносить этих криков; она передала румпель своей кузине Глэдис Черри, тихонечко села подле синьоры и оставшуюся часть ночи гребла рядом с ней, всячески стараясь приободрить ее. В шлюпке Э6 мадам де Вайе непрестанно звала своего сына, который вовсе не был на «Титанике».
Постепенно возникло довольно большое количество конфликтных ситуаций. В шлюпке Э3 женщины начали перепалку из-за пустяков, в то время как их мужья хранили неловкое молчание Миссис Уошингтон Додж, желавшая вопреки воле почти всех остальных пассажиров шлюпки Э5 грести обратно к месту гибели «Титаника», в конце концов так рассердилась, что посреди океана пересела в подошедшую к ним шлюпку Э7. Мод Слоукум, неугомонная массажистка с «Титаника», помогла приструнить одну женщину, которая непрестанно — надо же только придумать такое — включала звонок будильника в шлюпке Э11. Матрос Даймонд, бывший боксер, старший по шлюпке Э15, изрыгал ругательства и богохульства, от которых темная ночь казалась еще чернее.
Много конфликтов возникло из-за курения. В 1912 году табак еще не стал великой американской панацеей для снятия нервных напряжений, и женщин табачный дым просто шокировал. Мисс Элизабет Шют попросила двух сидящих рядом с ней в шлюпке Э3 мужчин прекратить курение, но они продолжали дымить.
Для миссис Дж. Стьюарт Уайт курение в шлюпке оставалось больным вопросом даже в ходе работы следственной комиссии. Когда сенатор Смит спросил, не хочет ли она сказать что-либо в отношении дисциплины членов команды «Титаника», она разразилась гневной тирадой:
— Когда наша шлюпка отошла от лайнера, эти несносные стюарды достали сигареты и закурили. И это в такой момент!
В шлюпке Э1, где сложилась более мирная и доверительная обстановка, курение не вызывало конфликтных ситуаций. Когда сэр Космо Дафф Гордон предложил кочегару Хендриксону дорогую сигару, ни одна из присутствовавших при этом женщин не была в состоянии протестовать. Мисс Франкателли работала по найму у жены сэра Космо, а леди Дафф Гордон слишком плохо себя чувствовала, чтобы обращать внимание на табачный дым. Она всю ночь провела, положив голову на весла и такелаж, поскольку ее сильно тошнило и рвало.
Но и в шлюпке Э1 случилась перебранка. Сэр Космо и мистер С.Е. Хенри Стенгель из Ньюарка, штат Нью-Джерси, не совсем поладили друг с другом. В переполненной шлюпке это осталось бы незамеченным, но в компании из 12 человек личные антипатии действуют довольно раздражающе. Если верить сэру Космо, мистер Стенгель непрестанно выкрикивал:
— Эй, на шлюпке!
Кроме того, впередсмотрящему Саймонсу он дал довольно противоречивые указания относительно того, куда править. Никто не обратил на это внимания, но сэр Космо пришел в такое раздраженное состояние, что в конце концов попросил мистера Стенгеля замолчать. Сэр Космо испытал еще большую досаду впоследствии, когда мистер Стенгель показал на следственной комиссии, что «мы с сэром Космо решили между собой, в какую сторону идти нашей шлюпке».
Тем временем у кочегара Пьюзи возникли кое-какие мысли в связи с попытками леди Дафф Гордон посочувствовать мисс Франкателли, потерявшей свой пеньюар. Сначала он сказал мисс Франкателли:
— Стоит ли расстраиваться! Вы ведь спасли свою жизнь. Мы вот потеряли свое обмундирование.
Через полчаса, все еще раздумывая над чем-то, Пьюзи обратился к сэру Космо:
— Я думаю, что у вас все пропало, что было с собой?
— Разумеется.
— Но ведь вы можете приобрести новые вещи?
— Да.
— Ну, а у нас пропало наше обмундирование, и пароходная компания нам больше ничего не выдаст. Хуже всего, что с сегодняшней ночи нам перестает идти жалованье.
Сэру Космо надоело слушать:
— Хорошо, я дам каждому из вас по пятерке на обзаведение новым комплектом обмундирования.
Он выполнил свое обещание, но впоследствии очень сожалел об этом. В свете того, что шлюпка Э1 находилась почти в монопольном распоряжении супругов Гордонов и что она не возвратилась к месту гибели «Титаника», подарок сэра Гордона очень смахивал на взятку, и это подозрение ему лишь с большим трудом удалось снять с себя.
Последующие события лишь подлили масла в огонь. Когда после спасения леди Дафф Гордой собрала моряков из шлюпки Э1 позировать в спасательных нагрудниках для группового снимка, эта группа получила известность как личный экипаж Гордонов. Еще несколько позже, когда стало известно, что впередсмотрящий Саймонс, номинально командовавший шлюпкой Э1, целый день провел у юриста сэра Космо накануне дачи показаний перед английской следственной комиссией, то создалось впечатление, будто у сэра Космо был даже свой личный старшина шлюпки. Нет, однако, никаких оснований полагать, что сэр Космо повинен в чем-либо большем, нежели чрезвычайно дурной вкус.
Пьянство тоже стало источником кое-каких неприятностей. Когда шлюпка Э4 подобрала из воды одного из членов команды, у того в кармане оказалась бутылка бренди, которая была тут же выброшена за борт, поскольку, как объяснял этот моряк журналистам несколько недель спустя, «в шлюпке опасались, что если кто-нибудь из истерически настроенных людей выпьет бренди, это может привести к нежелательным результатам». Миссис Юстис, однако, описала другой вариант этого же инцидента:
— Один мужчина был пьян, и у него в кармане имелась бутылка бренди, которую рулевой, не мешкая, выбросил в море, а пьяного бросили на дно шлюпки…
В шлюпке Э6 неприятности носили иной характер. Трения начались с того самого момента когда в нее по тросу шлюпталей спустился для пополнения экипажа майор Пошан. Привыкнув начальствовать, он тут же сделал попытку взять на себя командование шлюпкой. Однако у рулевого Хитченса на этот счет было особое мнение. Когда шлюпка отходила от «Титаника», Пошан греб, а Хитченс сидел за румпелем; через несколько минут Пошан предложил Хитченсу уступить место за румпелем даме, а самому сесть за весло, но рулевой ответил, что он, Хитченс, — старший в шлюпке, а дело Пошана — грести и помалкивать.
Медленно, с трудом шлюпка отвалила от «Титаника», гребли в ней лишь Пошан да впередсмотрящий Флит. К ним постепенно присоединились почти все женщины, возглавляемые миссис Браун, однако Хитченс, словно приклеенный, оставался сидеть у румпеля, криками понукая их грести быстрее, чтобы шлюпку не затянуло на дно вместе с тонущим «Титаником».
Женщины отвечали Хитченсу тоже криками, и по мере того, как шлюпка с всплесками продвигалась во мраке ночи, над водой разносились звуки ожесточенной перебранки. Большую часть времени шлюпка Э6 двигалась в направлении едва видимого огня, мерцавшего у горизонта, и когда наконец стало ясно, что им не дойти до него, Хитченс объявил, что все пропало: в шлюпке нет ни воды, ни продовольствия, ни компаса, ни карт; они находятся за сотни миль от суши и даже не знают, в каком направлении следуют.
Майор Пошан к этому времени на все махнул рукой, но женщины стали тормошить его. Миссис Кэнди сурово указала ему на Полярную звезду. Миссис Браун велела ему замолчать и грести. Миссис Мейер отпустила язвительное замечание по поводу его мужества.
Потом они пришвартовались к шлюпке Э16, и Хитченс приказал дрейфовать. Но женщины не могли вынести холода и настаивали на том, чтобы продолжать грести для согревания. Миссис Браун взяла на себя руководство шлюпкой, дала весло чумазому кочегару, пересаженному к ним из шлюпки Э16, и велела всем грести. Хитченс поднялся было, чтобы остановить ее, но миссис Браун сказала ему, что если он приблизится к ней, она сбросит его за борт. Он снова опустился на свое место, накрылся одеялами и начал выкрикивать оскорбления. Миссис Мейер ответила ему обвинениями в том, что он забрал себе все одеяла и выпил все виски. Хитченс обругал ее. Пересевший к ним кочегар, начавший осмысливать идиотскую ситуацию, в которой он очутился, крикнул Хитченсу:
— Слушай, разве ты не понимаешь, что разговариваешь с дамой?
Хитченс крикнул в ответ:
— Я знаю, с кем разговариваю, я командую этой шлюпкой!
Но упрек кочегара подействовал. Рулевой замолчал. В шлюпке Э6 всю ночь гребли; Хитченс подчинился своей судьбе. Пошан устранился от всего, и шлюпкой фактически руководила миссис Браун.
Даже у мужчин, отчаянно цеплявшихся за перевернутую шлюпку B, нашлось время для мелочных конфликтов. Полковник Грейси, у которого от холода зубы выбивали дробь, а спутанные волосы замерзли и покрылись сосульками, заметил рядом с собой человека в сухой туристической шапочке. Полковник попросил у него шапочку на минуту, чтобы согреть голову, но владелец шапочки неприветливо ответил:
— А я что буду делать?
Вполне понятно, что нервы у людей на шлюпке B были напряжены до предела. Из-под корпуса перевернутой «парусинки» то и дело просачивался воздух, и она с каждой минутой все глубже и глубже погружалась в воду. Время от времени через днище шлюпки перекатывалась волна, и одно чье-нибудь неверное движение могло сбросить всех в море. Люди остро нуждались в хладнокровном руководителе.
Поэтому Грейси с облегчением услышал глубокий грудной голос второго помощника Лайтоллера. Он испытал еще большее облегчение, когда один подвыпивший матрос на их шлюпке воскликнул:
— Мы подчинимся всему, что скажет помощник капитана!
Лайтоллер быстро сориентировался. Понимая, что только действуя сообща, организованно, можно сохранить равновесие перевернутой шлюпки, он велел всем тридцати мужчинам встать, затем построил их в две шеренги и заставил повернуться лицом к носу. Когда под действием волн шлюпка кренилась в ту или другую сторону, он громко командовал: «Наклониться вправо!», «Стоять прямо!» или «Наклониться влево!» в той последовательности, в которой было необходимо для того, чтобы компенсировать воздействие морской зыби.
Перемещая таким образом вес своего тела с одной ноги на другую, мужчины первое время кричали в такт своим движениям, но Лайтоллер остановил эти крики, посоветовав людям беречь силы.
Стало еще холоднее, и полковник снова пожаловался на свою окоченевшую голову; на этот раз Лайтоллеру. Другой мужчина предложил им обоим глотнуть из его фляги. Они отказались и передали флягу дрожавшему рядом Уолтеру Хэрсту. Тот подумал, что это бренди, сделал большой глоток и чуть не подавился — во фляге оказался спирт.
Они удивительно много разговаривали. Младший кок Джон Мейнард рассказал, как капитан Смит плыл рядом со шлюпкой непосредственно перед гибелью «Титаника». Люди будто бы втащили его на шлюпку, но он соскользнул обратно в воду. Позже кочегар Хэрри Синиор утверждал, что капитан Смит намеренно соскользнул в море, сказав:
— Я пойду вслед за кораблем.
Так оно, возможно, и было, но Хэрст высказал уверенность, что капитан Смит не доплыл до шлюпки. Кроме того, кочегар Синиор прибыл на шлюпку в числе последних, возможно, слишком поздно, чтобы самому видеть капитана.
Больше всего они говорили о спасении. Вскоре Лайтоллер заметил Хэролда Брайда, стоявшего на корме шлюпки, и, сам находясь на носу, спросил у Брайда, какие суда обещали прийти к ним на помощь. Радист крикнул в ответ названия: «Балтик», «Олимпик», «Карпатия». Лайтоллер быстро сообразил, что «Карпатия» прибудет на рассвете, и, чтобы приободрить упавшее настроение людей, всех уведомил об этом.
После его сообщения люди стали оглядывать горизонт, ища признаков приближения спасительного судна. Время от времени они воодушевлялись при виде вспышек зеленых фальшфейеров, которые жег Боксхолл в шлюпке Э2. Даже Лайтоллер думал, что эти фальшфейеры, должно быть, зажигают на каком-нибудь судне.
Постепенно прошла ночь. Ближе к рассвету потянул легкий ветер, воздух, казалось, стал еще более морозным. Море сделалось неспокойным. Обжигающе холодные волны стали захлестывать стопы, голени, колени стоящих на шлюпке B людей. Брызги вонзались в их тела, слепили глаза. Сначала один человек скатился с кормы и исчез из виду, за ним последовал другой, потом еще один. Оставшиеся замолчали, полностью поглощенные борьбой за жизнь.
Море тоже хранило безмолвие. Когда на небе появились первые предрассветные краски, нигде среди волн, взморщивших гладкое зеркало Атлантического океана, не было видно ни малейшего признака жизни.
И все же один человек, плывший в море, оставался живым благодаря поразительному сочетанию проявленной им инициативы и воздействия алкоголя. Четыре часа тому назад шеф-пекарь Чарлз Джуфин был разбужен, подобно множеству людей на «Титанике», странным, сопровождавшимся скрежетом толчком и, подобно многим другим, чуть позже полуночи услышал команду общей тревоги.
Но Джуфин не просто явился на шлюпочную палубу. Он рассудил, что коль скоро нужно готовить шлюпки, то нужно подготовить и провиант для них; по своей собственной инициативе он собрал свой состоявший из 13 пекарей штат, и вместе они обшарили продовольственную кладовую «Титаника» в поисках наличного хлеба. После этого пекари поднялись на верхнюю палубу, каждый неся по четыре каравая.
Покончив с этим, Джуфин удалился в свою каюту на левой стороне палубы E, чтобы промочить горло глотком виски.
Примерно в 0 часов 30 минут он почувствовал себя достаточно подкрепленным, чтобы вновь подняться к своему месту по шлюпочному расписанию — у шлюпки Э10. На этой стадии эвакуации было пока еще трудно уговорить женщин садиться в шлюпки, и Джуфин прибег к наиболее действенным мерам. Он спустился на прогулочную палубу и силой стал вытаскивать отдельных женщин наверх. Затем, пользуясь его собственным выражением, он «швырял» их в шлюпку. Грубо, но эффективно.
Согласно шлюпочному расписанию, Джуфин должен был покинуть «Титаник» в качестве старшины шлюпки Э10, однако он решил, что в ней и без него предостаточно мужчин, выпрыгнул из шлюпки и, вместо того чтобы покинуть в ней «Титаник», помог спускать ее на воду. Его эвакуация в этой шлюпке, объяснял он позже, «явилась бы дурным примером».
Времени было уже час двадцать ночи. По наклонившимся ступенькам он резво пробежал обратно к себе в каюту на палубе E и валил очередной стаканчик виски. Сидя на койке и смакуя свой напиток, он видел, как вода, журча, прибывает через дверной проем, разливается по клетчатому линолеуму и подбирается к верху его ботинок, но особого значения этому не придал.
Через некоторое время он увидел, к своему удивлению, тишайшего доктора О'Локлина, рыскающего в этом районе судна. Джуфину и в голову не пришло спросить, что ищет здесь этот пожилой джентльмен, однако близость буфета дает основание предположить, что мысли доктора и Джуфина развивались в тот час в одинаковом направлении.
Так или иначе, Джуфин коротко поздоровался с доктором и отправился на шлюпочную палубу. Он поспел в самый раз: опоздай он немного, и воспользоваться лестницами или трапами было бы уже невозможно, поскольку наклон палубы стал еще более крутым.
Хотя все шлюпки уже ушли, ничего похожего на уныние Джуфин не испытывал. Он пошел на закрытую прогулочную палубу B и начал швырять в окна шезлонги. Другие наблюдали за его действиями, но помогать не помогали. В общей сложности им было выброшено за борт примерно 50 кресел.
Это была утомительная работа, поэтому, подтащив последнее кресло к краю палубы и протиснув его в окно (для него эта операция была похожа на продевание нитки в иголку), Джуфин удалился в буфет на правом борту палубы A. Часы показывали 2 часа 10 минут.
Утолив свою жажду — на этот раз водой, — он услыхал нечто похожее на грохот: как будто что-то не выдержало нагрузки и рухнуло. Вокруг него стали падать чашки и блюдца, накал нитей в лампочках сделался красным, над собой он услышал топот бегущих в корму людей.
Он пулей вылетел из буфета, направляясь в кормовой конец палубы A, и оказался в хвосте у толпы людей, покинувших шлюпочную палубу и устремившихся в том же, что и он, направлении. Насколько это было возможно, Джуфин старался не попадать в давку, сохраняя свое положение в арьергарде толпы. Он скатился по ступенькам на палубу B, оттуда — на кормовую палубу. Как только он попал туда, «Титаник» резко накренился на левый борт, и большая часть бегущих людей была низринута к леерному ограждению этого борта, где образовалась огромная куча человеческих тел.
Один Джуфин остался на ногах. Соблюдая осторожность и в то же время оставаясь совершенно спокойным, он продвигался в корму, удивительно хорошо сохраняя равновесие. Корма поднималась выше, одновременно корпус лайнера кренился на левый борт. Наклон палубы сделался настолько крутым, что стоять на ней уже не было никакой возможности; Джуфин перелез через перила леерного ограждения правого борта и буквально стал на борт судна. Все еще держась за поручень, но с внешней стороны ограждения, он продвигался по борту наверх, к корме, и достиг выкрашенного в белый цвет стального настила палубы юта. Теперь он стоял на самой оконечности скругленной кормы «Титаника», которая поднялась над поверхностью моря примерно на 50 м.
Не торопясь, Джуфин подтянул лямки своего спасательного нагрудника, потом взглянул на часы — они показывали 2 часа 15 минут. Подумав немного, он снял часы с руки и спрятал их в задний карман брюк. Положение, в котором он очутился, начало его несколько озадачивать, но тут он почувствовал, что корма стала уходить у него из-под ног, словно он спускался в лифте. В тот момент, когда поверхность моря сомкнулась над кормой «Титаника», Джуфин соскользнул в воду, даже не замочив головы.
Он плыл в ночном океане, нимало не обращая внимания на студеную воду. Было четыре часа ночи, когда он увидел то, что в сером свете занимавшегося утра показалось ему обломком кораблекрушения. Он подплыл ближе и обнаружил, что это перевернутая складная шлюпка B.
Днище шлюпки было усеяно людьми, и Джуфин не мог взобраться наверх, поэтому он плавал вокруг шлюпки до тех пор, пока не заметил среди стоящих людей своего старого приятеля по камбузу — кока Джона Мейнарда. Кровь, как говорится, гуще воды; Мейнард протянул руку, Джуфин ухватился за нее и держался, болтая ногами в воде, все еще основательно защищенный винными парами от холода.
Другие не заметили его — отчасти ввиду того, что слишком замерзли, отчасти потому, что все теперь следили глазами за горизонтом на юго-востоке. Было 3 часа 30 минут, когда они в первый раз увидели отдаленную вспышку света, сопровождаемую еще более отдаленным рокотом. Мисс Нортон в шлюпке Э6 воскликнула:
— Это вспышка молнии!
Хитченс же проворчал:
— Это падающая звезда!
Лежащий на дне шлюпки Э13 кочегар, от холода почти потерявший сознание, вскочил с криком:
— Это был пушечный выстрел!
Вскоре в том направлении, откуда послышался рокот, появился отдельный огонь, потом другой, затем стали возникать один за другим целые ряды огней. Это мчался большой пароход, пускавший ракеты, чтобы известить людей с «Титаника» о том, что к ним спешат на помощь. В шлюпке Э9 палубный матрос Пэдди Макгоф громогласно призвал остальных:
— Давайте помолимся богу, потому что я вижу на горизонте пароход, и он идет за нами!
Мужчины на шлюпке B разразились радостным воплем и снова возобновили болтовню. В шлюпке Э3 кто-то зажег газету и отчаянно замахал ею, затем была зажжена соломенная шляпа миссис Дэвидсон — решили, что она будет гореть дольше, чем газета. В шлюпке, где находилась миссис А.С. Джерван, пассажиры макали носовые платки в керосин и зажигали их, подавая сигналы. В шлюпке Э13 из писем скрутили бумажный факел. Боксхолл в шлюпке Э2 сжег последний фальшфейер. В шлюпке Э8 миссис Уайт замахала своей электрической тростью еще более неистово.
Над водой разносились крики «Ура!» и возгласы облегчения. Даже природа казалась довольной, заменив безотрадную ночную тьму розовато-лиловыми и коралловыми цветами великолепного рассвета.
Не все видели наступление этого рассвета. В полузатопленной шлюпке A Олаус Абельсет тщетно пытался пробудить волю к жизни у полузамерзшего человека, лежавшего рядом с ним. При первых проблесках утреннего света он приподнял его за плечи так, чтобы тот мог сидеть на шлюпочной рыбине.
— Смотрите! — призывал он его. — Мы уже видим судно! Крепитесь!
Он взял человека за руку и поднял ее, затем он потряс его за плечи, но тот лишь ответил:
— Кто вы? — Потом через минуту произнес еще: — Оставьте меня… кто вы?
Абельсет еще некоторое время удерживал его в сидячем положении, но это оказалось слишком утомительным, и в конце концов он вынужден был подпереть его доской. Спустя полчаса небо окрасилось в волнующие, теплые тона розоватого и золотистого цветов, но лежащий на доске человек уже не мог видеть этого.
Глава девятая
Мы несемся на север, как дьяволы
Лежа в своей каюте на борту кунардовской «Карпатии», направлявшейся из Нью-Йорка в Средиземноморье, миссис Энн Крейн удивилась, ощутив бодрящий запах кофе. Было около часа ночи четвертых суток плавания, и миссис Крейн, в достаточной степени изучившая порядки на этом тихом лайнере, знала, что любая деятельность на его борту после полуночи необычна, не говоря уже о приготовлении кофе.