X. 28 сентября допрашивали дона Диего Уртадо де Мендосу, бывшего послом на Тридентском соборе и при римской курии, члена государственного совета и королевского камергера, исполнявшего эту обязанность во время путешествия короля в Англию и Фландрию. От него потребовали показать, что он заметил относительно веры толедского архиепископа. Этот допрос произошел после того, как главный инквизитор удостоверился, каким образом и в каком духе будет отвечать Мендоса. Он писал Мендосе 2 сентября, и дон Диего в своем ответе останавливался на важности, которую он придавал (во время его пребывания в Венеции при подготовке Тридентского собора) тесному единению, связывавшему Каррансу с Маттео Приоли, епископом Брешиа [92], донато Рулло Кадавересом, неаполитанцем, Антонио Фламинио и М. Карнесекой, кардиналами Поло и Мороной, Атаназио Колонной и другими, с которыми он имел тайные совещания. Дон Диего в своем письме говорил, что этих людей не в чем упрекать и с внешней стороны они не давали повода ни к какому подозрению, но они шли путем, проложенным только для очень небольшого числа лиц. Главный инквизитор знал, что все эти люди были отмечены как еретики, некоторые из них подверглись преследованию и были осуждены. Он имел на этот счет частные разговоры с доном Диего де Мендоса и вынудил его потом дать об этом показание под присягой. Тот повторил переданные мною выше слова и прибавил, что это обстоятельство заставляло его сомневаться в чистоте веры архиепископа Толедского; что не одобрял его катехизиса, так как он не отвечает на некоторые аргументы еретиков; правда, опровергает другие, но слабыми доводами; между тем он представлял доводы противников во всей их силе и трудности, как он уже говорил королю во Фландрии. Этот свидетель подтвердил свое показание 20 октября. Он также сказал, что до запрещения катехизиса советовал герцогу д'Аркосу и дону Фернандо Карильо де Мендосе не читать его, потому что катехизис не является правоверным, что принц Эволи имел одно дело, которое должно было разбираться архиепископом Толедским, и он, свидетель, писал Лосилье, секретарю принца, чтобы поспешили выполнить это как можно скорее; он это сделал потому, что предвидел арест прелата.
   XI. Доктор Хулиано де Перниа, другой свидетель, был согласен со всем сказанным. Он показал 15 октября, что слышал от дона Фернандо Карильо де Мендосы старшего сына маркиза де Приэго, будто бы дон Диего де Мендоса во Фландрии предсказал арест архиепископа как заподозренного в лютеровой ереси.
   XII. Брат Бернарде Альварадо де Фреснеда, францисканец, пятидесяти лет от роду, духовник короля (потом член государственного совета, главноуполномоченный крестового похода, епископ Кордовы и архиепископ Сарагосы), в тот же день сообщил о дружеских отношениях Каррансы с кардиналом Поло, кардиналом Морона, архиепископом Кентерберийским, епископом Приоли, которые потом все были объявлены еретиками, а также с доктором Мурильо из провинции Арагон, который согласно показанию брата Хулиана де Туделы говорил: если правда, что он стал еретиком, то виновником этого является Карранса.
   XIII. Брат Хулиано не был допрошен. Но брат Хуан де Вильягарсия в ответ на обращенный к нему в тюрьме запрос о характере отношений, существовавших между Каррансой и еретиками, упомянутыми Мендосой, и о содержании некоторых писем этих лиц, найденных в бумагах Каррансы, дал простые и ясные объяснения. Он сказал, что они не только не допускали малейшего подозрения в ереси, но, наоборот, Доказывали, что архиепископ прилагал величайшие усилия и обнаруживал огромное усердие к убеждению еретиков и к погашению ереси или, по крайней мере, к прекращению ее распространения в Англии, в Оксфордском университете и других школах этого королевства, соглашаясь с еретиками лишь в отношении того, что не затрагивало определенного догмата; делалось это с тем, чтобы различие в мнениях казалось менее значительным и таким образом легче было бы вернуть еретиков к единству католической веры.
   XIV. Мы не должны забывать, что дон Диего де Мендоса был единственным сообщившим этот факт и свидетелем, которого склонили дать показания, потому что не было ни одного конкретного случая, который мог бы мотивировать его показания.
   XV. 15 ноября доктор Акоста показал, что однажды в октябре он обедал у принца Эволи, у которого в ту пору были принцесса, граф де Лерма, епископ Куэнсы, его брат дон Родриго де Кастро и другие лица. Иезуит Тавларес во всеуслышание заявил: "Вскоре увидят, еретик ли архиепископ Толедский; но легко заметить, что у него много соперников".
   XVI. Эти слова, сказанные в присутствии дома Педро и дона Родриго де Кастро, глубоко обидели их, как и инквизиторов, допрашивавших доктора Акосту.
   XVII. 29 ноября Диего де Дуранго, слуга графа де Миранды, показал, что он слышал в проповеди, произнесенной, как он думает, домом Бартоломео Каррансой, следующий тезис: "Какую пользу можно извлечь из сотни Богородиц и даже из трехсот? Не так следует беседовать с Богом". Среди допрошенных не было других свидетелей в подкрепление этого показания.
   XVIII. Доктор Савино Бернарде Астете, каноник Саморы, был допрошен 6 декабря относительно веры и поступков Каррансы. Знали, что он переписал несколько неизданных произведений и проповедей этого прелата. Он показал в этот день и 12 декабря, передавая список известных ему произведений, что он считает архиепископа настоящим католиком; что в продолжение многолетней дружбы он не слыхал от него ни одного тезиса, который нельзя было бы или не следовало бы объяснить в католическом смысле. Это было не то, чего добивались инквизиторы.
   XIX. 10 июня 1560 года дон Хуан де Вильяреаль, командор военного ордена Сант-Яго, показал, будто он слышал, как архиепископ Толедский в проповеди, сказанной в Лондоне в присутствии короля, выставил тезис, что повеления об исповеди и причастии не были известны в таком виде, как их обыкновенно понимают в наши дни, до времени собора, который он назвал. Свидетель добавил, что он был этим возмущен и сказал графу де Чинчон и дону Хуану Маусино, жителю Бургоса, что король должен был бы приказать проповеднику сойти с кафедры; свидетель говорил также, что, прибыв в 1558 году в Вальядолид, он обедал однажды с архиепископом у дона Бернардино Пиментеля, маркиза де Тавара; на этом обеде присутствовали отец Франсиско де Борха, бывший герцог Гандиа, и дом Диего де Рохас, толедский каноник; за обеденным столом архиепископ рассказывал разные анекдоты о еретиках, наказанных в Англии, а именно - об одном, который казался более закоренелым, чем другие; этот еретик, стоя у костра, просил, чтобы его не привязывали, потому что он останется посреди пламени нетронутым; и на самом деле он казался неподвижным, как будто не был сожжен. Свидетель добавил, что этот рассказ показался ему неосторожным, и он говорил об этом канонику Рохасу.
   XX. Этот дворянин показал в первом случае, что он невежда, а во втором - что у него мало сообразительности. Архиепископ не говорил вовсе, что еретик не был тронут огнем; он говорил только, что он казался неподвижным. Свидетель должен был знать, что фанатизм также имеет своих героев.
   XXI. Дом Педро д'Агостино, епископ Уэски, прислал 19 октября 1560 года помеченное тем же днем письмо, в котором он показывал, что слышал в Триденте от дома Бартоломео Каррансы (во время бесед по делам собора), что следует к литаниям [93], которые поются обыкновенно за мессой Святому Духу в начале каждой сессии, прибавить следующее прошение: "Избави нас [94], Господи, от собора нашего времени" ("A concilio hujus temporis libera nos, Domine"). Основанием этого было то, что на соборе не допускалось подобающей свободы голосования, по мнению многих благочестивых и ученых людей, так как папа, легаты и государи стремились порабощать мнения в своих личных целях; отсюда проистекали скандальные сцены между кардиналами и епископами.
   XXII. Свидетель не был так щепетилен во время описываемых событий и, несомненно, смотрел на это так же, как и Карранса. Взгляд его переменился с тех пор, как архиепископ потерял благосклонность государя и свободу. Прочтите письма Франсиско де Варгаса, и вы найдете там более резкие истины, которые противоречат не сущности догматов, а лишь тем пунктам дисциплины, где интересы папы, епископов и королей вступали в противоречие друг с другом. ДЬм Педро был братом бессмертного дома Антонио д'Агостино, архиепископа Таррагоны, светоча Испании по достоинству его трудов; но, к несчастью, проникся завистью вследствие того, что не был назначен на толедскую кафедру и даже не попал в число кандидатов, предложенных государю Каррансой. Может быть, он был достойнее других; но его достоинство не извиняет такого поведения. Далее мы увидим другие следствия его мстительности; здесь я замечу только, что его брат был небезупречен в этой системе дискредитирования архиепископа в известных пунктах, которые, как он отлично понимал, содержали не ересь, а только тезисы, способные особенно повредить Каррансе, когда бы бумаги его процесса ни были посланы в Рим.
   XXIII. 20 декабря 1560 года брат Херонимо де Порас, францисканец, показал в святом трибунале Калаоры перед инквизитором Ибаре, братом квалификатора трудов архиепископа, что слышал от одного человека (имени которого он не помнил), как дом Бартолемео, возвращаясь с собора в 1552 году, произнес проповедь в Тафалле, не обращая к Святой Деве приветствия: "Прииди, Создатель Дух" [95], и это, по-видимому, показывало, что он не верит ни в заслуги, ни в заступничество святых.
   XXIV. 4 января 1561 года брат Франсиско д'Ирибарен, настоятель францисканского монастыря в Тарасоне, сказал, что рассказанный случай произошел, когда он был настоятелем в Тафалле; хотя он не присутствовал при проповеди, но от многих слышал, что Карранса проповедовал, как святой; правда, один человек выразил неудовольствие, что не было сказано приветствия Деве Марии, но он, свидетель, на вопрос о причине этого новшества получил ответ: Карранса следовал в этом обычаю собора.
   XXV. Ни один из этих двух свидетелей не показал того, что он видел или слышал сам. Предполагая факт достоверным, настоятель не дает ему злостного толкования, придуманного другим монахом.
   Статья вторая
   РАЗБОР ПОКАЗАНИЙ
   I. Согласно результату процесса, который мы видели до сих пор, можно утверждать, что уже на предварительном следствии, хотя произведенном инквизиторами в служебном порядке без участия Каррансы и даже без его ведома, рассыпались все факты, доказывающие, что Карранса лютеранин. Теперь я сведу их к небольшому числу тезисов.
   II. Первый относится к существованию чистилища. Брат Доминик де Рохас, дон Карлос де Сесо и донья Катерина де Риос доказывают своими показаниями и своими произведениями, что архиепископ говорил, писал и давал распоряжения при объездах в качестве провинциала своего ордена, как человек, верующий в чистилище, и что он даже упрекнул дона Карлоса де Сесо в его неверии на этот счет.
   III. Оправдание верою. Из показаний вышеупомянутых свидетелей, а также маркизы д'Альканисес, брата Хуана де Вильягарсия, брата Хуана де ла Пеньи, брата Франсиско Торо де Сильяс, брата Луиса де ла Круса и доктора Савино Бернарде де Астете видно, что Карранса всегда питал большое доверие к добрым делам и что единственный вывод, который можно извлечь из совокупности показаний, заключается в том, что он мало ценил их в сравнении с заслугами страданий и смерти Господа нашего Иисуса Христа, в которые следует горячо верить.
   IV. Заступничество святых. Дон Хуан де Акунья, граф де Буэндиа, донья Франсиска де Кордова, его жена, Педро Вальдес, их капеллан, и главные слуги семьи этого гранда Испании показывают, что Карранса советовал прибегать к покровительству святых; единственное, чего он не одобрял в этих молитвах, это прибавления к ним Отче наш и Богородице дева радуйся, которые обращены к Иисусу Христу и его матери, а не к святым.
   V. Евхаристия. Брат Доминик де Рохас, брат Луис де ла Крус, иезуит Мартин Гутьерес, донья Франсиска де Суньига и другие удостоверяют его веру в это таинство, хотя Карранса утверждал, что не нужно исповедоваться для приступления к святой трапезе, если только человек не находится в состоянии смертного греха.
   VI. Толкование Священного Писания. Брат Луис де ла Крус, брат Доминик де Рохас, брат Франсиско де Тордесильяс, доктор Астете и некоторые другие говорят, что Карранса признавал нужным обращаться к святым учителям и Отцам Церкви для понимания темных и сомнительных мест Библии и что он прибавлял этот пункт к тому, что утверждал Хуан Вальдес.
   VII. Лютеранское учение вообще. Все перечисленные мною монахи, доктор Астете и брат Амбросио де Саласар удостоверяют, что он не только не исповедовал еретического учения, но, проникнув в глубину этих заблуждений, показывал, в чем они состоят, чтобы уберечь от них неблагоразумных людей; его поступки были настолько противоположны лютеранству, что он обратил много еретиков, а других велел наказать как неисправимых; а если он дружил с прелатами, заподозренными в ереси, то делал это только с тою целью, чтобы кротостью вернуть их к Церкви, так как кротость является единственно надежным средством влиять на подобных людей.
   VIII. Лютеранский способ выражения. Свидетели говорят, что относительно некоторых пунктов учения способ выражения у католиков одинаков с лютеранами; Карранса изъяснял свое учение в католическом смысле, чтобы не подать никакого повода к двусмысленности; его труды и личное поведение постоянно были в согласии с его речами и никто не мог упрекнуть его ни в малейшем противоречии.
   IX. Факты и особенные тезисы, близкие к лютеранству. Нет ни одной улики ни в поступках, ни в сочинениях, которые могли бы подтвердить это обвинение или действие которых не было бы уничтожено тем, что вытекает из предшествующих положений.
   X. Печатные труды. Катехизис - единственный труд, из которого извлекли некоторые инкриминируемые статьи. До и после своего напечатания этот труд был рассмотрен и одобрен многими богословами и прелатами, которые заслужили на Тридентском соборе репутацию людей ученых и добродетельных. Этого вполне достаточно, чтобы защитить намерения автора, потому имеющий недобрые намерения не станет подвергать свои труды цензуре стольких судей с выдающимися познаниями.
   XI. Неизданные произведения. Их нельзя защищать таким же образом; но святой трибунал ознакомился с ними и отдал их для оценки только по окончании процесса. Более ничего не надобно для доказательства того, что их содержание не играло никакой роли в причинах преследования Каррансы, потому что оно было еще неизвестно. Я должен добавить, что даже после разбора богословская отметка коснулась лишь очень небольшого числа их и что доктор Астете, брат Альфонсо де Кастро, доминиканец, и некоторые другие показали, что ни в одном из них не заметили ни малейшего заблуждения.
   XII. Итак, какой же мотив послужил к аресту и заключению в тюрьму святого трибунала примаса Испании - к скандалу всей Европы? Недоброжелательство главного инквизитора и некоторых других дурных людей, возбужденное завистью. Новые доказательства этой истины мы увидим в том, что мне еще остается сказать об этом процессе.
   Статья третья
   ИНЦИДЕНТЫ ПРОЦЕССА
   I. 26 августа, то есть за два дня до прибытия архиепископа в Вальядолид, главный инквизитор передал свои полномочия членам совета Вальтодано и Симанкасу, оставив за собою право произнесения окончательного приговора. В то же время он уполномочил вальядолидских инквизиторов Бака, Риего и Гонсалеса сделать надлежащие распоряжения об охране архиепископа и о секвестре его имущества.
   II. Когда прелат вступил в дом, который должен был служить ему тюрьмой, его спросили, сколько слуг он желает иметь. Он назначил шесть, а ему предоставили только двух - брата Антонио д'Утрилью, заслуживающего уважения за неизменную верность своему господину, и Хорхе Гомеса Муньоса из Каракосы. Он просил членов совета Вальтодано и Симанкасу беречь и никому не показывать некоторые бумаги и письма папы, брата Фернандо де Санто-Амбросио и лиценциата Сеспедеса, потому что они касаются процесса сеньории округа Касорла. Он ходатайствовал о той же мере для связки королевских писем по частным делам, публикация коих была бы неудобна. Он просил, чтобы ему передали подлинники сделанных им справок и некоторых ответов, благоприятных для его катехизиса, потому что желал представить их папе, единственному компетентному судье его процесса, и другие документы, относящиеся к конференциям, происходившим на Тридентском соборе, в Англии и во Фландрии, и содержащие доказательства его стараний для защиты и поддержки католической религии.
   III. 1 сентября члены совета Вальтодано и Симанкас потребовали от архиепископа принести присягу в том, - что он будет говорить правду. Прелат отвечал, что исполнит это, когда получит приказ папы или короля; он протестует против всего сделанного до сих пор как недействительного по причине некомпетентности; он никоим образом не признает главного инквизитора судьей, пока тот не будет облечен специальными полномочиями; даже предполагая достаточными его полномочия, он не думает, что допустимо передавать их другим; он лучше докажет свои слова, если ему сообщат папское бреве, копию которого он просил показать. 2 сентября исполнили его просьбу. На другой день главный инквизитор после совещания с советом объявил себя компетентным судьей с правом передачи полномочий. Однако он сообщил, что будет лично присутствовать вместе с советом на заседаниях трибунала. Действительно, он явился на заседание 4 сентября и потребовал, чтобы архиепископ принес присягу в том, что будет говорить правду против себя или против кого-либо другого, предупредив, что с ним поступят милосердно, если он покажет все, что ему известно; в противном случае с ним будут обращаться по всей строгости правосудия. Он сказал также: если архиепископу неприятно отвечать в присутствии всего совета, ему разрешат сделать это перед одним или двумя членами совета или перед вальядолидскими инквизиторами. Карранса дал тот же ответ, что и 1 сентября, и прибавил, что не уверен, говорили ли правду, когда ходатайствовали о папском бреве, так как в ту пору не было в Испании подозрения и дурной молвы ни об одном прелате; если же имели в виду его личность, то тогда он был не в Испании, а во Фландрии, где занимался работой для защиты и во славу католической религии и по обращению еретиков; он старался погасить там ереси и для большего успеха доложил королю, что еретические книги продаются у самых ворот его дворца; он прибавил, что монарх по его ходатайству отдал необходимые приказы для пресечения зла и они в большинстве случаев были удачны, как он может доказать свидетельством самого короля и главных придворных вельмож.
   IV. Архиепископ не ограничился этими доводами. Он отвел главного инквизитора по мотивам, изложенным им на том же заседании, в присутствии отводимого; 5 сентября и следующие дни он продолжал письменно излагать свой отвод. Пункты, на которые он опирался, были многочисленны и очень важны. Дон Педро Саласар де Мендоса приводит, в частности, связь Вальдеса с маркизом де Камарасой, но это одно из незначительных соображений. Обвиняемый выставил несколько отдельных фактов, упомянул о лицах, вопросах и доводах, которые давали ему возможность представить Вальдеса как человека завистливого, мстительного и вероломного; утверждал, что он постоянно злоупотреблял властью для удовлетворения своей мести, и это можно доказать одним из зарегистрированных документов. Он напоминал неправомерное по отношению к нему поведение Вальдеса в августе прошлого года; привел несколько фактов, касавшихся его лично, и старался доказать, что главный инквизитор прикрывает свою ненависть к нему маской лицемерного усердия к религии; эта неприязнь внушена ему завистью и досадой с тех пор, как он, Карранса, был назначен толедским архиепископом и опубликовал свой труд о резиденции епископов. Наконец, он заполнил восемь больших листов мелким письмом, излагая все мотивы отвода Вальдеса; он прибавил еще мотивы для отвода в отношении членов совета Переса и Куэваса, обещая доказать правильность своей позиции.
   V. Архиепископ избрал своими адвокатами людей, которых считал наиболее способными его защитить. Но при помощи интриг добились их отказа в услуге прелату; равным образом разделались с теми, кого он мог пригласить взамен их. Таким образом он был принужден обратиться к адвокатам, которые защищали в апелляционном суде права его кафедры на владение несколькими селами, хотя они не имели никакого понятия о делах инквизиции. Были назначены арбитры для суждения о законности его отвода. Со стороны архиепископа это был дон Хуан Сармиенто де Мендоса, член совета Индий, а со стороны прокурора - лиценциат Исунса, судья гражданского суда в Вальядолиде. 23 февраля 1560 года они объявили, что приведенные мотивы справедливы, основательны и доказательны. Прокурор Камино, недовольный этим результатом, счел нужным апеллировать в Рим. Но вскоре он отказался от этой меры. В самом деле: как главный инквизитор мог послать в Рим документы процесса, оглашение которых покрыло бы вечным позором главу святого трибунала и других лиц, достигших впоследствии самых высоких чинов в церкви? Однако верно, что эта апелляция произошла позже, после множества усилий и интриг. Но тогда Вальдес уже не был главным инквизитором.
   VI. Помещение, назначенное архиепископу, не было ни удобно, ни приятно, ни вентилируемо; хотя дом был обширен, ему отвели две наиболее дальние комнаты. Этому нетрудно поверить, когда узнаешь, что 21 сентября 1561 года в Вальядолиде был сильный пожар, продолжавшийся полтора дня и уничтоживший более четырехсот домов в соседнем квартале, и прелат тем не менее не слыхал ни криков, ни шума, сопровождавших это событие. Он узнал об этом только в Риме, долгое время спустя после прибытия в этот город. Позаботившись сперва о том, что касалось его отвода, он затем пожаловался, как он имел на это право, на свое помещение, но не получил большего удовлетворения, чем следовало ожидать от трибунала, привыкшего совершать самые кричащие беззакония под личиной судебной процедуры. 13 октября прокурор представил протокол, констатировавший, что дом большой и удобный. Его утверждение было правильно, потому что он не указывал части дома, занимаемой архиепископом, а характеризовал весь дом в целом. Мартин де Сантакара, врач, и Диего Гомес, аптекарь, сделали доклад, который был по вкусу святому трибуналу. Они говорили об этом доме как об одном из лучших в Вальядолиде и даже служившем для помещения кардинала Лоайсы, главного инквизитора и архиепископа Толедского, - как будто эти подробности доказывали, что Карранса жаловался неосновательно, и как будто не было известно, что ему предоставили две комнаты без окон на улицу или поле и в этом помещении он должен был жить вместе с сопровождавшим его монахом и пажом. Это лишение воздуха и свободы движений привело к перемежающейся (через три дня) лихорадке, которая значительно ослабила его, но не внушила инквизиторам гуманности для перевода его в более приличное помещение. Они сильно боялись, чтобы он не сообщил правды королю или папе. Конечно, этот поступок не повлиял бы на монарха, которого Вальдес в частных беседах успел уверить, показав ему извлечения из судопроизводства инквизиции от 8 октября, что Карранса действительно еретик и что все поступки против сектантов Англии и Фландрии были лишь средством скрыть истинные убеждения.
   VII. Хотя главный инквизитор продолжал упорствовать в утверждении, что он имеет право передоверять свои полномочия для преследования архиепископа, многие члены совета, в частности Бака де Кастро, были совершенно иного мнения. Это принудило Вальдеса обратиться к папе. Павел IV умер, и 25 декабря 1559 года ему наследовал Пий IV. 23 февраля он подписал бреве, которым подтверждал полномочия Вальдеса, данные его предшественником 7 января 1559 года, и право делегировать достойных доверия людей, избранных среди лиц, получивших церковные саны, для ведения процесса толедского архиепископа. Это бреве не могло возыметь действия, потому что арбитры объявили в тот же день, что мотивы отвода, выставленные архиепископом, справедливы и законны. По этой причине Его Святейшество 5 мая 1560 года издал другое специальное бреве, которое подтверждало все сделанное до сих пор, если это не противоречило закону. Папа уполномочивал Филиппа II избрать от своего имени судей, каких ему угодно; этим судьям Филипп дал полномочие продолжать процесс с данного момента и до тех пор, пока наступит время его обсуждения, в течение двух лет, начиная с 7 января 1561 года, годовщины двухлетнего срока, данного для этой цели Павлом IV в 1559 году. Таков был способ истолкования папского бреве в Мадриде; то расширение, которое ему дали, было настолько своеобразно, что в Мадриде вообразили, будто могут здесь решить окончательно процесс Каррансы. Узнав об этом, папа 3 июля послал четвертое бреве, которым он не одобрял такого толкования своего предшествующего бреве и приказывал выслать ему в определенный срок документы процесса, расследованного, но нерешенного.