иса - <река>, бари - <большая>, другигли словами <большая река>.
Сходство с Дасибари становилось несомненным. Текст Плиния мог претерпеть неоднократные изменения, не исключена возможность неясного написания этого слова. Подобных вероятностей - множество, но вправе ли я считать решенной проблему? Я продолжал поиски, тщательно просматривая страницы своего старого сонгайского словаря, который я зубрил во время пребывания в районе Тимбукту и Гаи среди рыбаков Нигера. Память снова пришла мне на помощь. Одна деталь из сонгайского фольклора помогла мне напасть на след: среди племен, проживающих на берегах Нигера, до сих пор распространена легенда о том, что хозяевами реки были племена да, которых до сих пор называют <хозяева воды> или <хозяева реки>. В паши дни Нигер иногда называют <Да Иса Бари>, то есть <большая река людей да>. Таким образом, Дасибари - не что иное, как Да Иса Бари, и, следовательно, речь шла о Нигере. Итак, вопреки всякому ожиданию оказывалось, что римляне в 19 году до н. э. пересекли Сахару с севера на юг и дошли до большой суданской реки. В шесть часов утра, когда уже забрезжил рассвет, я крепко уснул, чувствуя себя победителем в этом нелегком сражении.
Проснувшись, я вначале было подумал, что все это сон.
Но мои карты валялись на полу, на доске, служившей мне столом, лежали записи, пестревшие пометками, сделанными синим и красным карандашами,- все свидетельствовало о том, что это не сон.
Таким образом, маленькие рисунки, высеченные или нарисованные, быть может, в часы досуга неизвестными нам людьми на скалах Тассили, Ахаггара, Адрар-Ифораса и т. д., раскрывали секрет, над которым ученые безрезультатно бились целыми годами.
Разумеется, далеко не все согласны с моими заключениями. Обычно соглашаются с выводами, не требующими серьезного обсуждения, в противном случае они оспариваются. Несомненно, что какая-нибудь надпись III легиона Августа, найденная в Ахаггаре или на Адраре, или скелет римлянина в доспехах послужили бы доказательством моей правоты. К сожалению, несмотря на все поиски, я до сих пор не обнаружил ни того, ни другого. Но это не исключает возможности таких находок в будущем. Однажды я обнаружил в скалистой впадине в Сефаре прекрасную песчаниковую плиту с надписью, сделанной красной охрой: *, но <автора> не пришлось долго искать: это был Мишель Брезийон, убивавший таким способом свое свободное время. Археологические исследования в этой местности, занимающей громадную площадь, только начинаются, до сих пор они носили лишь поверхностный характер. Через несколько лет исследователям предоставят транспортные средства, которые заменят древнего верблюда (впрочем, оказанные им услуги недооценивают), а это сделает возможным длительное пребывание s малодоступных районах пустыни. Тогда будут производиться планомерные раскопки тысяч доисторических гробниц, покрывающих пустыню от отрогов Атласских гор до берегов Нигера, и еще многое-многое станет нам известно.
Глава
13
Вымирающее племятуареги Тассили
Джебрин без конца выискивает предлоги для отлучки из лагеря и все чаще исчезает из моего поля зрения. Круг его обязанностей в связи с нашим длительным пребыванием в Сефаре значительно сократился. Весь массив был обследован, и практически теперь у Джебрина была всего лишь одна забота - присматривать за несколькими осликами, которых мы на всякий случай держали поблизости. Я больше не посылаю его с поручениями в Джанет:
его возраст дает себя чувствовать и с каждым разом ему все тяжелее карабкаться через перевалы. Когда Джебрин живет с нами, он обеспечен продовольствием и приличным денежным вознаграждением. Ведь туарегу довольно редко удается иметь постоянный заработок в течение четырнадцати месяцев подряд. Но для этого человека, влюбленного в свободу и противящегося всякому принуждению, подобная жизнь очень скучна и утомительна. Деньги мало интересуют Джебрина. Его сбережения, которые могли бы быть довольно значительными, растаяли, потому что бережливость совершенно чужда туарегам, издавна привыкшим жить сегодняшним днем. Как только у них появляются хоть и небольшие деньги, им уже не устоять перед соблазнами лавок в Джанете. Туарег покупает прежде всего так называемую мальтийскую хлопчатобумажную ткань, блестящую и ярко раскрашенную индиго. Затем он передает ее своей жене, чтобы она смастерила ему широкую гандуру и саруаль *, в которых он красуется в кругу своей семьи. Независимо от достатка туареги любят похвастать своей одеждой. И мужчины и женщины страшно любят духи, и особенно болгарскую эссенцию, которой они буквально поливают себя, распространяя вокруг одуряющий аромат.
Туарегские женщины весьма способствуют опустошению карманов мужчин; такие же кокетливые, как и мужчины, они обожают блестящие гандуры и ярко расцвеченные
шали из искусственного шелка с длинными кистями. На этих шалях производства лионских текстильных фабрик изображена гробница пророка в Мекке, что придает им в глазах туарегов значение некоего талисмана.
Джебрин - один из тех туарегов Тассили, кому особенно везло в течение тридцати лет при французах. Пользуясь славой лучшего проводника, он сопровождал все экспедиции, занимавшиеся исследованиями плато, а также туристов - любителей пустыни и миражей. Поскольку Джебрин служил проводником наших отрядов мехаристов, итальянцы, когда они еще были хозяевами в Гате, назначили за его голову высокую награду, но ловкость помогла ему от них ускользнуть.
Как это ни удивительно, Джебрин, заработавший за свою жизнь сравнительно много денег, был сейчас беден. Основная причина его бедности в том, что люди племени кель-медак широко пользовались его доходами. Когда он приносил чай, сахар, зерно, финики, все приходили к нему в шатер. Он считался самым состоятельным человеком своего племени и пользовался всеобщим уважением. Это, кстати, немало помогало ему столь легко ускользать от итальянских полицейских агентов, пытавшихся заманить его в западню в Гате.
Как и все туареги, Джебрин верит в привидения. Не раз я заставал его, когда он жег на угольях зерна какого-то небольшого растения с отвратительным запахом, стремясь как можно быстрее прогнать злых духов, населяющих здешние места. Он совершенно серьезно мне все это объяснял и даже чуть ли не готов был утверждать, что сам видел и слышал джиннов!
Три с половиной тысячи туарегов Тассили, живущих на территории, почти равной Франции,- самые бедные из всех племен Сахары. Никогда во время поездок по Ахаггару и Судану я не сталкивался среди местных племен с такой нуждой. У туарегов редко можно встретить семью, имеющую хорошую палатку. В то время как в кочевьях Ахаггара считается вопросом чести иметь хороший, из тщательно подобранных шкур муфлонов шатер, украшенный подвесками с узорами строгого рисунка и прорезями, что, безусловно, свидетельствует о тонком вкусе местных туарегов, у племени кель-аджер шатры в дырах и заплатах, а шатер для новой супружеской четы страшно мал и мастерится из плохо выдубленных шкур. Нынешние жители Тассили - троглодиты *, этому способствует рельеф страны и многочисленные естественные убежища в образованиях песчаника. Они следуют традициям до
исторических племен, в частности пастухов неолитической эпохи, которые наряду с соломенными хижинами, изображенными на многих росписях, использовали пещеры и гроты в скалах, размещая там свои очаги и скот. Мы встретили несколько семей туарегов, устроившихся в этих тысячелетних пещерах за двумя маленькими каменными заслонами, и трудно установить, кем эти заслоны были возведены - нашими ли современниками или жителями доисторической эпохи. На наш вопрос обитатели убежищ ответили, что заслоны всегда находились здесь. Иногда туареги все же предпочитают сооружать новое убежище, что при обилии камней не составляет большого труда:
это делается быстро и не требует издержек. Что же заставляет туарегов искать или сооружать новые жилища? Некоторые старые пещеры пользуются дурной репутацией:
по преданию, в них живут джинны.
Обстановка пещер, служащих туарегам жилищами и представляющих довольно относительное укрытие от суровых зимних холодов и летнего зноя - мы испытали это на себе в течение 16 месяцев,- чрезвычайно приглктивна. Все имущество семьи туарегов сводится к одному или двум глиняным горшкам (иногда их заменяет купленный в лавке эмалированный котелок), одной или двум деревянным мискам, кое-как починенным при помощи обрывка проволоки, деревянным ступке и пестику, изменившим свою форму от долгого употребления, двум или трем старым ложкам, .котлу для воды, двум закопченным эмалированным чайникам, небольшому деревянному сосуду, выдолбленному из куска тамариска (они используют его вместо ведра при дойке коз), деревянной воронке, одному или двум бурдюкам для воды и маленькому бурдюку для сбивания масла.
Женщины здесь менее искусны, чем в иных местностях, и если некоторые из них и занимаются кожевенным ремеслом, то дубление кожи производится плохо, и изготовленные вьючные мешки очень низкого качества в противоположность высокохудожественным кожаным изделиям племен Ахаггара и Адрар-Ифораса. За время многократных посещений Тассили я очень редко встречал прилично сделанные вьючные мешки.
В Ахаггаре все женщины умеют смастерить за несколько часов из двух старых кусков кожи пару удобных сандалий. Женщины Тассили настолько забыли эту технику, что все поголовно ходят зимой и летом босиком, несмотря на обилие острых камней.
Единственный доход людей племени кель-аджер состав
ляет ничтожная сумма, получаемая ими от проданси в Джанете продуктов скотоводства да нескольких вязанок дров. Это очень немного, особенно если учесть, что одной семье в лучшем случае удается за год продать два десятка коз, несколько фунтов масла, несколько бурдюков для воды, вязанок двадцать дров - в переводе на деньги ст 70 до 80 тысяч франков * в год на семью из пяти-шести человек, в том числе и детей.
У кель-аджер слишком мало верблюдов, для того чтобы ходить с караванами в Судан и принимать, как кель-ахаггар, участие в разработках солончака Амадрор.
Здесь все недоедают, и многим семьям приходится ограничиваться в день одной трапезой, состоящей либо из финиковой кашицы, либо из таджела (нечто вроде пресных галет, изготовленных из раздавленных хлебных зерен, испеченных в золе), к которым добавляется немного кислого молока и одна-две ложки масла.
Старшие дети, пасущие коз, стараются сами найти себе пропитание. Они охотятся за ящерицами и мелкими, удивительно ловкими грызунами - гунди. Взрослые тоже не брезгуют мелкой дичью, но они заботятся прежде всего о детях, зная, что молодые желудки требуют особенно много пищи. Ящерица и гунди - великолепный бифштекс для подростка, но как часто зимой мы видели этих ребят, возвращавшихся несолоно хлебавши - ведь все животные попрятались в свои норы! Тогда они старались нанести нам визит в часы обеда и усердно скребли дно котелков. Желудки этих людей походят на желудки их верблюдов. Они способны переваривать любые необычные растения, в частности лжеспаржу (очень горькую), зерна мрокбы *, ягоды терновника, листья дикого щавеля. Иногда им удается поймать в капкан зайца или шакала такой день превращается в праздник. Лучшим охотникам время от времени случается убить муфлона или газель, но это бывает очень редко.
Несмотря на внешне здоровый вид и исключительную выносливость в ходьбе, большинство туарегов страдает рахитом - следствие постоянного недоедания. Естественный отбор здесь суров, и детская смертность достигает примерно 50 процентов. У Джебрина, имевшего от двух жен 12 детей, осталось всего шесть, причем один из них долго не протянет. Дети растут, не имея понятия о гигиене. Живя среди домашнего скота, они сосут козий помет и мокнут в козьей моче. На слезящиеся глаза садятся мухи, что ведет к конъюктивитам, всякого рода воспалениям и трахоме, оставляющей последствия на всю
жизнь. Мы встречали многих людей с искривлением ступни, врожденной деформацией ног и рук, многочисленны случаи косоглазия. Почти у всех нарушения в строении челюсти, что, по-видимому, вызывается авитаминозом и недостатком кальция.
Нехватка продовольствия наиболее пагубно сказывается зимой. Тогда редко можно найти стоянку туарегов, где бы не было больных. Кочевники очень плохо защищены от холода и в большинстве случаев имеют лишь тонкое хлопчатобумажное покрывало, у них нет никакой одежды из шерсти. Все жалуются на <холод в костях> проявление суставного ревматизма. Туареги Тассили больше всего боятся зимы: в этот период болезнь безжалостна и уносит самых слабых. При мне за одну зиму умерли одна из жен Джебрина и его тетка. Сам Джебрин и его сын Матал, скелетоподобный юноша шестнадцати лет, чуть было не отправились вслед за ними. Нам было известно о многочисленных случаях смерти в соседних кочевьях. Тем не менее туареги ни за что на свете не желали спуститься в Джанет и воспользоваться построенной для них лечебницей. Они предпочитали, как и муфлоны в их стране, умирать среди своих скал. Если Джебрин иногда и обращался в лечебницу, то причина тому - несколько более высокий культурный уровень, чем у его соплеменников. Правда, во многом он так же отстал, как и все остальные.
Однажды, возвратившись в кочевье, Джебрин нашел своего сына, только что укушенного гадюкой, в тяжелом состоянии. Вместо того чтобы отправиться в наш лагерь за сывороткой, о существовании которой ему было известно - я не раз рассказывал ему о ней, - он предпочел надрезать место укуса и затем выдавить кровь. Это очень рискованно, особенно в тех случаях, когда укус глубок и туда проникло много яда. Состояние больного ухудшалось, но, на счастье, через кочевье проезжал командир взвода мехаристов, и ему удалось спасти юношу.
Джебрин верит, пожалуй, больше в варенье, чем в силу действия сыворотки, и это убеждение - плод его личного опыта. Несколько лет назад его укусила змея, и в течение трех месяцев он находился между жизнью и смертью. Почувствовав себя несколько лучше, он отправился за советом к врачу в Джанет. Врач осмотрел его ногу и установил, что опасность миновала. Желая выразить Джебрину свою радость по поводу удачного исхода его болезни, врач подарил ему банку варенья. Джебрин не понял смысла этого знака дружеского расположения, прогло
тил содержимое банки, как если бы это было лекарство, почувствовал себя лучше и стал утверждать, что с того дня его недуг исчез совершенно бесследно.
Предрассудки туарегов касаются не только медицины, но и школы. Они отказываются посылать своих детей в Джанет. <Нет! - говорил мне Джебрин.- Мы не созданы для того, чтобы жить в глиняных домах и учиться считать, как торговцы. Мы, туареги Тассили, созданы для того, чтобы жить среди наших камней, с нашими козами, верблюдами - и только для этого. Эта жизнь нам нравится. Такую жизнь вели наши отцы и деды. Мы ни на что не годимся - это мы знаем, но мы не кель-джанет и не будем посылать наших детей в школу>.
Кель-джанет - название, данное жителям оазиса Джанет, которые выращивают пальмы, возделывают землю, посылают своих детей в школу, нанимаются на стройки, служат проводниками у французов и т. д. Туареги глубоко их презирают, признавая в то же время, что в оазисах гораздо более высокий уровень жизни.
Что же ожидает в подобных условиях туарегов Тассили в ближайшем будущем? Желание жить среди скал, сопротивление любому нововведению, физическое истощение вследствие недоедания, многочисленные браки между родственниками - все это предвещает их полное вымирание в довольно скором времени. Можно, конечно, возразить: 50 лет назад то же самое предсказывали в отношении туарегов Ахаггара, а они здравствуют и поныне. Больше того, их численность возросла, но значительно улучшились и условия их существования. В то же время положение их тассилийских собратьев не улучшилось ни на йоту. Есть ли против этого лекарство? Основная проблема - увеличение местных ресурсов. Вот, пожалуй, единственный способ возрождения жизненных сил этой пришедшей сейчас в упадок группы населения, пережившей в прошлом период расцвета.
Туареги Тассили действительно сыграли большую роль в истории. Они веками были неограниченными владыками Феццана, их вожди управляли Ахаггаром, они осуществляли контроль над большим караванным путем из Триполи в Судан и извлекали из этого крупные прибыли. По имени их главного города Гарамы все люди их племени стали называться гарамантами. Когда же они под предводительством Ганнибала приняли участие вместе с нашими предками-галлами в битвах при Требии, Каннах и Тразименском озере, где они составляли большой кавалерийский корпус, слава о них разнеслась за пределы
Средиземного моря. Их упадок начинается со времени нашествия арабов, изгнавших их из Феццана. Признанию чужеземного господства и принятию ислама они предпочли бегство в скалистые горы Тассили, где арабы никогда не осмелились бы их преследовать. Но вскоре оказалось, что всех прибывших туда людей прокормить невозможно, наступил голод; между племенами возникли распри, многие были вынуждены уйти в более богатые и менее населенные края; большие группы туарегов обосновались в Аире. Затем ранее прибывшие кочевники, теснимые вновь прибывавшими волнами эмигрантов, отправлялись на поиски новых земель. Так они дошли до Чада, где смешались с негроидами. В наши дни они сохранили лишь смутное воспоминание о своем туарегском происхождении. С тех времен в Тассили происходил естественный отбор. Выживали лишь те, кто в этих суровых условиях мог обеспечить себя пропитанием.
Позднее, перед приходом французов, туареги Сахары, населявшие Ахаггар и Аджер, вели хищнический образ жизни за счет людей, живших в оазисах, занимались торговлей рабами, захваченными в Судане; все это позволяло им поддерживать свое благосостояние. С оружием в руках они захватывали у других то, чего им недоставало в своей стране. Те времена канули в прошлое, и желательно, чтобы они не повторились. Современным же туарегам Тассили остается лишь влачить жалкое существование на своих бесплодных каменистых плато.
Конечно, местные ресурсы можно было бы увеличить, если учесть, что в настоящее время хозяйственные занятия туарегов сводятся в основном к скотоводству, а для разведения скота необходимы пастбища, для которых в свою очередь требуется вода. Если бы удалось вернуть Тассили его былую растительность, когда там находили ппщу слоны, носороги, жирафы и огромные стада быков! Возможно ли это? Да, возможно, если когда-нибудь удастся вызывать дожди, призвав на помощь науку. В настоящее же время мы бессильны что-либо предпринять, хотя по этому поводу написано немало. Тем не менее проблема возрождения Тассили может быть разрешена только таким путем; ведь трудно предположить, что в один прекрасный день туареги отправятся на нефтяные скважины Эджеле.
Глава
Двенадцатислойная живопись
Работа в Сефаре продолжается. Мишель Брезийон и Андре Вила, не отрываясь, рисуют с утра до вечера. Качество их прорисовок на кальке теперь безупречно. Мы с Мишелем штурмуем удивительную наскальную роспись, которая оказалась сложнее всех виденных нами. Расположена она в низкой пещере с занесенным песком полом. Длина ее - более 9 метров. Тщательно изучив роспись, мы обнаруживем, что она состоит из двенадцати слоев изображений, которые соответствуют такому же числу периодов, предшествующих периоду скотоводов. Следовательно, рисунки относятся к очень древней эпохе.
Даже с помощью Лажу мне понадобилось восемь дней, чтобы снять кальки, но их раскрашивание оказалось делом еще более сложным: ведь калькирование воспроизводит только контуры. Многие изображения частично наслаиваются друг на друга, и некоторые из них серьезно попорчены; это еще более усложняет работу.
Мы столкнулись с уникальным образцом наскальной живописи. Право, никогда еще ни одному археологу не доводилось иметь дело с росписями, состоящими из такого множества самых запутанных наслоений. Порой мы с Мишелем расходимся в мнениях: он утверждает, что тот или иной рисунок появился раньше другого, а я уверен в обратном.
Мы смачиваем стену водой, чтобы оживить краски, и задумываемся над проблемой освещения. Дело в том^, что боковой свет справа подчеркивает красный и желтый тона охры, а такое же освещение слева выявляет скорее белые или зеленоватые тона, поэтому мы в разное время дня по десять раз возвращаемся к одному и тому же фрагменту росписи. После многочисленных сверок приходим наконец к единому мнению. Эта процедура иногда приводит к ошибкам, не говоря уже о том, что она всегда изнурительна: работать зачастую приходится в самом неудоб
ном положении. Но какое это имеет значение, если именно таким образом мы лучше всего сможем ознакомиться с каждым стилем! Впоследствии это поможет нам разрешить археологические проблемы исключительной важности.
Система раскрашивания копий на месте вынуждает нас производить <расшифровку> живописи сантиметр за сантиметром. Подобная система несравненно лучше любого иного способа, будь то прорисовывание кальки или фотографирование даже с применением инфракрасных лучей:
эти методы могут быть использованы лишь дополнительно для контроля, а сами по себе они недостаточны для полного воспроизведения росписи.
На нашей росписи мы снова встречаем маленькие фигурки, нарисованные лиловатой охрой: по-видимому, они принадлежат к самому древнему слою. Но в основном здесь изображены белые, обведенные красной охрой муфлоны, тянущиеся вереницей вдоль всей росписи. Есть здесь и слоны, и жирафы, и похожая на лощадь антилопа, а также муфлоны, относящиеся к какому-то другому периоду. Написанные желтой охрой и обведенные красной, они отличаются от белых муфлонов длинной шерстью на шее и ногах. Изображения муфлонов принадлежат той же художественной <школе>, что и <круглоголовые> фигуры <марсианского> типа, и выдержаны в той же цветовой гамме. Здесь имеются два <марсианина>. Одна из таких тонких и стройных фигур, нарисованных белой краской, шокировала Мишеля: он обвинил меня в том, что я заставляю его копировать... <безнравственные> сцены!
Наконец, наверху представлена военная сцена, изображающая вооруженных луками людей. Она относится к слою росписей скотоводческого периода. К моему великому изумлению, воины оказались женщинами и к тому же с одной грудью! Мы еще нигде не встречали женщинлучников, и это открытие обогатило наши сведения об удивительных людях скотоводческого периода. Но почему одна грудь? Что это - условность изображения или результат ампутации? Невольно приходят на ум амазонки Беханзена * - кровожадные женщины, составлявшие охрану царя чернокожих, которые шли на удаление правой груди, мешавшей им при натягивании тетивы. Неужели у пастухов того периода тоже были свои амазонки?
Композиция <Маленькие муфлоны>, как мы в конце концов ее окрестили, дала нам ценные сведения. Благодаря ей удалось установить относительную хронологию
всех двенадцати слоев. Сопоставляя наши данные с более ранними наблюдениями, мы сможем уточнить прежние представления об эволюции доисторического искусства в Тассили.
Я подчеркиваю, что речь идет именно об искусстве. Что же касается нашего вклада в установление хронологии всеобщей истории человечества, то это совсем другой вопрос.
Мы выяснили, что стили менялись, но у нас нет оснований утверждать, что то или иное изменение стиля всегда совпадало с изменениями этнического характера. Тем более нельзя настаивать на соответствии слоев и этнических групп. Можно только предполагать, что до прихода скотоводческих племен Сахару населяли племена негроидов. Что касается фауны, то при смене эпох мы не заметили в ней каких-либо явных изменений, свидетельствующих о перемене климата. Напротив, в течение очень долгого времени фауна, по-видимому, оставалась прежней, так как на древних слоях изображены те же животные, что и на росписях скотоводческого периода. Только в период лошади, отмеченный появлением военных колесниц, наблюдается заметная перемена. Из росписей исчезают такие крупные животные, как бегемот, носорог и слон (жирафа, антилопа и страус остаются). Это, вероятно, относится к периоду между IV и II тысячелетиями до н. э., когда началось высыхание Сахары. Не вызывает сомнений и то, что животные, изображенные тассилийскими художниками, совсем не обязательно должны полностью соответствовать фауне того времени.
В другом гроте, названном нами <Большой цирк>, мы тоже собрали ряд интереснейших сведений об эволюции стилей. Здесь в наслоениях встречаются в основном фигуры с круглыми головами. По-видимому, этот стиль, существовавший в течение очень длительного периода, претерпел много изменений, и важно изучить все его разновидности.
Сходство с Дасибари становилось несомненным. Текст Плиния мог претерпеть неоднократные изменения, не исключена возможность неясного написания этого слова. Подобных вероятностей - множество, но вправе ли я считать решенной проблему? Я продолжал поиски, тщательно просматривая страницы своего старого сонгайского словаря, который я зубрил во время пребывания в районе Тимбукту и Гаи среди рыбаков Нигера. Память снова пришла мне на помощь. Одна деталь из сонгайского фольклора помогла мне напасть на след: среди племен, проживающих на берегах Нигера, до сих пор распространена легенда о том, что хозяевами реки были племена да, которых до сих пор называют <хозяева воды> или <хозяева реки>. В паши дни Нигер иногда называют <Да Иса Бари>, то есть <большая река людей да>. Таким образом, Дасибари - не что иное, как Да Иса Бари, и, следовательно, речь шла о Нигере. Итак, вопреки всякому ожиданию оказывалось, что римляне в 19 году до н. э. пересекли Сахару с севера на юг и дошли до большой суданской реки. В шесть часов утра, когда уже забрезжил рассвет, я крепко уснул, чувствуя себя победителем в этом нелегком сражении.
Проснувшись, я вначале было подумал, что все это сон.
Но мои карты валялись на полу, на доске, служившей мне столом, лежали записи, пестревшие пометками, сделанными синим и красным карандашами,- все свидетельствовало о том, что это не сон.
Таким образом, маленькие рисунки, высеченные или нарисованные, быть может, в часы досуга неизвестными нам людьми на скалах Тассили, Ахаггара, Адрар-Ифораса и т. д., раскрывали секрет, над которым ученые безрезультатно бились целыми годами.
Разумеется, далеко не все согласны с моими заключениями. Обычно соглашаются с выводами, не требующими серьезного обсуждения, в противном случае они оспариваются. Несомненно, что какая-нибудь надпись III легиона Августа, найденная в Ахаггаре или на Адраре, или скелет римлянина в доспехах послужили бы доказательством моей правоты. К сожалению, несмотря на все поиски, я до сих пор не обнаружил ни того, ни другого. Но это не исключает возможности таких находок в будущем. Однажды я обнаружил в скалистой впадине в Сефаре прекрасную песчаниковую плиту с надписью, сделанной красной охрой: *, но <автора> не пришлось долго искать: это был Мишель Брезийон, убивавший таким способом свое свободное время. Археологические исследования в этой местности, занимающей громадную площадь, только начинаются, до сих пор они носили лишь поверхностный характер. Через несколько лет исследователям предоставят транспортные средства, которые заменят древнего верблюда (впрочем, оказанные им услуги недооценивают), а это сделает возможным длительное пребывание s малодоступных районах пустыни. Тогда будут производиться планомерные раскопки тысяч доисторических гробниц, покрывающих пустыню от отрогов Атласских гор до берегов Нигера, и еще многое-многое станет нам известно.
Глава
13
Вымирающее племятуареги Тассили
Джебрин без конца выискивает предлоги для отлучки из лагеря и все чаще исчезает из моего поля зрения. Круг его обязанностей в связи с нашим длительным пребыванием в Сефаре значительно сократился. Весь массив был обследован, и практически теперь у Джебрина была всего лишь одна забота - присматривать за несколькими осликами, которых мы на всякий случай держали поблизости. Я больше не посылаю его с поручениями в Джанет:
его возраст дает себя чувствовать и с каждым разом ему все тяжелее карабкаться через перевалы. Когда Джебрин живет с нами, он обеспечен продовольствием и приличным денежным вознаграждением. Ведь туарегу довольно редко удается иметь постоянный заработок в течение четырнадцати месяцев подряд. Но для этого человека, влюбленного в свободу и противящегося всякому принуждению, подобная жизнь очень скучна и утомительна. Деньги мало интересуют Джебрина. Его сбережения, которые могли бы быть довольно значительными, растаяли, потому что бережливость совершенно чужда туарегам, издавна привыкшим жить сегодняшним днем. Как только у них появляются хоть и небольшие деньги, им уже не устоять перед соблазнами лавок в Джанете. Туарег покупает прежде всего так называемую мальтийскую хлопчатобумажную ткань, блестящую и ярко раскрашенную индиго. Затем он передает ее своей жене, чтобы она смастерила ему широкую гандуру и саруаль *, в которых он красуется в кругу своей семьи. Независимо от достатка туареги любят похвастать своей одеждой. И мужчины и женщины страшно любят духи, и особенно болгарскую эссенцию, которой они буквально поливают себя, распространяя вокруг одуряющий аромат.
Туарегские женщины весьма способствуют опустошению карманов мужчин; такие же кокетливые, как и мужчины, они обожают блестящие гандуры и ярко расцвеченные
шали из искусственного шелка с длинными кистями. На этих шалях производства лионских текстильных фабрик изображена гробница пророка в Мекке, что придает им в глазах туарегов значение некоего талисмана.
Джебрин - один из тех туарегов Тассили, кому особенно везло в течение тридцати лет при французах. Пользуясь славой лучшего проводника, он сопровождал все экспедиции, занимавшиеся исследованиями плато, а также туристов - любителей пустыни и миражей. Поскольку Джебрин служил проводником наших отрядов мехаристов, итальянцы, когда они еще были хозяевами в Гате, назначили за его голову высокую награду, но ловкость помогла ему от них ускользнуть.
Как это ни удивительно, Джебрин, заработавший за свою жизнь сравнительно много денег, был сейчас беден. Основная причина его бедности в том, что люди племени кель-медак широко пользовались его доходами. Когда он приносил чай, сахар, зерно, финики, все приходили к нему в шатер. Он считался самым состоятельным человеком своего племени и пользовался всеобщим уважением. Это, кстати, немало помогало ему столь легко ускользать от итальянских полицейских агентов, пытавшихся заманить его в западню в Гате.
Как и все туареги, Джебрин верит в привидения. Не раз я заставал его, когда он жег на угольях зерна какого-то небольшого растения с отвратительным запахом, стремясь как можно быстрее прогнать злых духов, населяющих здешние места. Он совершенно серьезно мне все это объяснял и даже чуть ли не готов был утверждать, что сам видел и слышал джиннов!
Три с половиной тысячи туарегов Тассили, живущих на территории, почти равной Франции,- самые бедные из всех племен Сахары. Никогда во время поездок по Ахаггару и Судану я не сталкивался среди местных племен с такой нуждой. У туарегов редко можно встретить семью, имеющую хорошую палатку. В то время как в кочевьях Ахаггара считается вопросом чести иметь хороший, из тщательно подобранных шкур муфлонов шатер, украшенный подвесками с узорами строгого рисунка и прорезями, что, безусловно, свидетельствует о тонком вкусе местных туарегов, у племени кель-аджер шатры в дырах и заплатах, а шатер для новой супружеской четы страшно мал и мастерится из плохо выдубленных шкур. Нынешние жители Тассили - троглодиты *, этому способствует рельеф страны и многочисленные естественные убежища в образованиях песчаника. Они следуют традициям до
исторических племен, в частности пастухов неолитической эпохи, которые наряду с соломенными хижинами, изображенными на многих росписях, использовали пещеры и гроты в скалах, размещая там свои очаги и скот. Мы встретили несколько семей туарегов, устроившихся в этих тысячелетних пещерах за двумя маленькими каменными заслонами, и трудно установить, кем эти заслоны были возведены - нашими ли современниками или жителями доисторической эпохи. На наш вопрос обитатели убежищ ответили, что заслоны всегда находились здесь. Иногда туареги все же предпочитают сооружать новое убежище, что при обилии камней не составляет большого труда:
это делается быстро и не требует издержек. Что же заставляет туарегов искать или сооружать новые жилища? Некоторые старые пещеры пользуются дурной репутацией:
по преданию, в них живут джинны.
Обстановка пещер, служащих туарегам жилищами и представляющих довольно относительное укрытие от суровых зимних холодов и летнего зноя - мы испытали это на себе в течение 16 месяцев,- чрезвычайно приглктивна. Все имущество семьи туарегов сводится к одному или двум глиняным горшкам (иногда их заменяет купленный в лавке эмалированный котелок), одной или двум деревянным мискам, кое-как починенным при помощи обрывка проволоки, деревянным ступке и пестику, изменившим свою форму от долгого употребления, двум или трем старым ложкам, .котлу для воды, двум закопченным эмалированным чайникам, небольшому деревянному сосуду, выдолбленному из куска тамариска (они используют его вместо ведра при дойке коз), деревянной воронке, одному или двум бурдюкам для воды и маленькому бурдюку для сбивания масла.
Женщины здесь менее искусны, чем в иных местностях, и если некоторые из них и занимаются кожевенным ремеслом, то дубление кожи производится плохо, и изготовленные вьючные мешки очень низкого качества в противоположность высокохудожественным кожаным изделиям племен Ахаггара и Адрар-Ифораса. За время многократных посещений Тассили я очень редко встречал прилично сделанные вьючные мешки.
В Ахаггаре все женщины умеют смастерить за несколько часов из двух старых кусков кожи пару удобных сандалий. Женщины Тассили настолько забыли эту технику, что все поголовно ходят зимой и летом босиком, несмотря на обилие острых камней.
Единственный доход людей племени кель-аджер состав
ляет ничтожная сумма, получаемая ими от проданси в Джанете продуктов скотоводства да нескольких вязанок дров. Это очень немного, особенно если учесть, что одной семье в лучшем случае удается за год продать два десятка коз, несколько фунтов масла, несколько бурдюков для воды, вязанок двадцать дров - в переводе на деньги ст 70 до 80 тысяч франков * в год на семью из пяти-шести человек, в том числе и детей.
У кель-аджер слишком мало верблюдов, для того чтобы ходить с караванами в Судан и принимать, как кель-ахаггар, участие в разработках солончака Амадрор.
Здесь все недоедают, и многим семьям приходится ограничиваться в день одной трапезой, состоящей либо из финиковой кашицы, либо из таджела (нечто вроде пресных галет, изготовленных из раздавленных хлебных зерен, испеченных в золе), к которым добавляется немного кислого молока и одна-две ложки масла.
Старшие дети, пасущие коз, стараются сами найти себе пропитание. Они охотятся за ящерицами и мелкими, удивительно ловкими грызунами - гунди. Взрослые тоже не брезгуют мелкой дичью, но они заботятся прежде всего о детях, зная, что молодые желудки требуют особенно много пищи. Ящерица и гунди - великолепный бифштекс для подростка, но как часто зимой мы видели этих ребят, возвращавшихся несолоно хлебавши - ведь все животные попрятались в свои норы! Тогда они старались нанести нам визит в часы обеда и усердно скребли дно котелков. Желудки этих людей походят на желудки их верблюдов. Они способны переваривать любые необычные растения, в частности лжеспаржу (очень горькую), зерна мрокбы *, ягоды терновника, листья дикого щавеля. Иногда им удается поймать в капкан зайца или шакала такой день превращается в праздник. Лучшим охотникам время от времени случается убить муфлона или газель, но это бывает очень редко.
Несмотря на внешне здоровый вид и исключительную выносливость в ходьбе, большинство туарегов страдает рахитом - следствие постоянного недоедания. Естественный отбор здесь суров, и детская смертность достигает примерно 50 процентов. У Джебрина, имевшего от двух жен 12 детей, осталось всего шесть, причем один из них долго не протянет. Дети растут, не имея понятия о гигиене. Живя среди домашнего скота, они сосут козий помет и мокнут в козьей моче. На слезящиеся глаза садятся мухи, что ведет к конъюктивитам, всякого рода воспалениям и трахоме, оставляющей последствия на всю
жизнь. Мы встречали многих людей с искривлением ступни, врожденной деформацией ног и рук, многочисленны случаи косоглазия. Почти у всех нарушения в строении челюсти, что, по-видимому, вызывается авитаминозом и недостатком кальция.
Нехватка продовольствия наиболее пагубно сказывается зимой. Тогда редко можно найти стоянку туарегов, где бы не было больных. Кочевники очень плохо защищены от холода и в большинстве случаев имеют лишь тонкое хлопчатобумажное покрывало, у них нет никакой одежды из шерсти. Все жалуются на <холод в костях> проявление суставного ревматизма. Туареги Тассили больше всего боятся зимы: в этот период болезнь безжалостна и уносит самых слабых. При мне за одну зиму умерли одна из жен Джебрина и его тетка. Сам Джебрин и его сын Матал, скелетоподобный юноша шестнадцати лет, чуть было не отправились вслед за ними. Нам было известно о многочисленных случаях смерти в соседних кочевьях. Тем не менее туареги ни за что на свете не желали спуститься в Джанет и воспользоваться построенной для них лечебницей. Они предпочитали, как и муфлоны в их стране, умирать среди своих скал. Если Джебрин иногда и обращался в лечебницу, то причина тому - несколько более высокий культурный уровень, чем у его соплеменников. Правда, во многом он так же отстал, как и все остальные.
Однажды, возвратившись в кочевье, Джебрин нашел своего сына, только что укушенного гадюкой, в тяжелом состоянии. Вместо того чтобы отправиться в наш лагерь за сывороткой, о существовании которой ему было известно - я не раз рассказывал ему о ней, - он предпочел надрезать место укуса и затем выдавить кровь. Это очень рискованно, особенно в тех случаях, когда укус глубок и туда проникло много яда. Состояние больного ухудшалось, но, на счастье, через кочевье проезжал командир взвода мехаристов, и ему удалось спасти юношу.
Джебрин верит, пожалуй, больше в варенье, чем в силу действия сыворотки, и это убеждение - плод его личного опыта. Несколько лет назад его укусила змея, и в течение трех месяцев он находился между жизнью и смертью. Почувствовав себя несколько лучше, он отправился за советом к врачу в Джанет. Врач осмотрел его ногу и установил, что опасность миновала. Желая выразить Джебрину свою радость по поводу удачного исхода его болезни, врач подарил ему банку варенья. Джебрин не понял смысла этого знака дружеского расположения, прогло
тил содержимое банки, как если бы это было лекарство, почувствовал себя лучше и стал утверждать, что с того дня его недуг исчез совершенно бесследно.
Предрассудки туарегов касаются не только медицины, но и школы. Они отказываются посылать своих детей в Джанет. <Нет! - говорил мне Джебрин.- Мы не созданы для того, чтобы жить в глиняных домах и учиться считать, как торговцы. Мы, туареги Тассили, созданы для того, чтобы жить среди наших камней, с нашими козами, верблюдами - и только для этого. Эта жизнь нам нравится. Такую жизнь вели наши отцы и деды. Мы ни на что не годимся - это мы знаем, но мы не кель-джанет и не будем посылать наших детей в школу>.
Кель-джанет - название, данное жителям оазиса Джанет, которые выращивают пальмы, возделывают землю, посылают своих детей в школу, нанимаются на стройки, служат проводниками у французов и т. д. Туареги глубоко их презирают, признавая в то же время, что в оазисах гораздо более высокий уровень жизни.
Что же ожидает в подобных условиях туарегов Тассили в ближайшем будущем? Желание жить среди скал, сопротивление любому нововведению, физическое истощение вследствие недоедания, многочисленные браки между родственниками - все это предвещает их полное вымирание в довольно скором времени. Можно, конечно, возразить: 50 лет назад то же самое предсказывали в отношении туарегов Ахаггара, а они здравствуют и поныне. Больше того, их численность возросла, но значительно улучшились и условия их существования. В то же время положение их тассилийских собратьев не улучшилось ни на йоту. Есть ли против этого лекарство? Основная проблема - увеличение местных ресурсов. Вот, пожалуй, единственный способ возрождения жизненных сил этой пришедшей сейчас в упадок группы населения, пережившей в прошлом период расцвета.
Туареги Тассили действительно сыграли большую роль в истории. Они веками были неограниченными владыками Феццана, их вожди управляли Ахаггаром, они осуществляли контроль над большим караванным путем из Триполи в Судан и извлекали из этого крупные прибыли. По имени их главного города Гарамы все люди их племени стали называться гарамантами. Когда же они под предводительством Ганнибала приняли участие вместе с нашими предками-галлами в битвах при Требии, Каннах и Тразименском озере, где они составляли большой кавалерийский корпус, слава о них разнеслась за пределы
Средиземного моря. Их упадок начинается со времени нашествия арабов, изгнавших их из Феццана. Признанию чужеземного господства и принятию ислама они предпочли бегство в скалистые горы Тассили, где арабы никогда не осмелились бы их преследовать. Но вскоре оказалось, что всех прибывших туда людей прокормить невозможно, наступил голод; между племенами возникли распри, многие были вынуждены уйти в более богатые и менее населенные края; большие группы туарегов обосновались в Аире. Затем ранее прибывшие кочевники, теснимые вновь прибывавшими волнами эмигрантов, отправлялись на поиски новых земель. Так они дошли до Чада, где смешались с негроидами. В наши дни они сохранили лишь смутное воспоминание о своем туарегском происхождении. С тех времен в Тассили происходил естественный отбор. Выживали лишь те, кто в этих суровых условиях мог обеспечить себя пропитанием.
Позднее, перед приходом французов, туареги Сахары, населявшие Ахаггар и Аджер, вели хищнический образ жизни за счет людей, живших в оазисах, занимались торговлей рабами, захваченными в Судане; все это позволяло им поддерживать свое благосостояние. С оружием в руках они захватывали у других то, чего им недоставало в своей стране. Те времена канули в прошлое, и желательно, чтобы они не повторились. Современным же туарегам Тассили остается лишь влачить жалкое существование на своих бесплодных каменистых плато.
Конечно, местные ресурсы можно было бы увеличить, если учесть, что в настоящее время хозяйственные занятия туарегов сводятся в основном к скотоводству, а для разведения скота необходимы пастбища, для которых в свою очередь требуется вода. Если бы удалось вернуть Тассили его былую растительность, когда там находили ппщу слоны, носороги, жирафы и огромные стада быков! Возможно ли это? Да, возможно, если когда-нибудь удастся вызывать дожди, призвав на помощь науку. В настоящее же время мы бессильны что-либо предпринять, хотя по этому поводу написано немало. Тем не менее проблема возрождения Тассили может быть разрешена только таким путем; ведь трудно предположить, что в один прекрасный день туареги отправятся на нефтяные скважины Эджеле.
Глава
Двенадцатислойная живопись
Работа в Сефаре продолжается. Мишель Брезийон и Андре Вила, не отрываясь, рисуют с утра до вечера. Качество их прорисовок на кальке теперь безупречно. Мы с Мишелем штурмуем удивительную наскальную роспись, которая оказалась сложнее всех виденных нами. Расположена она в низкой пещере с занесенным песком полом. Длина ее - более 9 метров. Тщательно изучив роспись, мы обнаруживем, что она состоит из двенадцати слоев изображений, которые соответствуют такому же числу периодов, предшествующих периоду скотоводов. Следовательно, рисунки относятся к очень древней эпохе.
Даже с помощью Лажу мне понадобилось восемь дней, чтобы снять кальки, но их раскрашивание оказалось делом еще более сложным: ведь калькирование воспроизводит только контуры. Многие изображения частично наслаиваются друг на друга, и некоторые из них серьезно попорчены; это еще более усложняет работу.
Мы столкнулись с уникальным образцом наскальной живописи. Право, никогда еще ни одному археологу не доводилось иметь дело с росписями, состоящими из такого множества самых запутанных наслоений. Порой мы с Мишелем расходимся в мнениях: он утверждает, что тот или иной рисунок появился раньше другого, а я уверен в обратном.
Мы смачиваем стену водой, чтобы оживить краски, и задумываемся над проблемой освещения. Дело в том^, что боковой свет справа подчеркивает красный и желтый тона охры, а такое же освещение слева выявляет скорее белые или зеленоватые тона, поэтому мы в разное время дня по десять раз возвращаемся к одному и тому же фрагменту росписи. После многочисленных сверок приходим наконец к единому мнению. Эта процедура иногда приводит к ошибкам, не говоря уже о том, что она всегда изнурительна: работать зачастую приходится в самом неудоб
ном положении. Но какое это имеет значение, если именно таким образом мы лучше всего сможем ознакомиться с каждым стилем! Впоследствии это поможет нам разрешить археологические проблемы исключительной важности.
Система раскрашивания копий на месте вынуждает нас производить <расшифровку> живописи сантиметр за сантиметром. Подобная система несравненно лучше любого иного способа, будь то прорисовывание кальки или фотографирование даже с применением инфракрасных лучей:
эти методы могут быть использованы лишь дополнительно для контроля, а сами по себе они недостаточны для полного воспроизведения росписи.
На нашей росписи мы снова встречаем маленькие фигурки, нарисованные лиловатой охрой: по-видимому, они принадлежат к самому древнему слою. Но в основном здесь изображены белые, обведенные красной охрой муфлоны, тянущиеся вереницей вдоль всей росписи. Есть здесь и слоны, и жирафы, и похожая на лощадь антилопа, а также муфлоны, относящиеся к какому-то другому периоду. Написанные желтой охрой и обведенные красной, они отличаются от белых муфлонов длинной шерстью на шее и ногах. Изображения муфлонов принадлежат той же художественной <школе>, что и <круглоголовые> фигуры <марсианского> типа, и выдержаны в той же цветовой гамме. Здесь имеются два <марсианина>. Одна из таких тонких и стройных фигур, нарисованных белой краской, шокировала Мишеля: он обвинил меня в том, что я заставляю его копировать... <безнравственные> сцены!
Наконец, наверху представлена военная сцена, изображающая вооруженных луками людей. Она относится к слою росписей скотоводческого периода. К моему великому изумлению, воины оказались женщинами и к тому же с одной грудью! Мы еще нигде не встречали женщинлучников, и это открытие обогатило наши сведения об удивительных людях скотоводческого периода. Но почему одна грудь? Что это - условность изображения или результат ампутации? Невольно приходят на ум амазонки Беханзена * - кровожадные женщины, составлявшие охрану царя чернокожих, которые шли на удаление правой груди, мешавшей им при натягивании тетивы. Неужели у пастухов того периода тоже были свои амазонки?
Композиция <Маленькие муфлоны>, как мы в конце концов ее окрестили, дала нам ценные сведения. Благодаря ей удалось установить относительную хронологию
всех двенадцати слоев. Сопоставляя наши данные с более ранними наблюдениями, мы сможем уточнить прежние представления об эволюции доисторического искусства в Тассили.
Я подчеркиваю, что речь идет именно об искусстве. Что же касается нашего вклада в установление хронологии всеобщей истории человечества, то это совсем другой вопрос.
Мы выяснили, что стили менялись, но у нас нет оснований утверждать, что то или иное изменение стиля всегда совпадало с изменениями этнического характера. Тем более нельзя настаивать на соответствии слоев и этнических групп. Можно только предполагать, что до прихода скотоводческих племен Сахару населяли племена негроидов. Что касается фауны, то при смене эпох мы не заметили в ней каких-либо явных изменений, свидетельствующих о перемене климата. Напротив, в течение очень долгого времени фауна, по-видимому, оставалась прежней, так как на древних слоях изображены те же животные, что и на росписях скотоводческого периода. Только в период лошади, отмеченный появлением военных колесниц, наблюдается заметная перемена. Из росписей исчезают такие крупные животные, как бегемот, носорог и слон (жирафа, антилопа и страус остаются). Это, вероятно, относится к периоду между IV и II тысячелетиями до н. э., когда началось высыхание Сахары. Не вызывает сомнений и то, что животные, изображенные тассилийскими художниками, совсем не обязательно должны полностью соответствовать фауне того времени.
В другом гроте, названном нами <Большой цирк>, мы тоже собрали ряд интереснейших сведений об эволюции стилей. Здесь в наслоениях встречаются в основном фигуры с круглыми головами. По-видимому, этот стиль, существовавший в течение очень длительного периода, претерпел много изменений, и важно изучить все его разновидности.