Страница:
Вздохнув, он посмотрел на ее темную головку, поцеловал в лоб, закрыл глаза и предоставил все остальное судьбе.
Проснувшись на следующее утро, Хелена решила, что гордиться ей нечем. Она была одна, но постель носила красноречивые свидетельства ее близости с Себастьяном. Смятые простыни все еще сохраняли его тепло. Без него она чувствовала себя брошенной и никому в этом мире не нужной. Она оглядела комнату. О чем она думала, когда позволила себе вступить в интимные отношения с этим могущественным человеком? Надо быть сумасшедшей, чтобы согласиться на это! Однако сейчас уже поздно о чем-то сожалеть.
Но сожалений, несмотря ни на что, не было.
Ее единственное сожаление заключалось в том, что она не могла ничего ему рассказать, не могла опереться на его силу и власть. После прошедшей ночи было бы таким облегчением попросить его о помощи. Но она не могла. Ее взгляд упал на письма, лежавшие на туалетном столике.
Фабиан был уверен, что она и Себастьян окажутся по разные стороны баррикады.
Чтобы хоть немного заглушить страх и не дать воли отчаянию, она позвонила служанке.
Когда Хелена вошла в комнату, Себастьян уже сидел во главе стола. Позавтракав, он пил кофе и просматривал утренние газеты.
Он поднял голову, и их взгляды встретились. Хелена быстро отвернулась, обменялась легкой улыбкой с Кларой и подошла к буфету. Его взгляд неотрывно следил за ней, восхитительной в шелковом розовом платье. А его ум перебирал события последней ночи, полной страсти, и задавался вопросом — вопросами, — на которые пока не было ответов.
Хелена повернулась; он продолжал наблюдать и ждать…
С тарелкой в руке она подошла к столу, обменялась какими-то словами с Марджори и Кларой и села на свое место справа от него.
Он подождал, когда она сядет и расправит юбки, и улыбнулся ей.
Она улыбнулась ему в ответ, но в глубине ее глаз таились все те же непонятные тени. Он потянулся к ее руке, но остановился, когда она опустила взгляд.
— Себастьян…— Хелена повертела в руке вилку. — Как ты думаешь, не смогли бы мы покататься верхом, как вчера? — Она посмотрела за окно. — Все еще ясно, и кто знает, как долго продлится такая погода…
В ее голосе звучала тоска, и он вспоминал, какой расслабленной, даже, пожалуй, беззаботной, словно сбросила тяжелую ношу со своих плеч, она казалась ему в то утро, когда они неслись по полям навстречу ветру. Она покосилась на него, слегка изогнув бровь.
— Если хочешь, — согласился он, — мы можем попробовать отправиться куда-нибудь на север.
Она улыбнулась, и с ее губ сорвалось:
— Было бы… большим удовольствием…
Почему она просто не сказала «облегчением», Себастьян не знал. Потому что их совместная прогулка была именно облегчением, бегством от ее неприятностей, а это он прекрасно понимал. И во время прогулки, скинув с плеч гнетущую тяжесть, она могла бы, наверно, признаться ему во всем.
Однако, когда они вернулись домой через три часа, он не узнал ответ ни на один из своих вопросов. Теперь ему оставалось ждать, когда она расскажет ему обо всем, если только захочет: доверие нельзя выбить силой, его можно только заслужить. Так будет у них. Другим он мог приказать, но только не Хелене.
Это выдвигало на первый план вопрос, который он должен ей задать. Больше не было причин откладывать его.
Если она ответит правду, он узнает ответы на другие вопросы, во всяком случае, он на это надеялся.
Когда все встали из-за стола, Себастьян взял ее за руку:
— Если ты уделишь мне несколько минут, мы могли бы обсудить кое-какие дела.
Она смотрела на него, но он ничего не смог прочитать в ее глазах. Марджори и Клара прошли мимо них, сделав вид, что их не заметили. Тьерри и Луи уже отправились играть в бильярд.
— Если ты хочешь… — пожала она плечами.
Он хотел многого, но пока что молча взял ее руку и повел в кабинет.
Хелена старалась скрыть свое напряжение, свое беспокойство, вызванное тем, что он мог заставить ее сказать или сделать. Она шагнула через порог и оказалась в его кабинете.
Широкий письменный стол, заваленный бумагами и бухгалтерскими книгами, перед ним большое кожаное кресло, папки с документами и книги, стоявшие на полках вдоль стен, — так выглядел его кабинет. Однако, как ни странно, эта рабочая комната оказалась довольно уютной. Вид из широких окон выходил на лужайки, и так как за окнами было сумрачно, везде горели лампы, и их золотистый свет падал на отполированное дерево, бархат и кожу.
Хелена подошла к камину, где жарко горел огонь, разгоняя холод, проникавший сквозь щели окон. Направляясь к камину, она незаметно оглядела комнату, размышляя о том, где может быть спрятан кинжал Фабиана.
Себастьян подошел к ней и, взяв ее руки в свои, поймал ее взгляд. Она не смогла ничего прочесть в его глазах и очень надеялась, что и ее глаза так же успешно скрывают ее мысли. В уголках его губ: появилась застенчивая улыбка.
— Малышка, после событий прошедшей ночи ты, думаю, поняла, что мы уже сделали первые шаги к нашему сближению. Если говорить о решениях, то мы их уже приняли — ты свое, а я свое. И тем не менее, я хотел бы получить от тебя простой ясный ответ на простой и ясный вопрос.
Поколебавшись, он снова взглянул в ее глаза. Она не отвела взгляда, чтобы не обидеть его. Она была слишком погружена в свои мысли и не могла понять, о чем он говорит, и только спросила себя, какого ответа он ждет.
Себастьян вздохнул и ласково произнес:
— Оставайся такой, какая ты есть. Я не хочу давить на тебя. Я задам тебе один вопрос, когда ты будешь готова на него ответить. — Их взгляды встретились. — А пока знай, что я рядом и жду с нетерпением. Но с тобой, малышка, можешь быть уверена, я буду терпелив. — Последние слова прозвучали как клятва.
Удивление, должно быть, отразилось в ее глазах, потому что он покачал головой, поражаясь, насколько терпеливым, оказывается, он может быть с женщиной.
Хелена вдруг поняла, что его импульсивным желанием было надавить на нее, чтобы она приняла его предложение, а он бы смог провозгласить себя победителем и громко заявить о том, что теперь она принадлежит ему и он может распоряжаться ею как захочет.
Она ожидала от него именно этого и настроилась на уклончивые ответы, используя всю свою женскую хитрость, чтобы отклонить его предложение. Если она сдастся, он будет ею манипулировать, не считаясь с ее желаниями, а она в своей жизни достаточно натерпелась горя от могущественных мужчин.
Она пришла в его комнату, полная решимости спасти Ариэль, причинив ему при этом как можно меньше вреда.
— Я… — Что она могла сказать ему сейчас? Он ничего не знал о ее проблемах и, однако, чувствовал ее тревогу, хотя ничего пока не знал. — Спасибо. — Слово слетело с ее губ как легкий вздох. Подняв голову, она удержала его взгляд и улыбнулась облегченно и благодарно. Ей стало легче. Она сложила руки на груди. — Обещаю, что сообщу тебе, когда буду готова ответить на твой простой вопрос.
Она никогда не сможет этого сделать и ничего не сможет изменить.
Его взгляд, пронзительно голубой, снова проник ей в душу, но там уже ничего не осталось такого, что бы ей хотелось ему показать. Она глубоко запрятала свою печаль ради спасения Ариэль и все время помнила, что они с Себастьяном сейчас в какой-то степени противники.
И до того напряженные, черты его лица еще больше обострились. Оно превратилось в каменную маску.
— До встречи. — Она почувствовала, что он с трудом сдерживает ярость, и инстинктивно вскинула подбородок.
Себастьян с минуту смотрел на нее и наконец произнес ровным, безжизненным голосом:
— Клара сейчас в дальней гостиной. Было бы неплохо, если бы ты присоединилась к ней.
Намек был достаточно прозрачным. Она согласно кивнула:
— В таком случае я ухожу.
Хелена повернулась, еще раз оценивающе осмотрев комнату, и только сейчас увидела четыре сундука, расставленные вдоль стен. Все они были заперты на ключ,
Она подошла к двери, открыла ее и вышла.
Ей надо обыскать его кабинет.
Со временем.
Глава 10
Проснувшись на следующее утро, Хелена решила, что гордиться ей нечем. Она была одна, но постель носила красноречивые свидетельства ее близости с Себастьяном. Смятые простыни все еще сохраняли его тепло. Без него она чувствовала себя брошенной и никому в этом мире не нужной. Она оглядела комнату. О чем она думала, когда позволила себе вступить в интимные отношения с этим могущественным человеком? Надо быть сумасшедшей, чтобы согласиться на это! Однако сейчас уже поздно о чем-то сожалеть.
Но сожалений, несмотря ни на что, не было.
Ее единственное сожаление заключалось в том, что она не могла ничего ему рассказать, не могла опереться на его силу и власть. После прошедшей ночи было бы таким облегчением попросить его о помощи. Но она не могла. Ее взгляд упал на письма, лежавшие на туалетном столике.
Фабиан был уверен, что она и Себастьян окажутся по разные стороны баррикады.
Чтобы хоть немного заглушить страх и не дать воли отчаянию, она позвонила служанке.
Когда Хелена вошла в комнату, Себастьян уже сидел во главе стола. Позавтракав, он пил кофе и просматривал утренние газеты.
Он поднял голову, и их взгляды встретились. Хелена быстро отвернулась, обменялась легкой улыбкой с Кларой и подошла к буфету. Его взгляд неотрывно следил за ней, восхитительной в шелковом розовом платье. А его ум перебирал события последней ночи, полной страсти, и задавался вопросом — вопросами, — на которые пока не было ответов.
Хелена повернулась; он продолжал наблюдать и ждать…
С тарелкой в руке она подошла к столу, обменялась какими-то словами с Марджори и Кларой и села на свое место справа от него.
Он подождал, когда она сядет и расправит юбки, и улыбнулся ей.
Она улыбнулась ему в ответ, но в глубине ее глаз таились все те же непонятные тени. Он потянулся к ее руке, но остановился, когда она опустила взгляд.
— Себастьян…— Хелена повертела в руке вилку. — Как ты думаешь, не смогли бы мы покататься верхом, как вчера? — Она посмотрела за окно. — Все еще ясно, и кто знает, как долго продлится такая погода…
В ее голосе звучала тоска, и он вспоминал, какой расслабленной, даже, пожалуй, беззаботной, словно сбросила тяжелую ношу со своих плеч, она казалась ему в то утро, когда они неслись по полям навстречу ветру. Она покосилась на него, слегка изогнув бровь.
— Если хочешь, — согласился он, — мы можем попробовать отправиться куда-нибудь на север.
Она улыбнулась, и с ее губ сорвалось:
— Было бы… большим удовольствием…
Почему она просто не сказала «облегчением», Себастьян не знал. Потому что их совместная прогулка была именно облегчением, бегством от ее неприятностей, а это он прекрасно понимал. И во время прогулки, скинув с плеч гнетущую тяжесть, она могла бы, наверно, признаться ему во всем.
Однако, когда они вернулись домой через три часа, он не узнал ответ ни на один из своих вопросов. Теперь ему оставалось ждать, когда она расскажет ему обо всем, если только захочет: доверие нельзя выбить силой, его можно только заслужить. Так будет у них. Другим он мог приказать, но только не Хелене.
Это выдвигало на первый план вопрос, который он должен ей задать. Больше не было причин откладывать его.
Если она ответит правду, он узнает ответы на другие вопросы, во всяком случае, он на это надеялся.
Когда все встали из-за стола, Себастьян взял ее за руку:
— Если ты уделишь мне несколько минут, мы могли бы обсудить кое-какие дела.
Она смотрела на него, но он ничего не смог прочитать в ее глазах. Марджори и Клара прошли мимо них, сделав вид, что их не заметили. Тьерри и Луи уже отправились играть в бильярд.
— Если ты хочешь… — пожала она плечами.
Он хотел многого, но пока что молча взял ее руку и повел в кабинет.
Хелена старалась скрыть свое напряжение, свое беспокойство, вызванное тем, что он мог заставить ее сказать или сделать. Она шагнула через порог и оказалась в его кабинете.
Широкий письменный стол, заваленный бумагами и бухгалтерскими книгами, перед ним большое кожаное кресло, папки с документами и книги, стоявшие на полках вдоль стен, — так выглядел его кабинет. Однако, как ни странно, эта рабочая комната оказалась довольно уютной. Вид из широких окон выходил на лужайки, и так как за окнами было сумрачно, везде горели лампы, и их золотистый свет падал на отполированное дерево, бархат и кожу.
Хелена подошла к камину, где жарко горел огонь, разгоняя холод, проникавший сквозь щели окон. Направляясь к камину, она незаметно оглядела комнату, размышляя о том, где может быть спрятан кинжал Фабиана.
Себастьян подошел к ней и, взяв ее руки в свои, поймал ее взгляд. Она не смогла ничего прочесть в его глазах и очень надеялась, что и ее глаза так же успешно скрывают ее мысли. В уголках его губ: появилась застенчивая улыбка.
— Малышка, после событий прошедшей ночи ты, думаю, поняла, что мы уже сделали первые шаги к нашему сближению. Если говорить о решениях, то мы их уже приняли — ты свое, а я свое. И тем не менее, я хотел бы получить от тебя простой ясный ответ на простой и ясный вопрос.
Поколебавшись, он снова взглянул в ее глаза. Она не отвела взгляда, чтобы не обидеть его. Она была слишком погружена в свои мысли и не могла понять, о чем он говорит, и только спросила себя, какого ответа он ждет.
Себастьян вздохнул и ласково произнес:
— Оставайся такой, какая ты есть. Я не хочу давить на тебя. Я задам тебе один вопрос, когда ты будешь готова на него ответить. — Их взгляды встретились. — А пока знай, что я рядом и жду с нетерпением. Но с тобой, малышка, можешь быть уверена, я буду терпелив. — Последние слова прозвучали как клятва.
Удивление, должно быть, отразилось в ее глазах, потому что он покачал головой, поражаясь, насколько терпеливым, оказывается, он может быть с женщиной.
Хелена вдруг поняла, что его импульсивным желанием было надавить на нее, чтобы она приняла его предложение, а он бы смог провозгласить себя победителем и громко заявить о том, что теперь она принадлежит ему и он может распоряжаться ею как захочет.
Она ожидала от него именно этого и настроилась на уклончивые ответы, используя всю свою женскую хитрость, чтобы отклонить его предложение. Если она сдастся, он будет ею манипулировать, не считаясь с ее желаниями, а она в своей жизни достаточно натерпелась горя от могущественных мужчин.
Она пришла в его комнату, полная решимости спасти Ариэль, причинив ему при этом как можно меньше вреда.
— Я… — Что она могла сказать ему сейчас? Он ничего не знал о ее проблемах и, однако, чувствовал ее тревогу, хотя ничего пока не знал. — Спасибо. — Слово слетело с ее губ как легкий вздох. Подняв голову, она удержала его взгляд и улыбнулась облегченно и благодарно. Ей стало легче. Она сложила руки на груди. — Обещаю, что сообщу тебе, когда буду готова ответить на твой простой вопрос.
Она никогда не сможет этого сделать и ничего не сможет изменить.
Его взгляд, пронзительно голубой, снова проник ей в душу, но там уже ничего не осталось такого, что бы ей хотелось ему показать. Она глубоко запрятала свою печаль ради спасения Ариэль и все время помнила, что они с Себастьяном сейчас в какой-то степени противники.
И до того напряженные, черты его лица еще больше обострились. Оно превратилось в каменную маску.
— До встречи. — Она почувствовала, что он с трудом сдерживает ярость, и инстинктивно вскинула подбородок.
Себастьян с минуту смотрел на нее и наконец произнес ровным, безжизненным голосом:
— Клара сейчас в дальней гостиной. Было бы неплохо, если бы ты присоединилась к ней.
Намек был достаточно прозрачным. Она согласно кивнула:
— В таком случае я ухожу.
Хелена повернулась, еще раз оценивающе осмотрев комнату, и только сейчас увидела четыре сундука, расставленные вдоль стен. Все они были заперты на ключ,
Она подошла к двери, открыла ее и вышла.
Ей надо обыскать его кабинет.
Со временем.
Глава 10
Подходящее время все не наступало. Действительно, дни проходили, а Хелена почти не прилагала усилий, чтобы продвинуться к цели, поставленной перед ней Фабианом. Сфокусировав все свое внимание на Себастьяне, на его достоинствах и недостатках, она изучала его так настойчиво для того, чтобы выбрать самый подходящий момент и начать действовать. И тогда она похитит кинжал и сбежит от него навсегда.
Она знала, сколько дней ей осталось, а если говорить точнее, сколько часов, и старалась извлечь из каждого часа как можно больше пользы.
Если утром светило солнце, они совершали верховые прогулки, и он, казалось, принимал это как должное. Она была благодарна ему за минуты ничем не омраченного счастья, сопровождая его в этих прогулках, а он вел себя по-рыцарски, не торопя с ответом.
Однако Хелена была разочарована, когда в одну из ночей он не вошел в ее спальню. И ей пришлось смириться с тем, что и следующие ночи она проводила одна. И вот однажды утром, когда они вернулись с прогулки и, как обычно, направлялись в Малую гостиную, она замедлила шаг, потом остановилась, решив задать ему один деликатный вопрос.
Он тоже остановился и вопросительно выгнул бровь.
— Я… ты… Ты снова не пришел ко мне. Возможно, одного раза достаточно?
Тревожная мысль, что их первый опыт его не удовлетворил, не давала ей покоя. Она ничего не смогла прочитать в: его глазах и со страхом ждала ответа.
Помолчав, он произнес:
— Это не потому, что я не хочу.
— Тогда почему?
Он немного подумал, вспоминая интонацию, с какой был задан ее вопрос, смущение, которого она не скрывала, затем вздохнул и ответил:
— Малышка, в таком деле я гораздо опытнее тебя. Опыт показывает — нет, гарантирует, — что чем больше мы будем позволять себе это удовольствие, тем больше я буду требовать от тебя. Придется подождать.
— А это плохо?
— Да, так как в этом случае у тебя не останется выбора, кроме как стать моей герцогиней. — В его голосе появились стальные нотки. — Как только ты обнаружишь, что носишь моего ребенка, вопрос отпадет сам собой. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.
Она знала и понимала это. Но… Она вскинула голову и всмотрелась в его лицо.
— Может, я ошибаюсь, но подобное отношение вполне может быть продиктовано надеждой, что я не выдержу ожидания и прибегу к тебе, чтобы сказать «да», ведь ты этого ждешь от меня.
Он рассмеялся, скорее цинично, нежели весело.
— Малышка, если бы я захотел надавить на тебя, чтобы ускорить наш брак, я выбрал бы совсем другой способ, можешь быть уверена. — Он посмотрел ей в глаза. — То нетерпение, о котором говоришь ты, ничто по сравнению с той пыткой, которая изнуряет меня.
— Мне не нравится, что ты терпишь из-за меня такие мучения. Должен же быть какой-то выход?
Он наклонился к ней так, что их лица почти соприкоснулись
— Прежде чем развивать эту мысль, подумай, что если бы я знал о нем, то непременно бы воспользовался. Что же касается того, чтобы облегчить мои страдания, то я, думаю, здесь есть только одно лекарство. Я не буду говорить тебе, как сильно я тебя хочу, потому что это тоже одна из форм принуждения. — Он взглянул ей в глаза. — Малышка, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и вижу, что ты тоже хочешь стать моей женой, — и это и есть главная причина моего терпения. Пока могу, я не буду давить на тебя, не буду играть на твоих чувствах. Более того, я намерен оградить тебя от давления других людей, которым захочется это сделать.
— Почему? Почему ты так терпелив со мной?
— За свое терпение я прошу только одно — твой ответ, который ты со временем мне дашь, и это должно быть твоим собственным решением. Не логический вывод после анализа всех фактов, а ту правду, к которой ты сама придешь. Загляни в свое сердце, малышка, — и ты найдешь там ответ.
Его слова задели только ее разум — сердце ее сейчас молчало. Их взгляды встретились и разошлись.
— Вот чего я хочу, чему придаю огромное значение. Я хочу, чтобы ты ответила правдиво, была честной по отношению к себе и ко мне.
Себастьян поцеловал ее, хотя знал, что поступает неразумно. Надо прекратить эти поцелуи и отпустить ее.
Ее губы раздвинулись под натиском его губ, и он, не колеблясь больше, завладел ее ртом.
Держать ее в своих объятиях, такую нежную, теплую и такую живую, чувствовать обещание в ее поцелуе, которое эхом прокатилось по его телу и заставило его задрожать, удерживать себя от дальнейших шагов, хотя он мог бы извлечь из этого выгоду, потому что они пришли на полчаса раньше, и их пока никто не ждал, и это была его личная гостиная, расположенная в дальнем конце огромного дома. Осознавать тот факт, что она будет ему принадлежать — здесь и сейчас, — если он того пожелает…
…Вот это и есть настоящая пытка. Непреодолимое желание, завладевшее им, вовсе не тот демон, в сражении с которым у него имеется большой опыт. В данном случае — с ней — он должен покорить свое желание, должен это сделать, должен загнать зверя в клетку. На какой-то миг он представил себе, что Хелена согласится стать его герцогиней и будет принадлежать ему целиком. До самых глубин ее нежной души. Он хотел ее. Хотел ее страсти. Ее преданности. Ее любви. Всего.
Ему хотелось не овладеть ею, а просто брать — брать, если она сама захочет. Но сейчас этот вопрос даже не обсуждался.
Она должна была решить сама. Вздохнув, Себастьян отодвинулся от нее. Ожидая, когда успокоится его взбудораженная кровь, он наблюдал за выражением ее лица и за тем, как к ней возвращалось сознание.
Ее ресницы затрепетали и поднялись. Она посмотрела на него кристально чистым взглядом, но в глубине ее глаз опять появились тени.
Что же с ней происходит, и когда он разгадает загадку, таящуюся в ее глазах? Желая избежать его пронизывающего взгляда, Хелена нежно поцеловала его пальцы.
— Идем. — Она высвободилась из его объятий. — Нам пора присоединиться к остальным.
Она повернулась и направилась к двери, и он едва сдержался, чтобы ее не окликнуть. Потом, после некоторого колебания, последовал за ней.
Он хотел добиться доверия, хотел, чтобы она поверила в него, поэтому не мог ее принуждать. И теперь, когда он доказал ей свою любовь, а она все еще не была уверена в нем, он почувствовал, что и его уверенность в ней дала трещину.
Во многих отношениях визит Хелены протекал гораздо интереснее, чем она предполагала. Тьерри и Луи были заядлыми охотниками, а в этот сезон угодья был полны дичи, поэтому они коротали время на охоте. Марджори с Кларой подружились и с головой погрузились в собственные проблемы, предоставив Себастьяну возможность развлекать Хелену.
Все, казалось, было великолепно. Но, к сожалению, один человек вел себя не так, как ему хотелось бы. И это была Хелена.
Себастьян не был уверен, что она все-таки примет его предложение, и терялся в догадках — почему?
Это наверняка имело какое-то отношение к тем проклятым письмам.
— Ты проводишь большую часть своего времени здесь?
Он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на нее, лениво слонявшуюся по комнате. Это «здесь» было его кабинетом; Хелена почему-то не испытывала большого желания присоединиться к Марджори и Кларе, приятно проводившим время в уютной гостиной у камина. Она все время отвлекала его, когда он пытался работать.
— Обычно. Комната достаточно просторная и уютная, и все, что мне нужно, находится под рукой.
— Правда? — Она посмотрела гроссбух, который лежал на столе.
Сдаваясь, он закрыл книгу и отложил ее в сторону. Ничего важного. Ничего важного по сравнению с ней.
Она улыбнулась и, обойдя стол, прижалась к нему. Он отодвинул кресло.
— Ты спрашивал меня, почему я оказалась в монастырском саду в тот день много лет назад, но ты никогда не говорил мне, что там делал ты.
— Падал со стены.
— После того как покинул спальню Колетт Маршан.
— Ах да — неотразимой Колетт.
— И?
— Это было пари, малышка.
— Пари?
— Ты, наверное, помнишь, что в те дни я жил в Париже. Тогда я был намного моложе и, уж конечно, намного бесшабашнее.
— Моложе — допускаю, но что послужило предметом пари, если тебе пришлось прыгать с монастырских стен?
— Я должен был доставить подвеску, одну из самых уникальных, мадемуазель Маршан к концу той недели.
— Но предполагаюсь, что она уедет только через два дня. А она уехала на следующий день после твоего визита.
— Да, это было частью сделки.
— Значит, ты выиграл?
— Конечно.
— И чего ты этим добился?
— Чего же еще, как не триумфа? И главное — над одним французским дворянином.
Она многозначительно произнесла «Гм!», однако ее взгляд был странно рассеянным.
— Ты много лет провел в Париже?
— Восемь или девять — все то время, пока ты носила косички.
«Гм…» Она не произнесла этого вслух, но он увидел это по ее лицу, по тучам, затемнившим ее глаза.
Имеют ли письма какое-то отношение к его прошлым визитам в Париж? Он не припоминал, чтобы скрещивал шпаги с кем-то из Доранов.
Себастьян смотрел на нее, наблюдая, как она борется со своим демоном. Хелена так привыкла к его присутствию, что, когда ее внимание не было сфокусировано на нем, ее маска спадала, и он видел то, что скрыто под ней. Сейчас он увидел достаточно, чтобы потянуться к ее руке.
— Малышка…
Она вздрогнула, потому что забыла о его присутствии. И на какое-то мгновение он увидел в ее глазах ужас, но больше всего в них было тоски. Но прежде чем Себастьян успел что-нибудь сказать, она уже снова надела маску и улыбнулась — слишком лучезарно, а потому фальшиво.
Он крепче сжал ее руку, надеясь, что она доверится ему хотя бы теперь.
Но она его перехитрила. Она упала в его объятия!
— Если ты закончил работать…
Он не остался равнодушным. Мягкое, теплое женское тело, так доверчиво придавившее его, разбудило его собственных демонов. Пока он пытался их обуздать, Хелена повернула его лицо к себе.
Прижалась губами к его губам.
Она целовала его долго и жадно, и эти поцелуи не были фальшивыми — он бы это почувствовал.
Он дал себе слово, что не будет манипулировать ею, но, когда она прижалась к его губам, понял, что поторопился с решением.
Его рука легла ей на грудь.
Он мог целовать ее, доставлять ей удовольствие, позволить ей обмануть его. Но он знал, что никогда не забудет того, что увидел в ее глазах.
Горьковато-сладкие — именно так назвала бы Хелена все последующие дни. Горькими они были всякий раз, когда она думала об Ариэль, о Фабиане, о кинжале, который надо выкрасть. Об измене, которую она совершала. Сладкими — в часы, которые она проводила с Себастьяном, в его объятиях, в те короткие мгновения, когда она чувствовала себя в безопасности, свободной от дум о Фабиане.
Но как только она покидала объятия Себастьяна, действительность грозно наваливалась на нее и больно сжимала заледеневшее сердце.
Себастьян пригласил их только на неделю, но неделя прошла, и никто не побеспокоился, не заговорил об отъезде. Зима сковала поля и дороги, но в доме жарко горели камины, и в уютных комнатах было тепло.
Снаружи умирал год, а внутри, в большом доме, жизнь била ключом. И хотя Хелена не принимала непосредственного участия в приготовлениях, она заразилась общим возбуждением и предвкушением радости, когда вся семья готовилась к Святкам, чтобы отметить этот праздник в узком кругу.
С лица Клары не сходила улыбка, она без конца рассказывала всем о том, как следует проводить этот праздник, объясняла, где растут вечнозеленые деревья, ветками которых украсят комнаты, какие секретные ингредиенты надо добавлять в рождественский пудинг.
Снова и снова Хелена ловила себя на том, что вроде бы она живет в ожидании радости, но сердце ее болело от страха и отчаяния.
После нескольких расслабляющих минут в его кабинете Хелена размышляла над тем, где и как он встретил Фабиана и завладел кинжалом; наступил момент, когда она была уже почти готова рассказать ему все, но он неожиданно принялся развлекать ее рассказами о своих предках, своей семье, своем детстве и своей жизни.
Такие откровения он позволил себе впервые. И только с ней.
Она узнала, как он взобрался на огромный дуб, росший возле конюшен, и чуть не свалился с него на землю. И как тогда испугался. Как сильно любил своего первого пони и как едва не сошел с ума, когда тот умер.
Последнее он не смог выразить словами, а просто резко замолчал и заговорил о другом.
Если бы он так явно не старался быть откровенным, она могла бы подумать, что, несмотря на его клятву и даже намерение не манипулировать ее чувствами, он просто не смог себя сдержать. Но все, что он говорил, он говорил даже с какой-то неохотой, словно заставлял себя положить свое прошлое и предполагаемое будущее к ее ногам. Он выкладывал ей все без утайки, как будто стремился к тому, чтобы она поняла его и судила не так строго.
Ему это удалось.
Дни тихо уходили в прошлое, и она чувствовала, что все больше попадает под его очарование и все более отчаянно желает стать его герцогиней, его женой, его возлюбленной.
При этом знала, что этого никогда не будет.
Она хотела рассказать ему о плане Фабиана, но подобного рода сказки никоим образом не могли бы растрогать такого человека, как он. Безжалостный, с твердым характером, он был очень похож на Фабиана, и не исключено, что когда-то они были соперниками. Если она расскажет ему свою историю, покажет ему письма… Нет, она не может сейчас принять его предложение, показать ему письма просить у него помощи и защиты.
Ведь он может отказать ей в этом. Что, если у них с Фабианом такие отношения, что он возьмет и откажется от нее?
Она никогда не завладеет кинжалом, и Ариэль…
Быть откровенной с ним — значит рискнуть, а она не могла себе этого позволить.
Дни проходили один за другим, и срок похищения кинжала неумолимо приближался. Она упорно цеплялась за последнее, что ей осталось, и не могла отказаться от нежности Себастьяна, от тепла его объятий.
Заканчивались последние дни ее счастья.
С того момента как она предаст его и исчезнет, жизнь ее потеряет всякий смысл. У нее не останется ничего, что бы так много для нее значило, и никто на свете не заменит его.
В ее сердце уже был ответ на его вопрос, но она точно знала, что у нее никогда не будет возможности принять его предложение.
Чувство вины и угрызения совести не давали ей покоя даже в те часы, когда она ездила верхом, смеялась, разговаривала, ходила рядом с ним по огромному дому. Она не давала выхода отчаянию, загнала его в маленький уголок своего сознания, но оно всегда было рядом с ней.
Единственное, о чем она сожалела, — это то, что они больше не занимались любовью.
Себастьян вел себя благородно, и у нее хватало совести не давить на него — она не имела на это права. Такое право она получила бы сразу, если бы согласилась стать его женой. Да, его поведение, несомненно, говорило о мудрости.
Хелена только теперь поняла значение слов «интимные отношения». Эти отношения приносили ей ни с чем не сравнимое счастье и связали их нежной любовной цепью. Испытав это счастье однажды, она всегда будет страстно желать испытать его снова.
Но этого больше не будет.
У нее не было выбора. Ариэль была ее сестрой, и она несла за нее ответственность.
Себастьян наблюдал за ней, и его не могли обмануть ее смех и улыбки. Ими она прикрывала тоску, которая терзала ее сердце. Он всеми известными ему способами побуждал доверить ему свой секрет и знал, что она прекрасно это понимает. Но Хелена не могла…
Он не знал, догадывалась ли она, как много он видит каждый раз, когда ее взгляд становится отрешенным, задумчивым, пока она вдруг не спохватится и не обнаружит, что он за ней наблюдает. Тогда она быстро надевала на себя маску или изображала улыбку.
Он был уверен, что все дело в письмах. Они все еще лежали на туалетном столике под футляром для драгоценностей, и он видел их всякий раз, когда входил в ее комнату в ее отсутствие. Вид этих писем свидетельствовал о том, что они были вскрыты и прочитаны бессчетное количество раз. Они искушали его, искушали по-настоящему, но он не прочитал их.
Пока.
Если Хелена в ближайшее время не признается ему, он это сделает.
Он хотел, чтобы она доверяла ему настолько, что без принуждения обо всем бы рассказывала ему, но она упорно молчала. И как он теперь подозревал, будет молчать и дальше. И это заставляло его задаваться вопросом: что — или кто — был настолько могущественным, что оказывал столь сильное давление на нее, заставляя ее быть абсолютно покорной.
Или непоколебимо преданной.
— Вийяр говорит, что его нет в спальне.
Хелена смотрела на зимний ландшафт за окном библиотеки. Луи нашел ее здесь — она сидела одна в этой комнате, чтобы дать Себастьяну возможность закончить работу, которая, как он говорил, была срочной.
Луи слегка встряхнул ее за плечо.
— Я пришел напомнить тебе, чтобы ты поторопилась.
Когда она ничего не ответила, он приблизил свое лицо к ее лицу.
— Ты слышишь меня?
— Отстань. — Ее голос был тихим, ровным, невыразительным.
— Мы зря теряем время. — Он огляделся, желая убедиться, что они все еще одни. — Прошло уже больше оговоренной недели. Я слышал, что через несколько дней здесь соберутся все члены семьи. Кто знает, когда Сент-Ивзу все это надоест и он решит, что мы должны уехать?
Она знала, сколько дней ей осталось, а если говорить точнее, сколько часов, и старалась извлечь из каждого часа как можно больше пользы.
Если утром светило солнце, они совершали верховые прогулки, и он, казалось, принимал это как должное. Она была благодарна ему за минуты ничем не омраченного счастья, сопровождая его в этих прогулках, а он вел себя по-рыцарски, не торопя с ответом.
Однако Хелена была разочарована, когда в одну из ночей он не вошел в ее спальню. И ей пришлось смириться с тем, что и следующие ночи она проводила одна. И вот однажды утром, когда они вернулись с прогулки и, как обычно, направлялись в Малую гостиную, она замедлила шаг, потом остановилась, решив задать ему один деликатный вопрос.
Он тоже остановился и вопросительно выгнул бровь.
— Я… ты… Ты снова не пришел ко мне. Возможно, одного раза достаточно?
Тревожная мысль, что их первый опыт его не удовлетворил, не давала ей покоя. Она ничего не смогла прочитать в: его глазах и со страхом ждала ответа.
Помолчав, он произнес:
— Это не потому, что я не хочу.
— Тогда почему?
Он немного подумал, вспоминая интонацию, с какой был задан ее вопрос, смущение, которого она не скрывала, затем вздохнул и ответил:
— Малышка, в таком деле я гораздо опытнее тебя. Опыт показывает — нет, гарантирует, — что чем больше мы будем позволять себе это удовольствие, тем больше я буду требовать от тебя. Придется подождать.
— А это плохо?
— Да, так как в этом случае у тебя не останется выбора, кроме как стать моей герцогиней. — В его голосе появились стальные нотки. — Как только ты обнаружишь, что носишь моего ребенка, вопрос отпадет сам собой. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.
Она знала и понимала это. Но… Она вскинула голову и всмотрелась в его лицо.
— Может, я ошибаюсь, но подобное отношение вполне может быть продиктовано надеждой, что я не выдержу ожидания и прибегу к тебе, чтобы сказать «да», ведь ты этого ждешь от меня.
Он рассмеялся, скорее цинично, нежели весело.
— Малышка, если бы я захотел надавить на тебя, чтобы ускорить наш брак, я выбрал бы совсем другой способ, можешь быть уверена. — Он посмотрел ей в глаза. — То нетерпение, о котором говоришь ты, ничто по сравнению с той пыткой, которая изнуряет меня.
— Мне не нравится, что ты терпишь из-за меня такие мучения. Должен же быть какой-то выход?
Он наклонился к ней так, что их лица почти соприкоснулись
— Прежде чем развивать эту мысль, подумай, что если бы я знал о нем, то непременно бы воспользовался. Что же касается того, чтобы облегчить мои страдания, то я, думаю, здесь есть только одно лекарство. Я не буду говорить тебе, как сильно я тебя хочу, потому что это тоже одна из форм принуждения. — Он взглянул ей в глаза. — Малышка, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и вижу, что ты тоже хочешь стать моей женой, — и это и есть главная причина моего терпения. Пока могу, я не буду давить на тебя, не буду играть на твоих чувствах. Более того, я намерен оградить тебя от давления других людей, которым захочется это сделать.
— Почему? Почему ты так терпелив со мной?
— За свое терпение я прошу только одно — твой ответ, который ты со временем мне дашь, и это должно быть твоим собственным решением. Не логический вывод после анализа всех фактов, а ту правду, к которой ты сама придешь. Загляни в свое сердце, малышка, — и ты найдешь там ответ.
Его слова задели только ее разум — сердце ее сейчас молчало. Их взгляды встретились и разошлись.
— Вот чего я хочу, чему придаю огромное значение. Я хочу, чтобы ты ответила правдиво, была честной по отношению к себе и ко мне.
Себастьян поцеловал ее, хотя знал, что поступает неразумно. Надо прекратить эти поцелуи и отпустить ее.
Ее губы раздвинулись под натиском его губ, и он, не колеблясь больше, завладел ее ртом.
Держать ее в своих объятиях, такую нежную, теплую и такую живую, чувствовать обещание в ее поцелуе, которое эхом прокатилось по его телу и заставило его задрожать, удерживать себя от дальнейших шагов, хотя он мог бы извлечь из этого выгоду, потому что они пришли на полчаса раньше, и их пока никто не ждал, и это была его личная гостиная, расположенная в дальнем конце огромного дома. Осознавать тот факт, что она будет ему принадлежать — здесь и сейчас, — если он того пожелает…
…Вот это и есть настоящая пытка. Непреодолимое желание, завладевшее им, вовсе не тот демон, в сражении с которым у него имеется большой опыт. В данном случае — с ней — он должен покорить свое желание, должен это сделать, должен загнать зверя в клетку. На какой-то миг он представил себе, что Хелена согласится стать его герцогиней и будет принадлежать ему целиком. До самых глубин ее нежной души. Он хотел ее. Хотел ее страсти. Ее преданности. Ее любви. Всего.
Ему хотелось не овладеть ею, а просто брать — брать, если она сама захочет. Но сейчас этот вопрос даже не обсуждался.
Она должна была решить сама. Вздохнув, Себастьян отодвинулся от нее. Ожидая, когда успокоится его взбудораженная кровь, он наблюдал за выражением ее лица и за тем, как к ней возвращалось сознание.
Ее ресницы затрепетали и поднялись. Она посмотрела на него кристально чистым взглядом, но в глубине ее глаз опять появились тени.
Что же с ней происходит, и когда он разгадает загадку, таящуюся в ее глазах? Желая избежать его пронизывающего взгляда, Хелена нежно поцеловала его пальцы.
— Идем. — Она высвободилась из его объятий. — Нам пора присоединиться к остальным.
Она повернулась и направилась к двери, и он едва сдержался, чтобы ее не окликнуть. Потом, после некоторого колебания, последовал за ней.
Он хотел добиться доверия, хотел, чтобы она поверила в него, поэтому не мог ее принуждать. И теперь, когда он доказал ей свою любовь, а она все еще не была уверена в нем, он почувствовал, что и его уверенность в ней дала трещину.
Во многих отношениях визит Хелены протекал гораздо интереснее, чем она предполагала. Тьерри и Луи были заядлыми охотниками, а в этот сезон угодья был полны дичи, поэтому они коротали время на охоте. Марджори с Кларой подружились и с головой погрузились в собственные проблемы, предоставив Себастьяну возможность развлекать Хелену.
Все, казалось, было великолепно. Но, к сожалению, один человек вел себя не так, как ему хотелось бы. И это была Хелена.
Себастьян не был уверен, что она все-таки примет его предложение, и терялся в догадках — почему?
Это наверняка имело какое-то отношение к тем проклятым письмам.
— Ты проводишь большую часть своего времени здесь?
Он оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на нее, лениво слонявшуюся по комнате. Это «здесь» было его кабинетом; Хелена почему-то не испытывала большого желания присоединиться к Марджори и Кларе, приятно проводившим время в уютной гостиной у камина. Она все время отвлекала его, когда он пытался работать.
— Обычно. Комната достаточно просторная и уютная, и все, что мне нужно, находится под рукой.
— Правда? — Она посмотрела гроссбух, который лежал на столе.
Сдаваясь, он закрыл книгу и отложил ее в сторону. Ничего важного. Ничего важного по сравнению с ней.
Она улыбнулась и, обойдя стол, прижалась к нему. Он отодвинул кресло.
— Ты спрашивал меня, почему я оказалась в монастырском саду в тот день много лет назад, но ты никогда не говорил мне, что там делал ты.
— Падал со стены.
— После того как покинул спальню Колетт Маршан.
— Ах да — неотразимой Колетт.
— И?
— Это было пари, малышка.
— Пари?
— Ты, наверное, помнишь, что в те дни я жил в Париже. Тогда я был намного моложе и, уж конечно, намного бесшабашнее.
— Моложе — допускаю, но что послужило предметом пари, если тебе пришлось прыгать с монастырских стен?
— Я должен был доставить подвеску, одну из самых уникальных, мадемуазель Маршан к концу той недели.
— Но предполагаюсь, что она уедет только через два дня. А она уехала на следующий день после твоего визита.
— Да, это было частью сделки.
— Значит, ты выиграл?
— Конечно.
— И чего ты этим добился?
— Чего же еще, как не триумфа? И главное — над одним французским дворянином.
Она многозначительно произнесла «Гм!», однако ее взгляд был странно рассеянным.
— Ты много лет провел в Париже?
— Восемь или девять — все то время, пока ты носила косички.
«Гм…» Она не произнесла этого вслух, но он увидел это по ее лицу, по тучам, затемнившим ее глаза.
Имеют ли письма какое-то отношение к его прошлым визитам в Париж? Он не припоминал, чтобы скрещивал шпаги с кем-то из Доранов.
Себастьян смотрел на нее, наблюдая, как она борется со своим демоном. Хелена так привыкла к его присутствию, что, когда ее внимание не было сфокусировано на нем, ее маска спадала, и он видел то, что скрыто под ней. Сейчас он увидел достаточно, чтобы потянуться к ее руке.
— Малышка…
Она вздрогнула, потому что забыла о его присутствии. И на какое-то мгновение он увидел в ее глазах ужас, но больше всего в них было тоски. Но прежде чем Себастьян успел что-нибудь сказать, она уже снова надела маску и улыбнулась — слишком лучезарно, а потому фальшиво.
Он крепче сжал ее руку, надеясь, что она доверится ему хотя бы теперь.
Но она его перехитрила. Она упала в его объятия!
— Если ты закончил работать…
Он не остался равнодушным. Мягкое, теплое женское тело, так доверчиво придавившее его, разбудило его собственных демонов. Пока он пытался их обуздать, Хелена повернула его лицо к себе.
Прижалась губами к его губам.
Она целовала его долго и жадно, и эти поцелуи не были фальшивыми — он бы это почувствовал.
Он дал себе слово, что не будет манипулировать ею, но, когда она прижалась к его губам, понял, что поторопился с решением.
Его рука легла ей на грудь.
Он мог целовать ее, доставлять ей удовольствие, позволить ей обмануть его. Но он знал, что никогда не забудет того, что увидел в ее глазах.
Горьковато-сладкие — именно так назвала бы Хелена все последующие дни. Горькими они были всякий раз, когда она думала об Ариэль, о Фабиане, о кинжале, который надо выкрасть. Об измене, которую она совершала. Сладкими — в часы, которые она проводила с Себастьяном, в его объятиях, в те короткие мгновения, когда она чувствовала себя в безопасности, свободной от дум о Фабиане.
Но как только она покидала объятия Себастьяна, действительность грозно наваливалась на нее и больно сжимала заледеневшее сердце.
Себастьян пригласил их только на неделю, но неделя прошла, и никто не побеспокоился, не заговорил об отъезде. Зима сковала поля и дороги, но в доме жарко горели камины, и в уютных комнатах было тепло.
Снаружи умирал год, а внутри, в большом доме, жизнь била ключом. И хотя Хелена не принимала непосредственного участия в приготовлениях, она заразилась общим возбуждением и предвкушением радости, когда вся семья готовилась к Святкам, чтобы отметить этот праздник в узком кругу.
С лица Клары не сходила улыбка, она без конца рассказывала всем о том, как следует проводить этот праздник, объясняла, где растут вечнозеленые деревья, ветками которых украсят комнаты, какие секретные ингредиенты надо добавлять в рождественский пудинг.
Снова и снова Хелена ловила себя на том, что вроде бы она живет в ожидании радости, но сердце ее болело от страха и отчаяния.
После нескольких расслабляющих минут в его кабинете Хелена размышляла над тем, где и как он встретил Фабиана и завладел кинжалом; наступил момент, когда она была уже почти готова рассказать ему все, но он неожиданно принялся развлекать ее рассказами о своих предках, своей семье, своем детстве и своей жизни.
Такие откровения он позволил себе впервые. И только с ней.
Она узнала, как он взобрался на огромный дуб, росший возле конюшен, и чуть не свалился с него на землю. И как тогда испугался. Как сильно любил своего первого пони и как едва не сошел с ума, когда тот умер.
Последнее он не смог выразить словами, а просто резко замолчал и заговорил о другом.
Если бы он так явно не старался быть откровенным, она могла бы подумать, что, несмотря на его клятву и даже намерение не манипулировать ее чувствами, он просто не смог себя сдержать. Но все, что он говорил, он говорил даже с какой-то неохотой, словно заставлял себя положить свое прошлое и предполагаемое будущее к ее ногам. Он выкладывал ей все без утайки, как будто стремился к тому, чтобы она поняла его и судила не так строго.
Ему это удалось.
Дни тихо уходили в прошлое, и она чувствовала, что все больше попадает под его очарование и все более отчаянно желает стать его герцогиней, его женой, его возлюбленной.
При этом знала, что этого никогда не будет.
Она хотела рассказать ему о плане Фабиана, но подобного рода сказки никоим образом не могли бы растрогать такого человека, как он. Безжалостный, с твердым характером, он был очень похож на Фабиана, и не исключено, что когда-то они были соперниками. Если она расскажет ему свою историю, покажет ему письма… Нет, она не может сейчас принять его предложение, показать ему письма просить у него помощи и защиты.
Ведь он может отказать ей в этом. Что, если у них с Фабианом такие отношения, что он возьмет и откажется от нее?
Она никогда не завладеет кинжалом, и Ариэль…
Быть откровенной с ним — значит рискнуть, а она не могла себе этого позволить.
Дни проходили один за другим, и срок похищения кинжала неумолимо приближался. Она упорно цеплялась за последнее, что ей осталось, и не могла отказаться от нежности Себастьяна, от тепла его объятий.
Заканчивались последние дни ее счастья.
С того момента как она предаст его и исчезнет, жизнь ее потеряет всякий смысл. У нее не останется ничего, что бы так много для нее значило, и никто на свете не заменит его.
В ее сердце уже был ответ на его вопрос, но она точно знала, что у нее никогда не будет возможности принять его предложение.
Чувство вины и угрызения совести не давали ей покоя даже в те часы, когда она ездила верхом, смеялась, разговаривала, ходила рядом с ним по огромному дому. Она не давала выхода отчаянию, загнала его в маленький уголок своего сознания, но оно всегда было рядом с ней.
Единственное, о чем она сожалела, — это то, что они больше не занимались любовью.
Себастьян вел себя благородно, и у нее хватало совести не давить на него — она не имела на это права. Такое право она получила бы сразу, если бы согласилась стать его женой. Да, его поведение, несомненно, говорило о мудрости.
Хелена только теперь поняла значение слов «интимные отношения». Эти отношения приносили ей ни с чем не сравнимое счастье и связали их нежной любовной цепью. Испытав это счастье однажды, она всегда будет страстно желать испытать его снова.
Но этого больше не будет.
У нее не было выбора. Ариэль была ее сестрой, и она несла за нее ответственность.
Себастьян наблюдал за ней, и его не могли обмануть ее смех и улыбки. Ими она прикрывала тоску, которая терзала ее сердце. Он всеми известными ему способами побуждал доверить ему свой секрет и знал, что она прекрасно это понимает. Но Хелена не могла…
Он не знал, догадывалась ли она, как много он видит каждый раз, когда ее взгляд становится отрешенным, задумчивым, пока она вдруг не спохватится и не обнаружит, что он за ней наблюдает. Тогда она быстро надевала на себя маску или изображала улыбку.
Он был уверен, что все дело в письмах. Они все еще лежали на туалетном столике под футляром для драгоценностей, и он видел их всякий раз, когда входил в ее комнату в ее отсутствие. Вид этих писем свидетельствовал о том, что они были вскрыты и прочитаны бессчетное количество раз. Они искушали его, искушали по-настоящему, но он не прочитал их.
Пока.
Если Хелена в ближайшее время не признается ему, он это сделает.
Он хотел, чтобы она доверяла ему настолько, что без принуждения обо всем бы рассказывала ему, но она упорно молчала. И как он теперь подозревал, будет молчать и дальше. И это заставляло его задаваться вопросом: что — или кто — был настолько могущественным, что оказывал столь сильное давление на нее, заставляя ее быть абсолютно покорной.
Или непоколебимо преданной.
— Вийяр говорит, что его нет в спальне.
Хелена смотрела на зимний ландшафт за окном библиотеки. Луи нашел ее здесь — она сидела одна в этой комнате, чтобы дать Себастьяну возможность закончить работу, которая, как он говорил, была срочной.
Луи слегка встряхнул ее за плечо.
— Я пришел напомнить тебе, чтобы ты поторопилась.
Когда она ничего не ответила, он приблизил свое лицо к ее лицу.
— Ты слышишь меня?
— Отстань. — Ее голос был тихим, ровным, невыразительным.
— Мы зря теряем время. — Он огляделся, желая убедиться, что они все еще одни. — Прошло уже больше оговоренной недели. Я слышал, что через несколько дней здесь соберутся все члены семьи. Кто знает, когда Сент-Ивзу все это надоест и он решит, что мы должны уехать?