Страница:
Мимоходом назову еще несколько малоизвестных изобретений: водолазный колокол упоминается в рукописи "Романа об Александре", датированной 1320 г. и находящейся в Берлине, в королевском кабинете эстампов. Рукопись германской поэмы "Соломон и Мальроф" (Штутгартская библиотека), написанная в 1190 г., содержит рисунок подводной лодки. В ней упоминается подводная лодка, изготовленная из меди и способная выдерживать натиск бури. В работе, написанной рыцарем Людвигом фон Гартенштайном около 1510 г., можно увидеть изображение костюма-скафандра: два отверстия, устроенных на уровне глаз, закрыты стеклянными очками, наверху длинная трубка заканчивается краном, позволяющим поступать внешнему воздуху. Справа и слева от рисунка фигурируют аксессуары, облегчающие спуск и подъем, включая свинцовые подошвы и шест с поперечинами.
Еще один пример незаслуженного забвения: неизвестный писатель, родившийся в 1729 г. в Монтебурге, опубликовал работу под названием "Гифантия" (анаграмма первой части имени автора Гифен де ла Рош). Там описана не только черно-белая фотография, но и цветная: "Отпечатывание изображении, - пишет автор, - это дело первого мгновения, когда полотно их воспринимает, его тотчас снимают и помещают в темное место. Через час обмазка высохнет и вы получите картину, тем более ценную, что никакое искусство не может подражать ей в правдивости". Автор добавляет: "Речь идет прежде всего о том, чтобы исследовать природу клейкого состава, который перехватывает и сохраняет лучи, во-вторых, о трудности его приготовления и использования, и в третьих - о взаимодействии света и этого высыхающего состава". Известно, однако, что открытие Дагерра было опубликовано в Академии наук Араго столетием позже, 7 января 1839 г. Кроме того, отметим, что свойство некоторых металлов способность фиксировать изображение - было описано в трактате Фабрициуса "О загадках металлов" в 1566 г.
Еще пример - "Сактья грантхам". Этот текст цитировал Моро да Жуэ 16 октября 1826 г. в Академии наук, в своем "Меморандуме об оспе": "Возьмите жидкость из нарыва на кончик ланцета, введите ее в руку, смешивая эту жидкость с кровью, и начнется лихорадка; эта болезнь будет тогда проходить в очень мягкой форме и не сможет внушить никакого страха". Затем следует точное описание всех симптомов.
Если говорить об анестезии, то можно познакомиться с работой Дени Палина, написанной в 1681 г. и озаглавленной "Трактат об операциях без боли", или воспроизвести опыты древних китайцев с экстрактами из индийского мака, или использовать вино из мандрагоры, очень хорошо известное в средние века, но совершенно забытое уже в XVII веке, действие которого изучал в 1823 г. доктор Ориоль из Тулузы. Никто никогда даже не подумал о том, чтобы проверить полученные ими результаты.
А пенициллин? В этом случае мы можем назвать прежде всего эмпирическое знание - повязки с сыром рокфор, использовавшиеся в средние века, но по этому поводу можно констатировать и нечто еще более удивительное. Эрнст Дюшен, студент военномедицинского училища в Лионе, представил 17 декабря 1897 г. диссертацию под названием: "Содействие исследованию жизненного соперничества микроорганизмов - антагонизм между плесенями и микробами". В этой работе можно найти опыты, показывающие действие на бактерий "пенициллум глаукум". Однако и эта диссертация прошла незамеченной. Я специально останавливаюсь на этом примере очевидного забвения в эпоху, очень близкую к нашей эпохе полного триумфа бактериологии.
Хотите еще примеров? Они бесчисленны, и каждому из них пришлось бы посвятить отдельный доклад. Я назову, в частности, кислород, действие которого изучалось в XV веке алхимиком по имени Экк де Сульсбак, как сообщил Шеврель в "Газете ученых" в октябре 1849 г. Кроме того, еще Теофраст говорил, что пламя поддерживается воздухообразным телом, и того же мнения был Св. Климент Александрийский.
Не буду останавливаться ни на одной из исключительных научно-фантастических работ Роджера Бэкона, Сирано де Бержерака и других, ибо их слишком легко отнести на счет чистого воображения. Я предпочитаю оставаться на твердой почве фактов, которые могут быть проконтролированы. По поводу автомобиля - для многих из вас это отнюдь не новость - могу сказать, что еще в XVII веке в Нюрнберге некто по имени Жак Гаути делал "телеги на рессорах".
Даже в области более важных открытий данные, доставшиеся от древности, нам не известны. Христофор Колумб искренне признавал что многим обязан ученым, философам и поэтам древности. Малоизвестен тот факт, что Колумб дважды переписал реплику из второго акта трагедии Сенеки "Медея", где говорилось о мире, открытие которого приберегается для будущих веков. Эту копию можно найти в рукописи о "лас професиас", хранящейся в севильской библиотеке. Колумб вспоминают также об утверждении Аристотеля о шарообразности Земли в его трактате "О небе".
Разве неправ был Жубер, заметив, что "ничто не делает умы такими неосторожными и такими бесплодными, как незнание прежних времен и презрение к старинным книгам"? Как восхитительно писал Ривароль: "Всякое государство это таинственный корабль, чьи якоря находятся в небе". Можно было бы сказать по поводу времени, что у корабля будущего якоря находятся в небе прошлого. Однако это угрожает нам еще более худшими кораблекрушениями.
В этом смысле особенно поучительна история с Калифорнийскими золотыми приисками - история совершенно невероятная, если бы она не была правдивой. В июне 1848 г. некто Маршалл впервые нашел там золотые самородки на берегу ручья, где хотел построить мельницу. Однако здесь, в Калифорнии, уже побывал когда-то в поисках индейцев Фернандо Кортес, ибо ему рассказали, что местные жители владеют огромными сокровищами. Кортес перевернул всю страну, обшарил все хижины, но ему так и не пришло в голову собрать немного песка. На протяжении трех веков испанские банды и миссии Компании Иисуса топтали золотоносный песок в поисках пресловутого Эльдорадо. Тем не менее, еще в 1737 г., более чем за сто лет до открытия Маршалла, читатели "Голландской газеты" могли узнать, что золотые и серебряные россыпи Соноры пригодны для эксплуатации, ибо газета указывала точное их расположение. Более того, в 1767 г. в Париже можно было купить книгу "Естественная и гражданская история Калифорнии", автор которой, Бюриель, описывал золотые россыпи и приводил свидетельства мореплавателей о слитках. Никто не заметил ни этой статьи, ни этой книги, ни этих фактов, которых веком позже оказалось достаточным для того, чтобы вызвать "золотую лихорадку". Кроме того, кто сейчас читает описания древних арабских путешественников? Хотя там можно было бы найти весьма ценные указания в области геологической разведки.
Время воистину не щадит ничего. После долгие поисков и тщательных проверок я пришел к убеждению, что Европа и Франция обладают сокровищами, которые практически не используются: это древние документы, хранящиеся в наших больших библиотеках. Вся техника должна создаваться на основе трех предпосылок: опыта, науки и истории. Отказываться от этой последней или пренебрегать ею - значит проявлять чванство и впадать в наивность. Это значит также идти на риск изобретения чего-то нового, тогда как можно разумно использовать то, что уже давно создано.
С помощью очень простой техники древние добивались таких результатов, какие мы и теперь не всегда можем воспроизвести. Нередко нам бывает трудно даже объяснить их, несмотря на мощный теоретический арсенал, находящийся в нашем распоряжении. Именно в этой кажущейся простоте и заключалось преимущество древней науки.
Позвольте, возразите вы, а как насчет термоядерной энергии? На это я отвечу многозначительной цитатой. В очень редкой, неизвестной даже многим специалистам книге "Атланты", вышедшей более 80 лет назад, автор, .предусмотрительно скрывшийся под псевдонимом Руазель, изложил результаты своих 56-летних исследований - перечень достижений, которые он приписывает атлантам. Перу Руазеля принадлежат строки, невероятные для его эпохи: "Последствием этой непрерывной деятельности явилось появление материи этого нового равновесия, нарушение которого может повлечь за собой мощные космические явления.
Если бы по какой-либо причине наша Солнечная система распалась, то составляющие ее атомы, приобретя независимость, немедленно стали бы активными и засверкали бы в космосе незатмеваемым светом, свидетельствующим издали о колоссальном разрушении и надежде на создание нового мира".
Мне кажется, этот последний пример дает исчерпывающее представление о всей глубине изречения мадемуазель Бертэн: "Новое - хорошо забытое старое".
Посмотрим теперь, какой интерес может представлять для промышленности систематическое зондирование прошлого. Когда я утверждаю, что следует самым серьезным образом относиться к трудам древних, речь идет вовсе не о каких-либо научных изысканиях. Нужно только поискать в старинных научных и технических документах (с точки зрения конкретной задачи, поставленной промышленностью): не содержатся ли в них существенные факты, которыми пренебрегли, или описание забытых, но заслуживающих интереса опытов, относящихся непосредственно к обсуждаемой проблеме.
Мы считаем, что пластмассы изобретены совсем недавно, но они могли бы быть открыты гораздо раньше, если бы кто-нибудь удосужился повторить некоторые опыты химика Берцелиуса.
Хотелось бы указать на довольно важный факт, имеющий отношение к металлургии. В начале моих исследований, касающихся некоторых химических опытов древних, я был удивлен, что не в состоянии воспроизвести в лаборатории металлургические опыты, которые казались мне описанными очень ясно. Напрасно я пытался понять причину своей неудачи, ибо точно соблюдал все указания и пропорции. По размышлении я заметил, что все же совершил одну ошибку. Я использовал химически чистые составные части, в то время как древние пользовались неочищенными, т.е. солями, полученными из естественных продуктов и способными оказывать каталитическое воздействие. И в самом деле, новые опыты подтвердили эту догадку. Специалисты поймут, какие огромные перспективы это открывает. Ведь применение в металлургии некоторых древних рецептов, почти всегда основанных на действии катализаторов, приведет к экономии топлива и энергии. Мои опыты в этой области были подтверждены как работами доктора Менетрис о каталитическом действии олигоэлементов, так и исследованиями немца Митк на о катализе в химии древних. Различными путями были получены аналогичные результаты. Это совпадение, как мне кажется, доказывает, что в технологии пришло время учитывать решающее значение категории качества и его роли в воспроизведении всех наблюдаемых количественных явлений.
Из области фармацевтики отмечу лишь влажность рецептов лечения ожогов, вопроса тем более важного, что автомобильные и авиационные катастрофы ставят его практически каждый день. Однако никакая эпоха не открывала лучших средств от ожогов, чем средние века, когда пожары были делом обычным. Теперь эти рецепты напрочь забыты. Нужно, кстати, сказать, что некоторые продукты старинной фармакопеи не только снимали боли, но и ускоряли восстановление поврежденных тканей.
Было бы излишним напоминать об очень высоком качестве лаков и красок, изготавливаемых старинными способами. Восхитительные краски, использовавшиеся средневековыми художниками, не исчезли, как принято думать: я знаю во Франции одну рукопись, где приводится их состав. Но никто никогда не подумают о том, чтобы заимствовать и проверить эти способы. А ведь если бы современные художники прожили еще сто лет, они даже не узнали бы своих полотен - настолько недолговечны используемые ими краски. Уже у Ван Гога желтые тона потеряли, похоже, исключительную яркость, которая была так для них характерна.
Если говорить о геологии, то я только укажу на тесную связь между медицинскими исследованиями и геологической разведкой. Широко практиковавшееся древними терапевтическое применение растений - то, что называют фитотерапией, - связано с возникновением новой науки - биогеохимии, которая занимается обнаружением позитивных аномалий, касающихся следов металлов в растениях, указывающих на близость рудных залежей. Так, можно определить сродство определенных растений с некоторыми металлами, и эти данные могут быть использованы как в плане геологоразведки, так и в области терапевтического воздействия. Это еще один характерный пример, который кажется мне наиболее важным в современной истории науки: сочетание различных научных дисциплин.
Назовем еще некоторые направления исследований и их промышленное применение: удобрения - обширная область, в которой древние химики получили результаты, теперь вообще не известные. Я имею в виду, в частности, то, что они называли "эссенцией плодородия", - веществе, составлявшемся из некоторых солей, смешанных с перегноем или продуктами его перегонки.
Производство стекла в древности - обширный вопрос, еще плохо изученный: уже римляне делали стеклянные полы, и изучение древних способов приготовления стекла могло бы оказать драгоценную помощь в разрешении ультрасовременных проблем - таких, как добавление редкоземельных элементов и палладия, что позволило бы получить флуоресцентные трубки.
Что касается текстильной промышленности, то, несмотря на триумф синтетических тканей, или, скорее, именно благодаря ему, она должна была бы ориентироваться в направлении производства предметов роскоши: тканей очень высокого качества, которые могли бы, скажем, окрашиваться в соответствии с древними рецептами или же попытаться производить особую ткань, известную под названием "пилема". Это льняные или шерстяные ткани, обработанные известными кислотами, которые противостояли железному клинку и действию огня. Этот способ был известен еще галлам и использовался при изготовлении кирас.
Учитывая, что облицовка мебели пластмассой стоит еще очень дорого, мебельная промышленность могла бы найти выгодное решение, использовав древние способы внушительного увеличения сопротивления дерева различным химическим и физическим воздействиям способом морения. Строительные предприятия могли бы быть заинтересованы в возрождении специальных цементов, пропорции которых указаны в трактатах XV и XVI веков и которые обладают характеристиками, значительно превосходящими характеристики современного цемента.
Наконец, не имея возможности настаивать на этой проблеме, я указал бы направления физических исследований, которые могли бы иметь важные последствия. Я говорю о работах, касающихся энергии земного магнетизма. В этом смысле есть очень древние наблюдения, которые никогда так и не были проверены, несмотря на их несомненный интерес".
Глава 4 * ТАЙНАЯ ВЛАСТЬ
* * *
На страницах истории засекречивание технических достижений было одной из задач тайных обществ. Египетские жрецы ревностно хранили законы планиметрии. Недавние исследования установили существование в Багдаде общества, хранившего секрет электрической батареи и монополию на гальванопластику две тысячи лет назад. В средние века во Франции и Германии, а также в Испании образовались гильдии техников. Посмотрите на историю алхимии, посмотрите на секрет окраски стекла в красный цвет введением золота в момент плавки. Посмотрите на секрет греческого огня, где льняное масло взаимодействует с желатином, становясь предком напалма. Далеко не все секреты средних веков были раскрыты: секрет гибкого минерального стекла, простого способа получать холодный свет и т.д.
Точно так же мы присутствуем при появлении групп технических специалистов, хранящих секреты производства, идет ли речь о такой ремесленной технике, как изготовление гармони или стеклянных шариков, или о промышленной технике - такой, как производство синтетического бензина. На крупных американских атомных предприятиях физики носят значки, указывающие их ранг и степень ответственности. Обращаться можно лишь к тому, кто носит такой же значок. И клубы, и дружба, и любовь образуются внутри этих категорий. Так создаются замкнутые круги, очень напоминающие средневековые гильдии, в области реактивной авиации, циклотронов или электроники. В 1956 г. пятеро китайских студентов, окончивших Массачусетский технологический институт, попросили разрешения вернуться домой. Они работали не над военными проблемами, но тем не менее стало ясно, что они знают слишком много. Им запретили вернуться. Китайское правительство, желавшее заполучить этих просвещенных молодых людей, предложило, в обмен американских летчиков, находящихся в заключении по обвинению в шпионаже.
Наблюдение за техникой и научными секретами не может быть доверено полицейским. Или, вернее, специалисты службы безопасности вынуждены сегодня изучать науку и технику, охрана которых им поручена. Этих специалистов учат работать в термоядерных лабораториях, а физиков-атомщиков - самим обеспечивать свою безопасность. Так что мы видим, как создается каста более могущественная, чем правительства и политические полиции.
Наконец, картина будет более полной, если вспомнить о группах техников, готовых работать на те страны, которые больше платят. Это - новые наемники. Это "продажные шпаги" нашей цивилизации, или кондотьеры в белых халатах. Для них Южная Африка, Аргентина, Индия - вот заманчивое поле деятельности.
* * *
Перейдем к фактам, быть может, менее заметным, но более важным. Мы увидим в них возвращение к эпохе Адептов. "Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов", говорил доверительно Тейяр де Шарден Ж. Маглуару.
Более пятидесяти лет назад Джон Бьюкенен, игравший в Англии большую политическую роль, написал роман, явившийся одновременно посланием тем, кто способен различить в нем скрытый смысл. В этом романе, не случайно озаглавленном "Энергетический центр", герой встречается с выдающимся и скрытным господином, который в тоне легком беседы во время гольфа ведет речь, в достаточной мере сбивающую с толку: "... Если своды цивилизации обрушатся, то, конечно, рухнет все здание. Но опоры прочны.
- Не так уж... Ведь их прочность со дня на день уменьшается. По мере того как жизнь усложняется, ее механизм становится все более запутанным и все более уязвимым. Ваши так называемые санкции множатся в таком изобилии, что каждая из них - ненадежна. В эпоху обскурантизма была одна-единственная большая сила - страх перед Богом и Его церковью. Сегодня у нас множество маленьких божков, одинаково слабых и хрупких: вся их сила в нашем молчаливом согласии не подвергать сомнению их могущества.
- Вы забываете одно, - ответил я: - тот факт, что люди на самом деле согласились поддерживать машину на ходу. Это то, что я сейчас назвал "цивилизованной доброй волей".
- Вы коснулись единственно важного пункта. Цивилизация - это заговор. Зачем была бы нужна ваша полиция, если бы каждый преступник находил убежище по другую сторону пролива, и чего стоили бы ваши курсы юриспруденции, если бы нашлись суды, не признающие этих положений? Современная жизнь - это несформулированный договор имущих, чтобы поддержать их претензии. И их договор действителен до того дня, пока не будет заключен новый, чтобы содрать с них шкуру.
- Мы не оспариваем неоспоримого, - сказал я. - Но я представлял себе, что общие интересы заставляют лучшие умы участвовать в том, что вы называете заговором.
- Я ничего об этом не знаю, - сказал он, пометив. - Но действительно ли лучшие умы осуществляют эту сторону договора? Посмотрите, как ведет себя правительство. Если учитывать все, то окажется, что нами руководят любители и люди второго сорта. Методы нашей администрации привели бы к краху любое частное предприятие. Методы парламента - вы уж меня извините - заставили бы устыдиться любое собрание акционеров. Наши руководители хотят приобрести знание посредством опыта, но они далеки от того, чтобы платить за знания ту цену, которую заплатил бы деловой человек; и когда они это знание приобретают, то у них не хватает смелости его применить. Где вы видите ту притягательную силу, которая заставила бы гениального человека продать свой мозг нашим правительствующим жрецам? И тем не менее, знание - это единственная сила, как теперь, так и всегда. Маленькое механическое приспособление отправляет на дно целые флоты. Новая техническая комбинация перевернет все правила войны. То же самое и с нашей торговлей. Достаточно будет нескольких небольших изменений, чтобы довести Великобританию до уровня Эквадора, или чтобы дать Китаю ключ к мировому богатству. Но мы не хотим думать, что эти потрясения возможны. Мы принимаем наши карточные домики за нерушимые укрепления.
Я никогда не обладал даром красноречия, но я восхищаюсь им у других. Речь такого рода излучает болезненное очарование, некий род опьянения, которого почти стыдишься. Я был более чем заинтригован.
- Но, видите ли, - сказал я, - первая забота изобретателя - опубликовать свое изобретение. Оно становится неотъемлемой частью мирового знания, которое постоянно изменяется. Так произошло с электричеством. Вы называете нашу цивилизацию машиной - но она гораздо гибче, чем машина. Она обладает такой же способностью приспособления, как живой организм.
- Я бы не спорил, если бы новые знания действительно становились всеобщим достоянием. Но разве это так? Время от времени я читаю в газетах, что знаменитый ученый сделал великое открытие. Он подает отчет об этом Академии наук, о его открытии печатаются фундаментальные статьи, газеты пестрят его фотографиями. Этот человек им ничем не угрожает. Он - только колесико в машине, он - участник договора. Считаться нужно с людьми, которые остаются в стороне; это мастера открытий, которые используют свою науку только в тот момент, когда они смогут сделать это с максимальным эффектом. Поверьте мне, самые великие умы - вне того, что называют цивилизацией.
Казалось, он на мгновение заколебался, а потом сказал: - Люди скажут вам, что подводные лодки уже заставили отказаться от броненосцев и что завоевание воздуха свело на нет владычество на морях. Так, по крайней мере, заявляют пессимисты. Но неужели вы думаете, что наука сказала последнее слово, создав массивные подлодки или хрупкие аэропланы? - Нет сомнений, что они будут усовершенствованы, - возразил я. - Но средства защиты от них будут прогрессировать параллельно. Он покачал головой.
- Это маловероятно. Уже теперь знание, которое позволяет создавать страшные орудия разрушения, намного превосходит оборонительные возможности. Вы просто видите людей второго сорта, которые спешат завоевать богатство и славу. Подлинное знание, опасное знание еще держат в секрете. Но поверьте мне, мой дорогой, оно существует.
Он помолчал мгновение, и я увидел, как на фоне темноты расплывается неясным контуром дым его сигары. Потом он привел мне несколько примеров, не торопясь, словно опасаясь сказать лишнее.
Эти примеры меня встревожили. Они были различны: большая катастрофа, неожиданный разрыв между двумя народами, болезнь, уничтожающая большую часть урожая, война, эпидемия. Я не буду их пересказывать. Я в это не верил тогда, и еще меньше верю в это сегодня. Но в совокупности, изложенные этим спокойным голосом, в этой темной комнате, этой темной июньской ночью, они просто поражали. Если он говорил правду, эти бедствия не были делом природы или случая, но были вызваны искусственно. Неведомые умы, о которых он говорил, действовали подпольно и время от времени выказывали свою силу какой-нибудь катастрофой. Я отказывался этому верить, но пока он развивал свои примеры, с удивительной ясностью показывая ход игры, у меня не нашлось ни слова возражения. В конце концов я не выдержал.
- То, что вы описываете, - это сверханархия. И все же она ни к чему не ведет. Чем руководствуются эти умы? Он засмеялся.
- Откуда мне знать? Я только скромный исследователь, и мои поиски дали мне в руки любопытные документы. Но от меня ускользают мотивы. Я только вижу, что существуют гигантские антисоциальные умы. Допустим, что они презирают Машину. Если только это не идеалисты, которые хотят создать новый мир, или просто любопытные, преследующие истину ради истины. Если бы я был поставлен перед необходимостью сформулировать свою гипотезу, то сказал бы, что речь идет, скорее всего, как раз об этих двух последних категориях людей, потому что вторые находят знания, а первые обладают достаточной волей, чтобы их использовать.
Во мне пробудилось одно воспоминание. Как-то я был в горах Тироля, на лугу, залитым солнцем и усыпанном цветами. Там, на берегу потока, струившегося по камням, я завтракал после того, как все утро карабкался по белым утесам. На пути я встретил немца, маленького человечка, похожего на школьного учителя, с благодарностью разделившего со мной мои бутерброды. Он довольно бегло, хотя и неважно, говорил поанглийски и оказался ницшеанцем, пылко восстающим против установленного порядка. "Беда в том, - воскликнул он, - что реформаторы не обладают знаниями, а те, кто ими обладает, слишком равнодушны, чтобы попытаться провести реформы. Настанет день, когда знания и воля объединятся, и тогда мир устремится вперед".
- Вы рисуете ужасную картину, - сказал я. - Но если эти антисоциальные умы так всемогущи, почему же они столь бездеятельны? Какой-нибудь вульгарный полицейский агент, за спиной которого Машина, может лишь посмеиваться над большей частью покушений анархистов.
Еще один пример незаслуженного забвения: неизвестный писатель, родившийся в 1729 г. в Монтебурге, опубликовал работу под названием "Гифантия" (анаграмма первой части имени автора Гифен де ла Рош). Там описана не только черно-белая фотография, но и цветная: "Отпечатывание изображении, - пишет автор, - это дело первого мгновения, когда полотно их воспринимает, его тотчас снимают и помещают в темное место. Через час обмазка высохнет и вы получите картину, тем более ценную, что никакое искусство не может подражать ей в правдивости". Автор добавляет: "Речь идет прежде всего о том, чтобы исследовать природу клейкого состава, который перехватывает и сохраняет лучи, во-вторых, о трудности его приготовления и использования, и в третьих - о взаимодействии света и этого высыхающего состава". Известно, однако, что открытие Дагерра было опубликовано в Академии наук Араго столетием позже, 7 января 1839 г. Кроме того, отметим, что свойство некоторых металлов способность фиксировать изображение - было описано в трактате Фабрициуса "О загадках металлов" в 1566 г.
Еще пример - "Сактья грантхам". Этот текст цитировал Моро да Жуэ 16 октября 1826 г. в Академии наук, в своем "Меморандуме об оспе": "Возьмите жидкость из нарыва на кончик ланцета, введите ее в руку, смешивая эту жидкость с кровью, и начнется лихорадка; эта болезнь будет тогда проходить в очень мягкой форме и не сможет внушить никакого страха". Затем следует точное описание всех симптомов.
Если говорить об анестезии, то можно познакомиться с работой Дени Палина, написанной в 1681 г. и озаглавленной "Трактат об операциях без боли", или воспроизвести опыты древних китайцев с экстрактами из индийского мака, или использовать вино из мандрагоры, очень хорошо известное в средние века, но совершенно забытое уже в XVII веке, действие которого изучал в 1823 г. доктор Ориоль из Тулузы. Никто никогда даже не подумал о том, чтобы проверить полученные ими результаты.
А пенициллин? В этом случае мы можем назвать прежде всего эмпирическое знание - повязки с сыром рокфор, использовавшиеся в средние века, но по этому поводу можно констатировать и нечто еще более удивительное. Эрнст Дюшен, студент военномедицинского училища в Лионе, представил 17 декабря 1897 г. диссертацию под названием: "Содействие исследованию жизненного соперничества микроорганизмов - антагонизм между плесенями и микробами". В этой работе можно найти опыты, показывающие действие на бактерий "пенициллум глаукум". Однако и эта диссертация прошла незамеченной. Я специально останавливаюсь на этом примере очевидного забвения в эпоху, очень близкую к нашей эпохе полного триумфа бактериологии.
Хотите еще примеров? Они бесчисленны, и каждому из них пришлось бы посвятить отдельный доклад. Я назову, в частности, кислород, действие которого изучалось в XV веке алхимиком по имени Экк де Сульсбак, как сообщил Шеврель в "Газете ученых" в октябре 1849 г. Кроме того, еще Теофраст говорил, что пламя поддерживается воздухообразным телом, и того же мнения был Св. Климент Александрийский.
Не буду останавливаться ни на одной из исключительных научно-фантастических работ Роджера Бэкона, Сирано де Бержерака и других, ибо их слишком легко отнести на счет чистого воображения. Я предпочитаю оставаться на твердой почве фактов, которые могут быть проконтролированы. По поводу автомобиля - для многих из вас это отнюдь не новость - могу сказать, что еще в XVII веке в Нюрнберге некто по имени Жак Гаути делал "телеги на рессорах".
Даже в области более важных открытий данные, доставшиеся от древности, нам не известны. Христофор Колумб искренне признавал что многим обязан ученым, философам и поэтам древности. Малоизвестен тот факт, что Колумб дважды переписал реплику из второго акта трагедии Сенеки "Медея", где говорилось о мире, открытие которого приберегается для будущих веков. Эту копию можно найти в рукописи о "лас професиас", хранящейся в севильской библиотеке. Колумб вспоминают также об утверждении Аристотеля о шарообразности Земли в его трактате "О небе".
Разве неправ был Жубер, заметив, что "ничто не делает умы такими неосторожными и такими бесплодными, как незнание прежних времен и презрение к старинным книгам"? Как восхитительно писал Ривароль: "Всякое государство это таинственный корабль, чьи якоря находятся в небе". Можно было бы сказать по поводу времени, что у корабля будущего якоря находятся в небе прошлого. Однако это угрожает нам еще более худшими кораблекрушениями.
В этом смысле особенно поучительна история с Калифорнийскими золотыми приисками - история совершенно невероятная, если бы она не была правдивой. В июне 1848 г. некто Маршалл впервые нашел там золотые самородки на берегу ручья, где хотел построить мельницу. Однако здесь, в Калифорнии, уже побывал когда-то в поисках индейцев Фернандо Кортес, ибо ему рассказали, что местные жители владеют огромными сокровищами. Кортес перевернул всю страну, обшарил все хижины, но ему так и не пришло в голову собрать немного песка. На протяжении трех веков испанские банды и миссии Компании Иисуса топтали золотоносный песок в поисках пресловутого Эльдорадо. Тем не менее, еще в 1737 г., более чем за сто лет до открытия Маршалла, читатели "Голландской газеты" могли узнать, что золотые и серебряные россыпи Соноры пригодны для эксплуатации, ибо газета указывала точное их расположение. Более того, в 1767 г. в Париже можно было купить книгу "Естественная и гражданская история Калифорнии", автор которой, Бюриель, описывал золотые россыпи и приводил свидетельства мореплавателей о слитках. Никто не заметил ни этой статьи, ни этой книги, ни этих фактов, которых веком позже оказалось достаточным для того, чтобы вызвать "золотую лихорадку". Кроме того, кто сейчас читает описания древних арабских путешественников? Хотя там можно было бы найти весьма ценные указания в области геологической разведки.
Время воистину не щадит ничего. После долгие поисков и тщательных проверок я пришел к убеждению, что Европа и Франция обладают сокровищами, которые практически не используются: это древние документы, хранящиеся в наших больших библиотеках. Вся техника должна создаваться на основе трех предпосылок: опыта, науки и истории. Отказываться от этой последней или пренебрегать ею - значит проявлять чванство и впадать в наивность. Это значит также идти на риск изобретения чего-то нового, тогда как можно разумно использовать то, что уже давно создано.
С помощью очень простой техники древние добивались таких результатов, какие мы и теперь не всегда можем воспроизвести. Нередко нам бывает трудно даже объяснить их, несмотря на мощный теоретический арсенал, находящийся в нашем распоряжении. Именно в этой кажущейся простоте и заключалось преимущество древней науки.
Позвольте, возразите вы, а как насчет термоядерной энергии? На это я отвечу многозначительной цитатой. В очень редкой, неизвестной даже многим специалистам книге "Атланты", вышедшей более 80 лет назад, автор, .предусмотрительно скрывшийся под псевдонимом Руазель, изложил результаты своих 56-летних исследований - перечень достижений, которые он приписывает атлантам. Перу Руазеля принадлежат строки, невероятные для его эпохи: "Последствием этой непрерывной деятельности явилось появление материи этого нового равновесия, нарушение которого может повлечь за собой мощные космические явления.
Если бы по какой-либо причине наша Солнечная система распалась, то составляющие ее атомы, приобретя независимость, немедленно стали бы активными и засверкали бы в космосе незатмеваемым светом, свидетельствующим издали о колоссальном разрушении и надежде на создание нового мира".
Мне кажется, этот последний пример дает исчерпывающее представление о всей глубине изречения мадемуазель Бертэн: "Новое - хорошо забытое старое".
Посмотрим теперь, какой интерес может представлять для промышленности систематическое зондирование прошлого. Когда я утверждаю, что следует самым серьезным образом относиться к трудам древних, речь идет вовсе не о каких-либо научных изысканиях. Нужно только поискать в старинных научных и технических документах (с точки зрения конкретной задачи, поставленной промышленностью): не содержатся ли в них существенные факты, которыми пренебрегли, или описание забытых, но заслуживающих интереса опытов, относящихся непосредственно к обсуждаемой проблеме.
Мы считаем, что пластмассы изобретены совсем недавно, но они могли бы быть открыты гораздо раньше, если бы кто-нибудь удосужился повторить некоторые опыты химика Берцелиуса.
Хотелось бы указать на довольно важный факт, имеющий отношение к металлургии. В начале моих исследований, касающихся некоторых химических опытов древних, я был удивлен, что не в состоянии воспроизвести в лаборатории металлургические опыты, которые казались мне описанными очень ясно. Напрасно я пытался понять причину своей неудачи, ибо точно соблюдал все указания и пропорции. По размышлении я заметил, что все же совершил одну ошибку. Я использовал химически чистые составные части, в то время как древние пользовались неочищенными, т.е. солями, полученными из естественных продуктов и способными оказывать каталитическое воздействие. И в самом деле, новые опыты подтвердили эту догадку. Специалисты поймут, какие огромные перспективы это открывает. Ведь применение в металлургии некоторых древних рецептов, почти всегда основанных на действии катализаторов, приведет к экономии топлива и энергии. Мои опыты в этой области были подтверждены как работами доктора Менетрис о каталитическом действии олигоэлементов, так и исследованиями немца Митк на о катализе в химии древних. Различными путями были получены аналогичные результаты. Это совпадение, как мне кажется, доказывает, что в технологии пришло время учитывать решающее значение категории качества и его роли в воспроизведении всех наблюдаемых количественных явлений.
Из области фармацевтики отмечу лишь влажность рецептов лечения ожогов, вопроса тем более важного, что автомобильные и авиационные катастрофы ставят его практически каждый день. Однако никакая эпоха не открывала лучших средств от ожогов, чем средние века, когда пожары были делом обычным. Теперь эти рецепты напрочь забыты. Нужно, кстати, сказать, что некоторые продукты старинной фармакопеи не только снимали боли, но и ускоряли восстановление поврежденных тканей.
Было бы излишним напоминать об очень высоком качестве лаков и красок, изготавливаемых старинными способами. Восхитительные краски, использовавшиеся средневековыми художниками, не исчезли, как принято думать: я знаю во Франции одну рукопись, где приводится их состав. Но никто никогда не подумают о том, чтобы заимствовать и проверить эти способы. А ведь если бы современные художники прожили еще сто лет, они даже не узнали бы своих полотен - настолько недолговечны используемые ими краски. Уже у Ван Гога желтые тона потеряли, похоже, исключительную яркость, которая была так для них характерна.
Если говорить о геологии, то я только укажу на тесную связь между медицинскими исследованиями и геологической разведкой. Широко практиковавшееся древними терапевтическое применение растений - то, что называют фитотерапией, - связано с возникновением новой науки - биогеохимии, которая занимается обнаружением позитивных аномалий, касающихся следов металлов в растениях, указывающих на близость рудных залежей. Так, можно определить сродство определенных растений с некоторыми металлами, и эти данные могут быть использованы как в плане геологоразведки, так и в области терапевтического воздействия. Это еще один характерный пример, который кажется мне наиболее важным в современной истории науки: сочетание различных научных дисциплин.
Назовем еще некоторые направления исследований и их промышленное применение: удобрения - обширная область, в которой древние химики получили результаты, теперь вообще не известные. Я имею в виду, в частности, то, что они называли "эссенцией плодородия", - веществе, составлявшемся из некоторых солей, смешанных с перегноем или продуктами его перегонки.
Производство стекла в древности - обширный вопрос, еще плохо изученный: уже римляне делали стеклянные полы, и изучение древних способов приготовления стекла могло бы оказать драгоценную помощь в разрешении ультрасовременных проблем - таких, как добавление редкоземельных элементов и палладия, что позволило бы получить флуоресцентные трубки.
Что касается текстильной промышленности, то, несмотря на триумф синтетических тканей, или, скорее, именно благодаря ему, она должна была бы ориентироваться в направлении производства предметов роскоши: тканей очень высокого качества, которые могли бы, скажем, окрашиваться в соответствии с древними рецептами или же попытаться производить особую ткань, известную под названием "пилема". Это льняные или шерстяные ткани, обработанные известными кислотами, которые противостояли железному клинку и действию огня. Этот способ был известен еще галлам и использовался при изготовлении кирас.
Учитывая, что облицовка мебели пластмассой стоит еще очень дорого, мебельная промышленность могла бы найти выгодное решение, использовав древние способы внушительного увеличения сопротивления дерева различным химическим и физическим воздействиям способом морения. Строительные предприятия могли бы быть заинтересованы в возрождении специальных цементов, пропорции которых указаны в трактатах XV и XVI веков и которые обладают характеристиками, значительно превосходящими характеристики современного цемента.
Наконец, не имея возможности настаивать на этой проблеме, я указал бы направления физических исследований, которые могли бы иметь важные последствия. Я говорю о работах, касающихся энергии земного магнетизма. В этом смысле есть очень древние наблюдения, которые никогда так и не были проверены, несмотря на их несомненный интерес".
Глава 4 * ТАЙНАЯ ВЛАСТЬ
* * *
На страницах истории засекречивание технических достижений было одной из задач тайных обществ. Египетские жрецы ревностно хранили законы планиметрии. Недавние исследования установили существование в Багдаде общества, хранившего секрет электрической батареи и монополию на гальванопластику две тысячи лет назад. В средние века во Франции и Германии, а также в Испании образовались гильдии техников. Посмотрите на историю алхимии, посмотрите на секрет окраски стекла в красный цвет введением золота в момент плавки. Посмотрите на секрет греческого огня, где льняное масло взаимодействует с желатином, становясь предком напалма. Далеко не все секреты средних веков были раскрыты: секрет гибкого минерального стекла, простого способа получать холодный свет и т.д.
Точно так же мы присутствуем при появлении групп технических специалистов, хранящих секреты производства, идет ли речь о такой ремесленной технике, как изготовление гармони или стеклянных шариков, или о промышленной технике - такой, как производство синтетического бензина. На крупных американских атомных предприятиях физики носят значки, указывающие их ранг и степень ответственности. Обращаться можно лишь к тому, кто носит такой же значок. И клубы, и дружба, и любовь образуются внутри этих категорий. Так создаются замкнутые круги, очень напоминающие средневековые гильдии, в области реактивной авиации, циклотронов или электроники. В 1956 г. пятеро китайских студентов, окончивших Массачусетский технологический институт, попросили разрешения вернуться домой. Они работали не над военными проблемами, но тем не менее стало ясно, что они знают слишком много. Им запретили вернуться. Китайское правительство, желавшее заполучить этих просвещенных молодых людей, предложило, в обмен американских летчиков, находящихся в заключении по обвинению в шпионаже.
Наблюдение за техникой и научными секретами не может быть доверено полицейским. Или, вернее, специалисты службы безопасности вынуждены сегодня изучать науку и технику, охрана которых им поручена. Этих специалистов учат работать в термоядерных лабораториях, а физиков-атомщиков - самим обеспечивать свою безопасность. Так что мы видим, как создается каста более могущественная, чем правительства и политические полиции.
Наконец, картина будет более полной, если вспомнить о группах техников, готовых работать на те страны, которые больше платят. Это - новые наемники. Это "продажные шпаги" нашей цивилизации, или кондотьеры в белых халатах. Для них Южная Африка, Аргентина, Индия - вот заманчивое поле деятельности.
* * *
Перейдем к фактам, быть может, менее заметным, но более важным. Мы увидим в них возвращение к эпохе Адептов. "Ничто в мире не может противостоять объединенным усилиям достаточно большого числа организованных умов", говорил доверительно Тейяр де Шарден Ж. Маглуару.
Более пятидесяти лет назад Джон Бьюкенен, игравший в Англии большую политическую роль, написал роман, явившийся одновременно посланием тем, кто способен различить в нем скрытый смысл. В этом романе, не случайно озаглавленном "Энергетический центр", герой встречается с выдающимся и скрытным господином, который в тоне легком беседы во время гольфа ведет речь, в достаточной мере сбивающую с толку: "... Если своды цивилизации обрушатся, то, конечно, рухнет все здание. Но опоры прочны.
- Не так уж... Ведь их прочность со дня на день уменьшается. По мере того как жизнь усложняется, ее механизм становится все более запутанным и все более уязвимым. Ваши так называемые санкции множатся в таком изобилии, что каждая из них - ненадежна. В эпоху обскурантизма была одна-единственная большая сила - страх перед Богом и Его церковью. Сегодня у нас множество маленьких божков, одинаково слабых и хрупких: вся их сила в нашем молчаливом согласии не подвергать сомнению их могущества.
- Вы забываете одно, - ответил я: - тот факт, что люди на самом деле согласились поддерживать машину на ходу. Это то, что я сейчас назвал "цивилизованной доброй волей".
- Вы коснулись единственно важного пункта. Цивилизация - это заговор. Зачем была бы нужна ваша полиция, если бы каждый преступник находил убежище по другую сторону пролива, и чего стоили бы ваши курсы юриспруденции, если бы нашлись суды, не признающие этих положений? Современная жизнь - это несформулированный договор имущих, чтобы поддержать их претензии. И их договор действителен до того дня, пока не будет заключен новый, чтобы содрать с них шкуру.
- Мы не оспариваем неоспоримого, - сказал я. - Но я представлял себе, что общие интересы заставляют лучшие умы участвовать в том, что вы называете заговором.
- Я ничего об этом не знаю, - сказал он, пометив. - Но действительно ли лучшие умы осуществляют эту сторону договора? Посмотрите, как ведет себя правительство. Если учитывать все, то окажется, что нами руководят любители и люди второго сорта. Методы нашей администрации привели бы к краху любое частное предприятие. Методы парламента - вы уж меня извините - заставили бы устыдиться любое собрание акционеров. Наши руководители хотят приобрести знание посредством опыта, но они далеки от того, чтобы платить за знания ту цену, которую заплатил бы деловой человек; и когда они это знание приобретают, то у них не хватает смелости его применить. Где вы видите ту притягательную силу, которая заставила бы гениального человека продать свой мозг нашим правительствующим жрецам? И тем не менее, знание - это единственная сила, как теперь, так и всегда. Маленькое механическое приспособление отправляет на дно целые флоты. Новая техническая комбинация перевернет все правила войны. То же самое и с нашей торговлей. Достаточно будет нескольких небольших изменений, чтобы довести Великобританию до уровня Эквадора, или чтобы дать Китаю ключ к мировому богатству. Но мы не хотим думать, что эти потрясения возможны. Мы принимаем наши карточные домики за нерушимые укрепления.
Я никогда не обладал даром красноречия, но я восхищаюсь им у других. Речь такого рода излучает болезненное очарование, некий род опьянения, которого почти стыдишься. Я был более чем заинтригован.
- Но, видите ли, - сказал я, - первая забота изобретателя - опубликовать свое изобретение. Оно становится неотъемлемой частью мирового знания, которое постоянно изменяется. Так произошло с электричеством. Вы называете нашу цивилизацию машиной - но она гораздо гибче, чем машина. Она обладает такой же способностью приспособления, как живой организм.
- Я бы не спорил, если бы новые знания действительно становились всеобщим достоянием. Но разве это так? Время от времени я читаю в газетах, что знаменитый ученый сделал великое открытие. Он подает отчет об этом Академии наук, о его открытии печатаются фундаментальные статьи, газеты пестрят его фотографиями. Этот человек им ничем не угрожает. Он - только колесико в машине, он - участник договора. Считаться нужно с людьми, которые остаются в стороне; это мастера открытий, которые используют свою науку только в тот момент, когда они смогут сделать это с максимальным эффектом. Поверьте мне, самые великие умы - вне того, что называют цивилизацией.
Казалось, он на мгновение заколебался, а потом сказал: - Люди скажут вам, что подводные лодки уже заставили отказаться от броненосцев и что завоевание воздуха свело на нет владычество на морях. Так, по крайней мере, заявляют пессимисты. Но неужели вы думаете, что наука сказала последнее слово, создав массивные подлодки или хрупкие аэропланы? - Нет сомнений, что они будут усовершенствованы, - возразил я. - Но средства защиты от них будут прогрессировать параллельно. Он покачал головой.
- Это маловероятно. Уже теперь знание, которое позволяет создавать страшные орудия разрушения, намного превосходит оборонительные возможности. Вы просто видите людей второго сорта, которые спешат завоевать богатство и славу. Подлинное знание, опасное знание еще держат в секрете. Но поверьте мне, мой дорогой, оно существует.
Он помолчал мгновение, и я увидел, как на фоне темноты расплывается неясным контуром дым его сигары. Потом он привел мне несколько примеров, не торопясь, словно опасаясь сказать лишнее.
Эти примеры меня встревожили. Они были различны: большая катастрофа, неожиданный разрыв между двумя народами, болезнь, уничтожающая большую часть урожая, война, эпидемия. Я не буду их пересказывать. Я в это не верил тогда, и еще меньше верю в это сегодня. Но в совокупности, изложенные этим спокойным голосом, в этой темной комнате, этой темной июньской ночью, они просто поражали. Если он говорил правду, эти бедствия не были делом природы или случая, но были вызваны искусственно. Неведомые умы, о которых он говорил, действовали подпольно и время от времени выказывали свою силу какой-нибудь катастрофой. Я отказывался этому верить, но пока он развивал свои примеры, с удивительной ясностью показывая ход игры, у меня не нашлось ни слова возражения. В конце концов я не выдержал.
- То, что вы описываете, - это сверханархия. И все же она ни к чему не ведет. Чем руководствуются эти умы? Он засмеялся.
- Откуда мне знать? Я только скромный исследователь, и мои поиски дали мне в руки любопытные документы. Но от меня ускользают мотивы. Я только вижу, что существуют гигантские антисоциальные умы. Допустим, что они презирают Машину. Если только это не идеалисты, которые хотят создать новый мир, или просто любопытные, преследующие истину ради истины. Если бы я был поставлен перед необходимостью сформулировать свою гипотезу, то сказал бы, что речь идет, скорее всего, как раз об этих двух последних категориях людей, потому что вторые находят знания, а первые обладают достаточной волей, чтобы их использовать.
Во мне пробудилось одно воспоминание. Как-то я был в горах Тироля, на лугу, залитым солнцем и усыпанном цветами. Там, на берегу потока, струившегося по камням, я завтракал после того, как все утро карабкался по белым утесам. На пути я встретил немца, маленького человечка, похожего на школьного учителя, с благодарностью разделившего со мной мои бутерброды. Он довольно бегло, хотя и неважно, говорил поанглийски и оказался ницшеанцем, пылко восстающим против установленного порядка. "Беда в том, - воскликнул он, - что реформаторы не обладают знаниями, а те, кто ими обладает, слишком равнодушны, чтобы попытаться провести реформы. Настанет день, когда знания и воля объединятся, и тогда мир устремится вперед".
- Вы рисуете ужасную картину, - сказал я. - Но если эти антисоциальные умы так всемогущи, почему же они столь бездеятельны? Какой-нибудь вульгарный полицейский агент, за спиной которого Машина, может лишь посмеиваться над большей частью покушений анархистов.