Наверное, в детстве я был очень самоуверенным.
 
   На одном снимке я стою со своим велосипедом. Велосипед зеленый. И на руле у него пять красных божьих коровок. Я одет в желто-коричневый комбинезон. Я собираюсь покататься на велосипеде. Тогда это было единственное, о чем я мог думать.
   Проснувшись утром, я думал: «велосипед». Единственная мысль.
   Сегодня я просыпаюсь со множеством мыслей. Никак не меньше, чем с пятью зараз. Полная неразбериха.
   Я не знаю, что к чему по большому счету. А действительно: в чем главный смысл? По большому счету, я понятия не имею, зачем все существует.
 
   Я отправил Киму факс и спросил его, во что его одевали родители, когда он был маленьким, ходил ли он тогда тоже в бархате. Еще я спросил его, понимает ли он, в чем, по большому счету, главный смысл того, что есть.
   Он ответил мне факсом «да» по поводу бархата и «нет» насчет остального.
   Ким всегда тотчас же откликается на мои факсы. Можно подумать, что он только и ждет, когда я пришлю факс.
   Эта мысль меня немного расстроила.
 
   Посиживая на диване и разглядывая полученный от Кима листок с ответами «да» и «нет», я снова ощутил беспокойство. Я обнаружил, что уже не сижу на прежнем месте, а переместился поближе к книжной полке и что я вообще все больше времени стал проводить возле книг. Та книга стояла на своем месте, а я немного в стороне от нее. Косясь на нее одним глазом, я постепенно придвигался все ближе и ближе.
   В конце концов я очутился на диване с этой книгой на коленях, решив, что не все ли равно, когда начинать — сейчас или потом, раз уж я хочу докопаться до самой сути моей проблемы. Хотя я не совсем уверен, но думаю, что это было сделано по зрелом размышлении.
   Книгу написал профессор, которого зовут Поль.
   Думаю, что человек с таким симпатичным именем вряд ли ставит себе целью нагнать на меня страху.
 
   Несколько часов я провел за чтением и обнаружил, что оно повлияло на мое общее состояние.
   Хотя там и сказано, что Поль славится своим умением рассказывать о сложных вещах простым языком, книга показалась мне трудной.
   Поль занимается трудными вещами.
   А я ниже среднего подготовлен для их восприятия.
   В гимназии, выбирая после первого класса предметы, которые я собирался изучать, я отказался от математики и физики. В то время мне казалось, что я уже знаю, какие вещи больше всего могут пригодиться мне в будущем. Сегодня я в этом уже не так уверен. Может быть, я тогда ошибся.
   Итак, я не все понимаю. Возможно, я понимаю даже меньше, чем думаю, но то, что до меня доходит, кажется мне увлекательным и пугающим.
   Я и не знал, что мой брат читает такие книги. Похоже, что я еще многого не знал о своем брате.
   Еще больше я не знал о времени.
   В Бонне в одной лаборатории установлен трехметровый металлический цилиндр.
   Поль пишет, что он имеет форму подводной лодки и заключен в стальной корпус, опутанный проводами и окруженный приборами. Это — атомные часы, и в настоящее время это самые точные часы на свете.
   По ним время измеряется точнее, чем по вращению Земли.
   Такая точность изумляет меня. Судя по всему, к земле она имеет очень мало отношения. Это просто чье-то постановление. Мне это понравилось. Как ни странно, я вдруг почувствовал, что время стало для меня более наглядным и ощутимым.
   Кажется, мне хотелось бы иметь атомные часы.
 
   Для того, чтобы компенсировать неравномерность земного вращения, время от времени принято добавлять лишнюю секунду. В последний раз одну секунду добавили в июне 1994 года. А нам — то об этом ничего и не сказали.
 
   Благодаря атомным часам секунда получила новое определение. Раньше под секундой понимали 1/86 400 суток, теперь же секунда — это 9 192 631 770 колебаний атома цезия.
   Мне кажется, это много.
   Эти новые сведения выбили меня из колеи. Мне стало не по себе, и я схватился за мячик. Покидав его немного о дверцу холодильника, я несколько успокоился и возобновил чтение.
 
   Помню, как мы пили молоко в начальной школе.
   У многих из нас уже были электронные часы. С секундомером. Мы могли измерять время до сотых долей секунды. Что только мы не измеряли при помощи секундомера! Это было наше любимое увлечение в то время.
   Одно время мы старались как можно быстрее выпивать молоко. У меня на это уходило не меньше пяти секунд, но вот Эспен, эта орясина, проглатывал весь пакетик меньше чем за секунду. В свете только что прочитанного мне это представляется впечатляющим достижением. Сам я мало что успеваю сделать менее чем за одну секунду.
   Я могу барабанить пальцами по столу со скоростью пятнадцати ударов в секунду. Я вполне доволен таким результатом. А иногда я фотографирую с выдержкой в одну тысячную секунды.
   Но все это — ничтожные скорости по сравнению с той, которую развивают атомные часы. Могу ли я с уверенностью сказать, что это действительно так? Более девяти миллиардов колебаний в секунду? Я не в состоянии себе это представить. Это чересчур много. Моя способность представить себе, сколько элементов составляет то или иное множество, имеет свои границы. Я легко могу определить на глазок, четыре или девять коров пасется на лугу, но если их будет больше пятнадцати, то мне уже надо считать их по одной. А все, что больше тысячи, становится для меня неразличимым.
   Я не могу проконтролировать атомы цезия. Я вынужден полагаться на то, что Поль знает, что говорит.
   Я вынужден верить ему на слово.
 
   Я почитал еще немного.
   Дело становилось чем дальше, тем хуже. Поль говорит, что сила тяготения влияет на время.
   То, что позволяет себе этот человек, переходит все границы!
   Без всякого предупреждения взять и заявить, что на время влияет сила тяготения и движение!
   Я взглянул на обложку. Книга выпущена серьезным издательством. Очевидно, он говорит правду.
   Я начинаю раздражаться.
   Почему мне никто этого не рассказывал?
   Неужели учителя физики сами не понимают, что такие сведения меняют общую картину? Или они дураки?
   В свое время я отказался от физики по той причине, что на уроках мы рисовали протоны и электроны, не понимая, что все это значит. Я от этого скучал. Мне было гораздо интереснее, обернувшись к девчонкам, сделать колечко большим и указательным пальцем левой руки и потыкать в это колечко указательным пальцем правой.
   О времени никто даже не упоминал.
   Ни один из моих учителей ни единым словом ни разу не заикнулся о времени. Надо бы поинтересоваться, что они вообще знают!
   Может быть, они-то знали. В таком случае нужно им отомстить. Надо как следует ткнуть их в спину в самый неожиданный момент.
   Я чувствую себя обманутым.
   Я чувствую, что у меня уже ни в чем нет уверенности.
 
   На Солнце время движется на две миллиардных доли медленнее, чем у нас. Это связано с тяготением. Поль пишет, что там оно сильнее.
   Я-то думал, что время — это время, а тяготение — это тяготение. Очевидно, на самом деле все не так.
   При помощи пары приличных атомных часов это можно доказать на здании «Эмпайр Стейт Билдинг».
   Я не выдумываю!
   Если поместить одни атомные часы у подножия «Эмпайр Стейт Билдинг», а вторые на вершине, каждый сможет сам убедиться, что верхние идут быстрее.
   Оставаясь внизу, можно за одну человеческую жизнь сэкономить несколько тысячных долей секунды.
   Тот, кто сидит наверху, будет немного старше, чем мы.
 
   Тут я откладываю книгу.
   Я чувствую себя измочаленным и взволнованным.
   Наверное, я как-нибудь в другой раз продолжу чтение.
   Это потрясает какие-то основы.
   Оказывается, время не существует.
   Тут трудно сделать какой-то другой вывод.
   Во всяком случае, не существует единого времени.
   Есть мое время. Твое время. Время Поля. Солнечное время.
   Много всяких времен.
   Много разных времен — это то же самое, что никакого времени.
   Если так, мне надо бы радоваться.
   Отчего же я не рад?
   Я ощущаю стресс.
   Может быть, радость придет потом.

ВЕЛОСИПЕД

   Я все еще не испытываю радости.
   Безумие было читать эту книгу! Слишком самонадеянно!
   Я уже не очень уверен, что Поль такой уж симпатяга.
   Время, может быть, и не существует, но тем не менее все как-то движется. Жизнь идет своим чередом. Мы рождаемся и умираем. Я становлюсь старше. Так какая мне разница от того, что на солнце время идет иначе?
 
   Надо, чтобы кто-то пришел и заставил меня что-нибудь делать. Пусть бы кто-нибудь попросил меня что-то построить. Только чтобы это было по-настоящему тяжело!
   Взять пескоструйную машину и отчистить что-нибудь этакое огромное.
   Давненько я не трудился по-настоящему, до пота.
 
   Я составил новый список. В нем перечислено то, что вызывало у меня душевный подъем, когда я был маленьким.
   — Вода,
   — машины,
   — мячи,
   — телефоны,
   — животные, которые были больше меня,
   — рыбы,
   — зеркала,
   — простыня с острым краем,
   — резать ножиком,
   — врать, скрестив пальцы,
   — кататься на лифте,
   — грузовики,
   — палочки,
   — животные, которые были меньше меня,
   — громкие звуки,
   — трактора,
   — поезда,
   — полицейские,
   — пожары и пожарные,
   — фокусы,
   — космос,
   — муравьи,
   — лебеди,
   — искусственные челюсти,
   — работа маляра,
   — скрепкосшиватели,
   — все, что можно кидать,
   — вещи,
   — пластырь,
   — молоко,
   — водоросли,
   — горки,
   — синий черничный сок,
   — «Лего»,
   — все, что двигалось особенно быстро,
   — снег,
   — деревья,
   — узлы,
   — рассуждения о хоккее,
   — кубик Рубика,
   — газонокосилки,
   — фотоаппараты,
   — какашки и письки,
   — шишки,
   — мыльные пузыри,
   — Африка,
   — вещи, в которых встречается желтый или серебряный цвет,
   — сильный ветер,
   — шипучка,
   — все, что делал папа.
 
   Моя жизнь была переполнена всеми этими вещами. Это было так просто и здорово. Когда я не спал, то носился и был в полном восторге. Я не ходил просто шагом. Я бегал вприпрыжку.
   Рассмотрев список, я отправляю его по факсу Киму. Я чувствую, что задолжал ему ответный факс.
 
   Я подумываю, что надо бы составить список вещей, которые сейчас вызывают у меня восторг. Я беру перо и бумагу, но ловлю себя на том, что робею.
   Я испугался, что список окажется слишком коротким.
   Напрасно я отучился бегать.
 
   Я пошел в магазин и купил литр обезжиренного молока. Когда я вернулся, весь двор кишел детьми. На дворе гулял детский сад. Я и не знал, что во дворе находится детский сад.
   Ко мне подъезжает маленький мальчик на крошечном велосипеде с опорными колесиками по бокам. Мальчуган одет в комбинезончик, на голове у него шапочка с козырьком. Поверх шапочки нахлобучен велосипедный шлем. Мальчик глядит на меня и на молоко, которое я купил. Он спрашивает, мой ли вон тот шикарный красный велосипед. Я киваю в сторону прислоненного к деревянному забору велосипеда и спрашиваю: «Ты про этот?» Да, про этот.
   — Это мой, — отвечаю я мальчику.
   Мальчик полон восхищения. Он говорит, что тоже хочет себе такой велосипед.
   Мы идем к моему велосипеду и рассматриваем его. Велосипед большой и красный. Мальчик дотрагивается до рамы.
   Интересно, как он узнал, что это мой велосипед?
   Он говорит, что видел, как я ставил на него замок. И сообщает, что живет в соседнем доме. На самом последнем этаже.
   — Тебе совсем близко ходить в детский сад, — говорю я. Он кивает.
   — А еще я видел, как ты играешь в мяч, — говорит мальчик.
   — Неужели ты так поздно еще не спишь? — спрашиваю я.
   — Иногда бывает, — отвечает мальчик. Я спрашиваю, как его зовут, он отвечает, что Берре.
   — У тебя тоже шикарный велосипед, — говорю я ему.
   Он отвечает, что это детсадовский велосипед.
   Берре немного помолчал. Потом он спросил меня, надеваю ли я шлем, когда езжу.
   Я уже готов был соврать и сказать «да», но вовремя спохватился. Ложь сразу обнаружится. Я признался, что не надеваю шлема.
   — Нет, — говорю я.
   — Не езди без шлема, — говорит Берре. Он хочет, чтобы я поскорее купил себе шлем, лучше всего прямо сегодня.
   Он рассказывает мне, как папа одного мальчика из детского сада ехал на велосипеде и столкнулся с автомобилем. Дяденька был без шлема и пролежал в больнице почти неделю.
   Я не могу не признать, что это очень убедительный довод.
   — Ты прав, Берре, — говорю я мальчику. — Я непременно куплю себе шлем.
 
   Берре спрашивает меня, поеду ли я сейчас на велосипеде. Я не собираюсь никуда ехать. Я шел домой и собирался пить молоко. Он спрашивает, не выйду ли я потом покататься. Я не знаю.
   — Может быть, вечером, — говорю я ему.
   Берре хочет посмотреть, как я буду кататься, но вечером его уже заберут из детского сада.
   — Может быть, ты увидишь меня из окна, — говорю я.
   — Может быть, — отвечает Берре.
   Я поворачиваюсь и иду к подъезду, он смотрит мне вслед. Когда я обернулся, он мне помахал.
   Спустя некоторое время меня осенило, что надо было посадить Берре на мой велосипед и прокатить его по двору.
   Ему бы понравилось.

НАСТАВНИК

   Однажды я так заигрался, что упал в обморок.
   Мне только что подарили горные лыжи, и я настолько ими увлекся, что забыл про еду. Я прокатался целый день натощак.
   Кончилось тем, что от голода я потерял сознание и налетел на фонарный столб. У меня было сотрясение мозга, и папа отвез меня в больницу.
   Доктор сказал, что это здорово так долго играть, но все-таки надо иногда делать перерыв, чтобы поесть.
   Я упал в обморок, поскольку был слишком увлечен своим занятием, чтобы сделать перерыв на еду, мне было некогда отдыхать.
   В этом есть что-то замечательное.
   Такая увлеченность!
   Теперь только и можно сказать — была да сплыла.
 
   В последние дни у меня было переменчивое настроение.
   Я стараюсь понять свое состояние, но отдельные кусочки никак не хотят складываться в целостную картину. Я не совсем понимаю, что со мной происходит.
   За последние недели многое изменилось.
   День проходит иначе. Иными стали и ночи.
   Но что — то по — прежнему не так, чего-то мне еще не хватает. Совершенно очевидно, что не хватает чего-то важного.
   Где его искать, я не знаю.
   Зато у меня есть мяч.
   Он меня очень выручает.
   И каждый вечер я подолгу занимаюсь тем, что кидаю его об стенку.
 
   Через месяц должен вернуться мой брат. При нем я не смогу уже здесь оставаться.
   В запасе у меня остается один месяц.
 
   Я не скрываю от себя, что нервничаю, когда думаю о том, чем это может кончиться. Я не притворяюсь перед собой.
   Я мог бы, к примеру, сделать вид, что ничего особенного не происходит, и положиться на авось. Закурить сигаретку и притвориться, что все в порядке. Других это, может быть, и обманет. Например, девушек, Кима… Может быть, мне и удалось бы обмануть Кима. Но рано или поздно все бы повторилось. И я снова очутился бы, как тогда, сидящим на траве, и кто-нибудь — брат или кто-то другой — обнимал бы меня за плечи, а я бы обливался слезами.
   Что-то все-таки со мной не в порядке. Что-то явно не так.
   Больше всего мне не хватает сейчас старшего друга. Учителя. Человека, который объяснил бы мне, что к чему.
   Хорошо, если бы он давал мне задание, на мой взгляд бессмысленное, я злился бы и возмущался, но выполнял бы заданный урок. И затем, понемногу, после многих месяцев тяжкого труда, я бы начал понимать, что во всем есть скрытый смысл и наставник действовал по заранее продуманному, точному плану. И мне вдруг открылась бы причинная связь вещей. Я понял бы суть вещей и явлений. Увидел бы логику мировых событий и человеческого поведения. Я научился бы также управлять собою и вызывать в людях проявления самого лучшего, что есть в каждом человеке, ну и так далее. И наставник сказал бы, что ему больше нечему меня учить. И на прощание он подарил мне что — то. Наверное, что-то большое. Может быть, автомобиль. И тогда я мог бы сказать ему, что это слишком, что такого подарка я не могу принять, но он бы настоял на своем, и мы расстались бы с ним, и прощание было бы грустным, но значительным. И тогда я окунулся бы в жизнь и, может быть, повстречал бы кого-то, желательно девушку и создал бы семью, и, пожалуй, основал бы фирму, которая производила бы полезные товары и услуги.
   Вот как все должно было быть. Да, черт возьми! Это же ясно как день. Именно так, и никак иначе!
   Однако такого наставника днем с огнем не сыщешь.
   Мне он так и не встретился.
   И все указывает на то, что придется мне обходится собственными силами.
 
   Я стал вспоминать людей, на которых я смотрю с восхищением.
   Их мало.
   Вот люди, которыми я восхищаюсь:
   — Лори Андерсон,
   — Ганди,
   — Армия спасения,
   — Карл Баркс,
   — Астрид Линдгрен,
   — Орсон Уэллс,
   — Олаф Х.Хауге,
   — Ларс Лилло Стенберг.
 
   Я убежден, что дело в увлеченности. У меня пропала увлеченность.
   Ее нужно найти и вернуть.
   Где-то там она есть.
   Вероятно трепаться об этом тщеславно.
   В этом есть что-то от дзен-буддизма.
   Если я буду напрягаться, у меня ничего не получится.
   Получиться, когда перстану напрягаться.
   Проклятые буддисты! Воображают о себе, что уж они — то все понимают.

ЖИЗНЬ

   В человеке, весящем 70 килограммов, содержится, между прочим:
   — 45 литров воды,
   — достаточно извести, чтобы побелить курятник,
   — фосфора, которого хватит на 2200 спичек,
   — жиру примерно на 70 кусков мыла,
   — железа на двухдюймовый гвоздь,
   — углерода на 2000 карандашей,
   — одна ложка магния.
 
   Я вешу более семидесяти килограммов.
 
   А еще я помню телевизионный сериал под названием «Космос». Карл Саган расхаживал среди декораций, как бы изображавших Вселенную, и беззастенчиво сыпал гигантскими числами.
   В одной из серий он сидел над резервуаром, где находились все вещества, из которых состоит человек. Он размешивал их палочкой, чтобы посмотреть, получится ли у него создать из этой смеси жизнь.
   Ничего у него не получилось.

ЛЕС

   На улице весна.
   Внезапно стало тепло.
   Сегодня я отыскал у брата в шкафу велосипедные шорты. И футболку.
   Я приготовил себе в дорогу бутерброды и налил воды в старую бутылку из-под «Фаррис». Еще я взял с собой мяч.
   Собравшись, я сел на велосипед и поехал в лес. Сейчас я в лесу.
   Тут тихо-тихо. Сегодня рабочий день, так что, кроме меня, никто не выехал за город погулять. Все на работе. Сидят в университете.
   Ну и пускай их сидят!
 
   У меня, как я уже говорил, довольно приличный велосипед. С несколькими скоростями. И покрышки с толстым рифлением. Там, где я люблю кататься, все это необходимо. Что касается велосипеда, тут я фанат.
   Перед тем как купить велосипед, я перечитал уйму брошюр и каталогов ведущих производителей велосипедов. Я люблю разглядывать велосипеды на картинках, воображая себе, как я буду на них выглядеть. Среди прочих мне попалась брошюра некоего Гэри Фишера. Он живет в Калифорнии. Гэри Фишер хвастается, что будто бы это он изобрел горный велосипед. Возможно, так оно и есть. Он составил толстый и дорогой каталог с картинками, на которых можно видеть множество отличных велосипедов; там приводятся также все технические данные, а вдобавок цитируются его высказывания.
   В одном месте есть такое: «Anybody who rides a bike is a friend of mine» [2].
   Мне это понравилось.
   Я чувствую, что все, кто ездит на велосипеде, мои друзья. Большая, дружная семья.
   Встречаясь с другим велосипедистом, я иногда говорю «привет!»
   Но сегодня я в лесу один.
   Это тоже здорово.
 
   Когда я выезжал со двора, ко мне подбежал Берре. Он спросил, купил ли я шлем.
   Я сказал, что куплю, как только будут деньги.
   Он еще раз напомнил мне, что случилось с папой одного мальчика из детского сада, Я кивнул и сказал, что буду ездить осторожно.
   Но я не особенно осторожничаю.
   Приятно ездить по лесным тропинкам.
   Временами меня подкидывает, когда под колеса попадается камень или корень.
   Когда я сказал Берре, что отправляюсь в лес, он рассказал, что его папа однажды встретил лося. Берре сказал это с гордостью. Я тоже встречал лосей, но сейчас у меня не повернулся язык это сказать.
   Мы с Берре условились, что я потом расскажу ему, каких я встречу зверей.
   Пока что я встретил только одну лошадь и одну белку.
 
   Вспотев от езды, я остановился у лесного озерца и искупался.
   Искупался, несмотря на то что сейчас еще только апрель и вода холодная.
   Жарясь на солнце и дожидаясь, когда обсохну, я подкидываю мячик. Лежу на спине и подбрасываю его вверх. По большей части я его удачно ловлю, но иногда он отлетает в сторону, и тогда мне приходится вставать и подбирать мячик.
   Наконец у меня кончилось терпение.
   Надоело мне за ним бегать.
   Пускай лежит там, куда укатился, пока я не обсохну.
 
   Я стал думать, с чего начались мои неприятности.
   Судя по всему, причина лежит где-то глубоко.
   Мои родители сделали свое дело неплохо. Я на них не в претензии. В школе тоже у меня все было в порядке. Никто меня не обижал. Во всяком случае, долго и настойчиво.
   Бывало, конечно, что кто-нибудь скажет гадость, но я в ответ пинал его в голень или давал кулаком в живот. Так что ничего особенно страшного не было.
   Выходит, дело в чем-то другом.
 
   Мне почему-то кажется так, что я, наверное, слишком много знаю о таких вещах, много знать о которых — глупо.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента