Луганцева Татьяна. Бизнес-ланч для Серого Волка

   – А что с дорогами? – спросила Аксинья, а это была именно она.
   – Да не убирают совсем! Еще по Москве проедут уборщики, а стоит чуть отъехать от главной трассы – трава не расти… Вон навалило-то, и что? Не проехать… Хорошо хоть добираться недалеко!
   – Да, здесь уже рядом, – кивнула помпоном Ася, очень часто бывавшая в доме «папы».
   – А чего такая грустная? Через несколько дней Новый год! Эге-гей!
   – Что значит «эге-гей»? – ровным голосом спросила Ася.
   – Если молодая женщина под Новый год не знает, что такое «эге-гей с восклицательным знаком», то мне ей это не объяснить, – засмеялся водитель.
   Ася улыбнулась впервые за долгое время.
   – Я поняла, о чем вы. Хотелось бы действительно «эге-гей»…
   – И что мешает?
   – Обстоятельства, – отвернулась она к окошку.
   – Все мужики – козлы? – уточнил он.
   – Думаю, что да… Вернее, не я так думаю, а жизнь доказывает.
   – Понятно… Поворот и шлагбаум…
   – Там охранник, сейчас к нам подойдут. – Аксинья высунулась в окно. – Мы к Свободе, дом номер пять.
   – Фамилия?
   – Соколова.
   – Да, вы в списке тех, кого товарищ Свобода рад видеть и утром, и днем, и ночью, – сверился со своими данными охранник и козырнул, выдав этим, что когда-то был военным.
   Шлагбаум поднялся, и машина проехала.
   – Товарищ Свобода? Это что значит? – Водитель игриво посмотрел на Асю в зеркало заднего вида.
   – Такая фамилия.
   – И вы жаждете ехать к Свободе?
   – Я бы жаждала ехать без глупых вопросов, но мне не повезло.
   – Молчу! Ого! Просто коттеджный поселок! Охрана… все дела… Буржуи отстроились…
   – Живут директор банка, директор рынка, пластический хирург, некто с неизвестным родом деятельности, – перечислила Аксинья кого знала.
   – Эх, везде одно и то же… Нет бы сказали, что живут врачи, учителя, инженеры, шоферы…
   – Я называла пластического хирурга, – напомнила Ася.
   – Я вас умоляю! Человек, который не лечит, не спасает жизни, а тупо вставляет сиськи, не может считаться врачом в полном понимании этого слова!
   – Но он – создатель красоты!
   – Жрец силикона он! Да мне вообще на него плевать! Я ж не собираюсь делать пластику!
   – А как насчет женщин, которым хочется омолодиться?
   – Вот дуры бабы! – крякнул водитель. – Всё, приехали. Дом номер пять.
 
   По расчищенной от снега тропинке уже несся Наум Тихонович в распахнутой телогрейке и красных галифе. Седые волосы развевались по ветру, а руки были распахнуты для приветственного объятия.
   – Ася, дочка! Как рад! Как рад! Просто сюрприз под Новый год!
   Аксинья пошла ему навстречу и, уткнувшись в его густую седую бороду, неожиданно для себя расплакалась.
   Уже через пять минут она сидела за огромным столом, накрытым яркой скатертью, с самоваром, блюдами из холодильника под общим названием «все, что есть» и связкой баранок на шее.
   Так Наум Тихонович встречал гостей, чтобы сразу настроить на душевный лад, окутать домашним теплом. Словно позаимствовал традицию у жителей далеких островов, которые вешали сошедшим на берег морякам венки из красивых крупных местных цветов. И Асе было очень приятно сидеть со смешными баранками.
   Жена и дети Наума Тихоновича уехали на новогодние праздники к его теще в Ярославль, и Свобода остался один. Не совсем, правда, один… В доме постоянно проживали человек десять, если не больше, художников и просто друзей хозяина. Причем вели себя как заблагорассудится. В основном бездельничали и пили самогонку, которую Наум гнал в огромных количествах и с разными ингредиентами: и с медом, и с можжевеловыми ветками, и с острым перчиком на украинский манер…
   Супруга временами тихо возражала против дармоедов, но Наум ее всегда одергивал:
   – Не бубни! Мой дом всегда был открыт для друзей, всегда был полон людьми, и так будет всегда! Надеюсь, что и ты это примешь, иначе бы не стала моей женой.
   Наум за своих художников всегда был горой:
   – Понимать надо… Я же не с грузчиками или рабочими с конвейера имею дело! Я работаю с людьми тонкой душевной организации… Ими нельзя понукать! Можно подойти к врачу и велеть прооперировать больного – это его специальность, долг. Можно подойти к военному и приказать промаршировать по плацу. К рабочему, чтобы отштамповал детали… А как ты можешь требовать, чтобы Художник (с большой буквы) написал картину? Это нереально! Здесь нужны вдохновение, особый настрой, особое состояние… Кто-то творит, находясь на любовном подъеме, кто-то пишет лишь на грани отчаяния… Был у меня один мальчик. Тоже вроде бы болтался без дела. Но он был очень талантлив, и я знал, что рано или поздно он выстрелит! А сколько человек талдычили: «Да брось ты с ним возиться – таких вокруг двенадцать на дюжину!» А мальчик вырос в прекрасного юношу, влюбился, женился. А после этого его любимая вместе с нерожденным ребенком попала в автокатастрофу и умерла на месте. Он с горя вскрыл себе вены и, истекая кровью, создал картину-шедевр под названием «Вечность». Вся любовь, вся боль, что бились в сердце бедного парня, вылились в его детище, в это полотно. Его жизнь удалось спасти, а «Вечность» ушла за двадцать миллионов долларов… Разве такого можно требовать от Художников каждый день?.. А парень этот заработал имя, уехал на долгие годы жить за границу… Написал много замечательных полотен, стал мультимиллионером… Я даже и не знаю, чем он занят сейчас. Он может быть владельцем чего угодно. А может уже и не делать ничего, живет себе на проценты от заработанного. Вот такая судьба… И я в каждого художника верю, а если он сейчас пьет, значит, так потребно его душе. Если он спит до часу дня, значит, так и надо… Зато, когда его окрылит вдохновение, он перестанет и есть, и спать, и наверстает упущенное… И я, Наум Свобода, которому самому не хватило божьего дара, никогда не закрою дверь ни перед одним, возможно, недопонятым талантом.
   Как раз сейчас «недопонятые таланты» блуждали по кухне Наума в поисках еды и питья. Никто не обращал внимания ни на самого хозяина, ни на его гостью. Они же мило беседовали по душам, а эту историю о бедном художнике, ставшем мировой знаменитостью и миллионером, Ася от Наума слышала и раньше, а сейчас почему-то вспомнила.
   – А как его звали? – спросила Аксинья.
   – Не думаю, что я имею право это говорить.
   – Очень известное имя?
   – Очень…
   Сама Аксинья не стала художником в полном смысле этого слова, шедевров не создавала. Ася была всего лишь даровитым декоратором, что давало ей приличный заработок, позволяло оплачивать мамин приют, дважды в год ездить на курорты и содержать свою квартиру и себя в полном порядке.
   – «Клюковки» выпьешь? – предложил Наум Тихонович.
   – Выпью.
   Хозяин разлил по рюмкам приятного цвета жидкость.
   – На собранной в болотце клюкве, экологически чистый материал, так сказать… За здоровье!
   – Действительно, вкусно. Как же у тебя все уютно и по-домашнему.
   – О чем ты говоришь! Мой дом – твой дом! Ты же знаешь, Ася! И в радости, и в горе… Но что-то мне подсказывает, на этот раз ты не с радостью. Бледное лицо, напряженный взгляд, дрожащие губы… Что стряслось, Аксинья? Мы столько лет знакомы… Ты можешь мне доверять.
   – Конечно, поэтому и пришла… Выпьем еще?
   – «Клюковка» понравилась или напиться хочешь?
   – Это имеет значение?
   – В принципе нет. Мне будет приятно услышать, что тебе по душе моя «клюковка». А если хочешь напиться, то в доме еще полно места, где я смогу тебя положить. И вообще, Ася, оставайся тут сколько надо.
   – Спасибо. За здоровье!
   Вторая рюмка догнала первую.
   Ася придвинула тарелку, куда от души наложила винегрета, зная, что Наум делает его лично по старинному русскому рецепту, и все говорят, пробуя это блюдо: «Пальчики оближешь».
   После четвертой «клюковки» напряжение ушло с Асиного лица, и она внимательно посмотрела в глаза человеку, к которому приехала. Наума Тихоновича вполне можно было бы назвать «чудаком» или «не от мира сего». Но у него были умные всепонимающие глаза.
   – Ну, готова рассказать? – подбодрил хозяин.
   – Ком в горле…
   – Значит, любовь?
   – Ух…
   – В последнее время ты просто летала. Что? Оказался подлецом?
   – Нет… – пожала плечами Ася. – Всего лишь обычным семейным мужчиной. Я оказалась так… для затравки, для оживления его семейных отношений. Все в выигрыше, кроме меня…
   – Обидно?
   – Очень больно. Обиды даже не чувствую, – всхлипнула Аксинья.
   – Какое решение приняла? Надеюсь, не в петлю? – зыркнул на нее Наум Тихонович.
   – Нет, конечно, до такой глупости я не дойду. Но краски жизни я потеряла. Не знаю, как твой художник от горя создал шедевр, я в апатии вообще никакая.
   – Это тебе так кажется, Ася. Соберись!
   – Пытаюсь! Для этого и приехала!
   – Нужны деньги?
   – Нет. Мне нужна работа!
   – Сложная работа? – Наум Тихонович налил еще по рюмке и придвинул к гостье судок с холодцом.
   – Да! Такой хороший, длительный и мудреный заказ!
   – В который ты погрузишься с головой и забудешь своего «женатика»?
   – Ты сам все понимаешь.
   – Я-то понимаю, но не уверен, что тебе это поможет. Поверь опыту старика.
   – По «клюковке»? – выдохнула Ася.
   – Как скажешь. Решила все же напиться? Так это не поможет.
   – Тоже поверить твоему опыту? – усмехнулась Аксинья.
   – Очень большому опыту, девочка! Очень большому. – Наум Тихонович откинулся в плетеном кресле и задумался. – Заказ… Ты последний заказ сдала в начале декабря, потом захотела отдохнуть под Новый год? Взять новогодние каникулы, как все белые люди? Так и было сделано. Новый заказ на оформление элитной квартиры поставлен в очередь на конец января… А на каникулы ничего нет. Все уехали или отдыхать, или просто праздновать. Боюсь, не помогу я тебе. Какому идиоту приспичит заниматься ремонтом или декором в канун Нового года?
   – Может быть, тому, кто не хочет нюхать строительную пыль, а желает вернуться в новом году к новому интерьеру? – робко сказала Аксинья. – Новый год, новый интерьер.
   – Ты все-таки настаиваешь?
   – Ага.
   – Не хочешь нормально встретить Новый год?
   – Не-а.
   – Останься со мной. Никто приставать не будет, поживи, подыши чистым воздухом, отдохни… «Клюковки» много, еды навалом.
   – Не-а.
   – Вот заладила! Так хочется помочь, а ведь нечем пока. Давай выпьем!
   – Давай! – Аксинья с интересом отметила, что лицо Наума вдруг разделилось надвое. – А ты – двуглавый змей? – икнула она.
   – Я? Так меня еще никто не называл! – засмеялся Наум. – Но если хочешь, зови меня так.
   И больше она ничего не смогла потом вспомнить.

Глава 4

   Аксинья провалилась в какое-то странно-волшебное состояние полусна, полудремоты, полуфантазии…
   Снилось ей, что она – самая настоящая принцесса, что уже само по себе не могло не радовать. У нее были длинные светлые волосы и голубое с белым платье, сверкающее мелкими, искристыми брильянтами… Сразу же возникали особая стать, походка, а уж как поднялась самооценка! Асю восхитили собственная хрупкость и легкость, тонкая талия в корсете. Не нравилось только одно, но существенное обстоятельство. То, что она лежала в хрустальном гробу, подвешенном на длинных блестящих цепях. Конечно, смотрелся он шикарно. Такой сверкающий и прозрачный, играющий на свету гранями. С другой стороны, ютиться в нем, на твердой поверхности оказалось очень неудобно, да и холодно. К тому же гроб все время неприятно покачивался.
   У Аксиньи даже мелькнуло сожаление, что быть «спящей царевной» довольно противное дело, и тут ее стало мутить. Причем чем дальше, тем больше.
   Она в панике подумала, что очень нехорошо получится, если к ней все-таки прискачет принц на белом коне, поцелует, а ее стошнит в ответ.
   Поэтому Аксинья сдерживалась, как могла, но легче ей не становилось.
   «Чего же он так качается? Вроде и ветра нет. И с чего я решила, что должен прийти какой-то принц?» – злилась она, лежа в своем хрустальном сокровище.
   Но принц все-таки появился, и оказался он красив и статен. Правда, она не видела его лица, зато слышала голос. Принц завел какой-то монолог, из которого Ася ничего не смогла разобрать. Но чувствовала, что ею восторгаются, и Аксинье это очень нравилось. Она ждала нежного и долгого поцелуя, который исцелит все ее тревоги и разочарования. Но вместо этого принц похлопал ее по лицу, а затем по предплечью, словно она была породистой лошадью, и удалился.
   В крайнем разочаровании Ася погрузилась в темноту. Проснулась она, когда за окном вовсю светило солнце. Ася потянулась и зевнула. Ее сильно тошнило, а голова просто раскалывалась. Она даже не сразу сообразила: где она и зачем она здесь. И как попала в комнату с круглым столиком, двумя мягкими диванчиками, стоящими по обе стороны от окна, и деревянным большим шкафом с резными дверцами. Потолок был низким и тоже деревянным, а шторы – яркими и веселыми.
   Аксинья протерла глаза и с удивлением уставилась на молодую девушку, сидящую на противоположном диванчике и одетую в халат, слишком короткий и весьма потрепанный. На голых белых ногах болтались огромные тапки, а в худеньких ручках тлел огонек от сигаретки.
   – Привет, – подала незнакомка голос.
   – Здрасьте…
   – Я – Рыжик, – представилась девушка, пояснив: – Раньше была рыженькой, а сейчас вот перекрасилась в блондинку, но кличка осталась.
   – Понятно… А я – Ася, мы ведь незнакомы? – поморщилась она.
   – Я видела тебя пару раз, но нас не представляли друг другу.
   – А который час? – тряхнула головой Аксинья.
   – Час дня где-то…
   – Ого! Вот это я спала! Ничего не помню…
   – Да ты вчера напилась сильно. Я видела, как тебя несли в эту комнату. Ты была прямо без сознания.
   – Позорище.
   – Да брось ты! Здесь каждый день кто-то нажирается! Я вот тоже две недели не просыхаю.
   – Ты такая молодая…
   – Из дома сбежала, отчим замучил, гад! Вот почищу крылышки и снова воспряну духом!
   – Ты студентка?
   – Ага! Прикладного факультета Академии искусств.
   – Делаешь успехи?
   – Так… хорошистка! Но Наум в меня верит! Как и во всех нас. Мировой мужик! Что бы мы без него делали? Я все переживаю, что он старый. Вдруг копыта отбросит?
   – Да что ты, Рыжик! Наум Тихонович – очень крепкий мужчина!
   – Это-то да… Пьет много, и все нипочем… Может, опохмелимся? – затянулась девушка.
   – Не-а, сильно тошнит.
   – Эх, значит, еще не алкоголик.
   – Надеюсь, – слабо улыбнулась Аксинья. – И тебе не советую увлекаться.
   – Ладно! Без тебя как-нибудь разберусь, а учителей у меня дома хватает, – шмыгнула носом Рыжик. – Ты своих детей воспитывай!
   – Своих нет.
   – А пора бы. Ты похожа на потасканную Барби! – вдруг выдала девушка.
   – Спасибо на добром слове! – огрызнулась Ася.
   – Да не обижайся! Я, наоборот, к тому, что ты очень красивая, просто смешная. Какая-то взлохмаченная.
   – Еще бы, так напиться. Но винить некого, сама хотела.
   – Что-то случилось?
   – С чего ты взяла?
   – К Науму так просто не сваливаются на голову и не напиваются вусмерть.
   – Да, к своему стыду… не научились мы еще…
   – Чему?
   – Делиться радостью! С радостью вываливаем на человека свой негатив, а уж радость празднуем сами.
   – Кто же делится счастьем? – затушила сигарету о свою пятку Рыжик, чем несказанно удивила Асю.
   – «Пусти свой хлеб по водам, и он вернется к тебе через много лет», – продекларировала Аксинья.
   – Чего?
   – Библейское изречение со смыслом.
   Рыжик достала новую сигарету из помятой пачки и закурила.
   – Я тут веселилась, у Наума-то… Он продуктов закупил классных, хоть пожрать можно было на халяву.
   – К Новому году?
   – И к Новому году, и к тому приезду…
   – Какому приезду?
   Разговор с Рыжиком давался с трудом – то ли девушка не в себе, то ли сама Ася совсем плохо соображала.
   – Тут Наум очень суетился. Просто весь дом на уши поставил. Я сразу просекла – что-то случилось. Потом он признался, что обещал заглянуть старый друг. По тому, как Наум готовился, я поняла, что друг для него очень много значит. «Папа» сделал генеральную уборку, нагнал обслуги, заказал весь супермаркет продуктов в дом.
   – И что? Гость был?
   – Был…
   – Ну и чего?
   – Да как сказать… Тебе можно вообще доверять-то? – искоса посмотрела Рыжик.
   – Я не знаю… попробуй, – засмеялась Ася.
   – Мы в тот вечер напились сильно. Я, Наум, Гришка. Знаешь Гришку?
   – Пороховецкого?
   – Его! Вот он был с любовницей, еще пара «сосок» и ребята, что тут живут. В общем, большая компания собралась. Пили водку, то есть самогон «папы», и тут появился он…
   – Кто? Гость?
   – Он… – Девушка не выходила из ступора. – Я сначала подумала, что у меня «белая горячка» началась. Ох, красавчик! Я рассмотрела его всего… Ты не представляешь, насколько привлекательный мужчина! Высокий, с такими плечами, с такой грудью, ну… ну…
   – Ну? – поторопила заинтересованная Аксинья.
   – С такой фактурой, то есть с таким телом, к которому хочется прильнуть вплотную и больше не отпускать никогда. Темная водолазка красиво обтягивала фигуру, а уж эти сильные руки… Знаешь, наверное, я все-таки выпью пивка и вернусь… Жди меня!
   Рыжик соскользнула с дивана и прошлепала огромными тапками мимо Аксиньи.
   «На самом интересном месте!» – вздохнула Ася и в своей помятой одежде подошла к окну.
   Здесь, за городом, снег сохранил свою первозданную чистоту и свежесть. И совсем не напоминал комки бурой грязи с колотым льдом, щедро сдобренные химикатами для уборки улиц, вылетающие из-под машинных колес в Москве. Там бы на сугробах объявление ставить: если снег случайно попадет в глаза, немедленно промыть водой и бегом к врачу!
   Двор Наума Тихоновича тоже был оформлен в русском стиле. Вдоль каменного забора тянулась плетеная изгородь с вставленными между прутьями искусственными подсолнухами, которые опустили головы под тяжестью снега. Выглядело это диковато. По всему периметру двора стояли скамейки с деревянными бочками вместо ножек. Присутствовал деревенский колодец, а срединное место занимала большая зеленая ель, увешанная новогодними шарами и гирляндами. Ель была живая, ее специально высадили, чтобы украшать в новогодние праздники.
   Аксинья подула на замерзшее стекло и протерла его рукавом. Полюбовалась, как вокруг елки шаткой, пьяной походкой бродят два человека и кидают друг в друга снежки. Затем Аксинья с удивлением увидела, что к ним присоединилась и ее недавняя знакомая Рыжик, уже в джинсах, валенках и с бутылкой пива в руке. Ася всмотрелась в ее лицо и не заметила особой красоты.
   – Доброе утро! – вывел ее из задумчивости грубый голос Наума Тихоновича.
   – Скорее уж добрый день.
   – Да, видок у тебя помятый, конечно…
   – Единственная мысль в голове, так это приехать домой, принять душ, переодеться…
   – Это успеешь сделать. Пойдем завтракать. Я уже накрыл «поляну».
   – Что-то не хочется, – поморщилась Аксинья.
   – Очень хорошо понимаю твое состояние, но, чтобы из него выйти, ты должна покушать. Заставь свой желудок работать, это, знаешь, очень важно. Пойдем, уважь старика.
   Не уважить старика Ася не могла, поэтому она спустилась вместе с ним в столовую и с обреченным видом села за широкий длинный стол. Рядом незнакомые люди играли в карты. Небритые лица, удушливый запах лука-порея и полная пепельница окурков. Похоже, компания не ложилась еще с вечера.
   На кухне хлопотали женщины в длинных юбках и расписных платках. Помощницы по хозяйству были настолько колоритны, что жене хозяина, по мнению Аси, не стоило бы часто и надолго отлучаться из дома.
   – У меня к тебе разговор будет, – подмигнул Наум. – Ты сейчас куда?
   – Домой. А завтра поеду к маме, с Новым годом ее поздравлять.
   – Хорошее дело. А я нашел для тебя занятие, то есть работу, что ты просила, – сиял, словно начищенный самовар, Наум Тихонович. – Или передумала?
   – Конечно нет! Да ты волшебник, – оживилась Аксинья. – А что за работа?
   Перед ней поставили тарелку с горой румяных оладий, шкворчащую сковородочку с яичницей и стакан чая, дурманяще пахнущего мятой.
   Аксинья, которая вроде и есть-то не хотела, при виде всего этого великолепия совсем забыла об отсутствии аппетита.
   – Кто у тебя готовит?
   – А что? – лукаво поинтересовался Наум.
   – Ему бы медаль…
   – Женщина есть одна… Варюшка… Делает все с душой.
   – Это чувствуется… Что бы я без тебя, «папа», делала?
   – Жила бы.
   – А кто бы взял под крыло?
   – Аксинья, ты самостоятельная личность! Красивая, честная, добрая и открытая. Ты не пропала бы в этой жизни! Я больше чем уверен.
   – Спасибо на добром слове, – смутилась Ася. – Так что за работа?
   – Дизайн интерьера «с нуля». Особняк начала девятнадцатого века, нынешнему владельцу достался в полуразрушенном состоянии.
   – Класс… – выдохнула Ася.
   – Единственное «но», – сверкнул глазами в ее сторону Наум.
   – Что?
   – Особняк этот находится не в Москве.
   – А где? В Московской области?
   – В славном городе-курорте Ессентуки.
   – Ес-ес… – подавилась Ася. – Где это?
   – Ну ты даешь! Это Северный Кавказ!
   – Россия?
   – Ты пугаешь меня!
   – Ты же не моя учительница по географии, чего пугаться-то? – засмеялась Аксинья. – Я никогда не была в той стороне нашей необъятной родины!
   – Вот и съездишь! – выпил махом целую кружку кваса Наум Тихонович.
   – Но…
   – Какие «но», Ася? В чем дело?! Вчера ты умоляла найти для тебя хоть что-то, чтобы занять голову и истекающее кровью сердце.
   – Я не имела в виду, что должна уехать к черту на рога.
   – А какая тебе разница? У тебя дети? Муж?
   – Мать…
   – Которую ты завтра поздравишь с праздником, а вместе вы все равно отмечать его не будете. А потом, чего ты кривляешься? Ну, как хочешь! Я не настаиваю… В Москве заказов сейчас нет, либо затишье, либо «эге-гей, праздники!». А тут такой шанс… Дизайн классного особняка. Тебе надо сменить обстановку. Это же здорово, что выпал такой шанс – уехать из Москвы, подальше от твоего змея-искусителя! Там ты мигом все забудешь, залижешь раны, – тараторил хозяин дома.
   – А как ты вышел на этот заказ?
   – Секрет фирмы! Ты меня озадачила, я и потянул за ниточки, поднял всех на уши… И вот! Вуаля! То, что и заказывали! Кушать подано! – Наум Тихонович просто искрился радостью, а Аксинья тайно ему завидовала.
   Ему было черт знает сколько лет, а выглядел он словно розовощекий юноша, полный сил и здоровья. А ведь вчера пил больше, чем она, да и спать, похоже, не ложился. И так изо дня в день. И фонтан энергии в этом большом теле не иссякал. Это и впечатляло, и вдохновляло – было к чему стремиться.
   – Ты меня почти убедил, – с улыбкой, но не очень уверенно, заявила Аксинья.
   – У тебя немного времени поразмышлять, иначе хозяин, а это очень уважаемый и богатый господин, найдет другого дизайнера. Это я его уболтал, мол, ты – лучшая.
   – Спасибо, Наум. Я дам ответ в течение двух дней, – вгрызлась в яичницу Ася, – маму навещу… поговорю…
   Тут хозяина кто-то позвал, и Наум, кряхтя и извиняясь, ушел с кухни.
   Асе нравилось тут завтракать, было тепло, что-то шипело на сковородах, распространяя сногсшибательный запах вкусной еды. В то же время никому до тебя нет никакого дела, и ты можешь заниматься чем угодно. Волна спокойствия и расслабления накрыла все ее тело.
   «Вот бы и остаться здесь навсегда, но нельзя – превращусь во фрукт или овощ. Так и буду сидеть и ждать вдохновения, жиреть, толстеть и тупеть. Судя по всему, у Наума уже проживают несколько таких товарищей», – подумала Аксинья.
   На кухню ввалилась веселая компания «молодых художников» во главе с Рыжиком.
   – О! Привет, Ася! – сразу же подсела та к Аксинье и выхватила у нее холодными пальцами чашку с горячим чаем.
   – Привет. Смотрю, уже поправила здоровье?
   – О да! – рассмеялась Рыжик.
   – Ты так быстро удалилась и не рассказала о том прекрасном мужчине… Я заинтригована.
   – Надеюсь, ты не думаешь, будто я все выдумала? Я не вру! Это – правда! Спроси у Наума, если не веришь! Он приезжал к нему, но ненадолго. Гость не пил, только курил очень много. Они разговаривали, я не понимала, о чем… Во-первых, уже сильно под градусом была, во-вторых, не могла от парня глаз отвести… Темные, такие и не гладкие, и не кудрявые, а смешные, потешно торчащие, коротко подстриженные волосы. Что я несу? Это очень модная асимметричная стрижка, обладатель которой, может, не сильно ухаживает за собой. В смысле не проводит перед зеркалом по три часа…
   – Это уже хорошо, – отметила Аксинья.
   – Точно! Очень милое, безумно симпатичное лицо… Боже! Ася, какой у него рот! Вот прижалась бы своими губами к его губам и больше бы не отпускала! Чуть курносый, легкая небритость… А глаза! Какие глаза! Знаешь, взгляд у него такой… такой серьезный. Мрачно-темный взгляд, излучающий такое…
   – Что именно?
   – Еще пива! Спасибо, Даша! В его глазах и боль, и мудрость, такое впечатление, словно он знает все на свете, все испытал.
   – Всепонимающий взгляд? – уточнила Ася.
   – Да! А так – парень парнем… Ну, лет тридцать – тридцать пять.
   – Ладно, я поняла, что ты влюбилась.
   – Точно! Он – ангел! А если бы ты видела его улыбку. Как он обходителен, галантен, интересен… Эх, Ася! Действительно, зачем я тебе это все говорю? Наверное, чтобы ты верила, что на свете есть безумно симпатичные особи другого пола! Верь в это!