Луиза Аллен. Соблазненная подлецом

   – Как долго я здесь? – требовательно спросила она. – День, ночь?
   – Сегодня четвертый день с тех пор, как мы нашли вас.
   Четыре дня и три ночи. От этой мысли все сжалось у нее внутри.
   – Кто ухаживал за мной? Я помню, что меня вымыли… – ее лицо вспыхнуло, – в какой-то лохани. И еще помню, что кто-то кормил меня супом.
   – За вами ухаживал я.
   – И вы спали в этой кровати? Не вздумайте отрицать!
   – В мыслях не имел отрицать, что сплю в своей собственной кровати. Ах, я начинаю понимать. По-вашему, я способен изнасиловать женщину, воспользовавшись тем, что она без сознания. – Выражение его лица было лишено мягкости даже в те моменты, когда он переставал хмуриться. Сейчас оно казалось высеченным из гранита. – Или вы монахиня и потому предпочли бы, чтобы я оставил вас беспомощную, без сознания, на грани жизни и смерти, лишь бы только к вам не прикоснулись мужские руки?
   – Нет.
   – Так, может быть, я выгляжу как человек, которому нужно сначала лишить женщину сознания и лишь затем овладеть ею?
   Только сейчас она поняла, что высказанный ею намек оскорбил его. Большинство мужчин крайне гордятся своими сексуальными способностями, и она только что задела его гордость. Поскольку она полностью зависела от его расположения, следовало быть немного сдержаннее.
   – Нет, я просто испугалась, смутилась и… Я благодарна вам за то, что вы ухаживали за мной. – Краска прилила к ее щекам. Играя с прядями волос, она вдруг обнаружила, что они спутались. – Ох!
   – Я вымыл вам голову, но извлечь щепки из волос мне так и не удалось. – Он пошарил рукой на полке, и на кровать упала расческа. – Можете попробовать, но только не разрыдайтесь, если не получится.
   – Не имею привычки рыдать. – Она будто утратила память о том, что прежде могло вызывать у нее слезы. И, разумеется, не собиралась расплакаться перед этим человеком.
   – Вы никогда не рыдаете? Неужели? – Ей показалось или в его голосе прозвучало одобрение? Он положил ладонь на дверной засов. – Я запру его, и не тратьте попусту силы в надежде выбраться наружу.
   – Как вас зовут? – Безымянность была его оружием, еще одним кирпичом в стене безвестности и бессилия, которой она окружена здесь, находясь в его власти.
   Эйврил впервые увидела его замешательство.
   – Люк.
   – Те мужчины называли вас «кэп».
   – Я был им. – Он улыбнулся.
   Будто каменная глыба опустилась на плечи Эйврил, и она отвела глаза. «Ни слова ему больше не говори!» – кричали в ней все инстинкты.
   – Как же зовут вас?
   – Эйврил Хейдон. – Стоило ей произнести свою фамилию, она тотчас пожалела об этом. Ее отец достаточно богат и заплатил бы за ее жизнь сколь угодно большой выкуп. Теперь эти разбойники могли узнать, к какой семье она принадлежит. – Ответьте мне, почему вы держите меня здесь, словно узницу?
   Но Люк не ответил, вместо этого скрежетнул ключом в замке, наглухо запирая дверь.
   Около двух часов пополудни он с некоторой осторожностью приоткрыл дверь. Его полуживая русалка обладала большим, нежели можно ожидать от женщины, мужеством, пройдя через тяжелые испытания, тем более что она, несомненно, благородная леди. Пусть даже сейчас, очевидно, пребывает в отчаянии. И пусть столовый нож находился у него в кармане, однако на высокой полке в комнате осталась неосторожно забытая им бритва.
   Его пленница сейчас в равной мере и смущена, и испугана, однако после еды вполне может взять себя в руки. Ему необходимо ее благоразумие, кроме того, она обязательно разделит с ним постель этой ночью.
   – Время обедать, – объявил он, появившись в дверях с тарелками и горшочком тушеного мяса.
   Эйврил встала со стула возле окна, на котором он оставил ее несколько часов назад. Все это время она думала о Люке. Он единственный изъяснялся как джентльмен, но при этом был так же омерзителен, как и прочие мужчины на том берегу. Кто он? Пират, контрабандист, флибустьер? Во всяком случае, его спутники – настоящее отребье. Видимо, их предводитель ничем не лучше, разве только сильнее. Во снах она грезила им, видела, как он берет ее на руки, чувствовала его защиту. Грезы поистине жестоко обманули ее.
   – Итак, – Люк шумно поставил на стол еду, – обед. Поттс, к моему удивлению, оказался превосходным поваром.
   Запах еды достиг ее обоняния, и желудок отозвался, сжавшись от нетерпения. Тушеное мясо источало восхитительный аромат. Но ей придется дойти до стола, будучи одетой только в рубашку и волоча за собой простыню. Он мучил ее или приручал, как приручают животное? Возможно, и то и другое.
   – Я хотела бы съесть все это в одиночестве.
   – А я хотел бы, чтобы вы прошлись немного и избежали участи одеревенеть. – Он прислонился плечом к стене возле очага. – Вам тепло? Я могу развести огонь.
   – Вы очень предупредительны, однако я не доставлю вам лишних хлопот. – Полуистлевшая занавеска на окне пропускала достаточно света, чтобы стоящего можно было рассмотреть, что Эйврил и сделала, не пытаясь скрыть своего занятия. Имей он хоть каплю совести, счел бы это неуместным, а он лишь приподнял бровь в знак того, что знает о происходящем, и принялся изучать свою пленницу.
   Он был высокого роста, с темно-серыми глазами и волосами темно-бронзового оттенка, которые казались почти черными. Его загар наводил на мысль о том, что загорал он под солнцем Индии. Нос с горбинкой, высокомерно вздернутый, был бы чрезмерно велик, не уравновешивай его столь же массивная челюсть. Правда, даже это обстоятельство не умаляло его размеров.
   «Словом, отнюдь не красавец», – сделала вывод Эйврил. Если бы он ей понравился, она сочла бы его лицо мужественным и даже интересным. Более того – умным. Но, как бы там ни было, он мрачен, погружен в свои мысли, и это бросалось в глаза. Ее взгляд скользнул ниже – стройный, с узкими бедрами.
   – Неужели, – спросил он, – я привлекаю вас более, чем остывающий обед?
   – Ничуть, – последовал ее ответ. – Вы просто стоите на моем пути к нему.
   Она не привыкла принуждать людей к чему-либо. «Открытая, добросердечная, очаровательная мисс Хейдон» – так говорили о ней. Милая. Теперь же она не ощущала себя милой, и едва ли это случится снова. Эйврил вздернула подбородок и посмотрела на собеседника свысока.
   – Моя дорогая девочка, если вы стесняетесь показать мне свои ножки, позволю себе напомнить, я видел все ваше восхитительное тело. – Это прозвучало так, будто он вспоминал каждую увиденную подробность, но ни одна не впечатлила его в полной мере.
   – В таком случае вам не придется более видеть ничего подобного! – воскликнула Эйврил.
   Она понятия не имела, откуда только взялось мужество противостоять ему. Зато хорошо знала, что на нее обычно смотрят как на скромную молодую леди, которая и мухи не обидит, не то чтобы бесстрашно дерзить пирату – или кем бы ни был этот Люк. В данный момент она загнана в угол, спасать ее некому, но, как ни странно, именно это обстоятельство придавало сил для преодоления страха.
   Пожав плечами, он поставил стул возле стола:
   – Я хочу, чтобы вы поели. Идите сюда. Или предпочитаете, чтобы я сопроводил вас?
   Эйврил подозревала, что он вполне способен просто схватить ее и силой усадить за стол, если она откажется. Нащупав простыню, она встала, не выпуская ее из рук, отчего та сложилась в подобие юбки. Туго стянув ее на себе инстинктивным движением, Эйврил с удивлением обнаружила, что, несмотря на боль, смеется над тем положением, в каком оказалась.
   – Что вы нашли забавным? – спросил Люк, когда она села напротив него. – Надеюсь, вы не намерены закатить истерику?
   Возможно, стоило, чтобы проверить его реакцию. Только не исключено, что он просто залепит ей пощечину или бросит в ледяную воду. Ему вряд ли присуще милосердие.
   – Некоторое время назад я обучалась носить платье придворной дамы, – объяснила Эйврил, беря вилку и представляя, как погружает ее зубья в сердце Люка. – Думаю, здесь подобные навыки неуместны.
   Обед состоял из больших кусков мяса, крупно нарезанных овощей и соуса, почти полностью состоящего из алкоголя. Она разрушила мясную твердыню и обмакнула в соус хлеб, отбросив хорошие манеры. Люк пододвинул к ней высокий стакан:
   – Вода. Здесь она чиста и прозрачна.
   – Когда же вы успели запастись провизией? – спросила Эйврил и с силой отрезала еще мяса от своего куска. – И много ли вас здесь? Десятеро? И все вне закона, не так ли?
   – Вне закона только я, – промолвил Люк, возвращаясь на свое место у очага. – Некий господин Дорней, как полагает здешний губернатор, поэт, ищущий одиночества и вдохновения, чтобы создать эпическое произведение. Я сказал ему, что боюсь быть полностью отрезанным от мира туманом или бурей, поэтому и держу значительный запас продовольствия, даже если он больше необходимого для одного человека. Нас здесь тринадцать, и мы, безусловно, сохраняем наше присутствие в тайне.
   Она постаралась запомнить фамилию. Когда эти люди предстанут перед судом, она будет свидетельствовать против них, напавших на нее и удерживавших взаперти. Она никого не забудет! Конечно, в том случае, если он оставит ее в живых. Эйврил боролась со страхом, пока тот ледяным камнем не лег в ее животе.
   – Поэт? Вы?
   Он улыбнулся прежней холодной безрадостной улыбкой, но ничего не ответил.
   – Когда вы намерены отпустить меня?
   – Когда мы закончим здесь свои дела. – Он поднялся и пошел к двери. – Я оставлю вас, а то как бы команда не съела мой обед подчистую. Увидимся за ужином.
   Его рука легла на засов. Эйврил поняла, что более не в силах справляться с неизвестностью.
   – Вы намерены убить меня?
   Люк обернулся к ней:
   – Имей я такое намерение, было бы достаточно бросить вас обратно в море или оставить здесь. Я не убиваю женщин.
   – Ну да, вы их насилуете. Сегодня вы заставите меня разделить с вами постель, не так ли? – Она вновь ринулась в атаку, но осеклась, увидев, как его одолевает приступ гнева. Он сжал кулак и оперся им о дверной косяк.
   «Сейчас он ударит меня».
   – Три ночи вы делили со мной постель. Отдохните, – сказал он тоном, противоречащим выражению лица. – И прекратите паниковать.
   Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
   Люк направился обратно к разожженному костру. Он не собирается торчать на этом проклятом острове с кучкой уголовного сброда и, прежде всего, не допустит изнасилования. Эйврил Хейдон испугалась не без основания, ведь он вырвал ее у своей команды. Ему импонировали ее жесткий тон и резкие жесты, но это только усугубляло ситуацию и возлагало на него опасную ответственность. Слава богу, ее уже не нужно кормить. Близость ее тела тревожила его, он чувствовал, что начинает испытывать к ней нечто лишавшее покоя. Она выздоравливает, нуждается в нем все меньше и скоро совсем окрепнет. Впервые в жизни ему было приятно о ком-либо заботиться.
   Команда с любопытством подняла на него глаза, оторвавшись от обеда. Люк опустился на плоский камень, который считался капитанским креслом, и принял из рук повара тарелку:
   – Отличное мясо, Поттс. Что, парни, заскучали?
   Именно так они и выглядели – скучающими от безделья и опасными. На корабле он заставит их работать так, что они позабудут саму мысль о бунте. Орудийные учения, тренировки с оружием, ремонт, работа с парусами поглотят все время. Люк подставил лицо ветру:
   – Так и тянет норд-вест. Это было богатое ост-индское судно, по всему ясно. Вам, парни, стоит побродить по бережку. – Услышав его спокойный голос, они смотрели на него искоса, всем своим видом напоминая собак, прижавших уши в ожидании удара. – Оставите себе все, что найдете, если только не передеретесь, и принесете мне всех русалок, которые вам попадутся.
   Жадность и незамысловатые шутки – простой, но эффективный прием, и он сработал. Все вокруг повеселели, похваляясь тем, что нашли прежде, и будущими находками.
   – Хорек, у тебя есть запасные штаны?
   Тощий Феррис, прозванный Хорьком и лицом схожий с этим зверьком, поднялся с земли:
   – Так точно, кэп. Лучшие воскресные штанцы. Держу их на случай к мессе пойти.
   – Где ты, я думаю, стащишь кружку для подаяний. Они чистые?
   – Еще бы, кэп, – оскорбленным тоном ответил Феррис, шмыгнув носом. Это вполне могло оказаться правдой, ходили слухи, что Хорек даже ванну принимает.
   – Одолжи их мисс Хейдон.
   Эти слова вызвали шквал свиста и хохота: «Мисс Хейдон, а?! Кор, слыхал, русалка с именем!»
   – На кой черт ей штаны, капитан? – упорствовал Феррис. – В кровати штаны ни к чему.
   – Она достаточно понежилась, когда плескалась в море, а теперь пусть встает с кровати и займется чем-нибудь.
   После этих слов окружающие даже заподозрили, что Эйврил была без сознания и не в состоянии сопротивляться, наивно полагая, что он проводил с ней время в постели. Никто даже не догадывался, что он ухаживал за ней, как за ребенком. Его частые отлучки заставили команду восхищаться им и его мужской силой.
   – И я возьму твой кожаный жилет, пока ты таскаешь этот.
   Услышав такие слова, Хорек поспешил к пестрой куче тряпья, хранившейся под одним из холмов, покрывавших середину острова. Остров Святой Елены был размером менее чем три четверти мили в самом широком месте, в северо-западной его части виднелись грубые каменные сооружения. Люк предполагал, что это жилища каких-то древних племен, но уверен не был, поскольку не считал себя знатоком старины. Однако он радовался, что эти жилища приютили его команду. Более того, их нельзя было обнаружить ни с Треско, ни со Святого Мартина.
   Мясо прикончили. Люк поднялся, вынул из кармана плаща небольшую подзорную трубу и стал подниматься на холм, откуда смог охватить взглядом море, окружающее острова Силли, и, кроме того, следить за своей командой, о чем та даже не подозревала. Охота на берегу за ценностями, выброшенными морем, займет их надолго, хотя он и опасался поножовщины из-за спорной добычи.
   Положив блокнот на плоский камень, он погрузился в расчеты движения судов между островами, в частности записями местоположений бригов и гичек – тридцатидвухфутовых гребных лодок, которые несутся над водой на такой скорости, что команды военных шлюпок, не поспевая за ними, задыхаются от напряжения. Расчеты помогали ему отвлечься от женщины в доме у склона холма.
   Поговаривали, что при наличии команды из шести человек можно рискнуть, наподобие Роскоффа, заняться контрабандой, хотя таможенные катера существенно отравляли ему жизнь. Таможенников прозвали «барышниками» еще в то время, когда они выполняли свою работу, отправляясь навстречу входящим судам и высаживая на них лоцманов, ценящихся среди кошмара скал и рифов на вес золота.
   Гичка, предоставленная Люку для этой миссии, лежала на берегу, в любую минуту готовая выйти в море с шестью гребцами на борту. Семеро других мужчин должны были втискиваться в оставшееся пространство лодки. Кроме того, существовал ялик, придающий некое правдоподобие образу поэта, живущего в уединении.
   Для тех, кто искал сейчас между скалами сокровища, дальнейшее будет означать либо смерть, либо прощение за все преступления. Сам же он, если выживет и выполнит все приказания, восстановит утраченную честь. Люк швырнул вниз по склону камешек, тем самым потревожив черноголового чекана, который с криком взмыл вверх.
   Негодующе крича, птица опустилась на вершину можжевелового куста.
   – Легко тебе говорить, мон шер. – Сузив глаза, Люк щурился на солнечный свет, отраженный волнами. – Здесь стоит опасаться лишь когтей пустельги.
   Жизнь и смерть – слишком просто. Верно-неверно, честь или целесообразность – выбор куда как сложнее.

Глава 3

   Эйврил сидела у окна и, откинув занавеску, изучала то, что видела сквозь толстые, затянутые соляной пленкой оконные стекла. Клонившаяся к земле трава, полоса крупной гальки – ее невозможно пересечь бесшумно – и полоса песка, исчезающая в волнах прилива.
   Вдалеке недостижимые для крика корабли покачивались на якорях. Корабли военного флота. Располагайся они ближе, чтобы суметь докричаться до них, это было бы спасением. Она могла бы разжечь огонь, но люди на кораблях знали о присутствии Люка здесь и не увидели бы ничего странного в этом костре. Поджечь эту лачугу? Крепкий каменный дом? Невозможно. Подать сигнал из окна, помахав белым полотном простыни? Но для этого сначала нужно разбить толстое стекло, а потом еще подумать, как незаметно для похитителей привлечь внимание военных.
   Вздохнув, она отвернулась от окна, осматривая комнату. Люк оставил свою бритву на одной из полок, но после эскапады с ножом вряд ли он даст ей возможность воспользоваться любым оружием. Кроме того, она начинала сомневаться в том, что вообще способна на убийство.
   «Это будет на моей совести», – убеждала она себя, на секунду задумавшись о том, почему, собственно, так считает. Но эта мысль упорно сидела в голове, и ничего нельзя было поделать. Неужели он в самом деле такой омерзительный, каким выглядит внешне?
   «Прекрасные серые глаза ничего не значат, дурочка».
   Упрекнув себя, она подумала, что с наступлением темноты Люк вернется сюда и изнасилует ее. Его заверения в должном обращении с женщиной без сознания ничего не значат, ведь сейчас она в сознании.
   Эйврил вспомнила о небольшом разговоре со своей тетушкой перед отплытием в Англию и о браке по расчету. Предполагалось, что рядом с ней не будет родственницы, способной поведать обо всех тонкостях брака с человеком, которого она не встречала прежде, поэтому замужество тетушка описала во всей его ошеломляющей неловкости, после чего Эйврил, по ее мнению, предоставили слишком много времени – три месяца плавания – на размышление.
   Ее подруга леди Перси Брук, высланная в Индию после опрометчивого бегства из-под венца, теперь вполне могла бы осознать, что замужество за нужным человеком – отнюдь не самый худший вариант. Эйврил и в голову не приходило, что все может обернуться иначе. На острове, в каменной лачуге, под принуждением какого-то разбойника, в окружении еще худших злодеев. А вот Перси без сомнений и колебаний пустила бы в ход тот нож.
   Спускались сумерки. Скоро он будет здесь, а у нее нет никакого плана действий. Бороться или не бороться? Он мог легко сломить ее сопротивление, она понимала это. Благодаря братьям она познакомилась с некоторыми приемами борьбы, эффективными для того, чтобы отвадить излишне назойливых мужчин. Однако здесь, где некуда бежать и некого звать на помощь, они бесполезны.
   Если она станет сопротивляться, возможно, он причинит ей боль даже большую, чем та, которой она опасалась. Лучше всего просто лежать трупом, не выказывая и тени страха и лишь презирая его.
   Легче сказать, чем сделать. Дверь снова отворилась, и вошел Люк в сопровождении двоих мужчин. Один принес некое подобие комплекта одежды, другой, нагруженный несколькими блюдами с едой, удерживая под мышкой бутылку, старался сохранять равновесие.
   Эйврил отвернулась от них и вздернула подбородок так, чтобы не видеть плотский голод в глазах вошедших. Она не единственная думала о событиях наступающего вечера.
   – Идите сюда и поешьте. – Люк опустил ключ от двери в карман, когда его провожатые ушли. – Я нашел для вас одежду. Она вам, конечно, великовата, но зато чистая.
   Он смотрел, как она подходит к столу в своей импровизированной юбке.
   – Я разведу огонь, вы дрожите.
   – Мне нисколько не холодно. – На самом же деле она продрогла, но не хотела допустить, чтобы все это превратилось в пародию на уютную семейную жизнь с потрескиванием огня в камине, столом с ужином, вином и свечами.
   – А то я не вижу. Вам холодно, вы испуганы, и не пытайтесь лгать. – Он сказал это без тени сочувствия и сострадания в голосе. Возможно, знал, что добрые слова спровоцируют слезы, и не допускал этого. Он зажег свечу, затем, опустившись на колено, быстрыми точными движениями принялся разводить огонь.
   Кто же он такой? Его произношение безупречно, руки, хотя и мозолистые, покрытые шрамами, чистые, более того, тщательно острижены ногти. Полчаса работы парикмахера, вечерний костюм – и все, он затеряется в любом светском обществе.
   Хотя нет, там он привлечет взгляды женщин. Ее раздражало то, что она нашла его физически привлекательным, даже зная, как он намерен с ней поступить. Это было и унизительно, и непонятно. Она не находила оправданий этому. Надо же такому случиться – прельститься классически красивым мужским лицом и мужскими чарами. Ее ощущения были сродни женскому вожделению. «А вожделение – это грех», – сказала она себе.
   – Ешьте. – Огонь вспыхнул, тени замелькали в углах, и в комнате тотчас стало теплее, интимнее. Именно этого она и опасалась. Люк налил вина и подвинул ей кубок. – И пейте. Сразу станет проще.
   – Кому? – спросила Эйврил, и угол ее рта дернулся, что можно было принять за полуулыбку.
   Однако она выпила и почувствовала разливающееся тепло, коварным образом расслабляющее ее. Внутренний голос подсказывал ей, что он того и добивался.
   – Но кто вы? Что здесь делаете?
   – Пишем дурные стихи, собираем на берегах всякую всячину. – Он пожал плечами и отрезал кусок сыра.
   – Не пытайтесь играть со мной, – жестко сказала она. – Вы мародеры? Контрабандисты?
   – Ни то, ни другое. – Взглянув на отрезанный кусок сыра, он нахмурился, но тем не менее съел его.
   – Когда-то вы были военными моряками, не так ли? – внезапно догадалась она. – Вы дезертиры?
   – Да, мы служили в военном флоте, – согласился он, отрезая для нее кусок хлеба, так непринужденно, будто они обсуждали погоду. – Однако, если мы вернемся на флот, большинство из нас, осмелюсь заметить, повесят.
   Эйврил заставила себя есть, пытаясь осмыслить услышанное. Следовательно, они дезертиры. Пока размышляла, она успела осушить полный кубок вина, прежде чем поняла, что сделала это. Возможно, выпитое поможет ей смириться с тем неизбежным, что скоро должно произойти… Она задвинула все размышления в дальний угол сознания и принялась за еду. Ей нужны силы если не для сопротивления, то, по крайней мере, для того, чтобы вытерпеть все.
   Люк тем временем ел так спокойно, словно его вовсе не заботило ничто в мире.
   – Вы бежите к французам? – спросила она, когда сыр и холодная вареная грудинка были съедены.
   – Французы убьют нас с той же охотой, что и англичане, – сказал он, тонко улыбнувшись шутке, которую она не смогла понять.
   Наконец ужин был окончен. Люк отодвинул свой стул и сел на него, вытянув ноги, устроившись перед огнем с миролюбием большого кота. Эйврил взглянула на стол с пустыми блюдами, хлебными корками и крошками.
   – Вы ожидаете, что я стану не только вашей наложницей, но и горничной?
   Реакция последовала молниеносно. Человек, только сейчас выглядевший таким расслабленным, вскочил и прижал ее к себе, схватив за запястье. Его глаза стали цвета темного железа и опалили взглядом ее лицо. Лед в них растаял, уступив место гневу, заставившему ее вздрогнуть.
   – Слушайте меня и думайте при этом, – сказал он неожиданно мягким голосом. – Там, за стенами дома, волчья стая, иначе говоря, люди с волчьей совестью и совсем немилосердные. Я командую ими не потому, что они поклялись мне или мы верим в одно и то же, а потому, что сейчас они боятся меня больше, чем кого-либо другого. Если я проявлю слабость – в чем угодно, – они сотрут меня в порошок. Как бы хорошо я ни дрался, мне не одолеть двенадцать человек. А вы подобны зажженной спичке в пороховом погребе. Они хотят, чтобы вы достались им, при этом не имеют ничего против общего пользования женщиной, поэтому мгновенно станут бандой. Если они будут думать, что вы – моя женщина и я готов убить за любое посягательство, то задумаются, стоит ли рисковать жизнью ради сомнительного «хорошего». Они знают, что я убью по крайней мере половину из них, прежде чем они доберутся до вас.
   Он выпустил ее руку, и Эйврил, отступив, наткнулась на стол. Сердце ее колотилось в первобытном страхе перед мужской силой.
   – Как они узнают, ваша ли я женщина… – Она осеклась.
   – Вы поистине юны и невинны, – улыбнулся он. – Что, по-вашему, они думают, я делаю здесь каждый раз, когда прихожу? Всё они узнают, как узнали бы волки. Поэтому вы по-прежнему будете спать со мной в одной кровати и выйдете отсюда с моим запахом на теле. Или вы желаете ускорить события, выйдя отсюда прямо сейчас, чтобы нас обоих убили?
   – Я выбираю жизнь, – произнесла Эйврил и сжала пальцами край стола, чтобы почувствовать себя увереннее. – И не сомневаюсь, что вы – меньшее из двух зол. – Она с гордостью заметила, что высоко держит подбородок, хотя голос слегка дрожит. – Несомненно, угроза смерти – преувеличение. Вы собираетесь выпустить меня отсюда завтра?
   – Они должны к вам привыкнуть. Здесь, за закрытой дверью, вы – загадка, которую не терпится разгадать. Одетая как мальчишка, занятая работой, вы будете привлекать их намного меньше.
   – Но почему бы вам просто не отпустить меня? Почему не подать сигнал поисковым лодкам и не сказать, что нашли меня на берегу?
   – Потому что вы видели мою команду. И знаете слишком много. – Сказав это, он потянулся за открытым складным ножом, лежавшим на столе. Эйврил наблюдала, как скрывается тяжелое лезвие в рукоятке.
   – Я могу обещать вам, что не пророню ни слова, – наконец произнесла она.
   – Да? Вы закроете глаза на то, кто мы, только ради собственной безопасности?
   – Я… – Она не могла так поступить и знала, что он прочел это по ее лицу.
   – Так я и думал. – Люк сунул нож в карман и отошел от стола. – Я вернусь через полчаса, будьте в постели.